Текст книги "Как мы служили на «Гремящем»"

Не надо смешивать спирт и пиво

Архипелаг Новая Земля, 1990 год, осень. Мы, большой десантный корабль БДК-55, обеспечивали перевозки на Новой Земле в течение лета и осени до постановки льдов, шныряя между губой Белушья и поселком Северный, находящимся в проливе Маточкин Шар. Уходя в поход на Новую Землю, закупили в Североморске то, что на островах было в дефиците: пиво и арбузы, на которые у аборигенов можно было выменять красную рыбу: гольца, палию, горбушу и семгу. В поселке Северный, где находился полигон, в местном магазине можно было приобрести товары еще по советским ценам. Утюги, сковородки, лампочки – все это было в дефиците в Североморске. Инфляция зашкаливала, но в Северном как будто об этом не знали. А мы этим пользовались и покупали все подряд.

Как-то раз начальство местного строительного батальона пригласило нас в баню. Нас, это командира нашего корабля, меня – старпома – и нашего замполита. В назначенное время за нами приехала машина – грузовик «КРАЗ». Еле взобрались на высокий борт. Ехали километра полтора. Баня находилась в здании местной котельной, стоящей на сваях, как и все, что построено в Северном. С виду покосившийся дом, закопченный, серый и невзрачный, как и большинство строений в поселке. А внутри оказалось все обшито отшлифованным деревом, как во дворце. Приятно удивил просторный предбанник, где нам были предложены тапки, удобные широкие вешалки для шинелей, полочки для головных уборов. Проходим в большущую комнату отдыха. Шесть банкеток выстроены в ряд, на каждой лежит простыня, кусок мыла, новая мочалка из полипропиленового «конца» (каната) и березовый веник, явно привезенный с Большой земли, так как на острове нет деревьев, только трава и грибы (грузди). Чистота ослепительная. Вешалки для формы удобно расположены напротив лежаков. Стены с помощью выжигателя расписаны по дереву рисунками голых баб, похожих на русалок, и правилами поведения в сауне. В помещении, где накрыт стол, в углу на подвесной полке телевизор (показывает только одну архангельскую программу), на стене на гвозде висит гитара, в другом углу на стуле баян. На столе первое, что бросается в глаза, это огромная семга, искусно напластанная, но сложенная так, что комар носа не подточит, как только что выловленная, как целая! Несколько банок консервов из северного доппайка. Двухлитровый графин спирта и рядом графин с водой, хлеб нарезан горкой. Мы, как угощение, привезли с собой ящик пива, пару банок воблы и три громадных арбуза килограммов по 12. Впечатление, что здесь нет временщиков. Все сделано заботливо, со знанием и умением, как будто какой-то человек создавал всю эту красоту для себя, для семьи, для друзей. Как на собственной даче.

Угощали нас по полной программе. После сауны бассейн с водой, накачанной насосом прямо из пролива, температурой не выше, чем растопленный снег. Вышли из бассейна, немного подогрелись в сауне, накрылись простынями и за стол. Пили немного. После пары тостов начштаба батальона, убеленный сединами 30-летний майор, взял гитару и спел «Есаул» Газманова, причем ни разу не ошибаясь в нотах. Я сам играю на гитаре и заметил бы фальшь сразу. Кто меня знает, подтвердят это. Потом мы приступили к кульминации всего действа, вскрыли банки с воблой. Надо сказать, что на снабжение кораблей ВМФ в то время поступала вобла трех видов: в мешках, как правило, выдавалась во время шторма личному составу матросов и старшин; в коробках, как правило, выдавалась мичманам во время качки и в банках, как правило, раздавалась офицерам в непогоду. Конечно, в банках вобла была наивкуснейшая, непересохшая, вся с икрой, можно сказать «элитная». Наш замполит, Коля Федоров, специалист по разделке этой чудесной рыбы, быстро расправился с четырьмя хвостами, которые находились в первой банке. Тут-то мы и угостили их пивом. Раздались такие восторженные возгласы, такие эпитеты, которых по поводу обыкновенного «Жигулевского» больше нигде не услышишь. Ну, пиво как пиво. Что такого? Но надо побыть, пожить, послужить там, на «конце географии», и все встанет на свои места. Тогда обыкновенный арбуз по 40 копеек за кг становится праздником. Благословенные времена. Арбуз, конечно для жены. Для той, которая делит с тобой все тяготы и неурядицы службы пополам. Детей я там, на Новой Земле, не видел. Слишком все это серьезно было. Попарились, конечно, несколько раз. Семгу можно было есть губами, способ приготовления составлял тайну и не раскрывался, вкус зашкаливал. В общем, три часа, отведенных на удовольствия, пролетели быстро. Все начали, не торопясь, собираться. Петрович, начштаба стройбата, пригласил меня перейти дорогу и ознакомиться с бытом в его квартире, так как у него есть чудо техники – телевизор с дистанционным управлением. Я согласился, взял «добро» у командира корабля, Владимира Анатольевича Елизарова, так что мы с майором быстренько перешли дорогу и поднялись на второй этаж барака, стоящего на сваях.

