Текст книги "Чужестранцы"

В этот момент я забыл обо всем, что предшествовало моему появлению на заводе. Неважно, было ли это правдой, моя цель сузилась до одного конкретного объекта, а мысли сконцентрировались. Не удержавшись на ногах, я плюхнулся на бетонный пол прямо перед холодильником – какая-то железка больно впилась в ладонь – и дернул ручку на себя что было силы.

На меня вывалилось детское тело. Темная челка, неживое лицо с посиневшими губами. В голове все поплыло, и я потерял равновесие второй раз под тяжестью того, кто был Вадимом. Найдя в себе силы, я схватил ребенка и затряс за плечи. Его челка разметалась по сторонам, но глаза также тускло продолжали смотреть куда-то вбок. Руки плетьми болтались вдоль тела.

– Черт возьми! – я задыхался. – Вадим! Мари? Где ты?!

Меня охватила паника. Я вдруг остро осознал, где нахожусь и что происходит. Мертвый мальчик в моих руках и белое нутро старого холодильника на заброшенном заводе. И ни одного свидетеля вокруг!

– Я здесь, – раздался спокойный голос над ухом.

Голос заставил меня подскочить на ноги, тело Вадима свалилось на пол. Сердце бешено стучало, пока Мари вытирала слезы рукавом, не глядя на меня. Она не казалась удивленной, скорее, печальной. И куда более спокойной, чем я.

– Прости, я тебе не все рассказала. Когда говорила, что надо спасти мальчика, имела в виду другое. Вадим умер до нашего прихода, они здесь рыскали, его одноклассники. Он знал, что хорошего от них не дождешься. И решил спрятаться, но не ожидал, что дверь изнутри не откроется. Мне все это было известно наперед, но нам нельзя вмешиваться в ход событий.

Я стоял, не в силах поверить в услышанное. Что же происходит, в конце концов! Вопросы тупо бились о виски, а в горле пересохло. Мне хотелось ударить Мари, изо всех сил втащить маленькой мерзавке по щеке. Та подняла на меня заплаканное лицо, и желание заглохло, застряло где-то на полпути к исполнению.

– Что же тебе было нужно? – прошептал я, стараясь не смотреть на то, что лежало на полу. – Зачем ты меня привела?

– У нас в документации ошибка закралась, – Мари шумно сглотнула. – Там… у нас посчитали, что это самоубийство. А это случайность, понимаешь! Ты же их видел, как они пробегали, а заметил, что у них было в руках? Палки и ножи! Как ему было не испугаться.

Это было правдой, я вспомнил, что действительно заметил подобие «оружия» у пары пробегающих школьников. Дешевые канцелярские ножички и выструганные ветки.

– Школьники жестоки. Вадим – другой. Я знаю, он был бы моим другом – там. Но его туда не пустили, и все оттого, что недоглядели, отчего он умер. А я теперь смогу представить доказательства! Твоими воспоминаниями, этого будет достаточно.

– Но постой, – голова у меня шла кругом. – Как ты могла это знать, если оно случилось только что? Кто ты вообще такая?!

Мари медленно сняла рубашку и протянула ее мне. Я не пошевелился, и рубашка упала на пол. Дыра в ее груди никуда не делась, теперь через нее было видно кусок граффити на грязной стене. Я отвернулся.

– У нас другие законы времени и пространства. Просто со мной никто не хочет общаться и играть, а все из-за этого, – даже не глядя, я почувствовал, как она показала рукой на грудь. – Я научилась разговаривать, как другие, понимать новомодные словечки и играть в их игры, но все равно осталась изгоем. А Вадим такой же, как и мы с тобой, он одинокий и справедливый. Я подумала, убегу и найду кого-то, кто мне поможет. Если они пересмотрят дело, у меня там появится друг. И он наконец обретет покой.

За окном начинало смеркаться. Головная боль никуда не исчезла, но обернулась в новом качестве, и теперь мне было больно смотреть в оконный проем, на остатки солнечного света. Пришлось вернуться взглядом к Мари, разрухе вокруг и мертвому мальчику на полу.

– И так у вас называется справедливость? – мой голос дрогнул. – Что-то не особо к вам хочется.

