Текст книги "Евангелие от режиссёра"

Повторение этого явления произошло в девяностые годы XX века, спустя более ста лет. Интересно, что увлечение духовными практиками в обоих случаях совпало со смутой в государстве. Кстати, на Западе из духовных практик получила широкое распространение только медитация. Она была недостаточно таинственна и глубока, поэтому в XX веке на Западе роль оптинцев сыграли тибетские буддийские монастыри и индийские йоги.

Александр был одним из многих, кто попал в эти «духовные» сети. Он пережил то же, что и Игнатий в отношении своего духовного отца, только в ещё более контрастной форме. Его старец оказался очень речист и глубоко понимал Писание и труды отцов, но личного благочестия не имел вовсе. Он был сребролюбив и похотлив.

Выйдя из секты, Александр примкнул к зарубежникам, не присоединившимся к Московской Патриархии вместе с митрополитом Лавром, затем вернулся в патриархию. Сделав круг, он оказался в исходной точке, но так и не нашёл того, что искал – истинного братолюбия и церкви. Вопрос о церкви, где она и что из себя представляет, стал для него главным.

Примерно в это же время Страхов во второй раз отправился на Афон. В один из дней он прибыл в Богородичный скит Ксилургу, древнейший скит русских на Святой Горе. Здесь и подвизался в своё время Паисий Величковский. Теперь Ксилургу была заросшей, давно заброшенной обителью, так и не поднявшейся после известной истории начала XX века с имяславцами, когда с Афона были удалены почти все русские монахи.

Монахи под руководством эконома расчищали заросли и жгли ветки. Постепенно открывались великолепные древние камни, террасы, стены. Там Александр познакомился с отцом Вонифатием, который стал его другом, правда, ненадолго. Он выглядел крепким, но умер через две недели. Монах успел сказать Александру всё самое важное и указал ему направление поиска. До этого Страхов два года искал ответы в книгах. «Письма к друзьям» Михаила Новоселова (еп. Марка) и Хомяковская «Церковь Одна» были, пожалуй, лучшими размышлениями о церкви, которые он встретил. Но проще и понятней об этом в немногих словах поведал именно отец Вонифатий.

– Представь, – говорил он, – что семья решила временно приютить мальчишку, бездомного попрошайку с вокзала. Просто встретили его там и позвали к себе. Он недоверчивый, привык к обману. Дома то одно стащит, то другое по привычке. Взрослые замечают, но не наказывают сильно. И в семье правила – совсем другие, чем в мире, на вокзале. Там всё берётся силой и хитростью. А здесь слабый имеет больше всех, ему все помогают, будь то ребенок или бабушка с дедушкой. Никто не отвечает злом на зло и прощают, если осознал ошибку. Дают всё даром, не ожидая возврата. Мальчишка не верит пока, ищет подвоха – что это за царство с такими странными законами? День идёт за днём, и он постепенно понимает, что никакого обмана нет, и меняется сам. А потом говорит: пожалуйста, возьмите меня в семью, я хочу быть с вами всегда, быть одно с вами. Эта семья и есть единство Божьей благодати, то есть церковь. И образ будущего века, будущей вселенной.

Отец Вонифатий не считал монашество верным путем. Но, как и любой образ жизни, оно может помочь прийти к Богу. Не лучше и не хуже иных.

