Текст книги "Журнал СовременникЪ № 14. День победы!"

 
Да, я был танкистом
И с флотом я дружил.
И дружбой нашей чистой
Всегда я дорожил!
 
 
Чтобы жизнь не закисала,
Чтобы армия жила —
Под марш «Прощание славянки»
Я подбираю снова шаг!
 
 
Слава армии и флоту —
Не пустяшные слова.
В них – условия для мира —
Место ратного труда.
Небо чисто, ширь привольна —
Значит, Родина жива!
 

 
Парад Победы – смотр войск.
Учёба, выучка и служба.
Чтоб сохранить культурный пласт,
Стоят на страже Родины солдаты.
 
 
Парад Победы —
Не просто трата средств:
Прививка доблести и иммунитета.
Дань памяти о тех, чьи жизни
Положили безвозвратно.
 
 
Парад Победы —
Гордость, слава, честь.
За нашу армию и флот,
Страну и мирные её завоевания.
 
 
Парад Победы – ум и честь
Науке, людям и заводам,
Тылам, чей труд неоценим,
Ковалась над врагом Победа!
Всех с праздником Победы! С 9 Мая!
 

 
К душе приставьте крест,
Чтоб ненависть не впилась,
В израненную душу
Навечно не вселилась.
 
 
Господь ведь до сих пор
На распятье, на кресте.
Нераскаянной душе —
Ни там ни здесь
Покоя нет… Не будет.
 
 
Дыхание жизни – лишь
В глубоком молитвенном слове.
Война – это страшно,
Война – это больно.
 
 
Спадают маски с лиц,
И многие слова фальшивы.
Не торопись судить —
На всё нужно время.
 
 
Чтоб более понять —
Иди и поклонись могилам детским
Беслана, Донецка и Луганска.
Цепочку надо бы прервать —
Людей невинных жалко.
 
 
Какая, к бесам, справедливость?
Давно пора поставить точку.
Поэтому в тиши молись
За мир во всём мире.
 
 
Душе поставьте щит —
Чтоб ненависть не впилась.
 

К 23 Февраля, к Дню армии и флота

 
Спасибо, девчонки – красиво сказали,
Когда с Днём защитника нас поздравляли.
Ведь наши успехи тогда лишь видны,
Когда под надёжной защитой тылы!
 
 
Всё это непросто – в две смены работа:
Одна на работе, другая – по дому.
Тройная забота: о доме, о детях,
Но и про себя никогда не забудьте!
 
 
Любимых и нежных и сильных к тому же!
Мы вас поздравляем за верную службу!
Семье и народу… И так продолжаем
Ко всем производным от слова «рожаем».
 
 
Высокая миссия дарована Богом —
Быть продолжателем рода, народа.
Мужчины – как птицы, мужчины – как дети,
От мудрости вашей одеты и сыты.
 
 
Желаю одно вам: чтоб счастливы были,
Чтоб вас стороной обходили печали.
Скажу по секрету, чтоб вы не скучали:
Свою половину вы лепите сами.
 
 
Ведь семя взрастает, с чем его поливали…
Отдельно продолжу про женское счастье:
Похоже, его не бывает в природе.
Понятие «счастье» настолько объёмно,
Мужчина и женщина – лишь два компонента.
 

Евгения Куркова

Куркова Евгения Васильевна. Член Союза писателей, награждена за выпуск книги– сказки «Фея Света» медалью им. Чехова.

Академик, психолог, признана лучшим целителем России, вхожу в Книгу рекордов Гиннесса по восстановлению зрения. Имею международные и российские награды.

 
Говорят, я мала, чтобы что-то понять,
Но я помню счастливое детство —
Когда мама и папа были со мной
И наш домик стоял еще целый!
 
 
Я играла с братишкой – совсем карапуз,
Он учился ходить еле-еле,
И смеялся он звонко, и ручки тянул,
Я его обнимала несмело.
 
 
Перед сном мама сказку читала двоим,
Братик мирно сопел в колыбели.
А я папу с работы до ночи ждала,
Прижималась к колючей щетине.
 
 
Но однажды отец в ополченцы ушел,
Мама долго в подушку рыдала,
Каждый раз, провожая его в новый бой,
Мы молились иконе и Богу.
 
 
Через месяц известье о смерти пришло…
Хоронил весь поселок героя.
Мама плакала молча, прижав детвору,
Мы поверить в разлуку не смели.
 
 
А потом были взрывы, и смерти друзей,
и соседей почти не осталось.
Мы в подвалах спасались —
Там было темно, но тогда мы еще были живы.
 
