Текст книги "Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах"

Пришвина Валерия Дмитриевна¹⁸⁹

Пришвина Валерия Дмитриевна (Лиорко; 1899–1979) – секретарь, затем жена М. М. Пришвина. Публикатор первого издания дневников Пришвина (сокращенных). Автор книги «Невидимый град», в которой описала свою нелегкую жизнь в годы становления советской власти, арест, путь к Богу, встречи с великими современниками: церковным просветителем М. А. Новоселовым, философами Н. А. Бердяевым и И. А. Ильиным, поэтом Н. А. Клюевым (в сибирской ссылке) и др. С Дурылиным она познакомилась у Новоселова.

И теперь, когда я мысленно возвращаюсь к годам общения с Новоселовым¹⁹⁰, я неизменно вхожу в полосу света, чувствую благоухание иного воздуха, которым довелось мне так согласно и так недолго с ним дышать. В этом свете и в этом воздухе мы забывали о разности возраста, пола, обо всех утомительных условностях человеческого бытия. <…>

С этим-то человеком и устроил мне встречу NN. В тот знаменательный день вместе с Михаилом Александровичем я встретила за столом еще Сергея Николаевича Дурылина, впоследствии ставшего известным советским искусствоведом. <…> Это был запостившийся, строгий, без улыбки, молодой человек, принявший недавно священство, вопреки церковной практике будучи неженатым. Это имело тяжелые последствия для его судьбы, о чем скажу в свое время… Но в те годы, когда ломалась вся жизнь России, чего только не пробовали, в чем только не ошибались, какие подвиги не совершали и какой гибелью не погибали дорогие наши, дерзкие в своих крайностях русские юноши! Так было в политике, в семье, в искусстве и, конечно, в церковной жизни России.

Первое знакомство оставило у меня лишь чувство стеснения перед этими людьми, с какой-то их большой, неведомой мне жизнью, войти в которую я, вероятно, недостойна.

[Продолжение см. в главе «Между ссылками».]

Фудель Сергей Иосифович¹⁹¹

<…> Я помню его маленькую стремительную фигуру на Арбате, кажется, в 20-м году: он идет в черном подряснике с монашеским поясом и скуфейке. Тень какой-то рассеянности и в то же время тяжелой заботы была на его лице…<…>

[Продолжение см. в главе «Челябинская ссылка».]

Степун Федор Августович¹⁹²

Степун Федор Августович (1884–1965, Мюнхен) – философ, социолог, историк, литературный критик, общественно-политический деятель, писатель. Участник Первой мировой войны. После февраля 1917 года занимал пост начальника политического управления Военного министерства воВременном правительстве. В 1919–1920 годах литературный руководитель и режиссер Показательного театра в Москве. В ноябре 1922 года выслан из России. Жил в Германии. Преподавал в разные годы в Русском научном институте, в Дрезденском техническом университете (профессор социологии), в Мюнхенском университете (заведовал кафедрой истории русской культуры). Автор мемуаров и большого числа статей и книг. После 1991 года его произведения издаются в России.

Переоценка ценностей происходила в те дни не в одном Бердяеве. Хорошо помню очень показательное по своей тенденции выступление одного из «мусагетских юношей», Сергея Николаевича Дурылина, принявшего весьма для меня неожиданно священнический сан. В старенькой рясе, с тяжелым серебряным крестом на груди, он близоруко и немощно читал у Бердяева доклад о Константине Леонтьеве [1921 г.]. Оставшись, очевидно, и после принятия сана утонченным эстетом, отец Сергий Дурылин убежденно, но все же явно несправедливо возвеличивал этого в глубине души скептического аристократа и тонкого ценителя экзотических красот жизни, лишь со страху перед смертью принявшего монашество, за счет утописта, либерала и всепримирителя Соловьева. Соловьевской веры в возможность спасения мира христианством в докладе Дурылина не чувствовалось. Речь шла уже не о том, как обновленным христианством спасти мир, а лишь о том, как бы древним христианством заслониться от мира¹⁹³.