Прошли годы. Интернет дал мгновенный доступ миллионам к ранее скрытой от глаз в библиотеках и архивах информации, книгам, документам. Страхов и я были погружены в это с головой. Мы узнали, что чётки, короткая повторяющаяся молитва, умное делание и внутренняя борьба – это не открытия христианских подвижников, как казалось Игнатию Брянчанинову или оптинским старцам, да и самому Александру. К Нагорной проповеди труды и практика монахов не имели отношения. Напротив, аскетизм и отшельничество в немалой степени противоречили благой вести и указанному в ней пути спасения. Христос и апостолы были всегда в гуще людей и не призывали никого замыкаться на себе. Тем не менее многие пытались найти основания для монашества в писаниях Нового завета. На самом деле вся аскетика и молитвенный подвиг монашества – это плоды поиска и тысячелетних трудов подвижников от Индии до Египта, веривших и служивших разным богам. Это те средства, которыми язычники, не имевшие завета с Богом, пытались приблизиться к Нему. Услышав благую весть, некоторые из них её приняли, а некоторые вступили в ожесточённую борьбу с ней. В те далекие времена учение Христа принимали и понимали каждый по-своему: крестьяне, ремесленники, философы, анахореты. В той или иной мере их жизненный опыт и знания были использованы для осмысления христианства, а их практика привнесена в христианские общины и христианскую жизнь. В том числе и опыт умной молитвы, и аскетические подвиги, так же как поклонение изображениям, возжигание ладана, мистерии и прочее. Каждый находил в Евангелиях подтверждения своему пути, толкуя слова Христа на свой лад. Некоторое сочиняли подложные писания, искажали евангельские тексты, придумывали жития и истории чудес. Но, так или иначе, весь мир перевернулся и преобразился под влиянием благой вести. Знание о Боге наполнило мир, христианская этика стала общечеловеческой, жизнь по совести и вере воспринимается теперь как общий для всех идеал. Что ещё? Ряд сообществ присвоил себе статус представительств царства Божия на земле. Богословские теории, ритуалы, аскетика, сталкиваясь между собой, сопровождали распространение благой вести по всему миру, а потом мы увидели то, что было предначертано изначально словами Иисуса: отступление.

Это понимание нисколько не ослабило уважения и любви Александра к почившему Вонифатию. Напротив, он был уверен, что именно Вонифатий дал ему толчок в нужном направлении.

На этом заканчивается длинное отступление от общего повествования, построенное на основе рассказов и записок Сергея Афанасьевича о своем друге Александре Страхове и его поисках царства Божия.

Глава 9
Пчёлы и мёд

Материалы сценария.

Эпизод 1. Арест Иоанна.

Надпись карандашом: Иоанн крестил одновременно с Иисусом в Иудее (Евангелие от Иоанна) или был схвачен до начала служения Иисуса в Галилее (рыбаки)? Вопрос принципиальный: в чём заключалось служение Крестителя?

Площадь в маленьком городке. Суббота. Возле синагоги, как обычно, после субботнего чтения и молитвы что-то обсуждают. Из синагоги вышел Иаков, скорняк, который переехал недавно из Капернаума с молодой женой. Он подошёл к группе, громко обсуждавшей новости:

– Шалом. Слышали?

– Да, все об этом говорят. Иисус-назорей исцелил дочь Иаира. Прикоснулся к ней, и она встала. А она была то ли при смерти, то ли уже умерла. Когда Иисус пришёл исцелять её, плакальщики смеялись – им никогда не платят, если вопрос ещё не решён на небесах.

– Назорей в дом с мёртвым не должен входить. А уж прикасаться? Это против закона.

– Он сказал, что она спит, а не умерла.

– A-а, если так… Тогда что за чудо?

Иаков не мог вставить ни слова, пока не вскипел:

– Да остановитесь уже. Я не о том. Ирод казнил Иоанна прямо на пиру в Махероне.

Все голоса разом смолкли и стали окружать источник новости, как пчёлы матку.

– Это правда? Он что, Бога не боится?

– Главное, что он прокуратора не боится. Схватили Иоанна в Иудее или нет?

– Некоторые говорят, что Ирод выманил Иоанна во дворец в Махерон. А это его область.

– Да, иначе сразу бы донесли Пилату, – скорняк стал говорить тише, и кольцо вокруг него сжалось. – У меня жена вчера была у сестры в Капернауме, вернулась поздно. Она как пчела – с утра на рынок летит слухи собирать, там всё гудит от этих пчёл. А потом она меня этим мёдом кормит. Так вот, все разговоры в Капернауме про это. Говорят, Ирод скрывал связь с Иродиадой от своей жены, а Иоанн везде обличал его. А Фазелис – это жена Ирода, гордая набатейка, дочь царя Ареты. Так Ирод боялся, что она узнает и прибежит к отцу жаловаться, вот и арестовал Иоанна, но она всё равно всё узнала и сбежала к отцу. Арета теперь собрался на Ирода войной из-за оскорбления, а у него войско-то посильнее Иродова. А Иродиада в отместку не побоялась убить Иоанна.