 
А однажды за хлебом мы с мамой пошли.
Нас догнали крылатые птицы…
Это смерть в своем клюве они принесли.
Убежать мы от них не сумели.
 
 
Мама телом своим защитила детей,
А вокруг были взрывы и хаос.
А когда нас в обломках соседи нашли,
Я одна лишь глазки открыла.
 
 
А вокруг нет знакомых заборов, домов,
Лишь руины и пепелища…
и еще – много трупов, детей, стариков.
Видно, ад на землю спустился.
 
 
Я не плачу. Слез больше нет,
Повзрослела я не по-детски,
Когда вырасту я – в ополченцы пойду.
И ДОНЕЦК защищу от фашистов!
 

Июнь 2014 г.

 
Катя, Катя, Екатерина,
Манит берег тебя пустой.
Кучерявые катят волны —
Прибегут и отхлынут вновь.
 
 
Красотою такой любуясь,
Катя молвила:
– Я хочу, чтобы град здесь стоял красивый
И чтоб жили свободно в нем!
 
 
И наказ был тотчас исполнен:
Вырос город и порт при нем
И приморский бульвар – на зависть
Всем заморским купцам и князьям.
 
 
Каждый год дворцы вырастали,
Кучерявились парки, сады.
И молва о нем разлеталась:
Град чудесный встречает добром!
 
 
Горожане свободны, как птицы,
Всюду смех и работа кипит,
По указу императрицы —
Ее нежно Катюшей зовут.
 
 
В благодарность за город этот
Каждый лепту вносит свою.
И на месте, где Катя стояла,
Вырос памятник – монумент.
 
 
И дивится Екатерина:
Волны бегают, как тогда!
А вокруг красота, проспекты…
Люди мирные там живут.
 
 
И о городе идет слава.
Кто не знает Одессу ее?
И она стоит, восхищаясь,
Красота и юмор везде!
 
 
Одесситы ее уважают.
Пусть пройдут века и века!
Фейерверки в праздник пускают.
Одесситы гуляют всегда!
 
 
Вдруг нагрянули черные тучи,
Город солнца измазали в грязь.
И снесли тебя, милая Катя,
Не смогли мы тебя отстоять.
 
 
Но в сердцах пробудилась отвага —
Город встанет скоро с колен,
И прогонят с проспектов и улиц,
Кто посмел затуманить твой взор.
 
 
Катя, Катя, Екатерина!
Одесситы клятву дают:
«Мы тебя на место поставим,
Будем весело дальше жить».
 

03.12.2022

 
Андреевский флаг матросы подняли!
И ветер его распрямил над страной!
И трижды ему прокричали мы: «СЛАВА!».
Да, СЛАВА и флагу, и морякам!
 
 
Гордость в душе россиян всколыхнулась.
Сердце свое отдаем морякам!
Славься, Отечество! Славьтесь, Герои!
Те, что границу России хранят!
 
 
В белом мундире они – как святые!
Маршем проходят их корабли.
И фейерверком встречает Россия,
Палят холостыми их корабли!
 
 
С гордостью Петр глядит на потомков.
Думает он: «Не напрасен был труд!
Русь поднялась, басурманов отбросив,
И русичи наши счастливо живут!».
 
 
Он видел успехи и пораженья,
Как дрались матросы в тельняшках своих.
Но знает он точно: матросы не дрогнут,
Из стали характеры русским куют!
 
 
И горны Победу нам извещают!
Слезами от счастья встречает семья!
Детишки в тельняшках с детства играют,
И бредят о море день ото дня.
 
 
Но расслабляться нам не позволят —
Земли России тянут всегда.
Но били мы их при царе, при Союзе.
Побьем и сейчас, пусть хвосты подожмут!
 
 
Мы правдой сильны, себя защищая:
Нам земли чужие совсем не нужны,
Но море, леса и просторы России —
Мы их никогда никому не дадим!
 

 
Моя любовь ко мне явилась,
Как ураган, как шторм в ночи.
Вначале я, в нее не веря,
Гнала подальше:
– Уходи!
 
 
Но сердце сладко замирало
От взгляда, имени его.
И сладко– сладко повторяя,
Твержу:
– Любимый, приходи!
 
 
И вот он зов любви услышал,
Стыдливо дал записку мне:
«Я провожу тебя сегодня,
Давай с тобой в кино пойдем?».
 
 
Глаза сияют от волненья,
Слова сковались в глубине,
Мой ум кричит:
«Пойдем, конечно!».
Но он услышал все равно!
 
 
В кино держались мы за руки,
Фильм был про сильную любовь.
А нам казалось, что герои
Были картины мы с тобой!
 
 
Но лето быстро пролетело.
Был робкий первый поцелуй,
Были красивые признанья,
И я сливалася с тобой!
 
