Текст книги "Безрукий воин. Три подвига Василия Петрова"

«…Поведение этого гордого корабля в самом ужасном морском бою, какой только знает история, у многих будет вызывать удивление.

Броненосец, вступив снова в строй, переместился уже в середину колонны, а свое почетное головное место уступил однотипному собрату «Бородино». Здесь, на новом месте, «Александр ІІІ» продержался еще какие-нибудь двадцать – тридцать минут. Достаточно было ему подвергнуться еще нескольким ударам крупнокалиберных снарядов, чтобы окончательно лишиться последних сил. На этот раз он выкатился влево. Очевидно, у него испортился рулевой привод, руль остался положенным на борт. От циркуляции получился сильный крен. Вода, разливаясь внутри броненосца, хлынула к накренившемуся борту, и сразу все было кончено…

С крейсеров «Адмирал Нахимов» и «Владимир Мономах», следовавших за броненосцем, видели, как он повалился набок, словно, подрубленный дуб. Многие из его экипажа посыпались в море, другие, по мере того как переворачивалось судно, ползли по его днищу к килю. Потом он сразу перевернулся и около двух минут продолжал плавать в таком положении. К его огромному днищу, поросшему водорослями, прилипли люди. Полагая, что он еще долго будет так держаться на поверхности моря, на него полезли и те, которые уже барахтались в волнах. Издали казалось, что это плывет морское чудовище, распустив пряди водорослей и показывая рыжий хребет киля. Ползающие на нем люди были похожи на крабов.

Оставшиеся корабли, сражаясь с противником, шли дальше.

Свободно гулял ветер, уносясь в новые края. Там, где был «Александр ІІІ», катились крупные волны, качая на своих хребтах плывшие обломки дерева, немые признаки страшной драмы. И никто и никогда не расскажет, какие муки перенесли люди на этом броненосце: из девятисот человек его экипажа не осталось в живых ни одного…»

Вася тогда старался вместе с автором романа понять, почему русская эскадра потерпела сокрушительное поражение? И что нужно сделать, чтобы этого не повторилось? Он тогда не знал, что эти вопросы будет задавать себе во время страшного разгрома советских армий летом 1941 года.

Когда Василий окончил Нововасилевскую среднюю школу и встал вопрос, кем быть, отец посоветовал сыну: «Становись военным. Тебя оденут, обуют, накормят». Степан Софронович рассуждал с чисто житейской точки зрения. Военных людей в СССР уважали, ими гордились, их любили. Но о них еще и заботились. Для рабоче-крестьянской армии, воздушного и морского флотов страна выделяла все, что могла, обделяя гражданское население.

В Мелитопольском военкомате, посмотрев школьный аттестат Василия Петрова с хорошими оценками, посоветовали семнадцатилетнему юноше поступать в Сумское артиллерийское училище имени М.В. Фрунзе. Училищем оно стало всего два года назад, до этого называлось артиллерийской школой. Тогда же был произведен первый выпуск. Выпускникам присвоили звание «лейтенант».

В октябре 1938 года училище расширилось, курсантов уже насчитывалось более тысячи. В этом же году Указом Президиума Верховного Совета СССР лейтенанту Лазареву И.Р. было присвоено звание Героя Советского Союза. Он отличился во время боев с японскими милитаристами у высоты Заозерной на Дальнем Востоке. Его батарея 45‑миллиметровых пушек прямой наводкой вела огонь по японцам, что помогло нашим пехотинцам овладеть этой стратегической высотой. Лейтенант Лазарев стал первым выпускником училища и первым советским артиллеристом, получившим эту высшую награду страны.

Через много лет Василий Петров так напишет о начале своей военной службы в книге «Прошлое с нами»:

«Кого не гложут сомнения в начале военной тропы? Но вот дни тягостных раздумий остаются позади, и наступает радостная уверенность от того, что появилась ясность, вы начали ориентироваться в новых условиях, символы и нормы воинской службы постепенно наполняются содержанием простым и понятным.

Вот он, юнец, только одевший обмундирование. Вокруг неведомый мир, строгие и суровые люди со своими званиями и рангами, утверждающие древний культ силы и мужества, присущий нашему народу, умеющие повиноваться его воле, избранники, которым вверена судьба сегодняшних поколений и поколений грядущих. Командиры. Им вручено оружие, военная мощь. И удел этих людей – постоянное напряжение, жизнь в зависимости, подчиненная порядку, регламентированному статьями уставов, наставлений и приказов».