– Вот змея.

Больше Иаков ничего не знал про казнь Иоанна. Толпа опять разбилась на группы, и обсуждение новости продолжилось намного громче и оживлённее. Нельзя было понять, кто говорил – из общего гомона выделялись самые звонкие голоса.

– Выходит по всему, что Иоанн не машиах?

– Да он и сам говорил, что не он.

– А кто же? Он проповедовал царство Божие, говорил: покайтесь, близко уже. И крестил.

– Сказал, что придёт после него некто, кто очистит всех не водой, а огнём. И ещё духом.

– Огнем – понятно. А духом, это как?

– Ну ты даёшь, Фаддей! Не знаешь, как? Ты же завидуешь Малке из Вифании, что у него жена такая красавица.

– Ах ты сволочь!

Один из толпы, видимо, Фаддей, невысокий рыжий мужичонка, подпрыгнул и обеими руками толкнул в грудь собеседника, который был значительно выше и крупнее.

– Постой, постой, Фаддей. Это я для примера. Вот ты набросился, горишь от злобы. Прости.

– Какого примера, сволочь! – Фаддей, как маленький петушок, взъерошился и стоял напротив большого и спокойного, готовый прыгнуть.

– Прости, это шутка. Шутка. Видишь, ты меня убить был готов. Это дух всё.

– Дух? Да это ты, а не дух никакой, – Фаддей быстро остыл и уже смотрел на собеседника просто с укором.

– Ну я… и дух, который в тебя вошёл. Гордость там, злоба… Нечистый дух, словом. Гордый ты, Фаддей – готов убить, если что. А от машиаха будет другой дух, святой.

– А откуда он его возьмёт? От Бога, что ли?

– Бог помажет его. Всякое благо от Бога, и дух святой тоже. Пророки говорили, что козлёнок будет со львом вместе, и аспиде ребёнком. И не будут друг другу вредить. Дух всё меняет. Он этим духом будет очищать.

– Ага, ну и ба-асни…

– Может, и басни. А может… увидим ещё.

Эпизод 2. Слухи о воскресении Иоанна. Зелоты.

Через месяц. Площадь Капернаума. Большая толпа по обычаю собралась возле синагоги. В центре Анания, Еремей, Иосиф, Левий обсуждают новости:

– К Иисусу теперь не пробиться, столько народа.

– Говорят, это Иоанн воскрес.

– Ага, это Ирод пустил слух: якобы Иисус – это воскресший Иоанн.

– Неужто верит в воскресение?

– Это он для народа. Народ зол на него за Иоанна – как бы бунт не случился. А если Иоанн жив снова, какие вопросы к Ироду?

– Хитёр царь. Многие-то и не знают, что Иисус объявился здесь, когда Иоанн ещё жив был.

– Жив-το жив, да уже был в тюрьме, где-то в Махероне. А нынче убит. Получилось, что Иоанн пропал, а Иисус появился. Вот и верит народ слухам про воскресение Иоанна.

Среди собравшихся у синагоги было немало пришедших из других мест. Они внимательно прислушивались, что говорили местные. Анания и Еремей, как обычно, задавали тему:

– Кто родом из Капернаума или рядом, те знают, когда здесь Иисус проповедь открыл. А нынче здесь народ не местный. Вот и выдумывают. У Иисуса – вон, родственники в Назарете. Какой же он Иоанн?

Толпа одобрительно загудела. Когда Иисус только появился в Капернауме, Еремей был в лагере скептиков. Он был стар и старался соблюдать правила, но со временем стал большим поклонником назорея:

– Иоанн не исцелял никого. А у Иисуса явно сила от Бога.

Анания же более почитал Иоанна, нежели Иисуса-назорея:

– Иоанн крестил назорея в Иордане. Иисус везде, где появляется, только и говорит, что о грядущем царстве небесном – этому Иоанн первый стал учить. И ученики Иисуса проповедуют покаяние по всей Галилее, как Иоанн.

