Текст книги "Шантаж"

Василий Семенович Чайкин с важным видом вышел из своей служебной «Волги», отпустил водителя и вперевалочку вошел в такой знакомый подъезд Лидиного дома. Он спешил обрадовать свою верную подругу: накануне наконец-то передал в суд документы на развод. До чего же ему опостылел собственный дом! Каждый день видеть ненавистную лесбийскую физиономию жены – быть женатым и не спать с женой! Тянуть эту комедию столько лет! Такое мог вытерпеть лишь он, человек с поистине ангельским характером...

«Лида, конечно, уже накрыла на стол. Сейчас отметим мое освобождение! – весело думал он, предвкушая теплую встречу и приятное времяпрепровождение. – Тьфу ты, черт! Опять лифт не работает! – выругался он и досадливо поморщился. – Снова придется топать на шестой этаж!» Такое начало не предвещало удачи, но легкий нрав не позволял Чайкину впадать в уныние. "А мы ножками, да с остановочками! – подбадривал он себя, кряхтя и тяжело отдуваясь, пока преодолевал бесконечные, как ему казалось, лестничные марши.

В последние годы здоровье Чайкина основательно расшаталось. Большой объем работы, нервная обстановка, сидячий образ жизни в сочетании с неумеренным чревоугодием и любвеобильностью наградили его гипертонией и подорвали работу сердца. Выглядел Василий Семенович и того хуже: тройной подбородок, обвислые щеки, мешки под глазами, нездоровый цвет лица – в общем, совсем болезненный вид. Маленького роста, с большим животом, он был кругл как шар и фигурой до смешного напоминал известного персонажа из сказки Джанни Родари – Сеньора Помидора.

Но даже находясь в таком плачевном состоянии, Чайкин оставался жизнерадостным и легкомысленным, как прежде. Он не придавал серьезного значения своим недомоганиям.

– Вот подлечусь и снова буду силен, как зубр! Еще с молодыми потягаюсь! – уверял он приятелей, отправляясь в очередной раз в свой любимый Кисловодск.

Но и самые лучшие спецсанатории ему что-то плохо помогали.

– Василий Семенович, здравствуйте! – приветствовала его Раиса Павловна, соседка Розановой, спускавшаяся ему навстречу: она дружила с Лидией Сергеевной и хорошо его знала. – Вы не захворали часом?

Чайкин стоял на площадке четвертого этажа – отдыхал, вытирая пот носовым платком.

– Уж больно лестница крутая... – отдышавшись, ответил он, игриво ей подмигивая. – Ты, Раечка, не смотри на мой живот, я еще ого-го!

– Да уж знаю твою прыть, дамский угодник, – в тон ему откликнулась Раиса Павловна. – Давно у врача был? Что-то выглядишь неважно.

– Не люблю эскулапов... Им только в руки дайся – залечат! То нельзя, это – не рекомендуется... Тьфу! – Он скривил презрительную гримасу. – Уж лучше сразу белые тапочки надеть, – Чайкин остался верен себе.

Лидия Сергеевна его ждала; услышав чутким ухом поворот ключа в замке входной двери, выбежала в прихожую.

– Входи, родной! Что, опять лифт не работает? Вот бездельники проклятые! За что квартплату берут! – бранилась она, помогая ему снять пальто и глядя на него с любовью и нежностью.

Выше его ростом на целую голову, все еще интересная, эффектная женщина, она не знала и не хотела знать никого, кроме этого смешного, жалкого на вид человека. Он ей мил, он один занимает все ее помыслы.

Лидия Сергеевна знала из телефонного разговора с Чайкиным, что долгожданный суд уже назначен, и жаждала узнать подробности.

– Проходи, Васенька, отдохни! – приговаривала она, оправляя на нем костюм. – А я пока на стол накрою.

– Как там твоя лесбиянка? Ведет себя тихо? На суде фортелей не выкинет?

Немного позже сидели на своих местах в светлой, уютной кухне, привычно бражничали.

