Текст книги "Символ и капитал. Материализация символа"

Серийное производство: симулякры и симуляции

В своем исходном значении слово «производить» (producere) означало «делать видимым», «показывать», «выделять» или «предъявлять». Найти, выследить, схватить – вот смысл добывающей деятельности первобытных охотников. Позже слово producere стало означать изготовление по образу и подобию оригинала. B Библии говорится, что Господь создал человека «по образу Своему и подобию». Такое воспроизведение не имеет ничего общего с подделкой. В давние времена никакая копия не была подделкой. Любая вещь представляла собой хорошее или плохое воспроизведение того, что так или иначе есть в природе. Производство тогда было бесхитростным и сводилось к копированию оригинала. Поощрение сходства копии с оригиналом, контроль отличий – вот то, что вело от ремесленного изготовления вещей к серийному производству.

► Весь смысл серийного производства – стирание различий между оригиналом и копией, истончение зазора между ними, производство предметной массы

КЛОНОВ,

   РЕПЛИКАЦИЙ,

                ДУБЛЕРОВ.

Серийное производство предметов есть клонирование. Естественное и рукотворное клонирование вещей и предметов восходит к матрице в ее первоначальном, латинском значении: matrix (matricis) – «матка», «источник», «штамп». В Персии с древних времен использовали калеб из грушевого дерева, с помощью которого печатали изысканные узоры на тонкой ковровой ткани. Операция проста и незамысловата: калеб погружают в краску, прикладывают к уже отпечатанному узору согласованно и точно с ним, ударяют рукой по калебу, и все – фрагмент готов.

► Разнообразие узоров ничем не ограничено. Но процесс их производства строго и четко регламентирован.

В капиталистическом мире предметное разнообразие есть «священная корова». Его нельзя ограничивать. Но разнообразное трудно держать под контролем. И не нужно. Сдвиг внимания от производства вещей к производству процессов и операций стал отличительной чертой индустриального производства. Капиталист ставит под контроль не товары, но процессы и операции. Это обеспечивает прорыв сквозь слой вещей и выход на уровень «правил игры». Капитализм всячески поддерживает режим серийного производства вещей и зрелищ.

► ПРОЦЕСС ПРОИЗВОДСТВА ВАЖНЕЕ РЕЗУЛЬТАТА.

Процесс серийного производства стоит в ближайшем отношении к имитации и фальсификации. До XIX века изготовление копии было вполне законной практикой. В наши дни копия – вне закона. И причина этого в том, что копирование угрожает серийному производству. Серийное производство – производство массы одинаковых вещей на основе исходного образца. Исходный образец все чаще не имеет аналогов в природе. Он – продукт исследований и разработок, симуляций и воображения. Он – продукт инвестиций. Он имеет цену. За него надо платить.

Цифровые технологии позволяют стирать грань, отличающую оригинал от его производных. Это позволяет зарабатывать на хлеб, производя

ПРИКВЕЛЫ,

        СИКВЕЛЫ,

              ТРИКВЕЛЫ,

делая РЕМИКСЫ,

               РЕВОРКСЫ

                       РЕМЕЙКИ.

Дискаунтеры, производители лекарств-дженериков, поставщики copy-cat косметики, пираты стали преуспевающими игроками на рынках, поскольку предлагают потребителям товары и услуги с оптимальным сочетанием: не очень высокое качество и очень низкая цена. Эта цена исключает взвинченную без оснований виртуальную наценку, ограничивает рост сверхприбыли, возвращает бренд в поле притяжения реальности.

Пиратское производство подделок наносит удар по конкурентной способности легального производителя, но одновременно с этим ограничивает его жадность. Уйти от пиратского преследования можно только прибавив скорость. Товар устаревает и заменяется новым быстрее, чем появляется пиратская копия товара. Скорость внедрения нового товара растет и приближается к скорости процессов производства, продвижения и распределения товаров. Происходит перехлест. Мы узнаем о новом товаре уже до того, как он внедрен в производство, и задолго до того, как мы найдем его на полках магазинов. Все происходит не просто в режиме реального времени, но еще быстрее. При этом впечатление от продукта интерферирует с процессом разработки продукта.

► ЛЮБАЯ СИТУАЦИЯ, ЕДВА БУДУЧИ ОСМЫСЛЕННОЙ, ПРОИЗВОДИТ СЕБЯ ПО-НОВОМУ.

