Текст книги "Евангелие от режиссёра"

XV
Режиссёр

Из дневника С. А.

Приснился странный сон. Я как будто и не спал, а беседовал во сне. Проснувшись, схватил ноутбук и записал всё по горячим следам. Возможно, это было переосмыслением во сне наших бесед со Страховым, но в довольно оригинальной форме. Эта внутренняя беседа была такой ясной, гораздо ярче, чем наяву, так что её слова, казалось, продолжали звучать после пробуждения.

– Ты кто?

– Я отражение.

– Отражение чего и в чём?

– Я умная сила, иногда называемая духом, которая отражается в твоём разуме.

– Он что, способен что-то отражать?

– Он создан, прежде всего, чтобы отображать в себе Бога.

– И что мне делать с отображением Бога?

– Взирать на него. Это же образ Бога. Твой разум – умная машина. Его главное свойство – способность отображать, он сам есть отображающая поверхность, матрица, как в фотокамере. Она запечатлевает то, что вне человека, что воспринимают органы чувств. Затем анализирует входящие запечатлённые сигналы, преобразует их по заложенным или приобретённым алгоритмам и выдаёт управляющие сигналы рукам, ногам, языку. Это сознание, разум. Он способен оценивать внешнее и реагировать по схеме. Так же действуют все животные. И так устроены нейросети.

– А зачем мне тогда взирать на образ Бога? Если я и без него имею сознание?

– Взирание на него – это нечто большее. Это не сознание, это самосознание. Человек, кроме внешнего, воспринимает ещё и внутренний свет, и отображающая поверхность ума, как окно в доме, разделяет внешнее и внутреннее. Это позволяет устанавливать соответствие ваших реакций на внешнее с идеалом, который вы видите внутри. Как будто внутри на стене висит портрет, а снаружи, за окном, люди. И вы сличаете. Но многие об этом не знают. Если ты смотришь внутрь, то видишь образ Бога, и это воспринимается твоим разумом, как своё Я. На самом деле тебя нет. Ты пар, машина, которая исчезнет, умрёт. Но ты можешь взирать на образ бессмертного Бога в тебе и воспринимать его как своё Я. Это уже не сознание – самосознание. Образ – это дар, который дал тебе непостижимый Бог, чтобы ты мог взирать на него. Бог – один сущий, только Он существует. Всё остальное – временная игра, комбинаторика из элементов тварной материи.

– Зачем Он сделал так?

– Чтобы материя в конце концов увидела своего Творца. У животных самосознания нет. Для них боги – это вы, люди. Они видят вас не внутри разума, как отражения внутреннего света, а вне – глазами.

– Поэтому поклонение идолам грех? Это возврат к животному состоянию?

– Кхм… Продолжим… Все реакции животных – это результат обработки входящих сигналов по алгоритмам, которые унаследованы или выработаны их мыслящими машинами. Весь этот софт называется душой, он бывает довольно забавным. У животных есть великий дар, этот дар – жизнь. Вот только они все целиком составлены материей, они её пленники, а душа смертна. А у людей есть ещё один дар, который бесконечно ценнее души, то есть дара жизни. Этот дар – возможность вступить в общение с Богом, которого в мире невозможно ни увидеть глазами, ни зафиксировать приборами, ничем вообще. Его существование невозможно вывести рассуждением, и его невозможно изучить умом. Но он вдохнул вам свой образ, и вы можете взирать на него в себе и верить в него. Вы можете даже полюбить его. Если ты хоть раз на него смотрел, то знаешь, что Бог есть.

– Странно, что это говоришь ты. Как тебя величать-то?

Собеседник мне показался не забавным, нет. Чувствовалось его коварство и, одновременно, привлекательность и мудрость. Он был невидим. Дух продолжал говорить, словно не услышал меня:

– Этот дар позволяет вам выйти за ограничения, налагаемые вашей тварностью, за абсолютную несвободу, полную подчинённость законам мироздания. Люди потенциально свободны, вы можете формировать реакцию на внешний сигнал без алгоритма, без расчёта. Бог может говорить в вас. Вы это называете голосом совести, или свободой совести. И в придачу вы можете получать силу действовать вопреки ограничениям, даже вопреки физическим законам и силам мира. Это всё проявления вышеестественной жизни, действия духа в материи. Мир может вам препятствовать, пытаться уничтожить вас, но Бог всегда поможет вам исполнить то, что вы услышали от Него. Бог абсолютно свободен, и Он властен над миром.