Мари потупилась.

– А ты и не торопись. Просто у нас тоже есть недочеты. И бю-ро-кра-тия, – Мари робко улыбнулась, – я ведь правильно сказала?

Я опустился на колени. Все, что копилось тяжестью в груди, вдруг оказалось в уголках глаз. Не думая больше ни о чем, я притянул к себе изувеченное девчачье тело и крепко обнял. Мари обняла меня в ответ, позволяя моим слезам утонуть в рукаве старомодного платья. Так мы и простояли целую минуту, не нуждаясь больше ни в словах, ни в объяснениях. Наши воспоминания о случившемся и образы стали единым целым и связали незримой нитью.

– Ты очень смелая, – улыбнулся я через силу, отстраняясь. – Ты знаешь об этом? Я бы дружил с тобой. Но тебе точно хватит того, что мы увидели для доказательств?

– Конечно, – Мари решительно кивнула. – Ты возвращайся домой, не бойся. Достаточно одного свидетеля из числа живых. Главное, чтобы зацепка была, а там я буду настаивать, я не отступлюсь. Теперь за мной сила.

С этим было не поспорить. Я подобрал с пола свою рубашку и отряхнул ее от пыли. Протянул Мари.

– Ты возьми. Подарок, – девочка радостно схватила рубашку. – А то платье у тебя немного того… староватое. Ты ведь не из нашего времени? И имя у тебя не наше. И дробью сейчас никто не стреляет, – я вздохнул. – Все равно ведь не расскажешь?

Полумрак скрыл от меня лицо той, что стояла напротив, сжимая в руках рубашку. Тело Вадима на полу возле хрупкой фигуры казалось бесформенным мешком. Сердце снова болезненно защемило.

– Я должен сообщить его родителям. Позвонить в полицию.

– Нет! – Мари шагнула вперед. – Не надо, нельзя вмешиваться. Ты и так много сделал для него, поверь.

И я поверил. Поглубже запахнул полы плаща, словно они могли спасти меня от того, что требовалось оставить здесь, на заброшенном подшипниковом заводе. Пока я направлялся к выходу, закусив губу, Мари не проронила ни звука. Но когда шагнул на ступеньки, то услышал свое имя.

– Да? – я обернулся и посмотрел назад. – Чего тебе, моя упрямица?

– Твоя дыра, – Мари окончательно растворилась в темноте, и только мелодичный голос коснулся моих ушей. – Она тоже стала меньше.

Этот голос отразился от стен и затих, а я покачнулся и едва устоял на ногах. Хватит на сегодня падений. Хватит их, в принципе. Улица встретила прохладным ветром, а в плаще нашлась мелочь на обратный билет до дома. И пока я перекатывал ее в кармане, шагая до остановки, в голове проносились то канцелярские ножички, то старое платье, то мертвые глаза Вадима. Губы беззвучно шевелились, а на горизонте разливался закат.

Дома я вылил остатки алкоголя в раковину и, не раздеваясь, ничком уснул на кровати. В этот раз мне не снился ни декан, ни начальник. Слишком они были незначительны теперь, чтобы занимать мой сон.

* * *

Со скрипом, но я нашел новую работу. Бытовых трудностей меньше не стало, и долги по-прежнему висели на мне мертвым грузом, но теперь в моей жизни появился просвет. Правда, порой мне казалось, что я сам себя в этом убеждаю, однако дышать определенно стало легче. И появилась решимость гнуть свою линию дальше, какой бы трудной она ни была.

Иногда я размышлял, не сам ли себя убеждаю в том, что мне чертовски не везет. Но в тот день, когда меня с утра затопил сосед, а по возвращении домой в двери сломался ключ, я понял: нет, не сам. С раннего детства я как магнит копил всевозможные неурядицы, хотя долго пытался это оспаривать. Потом сдался. Потом смирился.

