Текст книги "Предназначение человека. От Книги Бытия до «Происхождения видов»"

Глава 4
Эгоизм и альтруизм

Не приносящее пользы улью не принесет ее и пчеле[145]145
  По традиции эту цитату приписывают римскому императору Марку Аврелию. [Русский текст: Наедине с собой / Пер. с греч., прим. С. Роговина. – М.: Алетейя, Новый Акрополь, 2000. С. 125.]


[Закрыть].

В 1985 году Кеннет Лэй основал энергетическую компанию «Энрон» со штаб-квартирой в Хьюстоне, а пять лет спустя нанял на должность руководителя финансового отдела многообещающего молодого консультанта Джеффри Скиллинга. Скиллинг был талантлив, с какой стороны ни взгляни. Он вошел в 5 % лучших учеников своего класса в Гарвардской школе бизнеса, где, по словам сверстников, проявил себя настоящим гением, способным выходить за пределы привычных рамок и воплощать в жизнь идеи, вдохновляющие своей новизной. После выпуска Скиллинг был принят на работу в престижную консалтинговую фирму, в то время сотрудничавшую с «Энрон». Там он и привлек внимание Лэя, который был настолько впечатлен интеллектом своего нового сотрудника, что даже создал для него целый отдел.

Скиллинг стремительно поднимался к вершине корпоративной иерархии и в 1996 году стал главным операционным директором – вторым человеком в структуре руководства. Он подчинялся только Лэю. К тому времени Скиллинг успел снискать репутацию высокомерного и резкого человека. Позже работники вспоминали один случай, когда Скиллинг, отъезжая с автостоянки в конце рабочего дня, пронесся мимо ряда машин (предположительно в них сидели его подчиненные), показывая средний палец[146]146
  Brian Cruver, Anatomy of Greed: The Unshredded Truth from an Enron Insider (New York: Carol & Graf Publishers, 2002), 88.


[Закрыть].

Рассчитывая обеспечить себе карьерный рост в компании «Энрон», Скиллинг проводил политику агрессивного, почти беспощадного менеджмента. Его взгляды на мир бизнеса, да и на мир в целом сводились к тому, что жизнь – это борьба, в которой побеждает сильнейший[147]147
  По стечению обстоятельств любимой книгой Скиллинга оказался «Эгоистичный ген».


[Закрыть]. Скиллинг полагал, что людьми прежде всего правят страх и стремление к личной выгоде. Корпоративная культура, созданная им в компании «Энрон», стала отражением его взглядов на жизнь. Например, он учредил комитет по оценке успешности проекта (PRC), в задачи которого входило наблюдение за процессом, проходившим дважды в год. Именуемый в просторечии «оцени и вышвырни», этот процесс представлял собой «оценку на 360°»: вашу эффективность оценивали люди, находящиеся в управленческой иерархии «ниже, выше и на одном уровне» с вами[148]148
  Brian Cruver, Anatomy of Greed: The Unshredded Truth from an Enron Insider (New York: Carol & Graf Publishers, 2002), 61.


[Закрыть]. Каждый работник должен был получить оценку от пяти человек. Впрочем, другие люди, которые знали (и, возможно, недолюбливали) этого человека, могли оценить его по собственной инициативе.

Вслед за этим праздником злословия руководители созывали встречу комитета (на нее не приглашали сотрудника, о котором должна была пойти речь) и начинали его обсуждать. Как вспоминает бывший сотрудник компании Брайан Крувер, порой эти встречи вызывали «настоящее отвращение»: «Люди бились либо за вас, либо против вас, пока вы улыбались им с экрана со слайдами. Не было ни правил, ни ограничений. В вас, словно в мишень, летела вся грязь, которую только можно было накопать»[149]149
  Brian Cruver, Anatomy of Greed: The Unshredded Truth from an Enron Insider (New York: Carol & Graf Publishers, 2002), 63.


[Закрыть].

В конечном счете сотрудника, подлежащего проверке, предстояло оценить по пятибалльной шкале на основании принудительного ранжирования. Это означало, что 15 % людей всегда получали «пятерку» (категория «худших»), а другие 15 % – «единицу» (категория «лучших»). Сотрудников, попавших в худшие 15 %, отправляли искать другую должность в компании. В то же время в их личном деле появлялась «черная метка» – каждый видел, что на собрании комитета по оценке успешности их определили в худшие 15 %. На самом деле, по словам одного из бывших работников, подобная судьба «больше напоминала медленное и мучительное увольнение»[150]150
  Brian Cruver, Anatomy of Greed: The Unshredded Truth from an Enron Insider (New York: Carol & Graf Publishers, 2002).


[Закрыть]. Так выглядела корпоративная версия «выживания сильнейших» в представлении Скиллинга.

Изначально казалось, что стратегии «Энрон» – беспощадные комитеты и другие практики – работают просто прекрасно. На протяжении 1990-х годов «Энрон» превозносили как одну из передовых и наиболее успешных компаний в США. Заголовки восхваляли новаторский бизнес-подход Лэя и Скиллинга. В конце концов в феврале 2001 года Скиллинг занял кресло главного исполнительного директора компании.