Перед уходом комбат предупредил меня, что через 15 минут будет машина, которая отвезет нас до причала. Иначе мне улыбнется перспектива прогуляться до причала пешком. А при наличии заглядывающих в поселок белых медведей такая «улыбка» может оказаться весьма кривой. Поэтому, зайдя в однокомнатную квартиру, мы первым делом отнесли арбуз на кухню. Хозяин открыл форточку и достал пакет со строганиной из гольца и горбуши, наскоро заправил ее постным маслом, посолил, поперчил, перемешал. Петрович налил по стопке разведенного спирта. Выпили за содружество родов войск, закусили и перешли к осмотру чудо – техники. Телевизоры с пультами только входили в моду и в Североморске были не у всех. Прошли в единственную комнату. Слева у стены раскладной диван, напротив нас у стены двустворчатый шкаф для одежды, справа на тумбочке у окна телевизор, который при включении неустойчиво показывал все ту же архангельскую программу. Возле тумбочки какая-то тряпка прямо под розеткой, в которую включен телевизор. От вилки телевизора тянется прочная нитка, за которую перед тем, как заснуть, дергает Петрович, когда надо выключить его из розетки, чтобы не вставать. Тряпка нужна, чтобы вилка не повредилась при падении на пол. Вот и все дистанционное управление. Я от души посмеялся, мы побежали провожаться. По пути я спросил, можно ли на послезавтра организовать такую же баню для офицеров корабля, но уже не на уровне командиров, а на ступень ниже? «Шило» (спирт. – С.Ч.), вобла и пиво с нас, все остальное, мол, с вас. Петрович ответил утвердительно. Договорились на 19.30 в субботу. По пять человек с каждой стороны (всего на БДК было восемь офицеров, трое в бане уже побывали). В субботу дежурным по кораблю заступал командир БЧ-2-3 старший лейтенант Андрей Третьяк, один из самых толковых на корабле, а это важно в парково-хозяйственный день. Возглавлять культпоход в сауну я назначил себя любимого. Машину обещали в 19.20. Как только мы с Петровичем подошли к котельной, пришел «КРАЗ», мы распрощались с нашими новыми друзьями, от души поблагодарили их за радушный и столь организованный прием, забрались в кузов и через 10 минут пили чай в кают-компании на борту родного корабля.

Нам сказали, что стоять в Северном будем еще как минимум три дня. В субботу после большой уборки я получил разрешение от командира на поездку в баню с офицерами корабля. После ужина в мою каюту прибыли участники культурного мероприятия. Я попросил дежурного по кораблю позвонить в батальон и проконтролировать прибытие машины за нами в 19. 20. Третьяк ответил:

– Есть!

И ушел в рубку дежурить. Прошло немного времени, за которое мы успели «размяться» граммулек по 30 «шила». Пришел дежурный и доложил:

– Товарищ капитан третьего ранга! Насчет бани договорился. Машина будет через пять минут!

– Понял, – отвечаю. – Спасибо.

И разливаю еще по 30 граммов в чайные стаканы. Закурили. Этого, как выяснилось, делать не стоило. Приходит опять дежурный, и докладывает, что насчет бани договорился, машина стоит у трапа. Прошло еще каких-то минут десять. Я уже дал команду идти всем за арбузами и выходить к трапу. Но, тут опять появился Третьяк, и докладывает:

– Товарищ капитан 3 ранга, насчет бани договорился …Бани не будет. Машина ушла!

Я чуть арбуз себе на ногу не уронил.

