Текст книги "На берегах Голубой Лагуны. Константин Кузьминский и его Антология. Сборник исследований и материалов"

Вена,

октября 10-аго,

Хакенгассе 20-21

Сюзанна, Сюзанна, Сюзанна![127]127
  Аллюзия на хит испанской группы Pop Tops «Suzanne, Suzanne» (1972), выпущенный в составе сборного сингла в СССР в 1974 году.


[Закрыть]

Где обещанное второе письмо после письма с замечательным посланием Джексона? Вообще, из Америки почему-то уже месяц как ни от кого писем нет. То ли у профессоров каникулы начались, то ли кризис славистов перекинулся на них самих, а только молчат в упорные тряпочки, и кроме робких предложений прочитать лекцию то там, то тут (с оплатой лекции и дороги) больше ничего не светит. Я всё тщетно жду замыленных Израилем письмен своих, но оттуда тоже – ни ответа ни привета. Молчит Эстер, которой я послал доверенность, Гробман молчит, весь Ближний Восток погрузился в молчание.

А мы тихо процветаем в Вене. Отель ничуть не хуже, правда, не топят, и горячей воды три недели как нет. Сами-то мы можем сходить в баню, а вот Нежка? Здесь, правда, есть и собачьи бани, но они дороги, да и с моим немецким не объяснишься.

Работаю статьи и передачи. Переводит и договаривается очень милая профессор Роз-Мари Циглер, специалист по Крученыху. Был представлен в Пен-клуб, председатель венского Пен-клуба Фидерман заодно издает журнал[128]128
  Журнал Die Pestsaule издавался Райнхардом Федерманном в Вене в 1972–1975 годах. К моменту встречи Кузьминского с Федерманном вышло 15 номеров; в январе 1976 года Федерманн умер, и 16-й номер журнала, подготовленный в 1977 году партнером Федерманна Мило Дором, оказался последним.


[Закрыть]. В январском номере будут мои 15–20 страниц. На мое усмотрение. Статьи, заготовленные впрок (писал их для «Ди Прессе») он сразу же принял. Будут три статьи, несколько стихов и куски прозы. Неясно, как с копирайтом на стихи, опубликованные в «Живом зеркале», – могу ли я их печатать на русском или нужно согласия «Даблдэя»? На переводы копирайт особый, это я уже выяснил. Готовлю еще одну публикацию, в Гренобле, но пока трудно договариваться при незнании французского. Предложили, но надо решить, что и как.

Намереваюсь задержаться в Вене на ноябрь. Состоится международная конференция Пен-клуба, пригласили принять участие с правом выступления в прениях. Правда, я завишу от Толстовского фонда, но мне дадут официальное приглашение. Нельзя уезжать из Европы, не использовав все возможности. В Америке пока ничего не светит, всё зыбко и неопределенно. Но без конца меня держать в Вене тоже не станут. Опять же, надо заработать хотя бы на провоз собаки, не говоря уже о том, что читать абсолютно нечего, в Вене русской литературы вообще нет, заказывать же по почте дорого и сложно. А мне нужны материалы для работы, если уж мои евреи не отдают, так хоть почитать, что печатают здесь.

Однако помаленьку прорисовывается. Не выслать ли тебе образчики статей, кои я пописываю, из соображений – не представят ли они интерес и для американской публики? Если «да», то вскоре же вышлю перевод, сделаем с Игорем[129]129
  Игорь Шур.


[Закрыть]. На немецком идут статьи в его переводе, французские (если пойдут) – тоже. Сейчас списываюсь с Италией, там есть люди, интересующиеся российским искусством. Может, пойдет что и для Италии. Стихи цитирую «по памяти», на это Женевская конвенция не распространяется.

Сюзанночка, очень нужно хотя бы несколько копий «Зеркала», здесь все к нему относятся с большим пиететом, твоя книга меня прямо-таки спасает: «О-о! Издание!» Производит очень выгодное впечатление. Сюзанна, очень нужно – тому же Бёллю подарить. Я послал ему письмо, поскольку на конференции он не будет. Вообще, завал, нет визитных карточек, все мне дают, а я улыбаюсь. В Париж пока никак, а там жуткая шебутня: все суетятся, делят места, грызутся – хорошо здесь, в тихой Вене! Роман идет помаленьку, четвертую часть начал (он уже идет по кускам в разных изданиях), сделано больше полутора сот страниц. Очень не хватает секретарши, и очень я за нее боюсь – не пришлось бы отвечать за меня!