Фальк Роберт Рафаилович¹⁹⁴

Фальк Роберт Рафаилович (1886–1958) – художник, яркий представитель авангарда и модерна. Один из основателей объединения «Бубновый валет». С 1918 года – профессор живописи в Первых Государственных свободных мастерских, затем во ВХУТЕМАСе – ВХИТЕИНе, где последние годы был деканом живописного факультета. В 1928 году выехал в командировку в Париж, вернулся через девять лет. Впервые широкой публике картины Фалька были представлены в 1939 году на выставке в Доме литераторов. Николай Чернышев обучался живописи у Фалька и тоже входил в группу «Бубновый валет». Дурылин познакомился с Фальком в 1920 году и помог ему выйти из жесточайшего душевного кризиса. С тех пор их связывала крепкая дружба. Фальк дважды писал портрет Дурылина: в 1921 году неудачный, в 1939–1940 годах – удачный¹⁹⁵. Дурылин ценил творческую самобытность Фалька, «реальность в искусстве» зрелого периода художника. Фальк не оставил воспоминаний о С. Н. Дурылине, поэтому приводим выдержки из его писем, размещенные по соответствующим главам.

Дорогой Сергей Николаевич. Вы мне доставили настоящую радость тем, что прислали письмо и именно такое письмо, и такое у меня чувство, что Вы у меня опять побывали. <…> Очень жду Вас. Целую Вас. Ваш Р. Фальк. [1920]

[Продолжение см. в главе «Томская ссылка».]

Трифановский Дмитрий Семенович¹⁹⁶

Дорогой и достославный Сергей Николаевич! Прежде всего объясню, почему называю я Вас достославным. Мне кажется, что Господь одарил Вас достославной природой в том смысле, что у Вас в душе равномерно распределены три вида функций ее – нравственная, разумная и эстетическая, посему Вы представляете пример гармонического сочетания или гармоническое существо, для которого самое подходящее дело быть пастырем душ, так как Вы подходите ко всякой душе и согласно ее особенности в состоянии воздействовать на нее. Припоминаю по этому случаю замечание Дмитрия Алексеевича Хомякова, сына знаменитого Алексея Степановича, что одна из причин, препятствующая воздействию духовенства на паству, – отсутствие в нем эстетического развития, обусловливаемого сухим, семинарским воспитанием, не заботящегося о знакомстве учеников в достаточной степени с светской литературой. <…> Молю Господа, да сохранит Он Вас надолго на служение Церкви Его Святой.

Всею душой признательный и благодарный Ваш духовный сын Д. Трифановский.

1921 г. 7 января

Первый арест 1922 г. и челябинская ссылка¹⁹⁷

Дурылин был арестован 12 июля 1922 года и обвинен в том, что занимался скрытой антисоветской агитацией. До 8 августа он сидел во внутренней тюрьме ГПУ, где не разрешались свидания и передачи. Затем переведен во Владимирскую тюрьму. Здесь в 17 камере сидели многие священнослужители, в том числе и еп. Афанасий Сахаров. Дурылин участвовал в совершении 28 октября 1922 года в камере службы Всем святым в земле Российской просиявшим и дополнении ее. Составил тропари канона святым Калужским (песнь 4, тропарь 7) и Тамбовским (песнь 9, тропарь 1), а также второй светилен, обращенный к Софии Премудрости Божией. Во Владимирской тюрьме Дурылин написал рассказ «В те дни». Все мысли героев, разговоры со старцем иеросхимником Пафнутием и иеродиаконом Никифором – это мысли самого Дурылина о судьбе России, веры православной в те тяжелые времена, когда рушились храмы и захлестывала души волна атеизма, это то же, о чем говорил Дурылин со старцем Анатолием во время посещения Оптиной пустыни и что просвечивает в письмах старца к нему.

Из архивного следственного дела С. Н. Дурылина 1922 года

Заключение следователя СО ГПУ Чапурина по делу С. Н. Дурылина¹⁹⁸.

Москва

24 октября 1922 г.

24 октября 1922 года я, пом<ощник> нач<альника> 6 отделения СО ГПУ Чапурин, рассмотрев следственный материал по сему делу, нашел: гр. Дурылин Сергей Николаевич – 41 года, происходит из граждан гор. Киева¹⁹⁹, священник и настоятель церкви Боголюбской часовни, холост, беспартийный, окончил археологический институт, проживает в гор. Москве, Варварская пл<ощадь> 6, кв. 1 (при Боголюбской часовне).

Дело Дурылина С. Н. возникло 11 июля с. г. в ГПУ и на основании агентурных сведений.

