Текст книги "Не покидай меня"

– Артур тебя довольно логично настроил против меня. Никогда не видел психолога лучше, чем он. – усмехается Уильям, ожидая реакции дочери. Девушка щурится, приподнимая бровь.

– Ему не пришлось этого делать. И даже если бы Артур попытался, я не нашла бы причин его винить в этом.

Француженка слишком сильно старалась избегать слова «папа», но с каждым разом это становилось все более невыносимым. Они стреляли друг в друга глазами. Она стояла на месте, но он шаг за шагом становился все ближе.

– Ты всю жизнь будешь напоминать мне о моей ошибке? – мужчина оказался слишком близко к Розе, между ними оставалась лишь пара шагов, возможно лишь жалкий метр. Девушка робко посмотрела ему прямо в глубь глаз, не найдя ничего, кроме бесконечной лжи. Отец для нее теперь только это и олицетворял – ложь. А когда разочаровываешься в собственном родителе, никогда больше не можешь верить кому-либо, лишь только ощущая сильную связь.

– Я думаю, ты и так помнишь о ней. – губами прошептала француженка, но он услышал. Девьер сглотнул, опустив глаза. – Я прошу тебя, уйди. Оставь мне хоть одно место в мире, в котором хотя бы я могу о ней забыть.

Уильяму даже показалось, что она смирилась со всей болью, которая ее одолевала, но смирение – это худшая стадия горя. Желая уже что-то сказать, он подался вперед, но девушка сделала шаг назад, напряженно смотря отцу в глаза. Девьер сжал руки в кулаках, не зная, что делать дальше. Невозможная боль овладевала им все больше, сменяясь неконтролируемой злостью, но мужчина откинул любой поступок, который мог оттолкнуть девушку еще сильнее. Они слишком долго молчали, поэтому мистер Бернар взял ситуацию в свои руки.

– Вы не выкупите этот театр. – произносит он. Заметив вопросительный взгляд француженки, мужчина поворачивается к ней. – Он собирается снести его, а затем построить то, что ему вздумается! – не выдерживает он. Роза переводит взгляд с него на отца, не позволяя себе моргать, так как слезы невозможно быстро наливаются в глаза. Но она не может сдержать их, и, словно река, они начинают бежать по ее щекам, но девушка совсем не замечает этого. Провинившийся смотрит в страхе, готовый в любую секунду поймать дочь, которая, со стороны казалось, потеряет сознание.

– Ты не имеешь права! – неожиданно даже для себя выкрикивает она. От громкости и внезапности мужчины вздрагивают. Сглотнув, попутно попытавшись перевести дыхание, Роза делает шаг вперед. – Ломай же! Давай! Чего ты ждешь? Сломай все, всю мою жизнь, давай! Тебе же это ничего не стоит.

Она нервно смеется, еле сдерживая подступающую в горлу истерику.

– Смотри, у тебя есть деньги, есть власть, связи, ты ведь Бог, ты всесилен, так давай, разрушай жизни, давай!

Француженка поворачивается к ним спиной, стремясь выйти из зала, но чувствует, как мужчина касается ее плеча. Роза отталкивает его.

– Не прикасайся.

Девьер застывает на месте, не смея пренебрегать указом дочери. Несмотря на все, что случилось, его привязанность к своему ребенку лишь становилась сильнее. Но исправить он ничего уже не мог, ведь не все ошибки прощаются.

Девушка выбегает из здания так, словно оно горит. Даже физически она практически ощущает прикосновение языков пламени к ее спине. Прижав запястье к губам, Роза стискивает зубы. Она не знает, куда бежать теперь, не понимает, что делать дальше. Жизнь кажется таким хаосом, что ни одна мысль в голове, кажется, не может помочь, и голова француженки готова разорваться на части от их количества. Она бежит к первому попавшемуся на глаза мосту, зная, что не умеет плавать. Люди часто так делают – намеренно идут к тому, что может их убить. Ведь вся суть в том, чтобы доказать себе, что ты бессмертен.

