Текст книги "Не покидай меня"

– Франк, прошу не забывать, что это мой дом. – кивая мужчине, он проходит мимо него. Тот же хмыкает, даже не смотря на молодого человека.

– Развлекайся пока можешь, Менетре. – Пьер нехотя останавливается, вслушиваясь в слова писателя. – Когда наше дело провалится, ты будешь первым, кого возьмут под арест. Так что наслаждайся Парижем, пока не придется вспоминать его во снах, развалившись на кровати за решеткой.

– Я улажу дело с Гарсиа. – стоя к нему спиной, отрезает Пьер.

Мужчина поднимает бутылку с улыбкой на лице, мысленно будто произнося тост, и делает несколько глотков прямо из горла, слегка покачиваясь из стороны в сторону по пути в гостиную.

Пьер выходит из дома, прихватив с собой мягкую твидовую шапку, огромными детскими глазами разглядывая пустой Париж. На его лице появляется тень улыбки, когда он надевает головной убор и сменяет размеренный шаг на бег. Город горит весенними цветами, зелеными деревьями, жарким солнцем. Люди спят, и один лишь Пьер, как ребенок, бежит по обожаемому им Парижу, вдыхая каждый запах, разглядывая каждый цветок. Он ощущает запах новоиспеченного хлеба, и лишь мгновение молодой человек пытается вычислить сладкий запах любимого им французского десерта – макарон. Пройдя мимо искушающих кондитерских, он заглядывает в прекрасный сад, полный лилий. Его руки тянутся к беззащитным растениям, чтобы сорвать, но он весьма быстро приходит в себя, ведь в этом и их смысл – они неприкосновенны, обязаны расти, а не быть сорванными. У него нет цели, нет места, куда бежать, все, что знает парень – яркие ослепляющие лучи забегают в его глаза, и пока они не исчезнут, он будет наслаждаться каждой улочкой и каждой площадью этого города, в котором он вырос. Решив бежать параллельно реке Сене, Пьер кидает шапку в воздух и ловит ее на лету. Раздается смех, подобный детскому, искренне ребяческому. Будто младенец, впервые увидевший мир четко, молодой человек смеется так чисто, что тысячи ангелов не заменят эту кристальную чистоту. Остановив взгляд на открытом ларьке с новоиспеченными булочными изделиями, Пьер подходит к нему.

– Здравствуйте, месье, что у вас есть? Я до безумия голоден. – смахивая капельки пота с лица, спрашивает парень у скрючившегося старичка. Тот, кажется, напрягает все свои морщины, чтобы взглянуть на «ребенка» сонными глазами и привстать.

– Все, что пожелаешь, мальчик. Все представлено перед тобой. – пожилой мужчина улыбается, разрешая складкам на лице подсказать, что его возраст приближен к девятому десятку. Пьер кивает, растянув губы в улыбке, и осматривает еду. Первым ему на глаза попадается высокий багет, который мгновенно напоминает ему о временах, когда он был совсем юным. Он выворачивает карманы и находит несколько франков.

– Один багет, пожалуйста. – протягивая мелочь, произносит Пьер. Взяв хлеб в руки, молодой человек кивает в знак благодарности, вновь разбегаясь.

