Текст книги "Евангелие от режиссёра"

Глава 7
Главный свидетель

Старец поправил подложенную под колена пуховую подушечку. Суставы распухли и ужасно ныли, напоминая о годах, проведённых на каменном полу. Старец уже почти полгода диктовал ученику благовестие. Работа шла споро.

– Прохор, пиши. Хотя нет, постой. Иди, подыши, мне нужно обдумать.

Конечно, они недооценили Иоанна Крестителя. Они – простые рыбаки. Что могли они понять в происшедшем тогда? Господь избрал их быть свидетелями своей проповеди, смерти и возвращения к Отцу. Всё, что они видели глазами и слышали ушами, передали дальше. Вот Марк, например. Марк записывал за Петром, потом собрал эти логии в одно целое. Ну и кто автор? И факты местами у него расходятся с Лукой. Потому так важно осмысление и наполнение сухих фактов духом. Важен смысл, а не простая последовательность событий. Потеря смысла, его искажение со временем приведут к утратам и искажениям текста. И всё, на этом конец. Сколько сейчас бродит наглых выдумщиков по общинам, пользующихся силой слова и проницательностью ума. Растащили стадо по своим дворам. Боже, помоги нам!

– Прохор, иди уже. Так, садись. Ты читал от Марка?

– Старче, Вы же знаете – я наизусть помню.

– Что ты думаешь про Иоанна Крестителя. Кто он? Расскажи своими словами.

– Он пророк. Проповедовал покаяние и крестил перед принятием завета, чтобы все покаялись и очистились, – Прохор говорил монотонным голосом, как заученный урок. – Как в древности перед Синаем – тогда тоже все омыли одежды. Только теперь вместо Моисея – Иисус. Через него теперь завет с Богом. Тогда крестились в Моисея, а сейчас в Христа. Он теперь Господь и первосвященник, и судья – и притом навсегда. Пётр сказал о нём: Итак, твёрдо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, которого вы распяли.

– А Иоанн крестил Иисуса?

– Конечно, старче, Вы же знаете, что крестил.

– А зачем?

– Как зачем? Написано же у Марка и Луки, что, когда народ крестился в покаяние, исповедуя грехи, и Иисус с ним, крестившись, молился, отверзлось небо, сошёл дух святой на Иисуса и был голос: ты сын мой возлюбленный, через которого я явлю свою благую волю.

– По-твоему, Христу было в чём каяться?

– Христу?? Ну-у, я не знаю, об этом ничего не сказано. Иоанн крестил в покаяние… И эти слова в псалме: Боже!… грехи мои не сокрыты от Тебя. И там же: И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом.

– Ну а голос все слышали, как думаешь?

– У Марка просто сказано, что Иисус, когда выходил из воды, тотчас увидел разверзающиеся небеса и духа, как голубя, сходящего на него. Также у Луки и Матфея. Так и сказано – увидел Иисус. Другие, думаю, не видели и не слышали. Иначе сразу бы признали его за мессию, и слух бы как ветер разлетелся. Да и для чего бы им это слышать? Иисус тогда ещё не вышел на проповедь, а ушёл в пустыню.

– А у Матфея глас обращался как бы ко всем: Сей есть сын мой возлюбленный. Как так?

– Старче. Вы искушаете меня? Откуда мне знать? Но у Марка и Луки сказано: Ты сын мой… Значит, обращение было только к Иисусу. Было точно либо так, либо как у Матфея. Кто прав? Двое против одного?

– Нет, здесь счётом не решается. Если голос был Иисусу, от кого о нём узнали апостолы? От него?

– От кого же? Ведь он их учитель. И ещё голос повторился во время преображения Иисуса на горе. И там уже звучало не для него, а для апостолов: Сей есть сын… Может, отсюда у Матфея…

Старец не дал договорить:

– Это всё логика, а у меня откровение было. Явился мне некто и показал, как всё было. Иоанн Креститель всё слышал, голос к нему был!

– Старче, будете диктовать? – Прохор схватил стило и подобострастно уставился на учителя.

