Текст книги "Отрезанный"

Глава 16

Берлин

– Положите мертвеца ногами в направлении стола для органов. Это маленький столик с подвижным подносом над раковиной-мойкой. Рядом располагается душ на гибком шланге. Видите? С его помощью вы можете наполнить раковину водой. Сделайте это. Сделали? А теперь снимите с трупа мешок.

Херцфельд открыл дверь машины еще до того, как Ингольф остановился на парковке возле вокзала. На всем протяжении разговора он строго следил за тем, чтобы не назвать имен и не разгласить информацию, на которую практикант, возможно, мог бы обратить внимание. Все вроде бы у него получилось. Судя по выражению лица, с которым Ингольф прощался с Паулем, стажер-неудачник еле сдерживался, чтобы не показать, как его позабавило то, что безбашенный профессор консультировал своего коллегу по телефону относительно порядка проведения вскрытия. Он определенно подумал, что это относится к прямым служебным обязанностям Херцфельда.

Пауль коротко кивнул на прощание, поскольку на большее у него не было времени. Он и так потратил его слишком много, пока забирал из дома чемодан с инструментами для проведения вскрытия и приспособлениями для осуществления осмотра места преступления. К тому же движение на дорогах практически превратилось в настоящую муку, как это всегда бывает в Берлине, когда идет дождь или падает снег. А в этот день, как назло, имело место и то и другое. На городской электричке добираться было бы намного быстрее, хотя и не так комфортно, как в машине Ингольфа, который отвез профессора сначала домой, а потом на центральный вокзал.

– Наденьте перчатки, лучше с утолщениями, и резиновый фартук. Эндер знает, где лежит все необходимое. Пусть он даст вам два ножа для органов, но не скальпель, который из-за отсутствия у вас практики сломается слишком быстро. К тому же вы можете и сами пораниться. Вам понадобится длинный пинцет, а также ножницы, с помощью которых вы сможете разрезать одежду мертвеца. Тело должно быть абсолютно голым.

Между тем людские потоки устремлялись мимо Херцфельда в главный вестибюль железнодорожного вокзала.

– Подождите, профессор! Не так быстро, а то у меня складывается впечатление, что вам нравится сложившаяся ситуация!

Херцфельд ясно представил себе движения рук Линды, которыми она сопровождала свою тираду. Он пропустил женщину с двумя детьми, пытавшуюся пробиться сквозь толпу в противоположном направлении. Стеклянные поворотные двери, которые вели в зал прибытия, были безнадежно забиты. Пауль со своим следственным чемоданом в руке пристроился с подветренной стороны железобетонного указателя, где, несмотря на сквозняк, все же можно было говорить.

– Нет, если честно, Линда, эта ситуация мне вовсе не нравится, – ответил профессор, размышляя, стоит ли ему полностью довериться совершенно незнакомому человеку.

Как бы то ни было, он и так уже наговорил много лишнего, приняв Линду за похитителя во время ее первого звонка. Однако в сделанном ему Ханной предупреждении речь шла только о том, чтобы Херцфельд не привлекал официальные инстанции. Исходя из этого, Пауль и решил рискнуть:

– Сегодня утром в голове изуродованного трупа мною было найдено сообщение, касавшееся моей дочери. Когда я позвонил по указанному в нем телефону, сработал автоответчик с записью крика Ханны о помощи. – Далее профессор кратко изложил содержание записи и подчеркнул: – Она заклинала меня никому ничего не говорить, и, посвящая вас в это дело, я подвергаю опасности ее жизнь. – «Я доверяюсь человеку, которого даже не знаю!» – пронеслось в голове у Пауля, но вслух он сказал: – Однако у меня нет выбора!

В этот момент Херцфельд увидел дверь аварийного выхода, на которую толпа не обращала внимания, и проскользнул через нее в главный зал. Затем он принялся искать на табло подходящий поезд и подумал сначала, что произошел какой-то технический сбой, поскольку перед информационным табло стояло много жестикулировавших людей. У профессора появилось недоброе предчувствие.