Совсем немного времени прошло с тех пор, как Мари сказала, что моя дыра в груди стала меньше. Я прислушивался к ощущениям, но когда закрывал глаза, то все еще чувствовал ветер, проходящий меня насквозь. Откуда взяться в подъезде ветру? Такой же нереальный, как и мой дефект, и такой же неизменный спутник жизни. Наверное, оттого я не могу ничего удержать в своих руках – все шансы на перемены к лучшему, надежды и радости просто сдувает в эту незримую бездну. И ни одной маленькой, пусть даже и храброй девочке, не под силу ее заштопать за один раз. Вот только в меня никто не стрелял из дробовика. Все эти годы умирал я медленно, рассыпаясь по крупицам. Слишком незаметный для выстрела в упор.

Специалисты по аварийному взлому прибыли спустя два часа, что я провел на ступеньках в подъезде. Пролистывая новости в телефоне и просматривая заголовки, я наткнулся на заметку о погибшем на заброшенном объекте мальчике. Вадим М., 13 лет. Жаловаться на судьбу расхотелось, и дальше я просто сидел на ступеньках, обхватив колени, как когда-то сидела Мари на полу моей комнаты. Медленно текли минуты.

Когда же наконец попал в квартиру и остался один, то первым делом пошел заварить себе горячего чая. Отказ от выпивки порой давал о себе знать вспышками досады, но чай успешно топил их, загоняя прошлое в прошлое. С его горьковатым крепким вкусом крепчал и я, а значит, несмотря на недавние невеселые мысли в подъезде, становился сильнее. По крайней мере, это было хорошим утешением. Наливая заварку в кружку, я вдруг увидел чью-то тень на стене и резко обернулся.

Кружка выпала из рук и разлетелась на осколки.

Мальчику было лет пятнадцать, обычный чумазый хулиган. Не считая того, что из черного джемпера торчала рукоять ножа. Увидев мое ошеломленно лицо, он задорно ухмыльнулся. Затем вытащил нож, повертел им и вставил обратно в сквозную рану в области сердца.

– Вообще-то мне не обязательно носить его на себе, но с ним я выгляжу круче, – авторитетно заявил пацан, пока я медленно съезжал по стенке на пол. – Это я, между прочим, в драке со шпаной словил! Эй, ты чего? Мне помощь твоя нужна! Я же совсем ненадолго, мне только родителям сообщить, чтобы не грызли себя за нашу последнюю ссору, а то у них неправильный коэффициент вины начисляется. Не могу этого допустить, они ведь ни при чем… ну чего ты?

– Изыди! – я замахал руками, хватая воздух. – Хватит с меня!

Пацан обескуражено почесал в затылке. Я закрыл лицо ладонями и застонал. Я же бросил пить, ну с чего бы! На мне что, медом намазано? Или висит указатель «обращаться за услугой с того света»?

– Как ты меня нашел? – безжизненно спросил я. Судя по уверенному поведению, пацан без желаемого не уйдет. – У тебя же нет дыры в груди?

– Как это нет? – возмутился пацан. – А это что? – он вытащил нож и снова продемонстрировал. – Пробоина! И у тебя такая же, совсем маленькая осталась. Решил воспользоваться, пока совсем не заросла.

Я вдруг расхохотался. И в самом деле, отчего не помочь, если просят. Авось еще что узнаю об организационных трудностях загробной жизни. Отсмеявшись, я вытер лицо рукавом. На душе вдруг стало легко и спокойно, словно появление гостя с того света было естественным итогом рабочего дня. Да чего там дня, всех последних недель, с тех пор, как автобус увозил меня прочь от заброшенного завода на окраине. В привычный бесполезный быт.

Пацан нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Я больше не чувствовал его незваным.

– А кстати, эта, которая простреленная с дружком из холодильника, просила тебе передать, – он побарабанил пальцами по рукоятке ножа. – Она там чего-то исправила в твоих документах, цифры в балансе фортуны. Говорит, скоро все у тебя будет шито-крыто. Ну? Хорошая новость за услугу, да? Погнали!

– Погнали, – согласился я, со вздохом поднимаясь с пола. – Побеседую с твоими родителями. А звать-то тебя как?

Парень низко и церемонно поклонился, задев ботинком осколок кружки.

– Максимиллиан, к твоим услугам.

Я подозрительно посмотрел на его грязные щеки. На шее чуть ниже виднелась переводная тату от знакомой с детства жвачки.

– Чужестранец, что ли? А может, Максим?