На графиках Уолл-стрит «Энрон» поднималась все выше. Однако обременительный процесс по оценке успешности привел к тому, что, двигаясь вверх по карьерной лестнице, и отдельные работники, и вся компания начали, мягко говоря, срезать углы. Сотрудники завышали стоимость финансовых операций, чтобы их вклад в работу компании выглядел более значительным, позволяя им войти в лучшие 15 % или же не попасть в худшие 15 %, после чего карьера в «Энрон» превращалась в мучительное умирание. Поскольку отдельные сотрудники продолжали завышать стоимость финансовых операций, воспринимаемая ценность (а вместе с ней и акции) «Энрон» взлетели до небес. Тем временем реальные активы компании были намного скромнее. Как выяснилось позже, с 1997 по 2001 год компания «Энрон» в отчете о прибыли и убытках завысила свои доходы приблизительно на $586 млн. В августе 2001 года, спустя шесть месяцев после повышения, Скиллинг внезапно подал в отставку, а несколько месяцев спустя «Энрон» объявила себя банкротом и вскоре прекратила свое существование. Тысячи работников потеряли свои места и пенсионные сбережения. Инвесторы потеряли миллиарды. По итогом продолжительного суда Скиллингу было предъявлено обвинение по двенадцати пунктам в мошенничестве с ценными бумагами, по пяти пунктам – в предоставлении ложных свидетельств аудиторам, по одному пункту – в инсайдерской торговле и по одному пункту – в тайном сговоре. Его приговорили к двадцати четырем годам тюрьмы, из которых он провел там всего двенадцать, после чего был переведен в особый приют, известный как дом «на полпути».

Что говорит нам о человеческой природе фиаско «Энрон»? Видимо, в сложных общественных системах группы, стравливающие индивидов в строгом соответствии с дарвиновским принципом, терпят неудачу. «Энрон» довела эгоизм, алчность и страх сотрудников до предела, заставив их совершать поступки, которые приносили краткосрочную выгоду, но в долгосрочном плане привели компанию к катастрофе.

В попытке сформировать в компании систему, подражавшую дарвиновскому естественному отбору, Скиллинг не подумал о том, что этот отбор действует на более высоком уровне, чем индивидуальный. Группы бескорыстных людей возобладают над группами эгоистов, поскольку сила сплоченной группы, члены которой готовы к сотрудничеству, всегда превосходит силу отдельного человека.

Крах «Энрон» являет собой пронзительно яркую иллюстрацию того, как соперничество на чисто индивидуальном уровне и порожденный им эгоизм могут, как ни странно, ослабить эволюционную приспособленность. Конечно, говоря о сниженной эволюционной приспособленности, биологи вряд ли имеют в виду тюремный срок, который получили Скиллинг и другие. Впрочем, не будет лишним заключить, что в доисторических обществах – подобных тем, в которых эволюционировали наши предки – серьезные нарушения кодекса поведения, аналогичные преступлениям, совершенным директорами «Энрон», могли привести к остракизму или даже смертной казни[151]151
  Это согласуется с гипотезой о «самоодомашнивании», которую разработал (отчасти) Ричард Рэнгем. См.: Richard Wrangham. The Goodness Paradox: The Strange Relationship Between Virtue and Violence in Human Evolution (New York: Pantheon Books, 2019). Рэнгем утверждает, что люди прошли некий процесс «самоодомашнивания», в ходе которого мы изгоняли эгоистов или даже обрекали их на смерть, и это отчасти объясняет, почему мы столь склонны к сотрудничеству.


[Закрыть]. По мере того как социальные группы становятся сложнее, общества находят способы, позволяющие держать обманщиков под контролем. Вероятно, развитие институтов наказания, вины, стыда и раскаяния играло ключевую роль в неспособности предполагаемых обманщиков доминировать в обществе[152]152
  Важность наказания и развитие вины, стыда и раскаяния, по всей вероятности, играли ключевую роль в том, чтобы уберечь общество от засилия обманщиков. Биолог Роберт Александер по этому поводу отмечает: «Очевидно, что различные формы наказания, в том числе остракизм или бойкот, могут… применяться к тем, кого неоднократно уличали в том, что они не взаимодействуют с другими в достаточной мере или не следуют принятым правилам поведения, какими бы они ни были». См.: Robert D. Alexander, The Biology of Moral Systems (New York: Adline de Gruyter, 1987), 94.


[Закрыть].

Как видно из истории «Энрон», в сложных социальных структурах естественный отбор, действующий на индивидуальном уровне, не всегда ведет к улучшению эволюционной приспособленности. Кроме того, он не объясняет поведение организмов, формирующих сложные общества. Дарвин сам отметил это, когда наблюдал за сложными взаимосвязанными группами, которые формировали общественные муравьи и пчелы. Зачем эволюция сотворила рабочих пчел, которые не обладают способностью размножаться и тем не менее проводят всю свою жизнь, помогая другим?