Когда скорость рефлексий в системе достигает и даже превосходит скорость физических процессов, событие и ожидание события становятся неотличимы по своему воздействию на систему. Помните, реально то, что вызывает ответную реакцию. При таком положении дел истина становится неотличимой от ее интерпретации. Модель события (фикция) может заместить реальное событие (факт).

Это обстоятельство исследовали философы-постмодернисты, прежде всего Жиль Делёз и Жан Бодрийяр. В 1967–1969 годах Делёз реинкарнировал надолго позабытое понятие «симулякр». В древнем толковании, восходящем к Платону, совершенный образ (эйдос) есть образец для подражаний. Верные подражания характеризуются своим сходством с оригиналом, а неверные подражания – своим отличием. Неверные подражания Платон назвал симулякрами (simulacrum). По Делёзу, симулякр есть не просто фантом, но фантом, способный к реализации. Жан Бодрийяр развил идеи Делёза. Понятие симулякра Бодрийяр приписал Екклезиасту:

«Симулякр – это вовсе не то, что скрывает собой истину, – это истина, скрывающая, что ее нет».

Никто не заметил подвоха. Ссылку на Екклезиаста никто не опроверг. Фикция была воспринята как факт. И это великолепно иллюстрирует саму идею симулякра:

«симулякр есть копия, оригинал которой безвозвратно утерян».

В «Символическом обмене» Бодрийяр описал эволюцию симулякров: от подделки – к серийному производству – к симуляции. Лепной ангел Возрождения – апофеоз подделки – уже не подделка. В храмах и дворцах лепнина принимает любые формы, имитирует любые материалы: бархатные занавеси, деревянные карнизы, округлости человеческой плоти. Пластика материала позволяет не столько копировать образец, сколько фантазировать на тему образца. Фантазия создает вихрь воображения. Воображаемое тяготеет к реальности и однажды принимает такие формы, которые легко и естественно воплощаются в реальность. Конструктивное воображение тяготеет к моделированию и симуляции реальности.

Беспочвенная фантазия ничего общего не имеет с конструктивной симуляцией. Только если воображаемое удается поместить в логическое пространство связанных друг с другом образов, возникает возможность их комбинировать и трансформировать – словом, симулировать новые воображаемые объекты. Наконец, может быть смоделирован такой воображаемый образ, который может реализоваться. Перефразируя Бодрийяра («Simulacres et simulation»), определим симуляцию так:

► Симуляция – это порождение псевдореальности посредством символического моделирования реальности, без копирования и повторения реальности.

С архаических времен известно, что идея проистекает из мира, который она преображает. Эту мысль в Древней Греции стали понимать так, что идею можно родить самим и поселить в мир. Идея мир преобразует. Чудо происходит при одном необходимом условии: идея должна быть символической, то есть встроенной в систему идей. Символические идеи возникают в процессе симуляции, в ходе моделирования или технического расчета. Моделирование и технический расчет позволяют найти такую идею реальности, которая может воплотиться в реальности. При этом исчезает различие между эйдосом и продуктом симуляции – симулякром. Бодрийяр пишет:

«Симулякр столь хорошо симулирует реальность, что начинает эффективно ее регулировать».

Процессы и операции сами по себе стали товаром – операциональным активом, но это особый товар. Он «материализуется» в символической форме, прежде всего в форме программ и алгоритмов, но также в форме патентов и know-how, технологических регламентов и даже законодательных актов. За стандартизацией процессов и операций (mode) стоят принципы и правила – символический код (code). Символические активы оказались в одном ряду с материальными и операциональными активами.

Когда-то самым первым и важным активом был плодородный надел земли, потом таким активом стал товар, позже – деньги. Сейчас все иначе. Первоактива больше нет, но есть сеть, в узлах которой материальный, операциональный и символический активы образуют активную ячейку – современное капиталистическое предприятие.

Таким образом, материальные, операциональные и символические ценности формируют триаду постиндустриального капитализма.

► В современном капиталистическом производстве приходится играть одновременно на трех досках: выигрывать в росте материальных активов, наращивать операциональные активы и заботиться о символических активах.

Все три партии связаны между собой так, что успех одной из них способствует успеху другой только при посредничестве третьей. Материальные ценности становятся неотделимы от процесса их производства вследствие добавочной стоимости бренда. Ценность процесса производства неотделима от бренда благодаря надежному качеству производимой продукции. Качество производимой продукции неотделимо от самого процесса производства. Круг замкнулся. Бренд, товар и процесс производства есть одно неразрывное целое.