Парень не ответил и обиженно скривился, а я пошел надевать плащ. В этот раз в кармане была не просто мелочь, а целый кошелек – хватит и на обратный путь, и на следующий день. А может, и еще на один, да сколько их всего будет. Изувеченных дней или изувеченных детей. Не все ли равно?

И для тех, и для других во мне всегда найдется место. Какого бы ни было размера, оно не зарастет до конца. Я улыбнулся, следуя за мальчишкой до остановки, пока вокруг раздавался городской шум и доносились разговоры людей. Слишком занятых или слишком счастливых для роли связного. И мне больше не хотелось в их число.

Кажется, я вдруг понял, что значит быть целым.

Дорога на четверых

Андрея беспокоило, что уже две недели он не мог избавиться от нелепого желания. Тот спальный район, еще недавно незнакомый, вдруг стал излюбленным местом прогулок. А теперь еще и захотелось, чтобы хозяин какого-нибудь из этих деревянных, плачевно-кривых домиков, пригласил его зайти в гости на чай. Простое желание, но ведь нелепое.

А сам район невзрачный, но атмосферный. Наверное, поэтому так тихо-тихо затягивает в свою жизнь: с прохожими без гаджетов в руках, со следами мела на асфальте – затертыми классиками и детскими рисунками, густыми деревьями, у которых ветки сцеплялись в арки, с окошками, что кое-где смотрели на мир на уровне асфальта. Местечко на грани разрухи и уюта. И Андрей возвращался сюда снова и снова. Украдкой заглядывал в окна, обшаривал взглядом дворики, втайне радуясь и сожалея, что живет не здесь.

Наверное, рано или поздно это бы случилось. Одно из таких подслеповатых окон оказалось распахнуто, и ветер выдувал из него бумажки, которые, похоже, разлетались из беспечного бардака на подоконнике. А еще на подоконнике была ваза с полевыми цветами. Так неожиданно, так притягательно… Андрей не успел даже сообразить, что делает, как ноги легко перемахнули через раму и он оказался внутри. Наконец!

«Непрошеным гостем», напомнил он себе, волнуясь.

Весьма уместно, потому что хозяева были дома.

* * *

Не хозяева. Хозяйки.

В углу комнаты перед маленьким столиком сидели три девушки. Неподвижно, держась за руки. На шумное появление Андрея одна из них разомкнула веки – неспешно, словно выныривая с неведомой глубины. Взгляд ярко-бирюзовых глаз остановился на нем, а в следующий миг – Андрей от неожиданности вздрогнул! – девушка по-хулигански ему подмигнула. На столе догорали свечи, освещая блюдца с чем-то, похожим на человеческие волосы. Между свечами на кукольном стульчике расположился резиновый петух. «Лицом» к Андрею, и тому вдруг почудилось, что петух его тоже разглядывает.

«Просто какой-то сон, – подумал он внезапно. – Наваждение. Стряхни с себя и возвращайся в реальность».

Та, что подмигивала пару секунд назад, теперь деловито тормошила соседок.

– Так! Приходим в себя, дамы, у нас улов!

Андрей нерешительно переступил с ноги на ногу. Это он-то улов? Остальные две девушки также вынырнули из своего странного транса, и его собственное оцепенение наконец прошло.

– Я прошу прощения за вторжение! – он улыбнулся, как надеялся, смущенно и обворожительно. – Если честно, я… э… потерял равновесие и упал к вам прямо в комнату. Вот.

Девушки переглянулись между собой, и Андрею немного полегчало. Не кричат и не возмущаются! Обычные девчонки, в конце концов, чем бы тут ни развлекались. А если еще и гостеприимные, может, он наконец получит желанную чашку чая и разрешение осмотреть дом.

– Приветствую тебя, явившийся на зов, – отозвалась сидящая в центре. Она казалась чуть старше остальных, и ее распущенные белые волосы словно сияли. Вкупе с бирюзовыми глазами выглядела она совершенно сказочно. – Я Элис, та, что справа и суровая – это Джеки, а слева и в капюшоне – Мэй.

Девушка слева помахала рукой.

Андрей удивленно моргнул. Какие экзотические имена. Или то прозвища?