– Пиши в первую главу слова Иоанна: Я не знал его; но Пославший меня крестить в воде сказал мне: на кого увидишь духа сходящего и пребывающего на нём, тот есть крестящий духом святым. И я видел и засвидетельствовал, что сей есть сын Божий.

– Получается, Иоанн Креститель – главный свидетель Христа?

– Так и есть, дитя моё. А про крещение Иисуса мы писать в наше Евангелие не станем – я полагаю, Иоанн не крестил Иисуса. Как можно богу каяться? Или как может бог притворяться крестящимся в покаяние? И потом… крестят ведь того, кто готов следовать за крестящим. Больший крестит меньшего.

– Зачем же, отче, Вы назвали Иисуса богом? У нас Бог один – Отец наш небесный.

– Один Бог, один. Не тревожься, дитя. Бог един, но… В общем, рано тебе ещё вкушать твёрдую пищу, не разжуешь. Ум у тебя ещё младенческий, беззубый. Так-то. Беги, беги, развейся.

Прохор растерянно посмотрел на старца, но ничего не сказал и выбежал во двор.

X
Женщины и сила

Из дневника С. А.

Маргарита вернулась за полночь. По её глазам, блуждающим, где угодно, но не заглядывающим внутрь меня, я понял, что если она не пересекла черту, то была близка к ней.

В воскресенье проснулись поздно. Ещё в кровати зашла речь о деньгах. Маргарита что-то задумала, но пока не сообщала – хотела лишь узнать, чем мы сейчас располагаем.

– Мара, ты веришь в меня? Веришь, что у меня есть предназначение?

– Если б не верила… Ты почему спросил?

– В ранней юности, почти в детстве со мной произошло одно событие… Я тебе рассказывал?

– Нет.

– Нет?? Хотя… я редко о нём рассказываю. Очень странное, в горах. Мне явилось нечто… Я тогда не понял ничего, искал объяснения. Мой прагматический ум не допускал никакой мистики. Но это явление сопровождало меня всю жизнь и заставляло искать ответ. Наверное, со всеми рано или поздно случается нечто, выходящее за пределы обыденного.

– Ты нашёл?

– Я в поиске. И с тех пор не могу остановиться, пока не доберусь до главного. Я пытался понять, свободные ли мы существа, обладаем ли свободой воли. Это привело меня к вере в Бога, я перебрал все богословские теории, и вашу, православную, в том числе.

– И-и?

– Я продолжаю искать, потому что везде вижу примеси человеческой мудрости и лжи.

– И какова твоя цель?

– Я её пытаюсь отгадать. Знаю только, что Бог за мной присматривает. Почему? Я столько раз добивался невероятного и избегал неизбежного, что точно знаю: это делал не я сам.

– А ты знаешь, когда женщины верны и когда они изменяют?

– Просвети меня.

– Они интуитивно идут за тем, у кого есть цель и вера в её достижение. То есть дух и сила. Они нутром знают, что имеющий веру достигнет цели. И если цель им по душе… они готовы идти до конца.

Маргарита уже опаздывала, встала, быстро оделась и ушла. Её формы были прекрасны, как у молоденькой девушки, и годы только фиксировали это совершенство.

Сижу за дневником: мысли распирают, бьют раскалённой лавой, как из вулкана. Постараюсь их внятно и покороче изложить. Хотя так редко бывает, если лава ещё не остыла.

Вера… Это интересная вещь – это сила, данная только человеку. Вера – это язык духа, его способ сообщать уму цель и побуждать к действию. Причём, независимо от того, добрая цель или нет, вера достигает цели. Гиперактивностью, физической силой, умом или чудом – неважно. Если есть вера, цель будет достигнута. Иисус сказал: Если бы вы имели веру с зерно горчичное и сказали смоковнице сей: исторгнись и пересадись в море, то она послушалась бы вас. Это не пример благой цели, но вера достигает и её. Вселенная пластична под рукой человеческой веры, она подчиняется ей. Всё, что совершено в истории, достигнуто часто безумцами. Они верили в достижение цели без доказательств, без достаточных рациональных оснований. Пётр, Сталин. Совсем уж фанатик, веривший в невозможное, – Ленин. А остальные чувствуют веру вождя и встраиваются в фарватер. Ими тоже движет вера, но меньшая, ей нужен видимый глазу маяк, промежуточные успехи или чудеса, верующий вождь. И у них есть дар от Бога видеть харизму, веру лидера, полководца, царя и вдохновляться ей.