Ну, вот и все новости. Спасибо тебе, Сюзанна, милая, за твое беспокойство, я всегда помню добро (зло же забываю). Почему только ты так редко и нерегулярно пишешь? Как все твои мелкие и крупные? Как Роберт? Что он сейчас делает? Напиши обо всём, нам всегда хорошо слышать о твоем семействе.

Мы сидим, одинокие и тихие, я работаю. Мышь чего-нибудь читает. Нежка валяется у меня в ногах, греет.

Целуем всех вас, дай Бог, свидимся.

Ваши Костя, Мышка, Нежка

П. С. Приезжала подруга нынешней жены Сосноры, сказала, что Соснора созрел для выезда. Уже всё равно как. На лекции его не отпускают, говорят: «Вы же не вернетесь!» Остается еврейским путем. Не попробовать ли послать ему вызов? Имея его на руках, можно уже раздумывать, а без него – страшновато. Как и что делать для него, я не знаю, мне он санкций не передавал. Но думаю, что лучший вариант – приглашение на постоянное жительство. Здесь он явно не пропадет: члены Союза советских писателей ценятся здесь так же, в отличие от нас, грешных. Из дел домашних – дерется теперь с новой женой, это у него хобби такое. Но вытаскивать его стоит, иначе все его рукописи никогда не увидят свет.

Вот такие дела, Сюзанночка.

И еще – скорее, скорее, скорее пришли мне «Зеркало», а то конгресс на носу, и обещанный экземпляр «Николая и Александры» на немецком.

Обо всём прочем напишем вскорости.

ЦК (целую, Костя)

Вена,

Хакенгассе 21–21, октября 17-го

Мишенька,

имею доложить о содеянном. Быв сего дня в полиции по поводу продления визы, на пальцах изъяснился с комиссаром, из чего вынес: получение фремденпасса – дело полугода, лессе же пассе[130]130
  Laissez-passer – международный проездной документ для единоразового пересечения границы.


[Закрыть]не дает права на обратный въезд в Вену. Во вторник пойду с Игорем и выясню окончательно. Но надо готовиться к работе на расстоянии. Подборки по Ленинграду и «своим» эмигрантам я сделал, остается только скопировать на машине (на днях должны допустить) и решить вопрос объема. Даже при крайнем урезании получается около 150 страниц в машинописи (в печати около 100–120). И это только моя половина, а еще Москва, да Нью-Йорк, да Париж… Может, попытаться увеличить до 500 страниц? Но вопрос и с набором: русский набор дорог (узнай, сколько?), ведь не с моей же машинописи печатать. Да и мне на 150 страниц понадобится черт-те сколько времени, я же печатаю одним пальцем! Попробую сократить вдвое, хотя от этого вдвое сократится и ценность информации: я и так уже из сметаны масло сбиваю. Смотри сам: Охапка 8 стихов (10 страниц), Куприянов – 6 (4), Чейгин 6 (4), Кривулин 9 (10), Ширали, Ожиганов, Эрль, Гаврильчик, Стратановский, Трифонов – вот уже и 75 страниц. А еще Уфлянд и Мандельштам. И нас трое: Волохонский – 12 стр. стихов и 25 стр. трактат, Цветков – 15 стр. стихов, да у меня – 12 (в альманах должно идти «Двенадцатиглавие»[131]131
  Часть поэмы «Вавилонская башня».