Из имеющихся в деле материалов видно, что при часовне Боголюбской, настоятелем которой был С. Н. Дурылин, а также и у него на квартире часто собирались контрревол<юционные> элементы, которые занимались здесь распространением антисоветской агитации, поддерживали связь с Тихоном и под видом религиозных книжек и душеспасительных молитв распространяли среди верующих контрревол<юционные> воззвания (л. д. 27, 28, 29, 30).

Дурылин являлся одним из самых видных антисоветских деятелей. При изъятии церковных ценностей он вместе с попом Давыденко Петром (ныне скрывающимся от суда и следствия) нападал на монахов-прислужников указанной часовни за то, что они занесли в опись все имеющиеся ценности, и хотел их выгнать вон, т. к. они «вместе с властями ограбляют храмы» (л. д. 28). Вместе с другими попами он часто выступал с проповедями, в которых указывал, что вера Христа попрана, что храмы ограбляются и верующие насилуются властью, что на землю пришел антихрист и т. д. (л. д. 28). Наконец, им было принято предложение к<онтр> р<еволюционного> берлинского журнала составить для него сборник статей о Русской Церкви в момент ее обновления.

Все это характеризует его, Дурылина С. Н., как элемент политически безусловно вредный для Советской власти. А потому, принимая во внимание все вышеизложенное и то, что Дурылин С. Н., имея в Москве обширные связи с миром реакционного духовенства, свое пребывание здесь и в дальнейшем может использовать для работы в том же направлении, полагал бы:

Гр-на Дурылина Сергея Николаевича выслать в административном порядке в Туркест<анский> край на два года с обязательной регистрацией в Облотделе ГПУ.

Пом<ощник> нач<альника> 6-го отделения СО ГПУ Чапурин.

ЦА ФСБ. Р-46583. Л. 45. Подлинник.

* * *

[В результате многочисленных ходатайств духовных детей отца Сергия Дурылина, его друзей и знакомых о его освобождении, о смягчении участи, об изменении места ссылки было принято следующее постановление.]

Постановление Комиссии НКВД по административным высылкам в отношении С. Н. Дурылина.

Москва 15 декабря 1922 г.

Слушали: Ходатайство гр-на Дурылина об изменении ему места ссылки (доклад тов. Дерибаса).

Постановили: Во изменение постановлен[ия] от 25/XI[19]22 г. – выслать в Челябинск<ую> губ<ернию>, разрешив выезд за свой счет.

Секретарь Коллегии ГПУ Езерская

ЦА ФСБ. Р-46583. Л. 77. Машинопись.

Челябинская ссылка

Благодаря хлопотам духовных детей, друзей, Пешковой (Политический Красный Крест), поддержанным Луначарским, в ссылку Дурылин поехал не в Хиву, а в Челябинск. За три дня, разрешенные ему для въезда в Москву на сборы, побывал у друга М. В. Нестерова, написавшего его графический портрет, в храме у Алексея Мечёва. Отец Алексей с благословением подарил ему Евангелие с надписью: «Чадца, любите друг друга (изреч. Св. Iоанна Богослова). Да будет над тобою рука Божiя крепкая и сильная, Яж-во Святей книзи сей!» Это было и благословение Ирине Комиссаровой сопровождать о. Сергия в ссылку, спасти его, житейски беспомощного, от неминуемой смерти.

Челябинская ссылка, несмотря на постоянный надзор ГПУ (пролюстрация писем, просмотр рукописей, регулярная явка в ГПУ), была для Дурылина не очень тяжелой. Была любимая работа, дающая заработок, оставалось время для своего творчества. Здесь были написаны первые главы большой книги о художнике М. В. Нестерове, две первые тетрадки главной книги «В своем углу», повесть «Сударь кот», рассказы «Четвертый волхв», «Хивинка»… В музее под руководством директора И. Г. Горохова собрался коллектив дружный, люди все творческие. Работать с ними было легко. По результатам раскопок и анализа музейных коллекций Дурылин опубликовал целый ряд работ.

По фотографиям челябинского периода видно, что о. Сергий Дурылин рясы не носил. Но духовные дети приезжали к нему и писали письма как к священнику, духовному отцу. Нестеров обеспокоен судьбой Дурылина: «Храни Вас Господь, дорогой, многолюбимый отец Сергий Николаевич»²⁰⁰. Еще жила надежда, что по возвращении из ссылки Дурылин продолжит работать над созданием музея «Оптина пустынь». Об этом свидетельствует письмо к нему о. Павла Флоренского.

