Текст книги "Марковцы в боях и походах. 1918–1919 гг."

Формирование первых добровольческих частей

Сводно-офицерская рота, сформированная 4 ноября, к 15 ноября значительно пополнившаяся новыми добровольцами, уже заполнила весь лазарет на Барочной. Тогда все юнкера, кадеты и учащаяся молодежь были выделены из роты, переведены в лазарет № 23 на Грушевской ул., создав новую воинскую часть – юнкерскую роту.

В обеих ротах – офицерской и юнкерской было приблизительно по 150 человек. Командовать первой назначен штабс-капитан Некрашевич, юнкерской – штабс-капитан Парфенов. В юнкерской роте 1-й взвод был из юнкеров пехотных училищ (главным образом Павловского), 2-й – из юнкеров артиллерийских училищ, 3-й – из юнкеров и кадет морских училищ и 4-й – из кадет и учащейся молодежи. В таком составе юнкерская рота просуществовала лишь четыре дня. 19 ноября, ввиду прибытия до 100 человек юнкеров-артиллеристов, 2-й ее взвод был выделен и вместе с пополнением образовал особую часть – Сводную Михайловско-Константиновскую батарею, получившую такое название по артиллерийским училищам, давшим добровольцев. Батарея скоро достигла численности до 250 человек (60 юнкеров михайловцев, остальные – константиновцы). Командовать ею назначен капитан Шаколи, курсовой офицер Михайловского артиллерийского училища, единственный курсовой офицер из обоих училищ, последовавший со своими юнкерами и подтвердивший свою запись в Алексеевскую организацию делом. Батарея разместилась в здании Платовской гимназии.

Юнкерская рота, несмотря на выделение артиллеристов, тоже пополнялась добровольцами. Через несколько дней она снова имела 150 человек и развернулась в Юнкерский батальон 3-ротного состава: две роты были юнкерскими, а третья называлась «кадетская» и состояла из кадет и учащейся молодежи.

Таким образом, во второй половине ноября в добровольческой организации были следующие части:

1. Сводно-офицерская рота, имевшая уже до 200 человек.

2. Юнкерский батальон – свыше 150 человек.

3. Сводная Михайловско-Константиновская батарея численностью до 250 человек.

Все они, впоследствии организационно слившись, образовали Офицерскую генерала Маркова дивизию.

Формировалась еще и четвертая часть – георгиевская рота, бывшая в то время в составе 50–60 человек, кадры которой дали офицеры и солдаты Георгиевского полка, бывшего при Ставке Верховного главнокомандующего на фронте Великой войны. Эта рота позднее была влита в Корниловский полк.

* * *

Всего лишь треть числа первых добровольцев составляли офицеры. Солдат-добровольцев были одиночки. Но можно ли их упрекнуть, когда зов генерала Алексеева был прежде всего обращен к офицерам, и уж офицерское дело было обратиться с побуждением к своему младшему по службе бойцу.

Много, до 50 %, в организации было юнкеров. Присяга и долг горели ярким пламенем в их сердцах. Честь им – молодым бойцам!

Совсем юная молодежь, в кадетской форме или в форме учащихся светских и духовных школ, составила 10 %. Она еще не приносила присяги служения родине, но ее молодые сердца несли в себе чистую, горячую, беззаветную любовь к родине, откликнувшись немедленно, без колебаний не на прямой, обращенный к ней зов, а косвенно узнав о нем, обращенном к офицерам.

Слава этой доблестной русской молодежи!

* * *

Для формирования крепких боевых частей в Алексеевской организации были все главные и основные данные: идея, цель, полное признание вождя, абсолютная решимость на борьбу, сознание силы дисциплины и порядка. Авторитет назначенных начальников стоял высоко, и они не только поддерживали свой авторитет, но всеми мерами подымали его. Боевая подготовка необходима была только для части учащейся молодежи. В некоторой степени она нужна была и для юнкеров, особенно артиллеристов, т. к. за отсутствием орудий им предстояло иметь дело лишь с винтовкой и с пулеметом в пехотном строю. Пехотные офицеры были назначены инструкторами в батарею.