«Факир был пьян и фокус не удался», – подумал я, вышел на шкафут и выругался в след удаляющемуся за поворот «КРАЗу». А ведь счастье было так близко. Вызвал участников несостоявшегося веселья, сказал, чтобы больше не вздумали употреблять, и что в батальоне сломалась сауна, поэтому баня отменяется. Командир ржал, как конь, узнав, чем закончился наш поход в баню. Поэтому ничего не оставалось, как разогреть собственную сауну и помыться у себя. А гордые батальонщики остались без пива, воблы и арбузов.

Вывод напросился сам по себе. Нельзя пытаться совместить два разных удовольствия (спирт в каюте и пиво в бане) в одном флаконе. Ну что ж, наукой будет…

Знание – сила!

И еще одна история про пиво и воблу. 40 лет назад наш гвардейский большой противолодочный корабль (БПК) «Гремящий» прибыл из Балтийска в главную базу Северного Флота – славный город Североморск. Я был тогда командиром электронавигационной группы, то есть младшим штурманом. Жили мы, младший офицерский состав, в каюте мичманов, то есть шесть человек вместе. Дело в том, что на корабле базировался штаб бригады, так что наши штатные каюты занимали флагманские специалисты.

Ранняя весна, мороз градусов 10. Мы стоим у причала, целый день занимаемся учениями, тренировками, в общем, боевой подготовкой. Намаялись, одним словом. За ужином секретарь комсомольской организации Андрей Чернов вполголоса внес деловое предложение: а не попить ли после отбоя пивка? На голосование не выносили, согласились сразу и все. Только секретарь парторганизации с сожалением посмотрел на свою нарукавную повязку «Рцы» – ему попить пивка не светило, он дежурил по кораблю.

Бросили на пальцах, кто пойдет за пивом в ближайшую «стекляшку», сбросились по рублю и отправили гонца на дело. Благо, помощник командира корабля по снабжению (ПКС) только что получил со склада партию воблы. После отбоя все мы, как положено, проверили своих по головам в койках, после чего прибыли к месту действия в каюту. Воблу открыли (она была, как известно, в больших жестяных банках) и почистили быстро, не переставая петь при этом дифирамбы пэкаэсу. Выпили по бутылочке. Удовольствие – неописуемое. А тару куда девать?

Ничего лучше не придумали, как за борт. Не оставлять же компромат в каюте. Один из нас высунулся в иллюминатор и с грустью доложил:

– Ребята, а там лед, бутылки прямо под бортом лежат.

Сразу нашелся еще один сообразительный, который позвонил дежурному по кораблю Коле Рыжих и, объяснив в чем дело, попросил отправить рассыльного на шкафут с гирей на конце – топить наши бутылки. Ну, понятное дело, не хотелось вот так легко спалиться. Через несколько минут раздалось бухание пудовой гири прямо под нашим иллюминатором – моряк старался, так что грохот стоял, как во время учений по противоподводно-диверсионной обороне. Под этот аккомпанемент мы выпили еще по одной.

Вскоре позвонил Коля Рыжих и предупредил, чтобы за борт больше ничего не бросали, мол, все-таки рассыльный не железный. И тут внезапно появился мой командир боевой части, то есть старший штурман гвардейского БПК «Гремящий» капитан-лейтенант Николай Николаевич Шумов. Он вошел тихо и спросил, что за представление мы устроили за полночь. Получив невразумительный ответ, Шумов протянул руку к книжной полке, вытащил таблицы приливов и сказал мне:

– Насчет пива мы с тобой завтра поговорим. А вообще, интересно, чему тебя в училище учили? – Штурман открыл таблицы. – Смотрим сюда и видим, что через полтора часа будет отлив, лед от борта унесет в Кольский залив. И что вы матроса мучаете? Ложитесь спать, умники!

Мы, правда, не легли и честно дождались отлива. Через полтора часа лед отвалил от борта и медленно поплыл в залив. До подъема оставалось еще четыре часа. Мы уже лежали в койках, когда в темноте каюты кто-то из наших произнес:

– Да, все-таки знание – сила!

Пожар во время наводнения

Лето 1990 года. Я – старший помощник командира большого десантного корабля (БДК-55). Наш корабль в очередной раз отправлен на Новую Землю – доставить туда технику для обеспечения испытаний ядерного оружия на Новоземельском полигоне.

Работы хватало. Надо было перевезти из губы Белушьей в поселок Северный, находящийся в проливе Маточкин Шар, несколько десятков фургонов с научной аппаратурой, предназначенной для различных измерений во время взрыва. Сам по себе взрыв, как известно, – это не просто «бабах!». Это еще и поиск новых материалов, и научные измерения в области ядерной физики, и многое другое, неизвестное непосвященным. А еще при взрыве, кроме испытания нового ядерного изделия, уничтожались несколько старых, заложенных вместе с ним.