А женщины ещё более чувствительны, у них лучше чутьё. Они любят силу.

Не зря же Павел сказал, что в основание веры учеников положил не убедительность слов человеческой мудрости, а явление духа и силы. Они видели его несгибаемость, упорство и силу, позволяющую достигнуть результат. И шли за ним.

А Христос? Он бог и всё знал? Или он человек и верил? Верит тот, кто не знает до конца. Если он взошёл на крест, зная, что воскреснет, кричал бы он: Боже, почему ты меня оставил? И те, которые умирали за свою веру? На кого бы они взирали, как образец? Но Иисус назван Павлом начальником и совершителем веры. Он совершил то, во что верил.

Давний вопрос. Чудеса совершаются у христиан, буддистов, язычников, мусульман и… атеистов. Или все врут, кроме христиан? Нет. Значит, дело не в истинности веры? Неужели?

Неужели Бог даёт через веру то, что человек хочет, каким бы ни было желаемое: добрым или злым, и кто бы ни был этот верующий? Цель верующего нередко бывает совершенно глупой или корыстной, или даже злой, но цель достигается. Бог, конечно, смотрит на всё, но больше на веру! Различать добро и зло – для этого нужен опыт и разум, этому учатся. Человек, может, творит зло, не ведая.

Вера выше различения добра и зла.

Меня этот вопрос давно занимал. Давид, хотя верил Богу, сделал немало злого в молодости, но был успешен. Вера важнее! Но что она такое?

Вера – свидетельство наличия духа. Это есть проявление духовности человека, его не полной материальности, доказательство, что когда-то Бог вдохнул в него особую жизнь. Пусть сейчас в нас уже не дух Божий – мы его потеряли и не все обрели заново. Пусть в нас суррогат, смертный дух, дух роя, эгрегор…

Королёв построил ракету, и луноход сел на Луну. Он захотел и сделал. Нужно это осмыслить… да, это ключевой момент в вопросе духа и веры. Если мы живём в мире физических законов, то участие в космической программе есть просто осознание своего места в потоке причин и следствий. Разве может человек, сам состоящий из атомов и подчиняющийся только законам материального мира, повлиять хоть на что-то? Декарт думал, что нет. Задай координаты и скорости всех атомов и узнаешь будущее, и повлиять ты на него не можешь, потому что сам из материи и подчинён её законам. Ты включён в расчет. Мы давно ушли от столь наивной философии, но… Принцип неопределённости, точки бифуркации, бильярд Синая и прочее – мы узнали, что невозможно даже теоретически спрогнозировать будущее, но это не дало нам свободы. Случайность – это те же кандалы, что и причина…

Но Королёв сделал ракету!

Цель. Можем ли мы поставить цель и достичь её? Вот главный вопрос. Королёв показывает, что можем. Он придумал цель, а не спрогнозировал поток событий, и цель достигнута. Но почему, оглядываясь назад, мы обнаруживаем цепочку причин и следствий? Так, словно всё произошло по законам материального мира? Почему эта цепочка привела к цели, выбранной свободным духом, если дух не связан законами? Поля и молекулы так сложились? Луноход изобрели, запустили, и он прилунился? Ум, оглядываясь, ищет и находит цепь причинно-следственных связей, ему нравится, когда всё совершается по закону.

Это дуализм цели и причины, своего рода симметрия. Она обеспечивается духом и пластичностью материи, её подчинённостью духу. Материя движется по указке духа от причины к следствию и опять к причине, и опять к следствию, то есть по своим законам, по законам природы – но траектория всегда направлена к цели, которую определил дух.

