Текст книги "Чужестранцы"

Выдержав небольшую паузу, он добавил: «Так что готовьте солдат и запрягайте лошадей. Завтра день величайшей битвы в истории Израгила!» …

…Она гласила о финале, что предрекали для него

Поздним вечером в трактире «Веселый гном» всегда было многолюдно, поэтому драки были здесь не редкостью. Два офицера сели вглубь помещения, чтобы не привлекать внимания. Медленно распивая по кружке шафла, они беседовали на разные темы, пока их не прервал некто, кто беспардонно взял стул и присел за их стол. Он был весь в татуировках, а слегка прищуренные глаза и большие мочки ушей выдавали в нем представителя народа хакасцев. Сталлан с Марком взялись за мечи, на что тот лишь усмехнулся. За его спиной стояли два гвардейца из крепостной охраны, которые не двусмысленно положили руки на рукоятки мечей, что висели у них в ножнах на поясе. Втянув громко воздух, пришелец начал говорить:

– Мне приказано взять вас под стражу за ваши преступления перед королевством, – сказал он и улыбнулся.

– Кто посмел отдать такой абсурдный приказ? – спросил Марк, невидимо для окружающих доставая меч. И сразу же добавил, – и с каких пор в гвардии командует хакас?

– С тех самых пор, когда мой наниматель стал правителем этого города. Он же, кстати, и приказал мне вас задержать, – сказал наемник и продолжил улыбаться.

Сталлан сдерживался из последних сил. Буря эмоций кипела в нем, как котёл на пару. Он ненавидел хакасцев и хотел поскорее свести мерзкую улыбку с лица наглого наемника.

Прищурившись, Марк продолжил разговор:

– И какое же имя носит ваш наниматель?

Наемник рассмеялся и сказал:

– Ох, ты его знаешь, его имя…

… – А в каких городах вы бывали? – спросил Налан, наливая себе и Птолемею.

– Практически во всех на нижнем континенте, а здесь – только в вашем да проездом в Томагиле.

– Впечатляет, я был только в трёх на нижнем континенте: Элерне, Пригорье и в Ланорне. Последний меня впечатлил сильнее остальных. Расписанные стены и фасады величественных дворцов и домов богатых чиновников были выполнены руками настоящих гениев художественного искусства.

– Да, вполне неплохой себе город отстроили вахарийцы. Но видели бы вы Талию, – ответил я, вспоминая красоты ранее упомянутого города и делая глоток из высокого бокала, – живописные горы, что так удачно отражаются в живописи талийцев. К слову, как и вахарийцы, они тоже любят рисовать различные произведения искусств на своих домах.

В самый разгар их беседы в дверь постучал Монк и передал, что Шару хочет поговорить с Наланом о ситуации с беспорядками на улице.

– Что за беспорядки? – не понял Нолан и, поставив бокал на стол, подал некий условный знак, что понял лишь наемник, – пусть зайдет.

Когда зашёл первый помощник, он небрежно поклонился Налану и поздоровался со мной. А затем сел в кресло, которое стояло недалеко от стола с бокалами. По нему было видно, что он сильно нервничает. И через минуту молчания он сказал:

– Кто-то подговорил часть нашей крепостной гвардии на бунт. Судя по всему, это были эльфы или их шпионы, больше просто некому.

– Это интересно и в то же время удивительно, ведь мой брат хорошо разбирался в людях и не подпустил бы к власти ненадежного человека.

– Почему вы решили, что шпионом является кто-то из верхушки?

– Слишком хорошо поставлена череда событий, что не может не показать явное наличие хитрости и коварства у этого человека. А также мелкий чиновник, а тем более обычный человек не могли знать о секретной миссии, на которой погиб мой брат.

– Вполне логично, – хмыкнул Шару и, поднявшись, налил себе вина, что Нолан оставил на столе. А затем заметил, что эльфы могут воспользоваться Витепским валом, чтобы обогнуть засаду нашей кавалерии на холме, и указал на карту, что висела на стене за Наланом. Когда брат короля повернулся посмотреть на карту и обдумать, тогда Шару бесшумно поставил стакан и также бесшумно достал что-то сверкающее из-за пазухи… На этом моменте я провалился в небытие…

– …его имя Шару, раньше он был Первым помощником короля. А теперь же он будет правителем этих земель. И вы умрёте, если не присоединитесь к нему.