Или вот о занятиях курсанта:

«Курсант всецело во власти команды, послушный вол, не терпящей никаких возражений. Он устал, выдохся, отказывают мышцы, нет никаких сил?.. Вздор! Он обязан! Обязан повиноваться, найти выдержку, терпение для того, чтобы управлять собой… Это необходимо будущему командиру. Занятия продолжались до тех пор, пока упражнение не отработано в мельчайших деталях, до автоматизма – на плацу, в спортзале, под крышей манежа, в парке, в поле…»

Но также важна мотивация поступков воина. Это стержень, на который нанизываются воинские знания, физическая закалка, дисциплина и многое другое, без чего не будет солдата, способного побеждать свой страх и пожертвовать самым дорогим, что у него есть, – своей жизнью, защищая на поле боя своих близких, свой народ.

Говоря о безымянном воине, Василий Петров безусловно подразумевал себя самого, передавал свои сокровенные мысли, размышления:

«С детства его волновало, наполняя душу чувствами, все, что было в прошлом, далеком прошлом, с древних, незапамятных времен. Материнское молоко, питающее разум и мышцы, воскрешало в маленьком сердце седую старину. Разве ему не дорого то, что почитали отцы и праотцы, и не щемит сердце, когда он листает страницы ушедших жизней? Разве он не унаследовал их славные имена?.. Доблестный дух их и поныне витает в туманах, а в пору ненастья разве не слышится зов далеких голосов, зов родства и крови?.. Сказания о князях-воителях, храмы старых богов, башни Кремля – бесценное достояние великого народа, сосредоточение русской государственности, нетленные святыни предков…

Пространства владений их возвышают дух, согревают обычаи, веселят песни, далекая неведомая быль оживает, чудится звон мечей, привкус дыма отшумевших в веках битв. Подвиги древних героев приобщают его к понятиям чести и справедливости… Он с детства научен дорожить словом, обещанием, обязательством по отношению к другим… Превыше жизни он ставит верность, и свои годы прожил заботой, общей со всеми… Он принял правоту народа, как принимают собственную правоту, и поэтому служит ему».

Программа специальной подготовки курсантов-артиллеристов начиналась с изучения материальной части орудия, обязанностей обслуживающего персонала, тактики артиллерии и подразделений родов войск, в интересах которых артиллерия ведет огонь. Теоретические знания увязывались с практикой в артиллерийских парках, у орудий. На полигонах курсант приобретал первичные навыки организации службы наблюдательных пунктов и в управлении с личным составом, учился обращению с приборами и средствами связи.

Артиллерийское оружие само по себе не стреляет. Чтобы оживить его, необходимы строго согласованные усилия дисциплинированных, опытных воинов – орудийных номеров. Артиллерия – целая отрасль военных знаний. Она включает в себя различные учебные дисциплины: устройство материальной части орудия, боеприпасы, приборы наводки и управления огнем, правила стрельбы, тактику, топографию, аппаратуру связи, полевую фортификацию, химическую службу, средства передвижения.

Артиллерийское подразделение – это разнообразный по составу и сложный организм, для управления которым используются воины многих специальностей – огневики, разведчики, топографы, телефонисты, радисты и другие. Орудие обслуживается орудийными номерами. Численность орудийного расчета – от пяти и больше номеров, в зависимости от калибра орудия. У каждого орудийного номера свои обязанности, но действовать они должны в одном ритме, как слаженный механизм. Командовать всем этим организмом должен командир батареи. Он единолично управляет огнем подразделения и обеспечивает выполнение боевой задачи.

Командир-артиллерист должен мыслить точными категориями и обладать твердостью духа. Без этого нельзя использовать в полной мере поражающую силу орудий. Самообладание – это способность подчинять собственные поступки велению долга. У артиллериста самообладание особого рода. Своим поведением он влияет на орудийные расчеты, разведчиков, вычислителей, связистов – всех, кто прямо или косвенно причастен к орудийному выстрелу.

Принципы боевого применения артиллерийских подразделений существенно отличаются от других родов войск. Пушку или гаубицу обслуживает артиллерийский расчет.