– Эй, Элис, не торопись, он ведь не рыжий, – тихонько проворчала девушка справа. – А нам нужны рыжие волосы.

– А вот сейчас уточним, – беспечно отозвалась Элис. – Эй, парень, а ты не крашеный?

– Нет, – ответил Андрей. Он вдруг почувствовал себя расслабленно и даже не особо удивился вопросу. – Натуральный шатен, как есть. Но в принципе, – он развеселился, – могу принести вам пару рыжих волос. Для вашего… ритуала, или чем вы тут занимаетесь.

Девушка справа, чье имя он не запомнил, но понял, что она и впрямь сердитая, опять возмутилась:

– Принести рыжих волос? Ободрать какого-нибудь и без того плешивого рыжего кота? Спасибо, не нужно, – она повернулась к Элис. – Слушай, давай признаем, что не стоит зацикливаться на шевелюре? Сойдет и этот – хоть попробуем, не убудет же от нас?

Сидящая в центре белокурая обитательница дома вздохнула, не сводя глаз с удивленного Андрея.

– Не убудет, – ответила она наконец. – Ставь чайник, Джеки.

* * *

Девчонки оказались чумовые. Два часа пролетели незаметно, а за ними и следующие две недели, которые Андрей теперь регулярно проводил в гостях. Они всерьез мнили себя ведьмами – Элис была за старшую («Я такой родилась, а эти двое всему от меня научились»), Джеки была полна мрачноватого юмора, но миролюбива. Ну а Мэй, обладательница чарующей улыбки, и стала основной причиной его частых визитов.

Ее красота была не такой яркой, как у Элис, и не такой томной, как у Джеки с ее черными глазами и волевым лицом. Нет, Мэй была совершенно обычной: серые локоны вились на концах, обрамляя щеки с ямочками и кроткую улыбку. Эту улыбку она дарила ему сперва украдкой, затем все чаще, и Андрей безошибочно понял, что он ее особенный адресат.

Все происходило так естественно и так правильно. Крепнущее чувство, что случайный дом становится почти родным. Ненужность вопросов о том, кто из них как жил раньше и как живет за пределами этих встреч. Мэй, ласково глядящая из-под своего капюшона. Постоянно ворчащая Джеки, борец за порядок во всем, и беззаботно-невозмутимая Элис со своей белокурой шевелюрой. А еще резиновый петух, Вальтер – полноправный член команды, к которому все относились серьезно. Все это было настолько наяву, что порой Андрею казалось, что мост, который он переходит по дороге сюда из города, словно граница между двух миров. Суетливый и скучный быт оставался позади, а вот старые домики встречали настоящей жизнью, и он втягивался в нее все больше и больше.

Вальтера ему представили отдельно. Андрей с серьезной миной, стараясь не рассмеяться, слушал историю принятия петуха «в семью».

– Ну ты знаешь, такие блошиные рынки, – Джеки развалилась на маленьком пуфике, качая ногой. – Идем и смотрим: опа, петух резиновый. Среди кучи барахла и старых книг, ну Элис и говорит, какой-то он здесь одинокий. И знаешь, хочешь верь, хочешь нет, но стоило принести его домой, он словно преобразился. И пусть молчит все время, а как будто с нами – сидит и слушает.

Андрей взял петуха в руки и нажал на игрушку. Раздался протяжный писк, и Джеки рассмеялась.

– Ну, насчет молчит, я погорячилась. Видишь, тебя поприветствовал.

«И тебе привет, – мысленно ответил Андрей петуху. – Кажется, меня тоже приняли в семью».

Здесь он чувствовал себя живым. И рискнул признаться в этом Мэй, когда они шли по вечерней улице к мосту. Провожать до него Андрея быстро стало их маленьким общим ритуалом.

– Так и есть, – его спутница и его, наверное, первая любовь трогательно семенила рядом в своем капюшоне. – Это место ведь особенное, оно тебя меняет и даже не спрашивает.

– А как меняет, как, ну скажи? – Андрей дурашливо задергал капюшон.