– Уж лучше так, чем служить предателю, – с этими словами Марк опрокинул стол и быстрым движением меча попытался разрубить нахального наемника одним ударом, но тот мгновенно заблокировал его удар, достав нож из-за пояса. Сталлан тоже попытался достать хакасца, но встретил на своём пути двух стражников – их дуэль продолжалась недолго.

Во время их беседы трактир жил своей обычной жизнью, но это только на первый взгляд, если было присмотреться, то сразу было видно, что большинство сидело и вслушивалось в их беседу. Поэтому, когда началась потасовка, несколько человек поднялись из-за столов, достав, кто меч, кто – кинжал. Сталлан думал, что это конец, вот так бесславно погибнуть в трактире от удара в спину. Но случилось неожиданное: все, кто поднялись, кинулись не на него, а на стражников.

Сразу же после этого через главный вход ворвались ещё несколько стражников. И в трактире началась крупная потасовка. Сталлан смог прорваться через толпу людей и вывалился на улицу через черный выход. Он упал на колени от изнеможения и стал переводить дыхание. Через некоторое время через этот же выход таким же образом вывалился Марк. Сталлан спросил:

– Не ранен? – тот лишь отмахнулся, – прикончил наймита?

Марк кивнул и спрятал меч в ножны, но сразу же достал, ведь стоящий на другом конце улицы дом вспыхнул как факел. А из него вывалили гвардейцы, которые сражались между собой. Они поспешили к ним и успели к концу драки. Этой группой командовал Эдол, один из кленов Красного меча. Он подошел к Марку и нервно доложил о том, что очередная группа предателей уничтожена. Эдол было попытался спросить что-то у Марка, но тот перебил его коротким взмахом и ответил ему, что тоже пока ничего не понимает толком, поэтому нужно делать то, что должно. Затем он приказал ему дальше продолжать патрулировать улицы, а сам вместе со Сталланом направился ко дворцу…

…Меня разбудил Монк, который легкими ударами бил меня по щекам. Я начал отмахивается, что, мол, хватит, уже не сплю. Тот не сразу понял, но прекратил и, хмыкнув, ушел в другой угол комнаты. Я не сразу понял, почему арбалетные дротики, что с таким усердием начал чистить Монк, были в крови, но посмотрел на пол, где лежал Первый помощник Шару с простреленной головой. Прокручивая последние события в голове, я спросил сам себя: «Почему он меня не убил?»

– Вероятно, не хотел ссориться с твоим братством, – ответил Налан, стоящий около карты. После короткой заминки я понял, что сказал последнее предложение вслух, и спросил:

– А что здесь произошло после того, как я благополучно вырубился? – спросил я немного подрагивающим голосом.

– Он попытался меня убить в спину, – сказал Налан, указывая на бездыханное тело Шару, – но я дал условный знак, чтобы Монк сторожил нас через щель в двери. Поэтому, когда подлец достал нож, Монк выстрелил в него из арбалета. Я подозревал, что предатель именно Шару, поэтому перестраховался.

Он взял с пола клинок Шару и осмотрел его:

– Хороший нож, узнаю ковку эльфийских кузнецов. Хм, это можно понять, если посмотреть на крепления рукояти и лезвия, – он небрежно положил его на стол и обратился ко мне, – пойди и соберись, понадобишься нам ты позже.

В дверь постучали, а Монк направил туда заряженный арбалет, не вставая из кресла. Стук не прекратился, поэтому Налан открыл дверь. На пороге стояли два офицера из ордена Красного меча. Они поклонились и представились Марком и Сталланом. Сказали, что пришли доложить о том, что беспорядки на улице прекратились. Налан пригласил их в кабинет и, выслушав доклад, приказал направиться в казармы и приготовиться к завтрашнему сражению. Я удалился из кабинета вместе с ними, брат короля со своим наемником остались обсуждать план атаки…

…Над полем стоял утренний туман и начинал задувать холодный северный ветер. Была уже середина осени, и скоро должны были показаться первые морозы. Но это было неважно для защитников крепости. Они готовились все утро, а теперь нервно ожидали начало сражения.