С этим также связана проблема альтруизма. В строго биологическом смысле альтруизм является поведением, которое дорого обходится индивиду, но приносит пользу группе. Каким образом естественный отбор, действующий на индивидуальном уровне, порождает альтруизм? Как получается, что один организм может пожертвовать собой ради другого? Какой эволюционной цели это могло бы послужить? Мы не знаем. И все же примеров альтруизма невероятно много – как у людей, так и у животных.

Как показывают наблюдения, птицы готовы рисковать жизнью ради своих птенцов. Когда потенциальный хищник приближается к гнезду, птица-родитель часто притворяется раненой или подлетает почти к самой земле, а порой даже приземляется прямо перед хищником. Такое поведение отвлекает внимание хищника от беспомощных птенцов, но создает значительный риск для жизни родителя[153]153
  Wilson, Sociobiology, 122.


[Закрыть].

Сходным образом ведут себя мартышки-верветки, когда издают громкие крики, предупреждая группу о приближении хищника. Такой крик увеличивает шансы группы на выживание, но в то же время повышает вероятность того, что на бдительного стража нападут[154]154
  См., например: Robert M. Seyfarth, Dorothy L. Cheney, and Peter Marler, “Vervet Monkey Alarm Calls: Semantic Communication in a Free-Ranging Primate,” Animal Behaviour 28, No. 4 (1980), 1070–1094.


[Закрыть].

Явление альтруизма частично объясняется уровнями отбора. Естественный отбор может действовать не только на индивидуальном уровне, но и на более высоких. Индивид готов проявить альтруизм по отношению к родственнику и тем самым повысить шансы на сохранение их общего генетического материала, особенно в том случае, если его у них много.

Два кораблекрушения на архипелаге Окленд

Впрочем, людям не обязательно находиться в близком родстве, чтобы проявлять альтруизм. Дружба людей, принадлежащих к разным семьям, необычайно распространена, по крайней мере в современном обществе. С какого-то момента нашего эволюционного прошлого люди постепенно начали осознавать, что им необходимо быть альтруистами по отношению друг к другу и объединяться в сотрудничающие группы. И хотя семья по-прежнему остается главной ячейкой общества, очень вероятно, что совместный труд становился все важнее также для людей, не связанных родством. Николас Христакис, социолог из Йеля, предоставляет потрясающий анализ двух кораблекрушений. Произошедшие в одном и том же месте в одно и то же время, они многое говорят о тех принципах, что лежат в основе нашего общества. Они также свидетельствуют о том, что в эгоистичных и альтруистичных группах выживание имеет различную ценность[155]155
  Оригинальный анализ см. в источнике: Nicholas Christakis, Blueprint: Evolutionary Origins of a Good Society (New York: Little, Brown Spark, 2019), 38–44. Здесь я пересказываю истории иными словами на основе первоначальных подробных источников, но в то же время анализ Христакиса сохраняет свое влияние.


[Закрыть]. Отталкиваясь от анализа, который предлагает Христакис, легко представить, чем был выгоден альтруизм в нашем эволюционном прошлом.

В 1864 году два австралийских судна, «Графтон» и «Инверколд», потерпели кораблекрушение на противоположных сторонах архипелага Окленд, почти в 500 км к югу от материковой Новой Зеландии. «Графтон», имея пять человек на борту, налетел на скалы у южной оконечности островов. Проведя на островах год и восемь месяцев, все пятеро членов экипажа остались в живых. Двое из них вели дневники (используя тюленью кровь, когда закончились чернила), впоследствии опубликованные. «Инверколд», в свою очередь, имел на борту двадцать пять пассажиров и потерпел крушение на северной оконечности острова. Девятнадцать человек из двадцати пяти сумели добраться до берега, а до спасения дожили только трое. Стоит отметить, что, хотя обе группы стали жертвами кораблекрушения и провели на одном архипелаге больше года, ни одна не знала о присутствии другой.

Оба бедствия позволяют посмотреть на человеческую природу сквозь призму, полученную нами в ходе беседы о противоположных наклонностях человека. В особенности они помогают нам представить, как сходные обстоятельства и впечатления в нашем доисторическом прошлом могли благоприятствовать развитию наклонностей, противостоящих эгоизму и направленных на альтруизм, сотрудничество и сплоченность.

Изначально «Графтон» вышел в плавание с рабочим заданием – в ходе путешествия морякам предстояло оценить возможность разработки месторождений и охоты на тюленей на архипелаге Окленд. Командовали кораблем Франсуа Рейналь – делец, согласившийся профинансировать экспедицию, – и Томас Масгрейв, капитан корабля. Примерно в канун Нового года, когда корабль уже подходил к островам, с моря подул сильный порывистый ветер, заставивший команду встать в бухте на якорь в надежде переждать шторм. Однако буря была столь сильной, что якорная цепь не выдержала и разорвалась, отправив «Графтон» прямиком на скалистую отмель.