Как это достигается? В каждой точке времени перед материей есть веер возможностей, определяемых причинами, законами и абсолютной случайностью, вроде принципа неопределённости Гейзенберга. Если нет цели, то всё катится по случайной траектории причин и следствий внутри этого веера. Но когда дух поставил цель, то он тащит материю по нужной ему траектории в пределах этого веера в сторону цели.

До появления человека вся наша грандиозная вселенная не имела цели. Такого понятия не существовало. Были только законы, причины и следствия. Чего нет, то невозможно представить. Но Бог низвёл цель в творение и соединил её с прахом, которым был человек до обретения духа. Между сотворением человека из человекоподобной твари и появлением во вселенной понятия цели можно ставить знак тождества.

Что ещё может удивить больше? Вселенная в лице человека научилась ставить перед собой цели. До появления человека цели ставил только Бог. Но в седьмой день он почил, создав человека. Если человек не будет вести вселенную к правильной цели, она покатится к хаосу. Впрочем, это неизбежно.

Теперь о том, как в этом участвуют добро и зло. Бог дал человеку свободную волю и силу над материей. Но, имея злую цель, сердце не восславит Бога и не будет радоваться, когда её достигнет. Не сможет, даже если петь псалмы. Чтобы обрести радость, нужно выбирать благую цель – чтобы, достигнув, прославить Бога! Так Бог поощряет нас к доброму, не лишая свободы. В этом разница целей.

Материя живёт прошлым, причиной, а дух, вера живут будущим, целью.

Пора идти. Вечером допишу.

Нет, ещё одна мысль. Поразительно, нам из-за этих машин вокруг кажется, что мы достигаем цели, благодаря им. Но каждый из нас имеет только десять пальцев и ум. Только ими мы залезаем в микромир, уже видим и захватываем в ловушки атомы. И летим в космос, наблюдаем в телескопы планеты в других звёздных системах. Освобождаем энергии атома. Животные могут передвигаться на расстояния, сопоставимые со своими размерами, и воздействовать на мир энергиями, сопоставимыми с энергией съеденного банана. А мы залезли не в свои размерности. Всё это небольшими, мягкими пальцами и умом.

Продолжение.

Маргарита пришла домой раньше и сидела в кресле перед ipad, поедая черешню.

Обнял её сзади, обхватив чуть ниже груди и двигаясь вверх. Она продолжала смотреть в экран и выплевывать косточки в чашку. Не отрываясь от этих занятий, сказала:

– Ты решил, что делать с деньгами?

– Это на фильм. Буду снимать.

– А потом? Ну снимешь… И?

– Что и?

– Что с оставшимся? Прибыль будет?

– У тебя есть идеи?

– Если у тебя… если у тебя нет идеи, то я сделаю коррекцию груди, ещё…

– В сторону увеличения или уменьшения?

– Дурак!

– Постой, постой. Я обдумываю… я обдумываю. Впрочем, на это не деньги нужны…

– На что?

– Мы не договорили утром о цели. Смысле пребывания… Знаешь, мы живём во времена, когда ни у кого нет ни одной сколь-нибудь значимой цели. Пусть утопической, глупой, злой, безумной – никакой. Никакой бескорыстной цели, ничего, кроме бабок. А что не про деньги – всё равно ради них. Всё вертится здесь, в мире атомов и энергий.

– A-а, зацепило?

– Да. Но цель должна выводить нас из мира материи, чтобы мы стали свободными. Знаешь, мне в машине такая мысль пришла, пока ехал. Про беспилотный автомобиль. Всё его движение описывается законами материального мира. Кроме цели. Когда адрес ввели в мозг машины, с этого момента действуют причины, следствия. Но кто определил цель? Цель могла взяться из жизни пассажира, из его прихоти мимолётной, из прочитанной книги, случайной смски. Но этого всего в мире машины не существует, во всяких там электроцепях, поршнях, контроллерах. Эта цель не подвластна миру машин. Можно сказать, в пассажире нет ничего, что мог бы понимать автомобиль, никакой причинности, нет физики. Так и дух человека для тела – пойди, найди, откуда он посылает сигналы и как определяет цель. Но он это делает!