Француженка останавливается там, где заканчивается дорога. У нее нет смелости идти дальше, слезы душат ее, как самый злейший враг. Ей нужны силы, чтобы идти дальше, но их нет, они совсем покинули ее. Роза решает пойти в сторону невероятных деревьев, попытаться найти убежище там. В конце концов, куда бы человека не завела судьба, природа навечно останется ее лучшим другом. Темные деревья уволакивают ее в их бездну. Безумное танго охватывает девушку среди них, и, словно в трансе, она растворяется в вечной листве. На мгновение она становится ее кавалером на роскошном балу, и блестящий вальс, превративший все вокруг в нечто бесконечно нежное и светлое, забрал все ее мысли себе. Элегантные реверансы поглощают Розу, и она поддается своим инстинктам, забыв про внешний мир. Единственное успокоение, которое она может получить, исходит лишь от природы. Вихрь забирает ее в свои объятия, и лишь мгновение безумия охватывает девушку. Все, лишь бы спастись от навязчивых постоянных мыслей в голове. Она готова отдать все лишь бы избавиться от них. Но все – недостаточная жертва.

Остановившись, француженка видит отца, чьи ноги словно зарослись в почву. Он смотрит на нее, как на давно потерянный дневник ее же мамы. И чем дольше он вглядывается в нежную девушку, застывшую среди деревьев, тем больше Девьер видит в ней человека, которого потерял – свою жену. Черты мамы Розы настолько запечатлелись в ней, что любое движение, даже то, как робко она стояла, словно тюльпан, сложив руки у груди, чуть скрепив их, все напоминало о ее матери. Уильям делает еще один нужный им обоим шаг.

– Роза… – выдыхает мужчина. Его голос звучит необычайно осторожно. Но ему хватает лишь произнести ее имя, как девушка ломается, обхватив себя руками. Слезы бесконечно болезненно льются из ее глаз.

– Я не могу простить тебя. Я так хочу, но я не могу. – она задыхается. Девьер подходит ближе, и, оказавшись на расстоянии вытянутой руки, прижимает Розу к себе.

– Прости меня. Прости за все, что я сделал, прости меня.

– Я не могу. Я не могу, я не могу, я не могу. – с каждым разом эти слова все больше заглушаются всхлипываниями девушки, которая слишком долго старалась быть сильной. Отец обнимает ее еще крепче, поднимая глаза. Он старается сдержать слезы, которые не могут быть более искренними. – Я пыталась, я старалась найти в себе это, но не смогла. Может, я просто слишком слабая, чтобы простить тебя.

– Она говорила мне так же. Каждый раз, когда не могла найти светлое в темном, сколько я не говорил, что она не сможет, она продолжала говорить, что должна найти лучи солнца во время самой ужасной грозы. Вы слишком похожи, Роза. Вы до невозможности похожи, и это убивает меня.

– Не делай. Не говори о ней. – любая мысль о матери сейчас вызывала у девушки безумную боль.

– Что мне сделать? Что мне делать, скажи же. Я потерялся в мыслях, я больше не знаю, что делать. Я все сломал и осознаю это.

Роза отстраняется от Девьера, недоверчиво разглядывая его глаза.

– Может, уже поздно? – она глубоко вздыхает, проходя мимо него. Мужчина остается на одном месте, позволяя ей уйти, ведь эта мысль оказывается слишком сильной для него.

Глава 10.

Молодой парень дает пощечину связанному мужчине. В комнате темно, и лишь тусклый свет блуждает по лицу жертвы. Его тонкие аристократичные черты выражают неподдельный страх, сменяющийся безумной улыбкой. Из крючковатого носа течет кровь, и он облизывает тонкие губы. Темные волосы взъерошены и уложены на голове в хаосе. Впалые щеки выделяют скулы и утопленные в глазницы глаза щурятся, рассматривая похитителя.

– Не ожидал, что компания самого Томаса Гарсиа похитит меня. – он выплевывает алую жидкость, залившуюся в рот, и она фонтаном растворяется в лучах блеклой лампы. – Или как вы там себя зовете? «Дети богатеньких папочек»?

Подросток выдавливает из себя улыбку, которую пытался сдержать, и громко смеется.

– Хавьер, ты слышал? – на этот вопрос он слышит ответ в виде утвердительного крика. – Богатеньких папочек!