[Закрыть], это обязательно). Вот тебе и 150 станиц! Я, конечно, могу еще подсократить, страниц на 30, но эмигрантов невыгодно, а тем, кто там, – гореть из-за двух-трех стишков – каково? Уж хотя бы шесть взять за минимум, хоть заметят. Как видишь, упирается не в вопрос материала, а в вопрос печати (денег). Далее. Москва у меня вся в Израиле, равно как и Алик Мандельштам, да и вообще все. У тебя они есть, но кто будет подбирать материалы по Москве? Порядок, я знаю, там такой (по возрасту, периодам и влиянию): Красовицкий, Кропивницкий, Сапгир, Холин, Хромов, Лен, Лимонов, Величанский, Алейников, Губанов, Некрасов, Бахчанян, Худяков – вот уже 13 имен, а кто из них и что есть? Ну, трое из них туточки, но не у них же искать стихи остальных? Проще всего, пришли-ка мне бандеролью всё, что есть, а я разберусь. И сообщи, во сколько страниц всё это надо уложить, буду колдовать. Можно, в конце концов, ужимать предельно, по странице, по две на рыло. Хотя это и не гуманно. И есть ли Веничка Ерофеев? Я, понадеявшись на западные издания, всё оставил дома Веничкино. У него же, помимо «Москвы-Петушков» (которое необходимо дать, хоть 20 страниц), есть гениальное эссе «Василий Розанов глазами эксцентрика», где бы его найти?

Мишенька, ты должен четко рассчитать свои средства, сколько страниц ты сможешь поднять финансово, и отсюда танцевать. Кстати, не заставить ли оплачивать свою часть преуспевающих эмигрантов, или нет, это не идея, они потом скажут, что альманах делался за их счет. Но просто нужно очень четко подсчитать возможности и из них исходить (в отношении объема, набора и т. д.). Иначе кой хрен в подборках? Я, допустим, делаю оптимальную подборку поэта, а потом, в последний момент, что-то выбрасывается (что именно?). По стишку на рыло? С Охапкиным уже не выйдет: он, зануда, и в четырех стихах до конца не выговорится. У некоторых же (того же Стратона[132]132
  С. Г. Стратановский.


[Закрыть]) лучше не стихи, а поэма (хоть и три страницы, а всё ж!). Беда в том, что одним стихом поэтику не раскроешь, а поэт неизвестен. А у Анри, например, цикл из 10 стихов, и он просил не разбивать. У меня то же положение. У Цветкова интереснее поэмы, и опять же, эмигрантам важно имя (а кому оно не важно? Тем, кто там?). Словом, я не знаю, какой объем мне проектировать, на всякий случай сделаю два: макси и мини. Стихи, обозначенные красной звездочкой, – это будет минимальный вариант, но уж он хотя бы должен идти без изменений.

Воскресенье, ввечеру.

Задал же ты мне, сударь мой, работку! Не переставая думаю и прикидываю, но всё упорно упирается в объем. Каков он? каков он? Я могу танцевать и так и этак, но знать бы от чего. Ну, сегодня напишу черновой вариант «Эрмитажа»[133]133
  Статья о художниках и поэтах, работавших в начале 1960-х годов такелажниками в Эрмитаже: К. Кузьминский, О. Лягачев, В. Овчинников, В. Уфлянд, М. М. Шемякин и др. См. статью: Кузьминский К. К. Вселенский Эрмитаж (пока – запасники) в [АГЛ 5А: 125].


[Закрыть]. Ушлю тебе, ты там поправишь, почиркаешь и пришли мне. Он же будет своего рода предисловием Уфлянду. Обидно, что стихи его в Израиле ебаном! Опять, значит, по памяти, как мне этой весной пришлось, пока не откопал подборку 64-го года, одиннадцать лет спустя помнил, у кого.

Мишенька, самое разумное будет, если ты не поленишься и дашь мне представление обо всём материале в целом. В таком плане:

«Николай Николаевич»[134]134
  Повесть Юза Алешковского, не вошедшая в итоге в «Аполлон-77».


[Закрыть] – 20 стр.

Панов[135]135
  Вероятно, речь идет о танцоре и балетмейстере Валерии Матвеевиче Панове, эмигрировавшем в 1974 году в Израиль. Отдельные материалы о балете в «Аполлон-77» также не вошли.


[Закрыть] – 1 стр. плюс 8 фотографий

Бетаки – 4 стр.

Чертков – 15 стихов (10 стр.) и т. д.,

чтобы я мог ориентироваться. А то, получается, я не представляю себе ни макета, ни объема, ни даже имен толком. «Сырой» материал я тебе не хочу поставлять (кто там будет с ним возиться?), а уже готовые подборки определенного объема. Во избежание нареканий хотя бы часть материала должна быть организована «академически». Например, «К. Кузьминский “Поэзия Санкт-Петербурга (Ленинграда)”». И я ее делаю от предисловия до последней буквы, этаким компактным куском. Для этого мне нужно знать: количество отведенных страниц, количество строк, умещающихся на странице (какого формата будет твой альманах?). То есть – ты даешь мне площадь, а я ее использую. Иначе – какой смысл в подборке? Чтоб потом ее переделывать? А кто это будет?