Ближе к полудню на горизонте показались первые ряды эльфийской армии. Когда они подошли ближе, то стало видно их обмундирование: легкая латаная броня, шлем Гефена и у передних шеренг в руках были ганеры, уникальное эльфийское оружие. Оно представляло собой обоюдоострую глефу среднего размера. Конечно, таким оружием драться в строю было невозможно, но такую функцию передние шеренги бойцов и не исполняли. Они должны были прорвать наши первые ряды бойцов, дабы стоящие за ними воины, вооруженные уже стандартными короткими мечами и щитами, довершили дело.

Их армия остановилась в нескольких сотнях метров от нашей армии, все думали, что они хотят перегруппироваться. Но нет, они замыслили нечто искусное и неведомое до сего момента. Сначала в передних шеренгах солдаты образовали проходы. А по ним вышли настоящие гиганты. Метров пять в высоту и где-то метра два с половиной в ширину, они несли огромные по своим размерам щиты. За которым скрывалось несколько пехотинцев и лучников. Это удивило не только обычных солдат, но даже сам Налан, казалось, несколько сбит с толку. Но, быстро взяв себя в руки, он скомандовал перегруппироваться и разбиться так, чтобы, когда гиганты подойдут, в шеренге солдат образовались туннели и пропустили мимо себя гигантов. В то же время вперед всех шеренг вышли гвардейцы с широкими щитами, что будут защищать их и остальных солдат от стрел эльфийских лучников, которые спрятались за щитами гигантов.

Когда гиганты, ускоренно шагая, довольно быстро, по сравнению с человеком, добрались до первых шеренг нашей армии, то все пошло по плану. Наши воины расступились и, тем самым пропустив гигантов вперёд, взяли их в кольцо. Это были грозные воины, но в итоге все гиганты и их малочисленные отряды поддержки пали. Но к тому времени подошли эльфийцы с ганерами и началась основная часть битвы.

Битва продолжалась несколько часов. Наша кавалерия, которая появилась неожиданно в тылу врага, сыграла свою роль и покрошила их лучников и офицеров в швах. Казалось, вот она, победа. Но нет, огромное численное превосходство их армии сыграло свою роль, и мы проиграли.

Когда их войска ворвались в крепость, я думал, что всё, вот и мой конец пришел. Но появился Монк, наемник Налана. Он сказал, что должен меня вывести из крепости для того, чтобы я записал в бессмертных анналах их подвиг, ибо так пожелал Налан, последний король Израгила. Именно для этого он и разрешал мне присутствовать на всех их советах и заседаниях. Чтобы я смог рассказать всем об их подвиге достоверно.

Эпилог

Монк помог мне выбраться из крепости и добраться до деревни Тарнол, откуда я хотел направиться в Зеленый бор, обитель моей гильдии целителей, чтобы записать в бессмертные анналы историю падения города рыцарей Израгила.

Но я решил остановиться в таверне «Дырявый башмак», конечно, названия тут полны оригинальности. Когда я заказывал себе поесть, то заметил знакомого человека, приглядевшись, я испытал целую бурю эмоций, начиная от удивления, заканчивая негодованием. Это был Сталлан, один из офицеров ныне уничтоженного ордена Красного меча. Я думал, что он погиб в битве за Израгил, но, судя по всему, ошибся.

Когда я подсел к нему за стол, тот тоже удивился не меньше моего. Историю своего спасения он рассказывать не стал, сославшись на то, что мало чего помнит. Да и я был не настойчив. Меня больше интересовало, что он делал до битвы у Израгила. Рассказав об этом, а также о своих планах на будущее, он спокойно закончил трапезу и, встав из-за стола, простился со мной и направился в долгий путь до Ланорна, столицы Вахарийской Империи, где намеривался начать новую жизнь.

Магистр Птолемей

Полные Анналы историй и легенд Зеленого Бора

1891 год П.П.М.

Григорий Родственников

Проклятие цвергов

Крепкая зима пришла, студёная. Вон какой из распахнувшейся двери пар повалил, густой да вязкий.

– Деда, деда! – внуки вцепились в рубаху красными от мороза ручонками. – Расскажи историю!