Он наклоняется и хватает мужчину за рубашку, сдавливая ему горло.

– Еще одно слово, и ты пожалеешь, что родился. – шипит молодой парень и отпускает его. Мужчина вдавливается в стул. – Томас, мне уже порядком надоело веселить нашего гостя. Может, ты займешься?

Дверь резко открывается, и в помещение заходит подросток. Голубые глаза, которые он получил от матери, разглядывают разыгравшуюся перед ним сценку. Выражение лица Гарсиа мгновенно меняется с детского, практически невинного, на бешеное. Связанный чуть дергается, увидев, кто стоит перед ним, и судорожно разглядывает пол. Молодому парню явно мерзко даже смотреть на мужчину, который уже съежился до такой степени, что могло показаться, будто он пытается сдавить себя лишь бы не видеть парня. Они с другом обмениваются многозначительными взглядами, и Томас пододвигает стул и, перевернув его так, чтобы спинка была перед его лицом, садится. Он специально приближает свое лицо к жертве.

– Ну что ты, Марк, кто так жестоко обращается с друзьями? – он лукаво оборачивается на молодого человека, прижавшегося спиной к стене. В его темно-карих глазах на мгновение возникает огонь, который переходит в смех. Гарсиа кивает головой, говоря рыжеволосому выйти из комнаты ненадолго, и возвращается к напуганному до смерти мужчине.

– Что вам от меня надо? У меня нет проблем с твоим отцом, и я могу отдать вашей мальчишеской компании столько денег, сколько вам нужно.

Парень резко встает и делает круг, смотря в пол. Он еле сдерживает себя от удара. Мужчине же кажется, что он убедил парня договориться деньгами, и он облегченно выдыхает.

– У тебя нет проблем с моим отцом, но зато у тебя есть проблемы со мной. Мне не нужны твои чертовы деньги. – выплевывает молодой человек, смотря на жертву. – То, что ты сделал, нельзя изменить деньгами. Хотя, я слышал, ты пытался.

– Да что я сделал?! – кричит он, кашляя. Томас вновь опускается на прежнее место и растягивает губы в улыбке. Его забавляет искренняя вера преступников в свою невинность. Будучи более спокойным, чем его друг, он лишь пожимает плечами, дотягиваясь до стола, на котором лежит пачка сигарет и зажигалка. Высунув одну, парень вставляет ее в рот мужчине, который с жадностью стискивает сигарету зубами, и зажигает ее. Позволив связанному сделать затяжку, Гарсиа забирает предмет наслаждения. Дождавшись дыма и полного расслабления, которое он смог прочесть в глазах жертвы, парень без раздумий поворачивает сигарету и вжимает ее в нежную толстую шею мужчины. Тот кричит и дергается в конвульсиях. Подросток прекращает пытку и закидывает голову назад, убирая мешающиеся пряди волос, чуть доходящие до его глаз, с лица.

– Так страшно вспомнить? Может, стыдно? Насколько я знаю, той женщине было стыдно возвращаться к мужу. – на этих словах в его глазах возникает опасный блеск. Взгляд становится практически пустым, и он ожидает ответа преступника, терпеливо считая секунды в голове.

– Не понимаю, о чем ты. – практически безразлично выговаривает он. Мужчина старается прикрыть преступление каменной маской, но Томаса это лишь больше нервирует, на что он снова прижимает никотиновую палочку к коже. Раздаются душераздирающие крики.

– Больно? Вот, что она чувствовала, когда ты ее трогал за шею, а каждое твое мерзкое пошлое слово выжигалось у нее в груди. – с каждым разом он все сильнее давит на сигарету, заставляя насильника извиваться от мучительной боли.

– Она сама была не против. – цедит сквозь зубы мужчина, крича все громче и громче. Томас уже не контролирует себя, не останавливаясь, и мертвым взглядом смотрит прямо в глаза преступнику, продолжая прожигать его шею. В помещение врываются четыре человека, и двое из них оттаскивают Гарсиа от связанного. Тот зло смотрит на них, бросая сигарету на пол и раздавливая ее ногой, и толкает одного в грудь.

