Текст книги "Монах Андрей. Жизнеописание. Воспоминания духовных чад. Молитвы и советы"

Третий год Василий Петрович преподавал в институте, на кафедре анатомии и физиологии, когда произошла в его жизни судьбоносная встреча. Он выбрал себе невесту – будущую супругу, Тамилу. На курсе, где девушка училась, он преподавал анатомию и физиологию человека и животных. Ей запомнилось занятие по анатомии и сложная тема: «шейный отдел позвоночника», по которой она впервые ему отвечала. Педагог принес в аудиторию муляж – не муляж, а незатейливое наглядное пособие: семь позвонков, нанизанных на веревочку, и стал называть «отростки и отверстия» по латыни. Назвав ряд латинских терминов, которые нужно было запомнить, он почему-то именно Тамилу попросил их повторить. Ей многое удалось перечислить, поскольку до поступления в пединститут она готовилась и держала экзамены в медицинский вуз. Таким был первый диалог учителя и ученицы – без тени романтики. Но недолго оставалось им идти разными путями ко дню и часу, когда Господь благословил их союз – «союз прекрасный, на жизнь, на вечность договор».

Тамила родилась на Украине в селе Анновка Петровского района Кировоградской области, крещена во младенчестве с именем Таисия. Девочке было пять лет, когда в застенках гестапо погиб ее отец. Образ отца всегда всплывал в ее памяти с отдельными яркими картинами детства.

Тамила, студентка 2-го курса Криворожского пединститута. 1957 г. Такой она была, когда познакомилась с Василием Петровичем

Моряк Черноморского флота Сергей Евтихиевич Лещина, отец Тамилы

Матушка Феофила рассказывает: «Семья, в которой я выросла, была сама любовь, может быть, потому, что состояла из одних женщин: бабушки, мамы и нас, двух сестер. Мы свято хранили память об отце и безмерно дорожили друг другом. До сих пор помню, как радостно мы с Риммой встречали маму с работы: обнимем, подхватим ее под руки и идем рядом, поем. Наше «поющее шествие» было слышно издалека, и многие знакомые встречали нас с улыбкой: «Кто же это так поет? Это же Ольга Петровна со своими девочками». Ни о каких пороках, грехах, несправедливостях, которые так отравляют взаимоотношения в иных семьях, я тогда не ведала и не предполагала – все это проходило мимо, не касаясь нас – мы жили как в Раю. Когда я уже окончила школу, у нас с младшей сестрой Риммой появился отчим. Еще не старый годами, бывший фронтовик, он с самыми благородными намерениями вошел в нашу семью, но сначала попросил у нас с сестрой руки нашей мамы. К сожалению, жизнь Григория Яковлевича Чуркина была недолгой. Инвалид войны, он умер в 52 года. Мы с мамой похоронили «папу Гришу». Деликатный, верный, заботливый человек, он не нарушил теплых, доверительных отношений в нашей семье. Только в 19 лет, уже преподавая в соседнем от нас селе Александро-Марьевка, я насмотрелась, какие в учительских семьях бывают ссоры, измены, и начала бояться, что мой будущий муж тоже может меня обижать».

Школу Тамила окончила в 1954 году и хотела стать врачом, но в Львовский мединститут не прошла по конкурсу. Когда девушка вернулась в Анновку, ей предложили преподавать математику в школе – не хватало учителей. Директор школы был уверен, что их бывшая выпускница оправдает доверие. Тамиле понравилось работать учительницей. Тогда и пришло решение поступать в Криворожский педагогический институт на заочное отделение. Через полгода Тамилу Сергеевну перевели учительницей в другое село, Александро-Марьевку.

Тамила ездила на сессии и продолжала преподавать в сельской школе. И вот на втором курсе у заочников начался предмет «анатомия и физиология». Хотя матушка Феофила считает, что не она выбрала себе мужа, да и не женское это дело – выбирать первой, но почему-то отчетливо запомнила, как Василий Петрович вошел в аудиторию и даже в какой костюм был одет. В педагогическом институте в основном женская аудитория, девчат больше чем достаточно, и многим из них Василий Петрович очень нравился, несмотря на свой физический недостаток. Некоторые студентки сами предлагали ему дружбу. Но он ни за кем не ухаживал, никому не назначал свиданий, а ждал ту, которую подскажет ему сердце.