Христакис отмечает[156]156
  Christakis, Blueprint, 42.


[Закрыть], что уже в тот момент, когда пятеро мужчин плыли к берегу, в коллективе успело сложиться определенное настроение. При крушении корабля Рейналь получил травму, из-за чего не мог бы добраться до суши без помощи со стороны. Масгрейв проявил настоящую храбрость: оказавшись в ледяной воде, он поплыл к берегу, удерживая на спине Рейналя. Уже у берега он прокричал другому члену команды, что больше не может держать Рейналя. К ним немедленно подплыл другой моряк, который взвалил на себя Рейналя и поддерживал его весь остаток пути. Первичный альтруистический поступок позволил объединить отдельных людей в сплоченную команду и подготовил их к тому, чтобы вынести все поразительные испытания, с которыми им пришлось столкнуться на протяжении почти двух последующих лет.

К счастью, развести костер удалось в первый же день. Следить за ним поручили травмированному и неспособному передвигаться Рейналю, в то время как остальные разбрелись по острову в поисках всего, что могло пригодиться для выживания. К несчастью, все они вернулись с пустыми руками. Сидя у костра и осознавая степень своего невезения, Масгрейв зарыдал[157]157
  Joan Druett, Island of the Lost: An Extraordinary Story of Survival at the Edge of the World (Chapel Hill, N.C.: Algonquin Books, 2007), 37.


[Закрыть]. Позже в своем дневнике капитан вспоминал, какие мысли одолевали его в тот момент: «Одному Богу ведомо, суждено ли нам оставить здесь свои кости… Что станет с моей бедной семьей, не имеющей средств к существованию? Мысли об этом сводят меня с ума. Я больше не могу писать»[158]158
  Joan Druett, Island of the Lost: An Extraordinary Story of Survival at the Edge of the World (Chapel Hill, N.C.: Algonquin Books, 2007), 45.


[Закрыть].

Отыскав на остатках корабля немного древесины и других припасов, они смогли разбить палатку в глубине острова. В течение следующих нескольких дней им удалось убить тюленя и поесть. Погода, как часто бывает на архипелаге Окленд, всю первую неделю была пасмурной и дождливой. В воскресенье, 10 января, наконец появилось солнце. Мужчины увидели в этом добрый знак. Рейналь сделал заметку в дневнике: «В этот мирный и благословенный миг, после всех ужасных бед, через которые нам довелось пройти, мы все… испытали самое искреннее и непреодолимое желание помолиться»[159]159
  Joan Druett, Island of the Lost: An Extraordinary Story of Survival at the Edge of the World (Chapel Hill, N.C.: Algonquin Books, 2007), 48.


[Закрыть]. Это чувство усилилось, когда среди припасов, принесенных с корабля, Масгрейв нашел Библию. Рейналь сделал еще одну запись: «Мы умоляли его прочесть нам какой-нибудь прекрасный отрывок из Евангелия… собрались вокруг него у палатки и слушали с глубочайшим вниманием». Когда он прочел о том, как Христос учил апостолов любить друг друга, все мужчины «расплакались»[160]160
  Joan Druett, Island of the Lost: An Extraordinary Story of Survival at the Edge of the World (Chapel Hill, N.C.: Algonquin Books, 2007), 49.


[Закрыть]. Чувство бескорыстной братской любви, ознаменовавшее первые дни после кораблекрушения, во многом помогло сплотиться и выжить всей группе.

Спустя месяц после кораблекрушения система отношений «предводитель – команда» заметно пошатнулась. Масгрейв был капитаном на судне, но на земле его власть формально не имела никакой силы. Поднялся ропот. Рейналь писал в своем дневнике: «До этого момента все работали сообща, в мире и гармонии. Я бы даже сказал, что это было настоящее, честное братство». И Масгрейв, и Рейналь понимали, что если они хотят выжить, их работа должна быть совместной.

Чтобы справиться с растущими разногласиями, мужчины решили сформировать подобие демократии и выбрать своего рода главу семьи. С этим решением согласились все, но с одним условием: если выбранный будет править плохо, его можно будет разжаловать. Этот договор был засвидетельствован на пустой странице в Библии Масгрейва. Все обменялись рукопожатиями и торжественно поклялись соблюдать условия договора. Затем было проведено голосование. Рейналь предложил кандидатуру Масгрейва. Его избрали единогласно, и Рейналь бескорыстно вызвался готовить еду на протяжении всей первой недели их нового общественного строя, дабы смягчить любые проявления недобрых чувств, которые в тот момент еще не успели утихнуть[161]161
  Joan Druett, Island of the Lost: An Extraordinary Story of Survival at the Edge of the World (Chapel Hill, N.C.: Algonquin Books, 2007), 75.


[Закрыть].