– Марк! Что вы, черт подери, делаете?! – кричит он. Его грубый баритон звучит еще более устрашающе, чем во время угроз, но молодые люди не реагируют на неадекватное поведение никак. Все на мгновение будто замирают, но парень с темно-карими глазами разрушает эффект остановки времени.

– Даже я так не пытаю. – смеется Марк, взъерошивая свои рыжие волосы. Гарсиа разглядывает его, приводя в порядок дыхание, и поворачивается к другим. Самый младший из них лишь кусает пухлые губы, думая, что делать. Весь его вид говорит об обеспеченности его семьи, которая так дружна с семьей Томаса. Зная друг друга с ранних лет, они прошли через многие препятствия, чтобы добиться такого влияния. Но мальчик не до конца понимал и принимал поступки приятеля, столь увлеченного спасением тех, кого он считал низкими и недостойными. Два аристократа в компании, они старались не выделяться, хоть и деньги позволяли им иметь полную власть над всем, чем только пожелали бы. Но Томас – человек принципов, и деньги для него – лишь средство выживания и не более.

– Альберт, скажи что-нибудь. – просит Томас, взглядом сверля младшего. Тот лишь пожимает плечами, слишком большими карими глазами туманно смотря в пол. Его пальцы блуждают по острому подбородку, и никто из присутствующих не может угадать его мысли.

Темнокожий высокий парень держит в руках колоду карт, бесконечно тасуя их. Он внимательно разглядывает связанного, который от боли потерял сознание, и на его лице возникает светлая улыбка. Парень, стоящий рядом с ним, сжимает свои тонкие губы до такой степени, что они превращаются в одну полоску. Атмосфера в помещении для пыток, такая напряженная, вмиг становится легкой, словно и нет связанного мужчины с ожогами на шее. Томас хмурится, смотря на действия друзей, и опирается руками на стол, опускаясь на него.

– Что он сделал? – грубым басом наконец спрашивает Альберт. Его внешность и голос настолько не соответствуют друг другу, что даже привыкшие к его каждодневным вечным разговорам друзья слегка вздрагивают. Гарсиа хлопает его по плечу, разглядывая каждого по очереди.

– Изнасилование. Мы говорили с ней этим утром вместе с Эрнестом. – парень кидает взгляд на друга с африканскими корнями. – Она сказала, что это сделал он.

Парень стоящий около игрока в азартные игры наводит свои зеленые глаза на аристократа, недоверчиво оглядывая связанного насильника. Чуть наклонившись вперед к главе компании, он заставляет всех подойти чуть ближе.

– Томас, это же Жан Руссе. – практически шепотом говорит парень.

– Хавьер, ты думаешь, богатые люди безгрешны? – саркастично кидает Гарсиа. Он оглядывает мужчину, закатывая глаза, и возвращается к приятелям.

– За последние три года я так и не понял, как ты узнаешь о таком. – мексиканец трясет головой, вопросительным взглядом прожигая друга.

– У меня свои связи. – Гарсиа поднимает один краешек рта, заставляя задавшего вопрос расплыться в улыбке, мысленно удивляясь аристократу.

– И что ты предлагаешь с ним делать? Сдать полиции? – произносит Эрнест, щурясь. По его выражению лица можно отчетливо понять, что вся идея с полицией кажется ему абсурдом, но ради вежливости эта мысль озвучивается. Томас качает головой, ухмыляясь. Ему в нос впивается запах крови, довольно привычный для них всех.

– Да нет, я думаю, ему хватит нашего милого разговора. Если нет, то повторим.