Во время летней сессии заочников Тамила в ситцевом светленьком платьице и дешевеньких истоптанных босоножках шла на занятия с большой папкой гербария, а Василий Петрович Пантюхов стоял у института и разговаривал со старостой группы заочников. Позже Василий открыл Тамиле, что именно в тот момент вдруг понял: нельзя ему допустить, чтобы она осталась посторонней в его жизни или исчезла навсегда. И, глядя на нее, он вдруг сказал собеседнику:

– Это моя жена… Точнее, она будет моей женой.

– Так что же вы… теряетесь? – переспросил студент.

– Да… А вот что! Я иду с ней в кино. Держи мелочь и купи нам два билета на ближайший сеанс.

Кинотеатр находился в нескольких шагах от института. Не прошло и пяти минут, как староста передал Тамиле билет в кино. Как будто во сне она взяла этот билет, еще не осознавая, что это первый знак внимания от преподавателя, который обычно не выказывал любезности своим студенткам.

Еще несколько раз Василий Петрович назначал Тамиле свидания, и каждый день они встречались на занятиях в институте. А когда кончилась летняя сессия заочников, он признался, что не намерен тянуть время: «Не понимаю, зачем нам так долго присматриваться друг к другу, если это судьба. Выходи за меня замуж».

Такого оборота в их отношениях Тамила совсем не ожидала, ей еще не исполнилось 20 лет, но его решимость пришлась ей по сердцу, и она понимала, что этот человек никогда в жизни ее не обидит. Она сказала: «Я согласна», – и теперь ей хотелось только переговорить с родными и получить материнское благословение на брак. А подруги-студентки сразу сказали, что отказывать Пантюхову ни в коем случае нельзя, что любая на ее месте согласилась бы выйти за него. Одна так прямо и сказала Тамиле: «Да если бы он меня только пальчиком поманил, я бы побежала за ним на край света».

Тамила сообщила родным, что намерена выйти замуж и что у Василия Петровича нет одной ноги (так она тогда думала). Каждый в семье по-своему воспринял новость. Мама сказала, что отговаривать не будет, это личное дело. Отчим поддержал ее: если нет ноги, то это не беда – была бы голова. Более настороженно отнеслась к ее выбору бабушка Елена, но после знакомства с Василием Петровичем она его очень полюбила.

Заявление в ЗАГС они подали 25 августа 1957 года. Им, как всем желающим зарегистрировать брак, положен был месяц ожидания «для проверки отношений». Но в ЗАГСе работали знакомые Василия Петровича по институту, и они предложили, что если молодые не хотят ждать месяц, то их сегодня же распишут. Жених сказал, что он не против, но решение оставил за невестой. Тамила опять оказалась перед выбором, хоть сердце уже подсказало, кто ее избранник. Месяц ожидания ничего бы не изменил. Она дала согласие. Итак, в ЗАГС они вошли с разными фамилиями, а вышли с одной – Пантюховы.

Сразу после ЗАГСа направились к старшему брату Василия Степану Петровичу и его хорошим соседям, чтобы сообщить свою новость. У брата сидели всю ночь и обошлись без ухаживаний. А утром Тамила одна уехала в пионерский лагерь, где ее уже ждали, и приступила к обязанностям пионервожатой. Так получилось, что их супружество началось только 2 сентября, после Успенского поста.

В начале сентября молодожены отметили вступление в брак семейным застольем в родном селе Тамилы. Свадьбу в Анновке справляли под баян, с новобрачными приехал в село Александр Матвиенко, тот самый баянист, с которым Василий дружил со студенческой скамьи. Привез всех в село на своем автомобиле Степан Петрович. Молодая семья разместилась без малейших удобств: в девятиметровой комнатке двухэтажного общежития для преподавателей педагогического института. Впрочем, одно удобство все-таки было – центр Кривого Рога. В таких же стесненных условиях подолгу жили люди с учеными степенями, и Пантюховы радовались: комнатка маленькая, но все равно своя, отдельное жилье.

~

Через три месяца Степан Петрович получил от «Криворожстали» большую благоустроенную квартиру, а свою однокомнатную отдал Васе. Хорошо знакомый Василию дом № 1 на улице Вокзальной был с удобствами, но без горячей воды. Во дворе стояли гаражи с вечно ремонтируемыми «Москвичом» и «Победой» и сараи, где держали коз, поросят, кроликов и кур. Здесь же находились голубятни и склады с запасом угля и дров на зиму. Летом жильцы выносили во двор свои примусы, керогазы и дружно варили варенье. Это была общая, коммунальная во всех смыслах жизнь – своя в каждом дворе, где каждый у каждого мог попросить житейского совета и помощи и где все взрослые чувствовали свою ответственность за каждого ребенка во дворе. Неподалеку от их дома находилась школа, в которой Тамила Сергеевна вела уроки ботаники и зоологии.