– Я правильно поняла? – услышал он голос Линды. – Вашу дочь похитили, и поэтому мне придется выпотрошить этого мужчину, поскольку вы предполагаете найти в нем дальнейшие указания по ее поиску?

– Верно.

Херцфельд выбрался из толпы пассажиров перед табло с расписанием. Одни комментировали происходящее с негодованием, а другие с покорностью обреченных – за исключением городских электричек все поезда были отменены.

– Линда! Послушайте! – понизив голос, проговорил профессор.

Сделал он это не случайно, поскольку два коммивояжера прошли так близко, что чуть было не прокатили колеса своих сумок прямо по его ногам.

– Я знаю, что требую от вас чересчур многого, но мы теряем драгоценное время. Дело в том, что Ханна – астматик. Если у нее закончился спрей, то жить ей осталось всего несколько часов. Однако мне сдается, что главная опасность, которой она подвергается, заключается не в этом. Кроме того, речь идет не только о моей дочери.

– О ком же еще?

– Найдено уже два трупа. Следовательно, мы имеем дело с серийным убийцей. А что, если он все еще на острове и не закончил свою серию?

В мобильнике повисло напряженное молчание, и Пауль буквально почувствовал, какие мысли пронеслись в голове молодой женщины на другом конце телефонной линии. Ни разу даже ее не увидев, он сразу проникся к ней симпатией и был твердо убежден в том, что в лице Линды имеет дело именно с таким человеком, который поступает, опираясь больше на чувства, нежели на доводы разума. Ее поступки, которые она для него уже совершила, лишний раз доказывали, что такие люди всегда готовы прийти на помощь, поскольку обладают по-настоящему большим сердцем. И к этому сердцу Херцфельд сейчас и апеллировал:

– Пожалуйста, помогите мне.

– Эндер думает, что этот человек покончил с собой, – неуверенно возразила Линда.

– Он ошибается. В послании Ханны ясно сказано, что у Эрика я найду другие указания. А теперь подумайте сами – внезапно его находят мертвым на берегу, и в его борсетке мобильник Ханны, чей номер сегодня был обнаружен мною в голове изуродованного женского трупа. Нужно ли мне продолжать, или этого достаточно?

В разговоре возникла еще одна, более длительная пауза. Наконец Линда с глубоким вздохом произнесла:

– Вот уже много лет я вегетарианка и не могу припомнить, когда в последний раз резала мясо, а теперь…

– Не волнуйтесь! Я буду лично направлять ваши действия шаг за шагом, хорошо? Алло, Линда?

Ответа не последовало, и Херцфельд посмотрел на свой телефон.

Проклятье!

Дисплей был темным – аккумулятор мобильника в который раз сдох без всякого предупреждения. И почему только он позволил всучить себе этот смартфон, настоящий телефон-пройдоха[7]7
  Здесь игра слов: smart можно перевести с английского как «ловкий», «хитрый» или «продувной», а phone – «телефон».


[Закрыть], аккумулятор которого выдерживал всего несколько часов, поскольку большая часть его заряда шла на питание тех функций, которыми профессор ни разу не воспользовался.

«Ну зачем мне этот Фейсбук, скайп и прочая дребедень?» – со злостью подумал Херцфельд, переложил чемодан в другую руку и поспешил через служебный вход обратно на холодную улицу.

Вращающуюся дверь окончательно заклинило, и она больше не двигалась ни на миллиметр. На привокзальной площади также творилось что-то невообразимое. Приезжавшие транспортные средства мешали проходу отъезжавших пассажиров, и их моментально скопилось великое множество. Ситуацию к тому же осложнял неправильно припаркованный автомобиль, который блокировал выезд со стоянки такси. Недовольные водители сигналили, создавая настоящую какофонию из частых автомобильных гудков. К великому удивлению Пауля, нарушителем общественного порядка оказался черный внедорожник Ингольфа.

Херцфельд прикрыл глаза ладонью от летевшего в них снега и осмотрелся. Внезапно послышался знакомый голос, и профессор увидел своего практиканта.