– Спасибо за лекцию, друг. Но кто ты?

– Так и зови меня просто: Друг.

– Хорошо, Друг. И что мне это даст, если со смертью мой разум разложится вместе с телом, превратится в пар, зеркало разобьётся и образ исчезнет? Образ не уничтожим, я это понимаю, просто Бог перестанет отражаться в том, чего уже нет.

– Да, временная свобода хотя и вызывает восторг, но для разума она бессмысленна, если потом всё равно пустота. Но у вас есть шанс. Взирание на Бога – ещё не личность, не то, что имеет бытие. Это только проба, временный завет с Богом. Если тебе понравится взирать на него, спрашивать и получать ответы, и поступать по ним, то Бог, когда будет творить мир заново, будущую вселенную, как назвал его Павел, сделает этот союз вечным. Он воскресит тебя и твой союз. Ты будешь взирать на образ, и союз твоего разума и образа Бога будет уже личностью. То есть чем-то реально существующим, неуничтожимым, а не временным, как всё сейчас в мире.

– Ёлки зелёные, да ты богослов. Или… Ты что же, ангел? – Друг не ответил, и я спросил по теме лекции: – А как смотреть на образ?

– Ты смотришь внутрь и знаешь, видишь, чувствуешь. Иногда твой разум спорит с этим образом, с идеалом. Ты видишь образ, как идеальное Я, каким бы ты хотел быть, и как должен поступать. Если же ты отворачиваешься от него и слушаешь доводы разума, то выпадаешь опять из мира свободы в мир природного закона. Ты опять становишься кучкой атомов, подчинённой законам мироздания.

– А разве, если я слушаю голос совести, а не действую рефлекторно или по здравому смыслу, как говорят, я могу вырваться за пределы законов мироздания?

– Если взираешь на образ и становишься с ним как одно, то можешь, образно говоря, ходить по воде. Тогда Бог с тобой, и Его воля – твоя воля. Тогда ты неподвластен закону, даже закону природы. Тогда источник твоей воли, твоих действий – не рефлексы, не алгоритмы, не сложные рассуждения умной машины, а свободный союз с Богом через Его образ. Это и есть потенциальная личность. Ты действуешь не по обстоятельствам, а часто вопреки им. Тебе важна не причина, а цель. Источник твоей воли – святой дух. И Бог обеспечивает тебя силой. Для всего этого нужна вера. Если ты с Богом – ты свободен. Если с разумом – ты раб обстоятельств и логики.

– Хорошо. А кто тогда ты? Ты кем уполномочен? Как тебя величать-то?

– Я умная сила, дух. Хочешь, называй меня эгрегором, а хочешь, зови демоном. Да хоть самим дьяволом.

– Демон? На демона ты не похож – такие речи! И где же твоё место во всём этом?

– Если человек отворачивается от образа Бога, освобождается место.

– Для тебя?

– Это вроде замены портрета на стене. Пройдёт незаметно.

Не увиливай.

– Любой человек имеет дух, святой или не святой – иначе он был бы рациональной машиной или действующим рефлекторно животным. Так что, друг мой, я уже в тебе, я всегда с тобой. Не хочу только, чтобы меня потеснили. Не хочу, чтобы висело два портрета. Или один, но не мой. Я вижу… ты присматриваешься, не вступить ли в завет… Тебе не нужен завет, поверь. Это накладно и обременительно. И преимуществ никаких, кроме утешения. Мечта о морковке за горизонтом. А я – источник, дающий тебе ощущение свободы воли. Я не рефлекторная дуга, и не алгоритм, и не рациональное рассуждение, которое не оставляет выбора. Но я и не абсолютная свобода. Я не дам тебе вечной жизни, мой союз с тобой не продлится за пределы твоей жизни. Да. И ещё… всегда приятнее действовать явно, а не прятаться за интуицией, прозрениями, откровениями. Поэтому я решил персонифицироваться. Только с именем – проблема. Друг – это как-то… Я бы взял другое.

– А для чего ты так откровенен, если рассчитываешь занять свободное место? И откуда я знаю, что ты не лжёшь? Ты ведь никогда не взирал сам на тот образ?

– Как знать? Может, и взирал…

– Что за манера не говорить прямо? И зачем мне такой союзник с отсутствием перспективы?