– Оно словно вычеркивает тебя из прошлой жизни, – невесело усмехнулась Мэй. – Я рада твоей компании, но меня тревожит, что ты теряешь другие интересы. Хотя то, что ты явился на зов в тот день, когда влез в окно, это знак свыше. Ты был нужен нам для того… – она запнулась, – для одного незаконченного дела. Для того, чтобы мы смогли уйти.

– Мэй, я уже привык к тому, что ты порой несешь всякую дребедень. Не обижайся, – Андрей приобнял ее за плечи, – это даже мило, и мне в тебе нравится, как и все остальное. Но куда это вы там собрались уходить? Тем более без меня, – он шутливо схватился за сердце. – Я ведь совсем недавно вас нашел. Тебя нашел.

Он остановился и уже серьезно посмотрел на нее.

– Не бросай меня, Мэй.

Она замерла в шаге от него.

– Андрей, я знаю, для тебя это шутка, но мы ведь и правда ведьмы. Этот мир – он не наш и не совсем для нас. Элис занесло сюда случайно, после неудачного ритуала. А я и Джеки отправились за ней выручать. Мы похожи на обычных людей, но всегда будем другими, отличными от вас. И от тебя.

Андрей исподтишка наблюдал за Мэй. Возможно, ее фантазии зашли слишком далеко. И она действительно немного не от мира сего. Но сейчас ему не хотелось спорить. И не хотелось думать о ее словах.

Странная, но такая родная девочка. Андрей подошел вплотную и легонько коснулся ее губ своими. Ведьма, девушка, призрак… ему все равно, кого любить, если это Мэй.

* * *

Поздно вечером, сидя за конспектом лекций, на котором никак не удавалось сосредоточиться, Андрей думал об услышанном. О том, что досуг с девчонками вычеркивает его из повседневной жизни.

А ведь это правда, внезапно понял он. Когда он последний раз был на тренировке? Выбирался с друзьями в бар? Собственно, даже не с друзьями, а приятелями, ведь, несмотря на открытый нрав, Андрей ни с кем всерьез так и не сдружился.

В этом городе он пробыл уже два с лишним года – на поступлении в местный ВУЗ в свое время он настаивал особенно, хотя родители не понимали этой решимости уехать. Мать с отцом были, конечно, правы, профессию инженера Андрей мог получить и на малой родине. Но его влекло куда-то вдаль желание перемен, свежего глотка и – чего греха таить – своей первой самостоятельности. Не без колебаний он принял от родителей деньги на съем квартиры (общежитие его, бывшего в душе собственником, не привлекало), но тут же устроился курьером по доставке, с той поры регулярно подрабатывая на каникулах. Во время учебного года Андрей ловил себя на том, что ему не хватает ощущения усталости в ногах, местных улиц, которые – спасибо навигатору и картам – он теперь знал как свои родные, и просто какой-то легкости в мыслях и на душе.

Возможно, именно поэтому долгие пешие прогулки по городу были его отдушиной. Той самой, которая и привела к судьбоносной встрече.

А в судьбоносности встречи он не сомневался, хотя и стеснялся признаться в этом самому себе.

Может, то был побег от проблем, от жизни без чего-то настоящего, что в последнее время тревожило Андрея. Ему хотелось, чтобы дни были наполнены смыслом, который вдруг потеряли учеба, общение с сокурсниками и даже привычные развлечения. Когда же это началось? Когда он начал замыкаться в себе и наматывать круги по окраинам? Ведь все должно было сложиться совсем наоборот.

И вот каких-то три недели назад он его нашел, этот смысл – нежданно и негаданно. Рецепт оказался простым: идти туда, куда несут тебя ноги и сердце, и не думать больше ни о чем.

А что до прочего… Андрей скосил глаза на конспект, мелкие буквы которого казались такими незначительными. Прочее потеснится. Родители за него спокойны, товарищам хватает собственного досуга. А он наконец-то почувствовал привкус радости в этой новой жизни.

И так ли важно, где его обрел?

* * *

– Бинго! – Элис победно бросила карточку на стол.

Джеки недовольно поджала губы, Андрей переглянулся с Мэй: оба улыбались. Джеки не любила проигрывать, хотя и обзывала лото старомодной игрой для слабоумных.