Но явная слабость добровольческой организации – в отсутствии достаточного количества винтовок: было 100 винтовок на 600 человек. Пулеметов вообще не было. Все просьбы генерала Алексеева о выдаче хотя бы винтовок и патронов не давали результатов. Атаман Каледин был бессилен помочь, т. к. все оружие, бывшее в донских складах, находилось в ведении комитетов, которые решительно отказывались его выдать.

Уже подходил к концу данный для добровольческой организации двухнедельный срок ее пребывания на Дону. Но куда она, безоружная, могла уйти? Генерал Алексеев не хотел уходить, предвидя, что его организация понадобится Дону. Атаман Каледин всячески оттягивал конечный срок, как-то убеждая донских руководителей повременить с принятием окончательного решения.

Тем временем у помещений добровольческий частей стояли безоружные дневальные, а в помещениях скрыто велась боевая подготовка.

Первые боевые выступления

Сведения разведки говорили определенно, что большевики подготовляют восстание в городах Донской области, используя для этого рабочее население и распропагандированные ими запасные полки тысячного состава, имеющие большое количество оружия и патронов. Восстание двух запасных полков, расположенных в пригороде Хотунок под Новочеркасском, в случае удачи могло быть печальным для добровольческой организации, а удача была вполне вероятна, т. к. у атамана Каледина были надежными частями только военное училище и его конвой.

Генерал Алексеев предложил атаману разоружить запасные полки. Атаман согласился. Для проведения этой операции были назначены: сотня Новочеркасского военное училища, Юнкерский батальон и взвод юнкерской батареи. Для добровольческих частей было выдано незначительное количество винтовок и патронов.

22 ноября без единого выстрела запасные полки были разоружены. Взятым оружием был восполнен недостаток в частях… с разрешения донских властей. Появился небольшой запас патронов и даже ручные гранаты. После этой операции в первый раз по улицам Новочеркасска стройно проходили вооруженные части добровольцев.

Разведка, однако, донесла, что в ночь на 26 ноября во всех городах Дона назначено восстание большевиков. С наступлением этой ночи генерал Алексеев, по сговору с атаманом, сосредоточил все свои части у расположения сводно-офицерской роты. Ночь в Новочеркасске прошла совершенно спокойно, и части вернулись в свои помещения, но там они узнали: Ростов захвачен восставшими, где донской пластунский батальон не оказал никакого сопротивления восставшим, поддержанным приплывшими на яхте «Колхида» и других судах матросами.

26 ноября. Положение для Дона создалось критическое. Это поняла донская демократия, увидевшая, что спасение положения возможно только с помощью добровольцев. Теперь атаман Каледин мог с легким сердцем, не опасаясь возражений и упреков, обратиться за помощью к генералу Алексееву.

– Все, что у меня есть, рад отдать для общего дела, – ответил генерал Алексеев и приказал частям своей маленькой армии быть готовыми к походу. Днем к Ростову уехали донские части: пластунский батальон и сотня военного училища с приданной им георгиевской ротой добровольцев, А ночью туда тронулся отряд полковника Хованского: офицерская рота и Юнкерский батальон.

27 ноября. Отряд полковника Хованского, едва светало, под ружейным огнем красных высаживался из вагонов на ст. Нахичевань. В распоряжение полковника Хованского поступил пластунский батальон. Немедленно части стали разворачиваться в боевой порядок для наступления: в центре вдоль железной дороги – офицерская рота, правее ее, в направлении на предместье города – Темерник – пластунский батальон, левее – юнкерский, причем его кадетская рота на самом левом фланге. Развернувшись, немедленно же перешли в наступление под сильным огнем красных.