«Дорогой Сергей Николаевич, направляю к Вам своего академического товарища Бориса Павловича Добротворцева на предмет обмена мыслями об Оптиной и о делах около нее. Бориса Павловича я рекомендую в Муз<ейный> отд<ел> в качестве сотрудника в «Музей Оптиной пустыни». Борису Павловичу хочется уяснить себе, что предстоит ему на таком месте и подойдет ли такая обязанность к нему. Поэтому я и полагаю полезным как для судьбы Оптиной, так и для Б. П. Добротворцева сговориться вам обоим о дальнейших отношениях. Всего доброго Вам. С уважением к Вам П. Флоренский. 27.04.1923 н. с.»²⁰¹.

Благодаря усиленным хлопотам друзей и духовных детей об освобождении Дурылина постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 26 сентября 1924 года Сергей Дурылин был досрочно освобожден.

Ходатайство заведующего отделом по делам музеев Главнауки С. П. Григорова и ученого секретаря того же отдела Н. Герасимова прокурору для поручений при Народном комиссариате юстиции Р. П. Катаняну о разрешении С. Н. Дурылину въезда и проживания в Москве²⁰².

13 июля 1923 г.

Ознакомившись с работой научного сотрудника Челябинского Музея Сергея Николаевича Дурылина в области археологии, Отдел по делам Музеев, искусства и старины Главнауки Наркомпроса находит, что для завершения его работ, имеющих большое научное значение, гр[ажданину] Дурылину необходимо переселиться в крупный научный центр, обладающий большими археологическими собраниями и соответствующими научными учреждениями.

Ввиду этого Отдел по делам Музеев всецело поддерживает его ходатайство о разрешении ему въезда и проживания в г. Москве.

При сем прилагается отзыв о работе С. Н. Дурылина, профессора 1-го Государственного университета – археолога В. А. Городцова²⁰³.

Зав. Отделом по делам Музеев

С. Григоров

Ученый Секретарь

Герасимов

ЦА ФСБ РФ. Д. Р-46583. Л. 84. Подлинник. Машинопись.

Комиссарова Ирина Алексеевна

<…> В 1922 году в декабре уезжаю с Сергеем Николаевичем в Челябинск.

9 января. 4 часа утра. Вокзал. Челябинск.

Только что прошла пора страшного голода; еще грабят. У нас две корзиночки небольших. «Куда мы с тобой? Ведь 4 часа, все спят, беспокоить нельзя». Из вокзала гонят. <…> Ходим по улице, мороз 28 градусов. Очень холодно. Сергей Николаевич молча ходит взад-вперед. <…> И вдруг от восторга вскрикивает: «Звонят! В церкви! Она тут, недалеко, пойдем в нее. 6 часов утра, слава Богу». <…> Народу в церкви мало, никто никого не толкает. 3-й день Рождества, воскресенье. <…>

Только что организовывается Краеведческий музей. <…> По рекомендации Анатолия Васильевича Луначарского Горохов И. Г. [директор музея] принимает на работу Сергея Николаевича Дурылина. <…>

* * *

Челябинск. 1922 г. Январь. <…>

Сергею Николаевичу сразу же предложили место младшего научного сотрудника. Предложение было принято. Через два дня Сергей Николаевич приступил к работе, стал разбирать и создавать отдел каменного века. Включил и меня в эту работу: приделывать рукоятки, палки для стрел, топориков и т. д.

В музее Сергей Николаевич работал ежедневно от 10 до 5-ти часов, вечерами домой приносил работу, которую мы делали вместе. <…> Скоро был готов отдел каменного века. Здесь-то выявились и раскрылись познания Сергея Николаевича в области археологии. Летом были организованы раскопки курганов. К ним привлекали бесплатные силы – молодежь. <…> Работали с особым интересом и большим подъемом. Сергей Николаевич так хорошо, толково объяснял, что они и не замечали трудности работы. <…> Часто курганы были очень глубоки, и приходилось долго копать, но когда докапывались до вещей, то ликовали, как дети. «Нашли! Нашли! – раздавались голоса. – Сергей Николаевич, посмотрите у нас!» Сергей Николаевич подходил и совочком или руками осторожно разбирал найденное. Надо было видеть, какие счастливые лица были у этих молодых людей, с какой бережностью они вынимали вещи. <…> Часто попадались разные женские украшения – бусы, серьги, с которыми хоронили наших предков, приблизительно за 2000 лет тому назад. В одном кургане был найден скелет лошади в богатом украшении, скелет человека в броне. Так было интересно работать! Сергей Николаевич был всегда веселый, всегда что-нибудь рассказывал смешное, над чем все заразительно смеялись.<…>