Он горит желанием поцеловать каждый участок земли, каждое несовершенство дороги. Прижав багет к сердцу, Пьер пробегает пару метров, остановившись напротив Нотр-Дам-де-Пари, будучи разделенным с собором рекой Сеной. Его глаза застывают на девушке, которая тоже резко останавливается, увидев молодого человека. Заправив прядь волос за ухо, она устало растягивает губы в улыбке. Молодой человек не может отвести взгляд от замершей девушки, так отважно сцепившуюся за сумку обеими руками, будто он собирается отнять у нее аксессуар. Они одновременно двигаются друг к другу, пока оба пытаются осмыслить, как жизнь привела их к этому мгновению. Как они оказались в один и тот же час, в одну и ту же секунду в одном и том же месте. Судьба будто играет с ними – бесстрашно, дерзко, забавляясь каждым разом случайно столкнувшихся глаз, тем, как просто у людей исчезает возможность спокойно дышать. Приблизившись, они внимательно осматривают друг друга. Роза отмечает для себя необыкновенную легкость парня, обычно присущую ей, но чуждую ему, а Пьер, в свою очередь, замечает серьезность девушки и усталый вид. Измучанные оба бессонной ночью и жизнью, они столкнулись, как два потерявшихся в океане корабля. И это кораблекрушение сулило огромные, бесконечно большие потери, но было неизбежным. Неопрятность Пьера забавит француженку, и она смущенно улыбается, опустив взгляд на асфальт. Парень, заметив это, через силу опускает голову и замечает, что его рубашка в абсолютном хаосе. Округлив глаза, он зажимает багет под мышкой и застегивает две пуговицы. Роза прикусывает губы свозь улыбку, бросая взгляд на великий собор. Оба ждут рокового момента, терпеливо напряженно ждут, кто же скажет первое слово. Когда они вновь сталкиваются глазами, молодой человек не выдерживает напора девушки, который любой почувствует лишь по взгляду. Ведь для него в ее взгляде было больше осмысленности, чем в самых заумных книгах мира. Окинув взглядом ее еле заметные, возможно, даже по-настоящему не существующие ямочки на щеках, слабо возникающие при улыбке, ему на мгновение хочется спрятаться в них, забыть о всем и прожить так всю жизнь. Будто в этих маленьких чуть ассиметричных ямочках скрывался смысл всего. А в прозрачных веснушках были запрятаны все секреты звездопадов.

– Совсем скоро я начну думать, что вы меня преследуете. – Пьер приподнимает одну бровь, откидывая так навязчиво пристающие мысли.

Девушка взмахивает волосами, чуть качнув головой.

– Никогда в жизни не поверю, что вы настолько наивны. – она щурит глаза, озадаченно рассматривая парня. – Но если откинуть несерьезность, что вы здесь делаете в такое время?

Молодой человек сжимает хлеб в руке и другой проводит по непривычно растрепанным волосам, на мгновение сняв головной убор, затем вернув его на место.

– А что делаете здесь вы?

– И все же, я задала вопрос первой. – Роза ребячески бросает взглядом вызов знакомому, категорично поднимая голову. Без каблуков в сравнении с Пьером она становится абсолютным ребенком в соотношении роста.

– Я лишь хотел прогуляться. Ночь не пощадила меня сегодня. Что же с вами?

Она равнодушно смотрит на водяную гладь, делая глубокий вдох. Ее сердце сжимается от одной мысли о ее внутреннем мире, распадающемся на части. И сжимается из-за того, как чисто и искренне, казалось бы незнакомый человек, интересуется, что с ней. Изобразив улыбку, Роза чуть придерживает юбку, не сразу доверившись легкому ветерку.

– Я собиралась заглянуть в Нотр-Дам. Но осознала, насколько это все бессмысленно.

– Религия? – Пьер издает смешок, смешанный с удивлением.

– Да, абсолютно. Взгляните, люди идут туда не за Богом, не с верой в сердце, они идут, чтобы доказать свою принадлежность к религии, общности, когда вера – это то, что должно быть внутри одного человека. – девушка с досадой выдыхает и сводит брови вместе. Пьер издает тихий смешок, впервые видя француженку такой. На мгновение он видит в ней свою мать, так сильно запечатлевшуюся в его памяти, но стоит девушке вновь остановить на нем свой взгляд, и это ощущение исчезает. Они с его матерью совсем не похожи, лишь редкие слова проскальзывают в разговорах девушки, напоминающие ему женщину, когда-то подарившую ему жизнь. Пьер никогда не верил в Бога, будучи похожим на своего отца – вечный реалист, категорично отказывающийся верить в какие-либо сказки, и всякие божественные создания всегда были включены в список запрещенных мечтаний. Бога не существует, по крайней мере, не существует, пока жизнь не потребует от тебя его присутствия – таково было мнение Пьера. И виновником таких традиций, которые мальчик развил в себе, был никто иной, как отец.