Но в то время, когда офицерская рота и правый фланг Юнкерского батальона уже ворвались на окраину города, пластуны, заняв без боя Питомник, остановились. Остановилась и кадетская рота, встретив сопротивление красных из-за каменной стены казарм. Должно ожидать контратаки на фланги отряда, и полковник Хованский отдает приказание центру остановить наступление. Он приказывает от офицерской роты выслать взвод для оказания моральной поддержки пластунам. Взвод подошел к пластунам в то время, когда те завели переговоры с вышедшими им навстречу из Темерника парламентерами. Офицеры захватили парламентеров и расстреляли. Это послужило сигналом для красных к переходу их в контрнаступление из Темерника. Перешли они в наступление и на левом фланге, против кадетской роты. Пластуны быстро отходили, не оказывая сопротивления. Кадетская рота отходила в порядке, оказывая упорное сопротивление.

Резервов нет, и полковник Хованский приказывает центру отходить. В офицерской роте из-за того, что ей пришлось часы вести перестрелку с красными, патроны на исходе. Роте грозит обход справа. Командир роты, штабс-капитан Некрашевич, видя эту опасность, оставляет один взвод сдерживать наступление красных, приказав передать ему часть патронов из других взводов, а тремя взводами атакует красных вправо. Красных масса. Их обход глубок. Взводы сминают ударом во фланг ближайшие их цепи, но вынуждены отходить.

Наступает вечер. Отходящий вдоль железной дороги взвод подходит к ст. Нахичевань, но на нее уже ворвались красные. Стоявшие на железнодорожных линиях составы и сумерки спасают лишь часть взвода…

Отряд отошел к ст. Кизитеринка. Его потери доходили до четверти его состава – до 80 человек. Около 20 офицеров погибло у прикрывавшего отход взвода. Бой оказался неудачным, но он не сломил духа добровольцев. Они видели огромное превосходство в численности врага и свое, охватываемое им с флангов, положение. Но видели они и другое: несмотря ни на что, они, соблюдая порядок, оказывая сопротивление, не дали врагу разбить себя. Даже кадетская молодежь, возбужденная первым для них боем, почувствовала силу духа, порядка и дисциплины. Офицеры не без оснований говорили о недостатках руководства и неучете способностей пластунского батальона.

28 ноября. Юнкерский батальон и пластуны на позиции у ст. Кизитеринка и станицы Александровской. Офицерская рота в резерве. Красные остановились на расстоянии дальнего ружейного выстрела.

Утром из Новочеркасска, получив пулеметы, выехала в отряд Михайловско-Константиновская батарея с сотней казаков и донским артиллерийским взводом, причем машинистами на паравозе были юнкера, знакомые с техникой управления, т. к. машинисты сбежали. Батарея сразу же сменила на позиции Юнкерский батальон. В Новочеркасск вернулась Офицерская рота, оставив при отряде один взвод.

У юнкеров-артиллеристов возникла мысль: раз есть свои машинисты, то почему бы не сформировать «блиндированный» шпалами и вооруженный пулеметами поезд? Сказано – сделано. Появился «блиндированный» поезд, полностью обслуживаемый юнкерами.

Во второй половине дня красные пытались наступать, но были отбиты, причем в этом деле принял участие и Юнкерский батальон, подошедший из резерва на помощь начавшим было отходить пластунам.

29 ноября. Красные атаковали снова и с большой решимостью. Их атака поддерживалась артиллерийским огнем с судов на р. Дон. Но у обороняющихся было два орудия и «блиндированный» поезд. Бой был затяжной. Противник отброшен. Поразительно храбро держала себя юнкерская молодежь батальона и батареи. Батарея понесла первые потери – убитыми и ранеными 34 юнкера.

30 ноября. В отряд прибыл еще взвод донских орудий. Ввиду ненадежности казаков обслуживать их были назначены юнкера-артиллеристы. Откуда-то появились и два бомбомета. Юнкера-артиллеристы сейчас же сформировали бомбометную команду и, заняв позицию на левом фланге отряда, пристреляли из бомбометов середину течения р. Дона для обстрела могущих снова появиться красных судов.

День прошел в перестрелке. Юнкера рвались в атаку, но их сдерживали.