Из-под стола парень вытаскивает ведро с ледяной водой, заранее приготовленное Марком для подобных ситуаций. Быстрым шагом он подходит к преступнику и выливает на него содержимое, от чего тот мгновенно приходит в сознание. Альберт поднимает руки и выходит из комнаты, и Марк следует за ним. Неженка, каким он всегда являлся, никогда не признавал насилия даже в сторону животных. В этом плане Томас с ним был абсолютно солидарен, хоть вегетарианство сначала казалось безумием для обоих. Но если Гарсиа был все же хладнокровен как отец, то друг не жалел неоднозначных проявлений как жестокости, так и доброты. Но для парня степень жестокости определялась содеянным. Поэтому чаще всего заключалась в напряженном молчании, которое могло убить любого, даже самого сильного человека во Вселенной. Психологическое насилие остается самым действенным, ведь если к физическому можно привыкнуть, то психологическое каждый раз атакует с новой стороны и с новой, непредсказуемой силой. Томас упустил много черт характера своего отца, но главным упущением оказалась черта, позволяющая манипулировать людьми. Альберт же научился этому как раз у Александре Гарсиа, который был его кумиром с самого детства. Дети не выбирают кумиров, но даже будучи подростком, сейчас он продолжал следовать отцу ближайшего друга. Но насколько бы хорошо Томас не знал приятеля и отца, он не замечал между ними сходства, ведь если в Альберте он видел сердце, то в родном человеке его словно и не существовало. Они привыкли друг к другу, насколько бы не различались. Ведь суть дружбы не в том, чтобы быть похожими, а в поддержке и понимании.

Мужчина выпучивает глаза, жадно разглядывая трех друзей. Хавьер и Эрнест напряженно следят за действиями Томаса, ожидая конечной развязки в виде драки, но парень держится стойко, не позволяя злости одержать вверх. Его друг, все еще нервно перемешивающий карты, давно практиковал с ним это, зная о проблемах с контролем гнева. Он ухмыляется, переглядываясь с зеленоглазым мексиканцем. Два эмигранта, так сильно напуганные поначалу, теперь стояли уверенно лишь благодаря Гарсиа, который во всем пытался им помочь. Теперь, хоть и не в достатке, но оба они жили довольно спокойно, и каждый мог накормить семью.

– В общем, условия у меня такие. Ты берешь свои миленькие деньжата, оставив нам одну хотя бы третью, берешь своих слуг… Ой, извини. То-есть, друзей. – Томас ехидно скалится. – И мне все равно, куда ты подашься. Хоть отшельником стань, мне глубоко плевать. Только не в моем городе. Ясно тебе?

Связанный молчит, и парень берет его за выступающий подбородок, сжимая его руками.

– Ясно тебе?! – прикрикивает молодой человек и, увидев, как мужчина кивает, отпускает его, двигаясь в сторону двери. – Доставьте его домой и проследите, чтобы убежал из города как можно скорее. И пусть ни с кем не контактирует. Хави, осторожнее с полицией, Эрнест, ты на глаза им вообще не попадайся.

Он останавливается и поворачивается к друзьям с самой довольной ухмылкой, которую только может изобразить. Огонь, возникший в его глазах, такой знакомый для друзей, лишь разгорается сильнее. Во всех его движениях играет азарт, присущий юноше его лет.

– Но если что, я все улажу.

Молодой человек подмигивает насильнику, закрывая за собой дверь. Его лицо вмиг очерняется отвращением. В голове Томаса слишком много мыслей, и он останавливается посреди темного коридора, чтобы дать себе возможность подумать. Такое состояние, пустота, наполняющая его после разговоров с людьми, которые совершили нечто ужасное, стали уже обыденностью. Повседневность, такая жестокая, стала нормой. Парень вынимает из кармана сигарету и зажимает между зубов. Слишком пагубная привычка, которую он пытается в себе подавить, дает о себе знать в те моменты, когда Гарсиа не видит ничего светлого в мире. И, смотря в глаза подобным Жану Руссе, аристократ забывает о том, что есть иные люди. Весь мир кажется полным лишь тех, кто решил, что является Богом. Когда на самом деле даже дьявол испугался бы творить такого рода вещи.

Томас никогда не был желанным ребенком. Александре Гарсиа всегда был убежден в том, что его гены не должны продолжить свой путь, и на нем закончится история фамилии Гарсиа. Ребенок был неожиданностью. И хоть мать парня не прожила и пяти лет после тяжелых родов, мужчина старался любить сына. Но у него никогда не выходило достаточно. Аристократа нельзя назвать эмоциональным человеком, и сухость, присущая ему, отталкивала всех людей вокруг. В том числе и парня, который всеми силами желал любить отца.