Подумать только, скажи ему месяц назад, что он будет проводить время подобным образом, Андрей бы не поверил. Осень, ветхий дом, лото и девушки с чудинкой. Ему по-прежнему было хорошо здесь, словно под теплым одеялом. Андрей научил своих «ведьм» разбираться в сортах чая, и теперь Элис каждый раз торжественно вскрывала новый бумажный пакет. По кухне разносился тонкий аромат чайных листьев, и первую чашку все четверо распивали молча.

Элис называла его привередой, а он ее в шутку – верховным жнецом. Джеки была всегда Джеки, своенравная, но отходчивая. Любитель запутанных мистических историй, которые сама же и сочиняла на ходу. Единственный, кто мог дотянуться языком до кончика носа. Ну а Мэй была Мэй.

Его Мэй. Их интерес был взаимным с самого начала и за этот месяц окончательно стал особой незримой связью. После их первого – и единственного пока – поцелуя у моста он в этом уже не сомневался. И даже Джеки со своими шуточками была предельно деликатна.

За окном цвели астры и георгины, хотя участки соседних домов давно потеряли краски. Здесь же трава, казалось, забыла о времени и оставалась насыщенно-зеленой. Однажды Андрей вслух удивился такому явлению. «Это Джеки, – коротко объяснила Мэй. – За землю она отвечает». Он прыснул – пытался представить Джеки, которая возится на клумбе, на что последняя лишь поморщилась и махнула рукой. Девчонки умели его удивлять, внезапно раскрывая о себе чуть больше информации, словно на шажок подпуская ближе.

И все-таки оставались для него загадкой с самой первой встречи. Андрея порой подмывало спросить прямо, откуда они на самом деле и почему целые дни проводят дома за странными, хоть и милыми заботами. Но он чувствовал, что должен проявить терпение, словно была какая-то невидимая граница, до которой требовалось дойти самому. Даже если медленно, даже шаг за шагом. Иногда Андрею начинало вериться, что девчонки и правда ведьмы. Иначе как объяснить то магическое чувство связи между всеми четверыми, которое не нуждалось в лишних словах? Или то, что волосы у Элис порой струятся, словно горная река, и он буквально слышит их журчание? А при взгляде на Мэй его окутывает теплый воздух, пронизывая до кончиков пальцев?

Андрей не особо любил осень за сырость и стылость. Но эта, кажется, была лучшей в его жизни.

Не сводя глаз с Мэй, он вдруг некстати вспомнил их недавний разговор, что омрачал воспоминания от поцелуя. Больше они никогда к нему не возвращались.

* * *

Раз он уговорил Мэй выбраться за пределы района в центр города. Она не без колебаний согласилась, и теперь они, взявшись за руки, шагали мимо ярких вывесок и сувенирных киосков. Мэй казалась немного растерянной, и Андрей вдруг подумал, что их привычное место обитания и привязанность к дому – это средство защиты от окружающего мира. Словно тот мог по каким-то причинам их не принять.

Он попробовал представить уверенных Элис и Джеки в кинотеатре, с попкорном. Вышло так себе, почему-то их образы совершенно не ложились на современную молодежную жизнь. Поглощенный этими мыслями, он отвлекся, когда Мэй дернула его за рукав.

– Андрей… может, ну его, это кино? – она застенчиво улыбнулась. – Пойдем домой, я погадаю тебе на кофейной гуще.

– Что-то хорошее нагадаешь? – он попытался улыбнуться в ответ, хотя на душе царапнуло. Непривычный досуг не задался, и Андрей в качестве проводника, кажется, тоже.

В глубине души он и сам хотел вернуться в тихий спальный район. Больше из отчаяния, чем из упрямства, он приобнял Мэй за плечи и повлек дальше по улице, сверкающей огнями магазинов. Они шли молча, в лужах под ногами отражались крыши домов и осеннее небо. Дойдя до конца улицы, Андрей остановился.

«Что же со мной происходит, – подумал он, ощутив укол беспричинного страха. – Почему все вдруг стало неправильным? Почему я чувствую себя здесь чужим?»