 
Но вдруг ко мне беда ворвалась:
Бомбили город мой родной!
А мы в обнимочку стояли,
И он закрыл меня собой!
 
 
Кричу, не слышу слов от боли!
Тебя держу: «Не упади!
Не покидай, – тебя прошу я. —
Не оставляй меня одну!».
 
 
Но смерть меня не услыхала —
Душу подняла, унося,
И в небе милый мой растаял,
А я осталась не дыша!
 

Ольга Майба

Майба Ольга Георгиевна. Писатель Русского литературного центра, член РТСРК, имеет грамоты и награды, стала лауреатом премии Александра Твардовского за книгу

«Я помню солдата– поэта» в 2022 году.

Написала 32 книги.

 
В медсанбате у коптилки тусклой,
Сон бойцов израненных храня,
Пишет девушка с косою русой
Пареньку, что был здесь год назад:
 
 
«Вам пишу с большим приветом, Тоня —
Медсестра. Вы помните меня?
Вы в беспамятстве лежали долго…
Я воды попить вам принесла…
 
 
Нам сказали, что горели в танке,
И не знали, выживете ль, нет…
А пока лежали вы на перевязке,
Порывалась я прийти к… тебе.
 
 
Среди раненых в крови, средь стонов
Мельком взгляд всё время на тебя…
Как живёшь? Зажили ль твои раны?
Ведь четвёртый год идёт война…
 
 
А когда грузили в эшелоны,
За руку держала я тебя…
Помнишь ли ты сестричку Тоню?
Я с косой тогда была одна.
 
 
Весь в бинтах, в бреду и без сознанья…
Как тебя до госпиталя довезли?
Быстро ли зажили твои раны?
Ведь идёт четвёртый год войны…»
 
 
Бабушка учила, как молиться.
Не подумай, комсомол не подведу!
Я прошу:
«О, Боженька, помилуй,
Ты спаси его… Я сердце отдаю…
 
 
Жизнь отдам и всё, что вы хотите,
Чтоб он выжил и пришёл в себя…»
Он меня, конечно, и не видел…
У меня же за него болит душа!
 
 
Лист сложу в солдатский треугольник,
На конверте адрес напишу:
«Милому бойцу, солдату… Коле».
Город? Это знать я не могу…
 
 
Догорала тусклая коптилка,
И она вздохнула тяжело:
– Не отправить…
И ответ он не напишет…
Жаль, я так жду, люблю его!
 
 
Завтра бой, полна палата снова,
Помощь нужна каждому бойцу…
Снова трудится сестричка Тоня.
Седина теперь и ей к лицу.
 

Иван Гурков (Ivan Gurkov)

Родился 15 августа 1953 года. Окончил техникум, потом служил в армии в Ленинградском ВО. Окончил машиностроительный институт. Изобретатель, патенты: РФ № 2624525, легкий штурмовик – БЛА, РФ № 127695, РФ № 178596, РФ № 180539, РФ № 187511, бронетранспортер, РФ № 147931 и т. д.

Написал брошюру «Бронетехника, автомобили и самолеты в пространстве боя», 2022 г., ISBN 978–5–9965–2416–7, и брошюру новелл «Светлый Ангел», 2023 г., ISBN 978–5–00202–288–5.

 
Я иду по дороге, по дороге России,
По дороге, ведущей всё вперёд и вперёд…
Я иду по дороге, по дороге России,
По дороге, ведущей всё вперёд и вперёд…
 
 
О русская душа, прекраснейшая в мире,
Ты подойди ко мне, ты обними меня…
О русская душа, красивейшая в мире,
Ты поцелуй меня, ты подари любовь…
 
 
Припев:
Над куполами – облака, всё неизменно в мире,
Но как же не хватает на Земле тебя, любовь…
Колокола, колокола, всё неизменно в мире,
Но как же не хватает на Земле тебя, любовь…
 

 
На бруствере лежит последняя граната,
Патроны кончились ещё вчера,
Но надо жить, но надо жить ребята,
А ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля…
 
 
В душе горит последняя надежда,
И голос крови сердцу тихо говорит,
О ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля…
А ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля…
 
 
Ещё вперёд, ещё вперёд… два шага,
И не пройдут они сегодня, не пройдут,
На бруствере лежит последняя граната,
(В душе горит последняя надежда),
И голос крови сердцу тихо говорит…
 
 
По росе сквозь туманы ещё похожу…
Обнимая подругу, ну там… где придётся,
И ещё не один раз, не один раз ещё что-то смогу…
Обнимая подругу… ну там, где придётся…
 

Мария Кольцова

Меня зовут Мария Кольцова. Мне семнадцать лет, учусь, собираюсь поступать в университет. Писать стихи я начала с детского сада: это были весёлые двустишия о дружбе, любви к животным и миру. Сейчас я по-прежнему много пишу о том, как люблю мир и каким его вижу. Иногда в своём творчестве я затрагиваю остросоциальные темы, а порой просто выплёскиваю чувства на бумагу. Я пишу для того, чтобы люди – такие разные, но в чём-то очень похожие – стали понимать друг друга чуточку лучше.