Виктория Пилипенко вспоминает: «Вася с Тамилой переселились в наш дом, и мы стали хорошими соседями.

Вскоре они узнали, что у нас, жильцов, есть давняя, застарелая беда: затопление подвала. Вода в нем стояла по колено. Мы не могли пользоваться кладовками. А все знают, что, особенно в те времена, без кладовок было трудновато. Вася поступил в духе времени: написал письмо в самые «верхи». К нам пришла комиссия, и вскоре все наши проблемы разрешились к всеобщему облегчению».

Василий с Тамилой четыре года прожили в старинном двухэтажном восьмиквартирном доме, сохраняя мир с соседями и приобретая новых друзей. Здесь 17 июля 1958 года у них родился сын Сережа. Молодой маме не удалось до конца воспользоваться декретным отпуском. С 15 августа, с обязательного участия в учительской конференции, возобновилась ее педагогическая работа. Нянчить маленького правнука приехала из Анновки ее бабушка Елена, с которой они пережили войну и голод. Страдая гипертонией, старушка исправно вела хозяйство, готовила пищу и так полюбила малыша, что забыла о своей болезни – Господь давал ей силы по ее безмерной любви. Бабушка научила Сереженьку чтению, так что в четыре года он уже читал газетный текст, считал и играл с бабушкой в шашки, непременно выходя победителем. По толстой книге «Моя читаночка» для него был составлен план «бабушкиной школы»: в какой день выучить наизусть то или иное стихотворение. Зимой бабушка жила в семье Пантюховых, а летом уезжала в Анновку с правнуком. По осени, когда начинался учебный год, им вчетвером становилось тесно в однокомнатной квартире, но вскоре Тамила – и это тоже была милость Божия – получила от школы двухкомнатную квартиру в районе Ново-Криворожского горно-обогатительного комбината.

Оглядываясь на путь супружества, пройденный рука об руку, матушка Феофила говорит: «Мы никогда не роптали ни на тесноту, ни на маленькую заработную плату – порой и на хлеб не хватало. Вынесли всё, всё пережили с помощью Божией. А спасительные скорби будем переживать до конца дней своих».

У молодого Василия Петровича не было склонности к унынию, он радовался жизни и мог мгновенно уместной шуткой вывести из печального состояния любого собеседника. И только близкие друзья, подолгу жившие у них на правах гостей, иногда поражались, насколько «дух бодр – плоть немощна». Преподавая в институте, общаясь со многими людьми, Василий Петрович всем дарил тепло человеческого общения, а ночью его беспокоили сильные боли – язва желудка, нажитая еще в студенческие годы.

Василий Петрович обрел свое призвание как прирожденный педагог, а в лабораторно-исследовательской работе проявил себя подлинным ученым, знатоком и большим любителем природы. С особым восторженным интересом относился к птицам и был ходячей энциклопедией по птичьему пению. Еще мальчишкой он наблюдал и изучал повадки птиц, выучился узнавать их по голосам. Своими руками делал клетки и ловил пернатых. Зимой держал их дома, слушал их голоса, а весной выпускал. То-то радости было дать пташкам волю и угадать на их языке ликующее: «Летим!» Не зря говорят, что человек, любящий пение птиц, непременно услышит голоса Ангелов Небесных.

Благодаря этому увлечению Василий Петрович познакомился с генералом Дёвкиным, еще не старым ветераном, отставником, который жил неподалеку от института. Генерал любил и разводил птиц, у него в квартире для них была отведена комната. Когда Дёвкин решил написать книгу о канарейках, он обратился за помощью в институт, где ему порекомендовали Пантюхова в качестве научного консультанта. Они сразу нашли общий язык. После работы Василий Петрович стал заходить домой к генералу, и тот ему рассказывал все о своих питомцах, у кого из них напев «дудочный», а у кого «овсяночный» и т. д.

Об этом вспоминает и протоиерей Александр Кудашев: «С каким воодушевлением Василий Петрович рассказывал, как приходил слушать канареек к генералу, который их разводил! Клетки у него, говорит, друг на друге стояли и были занавешены шторками и накидками. Накидку снимают – и они начинают петь. Василию Петровичу настолько нравилось пение кенаров, что он заслушивался и засиживался у генерала, а однажды не заметил, как за окном давно уже стемнело. И когда он пришел домой, матушка Феофила, тогда еще Тамила Сергеевна, объявила ему «выговор». Она так переживала, что не знала, что и думать. Но это, говорит, был первый и последний случай его «забывчивости».