– Я самоуверенно полагаю, что против моей логики и моих предложений ты не устоишь, как бы ни старался.

– Так ты сам сатана?

– Я Режиссёр.

XVI
Пророк нового Бога

Из воспоминаний С. А. Записано мной и переработано.

– Знаешь, милая. Прости мне мою вчерашнюю грубость.

– Да, зайчик. Ты сегодня спал хорошо, тихо.

– А у меня чувство, что грань между сном и реальностью стёрлась. Я не пойму, спал я или беседовал сам с собой. Какая-то запредельная ясность сна, я всё помню.

– Расскажи, зайка.

– Тебе скучно будет, не бери в голову. Вот рука у меня что-то онемела. Тебе не кажется, она ещё темнее стала?

– Да нет. Хотя… Пожалуй, нужно к врачу ещё раз. Давай, я с тобой, чтоб тебе не страшно было. Ты же, зайчик мой, трусишка ещё тот.

Сергей Афанасьевич встал. Все вокруг поплыло, он упал на кровать, но потолок продолжал бежать по кругу. Такое случилось впервые. Маргарита уже была на кухне, и Сергей Афанасьевич не стал её звать. Попробовал считать пульс – сорок пять. Лежал ещё минут десять, встал. Ноги ватные. Сознание время от времени пыталось выскользнуть из тисков воли. В таком напряжении прошёл весь день.

Вечер того же дня. Приём у невропатолога.

– Так, сожмите пальцы. Давно так? Вращайте кисть. Угу. Похоже на туннельный синдром.

– Доктор, а почему? И что за туннель?

– Причины разные. Возможно, какая-то инфекция или опухоль, зажим нерва. Причин масса.

– А лечение?

– Странно, что у Вас недавно началось и так всё запущено. Полного исцеления, конечно, не будет, но поправить попробуем. Ещё по клавишам стучать будете, не переживайте. Но писать – вряд ли. Ещё с вилкой… Хотя-я. Вы люди интеллигентные – вилку в левой держите, так что с этим проблем не будет. А так, мой вам совет – разрабатывайте левую.

На обратном пути Сергей Афанасьевич вёл машину. Тошнота подкатывала к горлу, но он старался не подавать виду. Разговор помогал отвлечься. Проезжали соборную мечеть. Там на Курбан-байрам народу тьмы тем собиралось.

– Баранов здесь на праздники режут. До сих пор будто кровью пахнет. Чем они от древних евреев отличаются? – Маргарита водила глазищами по сторонам, высматривая следы на асфальте, словно боялась, что машина заскользит на крови. Она была прекрасна в таком возбуждённом состоянии.

– Да ничем не отличаются. Мусульманство – это иудаизм для обращённых из язычества. Они – обрезанные, верят в единого Бога, многие – потомки Авраама через Исмаила. Сказано, что и сыновей иноплеменников, присоединившихся к Господу, приведёт Бог на святую гору Божью и всесожжения их и жертвы их будут благоприятны, ибо дом Бога назовётся домом молитвы для всех народов. По памяти как-то так у Исайи.

– Да это про христиан пророчество, а не про мусульман – так нас батюшка учил. Которого эти… фанатики застрелили. А, вспомнила – отец Даниил. Все эти мусульмане не верят в Христа.

– Верят. Верят в Иисуса, в пророка и помазанника, Мессию, а по-гречески – в Христа. В остальном они с иудеями едины.

– А для нас Христос – бог.

– Ты сама-то читала Писание нового завета, которое так торжественно мне вручила? Почитай. Для апостолов Иисус был машиахом, христом по-гречески, то есть помазанником на царство Давида, а не богом. Он вступил в новый завет с Богом, который должен был заключить ещё Моисей, но евреи тогда не были готовы. Иоанн Креститель, а за ним Христос проповедовали, что царство Божие приблизилось, то есть завет с Богом близок.

– И в чём этот завет?

– Жить по совести, по закону в сердце, по вере в живого Бога. Царство и его законы внутрь вас есть – это слова Иисуса. Внутри – значит в сердце. А взамен Бог обещал воскресение и вечную жизнь, участие в будущей вселенной, которую он будет творить заново. Там внутренний и внешний законы будут одинаковы. И в доказательство воскресил Христа, который есть первенец всей твари, то есть первое творение этой будущей вселенной.

– А где тогда рай?