Маргарита задумчиво посмотрела на меня и промолчала.

– Теперь буду искать…Что хочет от меня Бог?

Маргарита как-то странно посмотрела на меня и хмыкнула.

В двери я обернулся и сказал, глядя жене прямо в глаза:

– Веру… способность верить Бог проверяет верностью. Верны ли мы друг другу? Если верны, то можем верить Богу. Не зря в греческом вера и верность – одно слово: πίστις.

Маргарита вздрогнула и опустила глаза.

Глава 8
Было слово к Филону…

– Отец наш родной, радуйся.

– Да будет с вами благосклонность Отца светов и Господа нашего Иисуса Христа.

– Отче, пришли за твоей помощью.

– Рад вам помочь, дети мои. В чем беда ваша?

Старец Иоанн внимательно слушал. Гости рассказывали о делах в Лаодикии. Там в общине у них всё крутится вокруг Ахилла, который оказался умным, но падким до славы и денег. Он такие порядки завёл, что к нему без поклона никто теперь и не входит. Письмо моё, говорят, читать не стал, даже не распечатал. Все в общине без его благословения теперь и руки мне не подадут – запуганы отлучением. По учению этого Ахилла Христос – это один из высших эонов, составляющих плерому. Он снизошёл на человека Иисуса. И они спорят бесконечно, сколько там этих эонов и какой из них главнее. Раздробились так, что и не общаются, анафематствуют один другого.

– Отче, ты видел мужей апостольских, слышал их речи. Напиши нам так, чтобы споры наши утихли. Мы знаем, куда Господь ходил, все его слова и притчи. Но некоторые так толкуют, а некоторые иначе.

– Пишу, дети, пока свет есть в очах моих. Будет вам слово. А пока храните благую весть и не пускайтесь в словопрения бесплодные. Храните себя.

Гости ушли.

Старец задумался. Мой учитель Филон всё это предвидел, знал заранее. Сколько мудрости дал ему Господь! Учитель поставил Логос выше всякого творения, одесную Бога. Он единственный, через кого Бог творил мир. Он сила Бога, он его Премудрость. Но и о нём ещё учитель не знал всего, что теперь открыто нам. Чем ближе мы мыслим Логос к Отцу, тем меньше глупых теорий возникает в головах этих эллинов, привыкших бесконечно спорить и мудрить. Боже, дай мне мудрость сказать всё!

– Прохор, ты где, дитя моё?

– Старче, я собирал гостям в дорогу, а сейчас прибираюсь в горнице.

– Садись, садись, пока я помню. Да, ты читал мои выписки из учителя моего Филона?

– Конечно, старче. Но это слишком мудрёно для меня.

– Ничего, мудрость придёт. Я старца и видел-το один раз, когда он был с посольством к Гаю. Я больше по книгам у него учился. А сейчас вспомнил его трактат о сновидениях. Он там пишет о Логосе, называя его богом. Помнишь, когда Иаков собрался бежать от Лавана, Бог обращается к нему и говорит: Я Бог, открывшийся тебе в месте Бога, то есть в Вефиле. Здесь старец мой разъясняет, что сделался видимым Иакову именно Логос, то есть Сын. Бога же не видел никто никогда, но Сын его явил. Видевший Слово, видел Отца.

– Так, может быть, Логос – не бог, а только умное проявление Бога в мире?

– Проявление? – старец сверкнул глазами. – Что ты, Прохор. Проявление… Старец мой Филон и говорил, и писал, что Логос – это не тот самый Бог, не Отец, но при том он и Логос называл богом. И говорил, что бог один.

– Как это? Так их два или один? И кому молиться?

– Это трудно вместить в наш разум – он слаб. А ты ещё и мал, ещё дитя, – Иоанн часто так называл Прохора, словно не замечая пробивающийся пушок под носом и на подбородке. – Да, и ещё старец много писал, что Бог всё сотворил Логосом. Запиши, вот начало благой вести: В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Всё чрез него начало быть, и без него ничто не начало быть, что начало быть. Мы с тобой начали Евангелие с середины… Но ничего, соберём всё в одно… Да, да, а это будет началом.

