Текст книги "«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 1"

Путь в Европу

Поезд идет на Восток

Получив 11 июля 1919 г. от генерала М.К. Дитерихса приказ покинуть Екатеринбург, следователь Н.А. Соколов выехал из города, когда на подступах к нему уже появились разъезды красных.

15 июля Екатеринбург был захвачен большевиками.

Вслед за армией Сибирского правительства Николай Алексеевич едет на восток, вывозя подлинное следственное производство вместе с добытыми вещественными доказательствами.

Первую остановку он делает в Тюмени.

Большая Никольская улица в Ишиме

Следующим пунктом его недолгого пребывания был город Ишим Тобольской губернии.

Судя по сохранившимся документам, тут Н.А. Соколов находился, по крайней мере, с 22 июля по 14 августа.

Из Ишима следователь выехал прямо в Омск.

Омский вокзал. 1919 г.

Большевики продвигались к Омску. Однако и в это сложное время Верховный Правитель не забывает о следствии. Седьмым августа датируется документ, подписанный еще в Ишиме адмиралом А.В. Колчаком, об оказании всемерной помощи Н.А. Соколову:

«Настоящим повелеваю всем военным, гражданским, железнодорожным властям оказывать судебному следователю по особо важным делам СОКОЛОВУ, производящему возложенное на него по моей воле предварительное следствие по делу особой важности, всемерное содействие к безпрепятственному его передвижению на всей освобожденной территории России в предоставленном ему по моей воле вагоне № 1880, каковой вагон является его служебной камерой и никаким осмотрам не подлежит».

А вскоре в Омск прибыли посланные из Крыма вдовствующей Императрицей Марией Феодоровной капитан П.П. Булыгин и есаул А.А. Грамотин.

Высадившись 8 августа 1919 г. во Владивостоке, Омска они достигли 23 августа и, в присутствии причастных к расследованию генерал-лейтенантов М.К. Дитерихса и князя В.В. Голицына, 30 августа были представлены адмиралу А.В. Колчаку. Сразу же после одобрения Верховного Правителя, по приказу генерала М.К. Дитерихса, офицеры поступили «в распоряжение судебного следователя по особо важным делам Соколова».

Подробнее всех об этом последнем урало-сибирском периоде следствия написал один из них – капитан Павел Петрович Булыгин (1896–1936). Его воспоминания мы приводим в двух изводах: оригинальной русской версии по публикации в рижской газете «Сегодня» 1928 г. и переводу с английского его мемуаров, напечатанных в Лондоне в 1935 г.

Капитан Павел Петрович Булыгин (1896–1936). Конец 1916 г.

«Было согласовано, – вспоминал о первой своей встрече со следователем П.П. Булыгин, – что есаул Грамотин и я будем работать под его руководством, но в настоящее время мы должны где-нибудь найти себе жилье, поскольку вагончик Соколова был уже переполнен: он сам, его жена, пристав Кульков, кабинетная мебель – в комнате едва хватало места, чтобы развернуться. Однако генерал Дитерихс обещал предоставить в распоряжение Соколова теплушку, какие используются для транспортировки войск, и тогда мы могли бы поселиться в ней.

– Давайте работать вместе, капитан, и работать как один человек. Мне кажется, что я начинаю узнавать Вас. Мне очень много нужно сделать…

Мы обменялись теплым рукопожатием, и я отправился искать жилье».

Здание судебных установлений. Омск. 1919 г.

В Омске задержались, однако, недолго. В виду тревожного положения на фронте Соколов со своими спутниками вынужден был оставить город.

В последних числах августа (т. е. почти сразу же после приезда офицеров) они отбыли в Читу, исполняя возложенные на них обязанности по сопровождению и охране следственного материала.

Есаул Александр Александрович Грамотин

«В августе 1919 г., – вспоминал капитан П.П. Булыгин, – в виду неустойчивости положения на фронте и возможной угрозы Омску, камера судебного следователя Соколова – служебный вагон III класса № 1880 и прицепленная к нему оборудованная для зимы теплушка, добытая мной в Омске – двинулись в долгий путь на восток. В теплушке, кроме меня, помещались: мой спутник и помощник по охране в Крыму, тоже прикомандированный к Соколову, – есаул Грамотны[19]19
  Есаул Александр Александрович Грамотин (27.3.1895-25.1Е1967) – уроженец станицы Кавказской Кубанской области; окончил Тифлисский кадетский корпус (1912) и Николаевское кавалерийское училище (1914). Хорунжий Полтавского конного полка, потом 1-го Хоперского ЕИВ Великой Княгини Анастасии Михайловны конного полка и, наконец, Лейб-Гвардии 2-й Кубанской сотни Собственного ЕИВ Конвоя (1916). В Добровольческой армии в Кубанском гвардейском дивизионе, а с весны 1918 г. состоял в Отряде особого назначения по охране лиц Императорской Фамилии в Крыму. Есаул (1918). Вдовствующей Императрицей командирован в Сибирь для выяснения судьбы Царской Семьи: http://a-pesni.org/grvojna/bel/a-konvojl917.php В эмиграции жил сначала в Харбине. Член Общества офицеров Гвардии на Дальнем Востоке (1922). Член Офицерского собрания в Шанхае (1941), где служил во французской полиции. В 1947 г. переехал в США. Скончался в Нью-Йорке. Член Общества русских ветеранов Великой войны. Похоронен на Сербском кладбище в Сан-Франциско. Там же упокоиласьи его супруга Людмила Александровна (1908–2000).