Вот поэтому в газетах писали, что такого-то числа на таком-то полигоне «произведено испытание нового ядерного оружия, мощность взрыва составила от 20 до 80 кт». Не потому что ученые не знали, сколько в тротиловом эквиваленте заложили для взрыва. Знали, конечно. А вот взорвались или сгорели старые заряды – об этом можно было только догадываться, проведя соответствующие измерения.

Тем временем кому-то из вышестоящих штабов пришла в голову идея привезти с Новой Земли металлолом, которого там было выше крыши. А время-то было весьма трудное, крутились как могли. Поэтому в перерыве между перевозками, выполняя приказ, мы загрузили наш корабль под завязку вручную черметом (тонн 170) и в довершение этого безобразия (боевой же корабль) в танковом трюме разместили две катушки медного кабеля, каждая примерно по две с половиной тонны. Которые с помощью талрепов намертво закрепили, чтобы они не летали и не катались во время качки.

Пришли в Североморск, выгрузили железяки, с особым трепетом вынули катушки меди (медь, как цветмет, уже тогда стоила недешево). На следующий день получаем команду принять на борт контр-адмирала из Ленинграда – начальника экспедиции и следовать в Белушью, где принять технику для строительства второй очереди полигона, «десантировать» ее на Карской стороне, дальше техника пойдет сама и там построит все, что надо. Начальник экспедиции прибыл на борт, был встречен по первому разряду, размещен в каюте командира дивизии и угощен всем, что имелось у нас в наличии. Вроде и не начальник, но адмирал, и этим все сказано! Пополнили кое-какие запасы, отмыли танковый трюм, дозаправились, сыграли приготовление к бою и походу, приготовились и пошли на Новую Землю.

После выхода из Кольского залива я, как бывший штурман, зашел к командиру БЧ-1 Диме Трусову, посмотреть, что и как. И вдруг штурман сообщает мне, что у нас нет карт Карского моря с глубинами вдоль побережья Новой Земли с Карской стороны. То есть карты вроде как есть, а подробных глубин нет! Потому что последние измерения глубин производились то ли в конце XIX, то ли в начале XX века.

– Ничего, – говорю, – штурман, начальству виднее. Бог не выдаст, свинья не съест.

Добежали быстро, часов через 30 были на месте, в Белушьей. Стали на упор, корму «привязали» к причалу. Начальник экспедиции разъяснил задачу: мол, пойдем в места не очень изученные, будем соблюдать осторожность, показал на «карте мира» район высадки. Никто и не возражал. Мы, особенно штурман, всегда соблюдали осторожность. Понимая наши сложности, начальство придало нам гидрографическое судно (ГиСу), находящееся в губе Белушьей. Командир ГиСу и наш кэп договорились, что промеры глубин с помощью эхолота сделает гидрограф, имеющий значительно меньшие размеры и осадку, а все остальное сделаем мы сами.

На соседнем причале полным ходом шла разгрузка военно-транспортного судна. Мы тоже времени не теряли и готовились принять экспедицию, состоящую из нескольких единиц техники: бульдозера, передвижной дизель-электростанции, нескольких бочек солярки, вагончика для жилья, а также десятка рабочих. Ничто не предвещало, как говорится, но случилось как обычно. Мелочевку загнали в трюм и раскрепили цепями, как и положено, а вот вес гусеничного бульдозера составил ни много ни мало 67 т, да и по ширине он вместе с отвалом в трюм не заходил. Отвал отсоединили, трактор загнали, но, когда он вошел в твиндек (междупалубное пространство внутри корпуса грузового судна между двумя палубами или между палубой и платформой), палуба под ним заметно прогибалась. Ну не рассчитан был наш корабль на такой вес! Но везти-то надо, да кроме нас и некому. Закончили погрузку и, помолясь, двинулись на Карскую сторону, к новым приключениям.

Гидрограф шел за нами в кильватере, связь с ним была отличная. Шли в нескольких кабельтовах от береговой черты. В предполагаемом районе высадки стали на якорь. И вдруг с гидрографа докладывают, что у них эхолот не работает, сломался, типа, некстати. Адмирал на ходовом мостике заметно занервничал. Потом дал команду гидрографу, мол, раз вы такие-сякие, спускайте шлюпку и вперед, делать промеры глубин с помощью ручного лота. От БДК и до береговой черты. И тщательно, через каждые 3 м. На ГиСу все поняли, спустили ялик и отправились на нем добывать необходимую информацию о глубинах в районе десантирования экспедиции.