Овеществление символов

Вещь как символ

Мы погружаемся в квантовую атмосферу. Все состоит из атомов. Существует множество разных атомов. Однако любой атом состоит из электронов, протонов и нейтронов. Протоны и нейтроны состоят из адронов. Адроны состоят из адронов! Точнее, при расщеплении адронов появляются другие адроны. Они отличаются друг от друга, и эти отличия можно моделировать, представляя адроны в форме композиций кварков и глюонов, поведение которых имеет одну странность: кварки и глюоны не могут существовать автономно. Их ассоциации строго регламентированы. Но этого мало.

Элементарные частицы вещества (такие как кварки и электроны) и элементарные взаимодействия (такие как глюоны и фотоны) могут поменяться местами так, что ничего вокруг не изменится. Такая возможность была предсказана в Московском математическом институте им. Стек лова доктором Ю. А. Гольфандом и его аспирантом Е. П. Лихтманом в 1970 году и получила название «суперсимметрия».

Идея суперсимметрии в том, что из множества возможных отношений между элементами вещества и элементарными взаимодействиями реализуются только те, которые допускают замену кванта вещества квантом взаимодействия при сохранении свойств и качеств системы в целом.

Неизменность системы относительно преобразований физики называют инвариантностью, а математики предпочитают говорить о симметрии. Так, если в уравнении x² = 4 вы замените х на −х, то ничего не изменится – это уравнение симметрично, или инвариантно, относительно преобразования x → −x. Если вы повернете равносторонний треугольник на 120° относительно его центра, то перед вами останется все тот же треугольник. При этом, чтобы «видеть» симметрию, нужна ось, перпендикулярная (ортогональная) плоскости треугольника. Нужен своего рода взгляд со стороны, «взгляд извне».

Суперсимметрию между веществом и взаимодействием обнаружили математики. Они рассматривали вещество и взаимодействие в символическом плане. Они изучали формулы. Формулы состоят из символов, означающих величины и связывающие их операции. В этом смысле суперсимметрия есть символическая симметрия – симметрия символов.

Когда-то Макс Планк открыл фундаментальную физическую константу. Эту константу назвали «постоянная Планка». Однако самое удивительное прозрение осенило его в 1900 году. Вот как Макс Планк вспоминал об этом:

«Я сидел в своем офисе и думал: почему это у фундаментальных физических констант, таких как скорость света, гравитационная постоянная Ньютона и моя новая константа, такие неудобные значения? Скорость света составляет 2,997 × 10⁸ метров в секунду. гравитационная постоянная – 6,67 × 10^-11 кубометров в квадратную секунду на килограмм. А моя константа – еще хуже: 6,624 × 10^-34 килограмм-квадратных метров в секунду. Почему они все такие большие или такие маленькие? И тут меня осенило! Существуют три фундаментальные единицы для измерения длины, массы и времени: метр, килограмм и секунда. Есть также три фундаментальные константы. Если изменить единицы измерения, скажем, на сантиметры, граммы и часы, численные значения всех трех констант изменятся. Например, величина скорости света станет менее удобной: 1,08 × 10¹⁴ сантиметров в час. Но если я использую световые годы для измерения расстояния и годы для измерения времени, то скорость света будет равна в точности 1, поскольку свет проходит один световой год за один год. Не означает ли это, что я могу придумать несколько новых единиц измерения и сделать три фундаментальные константы такими, как это удобно? Я даже могу найти такие единицы измерения, в которых все три фундаментальные физические константы будут равны единице! Это упростит множество формул. Я буду называть новые единицы измерения „естественными“, поскольку они основаны на физических константах. Посчитать, срочно посчитать…

А вот и мой результат: естественная единица длины составляет около 10^-33 сантиметра. Святой Бернулли! Это меньше, чем что-либо, о чем можно подумать. Новая естественная единица длины во столько же раз меньше атома (10^-8 сантиметра), во сколько раз атом меньше галактики!

Отлично! А что у нас с естественной единицей времени? Она получается порядка 10^-42 секунды! Это невообразимо мало. А для единицы массы… Ага, естественная единица массы оказывается небольшой, но все же не настолько малой: около 10^-5 грамма. Примерно столько весит пылинка. Эти единицы должны иметь какое-то особое значение. Интересно, что это значит?»

Планк, сам того не осознавая, совершил поразительное открытие: масса (вещество), скорость (энергия) и время (символ) могут поменяться местами таким образом, что физические уравнения при этом не изменятся. Это условие выполняется, например, если время заместить массой в таком отношении, в котором состоят между собой естественные планковские единицы. Такое символическое время есть качество организации, точнее, синхронизации вещей и явлений вне зависимости от их локализации в пространстве. Время – это такая вещь, которая укоренилась в физической реальности, но проистекает из символической массы петель обратного влияния.