Проведя на острове примерно год, все поняли, что спасения ждать неоткуда, и тогда Рейналь убедил товарищей искать спасение самим. Они смастерили кузнечные мехи, чтобы с их помощью ковать гвозди, нагели и засовы. Они сшили паруса и прикрепили их к маленькой шлюпке, пережившей крушение. Вместе они вытесали новые шпангоуты – задача не из простых, поскольку все деревья на острове оказались сучковатыми и кривыми.

Вскоре после того, как они оснастили судно и спустили его в гавань, Масгрейв понял, что пятеро человек – слишком большое количество пассажиров для столь маленькой лодки и столь дальнего плавания (почти 500 км). В результате продолжительных обсуждений было решено, что двое моряков останутся на острове, в то время как Масгрейв, Рейналь и еще один их спутник преодолеют бурные воды и достигнут Новой Зеландии. Масгрейв дал обещание, что вернется и спасет оставшихся, как только сможет. Расставание было трогательным и печальным: «Все вознесли молитву Богу с просьбой помочь тем, кто собирался бросить вызов неистовому морю на хрупком кораблике, а также тем, кто оставался на скалистом острове сражаться в одиночестве с нуждой и отчаянием»[162]162
  Joan Druett, Island of the Lost: An Extraordinary Story of Survival at the Edge of the World (Chapel Hill, N.C.: Algonquin Books, 2007), 209.


[Закрыть]. Раздумывая над этой историей, один ученый отметил: «Эти пятеро были товарищами на протяжении почти двух лет… Они вместе страдали и боролись, и каждый из них работал ради общего блага. Добросовестное руководство, изобретательность, безграничное трудолюбие и выдающийся дух товарищества позволили им пережить невообразимые лишения»[163]163
  Joan Druett, Island of the Lost: An Extraordinary Story of Survival at the Edge of the World (Chapel Hill, N.C.: Algonquin Books, 2007).


[Закрыть].

Проведя в море пять изнурительных дней и ночей, экипаж маленькой лодочки наконец-то прибыл в Новую Зеландию, на остров Стьюарт. Как только Масгрейв сумел обо всем договориться, он вместе с остальными вернулся на архипелаг и спас двух оставшихся моряков. Уже в момент отплытия Масгрейв заметил столб дыма. Мысль о том, что еще одна несчастная душа могла оставаться на островах, была для него невыносима. В результате и он, и его команда потратили еще много времени и сил на поиски других людей, оказавшихся в той же беде. На северной оконечности архипелага они обнаружили недавно умершего человека, в котором впоследствии опознали моряка с «Инверколда». Не пожалев сил, они устроили ему достойные похороны, вознесли молитвы и разожгли костер – как сигнал о своем присутствии, обращенный к тем, кто мог оказаться поблизости. Обыскать весь остров было невозможно из-за погоды, малого количества припасов и густых кустарников, не позволявших зайти вглубь острова. Масгрейв не мог с этим смириться. Вот что он писал позже в своем дневнике: «Признаю, что меня терзают сомнения [не оставил ли я кого-нибудь]. Меня все время преследует мысль о том, что несчастный страдалец, оставшийся где-то на острове, испытывает те же муки, какие выпало испытать нам»[164]164
  Joan Druett, Island of the Lost: An Extraordinary Story of Survival at the Edge of the World (Chapel Hill, N.C.: Algonquin Books, 2007), 236.


[Закрыть]. Уже после воссоединения с семьей Масгрейв третий раз вернулся на остров на пароходе – отчасти для того, чтобы избавиться от неотступной и мучительной мысли, что здесь мог остаться человек, все еще надеющийся на спасение.

О том, что довелось пережить выжившим с «Графтона», написано много книг. По мнению историков, можно говорить о нескольких факторах, позволивших всем пятерым выжить: руководство Масгрейва и Рейналя, находчивость экипажа и наличие припасов, которые удалось забрать с корабля. И все же самым очевидным фактором остаются сотрудничество и альтруизм. Безусловно, у членов экипажа были разногласия, иногда переходящие в жаркие споры. Но коллективный альтруизм, еще в самом начале засвидетельствованный бескорыстным спасением раненого товарища, сыграл решающую роль в том, что все они остались в живых.

К несчастью, с «Инверколдом» все обстояло иначе. Этот корабль (капитаном на нем был Джордж Далгарно, а первым помощником – Эндрю Смит) направлялся из Австралии в Перу и в мае 1864 года, как раз через пять месяцев после «Графтона», потерпел крушение на северной оконечности архипелага Окленд. Глубокой ночью экипаж «Инверколда» налетел на скалы, и каждому пришлось добираться до берега вплавь, отдавшись на милость волн и прибоя. В ту первую ночь погибли шестеро, в результате чего осталось девятнадцать человек, терпеливо ожидавших рассвета. С корабля они сумели спасти примерно два фунта свинины и столько же хлеба, но больше почти ничего. К счастью, у кого-то в кармане нашлись спички, и, несмотря на то что те промокли, выжившим удалось развести костер уже в первый день.