– Рая сейчас нет. Был райский сад в Эдеме, на земле до потопа. Так в Библии. После потопа его не стало, и христиане вслед за евреями верили, что Бог создаст землю заново. А у вас и рай и царство Христа уже существуют и спрятаны как бы в подпространстве нынешней вселенной. Там и души прячутся до второго пришествия. Всё было просто в христианстве, но богословы из эллинов-язычников притащили с собой свои выдумки.

– Христос у нас бог, – Маргарита не нашла, что ответить, и включила повтор по принципу: вода камень точит.

– Нет, Иисус – начальник и совершитель веры. Иисус действовал по вере и совершал, что задумал, верой. И учил этому народ, и вёл его по пути веры. Так надо понимать: вождь и совершитель веры. Но вера есть уверенность в невидимом – это слова Павла. Если Иисус бог, разве есть для него невидимое? Тогда откуда вера, если он всё видит? И в кого он верил, если он бог? В себя?

– Иисус не вождь и не совершитель веры, а бог, – Маргарита иногда бывала упрямой.

– Не знаю, но он так Павлом назван, Павел ни разу не назвал Иисуса богом, – Сергей Афанасьевич уже привык, что в споре с религиозными фанатиками нужно бить по ним их же авторитетами.

– Я этого не помню. Зато помню, что он говорил: я и Отец одно, и ещё Фома сказал Иисусу: Господь мой и Бог мой. Это как понимать?

– Так-так, постой, а кроме Евангелия от Иоанна, это есть ещё где-нибудь? Угу, угу… – Сергей Афанасьевич прервал разговор и уставился в зелёный светофор.

– Ты ехать будешь? Сзади сигналят. Выскочит вон тот тёмненький и пристрелит нас нафиг.

Левий очнулся:

– Ты молодчина, Мар. Ты, кажется, навела меня на главное… Вот откуда эта вера в нового бога! Иоанн! Он не просто географ плохой – он пророк нового бога.

– Что? Иоанн? Ты в порядке? Давай-ка я за руль сяду.

Сергей Афанасьевич продолжал медленно ехать, не слыша сигналы:

– А ты задумывалась, почему Иисус упорно называл себя сыном человеческим?

– С какой стати? Он себя и сыном Божьим называл. Я помню.

– Так-так… – Сергей Афанасьевич опять остановился и уткнулся в iphone. – Постой, постой. Тут программка… сейчас загрузится. Вот, готово… Так и есть – это только у Иоанна он себя называл сыном Божьим. А у других евангелистов – только сыном человеческим.

– И что?

– А то, что он был сыном Божьим, но не в том смысле, как вы придумали, а в том, как это понимали евреи. Бог – наш Отец. Ты ведь сама читаешь молитвы: Отче наш. Значит, мы – Его дети. Так? Так что Иисус называл себя сыном человеческим, какими все мы являемся, чтобы идолопоклонники не придумали, что он сын божий – такой, как их боги, то есть божественной природы, чтобы они не стали поклоняться ему.

– Так его же и Пётр назвал сыном Божьим. Он тоже идолопоклонник?

– Петру, как ты знаешь, сам Бог открыл это.

– Ну-у. Так об этом я и говорю…

– Я же сказал. Бог сынами называет не за рождение по природе. Иисус сын Божий, как все мы, как сказано в псалме от лица Бога: Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы. Да, он не просто сын, но первенец, первенец из мёртвых, первый рождённый из праха, а не от женщины, и ещё – возлюбленный сын. Почему его Бог возлюбил – это другой вопрос. А вы под «сыном божьим» понимаете рождённого в буквальном смысле от бога и женщины – так понимали идолопоклонники. Ты знаешь, как Иисуса бесноватые называли?

– Ну и как?

– Они его называли сыном Бога Всевышнего – как вы теперь называете. А он им запрещал. По-твоему, бесы правду вещали, а Иисус им рот затыкал?

– Что говоришь-то? Это для пользы, чтобы больные не лезли, услышав, что он сын Божий, и не мешали проповеди.

– Всё равно лезли. Больных столько приходило, что и хлеб в доме было невозможно есть. Я тебе скажу: он для того одержимым запрещал о себе говорить, чтобы их ложное понимание не стало всеобщим. Одно дело, от Бога кто узнал правильно о сыне, а другое – от людей, да ещё безумных.

– А с чего ты решил, что одержимые неправильно думали о его сыновстве?