 
В поле с минами под землёй, как с семенами,
Ты ведёшь меня за руку, и автомат между нами
Висит, чуть качаясь, на зелёном твоём плече.
Прошу перевесить, а ты говоришь мне: «Зачем?».
 
 
Ромашки сминаются тяжестью твоих ног,
На горизонте осел чёрный дымчатый смог —
Взрывы там яростно вторят ружейной пальбе,
А здесь тишина, и ведёшь ты меня по траве.
 
 
«Зачем, – говорю, – мы идём в этот страшный край?»
Шепчешь: «Нет, я пойду один, а ты здесь поджидай».
И ты улыбаешься, кротко, слегка виновато,
Ибо такая улыбка у молодого солдата,
 
 
Когда он прощается с матерью или с женой…
И мною – не ставшей ни той, ни другой.
Глаза твои так по-доброму смотрят, сощурившись,
Я же стою, поджав губы и злобно нахмурившись:
 
 
«Дружок, не шути, останешься ты ведь со мной?»
Вижу вдруг на широкой дороге военный конвой:
С флагами едут машины одна за другой,
Ты им махаешь рукою и мне говоришь:
«Смотри же, за мною приехали, видишь, малыш?»
 
 
В горле клокочут рыданья, я тихо шепчу:
«Зачем, ну зачем же тебе вот сейчас уезжать?»
Ты прижимаешь меня к своему плечу:
«Милая, нашу с тобою любовь защищать».
 
 
В тёплой дорожной пыли растворяясь,
Уходишь вперёд, за тобой порываюсь
Бежать. И бегу: по камням и по кочкам,
По серым от пыли и смятым цветочкам,
 
 
По грязи, песку – отнимаются ноги,
Без сил наконец я лежу на дороге.
А небо надо мной насквозь прошито чёрной ватой,
И где-то наверху звенят
                              в разрядах молний киловатты.
 
 
Выстреливают от разрыва мин вулканы земляные,
И звуки всюду слышатся, и скрежеты стальные.
Зажмурившись, кричу в ладони: «Боже мой, услышь!
Хочу я знать, что он живой, что он живой и дышит!
 
 
Хочу, чтоб возвратился он весёлым, не больным,
Не отразились чтоб на нём все ужасы войны!»
Гром стих, и распахнув один, затем другой свой глаз,
Я просыпаюсь у себя, в утра четвёртый час.
 
 
И каждой ночью этот сон мне снится
                                          уж в который раз,
И, встав с кровати, я молюсь и думаю, что вот сейчас
В мою ты комнату вой дёшь
И поцелуешь, и прижмёшь
 
 
К своей родной груди.
Но у мечты с реальностью расходятся пути.
И тишина звенит в ушах,
И я, с слезами на глазах,
 
 
Снимаю с полки фото в рамке
                        и с чёрной лентой в уголке,
Со скрипом вдруг дыра большая
                                  возникает в потолке.
Я в эту дырку лезу, вижу:
                     вокруг скопленье ярких звёзд.
Из звёзд одну я вижу речку, и через речку эту мост.
 
 
На мост решительно взбегаю,
Смотрю и плачу, понимая,
                        что ты стоишь передо мной —
Такой счастливый и живой,
Светясь сиянием зелёно– голубым
Ты улыбаешься, и за твоей спиною дым
 
 
Клубится, но не чёрный, не военный,
А белый, чистый, неприкосновенный.
И на плече твоём висит всё тот же автомат,
Но только сотканный из звёзд, и в дуле
Ромашки полевые у него лежат.
 

Леонид Кульматов

Кульматов Леонид Александрович. Родился 25 сентября 1954 года в городе Калинине, ныне Тверь. Три высших образования, кандидат сельхознаук. Пишу стихи и прозу.

Стихотворение посвящено малоизвестному подвигу наших бойцов на Курской дуге и написано по материалам статей «Панфиловцы» Курской дуги» («АН» № 32 от 16.08.2018) и «Надежда на справедливость умирает последней» («АН» № 38 от 27.09.2018), корреспондент Александр Григорьев.