В этот день в расположение отряда прибыл поездом генерал Каледин. У его вагона стали почетные часовые от Михайловско-Константиновской батареи. Атаман лично вступил в руководство операцией по взятию Ростова, атака которого назначена на следующий день и которая будет вестись как со стороны Новочеркасска, так и со стороны Таганрога, где возвращающиеся с фронта Великой войны донские части решили очистить себе путь через Ростов.

1 декабря. После нескольких орудийных очередей отряд перешел в наступление. Впереди «блиндированный» поезд. Красные, оказав слабое сопротивление, бежали в Ростов, где и рассеялись. Матросы уплыли на своих судах. Ростов взят.

Юнкерский батальон со взводом офицерский роты остановились в районе вокзала и через день выехали в Новочеркасск. Юнкерская батарея стояла до 6 декабря в центре города. Ее радостно приветствовали жители, которые, между прочим, поднесли ей подарок – 10 000 руб. 6 декабря она вернулась в Новочеркасск. В Ростове остались донские части.

Первые бои, растянувшиеся на 5 дней и ведомые частями – будущими марковцами, вырвали из их слабых рядов около 150 человек. Синодик потерь со смертельным исходом насчитывает до 40 человек.

Слава и вечная память первым павшим!

Декабрь 1917 года

С момента подавления восстания в Ростове пребывание воинских частей добровольцев на Дону стало не только открытым, но и признанным местной властью. Однако это признание было ограничено одним существенным условием: быть силой для защиты Дона и только. Поэтому добровольческие части находились в зависимости от донских властей.

В силу этого же генерал Алексеев, оставаясь негласным руководителем этих частей, вынужден был продолжать жить в Новочеркасске, соблюдая возможную тайну. В силу этого же прибывшие на Дон быховские узники вынуждены были жить вне территории Дона в полной конспирации.

6 декабря в Новочеркасск приехал генерал Корнилов, но и его приезд хранился в полной тайне. Отдохнув несколько дней, он вступил в негласное командование формирующимися добровольческими частями, каковую работу ему передал генерал Алексеев. Генерал Корнилов вызвал в Новочеркасск генералов и назначил генерала Деникина начальником уже сформированных частей, а генерала Маркова – начальником штаба последнего; генерала Лукомского – начальником своего штаба, вскоре передавшего эту должность генералу Романовскому, т. к. он был отправлен в секретную командировку в Москву. Генерал Эрдели был послан в Екатеринодар содействовать формированию воинских частей там.

* * *

Когда добровольческие части вернулись из Ростова в Новочеркасск, их там ожидало пополнение. Ввиду этого было произведено переформирование частей и формирование новых.

1. Сводно-офицерская рота развернулась в четыре роты под № 2, 3, 4 и 5, численностью каждая около 60 человек (под № 1 была георгиевская рота). Роты не были сведены в батальон, оставались самостоятельными частями, т. к. в дальнейшем каждую из них предполагалось развернуть в батальон. Особенностью 3-й роты было то, что в ней были собраны чины гвардейских частей, почему она в обиходе называлась гвардейской.

2. Была сформирована морская рота, включившая всех моряков численностью около 50 человек.

3. Юнкерский батальон, ввиду того, что он понес потери в минувших боях и из него ушли юнкера-моряки, был сведен в двухротный состав с юнкерской и кадетской ротами. Его численность до 120 человек.

4. Прибывшие добровольцы-артиллеристы назначались на формирование 2-й и 3-й батарей. 1-я Юнкерская Михайловско-Константиновская батарея оставалась в прежнем составе. Батареи сведены в дивизион.

В эти дни атаман Каледин окончательно избавил Новочеркасск от опасности, которую представляли хотя и обезоруженные, но распропагандированные большевиками запасные полки: остававшиеся в них люди были посажены в железнодорожные составы и отправлены на север. В этой операции вместе с донскими частями принимал участие и Юнкерский батальон.

Через несколько дней после этого 2-я, 3-я и морская роты, 2-я и 3-я батареи, а затем и Юнкерский батальон были перевезены в Ростов, как для усиления его гарнизона, так и для пополнения там добровольцами.