– Да не пикнет! Пусть только попробует... Закон у нас насчет всяких этих гомиков и прочих строг! – беспечно ответил Чайкин, устремив на верную подругу взгляд, в котором читалось проснувшееся желание, – как всегда, после второй-третьей рюмки. – Меня это не беспокоит, суд-то нас разведет. – И погрустнел, представив неприятную перспективу. – Боюсь все же осложнений на работе... Какая-нибудь сволочь интриговать начнет, слухи распускать, подрывать авторитет... А-а, ничего, думаю, сейчас все обойдется. – К нему вернулся обычный оптимизм. – Не те времена, что раньше, – легче смотрят. Да и знают давно, что жена плохая, детей нет... Все! Рубикон перейден. Давай чокнемся за нас, за нашу новую жизнь!

Выпили, обменявшись горячими, любящими взглядами, чувствуя свое неразрывное единство. Обильные возлияния, хорошая закуска всегда приводили Лидию Сергеевну и ее друга в активное эмоциональное состояние – их любовная страсть со временем не угасла. Почувствовав прилив сил и желания, они расстелили ложе и заключили друг друга в объятия.

Василий Семенович физически сдал, зато Лидия Сергеевна была полна энергии и ее активность компенсировала его недостаток. Все шло хорошо, как обычно, – оба стонали от наслаждения; вдруг, в самый решающий момент Чайкин мучительно вскрикнул, схватился обеими руками за сердце и замер неподвижно... Почувствовал ужасную боль в груди и сразу понял, в чем дело. «Боже мой, умираю!..» – только и успел подумать он, быстро холодея. Смерть наступила мгновенно. («Обширный инфаркт» – такой диагноз поставили позже врачи.)

Несчастная Лидия Сергеевна поняла только, что ему стало плохо, и растерялась. В последние годы бывали случаи, когда Василий Семенович в процессе встреч испытывал недомогание, но, терпеливый по натуре, мужественно переносил боль и плохое самочувствие. Лишь принимал лекарства, всегда стараясь делать это незаметно, чтобы не беспокоить подругу.

На этот раз она так перепугалась, что даже не заплакала. Первым ее порывом было – скорее к телефону, вызвать «неотложку»!.. Но глаза его остекленели, он не дышит... Боже! Он мертв!.. И завыла, как раненая волчица, слезы полились ручьем, в голове все перемешалось... До сознания никак не доходила реальность постигшего ее несчастья. Она рухнула на постель рядом с холодеющим трупом, повторяя как безумная:

– Этого не может быть!.. Это несправедливо! Боже мой, за что?..

В таком ужасном состоянии застала ее Надежда, вернувшись домой от отца. Услышав громкие, страшные причитания матери, она, оставив незапертой входную дверь, стремглав бросилась в ее комнату. При виде неподвижного тела Чайкина и рыдающей в истерике матери замерла на пороге как пораженная громом. Чайкин не подает никаких признаков жизни... Да он умер!.. Надя страшно перепугалась; стояла и растерянно смотрела на мать – вот сейчас она очнется и начнет действовать... Но Лидия Сергеевна оставалась невменяема. «Скорую» вызвать... в милицию сообщить... – лихорадочно думала Надежда, не зная, что предпринять. – Какой ужасный день!.."

Призвав на помощь все свое хладнокровие и мужество, она старалась найти выход из этой жуткой ситуации, постепенно осознавая всю ее скандальность.

– О Господи! – вырвалось у нее, когда она с отчаянием представила себе картину, которую застанут прибывшие представители власти и, конечно, вездесущие соседи.

Да уж, такое чрезвычайное событие в доме долго не забудут! «Были бы они женаты... – размышляла она в полном замешательстве. – А теперь... хоть на другую квартиру переезжай. Ведь проходу не дадут...»

Но делать нечего, сообщить о происшедшем придется. Преодолевая страх и отвращение, Надя попыталась одеть Чайкина. Нельзя, чтобы его застали в таком виде! И без того выйдет порядочный конфуз. – Взяла со стула его одежду, без труда натянула на голое тело нижнее белье, носки; затем облачила его в сорочку, брюки... Но когда стала надевать ботинки, возникла проблема; ступни уже одеревенели, и ботинки не налезали...

Лидия Сергеевна невидящим взором наблюдала за мучениями дочери. Плакать она перестала, но все происходящее видела словно во сне.

– Что ты делаешь? Зачем? – наконец прошептала она, садясь на кровати.

– А, очухалась? Я уж думала, и тебе врач нужен! – раздраженно отозвалась Надя, продолжая свои настойчивые попытки.