Элементы боевых порядков во всех видах боя разделены расстоянием. Ни общей траншеи в обороне, ни общих цепей в наступлении. Командиру-артиллеристу, помимо волевых качеств, необходимы специальные знания по устройству и эксплуатации орудия, правилам стрельбы, топографии и геодезии, связи и транспорта, полевой фортификации. Но прежде всего – способность объединять боевые порядки в одно целое и управлять ими. Служба отдельного орудийного номера во многом зависит от умения командира подавать команды, посредством их поддерживается взаимодействие людей в орудийных расчетах.

А таблицы стрельбы? Сколько там разнообразных требований, рекомендаций и запретов, пренебрежение ими снижает эффективность огня и нередко приводит к гибели людей и уничтожению материальной части. Командир-артиллерист должен твердо помнить все эти наставления и вложить их в сознание каждому орудийному номеру.

Артиллерию во время Первой и Второй мировых войн называли «богом войны». Такое сравнение не случайно. У артиллерийских командиров важная функция. Они осуществляют поддержку на поле боя пехоты и танков. Если пехота и танки ведут огонь в пределах досягаемости своего оружия, то артиллерия может вести стрельбу за чертой горизонта, с закрытых позиций. От того и удары ее неожиданные для противника, они, как карающая десница из-за облаков, поражают, когда их не ждут.

В 1930‑е годы высшее командование Красной армии учитывало особенности службы различных родов войск. К призывникам, поступавшим в военные училища, предъявлялись высокие требования как в части общеобразовательной и физической подготовки, так и предрасположения их к выполнению командирских обязанностей. Специально отобранные квалифицированные кадры командиров и преподавателей, пользуясь простыми, испытанными методами, приобщали курсантов к службе. Усилия концентрировались на дисциплине обучаемых и их способности беспрекословно повиноваться. На этой основе строилась вся система воинского воспитания и обучения необходимым техническим знаниям.

Во время зачетной боевой стрельбы на полигоне у курсантов выпускного курса произошло чрезвычайное происшествие. Из-за ошибки командира орудия 152‑миллиметровый снаряд упал рядом с наблюдательным пунктом. Василий Петров в это время был в траншее. Сначала он услышал жуткий вой летящего снаряда. Затем взрыв всколыхнул под ногами землю. Лица курсантов мгновенно стали белыми от страха. Сам Василий почувствовал желание броситься на землю, прижаться к ней как к своей спасительнице. Это желание постоянно будет преследовать его на протяжении всей войны.

* * *

Ночью 14 июня 1941 года пассажирский поезд прибыл во Владимир-Волынский. Этот древний город был известен еще с 988 года. В ХІІ веке он был столицей Владимир-Волынского княжества. Потом находился в Литве и Польше. В 1795 году вошел в состав Российской империи. После советско-польской войны 1920 года по Рижскому мирному договору эта территория перешла к Польше. В сентябре 1939 года после нападения Германии на Польшу Советский Союз ввел свои войска на Западную Украину, назвав это «освободительным походом». Город Владимир-Волынский был включен в состав вновь образованной Волынской области.

Когда поезд остановился, пассажиры вышли из вагонов на перрон. Среди них было несколько лейтенантов – выпускников Сумского артиллерийского училища. Они направлялись в воинские части, дислоцированные на западной границе СССР. Лейтенант Василий Петров получил назначение в 92‑й отдельный артиллерийский дивизион на должность заместителя командира третьей батареи 152‑миллиметровых гаубиц.

Учеба в училище давала курсанту в основном теоретические знания. Решающим фактором в формировании интеллекта командира являлась служба в армейском подразделении. Здесь он обретал умение обращаться с людьми. Готовить командира только теоретически – это все равно, что плавать в бассейне, где есть стены, дно, краны, есть тренер, но нет воды. Огневой взвод – это не только две шеренги людей, одетых в мундиры, это то, что объединяет командира и его подчиненных в боеспособный воинский организм. Важную роль в последующем воспитании командира играет коллектив, принявший новичка. Здоровая, взыскательная атмосфера службы способствует становлению командира взвода на первых порах, когда ему это особенно необходимо.

Нужно более подробно сказать об орудиях, которые состояли на вооружении. К началу 1930‑х годов руководству Красной армии стало очевидно, что гаубицы периода Первой мировой войны устарели и не удовлетворяют современные требования к орудиям такого класса. Некоторые недостатки удалось устранить путем модернизации этих орудий, но часть проблем так и осталась нерешенной из-за устаревшей конструкции лафета и ствольной группы. В то же время армия испытывала большую потребность в мощных 152‑миллиметровых гаубицах, которые в тот период входили в состав дивизионной артиллерии.