Кто-то из толпы поддержал Еремею:

– Иисуса тоже за пророка почитают все. Вот уже несколько месяцев, как он проповедует.

– Всего-то? Иоанн больше. Я ж и говорю – Иисус появился, как только Иоанна взяли, – Анания обвёл взглядом толпу.

– А сколько же Иоанн был в темнице?

– Сколько? Да не так долго, – присоединился один из пришедших из Иудеи.

Он едва говорил на галилейском наречии, к тому же шепелявил. Получилось смешно, кто-то в толпе хихикнул. Но он привык и не обращал внимания:

– Иродиада всё искала случая убить его, и ей удалось прямо в день рождения Ирода. А прошлый раз Ирод в Риме праздновал свой день рождения – пир там большой устроил. Сказывают, оттуда он эту змею и притащил. Так что много меньше года Иоанн был в темнице.

Разговор поменял направление. Опять стали обсуждать Иисуса. Он был главной новостью всё последнее время.

– Заметили, что чудеса назорея возрастают в силе? Сначала он изгнал беса из Авдея, от лихорадки исцелил тёщу ученика, потом даже прокажённого и паралитика одного. Не знаю, верить ли? Сказывают, что ученики едва не утонули с ним в лодке – так он и бурю остановил.

– Елисей-пророк стихиями повелевал, почему Иисус не может? Елисей и прокажённого Неемана исцелил. Бог над всем властен, кому хочет, тому и даёт силу, – вставил своё слово Иосиф, хозяин рыбной лавки и в какой-то степени даже местный богослов.

– А сын вдовы из Наина? Его-то уж хоронить несли. Неужто правду говорят?

– Ты веришь, что Елисей и Илия воскрешали мёртвых? Видно, и назорей из великих пророков, – Иосиф стоял на том, что Иисус в самом деле совершал чудеса, как великие пророки.

– А мне ученик Хиллеля сказал, что учитель его возмущался, когда услышал про чудо в Наине. Говорит, не должен назорей к трупу прикасаться. Так по закону. А если это чудо не от Бога?

– Как не от Бога? После таких-то чудес никто и слушать не хочет, что в нём дух бесовский. Опять из Иерусалима фарисеи стали похаживать к нему – как на диковинку приходят смотреть. И заметил? С интересом слушают, что он говорит.

– Рассказывали, он пятью хлебами накормил пять тысяч.

– Может, и правда, я не слышал.

– Елисей однажды двадцатью ячменными хлебами накормил сто человек, а имел благодать вдвойне от Илии. Иисус всех превзошёл. Перемены грядут – великого пророка Бог послал Израилю, – опять показал свою учёность Иосиф.

– А куда назорей отправляется?

– Почему ты решил?

– Так Клеопа здесь.

– И что?

– Так он всегда приходит, если Иисус куда-то собрался. Когда с ним кто-то идёт, их часто кормят в селениях без всякой платы. А если нет, так Иисус не даст пропасть, как давеча с хлебами. Клеопа хитрее мытаря.

– Неужто?

– Так говорят. Смотри-ка, целая толпа подошла из Хоразина. Ага, их Иуда Искариот привёл за исцелением. Подошёл к Иисусу, поцеловал и на них рукой показывает. Есть слухи, что он за это плату берёт. А отделяет себе или нет, кто знает?

– Клевета, он идейный. Хотя, может, и берёт на цели борьбы? Я слышал, он с зелотами знаком.

– Да. И любит представляться как Иуда Галилеянин-правда, когда зелотов нет рядом. Помните, был такой мятежник Иуда Галилеянин? Он был учёный, как Иисус. Теперь его сыновья в зелотах, а Менахем возглавляет сикариев. Эти – так просто головорезы, – невысокий толстый Соломон из самого крайнего дома на севере Капернаума редко оставался после молитвы и сразу бежал домой. Шутили, что жена его строга и за опоздание лишает на месяц близости. На этот раз он остался.

– Соломон, тебя жена отпустила? Смотри, не завела ли кого?

Соломон даже бровью не повёл и продолжал:

– Но кто они против Иисуса? Разве они исцелили кого?