– Вот это номер! Профессор! Вы все еще здесь? – воскликнул Ингольф фон Аппен, перебегая через узкую проезжую часть подъездной дороги, отделявшую привокзальную площадь от главного здания вокзала.

При этом он поднял правую руку, в которой держал жареную колбаску, и, как бы сожалея, опустил уголки рта вниз, что придало выражению его лица еще более заносчивое выражение.

– Все поезда отменили! – с досадой махнул рукой Херцфельд. – Электропровода обледенели. Настоящий хаос, и в северном направлении теперь не уедешь.

Проговорив это, профессор краем глаза увидел, как из такси выскочил разъяренный водитель.

– Эй, идиот! Это твоя тележка? – заорал он, обращаясь к Ингольфу.

– Тележка? – ошеломленно переспросил фон Аппен. – Это «Порше Кайен Турбо-С»!

– Я покажу тебе, как блокировать проезд! Сейчас тебе твой «Турбо-С» в задницу засуну! Ты дурак набитый!

Этот человек, который был на две головы меньше, но весил по крайней мере в два раза больше стажера, принялся размахивать руками, сжав кулаки. Не обращая на него внимания, Ингольф откусил от колбаски и вновь повернулся к Херцфельду:

– Это, конечно, не мое дело, но то, что мне довелось услышать во время вашего разговора по телефону, поневоле наводит на некоторые мысли. – Ингольф проглотил кусок и добавил: – Вы ведь не больны? Или все же…

– Нет, я не болен.

Тут возле практиканта возник таксист и закричал:

– Эй, пидер! Ты оглох, что ли?

Вблизи таксист производил еще более отталкивающее впечатление, чем ранее. Вытекшие изо рта слюни повисли на его бородке, делая похожим на бульдога.

– А ну вали отсюда! Да побыстрее! – продолжал наступать он на фон Аппена.

В ответ Ингольф, не оборачиваясь в сторону таксиста, властно вскинул руку, словно король, призывающий с балкона своих подданных к молчанию. Глядя на свирепое выражение лица разъяренного водителя, Пауль каждую секунду ожидал, что тот нанесет фон Аппену первый удар.

– А тот вопрос, который вы должны были решить в Гельголанде, он все еще важен для вас? – по-прежнему не обращая внимания на таксиста, спросил Ингольф профессора.

– Жизненно важен.

В ответ Ингольф медленно кивнул, а затем повернулся к таксисту, который уже протянул к нему руку.

– Мы сейчас уедем, – спокойно произнес практикант.

– Что значит «сейчас», ты, разряженная обезьяна? Сейчас я собью с тебя твои фирменные очочки, студентик, если ты немедленно отсюда не исчезнешь!

В ответ Ингольф лишь улыбнулся, сунул руку в карман своего пальто, вытащил туго набитый кошелек и достал из него несколько купюр.

– Надеюсь, это немного охладит твое нетерпение? – спросил фон Аппен.

Таксист ошарашенно уставился сначала на Херцфельда, затем на Ингольфа и только потом схватил купюры, которые стажер сунул ему под нос.

– Положи сверху еще один полтинник, и я сам принесу тебе жареную колбаску, – ухмыльнулся водила.

– Не нужно, но спасибо за предложение, – спокойно произнес Ингольф и, повернувшись к Херцфельду, заговорщически подмигнул и указал рукой на вход в вокзал: – Предлагаю запастись провиантом и теплыми пледами. При такой погоде нам может стать очень неуютно, если на автостраде мы застрянем в пробке.

Глава 17

Гельголанд

– Дальше не идет, – сказала Линда, зажав язычок застежки-молнии между большим и указательным пальцем.

У нее никак не получалось открыть мешок для переноски трупов. До этого Эндер взвалил мертвеца на секционный стол и, следуя инструкциям Херцфельда, принес необходимые инструменты и вспомогательные средства. Большая часть из них находилась в специальных ящиках прямо здесь, в прозекторской, а вот для того, чтобы принести рабочую одежду, ему пришлось ненадолго оставить молодую женщину одну. Вернулся он с тяжелым резиновым фартуком, надев который Линда почувствовала себя мясником на скотобойне.