К счастью, Чайкин носил обувь на размер больше, и ей удалось-таки вбить ему на ноги ботинки, – слава Богу, хоть на резинках, зашнуровывать не пришлось...

– Он... живой еще?.. – с робкой надеждой выговорила Лидия Сергеевна, не в силах смириться с безвозвратной потерей. – Ты... «неотложку» вызвала?

– Какую еще «неотложку»? Тут катафалк нужен! – огрызнулась Надя; на грани нервного срыва, она не в состоянии была в данный момент сострадать горю матери. – Ты лучше... оденься-ка побыстрее! Сейчас «скорую» буду вызывать и милицию.

Пока мать одевалась, постепенно приходя в себя и вновь теряя чувство реальности от постигшего ее удара судьбы, Надя попыталась перетащить тело Чайкина с кровати в кресло. Рослой, сильной девушке, ей такая тяжелая ноша все же казалась не под силу – тут мужик здоровенный нужен...

«Как бы грыжу не заработать!» – серьезно забеспокоилась она, делая бесполезные попытки ухватить и сдвинуть с места грузное тело. Отчаялась было, хотела призвать на помощь мать, но нашла выход: завернула Чайкина в простыню, стащила с кровати на пол и подтянула к креслу. Бездыханное тело несчастного Василия Семеновича осталось лежать на ковре, можно подумать, что он внезапно упал...

Вроде все выглядит вполне прилично, в комнате и во всей квартире порядок. Пора делать заявление о происшествии; Надя подошла к телефону. До приезда «скорой» и милиции еще раз осмотрела комнату – не осталось ли чего лишнего. Убрала со стола грязную посуду, оставила кое-какое угощение – в гости ведь приходил...

Выполнив все эти действия с хладнокровием, не свойственным молодой девушке, тяжело опустилась на стул, чувствуя себя совершенно разбитой. Бедная, несчастная мама! – с глубокой печалью думала она теперь, сердце ее сжималось острой жалостью к матери. – Как, чем будет она теперь жить? Ведь рухнули все ее мечты! А меня и вовсе со свету сживет, – трезво решила Надежда, возвращаясь к суровой реальности. – Надо срочно уезжать! Олег – единственное мое спасение!

Проводив Надю до дома и пообещав на следующий день позвонить, Олег Хлебников обдумывал, как ему быть дальше. Ну, со Светой все ясно: не променяет она Михаила своего ни на какую Францию, хладнокровно рассуждал он. Малый действительно симпатяга. Да и она человек, который решений не меняет. Пустой номер!

Олег вздохнул, без особой грусти расставаясь с этой идеей навсегда, – несчастным он себя не чувствовал, лишь ощущал легкую досаду, как игрок, проигравший некоторую ставку. Полюбив однажды себя одного, он не способен оказался на подлинное, глубокое чувство.

Итак, судьба указывает ему выход – Надежда (вот и имя обнадеживает!). Тоже неплохой вариант, не без удовольствия подытожил он свою брачную перспективу. Представил ее в длинном вечернем платье на дипломатическом приеме; ее соблазнительную фигуру – на фешенебельном пляже... Вспомнил, как восхищались ими обоими – партнерами на танцах и вообще повсюду, и душа его возрадовалась. Ну что ж, нужно срочно знакомить ее с родителями. Они ее уже видели, не понравиться не могла, – это облегчает задачу.

На следующее утро, за завтраком, Олег попробовал прозондировать почву.

– Как тебе понравилась Надя – та девушка, с которой я все время танцевал? – обратился он к матери (отец уткнулся носом в газету). – Высокая шатенка с синими глазами.

– А почему она должна мне понравиться? – осторожно, вопросом на вопрос ответила Лариса Федоровна. – У тебя что, со Светой дело не двигается? Я заметила – она много внимания уделяла этому долговязому блондину. Ты ей в пику привел эту красивую девушку?

Она боготворила сына и, как всякая мать, считала, что лучше и красивее его нет никого на свете.

– Вовсе не в пику. Надя – моя любимая девушка. Мы с ней уже несколько лет встречаемся, отношения у нас дружеские! – решительно объявил Олег, подчеркнув последнее слово, чтобы не подорвать Надиной репутации – родители на этот счет очень консервативны.

– Вот так новость! Не из приятных, – включился в разговор отец, Сергей Тимофеевич, отложив газету. – Теперь понятно, почему Светлана позволяет ухаживать за собой другому молодому человеку. А я-то надеялся, что мы породнимся с Григорьевыми. Разочаровал ты меня, сын.