Лето 1943 года. Северный фас Курской дуги. Неполный взвод пограничников (18 человек) под командованием лейтенанта Романовского получил приказ занять оборону на высоте 269 у деревни Самодуровка и прикрыть передислокацию полка. Ни танков, ни пушек им не дали. После того как пограничники заняли оборону, на них навалился полный немецкий полк с танками и самоходками. Когда у пограничников кончились все патроны и гранаты, дважды раненый командир поднял своих бойцов в последнюю рукопашную… Все погибли… Немцы не прошли…

 
43-й, солнце и зной.
Фронт у Курска прогнулся дугой.
Напряженье достигло предела.
Всё готово для смертельного дела.
Друг на друга в прицелы глядят.
И броня ждёт свой первый снаряд.
 
 
В этой битве великой и страшной
Сотни танков сошлись в рукопашной.
Загудела земля, застонала,
Сколько горя, родная, узнала.
 

 
Пограничников отряд
Командир построил в ряд.
Есть приказ: высотку взять
И фашистов задержать.
Если немцы тут пройдут,
Нашим в тыл они зайдут.
 
 
Дело было, как обычно,
Дело было всем привычно.
Русский брат, чеченский брат,
Ты солдат и я солдат.
Тут стояла вся страна,
У всех Родина одна.
 
 
У деревни высота,
На высотке той сосна.
Только братцы окопались,
Самоходки показались.
И пошёл кровавый бой.
– Эй, Иван, ты как, живой?
Ну и я пока живой.
 
 
Ты на море был, родной?
Видел там, какой прибой?
Волны, брызгами играя,
В берег скальный ударяя,
Расплескавшись, отойдут
И опять на штурм идут.
Вот и немец, как чумной,
Прёт волною за волной.
 
 
Дважды ранен командир.
Весь в крови его мундир.
– Эх, прислал бы мне комбат
Взвод, как у меня, ребят,
Пару ящиков гранат,
Ну и пушку на прокат.
 
 
Ладно, хватит тут мечтать.
Скоро будут наступать.
Жалко, батальон в пути,
Не успеет к нам дойти.
 
 
– Эй, сержант, дойди до края,
Всех живых предупреждая:
«Без команды не вставать,
Приготовиться и ждать».
 
 
Передайте по цепи:
«Ты атаку не проспи».
Нет патронов и гранат,
И далёко медсанбат.
 
 
Но есть штык и есть приказ,
От родителей наказ,
Нежный взгляд от той любимой,
Что осталась в жизни мирной.
 
 
– Ну ребята, час настал, —
Командир приказ отдал.
Поднялись, кто был живой.
В свой последний, главный бой.
 
 
Не пройдёшь, фашистский гад.
Мы устроим тебе ад
За невест и матерей,
За расстрелянных детей,
За Москву и Сталинград,
За любимый Ленинград.
 
 
Все погибли, полегли,
Но фашисты не прошли.
…
Молодой орёл летал,
Вороньё кругом гонял.
Охранять солдатский сон
На сосне остался он.
 

Евгений Сергеев

Родился 13 апреля 1970 г. в городе Новосибирске. Окончил Новосибирский государственный педагогический университет, факультет «Институт рекламы и связи с общественностью», специальность «Реклама и средства коммуникации».

Работаю в Конструкторско-технологическом институте научного приборостроения СО РАН ведущим инженером информационного отдела.

С юности пишу стихи, которые впоследствии превращаю в песни. Когда приглашают, выступаю с концертами в Доме учёных Академгородка. Пишу книги в документально-художественном жанре, фантастику и фэнтези.

Посвящён бойцам, освобождавшим Керчь

 
Тревожное утро нам стелет туманом,
В предчувствии замерло сердце в груди.
Идем не спеша, еле слышно, упрямо,
Идем чуть дыша, еле слышно, упрямо.
Там на нашей земле еще враг впереди.
 
 
Его мы не звали. Он сам к нам вломился!
Теперь пусть пеняет, браток, на себя!
Ведь нам не нужна его заграница,
Ведь нам не нужна его заграница,
Мила лишь одна нам Родная земля!
 
 
И в час предрассветный заходим мы с моря,
Пощады не будет в бою никому!
Поверьте, друзья, мы не рвались в герои,
Поверьте, друзья, мы не рвались в герои,
Родины встав на защиту в едином строю!
 
 
Взметается ввысь след сигнальной ракеты!
И враг ощетинился смертельным свинцом!
Но поздно! Мы в берег вцепились до смерти!
Абордажным в берег вцепились крюком!
А павших друзей оплакивать будем потом.
 