В Новочеркасске остались: две офицерские и георгиевская роты, Юнкерская батарея и начавшийся собираться по приказанию своего командира подполковника Нежинцева Корниловский ударный полк.

Регистрация добровольцев

Несмотря на усилившийся контроль на железных дорогах, добровольцы продолжали просачиваться в Новочеркасск. Поручик Бенедиктов так записал свое прибытие:

«Вечером, 5 декабря, я вышел из поезда на ст. Новочеркасск. По рассказам и слухам я представлял себе Новочеркасск вооруженным и переполненным юнкерами и офицерами лагерем. Я думал, что большинство чинов Союза офицеров армии и флота пробрались уже в Новочеркасск. На вокзале действительно было много юнкеров и кадет.

После явки у коменданта станции мне и другим прибывшим дали провожатого. Был хороший морозный, зимний вечер. По колено в снегу мы подымались от вокзала на гору. Провинциальная тишина, от которой уже отвыкли наши уши. Триумфальная арка; направо огромный собор; Платовский бульвар с одиночными, мирно воркующими парочками. Давно забытая обстановка мирного времени. Не думали, вероятно, барышни, что их кавалеры через несколько дней переменят свои ученические шинели на чернецовские овчинные полушубки. На улицах была совершенно мирная обстановка, не соответствующая тому, что мы ожидали видеть.

Но вот мы пришли на Барочную, № 36. Там мы сразу же увидели то, что соответствовало нашему представлению о добровольческом лагере. В дверях нас встретил довольно строгий часовой с Георгиевским крестом на шинели – доброволец Александров, как потом оказалось. В вестибюле вывешены объявления с условиями принятия в Добровольческую организацию: 4 месяца службы; казарменное общее помещение; общее питание и жалованье – 200 руб. офицерам, рядовым соответственно меньше.

Представление дежурному офицеру; предъявление документов, у кого они были; краткий допрос и… любезное приглашение пользоваться тем, что есть, до утра. Кружка чая и кусок хлеба в столовой, где на столах уже расположились прежде прибывшие.

После нескольких суток сидячей, стоячей, ходячей жизни, среди кошмара, через который пришлось переехать – наслаждением было растянуться на столе в спокойном сознании, что я – у себя дома.

Холодновато было утром вставать по раздавшейся команде, но хорошо, бодро чувствовалось. Воинский дух, дисциплина, сознание чувства долга, готовность ко всему…

Утром начался прием в Бюро записи в организацию. Довольно пространная анкета; среди вопросов были такие: в каком состоянии находился фронт к моменту вашего его оставления? и – цель приезда в Новочеркасск? На последний вопрос все давали один ответ: „для активной борьбы с большевиками“.

Мой явочный номер был – 1801. Меня поразила малочисленность нашей организации. Затем вновь прибывшие получили назначение: 5-я особая офицерская рота, – Грушевская, 23.

Перед отправкой на Грушевскую мне предложили побыть некоторое время при входе для дачи объяснений вновь прибывающим. Я уже видел, что движение имеет хороших руководителей, повинующихся долгу и чести. Я убедился воочию, что налаживается дело надежными и чистыми руками.

Затем все записавшиеся явились в роту, представились ее командиру, капитану Некрашевичу, его помощнику капитану Наинскому, фельдфебелю роты штабс-капитану Козыра; своим взводным командирам. От „протирки“, бравого портупей-юнкера Козлова, принимавшего участие в защите Зимнего дворца, получили винтовки и по 5 патронов.

У нас в роте большей частью были фронтовые офицеры; но немало было людей, случайно оказавшихся военными».