– Цыц, пострелята! – притворно нахмурился старик. – Кто дверь затворять будет? Какую еще историю? Про рыжего лешего и болотную лихорадку?

– Не, про лешего знаем! Расскажи про Габриза-прорицателя, как его злой бурмистр казнил и за это Создатель на людей прогневался!

Старик вздрогнул, нахмурился, подошёл к двери. Вьюга трепала стебли мёртвого жёлтого ковыля, кружилась в воздухе снежная пыль, а в отдалении мерещилась высокая белая фигура.

«Или злая нечисть тоску навевает, или помирать скоро?». А только вспомнились неожиданно дела прошлые, страшные. Аж сердце защемило, заныло в груди.

Прав был блаженный Габриз, когда предрекал гибель всему живому от чёрного снега. Не послушали святого человека – надругались, камнями забили. Эко, говорили, выдумал дурак, чёрный снег. Только всё по словам убогого вышло. Утром проснулись, глянули – словно пеплом дворы замело. Не знали прежде в Бродице такой напасти. Со времен Красного Мора худшего не случалось. А тут вдруг словно дьявол в людей вселился. Ярость безумная в сердца вошла. Сын на отца и дочь на мать ополчились – кровь потекла по улицам славного города. А началось всё с купцов северных, что на крутобоком кнорре в гости пожаловали.

Не понравились эти гости незваные Мареку, ох не понравились. Хотя, казалось бы, уроженцами самых разных земель в торговой Бродице чуть ли не пол-округи заселено, а вот поди ж ты! Самый низкорослый из северян на полголовы выше него, морды словно из камня топором вытесанные, кулачищи, что пивные кружки, и у каждого меч длиной в два, а то и в три локтя будет. А скажите на милость, зачем мирному купцу такое железо таскать? Для охраны наёмные люди есть. А эти сами перепоясаны. А всё потому, что не купцы это – воины.

Екнуло сердце в нехорошем предчувствии. Вспомнились былые годы, когда земляки этих пегобородых во славу своего конунга Хальрика Одноглазого весь Базидар подмять задумали. Отбились чудом, король Братомит божьей милостью войска из Даброса привел. Отбились, а страх и недоверие никуда не делись. Смотрел Марек на купцов северных, на их стать и ширину плеч дивился, на невиданные товары облизывался, а сам в любой момент дёру дать готовился, ждал. И дождался.

Как забили несчастного Габриза камнями по приказу бурмистра, так на другой день и началось. Видать, бог за юродивого прогневался. Запорошил узкие улочки чёрный пепел, погнал его студёный ветер от двора ко двору, от дома к дому, и пошло бесовское веселье. Обнажили северяне длинные мечи и пошли кромсать всё живое. Рубили старого и малого и друг друга не жалели – по всему видно, чёрный снег у всех двуногих одинаково разум отбирает. А вослед за подданными Одноглазого и соседи всем глотки рвать принялись. Не стал Марек ждать, пока тоже с ума спрыгнет – вскочил на жеребца верного и помчался прочь. А когда оглянулся – увидел, как чёрная пыль двери родимого дома облизывает. Успел, значит.

Зима в том году была лютая, снежная. Птицы аж на лету замерзали. Месяц на ночном небе заледенел, звёзды на землю битым стеклом просыпались. Сидит Марек у костра трескучего, в лисьем воротнике щёки прячет, а сам мысли невесёлые перебирает. В Бродице нынче чёрная смерть обосновалась, надолго ли – кто знает? Может, и не судьба обратно вернуться. А всё же дом там был, и служба на глупца бурмистра, и хоть не большие, а деньги. А в Дабросе что? Ни кола ни двора. Благо, что столица. Да и доберётся ли он живым до этого Даброса? Завтра Поющую дубраву проезжать будет, а там уж который год ватага Плешивого Титуса промышляет. Душегубы, каких свет не видывал. Бурмистр даже у короля Братомита войска просил. А что толку? Разбойнички в лесу растворились – только их и видели. Вот напасть. От расстройства Марек в костёр плюнул – и вдруг напрягся. Жеребец всхрапнул тревожно. Напрасно всматривался человек в непроглядную тьму – слепой больше увидит. Так и сидел прислушиваясь. Только все одно не услышал. Закрыла пламя огромная тень. Стоит перед ним северный купец. Из тех, что в Бродице резню устроили.