В 1937 году на Мотовилихинском машиностроительном заводе в конструкторском бюро под руководством Ф.Ф. Петрова начинается проектирование новой гаубицы современной конструкции. Первый опытный образец орудия был готов 2 ноября 1937 года, после чего начались его заводские испытания. Полигонные испытания выявили ряд недостатков. На войсковых испытаниях в 1939 году был подан доработанный вариант этого орудия с удлиненным стволом, что обеспечило полное сгорание заряда. Еще до завершения войсковых испытаний оно было принято на вооружение под наименованием «152‑мм дивизионная гаубица образца 1938 г.». Впоследствии прилагательное «дивизионная» было убрано из официального наименования орудия.

В 1930‑х годах правительство СССР ввело буквенные индексы для каждого машиностроительного производства. Мотовилихинский механический завод (г. Пермь) получил индекс «М». Орудия, разработанные этим заводом, имели наименование с этим индексом. 152‑мм гаубица получила еще одно название – М‑10. Эта гаубица являлась довольно совершенным для своего времени орудием. Для него предусматривалось восемь различных метательных зарядов. Гаубица оснащалась подъемным и поворотным механизмами секторного типа. В походном положении ствол оттягивался. Лафет с раздвижными клепаными станинами коробчатого типа комплектовался колесами от грузового автомобиля ЗИС‑5. Для защиты расчета от пуль и осколков имелось щитовое прикрытие. Орудие могло перемещаться как конной (имелся передок массой около 400 килограммов), так и механической тягой.

М‑10 могла стрелять всем ассортиментом 152‑миллиметровых гаубичных снарядов. Работа заряжающего и подносчика снарядов в расчете была очень тяжелой – требовалось в одиночку переносить снаряды весом свыше 40 килограммов. При установке взрывателя осколочно-фугасной гаубичной гранаты на осколочное действие ее осколки разлетались на площади 2100 квадратных метров. Если взрыватель был установлен на фугасное действие, то при взрыве гранаты в земляном грунте образовывалась воронка диаметром более трех метров и глубиной более одного метра. Бронебойный же снаряд проникал в удаленную на один километр железобетонную стену на 80 сантиметров и разрывался внутри ее, пробивая 114 сантиметров железобетона.

К июню 1941 года – началу нападения Германии на СССР – на вооружении Красной армии состояло более тысячи 152‑миллиметровых гаубиц образца 1938 года. Большая часть их находилась на западной границе СССР. С первых же дней войны это орудие вступило в бой. Гаубица использовалась для стрельбы с закрытых позиций по живой силе противника, его фортификационным укреплениям, важным объектам в его ближнем тылу. Большой угол горизонтальной наводки и мощная баллистика позволяли орудию успешно бороться с танками. Однако в ходе летних боев 1941 года М‑10 понесли большие потери. В том же году их серийное производство было прекращено. Уцелевшие же гаубицы использовались в течение всей войны.

Некоторое количество гаубиц было захвачено противником. Их приняли на вооружение вермахта. Немцы высоко оценили это орудие, отметив как недостаток лишь достаточно большую массу.

Всего этого молодой лейтенант не мог знать. Первое, на что Василий Петров обратил внимание, когда приступил к своим обязанностям, – нехватка личного состава. Вместо девяти человек орудие обслуживали семь, что сказывалось на боевой подготовке орудийного расчета. Двоих бойцов постоянно привлекали на хозяйственные работы или ухаживание за лошадьми.

Когда Петров попытался выяснить, почему так происходит, у своего командира лейтенанта Величко, тот заявил, что нужно работать над взаимозаменяемостью орудийных расчетов. В бою возможные потери компенсируются слаженностью работы остальных бойцов.

Василий Петров не согласился с таким доводом. Боевая задача состоит в том, чтобы орудийные номера послали в цель определенное количество снарядов в определенное время. Отсутствие людей в боевом расчете приведет к тому, что это задание не будет выполнено. Однако командир батареи сказал, что ничего страшного не случится, через десять дней все орудийные расчеты будут укомплектованы по штатному расписанию. Тогда, поспорив, ни Величко, ни Петров, не знали, что десять дней – это лишь мгновение. Мгновение между миром и войной.