Темный коридор расплывается прямо перед глазами юноши, и тот сквозь небольшую арку заходит в сияющее ярким светом помещение. Вдоль стен расставлены книжные шкафы, не имеющие на полках ни сантиметра свободного места, огромная люстра освещает их, обнажая пыль на верхушках. Большое витражное окно позволяет редким лучам дневного света проникнуть в библиотеку и бьет в глаза развалившихся на диване парней. Томас обходит газеты, оставленные на полу из темного дерева, и подходит к старинному глобусу, занявшему довольно немаленькую часть комнаты. Ловкими пальцами он толкает шар.

– Я так понимаю, он жив? – саркастично полу-утвердительно замечает Марк. Его белая рубашка, выглядывающая из коричневатого джемпера, выдает парня с головой. Небольшие красные следы запечатлелись прямо на воротнике. Молодой человек практически лежит, полностью откинувшись на спинку дивана и закинув одну ногу на другую. Альберт же сидит более собранно, разглядывая одну точку. Его прямые ноги симметрично поставлены параллельно друг другу, и юноша опирается локтями на колени, скрепя пальцы вместе. Все его тело указывает на невозможную напряженность. В отличие от друга, словно хищная гиена рассматривающего свои ботинки, парень останавливает свой взгляд на своих же указательных пальцах, нервно постукивающих друг по другу. Его клетчатый пиджак, явно великоватый, даже в таком положении перекрывает запястье на лишние пять сантиметров. Томас не отводит взгляда от кружащегося предмета географических знаний, от чего у него уже кружится голова, и одной рукой поправляет выбившуюся рубашку. От вопроса друга уголки его губ приподнимаются, и он не выдерживает, позволяя улыбке застыть на его лице. Хмыкнув, удивившись самому себе, он останавливает глобус и, сделав пару шагов, опускается на ближайшее кресло цвета земли. Гарсиа глубоко вздыхает, вынимая сигарету, и наводит свои голубые глаза на Марка.

– Как видишь. – он кидает сигарету вниз в сторону газет и терпеливо ждет дальнейших вопросов. Рыжеволосый всегда любил допросы, хоть и пытки у него получались явно лучше, когда он был в духе. Альберт нервно прочищает горло, будучи абсолютно погруженным в свои мысли.

– Ну, я бы не удивился, если бы ты не выдержал и прикончил его. – Марк кидает быстрый взгляд на младшего.

– Извини, я не свой отец. Хочешь поглазеть на шоу? Иди к великому шоумену Александре Гарсиа! Он покажет тебе, что к чему. Не так ли, Альберт?

Тот словно приходит в себя, поднимая голову. Его узкие плечи расправляются, раскрывая широкую грудную клетку, и парень встает с места, подходя к стеклу.

– Мне незачем вставлять свое мнение сюда.

– Я не понимаю, что с тобой происходит последние пару недель. – Томас следит за парнем, который берет книгу в руки. Увидев, что друг пожимает плечами, он оставляет попытки достучаться до него. Человеку нужно время, чтобы самому разобраться со своими демонами. И если он не пытается, сославшись на то, что любая попытка закончится поражением – он уже слабый человек. Ведь попытка – уже победа. Просто не в самом привычном определении этого понятия.

– Я бы не…

– А если предположить… – прерывает Марка Альберт. Томас поднимает на него глаза, вскидывая брови. Младший немного суетится, собирая свои пальцы вместе. – Если предположить, гипотетически, что кто-то сделал то, что совершил этот человек… чтобы доказать себе что-то? Или кому-то? Может, его заставили? Гипотетически.

Гарсиа встает и огибает диван, садясь на мраморный темный стол. Он оказывается напротив друга, но их разделяет несколько метров. Так как комната довольно большая, а Томас страдает от неидеального зрения, он чуть щурится и наклоняет голову, позволяя свету очертить острую, прямую линию его челюсти. Напряжение в помещении возрастает, когда Марк издает самый нервный смешок, на который способен, судорожно запуская пальцы в свои слегка растрепанные волосы.

– То-есть, по сути, ты предлагаешь гипотетически представить, что он невиновен? – его голос настолько сжат, что кажется, будто связки в любую секунду лопнут. Альберт вызывающе поднимает карие глаза, превратившиеся в практически черные, оставаясь в тени, пока радужка глаз Томаса из-за света стала бирюзовой, редко переливаясь с зеленым цветом. И так острые черты лица Гарсиа, ставшие сейчас еще острее, вызвали страх даже у сидящего на диване, который переводил взгляд с одного парня на другого.