Для себя Мюллер защитную одежду не принес. Он не стал надевать ни накидку, ни перчатки, как бы демонстрируя свое нежелание принимать участие в предстоящей операции, и старался держаться как можно дальше, прислонившись к небольшому столику возле раздвижной двери в коридор.

– Готовы приступить к внешнему осмотру трупа? – раздался в морге громкий голос Херцфельда, которому удалось-таки раздобыть зарядку для своего мобильника.

В свою очередь Эндер включил громкую связь на своем телефоне и прикрепил его вместе с поясным чехлом к крючку на рабочей лампе над секционным столом так, что аппарат, болтаясь перед носом Линды, стал походить на микрофон рефери на ринге.

«Рассматривай это просто как приобретение нового опыта, который поможет тебе, наконец, сделать более реалистичными сцены насилия в твоем комиксе», – пыталась обмануть себя Линда.

Однако с ужасающей ясностью она все же осознавала, что в ближайшее время ей в первый раз в жизни придется осмотреть труп в непосредственной близости, а не издали, как на берегу накануне. Тогда ветер и бушующие морские волны создавали определенную дистанцию до тела, и к тому же она была ошеломлена самим фактом страшной находки. Но здесь все было совсем иначе. Все происходило под заглушающими звуки толстыми сводами подвала и при ярком неоновом свете, заливавшем облицованное плиткой пространство. Теперь, когда она откроет мешок и взглянет в лицо покойника, это произойдет без прикрас, можно даже сказать, в более интимной обстановке.

И гораздо ужаснее!

Линда поневоле задумалась над вопросом: почему в мире, в котором ежедневно умирают люди, человек так редко сталкивается со смертью? Однако задав себе такой вопрос, она тотчас же поняла, что пытается всего лишь оттянуть неизбежное. При этом у нее оставался выбор: либо отказаться, либо поверить находившемуся на другом конце телефонной линии отчаявшемуся отцу, утверждающему, что жизнь его дочери целиком и полностью зависит от ее готовности оказать ему помощь.

«И может быть, Ханна не единственная, кто сейчас находится в опасности, в том числе и на острове», – подумала она, пытаясь отогнать от себя воспоминания о влажном полотенце в ванной комнате и запахе Дэнни, исходившем от ее кровати.

Мертвый Эрик, труп женщины в Берлине и Дэнни. Каким-то образом все они должны были быть связаны между собой. Просто сейчас она не могла понять, как именно.

– Я всего лишь взгляну на парня! – воскликнула Линда и потянула замок молнии на мешке, которая проходила вдоль всего тела, как запор на чемодане.

Когда мешок разделился на две половинки, она одним движением сорвала верхнюю и закрыла глаза, что стало большой ошибкой. От этого ее органы чувств стали еще более восприимчивыми к внешним раздражителям.

– Великий боже! – закашлялся Эндер.

Она открыла глаза и отметила про себя, что вид тела оказался более терпимым, чем ей представлялось. Чего, однако, нельзя было сказать о вони. На первый взгляд мертвец походил на какую-то нереальную, но вместе с тем хорошо выполненную восковую фигуру. Бездушную и искусственную, которую нечего было бояться.

Избегая смотреть мертвому в лицо, Линда бросила взгляд на его ноги и оторопела: на нем не было обуви!

Ногти на ногах у мужчины были плохо подстрижены, а на больших пальцах оказались вросшими. На покойнике были широкие вельветовые брюки с закатанными до колен штанинами.

«Тонкие, как спички, – отметила про себя Линда, глядя на тощие и густо заросшие волосами голени, и поневоле задумалась: – Как могли при жизни такие куриные ножки носить на себе огромное туловище умершего?»

Обращал на себя внимание и огромный живот. Газы, образовавшиеся при трупном разложении, конечно, сыграли определенную роль, но она не была уверена в том, что это являлось единственной причиной такого неестественно большого брюха. Кроме футболки с надписью «Эрик», на покойнике ничего другого не оказалось – ни свитера, ни куртки, ни какой-либо другой зимней одежды.