Уже тогда проявилась черта характера Василия Петрова, которая не нравилась многим его начальникам, – это требовательность в выполнении своих служебных обязанностей, строгое соблюдение устава. Второй конфликт между лейтенантами Величко и Петровым произошел из-за секретной инструкции начальника артиллерии стрелкового корпуса, которая имелась в части на случай боевых действий. Все командиры должны были с ней ознакомиться и следовать ей в случае нападения врага.

В первом разделе инструкции излагались общеизвестные уставные требования, которые необходимо соблюдать в повседневной службе. Командир батареи обязан содержать личный состав, вооружение, средства тяги в состоянии готовности к немедленному применению. Перечислялись факты, которые могли вызвать применение боевых средств. Это сосредоточение немецких войск вдоль границы с СССР, деятельность немецкой авиации, которая неоднократно нарушала воздушное пространство страны. Самолеты-разведчики открыто производили разведку, удаляясь от границы на расстояние до двадцати километров.

Когда Петров прочитал все эти данные, то сразу понял, что война может начаться в любой момент. Однако во втором разделе инструкции, где излагались меры по пресечению агрессии, не было никакой определенности. Одни фразы противоречили другим. Заключительная страница инструкции больше напоминала головоломку, чем руководство к ведению войны. После занятия боевых порядков артиллеристам предписывалось со всей решительностью противодействовать противнику и в то же время соблюдать особую осторожность: огонь не открывать, ожидать указаний.

Ни командиры батарей, ни командир дивизиона не имели полномочий использовать огневую мощь своих подразделений в условиях нападения. Право на открытия огня сохранялось только за старшими начальниками. Когда поступит такой приказ? Кто его передаст? Будут ли эти начальники располагать сведениями о том, что происходит на поле боя?

Все эти вопросы Василий Петров задал своему командиру – лейтенанту Величко. Как должен поступить старший на батарее? Искать старших начальников или отражать нападение противника? Вдвоем они еще раз прочли инструкцию. И не нашли ответа на эти вопросы. Подошедший помощник начальника штаба объяснил, что главное для них – привести свои подразделения в боевую готовность, а потом обязательно поступит разъяснение от вышестоящих начальников. Там, наверху, знают обстановку лучше, чем они здесь, на местах.

Ни Петрова, ни Величко такой ответ не удовлетворил. Но не могли же младшие командиры оспорить инструкцию, подписанную начальником артиллерии корпуса! Оставалось надеяться, что все обойдется, ведь между Германией и СССР заключен пакт о ненападении. В советских газетах писали, что Германия – дружественное государство. Обсуждение секретной инструкции проходило 17 июня, до начала войны оставалось пять дней. Или всего пять дней! Это как посмотреть…

* * *

Василий Петров, проснувшись, не сразу смог сообразить, что происходит. Дрожали стены казармы. На полу валялись битые стекла, со стен и потолка сыпалась штукатурка. Валил едкий дым. Грохотали взрывы. Во дворе рвались снаряды, сверкало пламя.

Василий машинально глянул на часы. Они показывали 3 часа 02 минуты. Это время он запомнил на всю жизнь. Так для него началась война. В спальном помещении бегали полуодетые растерянные люди.

– Третья батарея! – крикнул он. – Боевая тревога! Наряду вскрыть ящики с патронами, выдать оружие!

И сразу возник какой-то порядок. Солдаты одевались, разбирали оружие, противогазы. Младшие командиры строили людей.

Во дворе увидел первых жертв обстрела. Одни лежали на земле неподвижно, вторые стонали. В парке горел тягач. Петров отдал приказ выводить орудия. Он действовал по инструкции, которая гласила:

«Командир батареи и лица, его замещающие, обязаны немедленно вывести батарею, материальную часть с боеприпасами, тягачи, автомобили, личный состав, все штатное имущество из расположения части…»

В 3 часа 31 минуту батарея заняла боевые порядки. В инструкции сказано, что сюда должен прибыть кто-то из старших начальников либо его представитель. С начала огневого налета прошло полчаса. Однако никого не было. Петров не знал, что ему дальше делать.