Старец замолчал. Его огромные голубые глаза, свободно вращающиеся в голове, повернулись вверх, почти закатившись под верхние веки. Прохору стала страшновато от этих белых яблок в глазницах. Наконец старец вернул глаза на прежнее место и продолжил диктовать.

– Ещё запиши: Бога не видел никто никогда; единородный бог, сущий в лоне Отца, он явил. Или подожди, пиши: единородный сын. Нет, постой, пусть останется: бог.

– А вот эту, вторую мысль, её вперёд поставить или после первой?

– Ты её запиши. Мы потом найдём ей место. Это для памяти. А первая запись – это начало Евангелия.

– Старче, а может, перед этим написать, что в год такой-то правления кесаря Гая Калигулы было слово к Филону, сыну…

– Стой, стой, куда поскакал? Мысль – не лошадь, её нужно за ручку вести, осторожно. Я чему тебя учил? Будь стражем своих мыслей. Начало это не просто возникло, я о нём много думал… Укажем, кому было откровение, начнут спорить, а пророк был Филон или не пророк? Сейчас время споров. Не нужно этим спорщикам давать пищу. Истина, она истина и есть – не важно, через кого она вошла в мир. Понял?

– Да, старче.

– Ну вот и молодец.

XI
Аскетические опыты

Из рассказа Сергея Афанасьевича о своём друге.

Маленький Саша Страхов очень боялся смерти от какой-нибудь неизлечимой болезни. Когда ему было шесть лет, он попал с родителями в автомобильную аварию и едва выжил. Ужасные сны с тех пор сопровождали всё его детство. С возрастом страх не ослабел, Саша считал уже прожитые и ещё оставшиеся годы. Время в его восприятии бежало всё быстрее. Ещё в школе он придумал теорию, согласно которой индивидуальное время воспринимается неравномерно, его кажущаяся скорость пропорциональна отношению прожитых и оставшихся лет. Страх смерти побуждал его всю жизнь искать спасение от неё.

Учёба в школе давалась ему легко. Девушки заинтересовались им рано. Некоторое время он не знал, как себя вести, но довольно скоро освоил нехитрую науку соблазна. Выпивать, курить и обладать женщинами он начал в школе. Сейчас почему-то считается, что советская школа была чуть ли не пуританской – это всё навет. При этом, он был силён, занимался борьбой и много дрался.

В семнадцать Страхов приехал из Ашхабада в Москву и поступил на химфак МГУ, на следующий год его забрали в армию. Вернувшись в Москву, Александр окончил университет, можно сказать, на зубах дополз. Здесь он залпом прочёл все книги Карлоса Кастанеды. Раньше он был до мозга костей атеистом, не верившим ни во что, кроме физических констант. Но Кастанеда явно не лгал: всё, о чём он написал, было его реальным опытом. И этот опыт оказался столь обширным, подробным и взаимосвязанным, что Александр поверил в кастанедовское описание реальности. После МГУ его чудом взяли в Германию в институт Макса Планка, а потом он переехал в Бостон. Но работал там не по специальности – пытался зарабатывать везде, где больше платили.

В Бостоне Страхов сожительствовал с красивой русской еврейкой Региной, отец которой работал в библиотеке Конгресса. Однажды он возвращался с ней и другом из паба на старом «ягуаре», который почти всегда был неисправен. Они ехали с ветерком, но было скользко, и их занесло. Спутники погибли сразу, Александр был некоторое время в коме. Так судьба почти повторила предупреждение, выданное ему в детстве.

Страхов вернулся в Россию, работал послушником в монастыре, стал писать иконы. Жизнь перевернулась, встала с головы на ноги, или наоборот. Во всяком случае, перемена помогла примириться с потерями.

Вопреки общепринятому мнению существует огромное количество православных сект, не находящихся между собой в общении: это разнообразные катакомбники, греки-старостильники разных синодов, сербские церкви, осколки РПЦЗ. В одну из таких сект попал Александр в поисках настоящей церкви, а не бюрократической организации, коей является официальная патриархия. Опыт пребывания в секте был болезненным, но практически бесценным.