Наконец Линда заставила себя взглянуть на лицо мертвеца и облегченно вздохнула, поскольку глаза у трупа оказались закрытыми. А вот между губами, наоборот, оставалась небольшая щелочка, придававшая одутловатому лицу выражение, походившее на некоторое изумление. Два верхних пожелтевших от никотина резца были обнажены.

– Пожалуйста, опишите мне все, что вы видите, – потребовал Херцфельд.

Услышав его слова, Линда обрадовалась, что он не попросил ее охарактеризовать запах трупа, поскольку сделать это было бы немного сложнее. Из всех неприятных запахов он оказался самым худшим из всех, какие ей когда-либо приходилось вдыхать. При этом исходившее от трупа зловоние давило не так интенсивно и воздействовало не столь гнетуще, как вонь от засорившегося общественного туалета в разгар лета. Тем не менее этот запах проникал повсюду и казался каким-то сладковатым.

Запах состоял из двух компонентов, которые не сочетались друг с другом, как будто кто-то распылил дешевый освежитель воздуха в часто посещаемом туалете бензоколонки.

Линда пыталась дышать через рот, но ее желудок так и грозил взбунтоваться. Запинаясь, она принялась излагать свои первые впечатления.

– Покойный не показался вам знакомым? – спросил Херцфельд, когда она закончила свое описание.

– Нет. Я никогда раньше его не видела.

Обычно принято считать, что собаки похожи на своих хозяев. Если такое утверждение соответствует действительности, то человеку, лежавшему на секционном столе, должен был принадлежать какой-нибудь сенбернар. Покойник имел квадратный череп, густые, похожие на шерсть волосы и бесформенный нос с забитыми песком ноздрями.

Линде трудно было определить, являлся ли умерший ранее любящим отцом семейства или нелюдимым холостяком, предпочитал ли при жизни слушать по радио классическую или рок-музыку и какой партии на выборах он отдавал предпочтение. Руки у него были мозолистыми и грубыми, а ногти на больших пальцах величиной напоминали почтовые марки. Все указывало на то, что он занимался физическим трудом.

Виски были обриты, а светло-коричневые волосы на затылке коротко подстрижены – мужчина недавно посещал парикмахера. Однако все это практически не давало никакой информации о самом человеке. Ясно было одно: покойник не занимался спортом, любил много и вкусно поесть, о чем ясно говорили его двойной подбородок и тучное тело.

– Мне нужна полная картина, – сказал внимательно слушавший Линду Херцфельд. – Это значит, что вы должны вытащить труп из мешка.

– Он весит по меньшей мере сто двадцать килограммов. Это невозможно.

– Эндер все еще рядом?

– Да. Я здесь, – ответил комендант, по-прежнему находившийся возле двери. – Но не очень близко.

– Не неси чепухи и давай помоги! Или ты собираешься стоять, как какой-нибудь слабак?

– Ты же знаешь, что я не переношу крови! – заявил Эндер, сделав, однако, движение по направлению к секционному столу.

Видимо, слова Херцфельда задели Мюллера, игравшего по жизни роль настоящего мачо, за живое.

– Тебе и надо-то всего лишь перевернуть труп на бок, чтобы Линда смогла вытащить из-под него мешок, – подзадорил коменданта профессор.

– Будешь должен, старик, – откликнулся Мюллер.

С этими словами Эндер схватил такую же пару резиновых перчаток, какие были надеты на Линде и которые на вид мало чем отличались от обычных перчаток для мытья посуды.

– Фу, ну и запах! – с отвращением воскликнул Мюллер, наклонившись над секционным столом.

Произнеся это, он немедленно отвернулся.

– Что случилось? – поинтересовался Херцфельд.

– Мне кажется, что ваш друг сейчас блеванет, – ответила Линда.

В этот момент комендант снова повернулся к столу.

– Проклятье! – сдавленно выдохнул он, указывая рукой на труп. – Я вовсе не собирался блевать. Однако он воняет хуже, чем скунс.