– Дорогая, бесноватые – это кто были? В основном это идолопоклонники – те, кто верили в своих богов, которых Иисус бесами называл. Они впадали в транс в мистериях. Для этого ели и пили всякую дрянь и курили. Такие нынче в психушках, они в инопланетян верят, сошедших с неба. Так вот, они считали Иисуса таким же сыном бога, как их бесы, только более сильным. Типа Иисус – сын Бога Всевышнего, а их боги – там родословия разные: Геракл – от бога всевышнего Зевса и девы Семелы, Гермес – от Зевса и девы Персефоны, Эфалид – от Гермеса и Артемиды – это уже поскромнее, ну и так далее. Так что одержимые – это из контингента истово верящих в ложных богов и боящихся их до умопомрачения, до одержимости, как говорится.

– Опять ты богохульствуешь? Тьфу на тебя, если для тебя Иисус только человек. Он из двух природ. Понятно?

– Природа… Эх, Марочка, нельзя быть одновременно всеведущим и не знать, что апостолы не придут в Галилею после твоего воскресения. Это один пример, а их много. И две природы здесь ни при чем. Знать как бог и не знать как человек одновременно невозможно.

– Я вот не пойму – обрезали тебе одно место, а убавилось в другом. Вот это – загадка природы! Подумай над этим.

Дальше ехали молча.

XVII
Усыпление стража и мистерии

Из дневника С. А.

Возвращаясь от врача, зашёл в метро, сел в вагон. Вагон был пуст. Это странно. Как ни старался, едва мог вспомнить подобный случай.

На следующей станции вошли двое, мужчина и женщина. Женщина была красива и молода, а мужчина явно старше её, с седыми висками. Они о чём-то говорили, но я не слушал, думал о своём. До меня долетали лишь обрывки фраз. Их разговор показался мне интересным, и я стал вслушиваться.

Женщина больше спрашивала, а мужчина отвечал.

– Как можно так измениться? Он сам на себя не похож. Наш мальчик! – женщина аккуратно сняла перчаткой накатившуюся на ресницы слезу. – Ты говорил, что дух – это нечто цельное, а мне кажется, у него всё смешалось, как в воздухе. Нужно было форточки закрывать.

– Разные духи борются, пока не победит один.

– Нужно было раньше беречь его, а теперь – вот, сам видишь.

– Ты же знаешь, ум хранит вместилище духа. Он страж. Снаружи дух не убережёшь.

В этот момент мне стало немного не по себе. Кто они и что это за разговор? Какой странный разговор! Мужчина помолчал и продолжил:

– Надеюсь, он борется – тогда ещё можно помочь. Знаешь, как бывает? Если у кого беда и тебе стало жалко… Здесь страж сам отходит и открывает доступ в сердце. Исполнение заповеди соединяет с духом от Бога. Вот девушка его при смерти… Это шанс для него.

– Дух от Бога… О чём ты говоришь? Ты же сам видел этих… слов нет. Я туда больше не пойду! Я чувствую, что они связаны каким-то злом. Зачем ты меня притащил к ним?

– Чтобы ты сама увидела всё и почувствовала.

– Я почувствовала, но я не пойму, что это… Ты видел его? Найди способ вытащить его оттуда. Они там, наверное, практикуют транс, гипноз, изменяют сознание?

– Ну да… надеюсь, он пока не стал их адептом. Тогда любые слова бесполезны. Его не убедить, если он одного с ними духа.

– И куда подевался его страж? Почему он пропустил в себя этот дух?

– Стража можно отвлечь или испугать. Тайные общества практикуют ритуальные убийства. Это парализует ум страхом. Это жрецы давно поняли, ещё когда приносили человеческие жертвы богам.

– Но разве сейчас… Ты так спокойно говоришь! Не-е-т, это невозможно!

– Сейчас – нет. Но важен принцип действия. Адептов после ритуала объединяет этот страх, животный страх убийцы. Вспомни Раскольникова. Они все повязаны кровью жертв. Ум при этом не способен трезво мыслить, и коллективный дух овладевает посвящаемым. И он становится заодно со всеми и готов совершить любую гнусность.

– Да-да, ритуальные жертвы – это в прошлом. Ты думаешь… Что они там сделали с нашим мальчиком?