– Вы верите? – он смог сквозь сжатое горло проговорить лишь эти два слова. Образ отца предстал перед ним во всей красе, и Роза мгновенно поняла, что с ним что-то происходит, но решила не говорить вслух о том, что так тщательно оберегается молодым человеком внутри.

– Я не могу не верить. – после недолгого молчания говорит девушка. – Я не смогу вынести мысли, что мамы больше нет нигде. – задумавшись, она облокачивается о каменную ограду, разделяющую ее от падения в воду, и мгновенно отдергивает руки. Солнце дает о себе знать весьма хорошо – камень приобрел свойство обжигать, а глаза уже болели от яркого света. – Что насчет вас?

– Я далек от веры, как луна далека от Земли. – Пьер пожимает плечами, положив руки в карманы.

– Что же после смерти? – француженка спрашивает это без всякой усмешки, неподдельно желая услышать мнение молодого человека, чей голос вселял в нее желание верить каждому слову.

Чуть поразмыслив, парень сжимает зубы, поняв, что он не знает. Он совершенно не знает.

– Я не могу знать. Все, что я знаю – смерть естественна. Ее не стоит бояться.

Француженка вскидывает брови, и медленно двигается в сторону тени. Пьер следует за ней.

– Столько великих людей писали про смерть. Столько композиторов писали произведения, описывающие ее, но никто ведь не знает по-настоящему, верно? – Роза с надеждой поднимает глаза на молодого человека, который хмуро смотрит под ноги, вслушиваясь в каждое слово знакомой. Он останавливается и находит в себе силы с тем же вызовом, что и только застывшая девушка, посмотреть на нее.

– Я думаю, смерть почувствовали все разбитые сердца. И я думаю, смерть уже настигла тех, кто потерял любимых.

– Значит, она намного страшнее, чем я думала. – мгновенно полушепотом произносит Роза.

Пьер тихо хмыкает, опуская голову. Жизнь – худшая форма смерти. Жизнь не жаждет мольбы о пощаде, жизнь не надеется на то, что человек встанет на колени и будет молиться, жизнь не хочет прощать и не хочет спасать, лишь ломать, сломать и оставить сломанным. Смерть здесь ей враг, ведь она подразумевает легкое завершение боли, которую приносит жизнь, и они, будучи партнерами, работая слаженно, поссорятся здесь, в миг, когда человек захочет избавиться от тяжести и нанести удар жизни в ответ. Но в минуту жажды мести человек забывает о том, что жизнь и смерть в конце концов помирятся, и покой не найдется даже там, где должна быть лишь пустота.

– Но я все же хотела бы заглянуть в церковь. Вы не хотели бы составить мне компанию? –спрашивает она. Он теряется в ее взгляде, и на мгновение из его рук ускользает дар речи, но молодой человек быстро приходит в себя.

– Я очень хотел бы. Правда, это будет бесконечно интересно.

Девушка улыбается и кивает, начиная движение в противоположную сторону. Им не хочется даже прерывать это молчание, ведь оно настолько спокойно, что, кажется, они могли бы молчать вместе вечно. Напряжение словно не существует в маленьком мире, в котором они спокойным размеренным шагом в абсолютной тишине идут в сторону восьмого округа Парижа. Лишь поющие птицы нарушают молчание, изредка врываясь в их несуществующий диалог. Смущенно опустив глаза, француженка думает о своем, а парень считает свои шаги, но они словно могут ничего не делать и не говорить и все еще находиться рядом без мыслей о неловкости ситуации. Город кажется таким спокойным, что Пьер пересчитывает пальцы и лишь удостоверившись, что он не спит, вспоминает, что в другой руке все еще держит свежий хлеб.

– Вы не хотите перекусить? Я буквально минут десять назад захватил с собой новоиспеченный багет. – молодой человек щурится из-за солнца, поднимая глаза к голубому, уже близкому к синему небу.

– Нет, благодарю, я совсем не голодна. – вежливо улыбнувшись, отказывается Роза. Лишь этот вопрос вызывает в ней желание уйти от любого разговора, связанного с этой темой, и она сжимает сумку еще сильнее.

Франция лишь в эту секунду кажется бесконечно теплой и безопасной, словно Розе не нужно бежать от отца, а Пьеру от жизни. И рядом друг с другом спокойствие возникает так незаметно, что складывается ощущение, что оно не исчезнет никогда.