В течение первых нескольких дней они оставались у подножия скал, после чего небольшая группа рискнула взобраться наверх и обнаружила несколько диких свиней, одну из которых удалось поймать и съесть. Решив, что выжить на скалах будет легче, все поднялись туда – за исключением одного члена экипажа, пострадавшего при крушении. Покинутый, через несколько дней он умер. Первый эгоистичный поступок – решение бросить раненого на произвол судьбы – ознаменовал собой путь, по которому решили следовать выжившие с «Инверколда».

Через несколько дней группа из четырех человек отправилась охотиться за новой свиньей. Они преследовали ее почти весь день, и в результате обратно вернулись лишь трое: четвертый отстал, никто не стал его дожидаться, а на следующий день его нашли мертвым[165]165
  Madelene Allen, Wake of the Invercauld: Shipwrecked in the Sub-Antarctic: A Great-Granddaughter’s Pilgrimage (Auckland, NZ: Exisle Publishing, 1997), 242.


[Закрыть].

Примерно через месяц выжившие наткнулись на два пустующих дома, где нашли новые инструменты, среди которых был и топор. В дальнейшем это позволило им смастерить лодку, на которой они смогли исследовать местность и близлежащие острова.

Для социальной динамики этого коллектива были характерны частые расколы малых групп, причем некоторые из них время от времени воссоединялись. Наблюдалось отсутствие четкого руководства и сплоченности. Как следствие, многие члены экипажа погибали, уходя в лес в одиночку или по парам. После долгих месяцев, проведенных на острове, в живых осталось лишь трое: капитан Далгарно, первый помощник Смит и Роберт Холдинг, оказавшийся очень находчивым моряком. В конце концов они усовершенствовали свою лодку, для чего потребовалось разобрать один из домов – их твердая древесина послужила строительным материалом. К несчастью, в одну из ночей над островом разразилась буря, а наутро члены экипажа в отчаянии обнаружили, что их лодку унесло ветром и прибоем[166]166
  Madelene Allen, Wake of the Invercauld: Shipwrecked in the Sub-Antarctic: A Great-Granddaughter’s Pilgrimage (Auckland, NZ: Exisle Publishing, 1997), 248.


[Закрыть].

Со временем оставшиеся трое моряков с «Инверколда» тоже стали в каком-то смысле сплоченной группой (хотя отношения их были весьма натянутыми). Они оборудовали укрытие площадью примерно метр и ночевали там, спрятавшись под тюленьими шкурами. Вот что впоследствии вспоминал Смит: «Могу вас заверить, что когда мы закончили, убежище оказалось весьма удобным. В качестве кроватей мы использовали носилки, поверх которых натягивали тюленьи шкуры и набрасывали какой-то сухой травы. Одеяла тоже были из шкур тюленей»[167]167
  Madelene Allen, Wake of the Invercauld: Shipwrecked in the Sub-Antarctic: A Great-Granddaughter’s Pilgrimage (Auckland, NZ: Exisle Publishing, 1997), 249.


[Закрыть]. Шкуры также шли на починку одежды и обуви, поскольку, как свидетельствовал Смит: «К тому времени вся наша одежда уже износилась, и каждую неделю нам приходилось либо чинить обувь, либо делать новую»[168]168
  Madelene Allen, Wake of the Invercauld: Shipwrecked in the Sub-Antarctic: A Great-Granddaughter’s Pilgrimage (Auckland, NZ: Exisle Publishing, 1997).


[Закрыть].

По мере того как троица боролась за выживание, менялась динамика лидерства. Наиболее приспособленным оказался Холдинг. В итоге командование группой по большей части перешло в его руки, хотя он был простым моряком, а двое других – офицерами. На своей маленькой лодке группа перебиралась с острова на остров, непрестанно выискивая источники более качественной еды. Наконец, во время охоты на северной оконечности архипелага они заметили испанский корабль «Хулиан» и, даже узнав, что многих моряков на нем поразила заразная болезнь, решили попытать счастья и взойти на борт.

События, разворачивающиеся на фоне их спасения, служат еще одним примером разобщенности, характерной для всего их годичного испытания. Еще когда «Хулиан» приближался к острову, Далгарно повернулся к Холдингу и резко сказал: «Не смей говорить с ними! Говорить буду я»[169]169
  Druett, Island of the Lost, 199.


[Закрыть]. Очевидно, ему не терпелось вернуть себе власть, которой он обладал по праву офицера. Вновь оказавшись на борту корабля, где ранговые различия имели больший вес, чем на острове, Далгарно, наверное, был очень доволен, когда им со Смитом оказали более достойный прием, чем Холдингу, которого поселили с обычными моряками. 26 июня 1865 года экипаж «Хулиана», а вместе с ним и трое выживших с «Инверколда» высадились в Кальяо, что в Перу. Первое время Далгарно и Смит не решались на публикации, имеющие какое-либо отношение к пережитым событиям, но со временем все же написали о том, что происходило на острове. Впрочем, их отношения к тому времени заметно ухудшились[170]170
  Druett, Island of the Lost, 251.