– Вы просто какие-то у меня несовременные. Будто не по земле ходите и ничего не замечаете, – спокойно парировал его упрек Олег. – Ну нет между нами со Светой таких чувств, чтобы жениться. Этот Михаил ей давно больше нравится, чем я, и ничего здесь уже не поделать! Они скоро поженятся, – добавил он, повысив голос для большей убедительности.

Олег понимал, что, не разрушив их давнюю мечту, не добьется согласия познакомиться поближе с Надей.

– И это окончательно? – со вздохом переспросил отец. – Уж больно неприятно слышать. Нам так нравилась Светочка! Красивая, добрая, воспитанная; одаренная певица. Хорошая была бы тебе пара! Да и родство с Григорьевым тебе не помешало бы. Дядя твой скоро ничем не сумеет помочь.

– А Надя разве плоха? Вы хорошо ее рассмотрели? – не сдавал позиций сын. – Красотой не уступает Свете, спортсменка, прекрасно плавает. Это она спасла ее тогда, пять лет назад.

Видя, что родители безмерно удивлены, Олег поспешно стал развивать свой успех:

– Вы что, против здорового потомства? Света – она слишком нежненькая, плохо танцует например. А мы с Надей – лучшая пара! Все от нас в восторге! Я почему вас раньше с ней не знакомил? – с чувством собственного превосходства объяснял он притихшим родителям. – Потому, что Света мне тогда еще окончательно не отказала. Знал, о чем вы мечтаете, пытался угодить. Даже в ущерб себе! – Хотел на этом поставить победную точку, но, подумав, добавил: – А Иван Кузьмич от нас тоже никуда не денется. Надя со Светой – близкие подруги. Она у них принята как своя и вообще... оказалась им родственницей – из одной местности происходят. А отец у нее известный профессор. Розанов – может, слышали? – И умолк, ожидая реакции родителей.

Но те сидели молча – переживали утрату своих давнишних надежд.

Вопреки характеристике, данной им Олегом, Хлебниковы были люди реального склада мышления, вполне прагматичные. Не сразу, но до них дошло, что мечту о женитьбе сына на Светлане Григорьевой придется похоронить. Первой вышла из транса Лариса Федоровна:

– Ну что ж, девушка твоя довольно эффектна. Посмотрим, какова она вблизи, – смилостивилась она, все еще сердясь и досадуя. – Проверим, годится ли в жены будущему дипломату, – раз так уж тебе она нравится. А какой вуз окончила? Может, и без высшего образования? – И обеспокоенно взглянула на сына.

– С высшим, с высшим: Институт физической культуры. Осталось только диплом получить, – добродушно заверил Олег. – Это ведь то, что надо: будет за нашим здоровьем следить. И меня подтянет, чтоб не разжирел!

Уговорив таким образом родителей, он, как обещал, позвонил Наде, но ни ее, ни Лидии Сергеевны в первой половине дня дома не застал. В обед позвонил еще раз – результат тот же.

Около шести вечера услышал наконец ее голос.

– Наденька, это я! – возвестил с радостным воодушевлением. – Договорился на завтра о нашей встрече с моими предками. А что у тебя голос как у умирающей?

– У нас дома очень плохо, Олежка, – с глубокой печалью в голосе сообщила Надя. – Мамин лучший друг внезапно умер... – чуть было не сказала «у нее в постели», но вовремя спохватилась. – Ты его у нас видел – некий Чайкин. Они вот-вот собирались пожениться, он разводился. Понимаешь, что творится с мамой?

– Какой кошмар! Бедная, бедная Лидия Сергеевна! – искренне ужаснулся Олег. – Передай ей мое сочувствие, соболезнования. Он вроде не отличался здоровьем, но все равно – жаль человека! – Помолчал, обдумывая ситуацию, объявил решительно: – Но матч должен состояться при любой погоде! Ты же знаешь, Наденька, – времени у нас мало. Так что приводи себя в порядок: завтра вечером у тебя первый дипломатический прием.