– Как вы собираетесь разрешать ситуацию с театром и мистером Бернаром? – внезапно спрашивает Пьер. Этот вопрос нисколько не отталкивает девушку, а скорее напротив, и она переносит аксессуар на одну руку, незаметно растягивая и расслабляя другую.

– Я… пока не решила. – растягивая губы в улыбке, словно ребенок, отвечает Роза, с волнующей опаской кидая взгляд в сторону молодого человека. Последний же удивленно выдыхает, подняв краешки рта и обнажив белоснежные зубы.

– Я восхищаюсь вашей смелостью. – слегка заторможено произносит Пьер, все еще находясь под легким аффектом от услышанного.

– Здесь скорее раскрывается моя трусливость, я словно вор в бегах, боюсь ступить за порог театра лишь из-за одного человека.

– Вы не кажетесь мне трусливой, точнее, абсолютно не являетесь, вы скорее осмотрительна.

Девушка тяжело вздыхает.

– Мне кажется, эта тонкая грань размывается с каждым днем все больше и больше… О Боже, взгляните на это прекрасное существо! – резко произносит она. Пьер переводит взгляд на дорогу и замечает щенка. Усмехнувшись, он проводит пальцем по брови, когда француженка подбегает к животному и берет в руки, откинув сумку на локоть. Подойдя к молодому человеку, она гладит маленький организм, поместившийся в ее маленьких руках, и протягивает его Пьеру. Тот осторожно перенимает у Розы собаку, разглядывая ее.

– Кажется, это Гончая Арьежуа. – бубнит парень себе под нос, осматривая темные глаза охотничьей собаки. Еще дитя, она была такой чистой, далекой от охоты и неизбежной работы. Но сколько же она видела, скитаясь по одиноким улочкам такого большого города. Сколько боли прочувствовала. Проведя рукой по мягкой тонкой, но густой шерсти, Пьер не сдерживает улыбку. Животное оглядывает их с безумным любопытством, обнюхивает белую рубашку Пьера, тянется вновь к девушке, которая замерла, стоя боком к мужчине, направив свой взгляд в сторону церкви, скрытой зелеными пышными деревьями. Она опускает руки, крепко обхватив пальцами ручки сумки. Парень, не отводя от нее глаз, медленно опускается на корточки, опуская собаку на землю, и встает. Он сглатывает, сведя брови вместе, и застывает, не зная, что делать. Девушка стоит так беззащитно, боясь сделать и шаг, любое движение. Сжав губы, она поднимает глаза к небу, стараясь сдержать внезапно возникнувшие слезы. Ее распущенные волосы слегка развеваются на ветру, окутывая ее маленькое лицо в свои объятия. Ей некуда бежать. Вот, впереди нее место, где она может рассказать все свои секреты, где она находит отца, которого лишилась, но даже в этом месте ей не было покоя. Защиты не было нигде, и единственное, что промелькнуло у нее в голове – «Libertatem». То, чего у нее не было. Свободы не было и у нее в мыслях, наедине с ними она была словно в заключении, в тюремной холодной, бесконечно темной камере. В такие моменты оставшимся другом и врагом оказывался Бог, настолько беспомощный, бессильный. Пока человек верит в Бога, он верит, что находится внутри цитадели. Но любая цитадель будет захвачена с приходом правильного врага. А когда ты сам себе враг, никакая защита не устоит. И шансов на спасение не остается.

Молодой человек осторожно подходит к ней, касаясь ее плеча. Обернувшись, она находит в его взгляде испуг, смешанный с волнением. Не найдя никаких слов, она улыбается самой безнадежной улыбкой, которую только можно сотворить. Парень выпрямляется, снимая свою шапку, и, слегка наклонив голову, хмурится, стараясь держать в себе безумное, абсолютно сумасшедшее желание скрыть девушку от любой боли, которая застынет в ее чистых, кристальных, больших глазах.