[Закрыть].

С учетом наших представлений о человеческой природе и эволюционных силах создается впечатление, что судьба «Графтона» и «Инверколда», потерпевших крушение в одном месте и одновременно, настолько близка к эксперименту в естественных условиях, насколько это возможно. Перед нами ценный учебный пример, подкрепленный письменным свидетельством того, какие поступки и наклонности, свойственные природе человека, оказались благоприятными для выживания. Некоторые историки утверждали, что экипаж «Графтона» смог выжить благодаря припасам и материалам, которые удалось раздобыть на разбитом корабле. Они отмечали, что уже двадцать минут спустя после кораблекрушения от «Инверколда» ничего не осталось, а единственной пищей в распоряжении команды были два фунта свинины и примерно столько же хлеба. С другой стороны, нельзя забывать, что вскоре выжившие с «Инверколда» наткнулись на убежище с инструментами, древесиной и прочими материалами. По-видимому, именно дух стал решающим фактором выживания. Команда «Графтона» работала сообща, и все в ней жертвовали своими силами ради общего благополучия группы, примером чего послужил их первый подвиг – спасение раненого Рейналя. Напротив, в экипаже «Инверколда» возобладал принцип «каждый сам за себя»[171]171
  Здесь я опять же при сравнении этих событий опираюсь на анализ Христакиса.


[Закрыть], ясной иллюстрацией которого стало решение бросить раненого в первый день крушения[172]172
  См. снова анализ этих событий, проведенный Христакисом. Christakis, Blueprint, 44.


[Закрыть]. Примеры «Графтона» и «Инверколда» служат иллюстрацией того, как естественный отбор мог в различных контекстах нашего эволюционного прошлого благоприятствовать не индивиду, а группе. И пусть моряки из команды «Графтона» не были связаны родством, легко представить, как принципы, явившие себя в действиях экипажа, – товарищество, сотрудничество и единство, – помогали выжить родственным группам.

В случае экипажа «Графтона» самоотверженный поступок, совершенный в самом начале кораблекрушения (когда Масгрейв на своей спине вытащил из моря раненого Рейналя), помог проявиться тому самому духу сотрудничества, который в дальнейшем позволил всей группе выжить[173]173
  Christakis, Blueprint, 42.


[Закрыть]. Но в истории, как и в современном обществе, можно найти немало примеров подобного героизма. Военные награды по-прежнему вручаются храбрым бойцам, сражающимся в различных войнах. По большей части орденами награждают тех, кто рисковал своей жизнью, чтобы защитить однополчан или помочь им[174]174
  Например, в ходе Второй мировой войны 17-летний рядовой Джек Лукас спас троих сослуживцев, накрыв собой две гранаты, брошенные в его окоп. Поразительно, но он сумел выжить. Десмонд Досс рисковал жизнью, чтобы спасти примерно семьдесят пять своих товарищей, раненных в битве за Окинаву. И Лукас, и Досс получили медаль Почета из рук президента Гарри Трумена.


[Закрыть]. Нас до глубины души волнуют и вдохновляют рассказы о том, как ради друзей или сослуживцев люди идут на самопожертвование и порой даже на смерть.

Часто самые героические поступки, ставшие воплощением альтруизма, совершаются в моменты кризисов. Когда стрелок открыл огонь в аудитории в Шарлотте, в Университете Северной Каролины, 21-летний студент Райли Хауэлл набросился на него и сбил с ног. Это позволило блюстителям порядка схватить стрелка и тем самым спасти от гибели десятки студентов. Как ни печально, сам Хауэлл погиб, став одной из двух жертв стрельбы[175]175
  Nicole Chavez and Marlena Baldacci, “This UNC Charlotte Student Knocked the Shooter Off His Feet and Saved Lives,” CNN, May 2, 2019, https://www.cnn.com/2019/05/01/us/uncc-victims-shooting-riley-howell/index.html, дата обращения: 29.06.2021.


[Закрыть]. Шестидесятилетняя Лори Гилберт-Кэй совершила похожий подвиг, заслонив собой раввина, когда молодой человек открыл огонь в ее синагоге в Сан-Диего. Гилберт-Кэй погибла от пулевого ранения; пытаясь вывести из синагоги детей, раввин был ранен в обе руки, но выжил[176]176
  Trevor Hughes and Rebecca Plevin, “Her ‘Final Good Deed’: Woman Hailed as Hero After Taking Bullets to Protect Rabbi During Synagogue Shooting,” USA Today, April 28, 2019, https://www.usatoday.com/ story/news/2019/04/28/lori-gilbert-kaye-woman-protected-rabbi-synagogue-shooting/3608418002/, дата обращения: 29.06.2021.


