Текст книги "Комета Магницкого. Полное собрание"

– Нет, нет, брак обычный, в загсе.

– Так вот, пан Виктор, у нас есть очаровательные молодые девушки, ах, увидев их, ваше сердце встрепенётся для новой жизни.

– Хорошо, как-нибудь забегу, встрепенусь. Спасибо за приглашение, пани Марина, извиняюсь, ко мне, кажется, пришли.

При этих словах опустил трубку и поставил телефон на стол. Теперь ему ясно, отчего в почтовом ящике как-то оказалась квитанция за телефон. А он-то думал, ошиблись. Где же она? Вот, на буфете. Ага, здесь и номер указан. Надо срочно оплатить, пока не отрезали, сумма долга пока не слишком большая, но где взять денег? Извечный вопрос.

Настроение резко пошло вверх: теперь он обладатель не просто дома в центре города, но к тому же и с телефоном! Если бы продавцы знали про этот прибор под кроватью, несомненно, подняли бы стоимость миллиона на два-на три, и он не смог бы купить своё нынешнее жилище. Ай да пан Виктор, ай да сукин сын!

7. Лезь, сынок, там твоя законная жилплощадь

Утро как утро.

Вылил по ведру воды под уличные кусты черёмухи, калины, рябины и сирени. Все они прекрасно принялись, сирень даже пробно выпустила игрушечные соцветия.

Дождавшись, когда Тамара отмахает пёстрыми гетрами среди крапивы пируэты аэробики, стащил с чердака шезлонг, выбил несколькими меткими ударами пару килограммов пыли, после чего разлёгся на затхлой парусине, принимая солнечные ванны одну за другой.

Мечты о свободном творчестве не только сбылись, но превзошли самые смелые ожидания. Рядом чашка горячего чая, заваренного из листьев смородины, по фарфоровой тарелочке разложены в правильной геометрической форме сухарики из остатков жарковского хлеба.

Соседский дом бубнил что-то невнятное. Похоже, ночью там недурно повеселились, опустошив подпольную четверть, и в этот утренний час силы граждан были на исходе, но, как видно, не у всех.

Шум поднялся вдруг и сразу:

– Открой, мегера проклятая! – выкрикнул сын старухи Савраскиной Пётр, которого соседи звали просто Пьером, тоном человека сильно выпившего, но ещё могущего многое свершить. – Открой дверь сейчас же, не то хуже будет… Ну, смотри, довела ты меня, стерва!

Было слышно, как Пьер бьётся тщедушным испитым телом в дверь квартиры.

Разжевав сухарь, Магницкий поднялся, чтобы отыскать себе другое пристанище, где не были бы слышны эти щемящие душу звуки, сходные с мявканьем кошки, попавшей под тяжёлую хозяйскую ногу.

– Кончай шубутиться, Петро, – сказал кто-то спросонья, – опять ключицу сломаешь.

С дорожки, ведущей к малиннику, открывался вид на жену Савраскина Наталью, стоящую перед распахнутым окном второго этажа в позе воительницы со скрещёнными на груди руками. Весь её вид говорил о глубоком презрении к супругу и неверии в его физические способности.

Сама она была весьма невысокого роста, хрупкой женщиной лет тридцати пяти, с блёклым, одутловатым от пьянки лицом, растрёпанными волосами и цвета и вида гнилого сена.

Пьер так сильно ударился телом в привыкшую к подобным штурмам дверь, что застонал уже совсем трезво.

– Ну, всё, – сказал вдруг он голосом человека, решившегося на страшное преступление, – я тебя предупреждал, теперь пеняй на себя!

С этими словами перенёс лестницу от сарая к дому и полез вверх, вызвав своим поступком шумное одобрение соседей, которые открыли окна и с удовольствием наблюдали за ходом семейного единоборства.

– Не лезь, поганец, убью, – предупредила супруга хмуро. В её руке неожиданно возник топор.

В окне-двери слева от квартиры Савраскиных стоял бравый мужчина лет сорока, с холёным, чисто выбритым лицом, в малиновом атласном халате, из-под которого виднелась десантная тельняшка.

Он расчёсывал вьющиеся короткие кудри массажкой, одним глазом глядя в зеркальце, другим наблюдая за развитием событий. Согласно Тамариной аттестации звали его Василием, был он отставным армейским капитаном, сдававшим московскую наследственную квартиру в аренду. Столичный доход позволял ему жить в свое удовольствие нигде не работая, но меняя дам каждую неделю.