– Они же гностики, дорогая. Но не думаю, нет. Они ищут ритуал инициации, хотят найти способ вселения духа. Есть примеры: у некоторых масонов практикуется как бы погребение заживо, на время. В полной тьме и тишине циркадный ритм нарушается, исчезает время, разуму не за что зацепиться, нет привычных событий, с которыми соотносятся внутренние часы. Это вселяет такой ужас в посвящаемого, что приводит к изменению сознания, как бы временному помешательству. Страж убегает. Когда открывают гроб, слова посвящения входят в адепта, не встречая сопротивления стража, и становятся его убеждениями. Но этого не было. Нет, нет…

Я присмотрелся к мужчине, стараясь понять, кто он. Он был одет в строгий костюм с галстуком и выглядел красиво, но немного старомодно. Женщина стояла на высоких шпильках. Наверное, ей было неудобно в дёргающемся вагоне, и она присела.

– Это тот же гипноз или сон наяву – всё то же измененное сознание? – женщине пришлось говорить громче из-за шума.

– Да, и причина та же, химическая, только химия внутренняя – взрывной выброс адреналина в кровь. Конечно, внешний наркотик сильнее и эффект ярче. Поэтому мистерии с вином или алкалоидами так живучи. Зато внутренняя химия невидима и легко заворачивается в тайну.

– Дух поглощает посвящаемого и присоединяет его к сообществу?

– Повторяю, если не осталось барьера, за которым обороняется его прежний дух. Тот дух, который мы так старались передать ему. Если его страж бы сбежал, умер… Тогда их общая цель была бы уже и его цель тоже, их бог – его бог. Пережитый страх обычно персонифицируется, становится в сознании адепта как бы отдельной личностью. Этим страхам дают имена богов, героев мифов или реальных исторических персонажей. Адепт уже не боится смерти, он боится своего бога. В этом суть языческих таинств. Это и есть одержимость бесами. Потом этот дух поддерживают, обычно страхом. Но это не наш случай, дорогая.

– Так получается, когда ведьм сжигали – это из этой серии? Убийство поддерживало у католиков дух? Чтобы он не потух? Как ты спокоен…

– Ну да, не только у католиков, и в православии – когда казнили еретиков.

Колеса вагона загремели и заглушили голоса. Я всё никак не мог понять, что это за странный разговор и почему их двое. Вагон остановился, и они вышли.

Странные речи! Это что было, сон?

Но нет, вошли люди, и я на своей ветке. Всё, как всегда.

Я ехал и думал.

Усыпление стража? Да, похоже, это способ. Этот, с седыми висками, кое-что понимает.

Монахи тянут чётки каждый день по десять тысяч, отвлекают стража и через десять лет видят какой-то свет. Они думают, что нетварный.

Но есть способы полегче. Можно усыпить ум гипнозом, вином, дурью, ритуальными плясками – и принять чужой дух. Беспечное участие в ритуалах порождает страх и всплеск адреналина. Психическое расстройство, одержимость – это следствия. Как с тем мальчиком бесноватым из Матфея, которого бросало то в огонь, то в воду.

Эти два персонажа… Они интересные. Весьма.

Они навели меня на серьёзную мысль. Таинства, мистерии, ритуалы, литургии, храмы, попы, кадила, иконы, мощи – это что по сути? Язычество и идолопоклонство! И оно доведёт дело до рождения нового бога и поклонения ему. Все эти мистерии вошли через главные ворота – через одно из четырех Евангелий.

Говоря, что последний день ещё не пришёл, Павел упомянул в послании, что при всём том некая тайна беззакония уже в действии… Тайна, μυστήριον – таинство, мистерия. Для Павла и первых христиан мистерии были вокруг, в каждом языческом храме. Не нужно было, как нам, объяснять, что это за тайна беззакония – это языческое беззаконие, стремление подчинить Бога ритуалу, заставить его служить. Вот он и сказал просто: μυστήριον της ανομίας – тайна беззакония.

В православии теперь есть семь таинств, семь мистерий.

Ловцы душ внушают всем, что святой дух привлекается ритуалом, церковным пением, службой, тайносовершительными молитвами, анафорой или, как у католиков, эпиклезой – призыванием духа на дары в таинстве евхаристии. И совершать это должен законно рукоположенный поп. Иначе никак.

Боже, во что всё превратилось!?

Кажется, забыли, что Бог излил дух на всех. Кто в завете с Богом, знает тайны царства Божия, о которых говорил Иисус апостолам. Они внутри нас, как и само царство. Поэтому мы их знаем, а прочим – всё в притчах.