Роза опускает глаза, не выдержав взгляда молодого человека, и поворачивается, направляясь в сторону церкви. Каждый шаг сопровождается желанием повернуть обратно, сдаться в своей бесконечной вере, но в ее голове отчетливо раздаются причины ее действий. И им нельзя было противоречить. Нельзя было отпираться, когда решение так близко, когда еще шаг и, как ей казалось, она найдет то, что так долго, но тщетно ищет. Но девушка не знала, не понимала, что каждый шаг приближал ее к концу, тянул в бездну и еще минута, и она упадет, скроется в безусловной тьме. Но он был рядом. Он бы не позволил ей упасть, сколько бы сопротивления не получил в ответ. Пьер шел сзади, готовый словить ее в любую секунду, но Роза шла упрямо и уверенно, и метр за метром они оказывались все ближе к тому, чего так сильно боялся и избегал Пьер, и во что так сильно и безоговорочно верила Роза. Ее упрямство на мгновение показалось ему таким детским, будто здесь играл огромную роль юношеский максимализм. Но смотря, как преодолевая себя с каждым движением все больше, девушка приближалась к сокровенному месту ее таких же беззащитных, ранимых мыслей и слов, Пьер начинал видеть в ней все более нового, другого человека. И теперь желал узнать его до конца.

Француженка остановилась около огромной приоткрытой двери. Они оба встали, как вкопанные, часто дыша и стараясь всеми силами успокоить дыхание и настолько участившийся пульс. Взглянув на Пьера самым острым взглядом, на который девушка только способна, она все же зашла внутрь, и он последовал за ней.

Тишина в городе не могла сравниться с тишиной, царившей здесь. Прохлада повеяла так же неожиданно, как настигла темнота, и лишь пара лучей смогла проникнуть сквозь небольшие отверстия в твердых, каменных, толстых стенах. По обе стороны расположились многочисленные сидения, пустующие и кажущиеся весьма одинокими. Церковь была пустой. Не было ни души или, по крайней мере, ни одного человека. В самом конце стоял четырехконечный крест. В сравнении с крестами на кладбищах, Пьеру этот показался намного более угнетающим, пока Роза искала в его геометрических прямых изгибах свою потерянную правду. Но может правда и не была никогда потеряна, ведь ее просто никогда и не существовало?

Медленно пройдя вперед, тихо передвигаясь на балетках, девушка опустилась на одно из сидений. Молодой человек оказался рядом с ней, ощущая странное, необычное волнение, разливающееся по всему телу, словно он оказался оголенным перед огромной толпой народа.

– Вы никогда не молились прежде? – она шепчет это настолько тихо, что парню приходится напрячь весь организм, чтобы расслышать ее вопрос. Отрицательно покачав головой, он заостряет внимание на старом органе, расположившемся неподалеку от креста. Искусно выполненный из темного дерева, он стоял одиноко, лишь ожидая своего звездного часа. – Все, что нужно – лишь закрыть глаза и мысленно говорить. Или шепотом.

– Но что говорить? – в сфере веры и религии Пьер чувствовал себя первоклассником, которому неизвестна даже таблица умножения. Но стыд, которого он напряженно ожидал, не возник. Девушка лишь обыденно положила сумку около себя и повернула голову к молодому человеку.

– Все, что хочется. Все, что на душе.

Они погружаются в бесконечную тьму, практически одновременно закрыв глаза. Роза будто пытается найти маму в своих же мыслях, все ее слова Богу на самом деле слова своей маме. Ее поиски закончатся лишь тогда, когда она позволит себе осознать и принять – ее больше нет, ее никто и ничто не вернет, и эта молитва – спасение не матери, а себя. Пьер зажмуривает глаза практически до боли, будто ожидая удара, сжав руки в кулаки и позволяя ногтям впиться в нежную кожу. Но удара не следует. Ведь он даже не произносит ничего в уме, забывает все слова, теряет все мысли. Сердце говорит за себя, когда сам человек молчит. Но никто не слышит.

Молодой человек шикнул, почувствовав сильную боль в ладонях, от чего Роза открыла глаза. Пьер разжал кулаки, и им открылись небольшие раны от ногтей, четко отпечатавшиеся на коже, словно на бумаге.