– Женщины, как власти, – недовольно высказался Василий, – обещают и не делают, – после чего сошел на пристроенный к окну-двери балкончик, к которому с земли карабкалась крутая лесенка из свежеструганных досок.

Наталья выглянула из окна в его сторону, погрозив орудием домашнего производства.

– Ну, ты, лицо московской национальности, погавкай мне ещё здесь!

Пьер бодро влез на первую перекладину и остановился передохнуть.

– Не посмеет, – быстро выкрикнула старуха Савраскина из форточки в лицо засомневавшемуся было Пьеру, – лезь, сынок, там твоя законная жилплощадь. Если что случится, не бойся, я её упеку, куда Макар телят не гонял! Нахлебается тюремной баланды, – старуха Савраскина причмокнула, – всласть! Лезь, не трусь!

Пьер отчаянно рванулся вверх, и когда его рыжая чёлка достигла подоконника, жена нанесла решительный удар топором в лоб. При полном онемении окружающих сын своей матери и муж жены мешком свалился наземь.

– Вот бы власти так, что обещали народу, то и делали, – резюмировал малиновый халат, прослеживая траекторию падения, однако при этом не слишком выходя наружу из своего «окна».

– Врача!

– Милицию!

Но всё перекрыло громкое: «Убила!» – вопль старухи Савраскиной, стремительно вылетевшей из дома. Она даже влезла по стопам сына на одну ступеньку лестницы, где только что сомневался Пьер, и Виктор увидел над забором её седую голову и малиновое лицо.

– Не лезьте, мамаша, и вас порешу, – бесстрастно произнесла сноха, медленно выговаривая каждое слово и не выпуская из рук топора, – с превеликим удовольствием!

Она думала, что видит сон, где можно делать всё что угодно с надоевшими родственниками.

Вой сирен раздался не скоро.

Милиционер пришёл сам, пешком, скорая приехала минут через двадцать. Пьера Савраскина в это время уже привели в чувство соседи, они же перевязали голову несчастного, от которой супружница смогла отрубить лишь небольшой кусочек скальпа.

Врачи забрали Пьера с собой на исследование в качестве феномена, не сменив геройской повязки. На виске проступило красное пятно, вид был залихватский, будто у красного командира. Время от времени он пытался запеть «Ты не вейся, чёрный ворон, над моёю головой». Соседи громкими выкриками из разных окон начали давать показания милиционеру, который монотонно твердил: «Спокойнее, граждане, спокойнее, всех опрошу в порядке следствия…».

Доска забора качнулась в сторону, пропуская в сад тамарину дочь Ирину, учащуюся железнодорожного техникума. Обычно Магницкий видел её загорающей на подоконнике второго этажа в откровенном купальнике, с книгой в руках. Сине-фиолетовые большие глаза на треугольном лице с маленьким подбородком выглядели не слишком взволнованными.

– Не дают отдохнуть, дурдом какой-то, ей-богу, я тут у вас часик позагораю на солнышке, ладно?

– Как там Пьер?

– Чего пьяному сделается? Он же лёгкий, как пушинка. Повисел на топоре, да вниз упал. Вот соседи, вот где дурак на дураке едет, дураком погоняет. Надоели до чёртиков, кончу техникум, ноги моей здесь не будет. О, кстати, у вас же две комнаты?

– Две комнаты и кухня, – расхвастался Магницкий.

– Пустите, дяденька, на квартиру. Не пью, не курю, деньги платить буду исправно, со стипендии.

– Не пущу.

– Почему? Мне уже девятнадцать лет, совершеннолетняя.

– Хочу один жить. Коллектив надоел.

– У вас, наверное, есть женщина, – обиделась Иринка, – она приходит к вам в темноте и уходит перед рассветом. Я знаю, это любовница. А кстати, она, случаем, не замужем?

– Нет, она приходит с утра пораньше, а уходит ровно через двадцать минут, напрыгавшись вволю, вот здесь, на полянке, и это, кстати говоря, твоя родная мамаша.

– Мамашка не считается.

– Мне пора на работу. Ты загорай, если хочешь, потом шезлонг спрячешь за тем углом дома, в крапиве.

– Ладно. Уберу, не сомневайтесь, – Иринка уселась. – Конечно, старуха, поди, какая-нибудь ходит, лет тридцати пяти, – и высунула язык.

8. Такие женщины всегда всем нужны

За тем самым компьютером, который Виктор мысленно уже выбрал себе для работы, сидел Саня Деревянкин, напряжённо моргая в экран.