Фаддей сочувствовал зелотам – его отец был казнён римлянами после восстания. Он тут же вспыхнул:

– Исцелили? Ах ты… Да они умирали за царство Божие!

Остальные спокойно продолжали сплетничать.

– Иисус пророк и не знает, что его ученик сочувствует зелотам? – А им многие у нас сочувствуют. Вот, посмотри на Фаддея.

И что?

– Но Иисус же против насилия.

– Против. Но я думаю, он знает всё про Иуду. Он его, кстати, и прозвал Искариот. Иуда не любит это прозвище – сразу ясно, что он не галилеянин, а из предместий Иерусалима.

– А остальные? Тоже за зелотов?

– Да нет. Он да ещё Симон, прозванный Зелотом, – такой же, из двенадцати, которые всегда с Иисусом. Остальные – мирные.

– Может, и так. Но Иисус странный всё-таки. Почему он его выбрал?

Солнце припекало. Народ ещё посудачил и стал расходиться.

XII
География Палестины и судьбы мира

Из дневника С. А. Левия.

Я принёс в поликлинику свою надутую красную негнущуюся руку.

– Доктор, меня покусали.

– Присядьте. Покажите руку. Болит?

– Ой, осторожней, осторожней, пожалуйста, доктор!

– А здесь? Ага, не дёргайтесь. Сей-час.

Доктор пинцетом извлёк из гнойной ранки осколок коричневого зуба.

– Вас, похоже, собутыльник покусал? Это не собака. Так что от бешенства колоть не будем. Хотя…

Из дневника С. А. Левия.

В юные годы я любил путешествовать и много фотографировал. Меня восхищала архитектура Европы, сочетание ландшафтов, древних камней, замков и хайтека. Приезд в Москву тогда казался возвращением в мрачный Мордор. Всё, от свинцового неба до грязного снега и серых домов, повергало в уныние. Вернувшись из Израиля, я впервые увидел, что Москва – красивый и современный европейский город. Даже небо сияло голубым, а зелень была яркой, свежей, пахучей.

Москва словно приняла иной дух – не суровый дух холодных земель, дух борьбы без особой надежды на победу, а дух праздности, веселья, лёгкого отношения ко всему, прагматичности и радости от получения, от потребления, от удовольствий. Это дух Европы. С ним легче жить.

Где-то в недрах общества, глубоко под поверхностью произошли большие перемены, которые увиделись мне в этой европейскости. В чём суть этих перемен? Сменилось поколение, и русские, наконец, перестали решать безнадёжную задачу строительства общества справедливости. Страна отказалась от цели, в достижение которой больше не верила, и у всех словно тяжесть с плеч спала.

Мы стали нацией без общей всепоглощающей и преобразующей идеи. Православие было христианством для крестьян, рождая в их среде чистые души, а коммунизм – идея пассионарного общества, прогрессивных слоёв, устремлённых в будущее. Обе идеи могли собрать организм без денежного наркотика для решения великих задач. Это много раз спасало Россию. Теперь всё закончилось.

Я помню, как при крушении СССР все религиозные идеи вместе с сектами, конфессиями, духовными практиками ринулись в пролом стены, которую десятки лет выстраивали коммунисты. Православие, выбравшись из глухого угла, в который его загнала советская власть, расправило плечи и тоже вступило в борьбу за души. Перепад давления между внутренним вакуумом и этим напором внешних духов был так велик, что ветром перемен захватывало и кружило всех.

После окончания вузов все мечтали уехать и обустроиться, где угодно, лишь бы не в России, вдохнуть воздух свободы. Бежать туда, откуда дул этот свежий ветер. Кто-то уехал в Израиль, из МГУ, МФТИ – в основном в США и Европу. Среди более простой публики в моде были Австралия, ЮАР – молодёжь бегала по посольствам, заполняли анкеты на эмиграцию, обсуждали собеседования и завидовали везунчикам.