Вскочил Марек в ужасе на ноги, хотел бежать, да где там. Тяжелая ручища плечо придавила. А безумные глаза смотрят на него и будто смеются, и в них пламя костра отражается. Онемел беглец от страха, а чужак спросил негромко:

– Хлеб есть?

Молчит Марек.

Нахмурился бородатый детина:

– Мне казалось, что я неплохо говорю на вашем языке. Прости, если напугал. Со вчерашнего вечера ничего не ел.

И поскольку Марек не издал ни звука, заорал грозно:

– Я спросил, есть ли у тебя еда?

Словно плетью огрели по спине Марека. Бросился к седельной сумке, достал свёрток со снедью, развязал скатёрку.

Ноздри здоровяка затрепетали, когда Марек протянул ему кусок вяленого мяса. Ел он, почти не жуя, глотал и урчал, как голодный зверь.

Базидарец немного осмелел и уже более уверенно преломил хлеб.

– Ты запасливый человек, – с набитым ртом похвалил северянин, – до Даброса нам хватит, если не будем обжираться. Ты ведь в Даброс едешь?

Марек кивнул:

– Так, господин.

– Я тебе не господин, а ты не мой трель. Меня зовут Вульфер. Я хускарл ярла Торстена Деревянного, которого сегодня утром насадил на меч, – незнакомец поморщился, – знатно сел на клинок старина Торстен, прямо как кабан на вертел.

Марек внутренне сжался. «Он убил своего хозяина и меня убьёт».

Вульфер постелил на камень свой плащ из волчьей шкуры, плюхнулся на него и сделал знак Мареку сесть рядом. Когда тот осторожно присел, северянин вновь заговорил:

– А всему виной проклятый уголь цвергов. Достаточно одной щепотки, чтобы погубить целый мир. Я спасся лишь благодаря слезам Нифльхельги. Воистину, кто владеет её слезами, тому не страшно чёрное безумие. Ты понимаешь, о чем я толкую?

Марек не понял ни единого слова, но старательно закивал.

– Видно, что ты не дурак, – засмеялся северянин. – Ты худой и слабый, чем занимаешься?

– Я был писарем у бурмистра. Не знаю, жив ли мой хозяин…

– Мёртв, – зевнул Вульфер, – все мертвы. Только ты и я выжили. Я видел, как ты удирал. Оказывается, ты еще больший мудрец, чем я думал, человек, умеющий рисовать слова. Научишь меня рисовать моё имя? Когда я вернусь в Ютунхейм – мне все будут завидовать.

Марек кивнул.

– Хорошо, – улыбнулся Вульфер, – подбрось веток в огонь, а я посплю. Был очень тяжёлый день.

Марек затравленно смотрел на завернувшегося в шкуру северянина и вспоминал, что ему известно о пришельцах с далекого Ютунхейма. Они безжалостны и свирепы. Не признают других королей, кроме своего конунга. Не ценят чужую жизнь и с легкостью забирают. Если ему не хватит еды – он тотчас свернёт мне шею. А её не хватит. До Даброса три дня пути верхом. А ещё говорят, что эти пришельцы людоеды. Староста как-то рассказывал, как эти нелюди насаживали младенцев на вилы, поджаривали на костре и сжирали. Марека передёрнуло от ужаса и отвращения. Бежать. Бежать, пока страшный чужак не проснулся и не прибил его просто так, от нечего делать.

Сон северянина был тих и безмятежен. «Пусть как следует уснёт, – уговаривал себя Марек, – самый сон на рассвете. Вот тогда и двинусь. Грейся, убийца, – шептал он, подбрасывая ветки в жадные языки пламени, – тебе тепло, душегуб».

Дым свечой уходил в розовеющее морозное небо, когда базидарец, тихо ступая, повёл коня прочь. Он медленно крался, проваливаясь в высокие сугробы, и постоянно оглядывался. И, только отойдя на пятьдесят шагов от костра, забрался в седло и осторожно тронул поводья. Жеребец, предвкушая весёлую скачку, радостно всхрапнул, неторопливо затрусил, а потом сорвался в галоп, разбрызгивая горячей грудью пушистый снег.