Первый Офицерский батальон

13 декабря генерал Алексеев произвел смотр 5-й роте, переименованной в 1-ю. Обойдя строй роты, генерал Алексеев собрал вокруг себя офицеров и обратился к ним с речью. Он говорил о том, что в охватившем Россию мраке мы являемся той светлой искрой, которая, постепенно разгораясь, осветит наконец всю Россию. Он говорил о невозможности рассчитывать на какую бы то ни было поддержку со стороны и о необходимости полагаться только на свои силы. Он указал на то, что собравшиеся здесь офицеры – это кадры возрождаемой русской армии и требовал напряжения, дабы быть на высоте положения. Далее генерал Алексеев обратил внимание на необходимость соблюдения добрых взаимоотношений с казаками, т. к. «мы пользуемся их гостеприимством».

15 декабря 1-я рота развернулась в 1-й Офицерский батальон, численностью в 200 человек. Взводы стали ротами. Командиром батальона был назначен полковник Борисов, командирами рот: штабс-капитан Некрашевич, штабс-капитан Добронравов, штабс-капитан Пейкер и поручик Кром. Едва половина батальона была вооружена винтовками с 2–3 обоймами патронов на каждую. Стали выделяться кадры различных команд.

* * *

Возникшая мысль – закрепить единство первых добровольцев, идущих к одной цели, одним путем, в общих рядах, установлением формы одежды для нового формирования распоряжением полковника Борисова была осуществлена.

Комиссия в составе командиров рот и адъютанта батальона, поручика Полухина, приступив к порученной ей работе, исходила из следующего соображения: сформированный батальон не является окончательной боевой организацией, а лишь основным кадром будущих формирований. Создаваемые части должны быть проникнуты той же жертвенностью и готовностью к борьбе за родину, которые объединили чинов 1-го Офицерского батальона и на которой должна быть построена будущая русская армия.

Такая постановка вопроса сразу исключала поиски в сторону создания красочно-эффектной формы. В основу ее были взяты два слова: «Смерть и Воскресение». Основным цветом стал черный, цвет – «Смерти за родину». Белый цвет – «Воскресения родины», ради которого и для которого создаются новые части.

Зарождение батальона на казачьей земле знаменовалось черной барашковой папахой (гвардейского образца) с белым, плоским верхом, перекрещенным черным шнурком. Обычная офицерская шашка заменена казачьей; черный башлык с белой кистью и белым шейным шнурком. Походно-служебная форма состояла из фуражки с белым верхом, с черным кантом и черным околышем; черной гимнастерки с белым кантом по нижнему шву воротника и черных бриджей с белым кантом; шинель с черными петлицами, обрамленными белыми кантами; черные погоны, обрамленные белыми кантами и белыми просветами. Для офицерских чинов околыш фуражки, погоны и петлицы из черного бархата, для рядовых – из черного сукна (отсюда пошло название, данное впоследствии красными: «чернопогонники»).

Этот проект предусматривал и парадную форму, в которой преобладал белый цвет.

Полковник Борисов одобрил проект и представил его на утверждение генералу Деникину, который утвердил и подписал его. На будущую замену цветов, предусмотренную проектом, генерал Деникин заметил: «Это дело далекого будущего».

Утверждение формы одежды, однако, не послужило толчком к обмундированию чинов батальона, т. к. отсутствовали хозяйственные суммы и личные средства у его чинов.

* * *

17 декабря 1-й Офицерский батальон в первый раз посетил генерал Деникин, которого многие офицеры хорошо знали в лицо, знали о славных боевых делах его 4-й Железной стрелковой дивизии и почти все слышали о нем по его смелой речи на офицерском съезде в Ставке. Сняв при входе черное пальто с черным барашковым воротником и треух с головы, генерал, одетый в полевую форму, с двумя Георгиями, обошел строй рот, пожимая руку каждому. Затем он попросил чинов батальона окружить его и, сказав всего несколько фраз о деле, ради которого все собрались в Новочеркасске, повел беседу по вопросам хозяйственного обихода и только в конце недолгой беседы генерал Деникин сообщил: генерал Корнилов в Новочеркасске, о чем, однако, не следует говорить.