Через пару часов с гидрографа передали, что промеры сделаны, все нормально, все задокументировано, можно подходить к берегу и высаживать технику. Мы сыграли приготовление к бою и походу, приняли воду в носовую балластную цистерну, снялись с якоря, стали отдавать крепления техники и двинулись к берегу. Самым малым ходом, можно сказать, ползком. Когда до уреза воды оставалось каких– то метров 60–70, БДК встал. Вперед не идет, хоть тресни! Наш командир, капитан 2 ранга Елизаров хотел отойти и попытаться подойти к берегу на кабельтов-другой к северу или к югу от злополучного места, но адмирал, начальник экспедиции, чуть ли не закричал:

– Давай, командир, давай средний вперед, сейчас продавишь!

Дали средний вперед, конечно, адмирал же все-таки советует. БДК продвинулся на эти злосчастные 70 м вперед и встал на упор. Открыли ворота, опустили аппарель, техника медленно стала выходить из трюма на необорудованное побережье. Все несамоходное буксировал бульдозер-монстр. Техника вышла, с ней и адмирал. Подняли аппарель, закрыли ворота и попытались дать ход назад. Но не тут– то было! Не идет наш БДК назад при всем желании. Сбросили воду из носовой балластной цистерны. Дали сначала средний, потом полный назад. Безрезультатно! Связались с ГиСу. Объяснили ситуацию. Там все поняли и согласились принять у себя буксирный конец. Завели буксирный с нашей кормы на корму гидрографа, он дал максимально возможный вперед, мы максимально возможный назад. Наш БДК стронулся и слез со злополучного бара, на который «удачно» залез, выполняя пожелания адмирала из института (бар – это такая «волна» на дне моря, наносная отмель, которую прошляпили меряльщики глубин с гидрографа).

В общем, ход сбросили, буксирный конец смотали, но началось нечто невообразимое. На ходовой мостик прибежал дежурный по низам и доложил, что в гальюнах десанта из чаш «Генуя» (то есть унитазов) столбом хлещет вода. Сыграли аварийную тревогу по борьбе с водой. Гальюны десанта находились ниже ватерлинии. На главном командном пункте (ГКП) развернули схему корабля. И командир сразу догадался, что пробоина получена в районе цистерны льяльных вод (цистерна, предназначенная для сбора всякого дерьма при стоянке в порту, чтобы ничего не выливалось за борт и не загрязняло экологию).

Дальше было еще веселее. При объявлении аварийной тревоги по борьбе с водой включился второй дизель-генератор, который и включался-то только по тревоге. И вот при его включении начался …пожар. Сыграли еще и аварийную тревогу по борьбе с пожаром. Аварийные партии должны были занять свои места в соответствии с расписанием. Но не тут-то было. Все, ну, может быть, почти все, побежали посмотреть, что горит. Я, как старший помощник командира корабля, должен был наводить порядок. А как его наводить, если все матросы надели изолирующие противогазы и в масках стали все на одно лицо? Приходилось срывать маски и, опознав нарушителя расписания, разворачивать его в нужном направлении, придавать ему ускорение, да смотреть при этом, чтобы нога не застряла в известном месте. Кстати, абсолютно не наблюдал никаких признаков паники. Все были сосредоточенно-любопытны и, в общем-то, после «внушения» старались добросовестно выполнять свои обязанности по тревоге.

Для начала командиром было принято решение заглушить цистерну льяльных вод, отсоединив в посту вспомогательного котла магистральный трубопровод по фланцу на 16 болтов. Через него забортная вода из заполнившейся цистерны поступала в гальюны десанта, так как клинкет (устройство, предназначенное для открытия, закрытия или регулирования потока при наступлении определенных условий в судовых системах и трубопроводах), запирающий цистерну, безнадежно закис и не вращался. Заржавел, одним словом.

На выполнение этой задачи был отправлен с аварийной партией мичман Михаил Качанов, имеющий незаурядный опыт за плечами и умеющий крутить гайки. Но гайки тоже не крутились, поэтому болты срезали болгаркой. Когда магистраль все-таки отсоединили, вода под напором хлынула в пост вспомогательного котла. Магистраль пришлось глушить конической деревянной пробкой с помощью раздвижного упора. Воду победили.