Видишь ли, свои альманахи, которые я проектирую делать с тобой в будущем, я рассчитываю на жесткий объем и определенный порядок информации: 10 страниц общих статей, 30 страниц стихов, 20 страниц прозы и 20 страниц «специальных» статей. За счет стихов можно (в случае надобности) уширять прозу. Передние статьи посвящать искусству прошлого. Задние – проблематике нынешнего. Но середина – без вариаций. 80 страниц в месяц я могу поднять и сам: была бы машинка с типографским шрифтом и множительный аппарат. Тираж – 500 экз. А если бы ты поставлял репродукции – то чего лучше? Потом раз в год можно было бы делать «сводный» альманах.

Но сейчас надо начать с твоего, тем более если Володя Максимов поможет. Однако я не уверен, что окажусь-таки в Париже. Давай научаться порознь, но вместе. Пока ты будешь гастролировать по Америке, пришли мне в копиях (или хотя бы список с указанием количества) то, что уже есть и идет. И очень важно – чисто арифметические данные: сколько знаков будет на странице (прозы) и сколько строчек на листе (поэзии). А я уже помусолю карандаш и займусь подборкой. Те числа, что я привожу тебе, – округленные. Мишенька, страшное дело, как искусство смыкается с бухгалтерией! Но тебе и самому это известно: ведь печатаешь же репродукции. А я еще считать не научился.

Лежу вот в Вене и общаюсь с целым светом письменно. Ну, с тобой по телефону. Но ты вот прогляди быстренько мои письма, на какие вопросы ты не ответил? Дозвонился ли ты до Владимира Велле?[136]136
  Владимир Горациевич Велле – писатель, переводчик, сын Г. А. Велле (1909–1975), переводчика и популяризатора А. де Сент-Экзюпери. В. Велле и его старший брат, журналист Юрий Велле, эмигрировали во Францию (где они родились) в начале 1970-х годов.


[Закрыть] Дал ли ему мой адрес? Нашелся ли Жан-Жак? У него ведь кой-какие мои материалы. Ведь делов-то всех: позвонить (или черкнуть), дать мой адрес и попросить написать. А дальше я уж сам. Ведь как я буду писать Бетаки тому же или Эткинду? На деревню дедушке? У меня же, кроме тебя, в Париже никого.

Понедельник, поутру.

Продолжаю. Шер Мишель, скоро мои письма к тебе можно будет издавать отдельным изданием. А ты будешь отвечать картинками. Этакий эпистолырис. Но к делу. Получил седни 7 писем, из них одно Ровнера из Нью-Йорка. Это приятель Миши Мейлаха и Анри Волохонского, прозаик (см. «Русскую мысль»), поэт, жена пишет о поэтах Москвы и Ленинграда. Я его в лик не знаю, но мне его очень тепло рекомендовали, и рассуждает он здраво. Особенно о нью-йоркских москвичах. Об альманахе он еще не в курсе, но обмолвился (описался), что пишет (в частности, на английском идет статья «Россия – новые измерения», «о нас». Поминает Аронзона, Бокштейна и Бокова с портретами, впрочем, с последним знаком заочно по письмам и недавно). Я думаю попросить прислать его копию, может, интересно и для нас. И опять же жена.

Ах, Миша, Миша, если бы только серьезно, если бы не бросить на полпути! Кстати, о художниках. Профессор из Штатов[137]137
  Сидни Монас (Sidney Monas, 1924–2019) – историк, филолог, переводчик; преподавал в колледжах Новой Англии (Амхерст, Смит, Рочестер), в 1969–2009 годах – профессор Техасского университета в Остине.


[Закрыть], которому я давал материалы (Генкиной печати) в Ленинграде, присылает мне всё, что я просил по нашим художникам. У него есть и качественный большой слайд Тюльпана (как раз «Игра в карты», сам Тюльпан давал ему). Я попросил прислать. Посмотришь. Может, пойдет.