Прошло еще полчаса. Над головой пролетели немецкие бомбардировщики, вскоре послышались взрывы бомб. В пять часов утра появился командир батареи лейтенант Величко вместе с политруком Шапиро. В это время бойцы открыли огонь из винтовок по низко летевшему немецкому самолету-разведчику.

Политрук сразу же вмешался:

– Товарищ лейтенант, вы не имеете указаний, самовольно действуете. Ваша опрометчивость может дорого стоить. Возможно, что это фашистская провокация. Нужно подождать, пока обстановка не выяснится…

Петров объяснил, что немецкий самолет-разведчик «хеншель» корректирует огонь немецкой артиллерии, и бойцы его батареи стреляли по самолету в целях самообороны.

Но политрук не мог успокоиться и все сокрушался по поводу того, что огонь был открыт без разрешения начальства:

– Товарищи красноармейцы, фашисты нас провоцируют, они хотят начать войну и взвалить всю вину на Советский Союз! Это провокация…

Однако его слова не нашли понимания среди батарейцев. Они стали перечислять своих товарищей – тех, кто погиб или был ранен.

Василий Петров говорил, что в тот момент ему самому хотелось поверить в то, что это не война, а фашистская провокация.

«Неужели так начинается война – великое бедствие, несущее гибель миллионам людей? Мне казалось, что это наваждение, кошмарный сон, дым рассеется, наступит тишина. Увы, разрывы снарядов не оставляли никаких надежд. Позади меня орудийный номер споткнулся, упал, окровавленный, лицом в пыль, с карабином, ранцем, противогазной сумкой. Он недвижим, он мертв, а другие бежали мимо, охваченные ужасом. Человеческая смерть на глазах. И я понял – это начало, первая жертва, принесенная на алтарь войны огневыми взводами нашей батареи, и больше не сомневался. Потому-то я отдал приказание стрелять по корректировщику, когда еще не раздалось ни одного выстрела».

В течение целого дня артиллеристы так и не получили приказ на открытие огня по противнику. Несколько раз они наводили свои орудия на цель, но каждый раз по телефону поступала команда: «Стой!» Это бездействие подавляло людей. Никто не мог вразумительно объяснить положение. А тут еще хлопоты с касками. Бойцы их надели впервые, поверх пилоток. Но они не держались на голове. А инструкции по их подгонке не было. Вот и мучились, пока не приловчились.

Только на вторые сутки командир дивизиона объявил на построении:

– Товарищи командиры! Без объявления войны немецкие вооруженные силы вторглись в пределы нашей страны. Наши войска получили приказание атаковать агрессора всеми силами и отбросить его за государственную границу. Девяносто второй отдельный артиллерийский дивизион поступает в распоряжение начальника артиллерии восемьдесят седьмой стрелковой дивизии.

Закончил он свою речь так:

– Товарищи командиры и политработники! Нам первым надлежит нанести ответный удар по вероломному врагу, продемонстрировать мощь нашей артиллерии.

В ответ трижды прогремело «ура!». Петров говорил, что в тот момент бойцы почувствовали какое-то облегчение. В том, что началась война, сомнений больше не было, каждый знал, что ему делать! Это бить врага!

* * *

А вот первая боевая стрельба осколочно-фугасными гранатами по вражеской пехоте. Поданы команды. Время, положенное для наведения орудий, проверки и заряжания, прошло. Командиры орудий ждут команды. Первое орудие, второе, третье, четвертое.

– Огонь!

Четыре мощных выстрела сотрясли воздух. Затухающие колебания звуковой волны опередил мягкий шелест улетевших к цели снарядов. Более двух часов на позиции не стихал грохот. Стрельба не прерывалась ни на минуту. Боеприпасы были на исходе, люди совсем обессилели, с трудом держались на ногах. Ведь приходилось ворочать тяжеленный лафет, заряжать, наводить орудие, подавать снаряды.

«Что побуждало действовать сержантов, орудийных номеров? – задавался вопросом Петров и отвечал: – Нравственно здоровому человеку стыдно сознаться, показать, что силы иссякли, одолевает усталость, немощь, конечности налиты свинцом. Неловко, неприятно и неприемлемо перед командиром и теми, кто рядом, кто выполнял команды, повиновался и вел огонь».

Самого лейтенанта Петрова подстерегала напасть. Во время боя он охрип. Встал вопрос: как управлять боем? Жестами? Этого делать нельзя. Но выход был найден. Петров произносил команды на ухо орудийному номеру, тот громко повторял их. Но вскоре и этому номеру понадобилась замена.