Совсем как в старые времена, когда работал на ВЦ дни и ночи напролёт системным программистом.

– Саня, какими судьбами?

– Ой, и не говори.

Саня мог не говорить, про него Магницкому и без того известно многое. Встречаясь со знакомыми, люди первым делом обменивались информацией, чего новенького выкинул Саня, его знала добрая половина города, и если бы он был политическим деятелем, то не сходил бы с первых полос газет, легко выигрывая любые выборы.

Днями и ночами ему звонили за бесплатными консультациями, иногда воровали, как невесту, и увозили куда-нибудь в Академгородок, где учёные системщики не могли преодолеть очередной затык в UNIXе.

Потом на смену старым добрым машинам пришли настольные компьютеры, где системщику уже негде было развернуться. Ах, как Саня ругался на этот срам, на котором мог работать любой человек с улицы. Он так и остался знатоком RSXа и UNIXа. Когда Союз отменили, Саня ещё некоторое время работал то в одной конторе, то в другой, трудился даже на московскую фирму, обеспечивающую нефтепровод на Каспии, потом вдруг забрал семью и уехал в деревню, где, по слухам, стал простым кочегаром и скотником. А вот теперь снова здесь.

– Рад видеть тебя. Чем занимаемся?

– Так это… Ольга озадачила перевести базы данных для задач с СМ-ки на персоналку. Осталось часика полтора работы.

Под чёрными цыганскими глазами Сани чёрные круги, портрет довершает чёрная густая борода, многократно закрученная на палец и торчащая в разные стороны.

Часы показывают пятнадцать минут десятого, начальство задерживается.

– Сейчас всё получится, – произнёс Саня голосом заклинателя змей, – спорим на булочку с маслом?

– У тебя есть булочка?

– У меня нет. Но Ольга придёт и притащит пирожков или булочек. Могу поспорить на что угодно, что сейчас файлы наконец-то переформировались, – он выскочил из двери машинного зальчика с дискетой в руке и плюхнулся в кресло за компьютер. – Ну как, спорим?

– Спорим, – без особого энтузиазма согласился Магницкий.

Булочкой больше, булочкой меньше… и надо же хоть чем-то поддержать трудоголика.

– Блин-компот! Что за белиберда? Ни черта не понимаю, – дрожащими руками Деревянкин достал сигарету, сунул в рот.

– Шёл бы ты домой, пообедал, выспался. После ночи ничего не придумаешь – зациклился.

– Наоборот, сейчас нельзя прерывать процесс.

Откинувшись в кресле, Саня с интересом наблюдал люстру, где, по всей видимости, с ночи застряла парочка любопытных идей по поводу того, как от формата СМ-ки перейти на формат персоналок и перекачать с магнитных лент на дискетки злосчастную базу.

– Ах вот оно что, вот где собака зарыта! – дёрнул кассету и одним прыжком исчез в тёмном провале машинного зала, как рвущийся в бой десантник в самолётном люке, начихав на парашют.

– Где тут собака зарыта? – в комнату вошла Ольга, таща большой пакет.

– Там, – указал Виктор на дверь, за которой только что пропал системщик. – Вторые сутки не можем откопать. Гвардия погибает, но не сдаётся.

– Все здесь, работники, а я забежала по пути в сберкассу. Что-нибудь удалось сделать за ночь?

– Сейчас будет видно, – Деревянкин уже сурово зрил в экран. – Пока под большим вопросом, понимаешь, тут такая штука… ну, в общем, долго рассказывать…

– Давайте поставим чай? Виктор Фёдорович, принесите водички. Кстати, как у вас дела?

– Как всегда отлично.

В коридоре свет не горел, то ли решили сэкономить на электроэнергии, то ли на электрике, скорее, последнее. Приземистая фигура переходила от дверей к дверям, вглядываясь в таблички с названиями фирм.

Кого здесь выискивает жук Котомкин, могильщик малых ЭВМ?

– Не подскажете, где найти фирму «Информ-Бюро»?

– А зачем тебе, старый алкоголик, данная фирма?

– А… это ты. Как здесь?

– Не видишь? – Магницкий потряс чайником у приятеля перед носом. – Работаю.

– Это кстати. Мне нужна Ольга Дальская.

– Она всем нужна. Такие женщины всегда всем нужны, но не всем достаются.

– Кто-то ещё спрашивал?

– Просто валом прут с утра, и всем срочно директора подавай.