Мишка, а Анри – гений. Я вчера перечитывал его стихи – большего изящества, хулиганства и чуткости к слову я ни у кого не встречал. Ни один поэт в Санктъ-Петербурге не может с ним тягаться! Это, действительно, шаг вперед после Введенского-Хлебникова. Посылаю пока лишнюю копию «Стихов для Аси»[138]138
  Цикл «Стихи для Ксении» (1972–1975). Ася – Ксения Михайловна Муратова (1940–2019), историк искусств, медиевист, профессор университетов Парижа и Ренна; племянница автора «Образов Италии» П. П. Муратова.


[Закрыть], остальное – как только смогу сдублировать. Эти стихи не пойдут, надо цикл «Йог и суфий» и «О картах». Просто почитай и насладись. Выебонщик он редкостный – никогда не поймешь, где он серьезен, а где дурачит. То, что тебе нравится в Петербургской линии – изыск, утонченность, – всё в нем есть. После слона Охапкина в посудной лавке, где он со словом как с подковой обращается – то ли выкинуть, то ли сломать, и все слова гремящие, но абсолютно заменимые, – у Анри этого не найдешь. Обрати внимание на «Дельфина», как там работа с влажным «в» и «л» и стыки в третьей строке: «То взмыв весь ввысь вдруг вниз в вод пенный прах» – я такое встречал только у Божидара, а Божидара сам Хлебников гением назвал (19-летний харьковский гимназист, выпустил в 1914 одну только книгу «Бубен» и застрелился от любви к какой-то из сестер Синяковых – ах эти сестры! Одна загробила Асеева, другая – Петникова и Божидара, третья мозги Пастернаку ебла – ну и семейка!). А у Божидара сравни:

 
Волнитесь пенистыя во-источныя озера,
Позера мыслься жест, шест высься акробатств.
Покинь, душа, тенистыя
Печалины аббатств[139]139
  Неточная цитата из стихотворения «Бодрость», открывающего книгу Божидара «Бубен» (1916).


[Закрыть].
 

Первый раз встречаю что-то ему равное.

Мишенька, Мишенька, надо лопнуть, треснуть, а альманах свершить. Подборки у меня уже готовы, только не могу я работать по телефону, а тебе некогда писать. Но хоть список материалов, если уж не копии! Всех материалов. И что о Панове, и что о Барышникове. Фотографий мне не надо, но чтоб знать – что, как? Ты же, ирод, на телефон больше тратишь, хоть и радость тебя слышать, но лучше говорить о лирике, а копии сделать и прислать. Буду ли я в Париже? Выслал ли ты приглашения?

Далее.

Роман-то ведь пора кончать. 180 страниц (еще 20 допишу и баста) составляют нормальной величины книгу (в три четверти «Голоса из хора»[140]140
  Терц А. Голос из хора. London: Stenvalli, 1973 (2-е изд. 1974).


[Закрыть], скажем. Кстати, спасибо тебе огромное за доставленное мне удовольствие. В лагере и в искусстве абстрагированно Донатыч разбирается, но открыл его Гоголя[141]141
  Терц А. В тени Гоголя. London: Collins, 1975.


[Закрыть] в двух местах – бред. То он ему барокко приплетает, не имея понятия ни о Баженове, ни о русском романтизме, то неспособен понять слово «ода», из чего выводит спор Гоголя с Пушкиным. До «сранья на могилах» я еще не дошел, но литературовед он никакой).

Мишенька, погибаю, читать нечего! Ну неужели хоть в Париже нет како-никако художественно-детективно-приключенческо-фантастической русской литературы? Каких-нибудь дешевых «пайпер-бэков»? Здесь меня спасает только работа и роман, который я с удовольствием перечитываю. (Кстати, пора думать об евойном издании. Будет еще страниц 20–50, но не больше, последнюю часть начал главой на 15-ти языках. Надо только разделаться с Полиной, ну пусть только, сука, еще пришлет письмо о своем «градоложестве»[142]142
  Письмо П. Климовецкой о ее любви к Риму см. в романе «Hotel zum Тюркен» (Т. 1.С. 158–160).