Вскоре был открыт музей²⁰⁴. На открытие пришло множество народу. Много было пожертвовано местных костюмов. Таким образом, Сергей Николаевич немало вложил своего труда в Челябинский краевой музей, для которого он был просто находка. Кроме только что найденных вещей, разбирали и вещи из раскопок, производившихся раньше, до Сергея Николаевича, ученым-археологом Н. К. Минко²⁰⁵. <…>

В Челябинск к нам приезжали из Москвы гости. <…> Прожили мы в Челябинске с 10 января 1922 года по 7 декабря 1924 года²⁰⁶, а затем вернулись в Москву, где началась для нас уже новая жизнь: жили мы в отдельных местах – я на Маросейке, а Сергей Николаевич в Милютинском переулке.

[Продолжение см. в главе «Томская ссылка».]

Боже Владимир Стейгонович²⁰⁷

Боже Владимир Стейгонович (р. 1956) – историк, краевед, общественный деятель. Лауреат уральской краеведческой премии им. В. П. Бирюкова, почетный член-академик Академии российских энциклопедий. В 1981–1993 годах работал в Челябинском областном краеведческом музее (главный хранитель, научный сотрудник). Директор Центра историко-культурного наследия г. Челябинска, затем заведующий музейным сектором этого центра (1993–2008). Член коллегии Комитета по делам архивов администрации Челябинской области. Основные направления исследований: история челябинского краеведения, история религии и церкви в Челябинске и области, народное образование в дореволюционном Челябинске. Автор более 1000 работ, посвященных истории Челябинска и Южного Урала. Автор идеи, составитель и автор статей (в том числе о Дурылине) энциклопедии «Челябинск», член редколлегии, научный консультант и автор статей энциклопедии «Челябинская область». Участник ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Награжден медалью «За боевые заслуги» и другими медалями.

Автор ряда статей о С. Н. Дурылине²⁰⁸.

Холодным январским утром 1923 года прибыл Сергей Николаевич вместе с Ириной Алексеевной Комиссаровой в совершенно незнакомый ему город, едва оправившийся от холерного мора и страшного голода. Время для Челябинска было трудное. Холод, эпидемии, безработица продолжали терзать его. Впрочем, С. Н. Дурылина это не коснулось. И жилье, и работа были найдены им сразу же по приезде. Его заявление о приеме на работу в музей местного края датируется 10 января 1923 года. В это время челябинский музей только организовывался. Предстояла большая работа, и ссыльный специалист оказался весьма кстати.

Коллектив музейных работников был небольшим, но люди в нем подобрались интересные. Глава музейных работников Иван Гаврилович Горохов, по воспоминаниям современников, был «интеллигентнейшим и умнейшим человеком». В музее часто можно было видеть директора губернского архива и автора монографии по истории Оренбургской епархии Н. М. Чернавского, литературоведа и педагога Н. Л. Нестеровича, ахуна Челябинска, уполномоченного музея по сбору предметов мусульманского быта С. Урманова, доктора Н. И. Игнатова и других ярких и самобытных людей, составивших круг общения С. Н. Дурылина в Челябинске. Вскоре по приезде на Урал Сергей Николаевич познакомился и с Марией Александровной Минко²⁰⁹, женой человека, дело которого ему предстояло продолжить. Результатом этого знакомства явился биографический очерк С. Н. Дурылина о Николае Кирилловиче Минко²¹⁰, одном из первых исследователей археологического прошлого Челябинского края. Этот труд, несмотря на свой небольшой объем, до сих пор является наиболее полным источником сведений об ученом Н. К. Минко, выявившем в 1906–1910 годах в районе Челябинска около 800 курганов, более 100 из которых были им раскопаны. Материалы этих раскопок были переданы женой Минко в 1923 году в музей и стали главным объектом приложения сил С. Н. Дурылина в Челябинске. Прежде всего, он занялся «разбором нескольких сундуков с „черепками“». Дурылин пишет в Москву ученому-археологу В. А. Городцову, прося его консультаций и помощи: «В годы войны и колчаковщины материал этот был разбит, перепутан, утрачен, может быть в ½, если не больше, а главное, было утрачено все, что могло бы служить к правильному ориентированию материала… <…> все было перемешано, спутано, перебито, никаких дневников и письменных указаний я не имел»²¹¹.