Котомкин пришёл в нетерпеливое движение, пытаясь почесать левое ухо правым плечом, лицо его отразило невыразимое страдание от невозможности таких в сущности простых вещей.

– Вот чёрт, как бы не перехватили, – буркнул он и заспешил в кабинет.

Ольга тотчас отвела Котомкина в маленький зальчик, где в темноте и прохладе под шум кондиционеров весело подмигивала лампочками морально устаревшая СМ-ка, не подозревающая о своей скорой кончине.

Для Виктора прояснилась причина явления Котомкина и того, зачем здесь днюет и ночует Саня, всё связано в один узелок. Оставшиеся задачи перебрасываются на персональные компьютеры, морально устаревшую машину списывают, золотоносные платы продаются Котомкину, который сбывает их по своим каналам братьям-армянам. Это небольшое Эльдорадо перестроечных времён, армянское Эльдорадо вкупе с котомкинским. Маленький бизнес маленькой страны. Но у Котомкина с Ольгой что-то не получилось, или, как говорил орденоносец «Дружбы народов» штандартенфюрер Штирлиц, что-то не срослось. Они вышли из машинного зала взаимно недовольные друг другом.

– Если надумаете, звоните, это реальная цена, – Котомкин затоптался на пороге, снова попытался достать левым плечом правое ухо, однако Ольга уже находилась возле Сани и смотрела только на экран.

– До свидания, – с нескрываемой горечью произнёс Котомкин, подозревая, что его обскакали конкуренты.

Возможно, и не без основания. Ольга не только красивая, но умная дама, к тому же с характером, на мякине её не проведёшь.

– До свидания, дружище, – произнёс сочувственно Виктор. – Да ты заходи просто такь, не забывай. А то оставайся чай пить.

Но тому надо было спешить в другое золотоносное место, не то и там обскачут конкуренты.

Саня даже не заметил гостя, бегал от СМ-ки к персоналке заполошенной курицей. Незажжённая сигарета по-прежнему торчала во рту. Виктор потихоньку формировал структуру базы данных. Написать простенький интерфейс, наполнить её информацией да начать настоящую работу, приносящую деньги. Идеальная жизнь близка, как никогда.

Ольга высказывала свои соображения Деревянкину, Саня мало внимал её советам, отмахивался. Вот затих на стуле, опять возведя глаза к потолку, как святая дева, которой только что обещано непорочное зачатие:

– Всё, братцы, если сейчас не пройдёт, пойду домой к детям, а то меня жена убьёт… Ура! Сформировалось, наконец. Ольга, проверяй.

Ольга подсела на стул рядом, они начали разбираться – сколько и каких записей очутилось в файлах.

Итак, чудо свершилось.

– Сегодня как знала, что у нас будет праздник по поводу счастливого переноса информации, принесла домашней наливки.

– Ух ты, здорово!

– Ещё пирожки, помидоры, масло и шпроты. Крендель с изюмом.

– Крендель? Это хорошо, – сказал Саня, – а с маслом ещё лучше. В деревне я к салу привык. Лук, сало, ржаной хлеб, ну, картошка варёная, больше ничего не надо, самогонка ещё, конечно. Правда, от самогонки мозги плавятся. Спирт в этом отношении много лучше, нет сивушных масел, сами понимаете.

Ольга накрыла стол бумагой, налила чай и сделала бутерброды.

– Мне покрепче, в кочегарке привык чифирить. Виктор, у тебя нет случайно пары миллионов, чтобы изобретение запатентовать?

– Совершенно случайно при себе нет. Инновации вообще не мой бизнес.

– Понятно. Есть идея программы-свёртки любой информации по геометрической прогрессии. Сначала очень быстро, в два раза, потом помедленнее, ещё в два раза, и так до нужного пользователю размера. Конвертация пространства во время. Идея простая, как… – Саня взглядом обследовал обеденный стол, – как варёное яйцо.

Магницкий следом за Ольгой тоже внимательно осмотрел стол. Никаких яиц, к сожалению, не обнаружилось.

– Идея лежит на поверхности, народ ходит вокруг, об неё запинается, поэтому хочу сначала запатентовать, а для этого требуется два миллиона.

– Понятно, но у меня, к сожалению, нет

– Да, сумма приличная. Тогда пойдём покурим.

– Не забудь, Саша, что тебе к семье пора, – напомнила Ольга.

– Помню, помню. Ещё чуть-чуть поговорим, и пойду. Куда же я от них денусь?

В мужской курилке они долго обсуждали свёртку информации.