 
Был бой скоротечен, но длился он вечность.
Суровую жатву собрала здесь смерть,
Но на то и народ мы такой – поперечный,
Но на то и народ мы такой – поперечный,
Чтоб дважды погибнуть, упасть, да не умереть!
 
 
Команда «Вперед!». Не до отдыха, братцы.
И двинул на Запад штурмовой батальон.
Нам скоро в бой! Ведь не может так статься,
Нам снова в бой! Ведь не может так статься,
Что враг отступил и пока ещё не побеждён.
 

 
Посвящено защитникам Москвы
Там воздух плавился от гари,
Кипела, дыбилась земля,
На рубеже, где мы стояли,
И где назад уже нельзя!
Там за спиной уже столица.
Золотоглавая Москва.
Как смотреть вам завтра в лица,
Если сегодня струшу я?
 
 
Пусть тать напала нагло, подло,
Да только правда-то моя!
А значит, и на поле боя
Она даст силы устоять.
Знаю, мы сильнее будем!
И вражьи орды победим!
И не простим, и не забудем!
И нашу землю отстоим!
 
 
Пройдут года, минуют даты,
Но не забудется нарок.
С глубин веков он дан солдатам:
Хранить страну, беречь народ!
Пусть неизбежны перемены,
Они, поверьте, не страшны,
Когда встают достойной сменой
Героев прошлого сыны!
 

Булат Ареал

Булат Ареал – творческий псевдоним писателя-фронтовика Салахова Артура Асхатовича, родившегося в семье татарских нефтяников в 1962 году.

Доброволец Донбасса. С начала 2015 по конец 2017 проходил службу в артиллерийских подразделениях ополчения Донецкой Народной Республики. С началом СВО, с 24.02.2022 – добровольно в составе стрелкового полка принимал участие в боях под Харьковом. Закончил боевой путь в августе 2023 года на Артёмовском направлении. Кавалер «Георгиевского креста ДНР».

Уже более месяца мы поднимались ежедневно в четыре утра, выезжали из Донецка командой в десять человек в Еленовку, где усаживали в три автобуса по двадцать человек военнопленных, ещё с марта ожидавших обмена. К девяти утра мы доезжали до первого блокпоста в Мариуполе, добирали в три колонны прокурорских, патологоанатомов, труповозку и отправлялись по разбросанным меж заводов, пустырей и оврагов руинам разрушенных микрорайонов приморского города.

Медленно продвигаясь по колдобинам некогда асфальтированных проспектов, улиц и переулков в июльской пыльной жаре среди обрушенных многоэтажек и разоренных домохозяйств, мы раз за разом останавливались по маршрутной карте следования и проводили рутинную, наторелую работу. Вообще-то, главным образом работали лопатами военнопленные, предусмотрительно одетые в синюю униформу рабочих завода «Азовсталь». Раскопав очередную временную могилку, они выкладывали труп на осмотр судмедэкспертам, которые описывали под протокол состояние останков, предварительно определяли причины смерти, брали кусочки мёртвой ткани и проводили дактилоскопию. Далее труп те же пленные упаковывали в чёрные пакеты и складывали в малотоннажный грузовичок. За день в каждой группе набиралось до тридцати тел. Наша задача состояла главным образом в конвоировании бывших солдат и офицеров украинской армии, сдавшихся в плен как на улицах Мариуполя, так и в цехах самой «Азовстали». Вся эта операция называлась просто: «Эксгумация временных стихийных захоронений».

После двух месяцев изнурительного боевого противостояния под Харьковом или боёв за Мариуполь и Запорожье многим бойцам нашей команды эти поездки поначалу казались просто прогулкой вдоль побережья Азовского моря, однако вместо свежего морского бриза нас всё время, с самого первого выезда, сопровождало трупное зловоние, тяжёлый дух мусорной паленины и смрадный запах горелых автомобильных шин. Напрягала настороженность и угнетённое состояние мирных жителей, не готовых окончательно воспринимать нас в качестве освободителей и где-то с сочувствием смотревших на военнопленных, ещё несколько месяцев назад призванных в вооружённые силы Украины, гражданами которой продолжало себя ощущать ещё немалое количество мариупольских обывателей.

Нельзя сказать, что скептическая отчуждённость по отношению к нашим бойцам ощущалась повсеместно. Подавляющее большинство действительно нас ждало, и не только как спасителей, но и в качестве той самой санитарной команды, которая призвана очистить их район, квартал, двор от стихийных могил, источающих на жаре невыносимую вонь и превращающих их среду обитания в несанкционированное кладбище. Многие помогали искать захоронения, опознавать тела, сообщали известные адреса родственников, даже иногда рассказывали подробности гибели и последних мгновений жизни несчастного.