– Я предлагаю представить. – отрезает кареглазый, незаметно для себя сжимая руки в кулаках. Он стоит, словно лань, гордо и прямо вытянувшаяся перед оппонентом для предстоящей схватки за воду. Но сейчас друзей мучает не жажда, а вопрос правосудия. Томас застывает, скрестив голени. В отличие от напряженного приятеля, он сидит весьма расслабленно, немного сгорбив спину.

– Альберт, ты осознаешь свои же слова? Ты хоть слышишь себя? – Гарсиа отталкивается и спрыгивает со стола, медленно подходя к другу. – Этот человек сломал, хорошо, может не жизнь, но самого человека точно. Он сломал представление той женщины о мире, о людях, о себе. Господи, она считает, что виновата в том, что с ней сделали! – на этих словах парень приближает руку ко рту. Подойдя вплотную к парню, опустившему глаза, молодой человек чуть толкнул его, приводя в сознание. – Знаешь, что она мне сказала сегодня утром? Знаешь?!

Юноша издает истеричный смех, и снова толкает друга, теперь сильнее. Марк вскакивает, но замирает, ожидая дальнейших действий юноши.

– Она сказала: «В тот день я умерла, и моя вера в Бога закончилась в ту же секунду, как он прижал меня к полу». – Томас выплюнул это с ноткой безумия, и Альберт направил на него свой угрюмый взгляд, только надеясь, что не увидит сумасшествие в глазах стоящего напротив друга, но ошибся.

– Почему ты вообще так печешься о женщинах, Том? – раздается голос рыжеволосого парня. Гарсиа поворачивает голову в сторону звука, все еще не отводя глаз от Альберта. Марк лишь старается расслабить атмосферу, накалившуюся до такой степени, что даже он усомнился в том, что друзья не подерутся. Но его попытка отвести внимание голубоглазого аристократа от съежившегося парня оказалась слишком удачной, ведь теперь все внимание оказалось на нем.

– О женщинах? Я думал, мы говорили об этом ранее, но я снова обозначу этот факт, если вы не возражаете: мужчин тоже насилуют. – последние три слова Томас особенно выделяет, подняв указательный палец.

– Не могу поверить, что вы с отцом настолько отличаетесь друг от друга. – бубнит рыжеволосый, поднимая руки в воздух, усиленно жестикулируя.

Сын миллиардера сглатывает, усиленно моргая.

– Это все, что ты извлек из моих слов? Браво, Марк. – парень в самом деле несколько раз хлопает, придавая ситуации сатирический лейтмотив. Молодой человек выхватывает Библию из рук Альберта и поднимает ее, как трофей. – Вот это… – он трясет священный предмет. – не спасет человека, который потерял себя настолько, что совершил нечто подобное. По факту, его уже ничего не спасет.

Гарсиа агрессивно вставляет книгу в пустое место, из которого ее извлекли, и внимательно рассматривает друзей.

– Я понимаю, что вы боитесь, что «восхитительный Жан Руссе» не оставит нас в покое, но разве раньше такое происходило? Мы всегда поступали так, как нам говорило поступать сердце, так почему бы не продолжать в том же духе? – в его голосе звучит самая настоящая надежда и вера в свои слова. Томас мягко берет Альберта за плечи, налаживая с ним зрительный контакт. – Я правда верю, что это единственный верный путь. И я верю, что наше сердце говорит правильные вещи. Поверьте же хоть раз в жизни и мне.

Кареглазый кивает, избегая столкновения взглядов. Гарсиа поворачивается к Марку, ожидая того же, но последний плюхается обратно, зажав свой лоб между мизинцем и большим пальцем правой руки. Заметив красную помаду на одежде у друга, аристократ выдавливает из себя ухмылку.

– Я вижу, ты развлекаешься по полной, Марк. Пойдем, я попрошу кого-нибудь конфисковать доказательства… Если ты конечно не хочешь, чтобы твоя сестренка задавала вопросы. Я все-таки думаю, это твоя фишка.