Вспомнился Дима Корнилов, выпускник биофака МГУ добрый и бесшабашный русский парень. Был он высокий красавец с шевелюрой, нравился женщинам, играл на бас-гитаре. Его занесло судьбой в ЮАР. До этого Дима побывал в намибийской тюрьме, был освобождён, попал в ополчение к бурам, бежал от них к Манделе, познакомился с его женой. После долгих приключений он оказался в Непале. Там он провёл немало времени, оттуда написал жене письмо, которое она со слезами читала друзьям. Дима писал, что как-то поутру сидел и смотрел на горы, размышлял о своей жизни и, придя в состояние необычайной ясности ума, осознал себя сыном Солнца. Через некоторое время он вернулся в Москву и стал гуру довольно крупной секты. В неё входили только женщины, которых Дима время от времени брюхатил. Так он, кажется, приобщал их к святости, и они ему были бесконечно преданы. О чём он проповедовал, достоверной информации нет. Скорее всего, о свободе от цепей этого мира, о том, как вырваться из могилы нашего тела. И всё это, конечно, через презрение к общественной морали. Как-то они со всей сектой отдыхали на берегу Оки, Дима поплыл и не вернулся, утонул. Тело потом нашли. На похоронах вместе с женщинами были его отец, полковник в отставке, и мать.

Много молодых ребят из творческой интеллигенции в те годы ушло в монахи, некоторые подвизались в горах Абхазии, практикуя исихазм. Потом часть из них перебралась легально и нелегально на Афон. Тогда же организовалось несколько православных поселений в заброшенных деревнях. Энтузиасты пытались организовать коммуны, но не выдержали и разбежались, переругавшись. Многие друзья разочаровались в РПЦ и побывали в православных сектах, которые в патриархии называли сатанинскими сборищами. Выйти из секты для любого адепта было непросто и требовало большого нравственного напряжения. Так было и с Сашей Страховым, моим другом. Я тогда ночи напролёт сидел с ним и выслушивал его рассказы. Этот опыт помог мне развить какое-то духовное чутьё и пригодился потом в творчестве. С тех пор у меня выработалось стойкое недоверие ко всяким практикам, чёточкам и медитациям.

Секта, в которую попал Александр, возглавлялась довольно оригинальным авантюристом. Его звали Андрей, он был родом из Киева. Своей духовной матерью Андрей числил душевнобольную Екатерину, известную в Киеве юродивую. Простонародье на Руси всегда верило, что любой калека или психически больной, вплетавший в бессвязную речь имена Богоматери и святых, несомненно есть божий человек, несущий подвиг юродства. Екатерина нередко материлась, плевалась, ходила при всех на горшок – это считали знаками, их расшифровывали. Вокруг неё вилось много прислужниц, которые кормились с подарков, приносимых жаждущими исцелений и благословений. Ехали к ней и подобным ей со всей страны. Привела Андрея к Екатерине жажда чудес вперемешку со стремлением получить духовные знания и силу. Поучившись у неё и насмотревшись на таких же богоискателей вокруг, он отправился в горы Абхазии. Прожил три года как монах с напарником в келье, занимаясь иисусовой молитвой, затем вернулся в Киев, женился. Устав от безденежья, решил рукоположиться. За пару лет отец Андрей успел попасть на заметку в СБУ, подложив в киевскую синагогу несработавшую бомбу, поучаствовал в войне в Приднестровье, попал в тюрьму, откуда его вытащили представители РПЦ3, затем бежал в Канаду. Там он открыл свою церковь, объявив своим первоиерархом Иоанна Богослова, который якобы воскрес и пребывал на земле живым, во плоти.

Ещё одной рекой, увлекшей в свои потоки активную молодёжь девяностых, был бизнес. Предприниматели тоже были пассионариями. Кто-то открывал пекарни, другие пытались наладить производство лазеров, ферментов, медицинских приборов для продажи за границей. Большинству из них ничего не удалось. Успешными оказались деятели из комсомола, организовавшие кооперативы для перекачки безналичной денежной массы из госпредприятий в наличку, и те, кто входил в руководство предприятий, имевших экспортную продукцию, в основном сырьё. Они не были богоискателями, они были циниками.

Весь этот всплеск энергии, а точнее сказать, духовный разряд, был успешно утилизирован, пассионарная часть общества бежала или спилась. Долгое время пепелище великой страны представляло из себя ужасное зрелище. Потом немного прибрались.