Матушка Феофила:

«Вскоре мы тоже приобрели кенара, за которым Василий Петрович сам ухаживал. Правда, после переезда на новое место жительства встретиться с генералом больше не довелось, но мы часто вспоминали о нем и его канарейках. Помню, Дёвкин говорит Васе, что кенар – это хорошо, но есть еще более интересная птичка, варакушка, вот, мол, ее бы заиметь да послушать, да только изловить ее трудно до невозможности, так она пуглива и осторожна. А как поет! Среди знатоков птичьей музыки есть слухачи, записывающие их пение нотами. Так, в руладах соловья насчитывается пять коленцев, а у варакушки – все двенадцать!

И надо же такому случиться, что через 40 лет после знакомства с Дёвкиным мы всласть наслушались и понаблюдали варакушек, хотя обычно они невидимы для человека. Вот как это было. Мы жили уже в Зеленограде, а летом приезжали в Волоколамск, где я что-то пыталась выращивать на нашем участке. Как-то задержавшись во дворе до заката солнца, я услышала изысканно красивое птичье пение. Слушала и жалела, что мне не с кем разделить мой восторг. А вернувшись, прямо с порога обрадовала домашних, сказав, что у нас на даче поселился голосистый соловей «из романса Алябьева». Может, это и был соловей, но когда все мы переселились в Волоколамск, то произошло чудо – к нам прилетела целая стая варакушек.

Какая же это интересная птичка! Окраска оперения как у воробья, но хвостик длиннее и постоянно вздернут кверху, сама серенькая, а на грудке – манишка: на самом горлышке – синего цвета, а пониже – рыженького. А какой у нее напев, действительно трель за трелью.

Стайку варакушек мы чаще всего видели возле калитки на электрическом проводе. И вот рассядутся по местам, и начинается пение. Передать словами нежнейшее звучание невозможно, нужно хотя бы раз услышать.

Варакушки жили у нас два года подряд, а потом их почему-то не стало, не прилетали. А бывало, парят возле нас над кустом крыжовника, позволяя собой любоваться. Рукой бы их можно достать, – порхают всего-то в двух метрах. И настолько частый у них взмах крыльев, что мельканий не видно, кажется, птичка просто висит в воздухе.

Кроме птичьего пения, Василий Петрович любил поэзию Ф.И. Тютчева и И.С. Никитина. Когда у него было душевное настроение, он читал стихи вслух и великое множество их знал наизусть. Любимыми его строками у Никитина были простые, но утешительные слова:

 
И мила душе доля всякая,
И весь белый свет Раем кажется.
 

Когда мы жили уже в Подмосковье, наш папочка часто повторял строки 5-го кондака из акафиста благодарственного «Слава Богу за всё», хорошо передающие его внутреннее состояние:

 
А в душе у него тишина и свет: там Христос!
И сердце поет: Аллилуиа!»
 

Каждый год Василий и Тамила ездили в очередной отпуск в Жуковку, в Брянскую область, и тогда все братья и сестры слетались туда как на крыльях: «Вася приехал!»

«Мне почему-то доставалась кухня, я целыми днями стояла у плиты, готовила на большую семью, человек на пятнадцать, – рассказывает матушка Феофила. – Погожими вечерами муж младшей сестры Валентины, директор народного театра, его тоже звали Валентином, играл на баяне. Все выходили из дома, усаживались на крылечке и пели много и от души. Свекровь моя, Анисья Киреевна, любила такие вечера и всегда просила меня петь украинские песни: «Какая же ты хохлушка, если только по-нашенски разговариваешь?!» Ей нравилась моя мягкая, певучая украинская речь».

Галина Пантюхова, племянница Василия Петровича:

«У моей бабушки Анисьи Киреевны было семеро детей. Все они выросли и разъехались кто куда. Возле бабушки остались жить только мы с мамой. А в отпуск все семьями приезжали к ней, договорившись друг с другом, чтобы всем встретиться в Жуковке. Ночевали в двух домах (у нас с мамой уже был свой дом, но без мебели). Мама в зале укладывала на пол сено и устилала его простынями. Так устраивались на ночлег.

Проводы гостей – особое событие. До вокзала шли с песнями, играла гармонь, кто-нибудь из нас пускался в пляс. Такое было радостное чувство большой семьи, что оно запомнилось на всю жизнь. А когда мы опять оставались одни, бабушка диктовала мне письма, которые мы отправляли гостям вдогонку. Писала я под ее диктовку класса со второго. Думаю, немало улыбок вызывали эти письма у моих дядей и тетей. Конечно, я ничего не меняла из бабушкиной речи, и в письма попадали слова «надысь», «давеча» и единственное, но емкое бабушкино ругательство «пятьсот твоих мильёнов».