[Закрыть], я ее усажу на Эйфелеву башню, этим всё и закончу. В трупном виде я ее уже поимел, остается дать что-нибудь этакое на развязку, и начать последнюю часть. Так что ты подумай об издательской стороне: и альманах, и роман не поднять одновременно, но, может, куда его продать? И еще: мне очень нужно – и для романа, и для альманаха – своего рода типографский справочник: как делать обозначения, корректуру – там же особые знаки, но есть ли такой на русском? Или хоть на английском. Спроси у тамошних издателей. Или хоть образчик какой корректуры.)

Вот. Это касаемо романа и кармана. Мой карман уже совсем прохудился, моя тутошняя патронесса[143]143
  Розмари Циглер.


[Закрыть] меня покидает, уезжает надолго на практику в какой-то университет, некому переводить, договариваться и выбивать гонорарии. Мыши не хватает на кокосовые орехи. Она у меня питается так: в день три банана (7 шиллингов кг), баночка майонеза на неделю и кокос за 7,50 штука. Кошмар. Съели уже два кокоса. И два ананаса (ананасы здесь по 10 шиллингов!). Хотел купить попугая, но холодно. И дорого. Ара – 8 тысяч, какаду – 6, а жако – 4. Пообщался с ними в магазине. Вместо этого купил Нежке нюхнущую кость из невем чего, за 24 шиллинга, она ее грызла неделю, а натуральные, стервь, глотает, не разжевывая. Вымыть ее негде, воды горячей уже месяц нет, а хер инженер (управляющий) принципиально не понимает по-русски. Говорят, служил в СС. Очень похоже. Мадама же Кортус вообще не заходит, в отличие от Беттины (та хоть и стерва была, но стерва отзывчивая, а этой и вовсе нет).

Мишенька, в «Посеве» объявление о «Мурзилке», переиздание с Вольфовского (Кира Львовна дала все издания своего деда, а они, суки, не удосужились упомянуть, что переиздают русского издателя Вольфа)[144]144
  В сентябре и октябре 1975 года (№ 9 и 10) на задней обложке журнала «Посев» печаталось объявление о продаже со складов журнала повести-сказки «Мурзилка» – переиздания повести А. Б. Хвольсон «Царство малюток. Приключения Мурзилки и лесных человечков» (1889) и «Дневника Мурзилки» (1913) в одной книге. Издание было контрафактным: выходные данные на книге, как и источник перепечатки, отсутствовали.


[Закрыть]. Посмотри, это для мелких, правда, Доська уже выросла. А наши-то советские суки, подхватили название, и без комментариев!

Для Досиньки персонально:

Дорогая Доротея, позабыл про каратэ я, засыхаю в мокрой Вене, упадаю на колени, по Европе не кочую, по Парижу я скучаю, и купно со мною Мышь гложет сахарный камыш. Высунув язык от бега, отдыхает в койке Нега, стонет, плачет, воет, ноет и хотит в Париж со мною. В Вене скучно, в Вене сыро, нету книжек, нету сыра, жрут австрийцы швайн-флеш[145]145
  Свинину (нем.).


[Закрыть], сверху капает на плешь, снизу дует, в ванной – Север, я хочу купаться в Сене и на Эйфелевой башне заводить с мышами шашни. Нежка плачет, Нежка тужит, Мышь в Париж желает тоже, я готов исполнить «па», лишь бы дали фремденпасс. На советскую же визу не поедешь даже в Пизу, где стоит, как наша власть, башня, что готова пасть. По Европе едут финны, скандинавы все невинны, и от задниц их трещит Скандинавский древний щит. По Европе едут финны, итальянцы хлещут вина, в Хельсинки слагают сказки, надевают баски каски, а египетский Садат – евнух был, а стал солдат. В замке монстры скалят зубы, покупают венцы шубы. Лежа, мчусь я во всю прыть, чтоб в сочельник с вами быть. Кланяются Мышь и Нега, до свидания, до снега!

Ривчик, говорю: «Чик-чик». Кто в Париже носит лифчик? Кто не пишет и молчит? Отвечаю смело: «Ривчик».

Целуем поголовно.

Мышь-Кока-Нега

Вена,

Хагенгассе 20–21,

октября 25-аго

Сидней, дорогой,

не знаю, как благодарить Вас за «14 поэтов»[146]146
  Монас переслал Кузьминскому по его просьбе распечатку с микрофильма. См. письмо № 19.