Тело определенно начало разлагаться еще на морском берегу, но сильный ветер уносил запах. Теперь же распространению вони ничто не мешало. Поэтому прошло еще некоторое время, пока Эндер собрался с духом, и наступил тот самый момент, которого Линда так боялась с самого начала, когда только-только появилась в морге, – раньше, у моря, ей не пришлось дотрагиваться до покойника. Теперь же этого было не избежать!

Глава 18

На ощупь рука мертвеца оказалась холодной и влажной. К тому же она была тяжелее, чем Линда предполагала. Толстые перчатки, конечно, не давали что-либо почувствовать, однако это не помешало ее воображению рисовать бесчисленные картины.

На какой-то миг ей даже показалось, что она покинула реальность и очутилась в прошлом, когда была еще маленькой девочкой и помогала маме готовить жаркое к рождественскому столу. Линда отчетливо вспомнила, как тогда она засунула свой указательный палец под кожу наполовину размороженного бедра индейки, ни в коей мере не догадываясь, что подобные ощущения ничем не отличаются от тех, которые возникают при прикосновении к человеческому трупу.

– Вы должны, взяв покойника за правую руку, перетащить тело с каталки влево на секционный стол, – посоветовал Херцфельд.

И действительно у них все получилось. Правда, Эндер, стоявший у другого конца стола и поддерживавший туловище за плечо, чтобы перевернуть тело на бок, при этом крепко зажмурился. Но так было даже лучше, поскольку Мюллер не увидел, как подгнивший и пропитанный водой верхний слой кожи при его прикосновении с треском отделился от тела мертвеца и приклеился к перчатке, словно сморщенная бутербродная бумага.

У Линды к горлу подступила тошнота, но ей удалось сдержать рвотный позыв и сконцентрировать свое внимание на том, чтобы придать устойчивость массивному телу Эрика, лежавшему теперь на боку. Вместе с комендантом, открывшим наконец глаза, ей удалось быстрыми движениями вытащить из-под покойника нижнюю часть грубого пластикового мешка так, чтобы не опрокинуть труп на спину или на живот. Затем она швырнула пластик на кафельный пол к валявшейся возле секционного стола второй половине этой своеобразной упаковки.

– Теперь что? – с омерзением рассматривая свои перчатки, спросил Эндер, позволивший мертвецу снова соскользнуть на спину.

– Снимите с него футболку и штаны, – скомандовал Херцфельд.

– Что? Нет, только не это! Ни в коем случае! – запротестовала Линда.

Эндер, как бы защищаясь, тоже замотал головой и сделал шаг назад.

– Мы уже говорили об этом, Линда, – донесся из телефона голос Херцфельда. – Тело должно быть голым.

– Да, мы говорили об этом, профессор, а также и о том, что вы, должно быть, сошли с ума, – покачав головой, заявила она. – Я сказала, что только посмотрю на него со стороны.

– И как вы себе это представляете, если он до сих пор одет? – тяжело вздохнул профессор. – Ведь если на теле имеются повреждения, то под одеждой вы их просто не увидите. Все ваши действия приобретут смысл только тогда, когда покойник будет раздет.

В это время в телефоне к речи профессора примешался какой-то посторонний звук, и Линде показалось, что она слышит женский голос, напоминавший тот, что произносит указания при работе автомобильной навигационной системы. Однако она не была уверена в этом. Одновременно молодая женщина почувствовала, что ее рот наполнился слюной. При обычных обстоятельствах Линда ее просто бы проглотила, но сейчас художницу обуял страх из-за того, что слюна могла пропитаться трупным запахом, который, как ей казалось, проник даже в ее мозг.