* * *

Ох, не зря опасался Марек Поющей дубравы, не зря. Ехал медленно, останавливался, долго прислушивался, а всё одно – попался. Будто шмель в отдалении загудел, а потом – бац по лбу! Вроде и не сильно, а враз темнота накрыла. Уже после дотумкал – из пращи его ссадили.

Очнулся от холода. Лежит в чём мать родила на снегу, на лице кровь сосульками заледенела, а вокруг какие-то люди суетятся. Один его тулуп примеряет, другой Марековы свиные сапоги в котомку прячет, третий знакомую скатёрку развязал и мясцо зубами рвёт. Вот оно как всё обернулось.

Приподнялся на локтях, голова кругом идет, тело от холода огнём горит. Горло словно калёным железом дерёт. Хотел заговорить, да только просипел невразумительно. Тот, что в его тулуп облачился, обернулся, захохотал весело:

– Гляди, Титус, купчина очухался. А ты говорил, он сдох.

Рыжебородый детина в драном треухе оскалил гнилые зубы:

– Хорошо, что живучий попался. Будет нам веселье.

Подошёл, нагнулся над Мареком:

– Чего так мало денег, купец? В пояс только восемь сребреников зашил. Где остальное? Не верю я, что ты с собой столько взял. Почему один? Где охрана? Где обоз?

Марек с усилием прошептал:

– Один я… нет никого.

– Не хочешь говорить? – насупился разбойник. – А знаешь, как все поют, когда у них шестопер в заднице проворачивают? Не оттого ли эти места поющими назвали?

Лихие люди захохотали над шуткою вожака.

– Вот что, – распорядился Титус, – накиньте на него дерюгу и в повозку – пусть поживёт чуток. Дома ему язык развяжем.

Марека обернули в какое-то тряпье и словно чурку забросили на сани. Раздались крики и свист. Разбойники седлали коней.

Повалил густой снег. Ограбленный оглушённый Марек не ведал, сколько прошло времени. Он лежал скрюченный и посиневший. Дерюга мало давала тепла, он совсем задубел. Тело сотрясал озноб, и, казалось, даже мысли в голове замёрзли. Ехали мучительно долго. Сколько? Пришёл срок святой мессе или рано еще – колокола в лесу нет. Душегубы ехали весело, не таясь. Перебрасывались грубыми шутками, хохотали.

Внезапно наступила тишина. Сани дёрнулись и остановились. Марек услышал чей-то шёпот:

– А это еще кто? Человек или нежить?

– Глянь, совсем белый…

Несмотря на придавившую разум апатию, базидарец поднял голову и сквозь налипшую на глаза кровь вгляделся вдаль.

Вульфер стоял словно статуя, не шелохнувшись. Запорошенный снегом с ног до головы. В бороде серебрился лёд.

– Кто ты?! – крикнул Титус, – человек или демон?! Назовись!

– Я Вульфер Белый! – рявкнул северянин. – А ты кто, захвативший моего друга?!

Титус облегчённо выдохнул. То, что существо оказалось человеком, вернуло ему уверенность. Он рассмеялся:

– Ты не врёшь – действительно, весь белый. Знай же, чужеземец, что меня зовут Титус, и я хозяин здешних лесов!

– Я слышал о тебе, – ответил Вульфер. – Тебя прозывают Плешивым, и за твою голову назначена хорошая награда.

– Не хочешь ли её получить?

– Уже иду, – кивнул северянин и вытянул меч из ножен.

– Лешко, – негромко позвал атаман.

Один из разбойников слез с лошади, выудил из-за пазухи пращу.

Полёт камня был неожиданным и молниеносным. Но не для Вульфера. Сверкнуло лезвие меча, раздался звук удара, и только каменные крошки во все стороны полетели.

Главарь лихих людей нахмурился.

– Спешиться. Взять в кольцо. Живым он не нужен.

Разбойников было восемь, теперь Марек смог их посчитать. Словно голодные волки, ощетинившись сталью, они крадучись приближались к одинокому воину. Вульфер шёл им навстречу вразвалочку, словно на прогулке. Четверо молодчиков подались в стороны, стремясь обойти врага.