► Символ может быть замещен вещью или действием, а вещь или действие могут быть таким образом заменены символами, что в реальности ничего не изменится.

Свойство симметрии накладывает существенное ограничение на отношения между элементами системы. Малейшее изменение длины одной из сторон равностороннего треугольника нарушит условие симметрии. Возьмем уравнение xy = 4. Это уравнение имеет бесконечно много решений. Однако если мы добавим условие симметрии x = y, то решений останется только два: 2 и −2. Точно так же выполнение условий суперсимметрии ограничивает структуру возможных отношений между элементами вещества и элементарными взаимодействиями.

Такая интерпретация сложилась в теории струн. В масштабах порядка 10^-35 м, то есть на 20 порядков меньше диаметра протона, и при столь высоких энергиях взаимодействий, что это и представить немыслимо, элементы вещества и элементарные взаимодействия превращаются в серию или сеть стоячих волн, подобных тем, что возбуждаются в гитарной струне. Чем выше вибрация струны, тем выше ее энергия и тем выше масса наблюдаемой частицы. Такова в первом приближении идея теории струн. Элементарные частицы – вовсе и не частицы, а микроскопические тончайшие струны. То, что физики фиксируют как траекторию движения частиц, может оказаться траекторией возмущений, проходящих по струнам. Эта модель совмещает вещество, имеющее протяженность в пространстве, и действие, имеющее протяженность во времени.

Если теперь потребовать, чтобы поведение струн подчинялось условию суперсимметрии, то окажется, что в четырехмерном пространстве-времени это невыполнимо. Зато вполне реально в многомерном пространстве. Суперсимметричные струны – суперструны – могут существовать в пространстве одиннадцати измерений.

Мы едва привыкли к четырехмерному пространству, которое содержит три пространственных и одно временное измерение (влево-вправо, вверх-вниз, вперед-назад, в прошлое – в будущее), как нам предложено свыкнуться с причудливым одиннадцатимерным пространством. Для этого нам советуют представить, что «лишние» измерения туго свернуты (или, выражаясь научным языком, «компактифицированы») в масштабах порядка 10^-35 м. Более того, подобно гитарным струнам, суперструны закреплены своими концами в многообразиях, напоминающих гибкие поверхности – мембраны. Мембрана – гибкая двухмерная пластина. Многомерные мембраны физики называют бранами. Браны разнообразны, их размерность может изменяться от 1 до 9.

Митио Каку в предисловии к книге «Гиперпространство» пишет:

«Все, что мы видим вокруг, – от деревьев и гор до самих звезд – не что иное, как „вибрации в гиперпространстве“. Если это верно, значит, у нас появляется возможность элегантно и просто описать Вселенную средствами геометрии».

И далее, тридцать страниц спустя:

«Материя во Вселенной и силы, которые не дают ей разлететься и придают ошеломляющее, бесконечное разнообразие замысловатых форм, могут оказаться не чем иным, как различными вибрациями гиперпространства».

► Шаг за шагом мы втягиваемся в геометризацию физики и символизацию вещества.

Элементы вещества и элементы взаимодействия представляют собой части сложной многомерной структуры, геометрию которой мы еще не знаем. Классическая геометрия не в состоянии описать физику на квантовом уровне. Новая квантовая геометрия еще не создана, но совершенно ясно, что она должна описать переход от гладкого пространства на больших масштабах к рифленому пространству в масштабах планковсой длины. На большой глубине масштабов, словами Манучера Парвина,

► «пространство и время шипят, как шипит масло на сковороде».

Пространство причудливо изгибается и сворачивается. Вещество пропадает в черных дырах и снова возникает из квантового вакуума. Прямолинейного и равномерного движения нет в природе. Все нелинейно. Принцип суммирования состояний применим только к линейным системам. В случае нелинейных систем целое не равно сумме составляющих его частей. Динамические траектории непрерывны, а устойчивые состояния на них дискретны.

Окружающая нас реальность вещественна и действенна. Связь между веществом и действием обнаруживает себя в законе сохранения энергии – в абстрактном символическом законе. Такой закон сам по себе есть фрагмент символической структуры. В свою очередь, связь символических структур с физическими структурами организуется при посредничестве битов и кубитов и проявляет себя в изменении информационной энтропии – абстрактной символической величины.