Надя долго не отвечала, и он подумал, что их разъединили, но тут послышался ее тихий, подавленный голос:

– Я всей душой за, Олежка, понимаю, что так надо, но... наверно, не смогу. Ужасно себя чувствую. – Вздохнула, объяснила: – У меня такой сейчас страшный вид, что испугаю твоих родителей, и вообще... я не в форме. Мне нужно пару дней, чтобы прийти в себя.

Однако для Олега, как всегда, превыше всего были собственные интересы. Как это такая сильная, уверенная в себе девушка может столько времени переживать из-за смерти какого-то Чайкина? Он резко возразил:

– Сочувствую и понимаю твое состояние. Но прошу тебя – возьми себя в руки, приободрись! Нельзя нам откладывать. Считаешь, нас поженят за один день? Или ты передумала? – Запрещенный прием с его стороны, но как еще ее убедить?

– Ну что ж, – после продолжительной паузы согласилась она, – постараюсь... привести себя в порядок – внутренне и внешне. Позвони завтра – утро вечера мудренее.

Надежда любила мать – пусть и вздорный у нее характер, и она ее осуждает за это. Просит не оставлять ее ночью одну – как тут откажешь? Надя покорно улеглась в постель с ней рядом, хоть и понимала, что не сумеет нормально выспаться. «Ничего, доберу днем», – утешала она себя: завтра у нее такая важная встреча – с родителями Олега. Напичкав себя лекарствами, быстро забылась тревожным сном. Мать тоже приняла снотворное и всю ночь не просыпалась, только стонала и металась, будто и во сне ей являлись кошмары. Несколько раз дико кричала, будила Надю – она потом долго не могла уснуть.

В первой половине дня прилечь и «добрать», как планировала, не пришлось: слишком много хлопот с матерью и по дому. Когда позвонил Олег, она попыталась перенести встречу, взмолилась:

– Олежка, милый, может, все-таки отложим до завтра? Ужасно себя чувствую – голова как чугунная! Мне и так трудно вести интеллигентные беседы, а тут и вовсе буду молоть все невпопад.

– Ничего, прорвемся! А я на что? Выручу! – с веселой энергией убеждал Олег. – Ты только не говори много – все больше «да» и «нет». Я своих стариков знаю: они говорливых не любят, но ты – ты как раз не из таких.

Надежде оставалось лишь сдаться и начать приготовления к смотринам. Первое: что бы такое надеть?.. Остановилась на темно-сером трикотажном шерстяном костюме – отец купил в «Березке» на день рождения: красиво сидит, элегантный, скромный. Из бижутерии выбрала только клипсы и красивую польскую заколку для волос.

Самочувствие по-прежнему отвратительное, но выглядит, как убедилась, взглянув на себя в зеркало, – в полном порядке: двадцать лет спасают.

В назначенное время она вышла из дома; Олег уже ждал в такси у подъезда.

– Как ты себя чувствуешь? – взяв ее за руку, ласково осведомился он. – Отошла немного?

– Могла бы и получше. Но что об этом толковать? Расскажи хоть немного о своих родителях – ведь мы раньше о них никогда не говорили. Мне бы следовало кое-что знать.

«А Наденька совсем не глупа», – с удовлетворением подумал Олег и дал краткую справку:

– Папа работает в Комитете по внешнеэкономическим связям. Зовут Сергеем Тимофеевичем. Любит хорошеньких женщин, но не вертихвосток. Таких, как ты, – пошутил он, бросив на нее подбадривающий взгляд. – Мама – Лариса Федоровна, женщина строгих правил, особенно по отношению к другим. С ней, вообще-то, надо держать ухо востро, – серьезно предупредил Олег, но глаза смеялись. – Хотя нам она не страшна – сделает в конечном итоге все, что я захочу. Вот отец – это кремень: что не по нем – его не свернуть. Однако мы приехали, – прервал он свою информацию; машина остановилась у высотного дома на Котельнической набережной.

В квартире Хлебниковых, большой, красивой, со стильной, дорогой обстановкой, все же чувствовалось, что дому уже много лет, – даже великолепный ремонт не мог этого скрыть.

Олег открыл дверь своим ключом; родители встретили их сидя в гостиной: смотрели что-то интересное по большому цветному телевизору «Темп». Когда молодые люди вошли, они поднялись им навстречу, доброжелательно улыбаясь.

– Очень рад познакомиться, – галантно произнес Сергей Тимофеевич, целуя Наде руку и с видимым удовольствием ее оглядывая.