– Слушай, – замялся под конец Деревянкин, – не в службу, а в дружбу, проводи до трамвайной остановки. Ночью крыша слегка поехала, чего-то ужасно боюсь переходить через дорогу. Уверен, что собьют.

– Хорошо, что сказал, идём.

Дорогу перешли на зелёный свет, но при этом их чуть не сбила свернувшая не по правилам машина. Саня многозначительно глянул на Магницкого, намекая, что предчувствием пренебрегать нельзя, сел в трамвай и уехал, Магницкий благополучно вернулся на рабочее место.

Разложив на столе бумажки с архитектурой базы данных, он шаг за шагом создавал её, чувствуя себя немножечко господом богом в день первый.

– Котомкин за платами от СМ-ки приходил?

Ольга кивнула и нахмурилась.

– Пусть мы в лежачем положении, но ещё не падаль. Предложил тридцать тысяч за грамм, да не он один занимается скупкой, сейчас надо позвонить ещё в два места, пусть придут, посмотрят и забирают. У тебя что-то получается?

– Продвигаемся понемногу.

Весь день у них гости, по делу и без оного. То люди в солидных пиджаках и галстуках, то чиновники – проверяющие, то бывшие сотрудники и сотрудницы забегают по старой памяти, но больше всего разносчиков всяческих товаров от расчёсок и заколок, мыла и колготок до гербалайфа, пищевых добавок и лотерей с многомиллионными выигрышами, чаще всего это тоже старые знакомые.

После обеда бывший электрик Андрей притащил огромную клетчатую сумку, набитую доверху, и на правах бывшего сослуживца развернул рекламную акцию для одежды пошива Ивановской фабрики, где работает его тётка.

Пиджаки, костюмы, платья – чего только не напихано в эту передвижную лавку. Выпив чайку, он с воодушевлением приступил к делу, начав со странного вида пиджака, уверяя, что вещица создана исключительно на чудесную фигуру директора, необыкновенно ей гармонирует, в общем, будет сидеть как влитая, радуя глаз окружающих. Ольга стеснённо посмеивалась и примерять согласилась не сразу:

– Да мне не подойдёт ничего, Андрюша, – оттолкнула свёрток, который, пыхтя и охая старой бабкой, тот вытащил из самой глубины сумки-склада.

– А кто тебя просит покупать? Разве мне нужны чьи-то деньги? Господи боже мой, да ты примерь только, примерь к лицу, а вдруг красиво? Это же чисто эстетическое удовольствие – примерять красивую одежду.

Ольга натянула косматый пиджак, похоже, сшитый из красного верблюжьего одеяла.

Виктор тактично отвернулся к экрану.

Андрюша пришёл в неимоверный восторг, чуть по полу не пополз, предлагая ей руку и сердце, чем здорово испортил настроение Магницкому, затем, получив отказ, принялся уверять, что любой нормальный мужчина на его месте сделал бы то же самое, потому что устоять нет никакой возможности, как только видишь даму в этом шикарном клубном пиджаке. Он призывал Виктора подтвердить его правоту, однако тот продолжил сосредоточенно трудиться. Вкус его, по мнению коробейника, окончательно и бесповоротно испорчен социалистическим реализмом.

Кончился импровизированный базар тем, что, прилично закусив, напившись чая и даже пропустив рюмочку из остатков наливки, но ничего никому не всучив, Андрюша собрал свои манатки, разбросанные по столам, ещё раз на прощание подбрасывая каждую в воздух, помяв, пошуршав, подсунув Ольге под нос, и только после этой процедуры спрятал товар в бездонном чреве сумы.

– Да, – продолжил неунывающим тоном, – дела идут, контора пишет, рубль отдадут – два запишут. Вот не знаю, где бы сегодня, братцы, переночевать. У меня срок аренды кончился за комнату, – вопрошающе глянул на Ольгу, потом на Виктора, – …придётся в пригород катить, к двоюродной сестре, далеко… мм… неудобно. А придётся. Ладно, пошёл я! Чао!

Магницкий посмотрел на часы. Пожалуй, и ему пора. Занятие со Стасиком начиналось в пять часов, доехать можно и за пятнадцать минут, а можно и за сорок, как повезёт с троллейбусом, поэтому собрал бумажки в стопку, выключил компьютер.

– Уже? – насмешливо заинтересовалась Ольга.

– Начальникам всегда кажется, что подчинённые рано уходят со службы. Надо подзаработать немного на ужин.

– Будешь пилить дрова старушкам?