[Закрыть], это так кстати и так необходимо здесь, когда мой израильский архив всё еще пребывает во взвешенном состоянии, и если бы не моя память… Я оттягиваю отъезд в Штаты, потому что в Европе край непочатый, в Штатах же ничего не светит. «Новости» из Петербурга следующие: Илья[147]147
  И. Д. Левин.


[Закрыть] сидит в прострации уже четыре месяца, ни ответа ни привета, ОВИР молчит, как в рот воды набрал. Это довольно обычная ситуация, нужен крупный шум, а Илья ограничивается мелкими скандалами. Я последний год играл «биг гейм» с привлечением дипломатов, устроением выставок, составлением сборников, но всё это – в рамках закона. И плюс к тому, я уже надоел КГБ. Им пришлось выбирать, куда меня: в Биробиджан или «в Израиль». Илья же, балда, просто скандалит в присутственных местах, отыгрываясь на секретаршах. Ну и тянут. А более серьезных акций он по молодости предпринять не способен, да и для него это опасно. Всё это походит на отказ, путем чего Илья, говорят, в жутком трансе. Бороться он не привык, разве скандалить и «качать права», коих (а ему-то уж пора знать) у советских граждан не имеет быть. Кроме того, он очень неосторожен. Боюсь я за него. Нет ли у Вас возможности нажать через какую-нибудь «высокую инстанцию», конгрессменов, например? Наталью[148]148
  Н. В. Лесниченко.


[Закрыть] мою он отказался взять, и двоим мне было бы помочь легче, тут и я смог бы помочь. А Наталью тоже надо вытаскивать, я без нее как без рук.

Тут мы с Мишей Шемякиным круто взялись за альманах, около ста работ художников, из них 15 в цвете. Человек 15 поэтов, проза, все крупные имена эмиграции (Максимов, Синявский, Марамзин), моя проза (а это будет похлеще!), но не хватает материала по России, всё по вине Израиля. В судьбу моего архива вмешались уже Максимов, Агурский и сенатор Джексон, но пока ничего не слышно. А «время-не-ждет»! И не то чтобы оно – деньги, но всё-таки.

И приходится снова беспокоить Вас, Сидней. Не могли бы Вы срочно выслать заказной бандеролью коробку с микрофильмами, там хоть и ассорти, но всё же лучше, чем ничего (в Израиле-то у меня готовые книги), а еще в той коробке Хармс и Введенский, которых тоже нужно в альманах. Придется купить проектор и печатать со стенки, мне уже так приходилось работать. Но если высылать, то как можно скорей. К Новому году надо закончить эту работу. Нортон Додж (кстати, обаятельнейший человек!) сообщил, что высылает фотографии. Если будете с ним говорить, напомните, что мне особенно важен Тюльпанов (и цветные, и черно-белые). Мне удалось убедить Мишу, что Тюльпанчик – гений. Нужно подтверждение. Если мы вытянем этот альманах – вся Европа закачается. Но нужно работать. Каторжно. А у меня еще роман идет полным ходом, уже 200 страниц, современная транскрипция Белого, Пильняка, Замятина. Как только смогу (мне обещали в Пен-клубе помочь), вышлю копию. Получите если не удовольствие, то изумление обеспечено. Правда, для четвертой части, которую я начал, мне необходимы словари беш-де-мера и пиджин инглиш, а где их здесь достать – ума не приложу. И еще, Сидней, если Вас не затруднит, пришлите мне адреса Линды и той доцентки из Лондона. Память у меня только на стихи, а фамилии я катастрофически забываю, что очень неудобно. И Ильи нету, моего «секретаря по иностранным делам».

В Америке все такие занятые, нет никакой возможности о чем-либо договориться. Сейчас тщетно ищу какое-нибудь место для Полины Климовецкой (я Вам о ней писал, очень толковая девка). А уж о себе не говорю. Ничего не понятно. А здесь хоть работы невпроворот. Но необходимы материалы. Сидней, милый, пришлите, пожалуйста! Микрофильмы же почти ничего не весят. Только заказным, чтоб часом не пропало!

Искренне Ваш. Целую руки Кэрол. К. Кузьминский