Но тем временем густой едкий дым заполнил все нижние помещения корабля. На разведку пожара тоже были отправлены мичманы. Матросы для этого не годились, слишком серьезно все это было. А матросов берегли. На ГКП доложили, что разведчики нашли причину пожара. Какой-то умник из готовившихся к увольнению в запас спрятал за воздуховод дизель-генератора свою приготовленную на увольнение в запас форму. Когда по тревоге запустили второй дизель-генератор, воздуховод нагрелся до 400 градусов, форма и задымилась. Когда ее, тлеющую, достали из шхеры, первым делом поискали, не подписана ли она. Виновник, к сожалению, опознан не был. Ну, или к счастью – для него.

Корабль взял курс на базу в губу Белушью. Из гальюнов и кубриков десанта погружными насосами удаляли воду, тщательно все сушили. Помещения принудительно вентилировали до самого прихода к причалу. Казалось бы, одна форменка и брюки, а столько вони! Запах гари, как ни старались, оставался еще несколько дней. Лишь за пару часов до подхода к причалу дали отбой аварийной тревоги. По приходу в базу командир дал команду механику приготовить водолазное имущество и произвести разведку под днищем корабля. Но только имущество это оказалось разукомплектованным и ни о каком погружении речи больше не заводилось. Мех, конечно, получил по полной программе, но проблему-то надо было решать все равно.

На грузовом причале стоял ошвартованный килектор (вспомогательное судно для подводных грузовых работ), прибывший в Белушью, пока мы ходили высаживать экспедицию. На него и отправился механик с целью договориться, чтобы они посмотрели, что делается у нас на днище. Договорились и о цене вопроса: две трехлитровых банки «шила». Недорого, надо сказать. Водолаз прибыл, имущество помогли ему донести наши маслопупы – бойцы из БЧ-5. Все приготовили, водолаза одели в костюм, проверили дыхание, свет, связь, и он погрузился. Минут через 15–20 погружение удачно завершилось. Водолаз поднялся на причал и поведал, что в районе фекальной цистерны (наш командир был прав) имеется пробоина размером с человеческий рост, примерно 1,7 м на 60 см. А внутри пробоины на днище лежит объемный и неподъемный камень, который мы как сувенир прихватили со дна и уволокли с собой. Посовещавшись с механиком, командир принял решение камень не трогать до постановки в док, который нам запланировали по возвращению с Новой Земли. Заделать пробоину при имеющихся обстоятельствах не представлялось возможным.

Потом были перевозки «бидонов на колесах» в поселок Северный, (доставка фургонов с научной аппаратурой на обеспечение испытания ядерного заряда), участие в последнем в истории испытании ядерного взрыва, вывоз личного состава строительного батальона в море на момент самого взрыва и многое другое. В конечном итоге лишь глубокой осенью мы вернулись в Североморск. И нас, как и обещали, поставили в плавучий док в поселке Росляково, недалеко от Мурманска. И только там мы увидели воочию нашу дырку. Заблаговременно, пока не увидели начальники, место, где она была, закрыли заборчиком из досок. Со сварщиками договорились быстро. Обошлось, правда, дороже, чем с водолазом, за 10-литровую канистру «шила». Все-таки поближе к цивилизации! Ночью был притащен необходимый кусок металла нужной толщины, в днище все аккуратно отмерили и вырезали по размерам. На палубу дока рухнул наш «сувенир» весом килограммов в 300. Его с помощью прочных концов волоком оттащили к урезу дока и отправили на дно. А пробоину заварили очень удачно. К утру все закрасили так, что комар носа не подточит.

Тем и закончилась история с нашим походом на Новую Землю.

Выводы по прошествии десятков лет напрашиваются сами собой. Не согласился бы командир корабля на погрузку тяжеленного бульдозера – и вряд ли состоялся бы поход экспедиции на Карскую сторону. Не знал бы наш командир устройство корабля досконально – тонули бы мы и дальше на Карской стороне и вряд ли кто-нибудь нам помог. Как говорится, спасение утопающих – дело рук самих утопающих!

А вот давать советы отвечающему за все командиру корабля не надо даже самому крутому адмиралу. Он-то посоветовал, и где он теперь? А командир остался, и ответственности с него никто не снял. Хорошо, что наш командир не стушевался, ни разу даже не замялся. И личный состав весь остался цел, и все задачи, поставленные кораблю, были полностью выполнены.