Последнее, что запомнил Марек, прежде чем провалиться в забытьё – страшная белозубая улыбка северянина и блеск его клинка.

Очнулся он от жгучей боли. Он лежал на санях голый, а купец с озорным хэканьем втирал в его тело снег. Марек завопил, задёргался.

– Куда?! – прикрикнул на него Вульфер, – лежи! – и с довольным смешком продолжал истязание. Словно кипятком обварили. Кожа так и пылает, ещё миг, и пузырями пойдет.

– Смилуйся! – кричит Марек. – Нету сил терпеть!

Только не слушает варвар. Как игрушку на живот перевернул, пригоршню снега зачерпнул и ну по больной спине водить. Мареку казалось, пять раз за кромку жизни уходил, прежде чем пытка закончилась. А потом северянин смазал намученное тело вонючей мазью и сказал:

– Повезло, что меня встретил. Такую болтушку только в Ютунхейме варить умеют, а морозы там покрепче тутошних.

И вправду, боль вдруг затихла, и так тепло и уютно стало, что Марек глаза прикрыл и спать было собрался. Но крутанул его за ухо окаянный чужак и вознегодовал:

– Ишь, чего удумал! Некогда разлёживаться. Надевай порты. В Дабросе отоспишься!

И ведь верно, не то место для сна. Поглядел Марек вокруг и содрогнулся: мёртвые тела на снегу чернеют, и кровь, кровь.

Вульфер поднял отрубленную голову Титуса, по лысому темечку погладил:

– Какой красавец. С собой надо взять, а то кто мне поверит, что я его упокоил?

Стараясь не смотреть на синюшную харю разбойника, Марек сказал:

– У него браслеты особые, из красной меди. По ним узнают.

– Э, не скажи, – не согласился Вульфер, – браслеты браслетами, может, он продал, а я купил. А голову не поменяешь. В мешок положу – холодно, не протухнет.

– Послушай, – запоздало вымолвил Марек, – спасибо тебе, что живот мой спас. Век не забуду.

– Чудак, – усмехнулся северянин, – ты же хлеб со мной преломил – мы теперь как родня.

* * *

Всю ночь выла вьюга. Днём снова падал снег. Два всадника миновали Поющие леса и въехали в предгорье.

– Завтра утром будем в Дабросе! – Марек подмигнул северянину. – Это наша столица! Приходилось бывать?

– Приходилось, – лениво откликнулся Вульфер. – Было дело, на десяти драккарах приходили. Было бы пятнадцать – пал бы Даброс.

– Вон оно как, – нахмурился базидарец. – С мечом, значит, приходил. Чужие земли покоя не дают?

– Я воин, человек, рисующий слова. Конунг Хальрик сказал, ярл Торстен пошёл, а я при нём.

– А тебе, значит, всё равно, кого убивать?

– Не всё равно. Богатых лучше – добыча больше.

– Так чем ты тогда лучше Титуса Плешивого?! – возмутился Марек.

– Я лучше, – усмехнулся воин. – Я живой, а голова Титуса здесь, – северянин похлопал по мешку, дно которого заледенело кровавыми сосульками.

Марек помрачнел:

– У каждого своя правда. У тебя правда разбойника и татя.

– А у тебя?

– У меня своя, – насупился Марек, – пытаюсь жить по совести.

– Говорят, принцесса Клементина чудо, как, хороша? – неожиданно спросил Вульфер.

– Да, она красавица. Соседние вельможи иссохли от тоски по ней. Только она всем отказывает.

– Может, богатого жениха ждёт?

– У короля Братомита и так сокровищ без счёта – любовь она ждёт.

– Понятно, – хмыкнул Вульфер. – Значит, за конунга Хальрика Одноглазого добровольно не пойдёт?

– Ты шутишь, что ли? – удивился Марек, – он же старый, как стоптанный сапог!

– Он так не думает, – оскалился северянин.

– Скажи мне, – Марек понизил голос до шепота, – эта напасть, снег этот чёрный… от вас пришёл?

– От нас, – не стал лукавить северянин. – Проклятие подгорных жителей.

– Проклятие? Что за проклятие?