«Хорошо еще, что мой мобильник здесь в подвале не работает, – подумала она, пристраивая ножницы к нижнему краю футболки Эрика. – Не знаю, что бы я сказала Клеменсу, если бы он позвонил. Ну не говорить же ему так: «Все очень плохо, братец. Помнишь про покойника, которого я бросила лежать на берегу? Жизнь действительно иногда преподносит нам сюрпризы. Представь себе, я стою сейчас с неким турком в морге и провожу вскрытие трупа. Причем моими действиями управляют дистанционно. Как только мы вскроем грудную клетку, я тебе перезвоню…»

Линда разрезала футболку по центру между буквами «Р» и «И» в надписи «Эрик», и под тканью показался серовато-зеленый вздувшийся живот, напоминавший сардельку, вылезшую из своей оболочки. В отличие от ног верхняя часть туловища у мужчины не была столь волосатой. Широкие, с ладонь, растяжки кожи, или так называемые стрии, начинались всего в нескольких сантиметрах от пупка и походили на плетение рубца, простиравшегося от одного края брюха до другого.

«И почему у мужчин не бывает целлюлита?» – подумала она и посмотрела на Эндера, лицо которого приобрело такой же землистый оттенок, как и у трупа.

– Нет, никакого пирсинга или татуировки не наблюдается, – ответила Линда на вопрос Херцфельда на предмет наличия особых примет. – Есть только небольшой шрам под левым соском на груди. Внешне он напоминает след, который раньше на плече оставляли пистолеты для прививки. Вы понимаете, о чем я говорю?

В телефоне вновь послышался женский голос, происхождение которого уже не оставляло сомнений, так как он рекомендовал профессору воспользоваться съездом с дороги.

– А как выглядит лобковая область?

– Вы сейчас серьезно?

– Линда, вы думаете, я шучу? Поверьте, мне бы и в голову не пришло попросить вас, если бы это не было так необходимо.

– Я скорее позволил бы забить себе гвоздь в колено, чем отважился посмотреть, – заявил Эндер, стоявший позади Линды.

Его замечание, вероятно, было рассчитано на то, чтобы оказать ей эмоциональную поддержку, но произвело противоположный эффект. Линда понимала, что поступает по-детски, но ей не хотелось показать, что ею владеет такой же страх, какой испытывал комендант. Поэтому она сделала над собой усилие и заставила себя расстегнуть пряжку на ремне покойного, а затем и пуговицы на его штанах. Когда же показался край белых боксеров, она просто разорвала планку с пуговицами.

«Прямо как при несчастном случае, – подумала она. – Все здесь напоминает несчастный случай и ту ситуацию, когда вы хотите проехать мимо и не смотреть, но все равно это делаете».

– У мужчины перед смертью, очевидно, было недержание мочи, – глухо произнесла Линда, увидев темно-желтое пятно в промежности.

Она замолчала, а сама подумала:

«Боже! Что я несу? Почему не называю вещи своими именами? Какое недержание мочи? Он просто обоссался».

– Это нормально, – закашлявшись, проговорил Херцфельд. – Лучше разрежьте брюки ножницами. Так вам легче будет снять с него одежду.

«Хороший совет, – подумала Линда. – По крайней мере, мне не придется дотрагиваться до Эрика».

Ножницы легко скользили, разрезая ткань, но в двух или трех местах она слегка повредила кожу на бедре покойника. Однако Линда скрыла это, точно школьница, боящаяся признаться учителю в допущенной ошибке. Наконец ей удалось справиться с задачей, удалив таким же образом и трусы. Затем она двумя руками вытащила остатки ткани из-под трупа. Теперь тело на секционном столе лежало абсолютно голым.

– Есть что-нибудь необычное? – поинтересовался Херцфельд.

«Что вы ищете, господин сумасшедший? Пирсинг на мочеиспускательном канале? Кольцо на мошонке? Или татуировку на головке члена? Тогда мне, к сожалению, придется вас разочаровать», – подумала Линда.

Она на мгновение застыла, чтобы справиться с охватившим ее гневом, а потом слегка дрожащим голосом произнесла:

– Нет.

По какой-то непонятной причине, увидев обрезанный половой член, лежавший как в гнезде под плотными лобковыми волосами, она почувствовала себя униженной.

– У него ноги раздвинуты?

– Да, немного. А это важно?