– Давайте пройдем на кухню – там и познакомимся поближе, по-домашнему, за чашкой чая, – радушно предложила Лариса Федоровна.

Никто, естественно, не возражал и, проследовав на просторную, современно оборудованную кухню, все вчетвером уютно расположились за обеденным столом у окна. Сергей Тимофеевич неторопливо расспрашивал Надю об отце. Когда она сказала – ученый, преподает в педагогическом институте, вспомнил:

– А это не тот профессор Розанов, который проповедует методы Макаренко?

– Интересный мужчина, – присовокупила Лариса Федоровна: как всякая домашняя хозяйка, она слушала радио и много времени проводила у телевизора.

– Да, это мой папа. Его иногда показывают по телеку, – коротко, как научил Олег, ответила Надя, скромно опустив глаза.

Видимо, это произвело должное впечатление – о Розанове больше не спрашивали.

– А давно ваши родители в разводе ?

– Больше десяти лет. Мама сразу ушла, как только получила квартиру.

– Простите, Наденька, за нескромный вопрос, но все же интересно бы знать причину, – очень деликатно полюбопытствовала Лариса Федоровна.

– Насколько мне известно, папа любил другую женщину, но точно не знаю. Мама не расположена откровенничать.

– Между прочим, мама – очень красивая женщина: жгучая брюнетка, стройная – ну прямо цыганка, – восхищенно подал реплику молчавший доселе Олег.

– Ваша мать, что же... цыганка? – насторожился Сергей Тимофеевич – ему это не понравилось.

– Ничего подобного. Русская, из одного села со Светиными родителями. У них, Деяшкиных, весь род чернявый. Мама с Верой Петровной в детстве дружили.

– А правда, что вы, Наденька, им вроде как родственница? – задал старший Хлебников вопрос, что давно вертелся на языке.

– Да, есть кое-какое родство. Я раньше и не знала об этом, – все так же коротко ответила Надя чистую правду.

Перекрестный допрос Нади, видимо, утомил Сергея Тимофеевича, – главное, что его интересовало, узнал, а остальное предоставил своей умной, предусмотрительной жене.

– Вы, дамы, нас извините, но мы должны ненадолго уединиться. – Его тон не терпел возражений. – Пойдем, сын, мне надо познакомить тебя с одним закрытым материалом о Франции – хорошее подспорье в твоей работе.

Довольные друг другом, отец и сын оставили женщин вдвоем: по-видимому, пока все идет хорошо.

– А теперь, Наденька, раз мы одни, поговорим по душам, как женщина с женщиной, – вкрадчиво начала Лариса Федоровна с видом доброжелательным и ласковым. – Мы, конечно, очень мало знакомы, но Олег сказал, что вы собираетесь пожениться, а он мой сын. – Она не скрывала волнения. – Любите ли вы Олега? Единственный ли он в вашем сердце? Я ведь только и знаю, что все время вы с ним были просто товарищами. – И пытливо всматривалась Наде в глаза, словно хотела заглянуть в тайники души. – Как женщина, как мать, хочу вас предупредить от ошибки. Если любите другого и идете замуж ради карьеры – уверяю: будете несчастны и вы, и мой сын! – Умолкла, взяв ее руку в свои, терпеливо ждала ответа.

В другое время Надя, с ее смелой находчивостью, безусловно, нашла бы нужные слова, избежала щекотливого положения. Но бурные события и переживания, свалившиеся на нее несчастья подорвали ее духовные силы.

Ни слова не отвечая, она лишь потупила взор, тяжело, прерывисто дыша. Мать Олега попала в самую точку! Умудренная жизнью, Лариса Федоровна поняла ее состояние. Глаза ее потухли, и, поджав губы, она дипломатично закруглила разговор:

– Простите меня, Наденька. Я, видимо, слишком многого хочу от нашей первой встречи. Вы, наверно, меня просто боитесь. А ведь я только хочу для вас и Олега настоящего семейного счастья!

Но Надю не обманули эти красивые слова; она ясно понимала: Лариса Федоровна чуткая, любящая мать, сумела разгадать ее истинное отношение к Олегу. «Ну и дура же я! – выругала она себя. – Кому нужна моя честность?!» Своим женским чутьем она с тревогой и горечью осознала, что не выдержала испытания у матери Олега. Полоса злоключений продолжается.