Интернет в то время только начинал проникать повсюду, и каждый, кто там проявлял активность, сразу оказывался на виду. Александру попалась в сети аудиопроповедь одного зарубежного священника – отца Андрея. Он рассказывал неслыханные вещи об опыте внутреннего делания. Александр открыл с его помощью Добротолюбие, Лествицу, Брянчанинова, Исаака Сирина, всю святоотеческую литературу. Это было, как взрыв бомбы. Кастанеда померк и забылся на их фоне, как фонарик в яркий день.

Чтение святых отцов открывало внутренний мир. Александр загорелся всё испытать на опыте, читал по пять тысяч иисусовых молитв в день, почти как в «Откровенных рассказах странника своему духовному отцу», испытывал перебои сердца, головные боли, потом опыт внимательной молитвы, когда ум не отвлекался ни на что постороннее, потом самодвижущейся молитвы, особые состояния невероятной ясности. Все это изменило ум и дало ему силу, и научило внимательности, так что Александр мог читать тексты, замечая то, что другие пропускали. Однажды он молился перед иконой Богородицы с младенцем, всматривался в её глаза, и вдруг его как молнией пронзило понимание, что такое любовь матери к сыну. Это было всеобъемлющее чувство, заполонившее его целиком. Он стоял и не мог шевельнуться от понимания, что есть истинная жизнь и насколько человек мёртв в обычном состоянии. Он увидел, что вне этого состояния мышление, логика, рассуждения подобны мёртвым опавшим листьям, из которых ушла жизнь. Пережитое им тогда больше не повторялось, разве что с существенно меньшим эффектом.

Любому, кто сталкивался с наукой внутреннего делания и достигал особых состояний, было ясно, что он обрёл невероятное богатство, ради которого можно уступить всё, в том числе житейский успех, карьеру и прочие земные радости. Это было великим утешением в невзгодах и надеждой на лучшее для оставивших всё ради молитвы, живших в затворах, кельях, пещерах, вдали от людей. Они верили, что так действовал Утешитель, о котором сказано в Евангелии Иоанна.

Для большинства попавших в секту подателем этих «духовных» даров казался её основатель отец Андрей – не у всех была длинная ложка, чтобы черпать пищу прямо из трудов древних отцов. Это требовало большого труда.

Александр смог остановиться прямо перед пропастью, в которую упали и больше не выбрались другие члены секты. Несмотря на многолетние аскетические опыты, тонны переваренных святоотеческих трудов, ему удалось принять важные решения. Прежде всего он отбросил все духовные практики, как искусственный способ спасения, попытку схватить Бога за бороду, как ложную святость. Он рассказывал, что однажды ясно увидел всё это. С тех пор он стал молиться естественно, славя Бога и прося у Него помощи в жизни так, как просят отца в семье; оставил мантрование, к которому, несомненно, относится Иисусова молитва. Постоянное возбуждение в определённой области мозга перестало вызывать секрецию внутренних наркотиков типа энодорфинов, и ушли особые состояния, видение божественного света, непередаваемая радость. Александр не употреблял наркотики, но легко представил, что такой эффект мог быть от хорошей дозы. Вера без эффектов чище, и радость глубже. Александр всегда был мистически настроен и религиозен, в отличие от меня.

В те времена мы много читали и обсуждали. Так мы узнали, что внутреннее делание пришло в Россию одновременно с возвращением с Афона Паисия Величковского и его соратников, которые перевели многие древнегреческие писания на русский язык. Одним из первых, кто попал под их влияние, был основоположник плеяды оптинских старцев Лев Оптинский (Леонид), который в молодости познакомился с учеником Паисия Величковского Василием.