Марк бормочет что-то невнятное, поменявшись в лице, встает и направляется к другу. Гарсиа засовывает руки в карманы, расплывшись в улыбке, и они выходят из библиотеки, оставляя Альберта в одиночестве. Парень после отрешенного раздумья вновь останавливает взгляд на Библии и все же достает ее из шкафа. У всякого верующего есть надежда, что Библия, будь то Новый завет или Ветхий завет, но откроет ему какую-то тайну, скрытую от глаз всех живых людей. Некоторые пытаются найти в буквах некий смысл или правду жизни, кто-то хочет понять причину и подлинность своей веры. А кому-то среди этих аккуратно выведенных слов нужно найти искупление. И лишь иногда атеист открывает Библию, чтобы поверить.

Александре Гарсиа заходит в комнату, очерчивая каждый свой шаг, и рассматривает Альберта, не заметившего его. Тот увлекся поисками чего-то в книге и миллиардер, чтобы не напугать, осторожно подбирается к молодому человеку, осторожно касаясь его плеча. Кареглазый вздрагивает, оборачиваясь.

– Альберт? Где Томас? – спрашивает грубый голос. Парень закрывает Библию, сжимая губы.

– Они с Марком вышли. Ненадолго. Мне что-то передать?

Аристократ сводит брови вместе, показывая редкие морщины. Несмотря на довольно молодой возраст, они все же возникли, возможно, из-за чрезмерного напряжения. Мужчина легко мог бы избежать его, не будь он человеком, вечно держащим все под тотальным контролем. Диктатором его нельзя назвать, но в нем явно прослеживались нотки тирана. Альберт в его глазах был ребенком, из которого легко и просто можно слепить нечто стоящее. Томас же оказался неподатливым и во многом пошел против слов отца – Александре Гарсиа ни на секунду не признавал тип питания парня и его принципы. Хоть с какой-то стороны это лишь отцовская опека, она местами была чрезмерна. Из отношения миллиардера к Альберту можно мгновенно угадать, что между ними нет абсолютно никаких родственных связей. В этом и отличие родных людей – они никогда не будут жить так, словно нет никаких ссор, без них нельзя утверждать искренность родства. Гарсиа улыбается при этой мысли и подмечает для себя книгу, зажатую в руке парня.

– Нет, нет… Могу я узнать, зачем тебе понадобилась Библия? – мужчина издает нечто, похожее на смешок. Альберт нервно моргает, и аристократу практически слышны его длинные ресницы. Детские выраженные черты лица молодого человека будто вмиг становятся еще более ребяческими, и он невинно карими глазами смотрит вверх на миллиардера. – Не думал, что ты веришь в Бога.

– Я не верю. – юноша произносит это так безнадежно, что даже такой убежденный атеист как Гарсиа ощущает нотку сочувствия к нему. – Как можно верить в кого-то всесильного и бессильного в одно и тоже время?

Ответ на этот вопрос он не получает, аристократ лишь качает головой, поднимая брови.

– Ты легко можешь спросить у Томаса. Он же как-то верит. – миллиардер произнес это с некой брезгливостью, изучая потолок, изрисованный божественными образами, в частности ангелов. Лишь взглянув наверх в этой большой библиотеке, можно было понять точно, кому она принадлежит. Ангелы посмотрели на мужчину снисходительно, как мать смотрит на своего провинившегося ребенка, и он опускает глаза. Альберт скрестил руки, ощущая холодок пробежавшийся по спине. Лишь в этот момент он особенно сильно почувствовал запах старых книг. Они с Гарсиа столкнулись взглядами и кивнули друг другу, не произнося больше ни слова. Все же, парень предан своему другу, несмотря на влияние его отца. Какие-то редкие качества приятеля он все же перенял, что делало его не совершенно обычным классическим избалованным юношей из богатой семьи, а человеком с хоть какой-то моралью. Томас ценил в нем желание становиться лучше. И лишь это превращало их не в просто друзей, но братьев. Два единственных ребенка в своих семьях, они нашли нечто родное друг в друге. Оказалось, иногда совершенно чужие люди могут оказаться ближе родных по крови.