– Нужно промыть. – тихо произнесла девушка, вставая, но парень остановил ее, мягко схватив за локоть, и она, взглянув на него, вновь опустилась на прежнее место.

– Пройдет, это не так страшно. – вновь окинув взглядом орган, он не смог сдержать улыбку. – Знаете, когда я был совсем маленьким, я впервые услышал звуки органа. Они исходили из комнаты моего деда. Честное слово, он играл по десять часов подряд после смерти бабушки.

Роза замирает, поднимая на него глаза.

– Почему?

– Он безумно любил ее. Конечно, их отношения больше были похожи на дружеские, а иногда мне казалось, что бабушка вышла замуж и вовсе не по любви… – он выдыхает с улыбкой и легким смешком. В церкви стоит то приятный, то мерзкий запах воска. Француженка сжимает губы, чуть задержав дыхание. – Но они любили друг друга. Иногда казалось, что им не нужны люди в этом мире больше, только они и все. Они могли молчать часами, она спокойно читала книги, он играл на инструменте.

Девушка откидывается на спинку и останавливает взгляд на иконе.

– Вы не верите в Бога, но верите в любовь? – полу-утвердительно произносит Роза, чуть вскидывая брови.

– Я верю в любовь. Но я не думаю, что в моей жизни она будет.

– Почему вы говорите подобное? – слегка недовольно спрашивает Роза, не отводя взгляда от святой картины.

Он молчит, но тишина прерывается после возникновения абсолютно логичной, но и абсолютно нелогичной мысли. Хоть и лишь глупец будет искать логику в любви.

– А любовь – это грех?

Мужчина чувствует себя глупцом, задав такой вопрос, но с нескрываемым любопытством ждет ответа, рассматривая помещение. Холод пробегает по его телу, и он чуть вздрагивает.

– Нет. – выдыхает Роза. – Разве что грех по отношению к себе.

Пьер глубоко вздыхает, когда они пересекаются глазами, и чуть хмурится. Француженка не замечает этого, задумавшись о его словах, но думать о смерти в ее цитадели ей не хочется, поэтому она отрывается с сиденья. Мужчина поднимает на нее глаза.

– Мне все же нужно посетить мистера Бернара. Но, как бы нелепо это не звучало, жизнь, кажется, снова найдет способ вновь столкнуть нас. В крайнем случае, театр является эпицентром моей жизни. Так что туда я прихожу особенно часто. Ну или вы можете проследить за мной. – девушка хитро щурит глаза, наклонив голову в бок. – Должна ли я добавлять слово «снова»?

Она издает смешок, разглядывая молодого человека. Он же встает, выдохнув так просто, будто веря каждому слово знакомой. Ему сложно прощаться с ней, но он протягивает руку, и незаметная прозрачная улыбка застывает на его беззаботном лишь в этот миг лице, когда он ощущает касание ее ладони и нежных пальцев. Она оставляет его в пустой церкви, наполненной лишь ароматом веры.

Пьер остается, словно брошенный ребенок, стоять внутри церкви. Среди пустых сидений и с таким же пустым сердцем он застывает, не понимая, что делать дальше. В мыслях крутится лишь план побега, но молодой человек стоит крепко, зацепившись за последние частицы желания поверить хоть во что-то большее, чем он сам. Хоть вера в себя сломилась давно. Еле переплетая ноги, он, как падший ангел, подходит к кресту и опускает глаза. Крест молчит, как и молчал всю жизнь. Парень беззащитно глубоко вздыхает, будто это последний раз, когда он может позволить себе вздохнуть полной грудью.

– Хоть ты сможешь ответить мне? – раздается в пустом помещении, эхом отталкиваясь от стен. Эти слова сказаны с абсолютно неприсущей Пьеру робостью. – Кто-либо, кто бы ты ни был, существуешь ты или нет, можешь хотя бы ты ответить мне? Можешь?

Пустота ответила терпеливо. Но в Пьере терпение кончалось, как воздух. Претензия застыла комом в его горле и вливалась черными чернилами в его глаза, темнеющие от злости и обиды. Он стоял перед крестом как перед отцом, отобравшим у него игрушку.

– Если человек в конце концов умирает, зачем ему жить эту огромную, полную боли, ненависти, страданий, потерь жизнь? Зачем? Зачем просыпаться утром с надеждой, а потом жить с несбывшимися мечтами, зачем желать богатство и быть бедным в душе? Я не могу понять, не понимаю, я глупец или вся твоя система – одна большая ошибка?!

Поспешно убрав лишь еще появляющиеся слезы на глазах, Пьер поднял голову к потолку, мысленно прокручивая свой крик. В нем смешались все чувства, все воспоминания слились воедино, и он, хоть и бесконечно жестоко и болезненно заставив себя найти хоть один момент жизни, когда Бог существовал в его жизни, не смог вспомнить ни единого. Он боялся Бога как огня. Хоть сгореть заживо для него было проще, чем поверить в столь огромную силу и значимый символ.

– Они верят тебе, но стоишь ли ты того, чтобы тебе верить?

Шепот звучит необычайно тихо из его уст. Он приподнимает одну бровь, направляя свой абсолютно пустой взгляд на икону, боясь показать хоть одну единственную эмоцию, которая бы раскрыла его.

– Если ты слышишь меня, то знаешь, в чем заключается суть и причина моей мести. И если ты существуешь, то я прошу тебя, не позволяй ему смотреть. Не дай ему увидеть, как я все сломаю.

Монотонно произнеся это, быстрым шагом он выходит из церкви, надев головной убор и сожмурив глаза от резкого солнца. Знакомый силуэт возникает перед ним, и Пьер хмурится. Он знал наперед, что друг пойдет на его поиски, но почувствовал себя так, будто его поймали на месте преступления.

– Николас, как ты меня нашел, приятель? – осторожным шагом приближаясь к другу, спрашивает он. Тот направляет свои голубые глаза на Пьера, судорожно сглотнув, медленно переводя взгляд на храм.

– Я здесь давно, просто дожидался, пока ты выйдешь.

Возникает довольно неловкое молчание, которое нарушает Николас, издав смешок и приподняв брови. Он похлопывает друга по плечу.

– Поговорим об этом позже. Нам нужно достучаться до Гарсиа.

Глава 7.

Роза торопливо приближалась к театру, осмысливая все, что произошло чуть ранее. Ее вера в Бога оставалась непоколебимой, но никогда в жизни она не была так откровенна ни с кем, что вызывало двоякие чувства. Она поделилась с Пьером самым сокровенным, самым тайным, единственной своей защитой. Поверила человеку, которого знает лишь несколько дней. Но сейчас, будто во время войны, когда девушка не могла никому довериться, открыться, ей захотелось позволить себе поверить хоть кому-то. Насколько неоправданным ей казался свой шаг, настолько правильным она его находила. Богу не нужно ее одиночество, он возрадуется ее спокойствию… Но если бы Бог услышал ее исповедь, простил бы он ее грехи?

Солнце игриво светило прямо в глаза, заставляя девушку их опустить. На мгновение остановившись, француженка взглянула на зеленоватую траву, и в ее голове промелькнула почти безумная идея. Роза оглянулась и, удостоверившись, что никто не смотрит, сняла туфли и позволила ногам прикоснуться к мягкой, такой доверчивой природе. Людям свойственно воплощать свои желания в те минуты, когда чужому человеку неподвластно сказать что-то. Всю жизнь избегая индивидуальности, человек становится рабом общества и мыслей, порой бесконечно отчужденных от собственных. Тем, кому повезло иметь свои собственные принципы, свое мнение и свои слова, остаются в одиночестве, но все боятся этого. Но лучше быть одиноким, чем оказаться тем, кого ты искренне презирал. Или же тем, кем просто не являешься. Ведь суть жизни в том, чтобы быть собой и никем больше. Смысл жизни в том, чтобы прожить ее так, как считаешь нужным.

Взяв обувь в руки, Роза сделала несколько шагов по влажной земле и подняла свои глаза. Им открылись смущенные деревья. Застенчивость кроны превращала их «портрет» в карту, на которой запечатлены реки, скользящие между красивых земель. Казалось, однажды по этим землям бежали дети, чьи следы остались навсегда где-то в глубинах памяти тех, кому показалось невыносимым о них забыть. И эти реки познали кровавые войны и бои, они видели смерть и облегчение, служили ядом и спасением. На каждой частичке Земли была своя история, они знают то, чего не знают люди.

Детским интересом глаза, будто измученные жаждой, изучали растения. Тревога посетила француженку лишь на миг, когда ей пришла в голову мысль, что растения не знают, что они так красивы. Звезды не знают своей красоты, но они не догадываются об этом, так и прекрасные люди никогда не видели и даже не думали, что кто-то смотрит на них с трепетным восхищением. Глубоко вдохнув, девушка ощутила запах свежести, который всегда ее привлекал. Подобное чувство было в ней в самом далеком детстве. Светлый сад, полный лилий и ромашек, тихий водопад поблизости… Они словно эхом остались в почве всей планеты, и где бы Роза не стояла, то место преследовало ее. Мама, зарытая в холодной и сырой земле, была теперь лишь отзвуком тех мгновений. Навсегда запечатанным в сердце видением. Роза упорно скрывала ее безмолвный крик, затаившийся в груди, ведь каждую минуту, где бы она не находилась, каждый ее вздох напоминал лишь о том, чего не вернуть. Бесконечно дивная природа оставалась ее вечным напарником, спасая всю сущность, служа домом в самые тяжелые моменты жизни. И ведь если приглядеться, поверить, понять, довериться – природа прекрасный друг, сестра и брат, отец и мать. Природа – уязвимое дитя. Ей нужен оберег и крепкая спина. Спасение и борьба.

Роза нехотя вновь надевает туфли, оказавшись на тротуаре. Ее мысли снова оказываются захваченными планированием разговора с мистером Бернаром, и, несмотря на глубочайшее волнение, она идет весьма уверенно и решительно, как вдруг резко останавливается, не в силах идти дальше. Ее рука оказывается в крепкой хватке, и девушка теряет любой шанс сдвинуться с места. Повернув голову в сторону противника, Роза тяжело вздыхает, пытаясь вырваться, но не может из-за преобладания силы мужчины. Его темные зализанные волосы, черные глаза, вздувшиеся вены на висках и даже чересчур опрятный вид, все его существо вызывает мерзкое ощущение у девушки, которая от одного касания его пальцев испытывает безусловную бесконечную ненависть. Оглянув его так, словно она увидела худшее чудовище на Земле, Роза вглядывается в его зрачки, и ей кажется, что нет ничего более зловещего, чем его легкомысленный взгляд. В другой его руке зажат бокал вина. Девушка постаралась проигнорировать безумно острую боль от его жесткости или хотя бы притвориться, насколько это возможно, что ее вовсе и нет.

– Розали. – стоило ему выдохнуть эти слова, как Роза отвернулась от него. Ощутив запах алкоголя мгновенно, она не могла уже вынести ни его, ни его выходок. Кровь начала кипеть в ту же секунду, хоть время и тянулось бесконечно долго, но в силу своего аристократического воспитания француженка сдерживала себя как могла.

– Эдмонд. – сквозь зубы процедила девушка. Ее медовые глаза наполнились злостью, но она все еще была безнадежно во власти мужчины. Он недовольно цокнул, с мерзкой улыбкой взглянув на Розу, словно хищная гиена.

– Не стыдно так приветствовать брата?

Девушка оцепенела, всеми силами стараясь скрыть ненависть, пронесшуюся по ее телу после этих слов. Убегая от своего прошлого, ей не удалось пробежать и двух миль, и она вновь уперлась в тупик. Прошлое держало ее руку так крепко, что даже если бы Роза попыталась всеми силами вырваться, у нее бы не вышло. Прошлое держало слишком крепко. Оно никогда и не отпускало на самом деле, лишь уходило за кулисы, чтобы вернуться. Но когда оно уходит, никогда не ожидаешь возвращения и веришь, надеешься, что на этот раз побег удался. И никогда не получается, не выходит, это безнадежно. Мужчина взглянул на нее самым пристальным и напряженным взглядом, сжав свои губы.