С генералом Деникиным пришел и при обходе рот следовал за ним некто в обветшалом пиджаке, явно не по росту, в обшарпанных и украшенных длинной бахромой брюках. Неизвестный не носил ни усов, ни бороды, но, видимо, не брился уже с неделю. На него невозможно было не обратить внимание не только за его вид, но и свободную манеру держаться, пытливость, живость. Добровольцы решили: он, вероятно, адъютант генерала Деникина. Личность неизвестного сильно заинтриговала всех. Представился удобный момент, когда генерал Деникин из одной комнаты, поздоровавшись с частью батальона, переходил и другую, неизвестный подошел к кроватям и стал заглядывать под одеяла.

– А вот у меня так и подушки нет. Налегке приехал! – весело заметил он. И тут один офицер, ответив на заданный ему вопрос предполагаемым адъютантом, спросил его:

– Простите! А ваш чин?

– А как вы думаете? – прямо был поставлен вопрос.

– Поручик?

– Давненько был. Уже и забыл…

Такой ответ заставил офицеров прибавить сразу два чина:

– Капитан?

– Бывал и капитаном, – засмеялся он.

– Полковник? – спросили его, уже начиная подозревать что-то неладное.

– Был и полковником!

– Генерал? – и даже зажмурились: уж вид-то больно не подходящий.

– А разве вы не помните, кто был в Быхове с генералом Корниловым?

– Генерала Марков?

– Я и есть!

Попрощавшись с батальоном, генерал Деникин начал одеваться.

– Одевайся, одевайся, буржуй! – смеясь, сказал генерал Марков, натягивая на себя заношенное серое пальтишко, рукава которого оканчивались где-то посередине между локтем и кистью руки, а воротник украшался имитацией барашка с вытертыми лысинами.

Встреча добровольцев с генералом Деникиным произвела на них большое и радостное впечатление. Они почувствовали в нем не просто генерала, боевого и славного, но генерала-добровольца одного с ними духа и одних стремлений. Они увидели в нем первого авторитетного генерала, который прибыл вести дело с генералом Алексеевым, до сего времени остававшимся единствененым, кто вел самостоятельно всю сложную работу по формированию добровольческой организации.

Новость о приезде генерала Корнилова произвела огромное впечатление и вызвала исключительный подъем настроения и надежд. Формирование воинских частей, разворачивание в будущем организации в армию и водительство этой армией добровольцы стали возлагать на долю генерала Корнилова. Всю огромную остальную работу – на долю генерала Алексеева. Два имени для них стали нераздельны. В ближайшие дни они узнали об осуществлении их мыслей. Узнали они также, что генерал Деникин является негласным помощником и заместителем генерала Корнилова.

Восторженные разговоры велись о генерале Маркове, которого сразу же все причислили к главным начальникам добровольческой организаии.

* * *

Генерал Марков неоднократно посещал юнкерскую батарею. В первый раз часовой не хотел пустить в помещение плохо одетого штатского, хотя входившего с штаб-офицером, пока штатский не заявил: «Я генерал-лейтенант Марков».

– Мне особенно приятно видеть вас здесь, – сказал генерал Марков, – юнкеров двух артиллерийских училищ, честью которых я всегда дорожил. Константиновское училище я окончил, а в Михайловском преподавал.

Однажды генерал Марков прочел юнкерам лекцию о патриотизме. Ясный ум, всесторонняя образованность, обширные специальные познания в военном искусстве рисовали его устами картины честного исполнения долга перед Родиной. Он передавал заветы великих людей и рыцарских орденов о беспредельной, бескорыстной любви к ней и приводил примеры, где лучшие люди во имя спасения Отечества приносили в жертву свою жизнь.

«Легко быть честным и смелым, но лучше смерть, чем прозябание в униженной и жалкой стране», – сказал он, закончив свою лекцию. Позор страны, по мнению генерала Маркова, должен смыться кровью лучших ее граждан.

– Верьте, Россия снова будет великой, единой и могучей!

С именем генерала Маркова по его приезде в Новочеркасск была тесно связана вся последующая жизнь юнкерской батареи (из истории Марковской артиллерийской бригады).