Пенсия у Анисьи Киреевны была небольшая – 21 рубль, но каждый месяц она получала от сына Васи еще 15 рублей. Бабушка говорила с лаской в голосе: «Это Васечка прислал». Так было до самой ее кончины в начале 80-х годов.

Когда бабушку похоронили, Василий Петрович отказался от своей доли материнского наследства. А еще раньше, когда похоронили отца, он взял к себе на жительство младшего брата Толю, еще учившегося в школе. В выпускном классе готовил его к поступлению в вуз и долгое время опекал уже как студента. Анатолий окончил тот же педагогический институт, что и Василий Петрович, стал успешным, востребованным специалистом в химической отрасли, бывал в зарубежных командировках. Сострадательное сердце и деятельный характер Василия Петровича помогли и мне, и многим родственникам и близким».

Неожиданно в Криворожском пединституте был закрыт факультет естествознания, где преподавал Василий Петрович, и ему пришла мысль искать работу на одном из промышленных предприятий. Его приняли на Ново-Криворожский горно-обогатительный комбинат.

В 1955 году в Кривбассе впервые в СССР была начата добыча железистых кварцитов (бедных руд), перерабатываемых в концентраты. За десятилетие было построено шесть Горно-обогатительных комбинатов. На строительство Ново-Криворожского горно-обогатительного комбината (НКГОК) прибыла молодежь из многих областей Украины. Торжественный пуск первой очереди ГОКа состоялся 5 ноября 1959 года. От разбивки колышков и выемки первых кубометров земли прошло всего 26 месяцев – история еще не знала таких темпов промышленного строительства.

По диплому Василий Петрович – преподаватель химии и биологии. На НКГОК его взяли на должность инженера в химическую лабораторию. Его начальником оказался некто Куделин, пожилой, угрюмый, малоприветливый человек, но знающий специалист по геологоразведке. К Василию Петровичу он отнесся с теплотой и вниманием, оценил его знания и ответственность, охотно вводил в курс дела. Но, разговаривая с другими подчиненными, особенно с теми, кто мало разбирался в специфике химических анализов, он нередко срывался на раздражительный тон. А однажды перебрал норму вежливости в отношении «партии власти». Перед какими-то выборами женщина-агитатор, составляя списки на голосование, постучала к нему в квартиру (Куделин жил один). В дверь он ее не пустил, а на просьбу дать свои паспортные данные для занесения в список избирателей нецензурно выразился. По этому поводу агитатор пожаловалась в партком, и жалоба попала «куда следует». Куделиным заинтересовались. В ходе проверки выяснилось, что с военных лет за ним тянется какая-то запутанная, темная история. Взятие его под стражу происходило на рабочем месте. В тот же день Василия Петровича вызвали в партком комбината и объявили решение: «Принимайте лабораторию».

Пантюхов был назначен начальником химической лаборатории Ново-Криворожского ГОКа в 1960 году и работал ее руководителем шесть лет. Оборудование лаборатории и ее помещение нужно было срочно привести в порядок, чем в первую очередь и занялся Василий Петрович Пантюхов. Коллектив отнесся к нему с пониманием, сразу почувствовав в нем способности руководителя, опыт организатора и человеческую надежность, сердечность, редкостную доброту.

Тамила Сергеевна к тому времени оставила преподавание в школе, так как добираться до нее было далеко и неудобно, и перешла работать в лабораторию к мужу.

Это была семейная пара, как говорят в народе, «неразлейвода». «О нас так и говорили: «Это те, которые всегда вместе». В институте вместе, на работе вместе, днем и ночью вместе, – вспоминает матушка Феофила. – Мы ходили только так: батюшка с палочкой меня держит за правую руку, я его веду. А бывали случаи, когда после болезни я не вела, а просто тянула его на себе. Всякое бывало… Иногда по ночам он совсем не спал, а так, посидел до утра, опираясь на подушку, а наутро только в заводской автобус зашел и сразу – улыбки, оживленный разговор – никто и не догадывался, что он не спал сутки».

В 1966 году на Полтавщине, на берегу Днепра, достраивался и готовился к пуску аналогичный комбинат – Полтавский ГОК. Василия Петровича пригласили туда на такую же должность – начальником химической лаборатории. Пантюховы обрадовались: место чудное, чистое, к тому же находившееся всего в 25 километрах от поселка Власовка под Светловодском, где жила и работала после окончания медицинского института Римма, младшая сестра Тамилы.