Разбор коллекций вызвал такой интерес у Дурылина, что он решил продолжить исследования, начатые Н. К. Минко, и обратился в отдел музеев при Главнауке с просьбой разрешить раскопки под Челябинском, начиная с полевого сезона 1923 года. Разрешение было получено, но финансовые причины не позволили приступить к работе. Весна и лето 1923-го ушли у С. Н. Дурылина на подготовку археологического раздела экспозиции музея, открывшейся 1 июля 1923 года. Этот раздел высоко оценил первый нарком просвещения А. В. Луначарский, посетивший музей 9 января 1924 года. Он же горячо поддержал мысль о необходимости продолжать раскопки, сказав: «Археологический отдел музея и теперь представляет большой научный интерес. Раскопки его увеличат. Средства на раскопки нужно изыскать». Может быть, именно эти слова наркома позволили музею получить средства на проведение археологических раскопок 1924–1925 годов, осуществленных силами археологической секции Челябинского общества изучения местного края и сотрудниками музея под руководством С. Н. Дурылина.

В 1924 году ими было раскопано 9, а в 1925 году – 15 курганов в районе озера Смолино. Результаты превзошли все ожидания Сергея Николаевича, и он с энтузиазмом вводил их в научный оборот. Был подготовлен отчет для Главнауки, сделаны сообщения о раскопках на заседаниях Общества изучения местного края, в исследовательском Институте археологии и искусствознания в Москве. С челябинскими находками были познакомлены известные ученые – профессор В. А. Городцов и академик Н. П. Лихачев. Публикации С. Н. Дурылина появляются в газете «Советская правда», в «Сборнике материалов по изучению Челябинского округа», в «Записках Уральского общества любителей естествознания». В 1924 году С. Н. Дурылин выступил с сообщениями: «О предстоящих раскопках в причелябинских курганах», «О раскопках Н. К. Минко», «О месторасположении курганов, их форме и величине в Челябинском крае», «Раскопки кургана близ поселка Сухомесово», «О последних раскопках курганов в окрестностях г. Челябинска и их результатах» и др.

Без сомнения, археология была главным занятием С. Н. Дурылина во время нахождения в челябинской ссылке, но далеко не единственным. Уже к концу 1923 года им, например, был подготовлен цикл из 8 лекций по истории культуры Челябинского края. Он собирал уральский фольклор (частушки, детские считалки) и сведения о развитии местной музыкальной культуры. Много времени Сергей Николаевич отдавал нумизматическому собранию музея. Атрибуция древних персидских, римских, парфянских и иных монет была делом не простым. Приходилось работать с каталогами, словарями.

Картотека, составленная им, и сегодня хранится в Челябинском областном краеведческом музее. Продолжал С. Н. Дурылин и свою литературную деятельность. Писал автобиографические заметки, опубликованные в наши дни в издании «В своем углу». Возможно, это главная книга С. Н. Дурылина. В ней без всяких экивоков на советские реалии и цензуру, не предполагая публиковать записки, он рассказал о времени и о себе. <…> И что важно для челябинцев, в книге использованы некоторые из собранных в нашем городе материалов. В Челябинске же Дурылин начал собирать материалы для книги о М. В. Нестерове, вступив с художником в переписку.

За два года ссылки (январь 1923 – ноябрь 1924 года) С. Дурылин смог достаточно ярко проявить себя в нашем городе. Несмотря на краткость своего пребывания здесь, он выступил наряду с И. Гороховым основателем челябинского музея, занял свое, весьма заметное место в ряду исследователей местного края <…> положил начало этнографическим исследованиям Челябинского общества изучения местного края, почетным членом которого он был избран, опубликовал ряд ценных научных работ.

В Челябинске Сергею Николаевичу хорошо дышалось и работалось (несмотря на надзор ГПУ). В пятой тетрадке «В своем углу» он записал: «Я глубоко провинциален и хотел бы писать под тенью не „пальмы“, а „герани на маленьком окошке…“. Ссылкой для меня оказался не Челябинск, где была эта „герань“, а Москва, где ее нету»²¹².