Несмотря на общий трагический конец каждого свидетельского показания, истории отличались драматизмом, многие из которых когда-нибудь могли бы стать сюжетами большого количества рассказов и повестей, посвящённых одной из самых страшных страниц многолетней войны на Донбассе.

* * *

В один из дней наша команда вошла в частный сектор с почти целиком сохранившимся жилым фондом. Семейная чета, где супруга очевидно была истинной главой семьи, после того как мы провели эксгумацию их бабушки, погибшей от шального осколка мины, повела нас к соседнему дому. В крохотной могилке за виноградником мы нашли останки старой женщины, прожившей почти вечность среди икон и образов, скорее всего, оставшихся ещё от её прапрабабушек.

…Жила она одиноко, рано овдовев и потеряв ещё в Афганскую войну единственного сына. Ей было за чьи души молить Бога на этом свете, и это, видимо, было единственным и главным предназначением её жизни, а Всевышний таким даёт долгие лета.

Военные с шевронами «Правый сектор» и «Азов» с осени 2014 года периодически устраивали облавы и обыски в жилых массивах в поисках сочувствующих России или подпольщиков, но с началом наступления союзных войск наезды нацистов начали носить бессистемный, скорее, истерический характер. Беспардонное мародёрство перед драпом, как и банальный вооружённый грабёж населения, схожи с нашествием саранчи – оставляют после себя пустошь, а иногда и безлюдность. Так и в доме почти столетней старушки появился пьяный бородатый автоматчик с засученными рукавами и татуировкой на волосатой руке «Слава Україні!»

Соседи увидели, как бандеровец широким шагом вышел во двор из домика старушки, держа одной рукой перевязанные тесёмкой несколько икон в рамках. В другой руке он держал автомат с укороченным стволом, в который двумя худенькими ручонками вцепилась бабушка, семенящая следом и тоненьким стонущим голоском горько умолявшая боевика оставить образки в доме.

– Сыночек! Родимый! Ради Господа Бога оставь образа в доме! Я же на них за тебя молиться буду!

– Пішла звідси, москальська рухлядь! – грубо бросил он через плечо и пнул женщину в живот, отчего она упала на колени, но не отпустила рук от автомата.

Бородач вырвал оружие и, передёрнув затворную раму, хладнокровно выпустил короткую очередь в лицо старухи. Потом, широко улыбаясь гнилыми остатками зубов, бросил трофей в кузов стоящего на дороге «Урала», куда уже сбрасывали добычу другие военные, тащившие бытовую технику, домашнюю утварь, кур, поросят и даже одежду из соседних домохозяйств.

Нацисты уехали, а во дворе давно обветшалого дома, в пыли, свернувшись калачиком, лежало тщедушное тельце бабушки, вся вина которой перед её убийцами состояла лишь в том, что она была человеком.

* * *

В том же посёлке, когда в Мариуполе была объявлена мобилизация в украинскую армию, Мишку-бульдозериста не тронули по причине болезни не то почек, не то печени. Для всех соседей он называл себя греком, хотя старожилы, знавшие ещё его дедушку, говаривали о цыганском происхождении Мишки, с чем он упорно не соглашался, особенно в состоянии хорошего подпития. Уважение, которым он пользовался у посельчан, было заслужено в буквальном смысле слова трудом. Его собственный трактор «Беларусь» с ковшом и скребком часто использовался окрест на приусадебных подворьях или местной администрацией при ремонте инженерных сетей. Миша, как в старом анекдоте, мог раскопать, мог закопать, а мог и улицу в редкий снегопад почистить.

Когда пришла война в город, то она не обошла и Мишкин дом. Однажды ночью во дворе раздался резкий треск автоматной очереди, хотя для всех нормальных людей Мишка давно установил на воротах электрический звонок. Площадная матерщина с лигатурой украинско-польской мовы ворвались в прихожую, сопровождаемые чесночным амбре и самогонным перегаром, не на шутку напугав детей и супругу Михаила.

Сопротивляться было бесполезно, а потому пришлось заводить трактор и под вооружённое сопровождение «азовцев» ехать на пустырь за мусорной свалкой. Где-то в заводских микрорайонах Мариуполя громыхала, стрекотала, ухала и сверкала вспышками война. На пустыре было относительно тихо до тех пор, пока не приехали Мишка на своём тракторе и какой-то самосвал в сопровождении бронетранспортёра с изображением пары зигзагов и гитлеровской свастики на борту.

Мишке приказали вырыть яму на пять-шесть ковшей, к которой затем подъехал задом КамАЗ и что-то вывалил прямо в неё.

Подошёл старший и, показав в сторону отвала, произнёс:

– Зарой яму і звалюй звідси.