[Закрыть]. Кендрик Кастильо, 18-лет-ний студент из школы Хайлендс-Рэнч в Колорадо, бросился на стрелка в попытке защитить друзей и дать им время укрыться[177]177
  Bill Chappell and Sasha Ingber, “‘This is Not Who We Are,’ Colorado Officials Say After Deadly School Shooting,” NPR, May 8, 2019, https://www.npr. org/2019/05/08/721474989/this-is-not-who-we-are-colorado-officials-say-after-deadly-school-shooting, дата обращения: 29.06.2021.


[Закрыть]. Оказавшись в критической ситуации, эти люди (по-видимому, инстинктивно) жертвовали собой, чтобы спасти других. Их истории – волнительный пример глубочайшего альтруизма.

Эдвард Уилсон утверждает, что эти невероятные примеры альтруизма – лишь «редкие случаи среди огромного множества более мелких проявлений смелости и щедрости, которые объединяют общества»[178]178
  Wilson, On Human Nature, 150. [Русский текст: Э. Уилсон. О природе человека / Пер. с англ. Т. О. Новиковой. – М.: Кучково поле, 2015. С. 220.]


[Закрыть]. Более того, человеческое общество построено на бесчисленных бескорыстных поступках – не столь героических, но все же достойных похвалы. Это стремление помочь другому, не основанное на эгоизме, позволило нам стать наиболее социально связанным видом среди живущих; оно являет собой сокровенную часть нашей природы, проистекающую из нашего эволюционного наследия.

Несколько десятилетий тому назад многие биологи могли утверждать, что это стремление к самопожертвованию усвоено нами благодаря культуре и вовсе не является биологически запрограммированным. Они полагали, что альтруизм прививается нам обществом, а потому имеет мало общего с биологической эволюцией. Подобная точка зрения отвергает любую роль генов или биологии в нашей склонности к доброте. Несомненно, культура и социальное воспитание могут способствовать развитию альтруизма, и все же недавние исследования показали, что мы также биологически «настроены» на то, чтобы помогать другим.

За последние два десятилетия психологи Феликс Уорнекен и Майкл Томаселло разработали и в мельчайших деталях проработали эксперименты по наблюдению за проявлениями альтруизма у детей. В одном ряде экспериментов они исследовали склонность полуторагодовалых детей помогать взрослому, с которым они только что повстречались. Эксперименты включали в себя несколько различных ситуаций, в которых взрослый притворялся, что ему нужна помощь (ронял маркер, расставлял книги). В большинстве случаев младенцы интуитивно помогали взрослому, причем даже тогда, когда взрослый просто устанавливал с ними зрительный контакт (скрытая форма просьбы). В целом дети без труда понимали намерения взрослого и охотно ему помогали, причем ни в одном из случаев их не награждали за хорошее поведение[179]179
  Felix Warneken and Michael Tomasello, “Altruistic Helping in Human Infants and Young Chimpanzees,” Science 311, No. 5765 (March 3, 2006), 1301–1303.


[Закрыть]. Данный эксперимент неоднократно повторялся в нескольких вариациях[180]180
  См., например: Felix Warneken and Michael Tomasello, “Helping and Cooperation at 14 Months of Age,” Infancy 11, No. 3 (2007), 271–294. См. также: Kristen A. Dunfield and Valerie A. Kuhlmeier, “Intention-mediated Selective Helping in Infancy,” Psychological Science 21, No. 4 (April 2010), 523–527. Обзор см. в источнике: Michael Tomasello, Why We Cooperate (Cambridge, Mass.: MIT Press, 2009), или: Felix Warneken, “How Children Solve the Two Challenges of Cooperation,” Annual Review of Psychology 69 (Jan. 2018), 205–229.


[Закрыть]. С самого раннего возраста, еще прежде чем научиться говорить и осмысленно общаться, младенцы «настроены» приходить на помощь в беде. Более того, как показал эксперимент Уорнекена и Томаселло, тот, кому оказывали помощь, не всегда был членом семьи.

Биология – по крайней мере в определенных ситуациях – однозначно вложила в нас склонность к альтруизму.

В предыдущей главе я говорил о том, что глубочайшие формы альтруизма проистекают из родственного отбора[181]181
  В различных областях науки приняты разные определения. Некоторые биологи скажут, что родственный отбор касается только взаимодействий между родными братьями и сестрами (горизонтальные отношения). Я же использую этот термин более широко (возможно, таким же образом, как антропологи). В данном случае он охватывает и горизонтальные (отношения сиблингов), и вертикальные (родитель-ребенок) взаимодействия.


[Закрыть]. Людьми, связанными близким родством, могут руководить глубинные мотивы, призывающие их к самопожертвованию ради другого. Родители все время жертвуют собой ради детей – и те жертвы, на которые они идут, поражают. В наше время многие родители, по сути, отдают детям все свое свободное время и, можно сказать, живут жизнью своих детей. Так происходит (по крайней мере отчасти) потому, что в детях заключены родительские гены. Тем самым мы биологически «заточены» на проявление альтруизма в отношении своих детей – и на бесценные жертвы ради их блага.