Что же это было? Духом народ увидел, что СССР мёртв, и разрушил его, а потом дух погас, духовные искания прекратились. Так случается, если человек, выбежав из душной комнаты, вместо чистого воздуха вдыхает яд.

Что за яд вдохнул народ? Я уверен, что это яд язычества в фантике христианства. Ровно то же не раз случалось в древности с евреями.

Бог, перед тем как ввести евреев в землю Ханаан, предупредил их устами Моисея, что, если они отвернутся от него и станут поклоняться богам народов, он разрушит их царство, рассеет их по лицу земли, изгонит из земли обетованной. В первый раз, если не считать северного царства, которое отступило и погибло раньше, иудеи были рассеяны на семьдесят лет. Они были пленены Вавилоном. Но Бог также обещал им: когда народы начнут гнать и убивать вас, рассеянных по миру, вы вспомните о своем господе и обратитесь к нему, и он спасет вас и вернет вас на землю, которую дал вам в вечное наследие. И он их вернул.

Прошло почти шестьсот лет, явился Иоанн Креститель. Народ Израиля, наконец, окончательно поверил в единого Бога, и Бог призвал всех их к завету, который обещал отцам, – быть их Богом, а они должны были стать его святым народом и царственным священством. Отцы у Хорива отвергли завет, поклонившись тельцу, и Моисей дал им на время закон. Тогда остался весь дом Израилев с законом, но с необрезанным сердцем, как написал о них Иеремия, пророк.

О том истинном завете много говорили пророки. И вот пришло время этого завета, а посредником завета Бог избрал Иисуса. Но многие опять не приняли завет. Для ожесточившихся своего рода идолом стали храм и закон Моисея. Бог рассеял их по миру армией римлян.

После разрушения второго храма и рассеяния евреев прошло почти две тысячи лет. Народы опять собрались, чтобы гнать и убивать их, и жгли их в печах. Россия пролила кровь, защищая их и себя. И они защищали себя и Россию. Тогда Бог был с Россией – она не была ни языческой, как фашистская Европа, ни безбожной, как современная. Революция разметала прогнившую церковь и освободила народ от удушливого плена придуманных богов, но оставила сердечную веру народа в Бога. Поэтому в Отечественной войне участвовал верующий народ, не ходивший к попам, свечам и мощам. А евреи, благодаря России, после победы смогли вернуться на свою землю, где было воссоздано их государство, и пророчество опять исполнилось.

Языческие дрожжи, заразившие православие, вновь забродили в России без консерванта, которым служили почти весь XX век коммунисты и евреи. Опять веру в Бога заслонили иконки, матроны и мощи. Ими братва откупалась от Бога за воровство и убийства девяностых, а женщины – за смерть младенцев в утробах. Прочие спивались. И не осталось у народа ничего святого. Это и есть яд язычества, который вдохнул народ. И вот осколок прежней России на краю гибели…

Из записок и воспоминаний С. А., компиляция.

Сергей Афанасьевич оторвался от размышлений и набрал номер:

– Саша, я дома, немного температурю и заодно читаю Библию. Увидимся?

– Да, но я вот только залевкасил доску.

– Приезжай. Маргарита моя приготовит что-нибудь. Чайку выпьем. Я купил один мощный пуэр: путь чайного человека. Он чёрный как смола и вштыривает так, что после него нужна пробежка. А можем и с красным продолжить… вином.

– А, ладно, потом отшлифую. У меня заказчик – терпила. Звонок.

– Маргарита, привет. Хороша, как всегда. Мы по работе.

– Знаю я вашу работу. Она у вас рядами стоит под столом. Ладно, привет.

Через час.

Сергей Афанасьевич громко икнул:

– Ик. Вот, ты знаешь Писания, читал, то есть. Помнишь, значит, что Иисус ходил и проповедовал в Галилее, по берегам Галилейского моря. Скажи-ка, как это в Евангелиях пишется, что Иисус с учениками переплыли на другой берег моря? Ну, помнишь, как мы на Селигере отдыхали?

– Ну…

– Где там другой берег? Все один берег. Иди и иди вдоль берега, пока не придешь с другой стороны недели через три. Или можно сказать: все берега разные – куда не махни рукой, и там другой берег, и там. Если озеро круглое – у него один берег.

– Ну…

– Баранки гну. У Галилейского моря два берега, как у реки. Разные. Это мое открытие, поздравь меня. Я открытие сделал, с помощью электронного глаза.

– Чего?

– С помощью Гугла. Я им на море Галилейское посмотрел, и знаешь, что увидел? Нет? Я увидел, что оно в долине Иордана спряталось. Это озеро – просто разлив Иордана. Это тот же Иордан, как у нас на Волге Рыбинское водохранилище – та же Волга. У Кинерета, то есть у Галилейского озера, и у Рыбинского водохранилища два берега: правый и левый.

– Ну и в чём открытие?

– Ты ничего не понял? Давай чайком зелёным разбавим, или… стой. Лучше пуэром. А то скоро ты два и два не сложишь.

Пока заваривали чай, Сергей Афанасьевич продолжал:

– Слушай сюда: твой писатель-евангелист Иоанн никогда на море Кинерет не жил и не рыбачил!

– Кинерет – это Геннисаретское озеро?

– Да. Иначе бы он знал, о чём я говорю. Он знал только, что есть такая река Иордан и море Кинерет, но у него путаница, потому что он привык к обычным случаям, когда река впадает в море и оттуда уже не выходит. Гугл тогда ещё не изобрели, понял?

– Не-а.

– Скажи: Астрахань и Сумгаит на одной стороне Каспия или на разных?

– Ну если идти вдоль моря, то на одной. А если стоять на берегу и махнуть рукой в сторону Сумгаита, то на разных.

– То-то. А на Галилейском море, как на реке, всегда можно сказать, на каком ты берегу. И те, кто там жил, точно это знали. Они даже селиться старались раздельно друг от друга – одни на левом, западном берегу, другие на правом. На восточном берегу жили в основном эллины, осевшие там после походов Александра. Там свиней пасли вдоль берега, которых евреи гнушались. А на западном, правом берегу жили в основном иудеи.

– А, теперь понял. Так разницу до сих пор видно: левый берег Кинерета – это оккупированные Голанские высоты, а правый – просто Израиль. Ну так и что?

– Тивериада и Капернаум на одной стороне моря находятся или на разных?

– Да откуда я знаю.

– Так, где моя карта Палестины? Вот. Смотрю сюда.

– Ну, вижу, что на одной.

– А у Иоанна в его Евангелии написано, что из окрестностей Тивериады после преломления хлебов Иисус с учениками переправились на другой берег моря в Капернаум. Три раза повторяется, что Капернаум и Тивериада на разных сторонах моря. А они на одном!

– A-а, вот ты о чём!

– С одного берега на другой не попадёшь, не переправившись через Иордан. Между Гениссаретом и Вифсаидой, например, всего километров десять, и берег там прямой, без извилин – не махнёшь рукой и не скажешь: вон там другой берег. Но между ними Иордан. Потому у Марка они на разных сторонах. И Капернаум с Вифсаидой совсем рядом, но на разных берегах, потому что между ними Иордан. Рыбацкие Евангелия можно вдоль и поперек исследовать. Везде, где сказано: переправились на другую сторону, другой берег моря, это соответствует разным берегам Иордана. Ну, это в те времена. Как сейчас, не знаю. Сейчас кругом мосты – переехал и не заметил.

– Ты хочешь сказать, Иоанн не был рыбаком и не жил вообще в тех местах?

– Дошло? Я полчаса тебе пытаюсь это сказать.

– Если ты прав, получается, Иоанн писал о том, чего сам не видел.

– Так и есть.

– Но он же не был каким-то неучем! Если даже он жил в рассеянии, это не значит, что он не знал географии Палестины.

– Конечно, не знал. Откуда он мог знать? Я тебе и говорю, а ты не слышишь. Наше восприятие искажено современными техническими возможностями. Я это, как режиссер, хорошо чувствую. Мы живём в информационном обществе, друг мой! Да ещё с такими коммуникациями, когда перелёт от Москвы в Израиль занимает несколько часов. Для нас масштаб времени и расстояний иной.