– Мне надо осмотреть место, – сказал Миша и, соскочив с трактора, подошёл к краю, как оказалось, братской могилы.

Сзади подошёл старший из «чесночных» бородачей и, ткнув стволом пистолета в спину тракториста, приказал:

– Закопуй без розмов і забудь. Я б тебе і так пристрелив, але ти нам ще завтра будеш потрібен.

– Там же люди шевелятся! Вон, посмотрите. Они там стонут! Это же ваши! Форма ваша! – пытался Миша пробить на чувства военного.

– Это не ваше дело. Закапывайте и уезжайте. Завтра к вам приедут также ночью.

Мишу словно током дёрнуло, когда он вдруг услышал чистую русскую речь с чётким московским диалектом. Он обернулся. Позади бородача стоял ещё один военный, половину овала его лица закрывала балаклава.

– Делайте то, что вам говорят, и не задавайте лишних вопросов. Слава Украине! – сказал русскоязычный офицер и, хлопнув Мишку по плечу, удалился прочь.

…Уже под самое утро Миша поставил свой трактор у ворот дома, закрыл дверцу машины на ключ и зашёл к себе в каморку, которую устроил в ангаре как свой рабочий кабинет. Здесь он любил по субботам с соседскими мужиками обсудить всякие мирские проблемы под стаканчик первача. Но то было в иные времена. А в эту ночь он запер дверь на засов, налил полный стакан самодельной водки, начеркал карандашом записку жене и, накинув аркан на перекладину, повесился…

* * *

Изо дня в день мы продолжали свою скорбную жатву, очищая город и окрестности от мрачного наследия боёв. Недалеко от завода «Ильич» за железнодорожной насыпью нам показали очередное захоронение, скорее похожее на зарытый окоп. Догадка оказалась правильной. В первые дни боёв в этом месте действительно была расположена земляная огневая точка, возле которой расстреляли двух тридцатилетних братьев-близнецов из местных жителей, вся вина которых состояла в том, что бандеровским нелюдям подошли размеры их одежды и потребовались чужие паспорта. Так хочется верить, что Бог не дал этим тварям миновать наказания, и снаряды русской артиллерии разорвали их в клочья, только вот одинокой матери, оставшейся без сыновей, легче от этого станет вряд ли.

Как успокоить душу отца, вернувшегося освободителем в родной город, где вместо семьи – разрушенный дом и общая могила жены с двумя маленькими дочками, расстрелянными по наводке соседей как семья ополченца?

Что можно сказать родственникам сотен горожан, которых «азовцы» 16 марта собрали якобы для эвакуации, заблокировали в здании городского драматического театра и подорвали, спешно обвинив в гибели людей русскую авиацию?

А как быть дочери, похоронившей престарелого отца, убитого украинскими десантниками только за то, что тот попросил у них парочку сигарет на русском языке, а потом не захотел кричать нацистские лозунги?

Есть ли слова, способные утешить родителей шестнадцатилетнего мальчика с синдромом Дауна, убитого выстрелом в лоб из пистолета за то, что нацистский ублюдок решил на практике реализовать евгеническую программу гитлеровцев «расовая гигиена»?

Как спится тому укроязычному снайперу, убивавшему походя, сидя на кухне, прохожих, включая маленьких детей и прогуливающихся с колясками мамаш?

Будет ли отомщён каждый из десятков тысяч убитых руками потомков бандеровцев и нацистских выродков, как стервятники слетевшихся со всего мира на Донбасс?

Каждый день, с каждой отрытой могилой мы задавали себе похожие вопросы, но один всё же звучал чаще других: «Какая сука, какая тварь родила этих чудовищ?!». Мы смотрели на военнопленных, пытаясь заглянуть некоторым в глаза и, быть может, увидеть в них хоть какие-то муки или угрызения совести, но, увы, перед нами сидели не «азовцы» и не «айдаровцы», а их бывшие холопы, коими считаются до сих пор насильно мобилизованные граждане Украины. Да и что могли нам поведать эти жалкие, ничтожные жертвы собственного малодушия и трусливой робости, допустившие когда-то к власти человеконенавидящих вампиров и откровенных убийц? Теперь они начинали и сами понимать, как из некогда потомков советского народа, растоптавшего коричневую чуму в Берлине в 1945 году, превратились в подневольников нового глобофашизма, оборотились в манкуртов, потерявших генетическую связь с их коренной, истинно великой национальной диаспорой, называемой русским миром. Они стали нашими врагами, а врага надо уничтожать… Уничтожать, пока он вооружён… Но перед нами стояли военнопленные, которым очень повезло, что для них война закончилась…