Порыв внезапного ветра охватил Андрея, заставив вздрогнуть. Он посмотрел на Мэй, та, словно угадав его мысли, поднялась на цыпочки и быстро поцеловала. Это убедило окончательно. Померкло все: и улица, и прохожие, и вывески. «Возвращаемся», – шепнул Андрей, разворачиваясь в сторону остановки. Что-то отпустило внутри, и снова стало легко и свободно.

И пока они ехали в полупустом автобусе, оба не сказали ни слова. Разве что Андрей пару раз заговорщицки подмигнул Мэй, а та в ответ строила смешную гримасу.

Старый дом встретил теплом и запахом гари: Джеки пыталась соорудить импровизированный камин. Газеты, видно, отсырели, потому что тлели, но не горели. Элис, картинно закатив глаза, бормотала ругательства богу огня. Затем сделала неуловимое движение ладонями, отчего газеты вдруг зашипели, словно их обдало водой. Андрей восхищенно моргнул – интересный фокус, надо бы расспросить ее на досуге подробнее. Мэй ловко юркнула в кресло и потянула за собой Андрея. Он пристроился на подлокотнике, не без удовольствия наблюдая за уютной суетой.

– Чаю? – гаркнула Джеки, отрываясь от процесса тушения газет. Со своими перепачканными сажей руками она напоминала фанатичного кочегара.

– Не, сегодня кофе, – беззаботно отозвался Андрей и нагнулся к самому уху Мэй. – Ты же погадать обещала, помнишь?

* * *

Октябрь незаметно сменился ноябрем. Андрей продолжал проводить три вечера в неделю в компании новых подруг и не обращал внимания на долги по учебе и собственное жилище, что давненько нуждалось в уборке. Все вообще как-то странно меркло в ожидании вечера, когда, натянув наскоро кеды, он бежал на автобус до окраины города. Старый вокзал, заброшенная церковь, мост. Конечная.

«Ну и ладно, – сказал он себе, шагая между старых домов. – Кто сказал, что парням не пристало дружить с девчонками. И почему я должен этого стесняться». Сегодня на дне его рюкзака лежало нечто важное: маленькая коробочка с подвеской в виде дракона. Андрей решил, что подарит это Мэй. Пусть охраняет ее в его отсутствие. Его странную любимую «ведьму» в капюшоне. Завидев знакомый дом, Андрей прибавил шагу.

Но тем холодным вечером что-то изменилось. Причина нашлась почти сразу: окно было закрыто. Сколько Андрей помнил, в любую погоду оно было распахнуто настежь, как в тот день, когда он впервые влез в него. Впрочем, дверь давно уже стала привычнее, вот и сегодня он толкнул ее – отсыревшее дерево неохотно поддалось – и замер.

В квартире было тихо. Девчонок не было.

Андрей почувствовал нарастающую тревогу. Разбросанных обычно вещей теперь не было, разве что в шкафу болтались пара ветровок. Он прошелся взад-вперед по комнатам и остановился на кухне. В центре стола невозмутимо восседал Вальтер. Его блестящие неподвижные глаза словно подтверждали догадку.

– Мэй, – прошептал Андрей. – Девочки, это я. Я пришел.

Он замер, пытаясь собраться с мыслями, на душе было страшно и пусто. Не может быть, не может быть… почему не взяли Вальтера с собой?! Внезапно он заметил белый конверт на столе. Развернув, узнал почерк Мэй. С перечеркнутыми буквами «М» и «А» в правом верхнем углу – придуманной им же эмблемой для них двоих.

«Дорогой Андрей, – сообщал родной почерк, – когда-то я рассказала тебе правду, в которую ты не поверил. О том, что мы ведьмы. Наверное, люди представляют нас иначе?

Элис занесло в петлю между нашим и вашим миром, а мы с Джеки шагнули сюда добровольно. Здесь наша магия почти на нуле, и мы мало на что способны. Но одна бы она не справилась, втроем же нам был по силам лишь один ритуал – призвать того, кто в этом мире чувствует себя таким же одиноким. Того, кто нас дополнит.

Призвать четвертый компонент единства. Джеки у нас отвечает за силы земли, Элис – воды. Я олицетворяю силы воздуха, и нам не хватало только огня. Четыре оторванные от магии стихии соединились бы вместе, и этой незримой силы хватило бы для того, чтобы вернуть нас обратно.