История жизни Льва Оптинского весьма показательна и поучительна, и её стоит привести. Вместе с Василием они побывали в нескольких монастырях, где неизменно производили фурор. Монахи собирались вокруг них, оставляя начальство и духовников. Так случилось и в Валаамском монастыре. Его настоятель в отчаянии написал письмо с жалобой на Льва и Василия митрополиту, дело дошло до министра духовных дел князя Голицина, который прислал для разбора дела уполномоченное лицо. Но и оно попало под влияние Василия и Льва. Монахи сутками сидели у этих двоих, слушая их наставления, но теперь уже вместе с присланным из Петербурга церковным чиновником. Монастырская жизнь пришла в совершенный разлад, и Льву с Василием пришлось-таки оставить Валаам и перебраться в Александро-Свирский монастырь. Лев после смерти Василия переехал в Площанскую пустынь, а затем поселился в Оптине. Ученик Льва святитель Игнатий Брянчанинов позднее узнал подробности этой истории случайно, о чём писал брату. Он к тому времени уже сёрьезно болел и подыскивал себе спокойное место. С этой целью епископ Игнатий посетил ряд монастырей, в том числе Валаам, где всё узнал из первых уст. Автор знаменитых Аскетических опытов искал и постоянно находил подтверждение своим выводам об опасности духовных практик, ворвавшихся в Россию из афонского осколка Византии.

А за много лет перед тем в Петербурге молодой студент военно-инженерного училища Игнатий Брянчанинов встретил Льва Оптинского в Александро-Невской лавре, куда регулярно ходил на богослужения, и был очень впечатлён разговором с ним. Он так увлёкся, что сразу попросился в духовные чада Льва и был им принят. В то время Брянчанинов был одним из лучших учеников инженерного училища, был отмечен самим императором Николаем I, но, оставив обучение и став иноком против воли отца, поселился в Оптинской пустыни на послушании у Льва. Его ждало жестокое разочарование. Рассказы Льва Оптинского завораживали, и в них прямо чувствовалась реальность духовного мира. Но вскоре выяснилось, что Лев лишь пересказывал опыт древних отцов, сам его не имея. Таково свойство аскетической литературы: она настолько точно описывает внутренние движения человека, что одно её прочтение создает иллюзию обладания духовными силами. На деле читатель становится сначала только наблюдателем. Чтобы пользоваться этим знанием, требуется изменить образ жизни и вступить, как говорили отцы, в духовную брань. Делание требует аскетизма и уединения, а в общине Льва царили расслабление и пустые разговоры. Сам Лев Оптинский это знал и переживал об этом. Брянчанинов его любил, как друга и первого наставника, но никогда не причислял Льва к достигшим духовных степеней древнего монашества.

По смерти Льва ученики сразу же объявили его святым. Они сочиняли и пересказывали многочисленные истории про якобы совершённые Львом чудеса и сбывшиеся пророчества. Игнатий писал друзьям и брату, что оптинцы таятся, чтобы эти рассказы не донеслись до его слуха. Он ненавидел лукавство и был противником практики ложного прославления.

Вообще Брянчанинов пользовался огромным авторитетом и при нём о канонизации любого из оптинских старцев не могло быть и речи. Познав на опыте опасность духовной литературы для живущих в миру, Игнатий в своих трудах предупреждал и настаивал, что всё это предназначено только для особых условий жизни – для монашества, притом в его древнем изводе.

Прославление Льва Оптинского весьма показательно – так сочиняются мифы о святости, придумываются чудеса, потом пишутся иконы и молитвы небожителям, и христианство перерождается в язычество.

Оптинцы, познав силу духовной литературы, серьёзно принялись за перевод её на русский язык и стали популяризаторами этого древнего знания в России. Получив его, они завладели умами почти всех богоискателей в стране и получили в этой среде огромный авторитет. Толпы паломников отправлялись в Оптину для духовных бесед. Кто только ни увлекался тогда иисусовой молитвой, анализом своих внутренних движений, ощущений, переживаний и духовной бранью. Почерпнутое из чтения духовной литературы знание для большинства мирян и священства стало неотделимым от христианства вообще и даже его сутью. Ничего для перемены жизни и преображения человека оно не давало, но увлекало весьма, особенно знатных женщин и интеллигенцию. Это было своего рода духовным самоистязанием вперемежку с самоудовлетворением дореволюционной элиты. Так возник в России популярный до последнего времени институт старчества.