Символическая организация представляет собой своего рода призрачный «скелет», к которому прилаживаются физические структуры. Она представляет собой нечеткую топологию отношений и влияний. В сети взаимных влияний образуются элементарные частицы вещества и элементарные кванты действия. Их нельзя считать фундаментальными – они часть вибрирующей сети. Свойства, которые они демонстрируют, – это вовсе не их индивидуальные качества, но качества сети, частью которой они являются. Они – в зависимости от ракурса обзора – то узловые точки, то связывающие их нити взаимодействий. Они то появляются, то исчезают. Все вокруг мерцает.

Нет фундаментальных элементов, но есть согласованная сетевая структура реальности. И эта сетевая структура имеет символическую природу. Символическая метафора такой сети описана в «Аватамсака-сутре» («Цветочная гирлянда сутр»). В пересказе сэра Чарльза Элиота фрагмент «Аватамсака-сутры» звучит так:

«В небесах Индры есть жемчужная сеть, и жемчужины эти расположены таким образом, что, посмотрев на одну из них, узришь в отражении на ее поверхности все остальные».

Вообразите бриллиантовую сеть, в каждом узле которой находится бриллиант: в его гранях отражаются все бриллианты, и сам он тоже отражается во всех остальных бриллиантах. Бриллианты находятся в движении, но их движение согласовано таким образом, что в любой момент каждый бриллиант отражается во всех остальных бриллиантах. Эта фантастическая бриллиантовая паутина нависает над дворцом бога Индры.

Этой метафоре почти две тысячи лет, но она по-прежнему актуальна. Основоположник теории информации Клод Шеннон в 1987 году описал модель киберпространства:

«Представьте все возможные зеркальные комнаты, расположенные со смыслом, так, что когда вы, находясь в одной из таких комнат, посмотрите в любом направлении, то пространство окажется разделенным на ряды комнат. При этом вы будете находиться в каждой из этих комнат, и так до бесконечности, без противоречий».

Сравнение структуры Вселенной с сетью комнат или сетью дискретных ячеек не ново. Еще в 1940-х годах Джон фон Нейман и Станислав Улам, работая в Манхэттенском проекте в Лос-Аламосе, изобрели клеточные автоматы. Клеточные автоматы представляют собой дискретные математические модели, в которых фиксированные локальные правила генерируют неожиданно сложное поведение в более крупном масштабе. Стивен Вольфрам первым в 1980-х годах глубоко изучил базовые одномерные клеточные автоматы.

Стивен Вольфрам обладает необычайными математическими способностями. Он рано начал научную карьеру, опубликовав свою первую исследовательскую работу еще во время учебы в Итоне в 1970-х. Когда ему исполнилось немногим более двадцати лет, он уже работал в Институте перспективных исследований в Принстоне. Вольфрам разработал язык программирования, который лег в основу системы компьютерной алгебры Mathematica. С 1987 года Вольфрам возглавляет компанию Wolfram Research, которая благодаря успеху программы Mathematica дала ему возможность проводить собственные научные исследования. Вольфрам – один из главных сторонников той точки зрения, что клеточные автоматы – не только увлекательная математическая игра. В 2002 году он опубликовал за свой счет книгу «A New Kind of Science» («Новый вид науки»). В этой книге он излагает свои мысли о том, что

«структура Вселенной аналогична решетке в моделях клеточных автоматов, которая существует вне пространства и времени».

Символическая структура реальности отстранена от вещей и явлений. Символы не обжигают пальцы. Мы не можем их видеть, слышать, осязать, обонять или ощущать их вкус.

И все-таки они существуют. Благодаря сознанию мы воспринимаем и различаем символы. Сознание, как и любое другое чувство, обрабатывает потоки информации. Сознание извлекает символы из информационных потоков, отделяет их от вещественных носителей и друг от друга. Сознание расщепляет символы и превращает их в абстрактные знаки. Сознание группирует и переставляет абстрактные знаки до тех пор, пока их символическая комбинация вдруг не спровоцирует эмоциональный, почти чувственный эффект озарения. В этот момент истина не нуждается в словах. Она – истина – чувственно осязаема и, значит, созвучна структуре реальности. Материализация символических структур, произведенных в процессе сознательной обработки символов, – дело техники.

Символы, благодаря своему рациональному и чувственному воздействию на сознание, формируют реальность, в которой не только вещь или действие могут стать символами, но символы могут стать вещью или действием. В этом смысле

не только существует

      такая вещь как символ,

           но символ и есть вещь.