– Однажды наш прежний конунг смертельно оскорбил повелителя цвергов. Злобный карлик поклялся, что изведёт всех людей под корень, и с помощью чёрного колдовства превратил обычную угольную пыль в порошок безумия. Рассыпал его на поверхности и стал ждать. И проклятие затопило землю. Города обезлюдели, поля поросли бурьяном, но сжалилась над нашими предками белокурая и синеокая богиня Нифльхельга, пролила горькие слезы над телами убитых, и отступила прочь магия коварных рудокопов. Давно это было, но слёзы прекрасной богини и по сей день единственное спасение от угольной чумы. Достаточно одной капли, и не тронет тебя ворожба, – с этими словами Вульфер вытащил из поясного кошеля маленькую склянку из красного стекла с прозрачной жидкостью, потряс перед носом базидарца и аккуратно убрал назад.

– Так ты что, мог остановить эту заразу? – вскричал Марек.

– Не успел, – вздохнул северянин, – поздно спохватился. Только себя смог обрызгать. Ютунхейм издавна под покровительством богини Нифльхельги, а ваши земли не защищены. Разносит ветер уголь цвергов, плодит его злоба человеческая, питает кровь горячая. Видать, кто-то из наших на себе бич этот принёс…

Вульфер выпустил поводья и сокрушённо закрыл лицо руками:

– Не успел, спал и не слышал. А потом времени не было. Братья Олофсоны знатные рубаки были. Если бы не их безумие – не одолел бы. Старшему, Рагнару, по зубам рукоятью съездил, младшему, Магнусу, под клинок поднырнул и требуху лезвием взрезал, а потом и до ярла Торстена дошло!

При воспоминании о схватке глаза Вульфера заблестели, борода вздыбилась, а лицо раскраснелось. Он так увлекся, что не заметил, как с вершины горы сполз огромный валун и с утробным грохотом покатился вниз.

– Берегись! – завопил Марек.

Но рассказчик не обратил на него внимания. И тогда Марек что есть силы стеганул плетью скакуна Вульфера да и своего жеребца не пожалел. Рванули вперед кони, от неожиданности вылетел из седла северянин, в глубокий сугроб плюхнулся. И вовремя. Прогрохотал мимо чудовищный валун, вздыбил каменное облако, шибанул шершавой горечью по ноздрям да и затих в отдалении.

Марек спрыгнул с коня, подбежал к Вульферу:

– Живой?!

Тот поднял голову, борода и нос в снегу, а на губах удивлённая ухмылка:

– Вроде…

– Слава богу!

– Это тролли. Точно тебе говорю, их работа. Горные тролли.

– У нас про таких не слыхали…

– У вас и про уголь цвергов не слыхали, – задумчиво проговорил Вульфер. – А ведь ты мне жизнь спас…

Северянин встал, подошёл к спутнику, положил руку на плечо. Наклонил голову, заглядывая в глаза, и торжественно произнёс:

– Я тебе обещаю, Марек из Бродицы, я заберу тебя в Ютунхейм. Ты будешь жить не хуже конунга – есть лучший хлеб, пить самое вкусное пиво и спать с самыми жаркими женщинами. Клянусь, не будь я Вульфер Белый!

* * *

– А что же не сказал, что ты посол вашего конунга? – перекрикивая шум, прокричал в ухо Вульфера Марек.

Они оба сидели на почётном месте за длинным столом, заставленном всевозможной снедью. От пиршественной какофонии Марек ошалел, блеск золота, серебра и драгоценных камней резал глаза. Сразу столько важных вельмож в одном месте видеть ему не доводилось. Ноздри трепетали от изысканных запахов. Как же богат королевский стол! На серебряной тарелке исходит соком жареное оленье мясо, облитое горячим перцовым соусом, а дальше в отсветах факелов дрожат в туманном мареве румяные павлины, лебеди, утки. Диковинные колбасы лоснятся боками и манят взор. Бараньи ноги, приправленные шафраном, кабанье мясо с изюмом и сливами, зайцы, кролики, куропатки, каплуны. Пироги с мясной начинкой, соус из варёной моркови, шпинат. Иноземные финики, яблоки из королевского сада. А сколько у короля вин! Марек уже попробовал четыре сорта, а ему уже подносят пятый.

Вульфер отбросил от себя обглоданную кабанью ляжку, рыгнул и пьяно рассмеялся: