Текст книги "Евангелие от режиссёра"

Глава 12
В третий день

Старец Иоанн переживал, что Прохор верил в Христа по-рыбацки и не видел великой премудрости учения о Логосе. Прохор из уважения к старцу слушал его откровения, записывал их и даже иногда как будто соглашался. Но затем опять вспоминал что-то из рыбаков и возвращался на старое. Как пёс возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою, – подумал старец. Он любил Книгу Притчей. – «Жаль, что это о моём ученике. Но ведь он ещё младенец в вере – жизнь всё выправит».

Старец любил Прохора и хотел ему добра.

После беседы об Иоанне Крестителе в сердце у старца осталась заноза. Прохор так и не поверил, что голос с неба был к Крестителю. Конечно, не поверил. Теперь старец решил, что будет лучше не отвергать всё сразу, а показать противоречия рыбацких историй изнутри. Этот приём часто использовали мудрецы из эллинов.

Прохор стоял в углу на коленях и молился. Старец позвал:

– Прохор, вот ты веришь всему, что рассказали рыбаки, ставшие учениками Господа. И вторишь им, что Иисус – человек, избранный Богом из братьев. Если всё так, скажи-ка, а откуда сей муж узнал, что будет убит и что воскреснет в третий день?

Прохор ответил не сразу:

– От Бога, отче. Вы и сами знаете.

Он развернулся лицом к старцу и ловким движением приблизился, не вставая с колен. Старец обрадовался, что наживка проглочена, и посмотрел прямо в глаза ученика:

– Разве был ему ещё раз голос с неба?

– Не знаю, отче… – Прохор задумался. – Не знаю, но думаю, Отец говорил с ним явно, голосом с неба один раз, при крещении, и всё. Иначе апостолы бы знали и рассказали нам. Был ещё голос на Ермоне, но он был к апостолам: Сей есть Сын Мой возлюбленный; его слушайте. Но и здесь ничего про его смерть…

Прохор смутился и замолчал. Старец протянул руку к голове ученика и пальцами взъерошил его кудри.

– Вот, ты теперь и сам видишь. Если не с неба, то Иисус знал всё сам, как бог. И всё сам устроил. Да, Прохор, возьми свиток и запиши: Потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять её. Никто не отнимает её у Меня, но Я Сам отдаю её. Имею власть отдать её и власть имею опять принять её.

Старец любил задавать ученику каверзные вопросы по Писанию и потом разъяснять, когда Прохор конфузился. Но Прохор находил иногда самые необычные ответы, и тогда конфузился старец. Прохор записал за старцем и отложил свиток:

– Отче, а помните, как Моисей и Илия говорили с Иисусом на горе об его исходе в Иерусалиме? Это разве не о его смерти и воскресении? И потом… о вознесении его на небо?

– Рыбаки так написали, да… – старец понял, к чему вёл Прохор, и насторожился.

– Моисей и Илия – это… как бы сказать? Это образ закона и пророков.

– Ясно, что это видение, а не живые Моисей и Илья. Их нет среди живых. Ты слышал басни, будто Илия на небе? – Старцу не хотелось возвращаться к уже решённому, и он ухватился за новую тему.

– Да, и даже апостолы верили, будто Илия должен прийти перед Иисусом. Но Господь объяснил им, как нужно разуметь духовно – Илиёй из пророчества был Иоанн Креститель. Только не телесно, а в духе и силе.

– Запомни, дитя: Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын человеческий, сущий на небесах. Илии нет на небе! И не было!

– Отче, разрешите добавить, – старец кивнул, и Прохор продолжил: – Пётр по-другому сказал о том же: даже Давид не взошёл на небеса, только Иисус. Так что на горе было просто видение для апостолов, образы, чтобы понять нечто. Так, отче?

– Ну, так, так. Если всё это вообще было… Говори дальше, – старец стал раздражаться.

– Так Бог показал ученикам Иисуса, что путь Христа указан ему пророками и законом. И после Ермона Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. Так все апостолы передали нам.

– Хм, указан пророками… И где в законе сказано о его смерти? И у пророков?

– Как же, отче? Даже за нарушение субботы по закону положена смерть. А Иисус нарушал не только субботу.

– Нарушал? Положим, первосвященники были против него. Им не нравилось, что он делал и как учил о законе. Но предать за это смерти? Нет. Убивать им римляне не позволяли! Так какой был смысл выносить приговоры, которые не исполняются? Унижать себя? Так что Иисус знал, что в синедрионе его не будут судить.

Старец приосанился, явно предвкушая окончательную победу:

– Христос – бог, а бога закон не судит. И бог не может нарушить закон, он не для него, а для людей. Так-то, Прохор. И зачем Иисусу намёки из закона о том, как он умрёт? Он сам предопределил всё, что случилось. Да-а… Прохор, Прохор. Не верь всему подряд.

Старец хлопнул ладонями по коленкам, выбив пыль.

– А это? Моисей с Илиёй на горе… Тьфу, басня.

Старец хотел встать и окончить разговор.

– Отче, послушайте. К смерти не приговаривали за нарушение субботы или обещание разрушить храм. Это правда. Но Иисуса обвинили в том, что он назвался сыном Бога и обещал явиться на облаках, и приговорили его к смерти. Как лжепророка. И это совсем не то же, что нарушение субботы. Это не личный грех, а против веры. Это как тогда… ну, когда римляне внесли своих орлов в храм – тогда было восстание. Это страшное преступление, непростительное. За это положено повешение на древе.

– Хм. Не было никакого суда, кроме суда Пилата, язычника. Христа не судили по закону Моисея, запомни это.

– Но пророчествами этот суд был предсказан! Отче, помните, вы сами мне из Исайи зачитывали? О том, что Христу назначена могила с нечестивыми; что он будет к преступникам причислен. И ещё другие… Преступник закона, нечестивый, назначена могила – Исайя всё важное сказал о том суде.

– О, Боже! – старец встал на колени и воздел руки к небу. – Всё это видение с Моисеем и Илиёй… один соблазн для немощных. Не было его, не было вовсе!

Старец Иоанн окончательно решил не писать в своём Евангелии о преображении Иисуса на горе. Похоже, это очередная невежественная выдумка. Не могло этого быть в языческих землях. И потом… совещаться Слову воплощённому с Моисеем и Илиёй об исходе? Нет, нет. Глупости…

Прохор же подумал про себя: Иисус знал пророчества о Христе, в том числе о позорной смерти. Он не мог не думать об этом, не прилагать к себе. И Бог показал рыбакам на Ермоне, что Иисус ничего не делал без совета с пророчествами.

– Прохор, от кого ты этого набрался?

– Антоний из Милета рассказывал.

– Опять Антоний. Ты своего старца слушай. И учителя.

– Слушаю, отче. Вас слушаю, отче, и Антония слушаю. Но больше прислушиваюсь к сердцу. Как Иисус заповедал: только Бог-Отец, которому нельзя перечить, и Иисус-учитель, который знает истину.

– С этим не поспоришь, да.

Старец было покраснел, но жар вышел, и он присел на циновку. Всклокоченная борода указывала скрученными торчащими пучками волос, словно пальцами, на свитки у стены. Прохор посмотрел в ту сторону и хотел было встать, но старец продолжил:

– Но как он мог узнать, что воскреснет? Никаких свидетельств, пророчеств…

Старец задвигал беззубым ртом, словно пытаясь перемолоть невидимое зерно.

– Но знать и не нужно, старче. Он верил. Отец дал ему веру.

– Веру в то, что он воскреснет до всеобщего воскресения?

– Но ведь Авраам, когда вёл Исаака на гору, чтобы принести его в жертву, верил, что Бог его воскресит. Павел в послании к евреям так и написал.

Глаза старца стали как щелки:

– А ты забыл, почему?

– Ну-у-у… Верил, что Бог его проверяет, но не даст убить единственного сына. Так?

– Нет, не так. Бог сказал Аврааму ещё до рождения Исаака, что завет поставит с Исааком, которого родит Сарра в сие самое время на другой год. Исаак тогда ещё и зачат не был. И ровно через год Сарра родила.

– Да, я помню.

– Завет же в том, что в Аврааме и семени его благословятся все племена земные. Как же они благословятся, если семя умрёт ребёнком? Сказано было об Исааке, а не о ком другом, не о другом каком сыне. Выходит, Бог нарушил бы завет, если бы не воскресил Исаака!

Старец светился:

– Повторяю. Откуда Иисус знал, что воскреснет, если он сам не всеведущий бог? Как Отец.

Прохор не знал, что ответить. Наконец он зацепился за ниточку:

– Старче, но ведь здесь ровно то же, что с Исааком! Глас с неба при крещении обещал Иисусу, что Бог явит через него Свою благую волю. Как она явится, если Иисус не воскреснет? И что это за благоволение, если не то, которое обещано Богом Аврааму и всем племенам земным? Оно в том, чтобы получить в вечное наследие землю, то есть стать бессмертными. Ведь так?

– Хм, – старец хмыкнул. Рядом со старцем всегда лежал пучок тростниковых прутьев, и он демонстративно принялся плести циновку.

У Прохора словно цепи спали, и всё Писание сложились в картину. Он воодушевился:

– Отче, я ещё вспомнил! Иисус уже при крещении получил обетование вечной жизни. Ему не трудно было связать слова: Ты сын мой возлюбленный, обращенные к нему с неба, и пророчество: Не дашь святому твоему увидеть тления. Это как раз о воскресении. А Седи одесную меня… – о том, что он вознесён будет к Отцу. Иисус всё это прилагал к себе, раз он был объявлен сыном.

Старец молчал. Он был очень расстроен: Прохор по-прежнему верил, как рыбаки, в крещение Иисуса, и что к Иисусу был голос с неба. Прохор увидел огорчённое лицо учителя и немного смутился, но продолжал:

– Иисус верил в своё воскресение. Как Авраам, отец всех верующих, верил в воскресение Исаака. Авраам родил всех верующих и Иисуса родил. А Иисус стал вождём спасения многих сынов и начальником и совершителем веры отца своего Авраама. Отче, всё хорошо? Вы слышите меня?

Старец продолжал угрюмо молчать. Наконец он решил ответить. Горло его пересохло, и голос проскрипел так, что Прохор вздрогнул.

– А три дня? Почему на третий день?

– По писаниям, отче. Как и сказал Иисус! – Прохор обрадовался, что старец наконец заговорил, вскочил с циновки и теперь стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу.

– И что это за писания? Нигде нет про третий день. Это байка рыбацкая. И не говорил такого Иисус, что воскреснет в третий день по писаниям.

– Отче, я тоже искал ответ про третий день и не мог найти. Но как-то раз к нам приходил странствующий проповедник. Помните ли? Его Аполинарий зовут.

– Конечно, помню, дитя. Рассудительный и строгий к себе. Мне он пришёлся по душе.

– Я его провожал тогда до порта. Он собирался в Александрию плыть, там нести слово Божье. Мы говорили по дороге, и я задал ему этот вопрос. А он очень сведущ в Писании, и на еврейском, и на нашем наречии.

– Ну и?

– Он мне много мест привёл, я всех не упомнил. Но главное место как раз про Исаака. Авраам услышал от Бога повеление принести в жертву Исаака. И сын для него как бы умер в тот же день, ибо кто может отменить Божье повеление? На третий день Авраам занёс нож над Исааком, но ангел остановил его. И сын воскрес для Авраама.

– Гм… Исаак… Ты видишь подобие?

Прохор ответил старцу:

– Ещё царь Езекия заболел смертельно, и пророк Исайя сказал ему, что он умрёт. И он молил со слезами Бога, как Иисус в Гефсимании. Бог опять послал Исайю со словами: …возвратись и скажи Езекии, владыке народа моего: так говорит Господь Бог Давида, отца твоего: Я услышал молитву твою, увидел слёзы твои. Вот, я исцелю тебя; в третий день пойдёшь в дом Господень. Эти слова словно к самому Иисусу обращены. И Павел написал о Христе очень похожие слова, что он во дни плоти своей, с сильным воплем и со слезами принёс молитвы и моления могущему спасти его от смерти; и услышан был за своё благоговение. Как и Езекия. Езекия был лучшим из царей и делал всё, как Давид, отец его. Так сказано о нём в Писании. И он был прообразом Иисуса, сына Давидова. А ещё Иона пробыл в чреве кита три дня. Иисус говорил, что и ему, как Ионе, предстоит три дня во чреве земли.

Старец молчал. Прохор ещё некоторое время посидел, стараясь не нарушать тишину. Потом встал:

– Старче, я пойду, соберу к ужину.

– Иди, дитя, иди.

Прохор пошёл, и старец то ли себе, то ли ему вслед тихо сказал:

– Не было никакого крещения Христа. И голоса с неба не было, голос был к Иоанну. И не страдал Христос от священников – бог никогда не страдает. И не нужны Иисусу пророчества, чтобы знать о себе, – он сам всё решил и совершил. Господи, зачем ты сделал своими учениками неграмотных рыбаков! Они всё напутали, они не могли…

Окончание слов Прохор не услышал.

XVIII
Мистерия или убийство?

Пётр Афанасьевич Храмов закрыл глаза, расслабившись в кресле. Звонок. Маргарита, плачущим тоном:

– Петруша, здравствуй, мне нужен врач для Сергунчика, хороший.

– Что с ним?

– Ты знаешь, мне кажется, у него галлюцинации из-за бессонницы. Нужен психиатр. Это всё от этого заказа. Ты знаешь, он такие слова говорит, стишки дурацкие. Я даже не решаюсь… Он переволновался, это не по его силам. Слишком сложно и ответственно. Сам Святейший благословил – это очень, очень…

– Да он не сильно-то и волновался. Может, просто инфекция? Что у него с рукой?

– Рука как будто усыхает, потемнела и тоньше стала. Врач поставил «туннельный синдром».

– Что за бред. Туннельный эффект? Может, ему инфекциониста, а не бывшего физика? Какой-то придурок там его укусил и занёс что-то африканское. Там же почти тропики.

– Я не знаю, Петюня. Ты умный, ты сильный. Спаси моего зайчика.

– Я поищу, пришлю врача. Не волнуйтесь там.

Храмов положил трубку. «Как-то неудобно с Сергеем, – подумал он. – Друзья вроде, а тут… Интересно, он догадывается?»

Да какого чёрта? Это вопрос физиологии – поймёт. А Маргарита – ну баба, и всё. Баба есть баба.

Из дневника С. А. Дополнено мной из его рассказа.

ЖУК

 
Лежит синичка, ударившись о стекло,
Умирает.
Мимо ползёт жирный вкусный жук.
Он ничего не понимает,
Ни во что не вникает,
Ни на что не влияет.
 

После размолвки с Маргаритой я не находил себе места. Кто или что нас разлучает? Кто или что?

До недавних пор вопросы веры не оказывали влияния на наши отношения. Но теперь… Я чувствовал, что стал нетерпимей к её идолам. Почему? Для меня стало важным разделить с ней всё, даже веру в Бога. И иметь единство, как в Песне песней: Положи меня, как печать, на сердце твоё, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы её – стрелы огненные; она пламень весьма сильный.

Рука пугала своей мёртвостью. Она – знак на пути, отчётливый. Смерть своей тенью коснулась, как давным-давно, о чём я уже почти забыл, и оставила этот знак, привязала к себе, одев обручальное кольцо на руку. Память смертная – особое состояние сознания, отличающееся от обычного. В нём человек постоянно помнит о смерти или смертельной болезни, на нём лежит её тень, и он видит горизонт, за который не перешагнёт. Всё несущественное отходит на задний план, меняется взгляд на все вещи, мир видится иначе, как бы с другой точки. Эта перемена происходит разом.

Рука медленно выводила карандашом слова. Сначала они появлялись в ставшей чужой кисти и пальцах, а затем вытекали жирной чёрной чертой через карандаш на бумагу.

НЕЗНАКОМКА

 
Я повстречался со знакомой незнакомкой,
Вуалью чёрной лик её прикрыт от глаз.
И ангел крыльями, прибитыми к груди наколкой,
Укрыл испуганное сердце мне той ночью тёмной,
Когда она его коснулась в первый раз
Рукою ледяной своей. Тогда в покоях
Владыки мирозданья сон мой задержался.
Там мой удел в тиши небес решался:
Мои ли снова запахи весны и шелест листопада,
Или мне вечным узником быть неба или ада.
 
 
С тех пор я начал жизнь мою с начала.
До времени меня она не замечала,
Другими занята,
Пока, явившись вдруг, вуаль приподняла,
В глаза взглянула. За руку взяла
И тяжесть как могильная плита
На грудь легла. И вот я жду, пока
Она не возложит печального венка.
 
 
Что к ней меня влечёт?
Её пытаюсь я любить,
Узнать получше, приучить
К ней ум, явить почёт
И уваженье.
Взять расчёт
От дел земных и в услуженье
К ней поступить. И ублажать,
И вечность с нею скоротать.
 
 
Но не могу,
Другую больше я люблю
 

Нет! Райские сады, или гурии, или нирвана – это искусственные наживки на трёх великих мировых крючках, заброшенных смертью в нашу протоку. Они пахнут вечностью, но такая вечность скучна до омерзения. Ничто, кроме преодоления и борьбы духа, не может сделать вечность привлекательной. А преодоления не бывает без жертв и мучений. Рай и ад в привычном смысле – человеческие выдумки, недостойные Бога.

Я погрузился в размышления и сразу выбрался из тени смертной, словно вышел на яркий свет.

Давно уже по пятому кругу прочитал все Евангелия, послания и деяния. Текст лёгкий, простой, понятный. Но смерть Иисуса на кресте… Почему Отец не пронёс чашу? Зачем такая жертва?

Рыбаки, как теперь понятно, считали Иисуса человеком. Предвижу возражения: «Все люди умирают, некоторые отдали за других свои жизни. Чем Иисус лучше их, если он просто человек? Почему апостолы назвали его Спасителем?»

Отвечу – дело в завете. Иисус заключил новый завет с Богом.

Завет между Иисусом и Богом состоялся в водах Иордана, и завет был в том, что Иисус обещал Богу добрую совесть, – так Пётр нам разъяснил в своём послании смысл крещения. А Бог обещал верным завету вечную жизнь. Верность завету измеряется смертью – и Христос заплатил эту цену. Любой договор имеет свою цену, а завет с Богом подписывается кровью. Только кровью. Так же как ценой преступления заповеди для Адама стала его жизнь. Иисус исполнил обязательства по завету, и Бог подарил ему вечную жизнь, ему первому. И тем отменил для всех нас проклятие Адама: смертью умрёшь.

Но почему цена завета так высока – смерть? А как ещё явить верность завету? Закон в сердце святее того, что в книге. А исполнение заповеди: не противься злому – несовместимо с жизнью. Жизнь – цена нового завета, которую пришлось, именно пришлось, заплатить. Не думаю, что Иисус имел изначально план спасения мира.

И нам, чтобы быть в завете с Богом, уже не нужно платить эту цену – мы присоединяемся к завету верой в то, что Бог благ и воскресил праведника. Поэтому смерть Христа и называется искупительной жертвой – он заключил завет от нашего имени и уже заплатил за нас. Это не то же самое, что задумать свою смерть, как искупительную жертву. Это только образ – для понимания.

Но многие цепляются за слова Павла об искупительной жертве и толкуют их юридически. Также и слова рыбаков о том, что Иисус пришёл послужить и отдать душу (жизнь) свою для искупления многих. Плюс ещё и слова Петра в Деяниях: Сего, по определённому совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили. Богословы всем вбили в голову, что Иисус запланировал свою смерть вместе с Отцом. За наши грехи, мол, кто-то должен понести наказание. Увлеклись схемами и породили иезуитов и их мораль. А предведение Бога лишь в том, что Отец знал о неизбежности смерти сына, если тот будет до конца исполнять свой завет с Ним. И Его «совет и воля» состояли в отмене несправедливого суда: Бог воскресил Иисуса.

Смерть Христа – это не продуманный ритуал жертвоприношения.

Так верили рыбаки. А теперь – о сочинении Иоанна Богослова.

По Иоанну смерть Христа была предусмотрена, продумана, нужна, чтобы приготовить на кресте живой хлеб, которым будут питать свои духовные тела те, кто рождён свыше. Это та святая пища, которая была принесена им с неба и дана верующим, подобно манне в пустыне. Он пришёл, чтобы отдать плоть за жизнь мира. Смерть Иисуса по Иоанну – это именно жертвоприношение, это мистерия.

От всего этого веет на версту язычеством. Как будто Богу нужны все эти хитрости для обмана смерти? На самом деле для нашего воскресения нужна только благая воля Творца и наша!

Что-то я увлёкся. Богословие – высококалорийная пища. Её бы не переесть! Но хочется ещё попробовать несколько мыслей на вкус.

Почему всё-таки завет подписан кровью Иисуса? Почему каждый не расписывается своей кровью? Кровь – это жизнь, как сказано в Писании! Иисус же отдал не просто жизнь, как могли бы сделать мы, а пожертвовал обещанной ему вечной жизнью. Вечной? Ну, да. Ведь не кто-то, а сам бессмертный Отец назвал Иисуса, крестящегося в Иордане, сыном. Сын бессмертного будет бессмертным рано или поздно… Если не лишится сыновства.

Разве он мог лишиться? Мог… как любой человек. Бог обещал быть Отцом всему Израилю, но Израиль часто отпадал от Бога. А Иисуса исключили из народа и отлучили от завета вожди, повесив его на древе. Такой приговор по закону означал: быть проклятым навечно, не воскреснуть, лишиться бессмертия. Но Иисус не побоялся нарушать закон Моисея и верил, что Бог справедлив. Он надеялся получить оправдание от Отца, будучи осужденным по закону, лишённым общего наследия с народом Израиля! Иисус умер, как преступник! Он к злодеям причтен был, как пророчествовал Исайя!

Мог ли Иисус не пойти до конца, сойти с дистанции, как у нас говорят? Мог – он был свободен в выборе. Но Бог знал его сердце и знал, что он не свернёт с пути, и потому его избрал.

Итак, главное: Иисус заключил новый завет с Богом. Присоединяйтесь!

Я встал. Пейзаж за окном был каким-то незнакомым, словно более ярким, чем обычно. Раздался звук трамвайных колёс, и прямо перед окном появилась платформа без крыши. На ней расселся оркестр, помост с дирижером был посредине, и дирижер стоял спиной к движению. Я сел в кресло и опять задумался:

Христос мог быть взят на небо, как Енох, угодивший Богу. Но вместо предлежавшей Ему радости претерпел крест, пренебрегши посрамление, и воссел одесную престола Божия. Так Павел написал о нём. Сначала умер, и только потом небо. Енох не умирал, и что нам с того, что он вознесён? Это его личный успех. И Иисус мог не умирать и не заключить новый завет, но умер, и теперь мы зовём его Спасителем.

Я неожиданно проснулся. Оказалось, я сидел в кресле перед письменным столом, на котором лежали чистая стопка бумаги и карандаш.

Наваждение. Записал всё, что запомнил.