Поступил приказ на батарею: «Приготовиться к отражению танковой атаки. Огонь вести прямой наводкой!»

И вот вражеские танки движутся на батарею по лесной просеке. Их можно видеть невооруженным глазом. Лица артиллеристов бледнеют. Танки для них – это что-то неведомое, страшное.

Следует команда:

– Первому огневому взводу… по двум головным, второму огневому взводу… по группе, которая вышла к ориентиру шесть… осколочно-фугасной гранатой, взрыватель РГМ, фугасный, заряд полный… угломер… тридцать ноль, уровень… тридцать ноль, прицел восемь.

Вспыхнуло пламя, громыхнул выстрел. Танки открыли ответный огонь.

Вот размышления лейтенанта Петрова в этот момент:

«Многие утверждают, будто в минуту опасности память возвращается вспять, оживляет позабытые впечатления. Я не могу этого подтвердить. В такие мгновения не до воспоминаний. Близкие разрывы ударили больно по слуху, будто отключилось сознание. Захотелось лечь, укрыться, исчезнуть. Нет, страх не коснулся моей души, но состояние жуткое, ошеломляла близость смерти, непостижимое присутствие ее. В то же время меня властно влекла возможность противостоять, предчувствие последующих мгновений, того, что произойдет по моему слову».

По его команде прогрохотали гаубицы. Головной немецкий танк скрылся в облаке дыма и пламени. После второго выстрела получила прямое попадание еще одна машина. Вражеские танки, не выдержав огня советских артиллеристов, начали отползать назад.

Атака была отбита. В батарее Петрова двое погибших, пятеро раненых. Одно орудие выведено из строя попаданием вражеского снаряда, два других получили серьезные повреждения. Но главное то, что заканчивались снаряды, а новых не подвезли и горючее для тягачей на исходе.

Вскоре пришла еще одна печальная новость. Противник занял Новоград-Волынский, им перерезаны пути сообщения, прекратилось снабжение, боеприпасы израсходованы, нет горючего. Командир дивизиона майор Фарафонов принял решение вывести из строя орудия, тягачи и все транспортные средства. Была поставлена задача – выйти к своим войскам.

Петров говорил:

«Сегодня я готов был ко всему, но то, что произойдет в ближайшую минуту или две, претило моей воинской совести. Лишиться орудий после всех злоключений! Все уйдут… Я уйду… брошенные гаубицы останутся».

Мелькнули огни – красные и белые, – это сигнал поджечь машины. И вот уже пылают факелы. Гаубицы, которые безотказно служили под разрывами снарядов и бомб, теперь брошены в пламени. Утешало лишь то, что они целыми не достанутся противнику.

* * *

У Василия Петрова есть рассуждение о воинской дисциплине, достоинстве, совести. С воинской дисциплиной, казалось бы, все понятно, армия не может без нее существовать, но и здесь не все было так однозначно. Воинскую дисциплину в училище курсантам преподавали как символ веры. Моральный облик будущего командира выражал его способность подчиняться, соблюдать нормы уставов. Внешний вид, умение вести себя, как подобает воину, ценились наравне со знаниями ведущих предметов. Над повышением уровня воинской дисциплины курсантов трудились их командиры, политработники, преподаватели училища. Трудились целеустремленно, без устали.

Петров говорит, что гордился тем, что привык, не размышляя, выполнять требования службы. Выучив наизусть статьи уставов, он ожидал, что все военнослужащие также будут их соблюдать.

«Тот факт, что гражданский человек облачался в форменную одежду, уже сам по себе наделял его силой воина, способного переносить все тяготы и лишения…»

А обязанности командира сводятся к роли распорядителя, отдающего приказания. По его слову подчиненные беспрекословно выполняют все точно и в срок. Это была схема поведения, сочиненная людьми, которые смотрели на воинскую службу как бы со стороны. В то время курсанту, а потом молодому лейтенанту не приходило в голову, что командовать – означало приводить в действие орудийный расчет, взвод, батарею, брать на себя ответственность большую, чем несли ее подчиненные. Вот с этим у некоторых командиров были проблемы. Они старались свою ответственность переложить на плечи подчиненных и во всех промахах и отступлениях от устава обвинять их, а не себя.