– Шутить изволите? Такой лёгкой работы нынче днём с огнём не сыщешь.

Дверь на этот раз открыла Анна Георгиевна.

– Стасика нет, но он скоро придёт, пройдёмте на кухню, Виктор Фёдорович, будем пить чай.

Анна Георгиевна с восторгом рассказала о своём недельном отдыхе, о потрясающей грязелечебнице, буквально поставившей её на ноги.

Кухня выглядит симпатично, на стенах повсюду цветы, искусственные и настоящие, гарнитур светлых тонов, тоже миленький. Сразу подумалось, что у него такого ещё долго не будет, может быть, и никогда. За приятной беседой скоротали полчаса, когда Анна Георгиевна проявила первые признаки беспокойства.

– Где же это он, а? Обещался прийти вовремя, вот ведь негодник.

Она вопрошающе глянула на Магницкого, как на знатока детских душ, коему известно о подрастающем поколении много больше, чем ей, в ожидании ответа.

Магницкий скромно взял с огромного блюда домашнее печенье, откусил, с восхищением молвил, что давно не ел ничего более замечательного.

– Может быть, подождёте немного?

– Разумеется, – репетитор просто жаждет впихнуть в светлую, хотя и несколько шальную голову Стасика очередную толику знаний.

Анна Георгиевна нашла в нём заинтересованного и внимательного собеседника. Они долго обсуждали возможность обмена двухкомнатной, с проходной комнатой квартиры на окраине на трёхкомнатную в центре. Хозяйку интересовала сумма. Анна Георгиевна мечтала о доплате в пятнадцать миллионов, но боялась, что меньше, чем за двадцать никто и разговаривать не будет.

– Но ведь у нас отлично отделанная квартира? – спрашивала она себя и Магницкого, приводя аргументы «за». – Потолок не течёт, несмотря на пятый этаж, конечно, комната проходная, зато решётки безопасности есть на всех окнах, дверь металлическая, и телефонизирована.

Репетитор легко соглашался практически по всем пунктам, его действительно очень интересовала эта тема, как начинающего риэлтора, он с воодушевлением поддерживал разговор, не забывая, впрочем о печенье. Минут через сорок хозяйка спохватилась всерьёз:

– Вот ведь гад какой! Нарочно, нарочно не идёт, знает, что урок! Вы представить себе не можете, как я с ним измучилась, негодяй несовершеннолетний, изверг!

Магницкий и тут понимающе кивнул, однако общим выражением лица показал, что Стас не так уж плох, а со временем из него получится превосходный повар высшей категории в самом роскошном столичном ресторане. Любая мать время от времени срывается и орёт на собственное чадо, обзывая его полным идиотом, но ни одна не поймёт, когда посторонние чересчур легко соглашаются с ней в этом.

Меж тем часы показывали, что до конца занятий осталось совсем ничего времени.

– Теперь мне ясно, – зловещим тоном произнесла Анна Георгиевна, впившись в репетитора раскаленными зрачками, – что он не придёт, просто ужас какой-то, а не ребёнок. Вы нас извините, но надеяться не на что, бесполезно ждать и тратить время, – она сощурилась на круглые настенные часы.

Магницкому ничего не осталось, как открыто глянуть на свои ручные:

– Да, время летит, не замечаешь как. Жаль, что Стасик не пришёл. Мы бы с ним хоть немного позанимались, хоть с полчасика.

Встал, поблагодарил за чай и с вежливой улыбкой интеллигентного человека, не в первый раз попадавшего в подобные ситуации, направился в прихожую обуваться. На лице Анны Георгиевны читался трудно решаемый вопрос: оплатить занятие или поблагодарить от всей души в устной форме, тем более, что чаем репетитор напоен основательно.

– Вы же не виноваты, что он не пришёл, – задумчиво продолжила размышлять Тамара Георгиевна, и вдруг стеснительно-неуловимым движением сунула ему денежки, мимолётно отвернувшись и вытащив их из-под полы своего китайского халата из набивного шёлка с вышитыми золотыми лилиями.

Она боялась, бедняжечка, что репетитор начнёт протестовать и откажется от незаработанных денег.

– Мне очень жаль, поверьте, – взял купюры, даже для вида не отказавшись, из-за чего, по всей видимости, сильно упал в её глазах.

Бумажки, как и вся Анна Георгиевна, благоухали неизвестными заграничными духами, обещая блаженство души и органов пищеварения. Однако пришлось оплатить ими телефонный долг.