– Да, важно. Потому что вам придется осмотреть его анальное отверстие, чтобы…

– Стоп! Нет, нет и еще раз нет! – воскликнула Линда и, истерически рассмеявшись, отошла от секционного стола.

Она покачала головой.

– Ни в коем случае!

– Успокойтесь, хорошо? Успокоились? А теперь послушайте меня внимательно. Я понимаю, насколько это трудно для вас. Поэтому на данный момент мне будет достаточно только одного вашего взгляда. Договорились? А сейчас скажите, не замечаете ли вы чего-нибудь необычного, когда смотрите ему между ног?

– Нет.

– Что значит «нет»?

– Это и значит «нет». У него нет ни стрелы, ни топора в заднице! – громко выкрикнула Линда, выплескивая накопившееся у нее напряжение в окружавшее пространство.

На другом конце телефонной линии на какое-то время воцарилась тишина. Не слышен был даже шум дороги. Затем снова послышался голос Херцфельда:

– Хорошо. Для начала этого должно хватить.

– Для начала? – ошарашенно повторила Линда и обернулась к Эндеру, ища у него поддержки.

Однако тот только пожал плечами, всем своим видом говоря: «А я-то что могу?»

– Теперь возьмите пинцет и с его помощью выверните веки наружу, – потребовал Херцфельд.

– Простите? Что сделать?

– Просто подлезьте под веки и выверните их наружу так, как будто наматываете спагетти.

– Да поняла я, поняла. Вот только вопрос: зачем это нужно, доктор Франкенштейн?

Тыльной стороной руки Линда вытерла со лба выступившие капельки пота, и от прикосновения резиновой перчатки ее шрам от ожога кислотой загорелся, словно по нему прошлись наждаком.

– Точечные кровоизлияния могут указать на насильственную смерть от удушья. А по-другому это проверить нельзя. Пожалуйста, Линда, посмотрите как можно внимательнее.

«Прекрасно. В этом есть хоть какой-то смысл», – подумала она.

Радуясь, что больше не нужно проверять брюшную полость, молодая женщина взяла пинцет. Она старалась действовать как можно осторожнее, чтобы не повредить глаз трупа. Однако когда принялась выворачивать веки мертвеца, Эндер застонал так, как будто инструмент ворочался внутри него самого.

– Ему не больно, – громко сказала она, чтобы успокоить саму себя. – Мертвые не чувствуют боли.

Тем не менее Линда вздрогнула, словно от разряда электрического тока, когда пинцет выскользнул и вонзился прямо в белок глаза.

– Да, вижу маленькие темно-красные точки. Примерно как на голубином яйце.

Херцфельд воспринял ее сообщение громким хмыканьем, а затем поинтересовался, есть ли у трупа видимые повреждения шеи.

– Нет. Такого не наблюдается.

– А что с кожей на голове? Вы что-нибудь заметили? – спросил профессор.

– В волосах у него песок, но крови или кровоподтеков не видно, если вы это имели в виду.

– Хорошо. Тогда обойдемся без обычно принятого в таких случаях бритья головы и сразу перейдем к полости головы. Посмотрите, нет ли рядом с вами деревянного или металлического клина, который можно было бы подложить под спину трупа?

Линда повернулась к Эндеру и вопросительно посмотрела на него, но тот только пожал плечами.

Отличный помощник.

– Вроде нет, – ответила Линда.

– Ладно, обойдемся и так. Пожалуйста, запрокиньте голову как можно дальше и откройте ротовую полость.

– Сколько раз вам повторять? Я не буду резать этого мужчину.

В ответ Херцфельд раздраженно прищелкнул языком и произнес:

– Возможно, вам этого делать и не понадобится. Для начала будет достаточно, если вы разожмете ему челюсти пальцами.

«Я, должно быть, сошла с ума», – в который раз с момента начала проведения вскрытия сказала себе Линда, водя рукой надо ртом мертвеца.

При этом ее вытянутые пальцы находились всего в каком-то сантиметре от фиолетовых губ покойника.

– Нет, я точно сошла с ума, – уже вслух произнесла она.