[Закрыть], старший унтер-офицер Усольцев и мой ординарец улан Шалимов».

«Когда выяснилось неизбежное падение Омска, – писал находившийся там же английский журналист Р. Вильтон, – Соколов увез дело. Вскоре после того генерал Дитерихс оставил должность главнокомандующего армией, ибо, не смотря на его представление, Колчак отложил эвакуацию столицы. Я выехал вместе с ним за несколько дней до вступления в город красных».

Могила А.А. Грамотнина на Сербском кладбище в Сан-Франциско

Омск пал 14 ноября. Вместе с эвакуировавшейся Штаб-квартирой Британской верховной комиссии (переведенной в Иркутск, затем выехавшей в Верхнеудинск, а там и на Дальний Восток) город оставил и секретарь ее главы Ч.С. Гиббс. Кстати именно в это время произошла смена верховного комиссара: вместо Чарльза Элиота этот пост занял Майлс Лэмпсон.

«Путешествие, – писал П.П. Булыгин, – это единственно верное слово для этого продвижения. Нормальная поездка должна была занять около четырех дней, но та, которую совершали мы, была далека от лучшего случая. Но это не имело значения: мы даже в Омске жили в поезде, поэтому единственным изменением было появление резких толчков и грохота. “Офисом”, если так можно выразиться, был пассажирский вагон, служивший также жилищем Соколову, его жене (она была нашей машинисткой), официальному наблюдателю, приставленному к нам Омским судом, и приставу Кулькову.

Красные на улицах Ом

Остальные жили в той самой переделанной теплушке, которая, естественно, была промаркирована: “8 лошадей – 20 человек”. Это были: мой помощник есаул Грамотин, который был со мной с Крымских дней, когда мы вместе охраняли вдовствующую Императрицу, подпрапорщик Усольцев, самый ловкий из ловких, который в свое время был мастером-шахтером и потом возглавил поисковые работы на шахте “Четырех братьев”, мой ординарец улан Шалимов – доброволец, гимназист с Урала, и, наконец, я сам – в данный момент телохранитель и помощник Соколова».

«Холодной осенней ночью страшного 1919 года, – читаем в отдельном издании мемуаров П.П. Булыгина, – вниз и вверх по склону Яблонового хребта в Забайкалье медленно карабкался железнодорожный состав. В конце поезда трясся и мотался вагон № 1880. В его небольшом купе собрались почти все пассажиры. Одним был следователь по особо важным делам Соколов […]. Вторым – член Омского суда, который был официальным наблюдателем в этом деле.

Тот самый поезд, в котором следователь Н.А. Соколов вывозил материалы следствия, включавшие мощи Святых Царственных Мучеников. Фото из архива генерала М.К. Дитерихса

Третьим был высокий, хорошо сложенный мужчина с длинными волосами и бородой, скорее похожий на священника, но на самом деле – общественный прокурор Екатеринбургского окружного суда, бывший коллега Соколова, присоединившийся к нам в пути. Четвертым участником собрания был ваш покорный слуга – Лейб-Гвардии капитан, прикомандированный к следователю по особо важным делам.

Чита. 1919 г.

В этом вагоне находились металлические ящики с письменными материалами и вещественными доказательствами, собранными во время следствия. В углу купе стояли два полковых знамени в кожаных чехлах. Знамена принадлежали Лейб-Гвардии ЕИВ Ахалтекинскому полку и были переданы на наше попечение генералом Дитерихсом в Верхнеудинске. Позже они были сняты с древков и положены вместе с вещественными доказательствами в ящик, в котором хранились кости, найденные в пепле на месте сожжения тел Членов Царской Семьи. Там всё это остается и по сей день».

Григорий Михайлович Семенов

В начале октября поезд прибыл в Читу.

«В Читу, – пишет П.П. Булыгин, – мы приехали благополучно. Совершенно новая обстановка ожидала нас здесь. Чувствовалась большая обособленность и настороженность ко всем прибывающим с запада от адмирала Колчака. Атаман Семенов[20]20
  Григорий Михайлович Семенов (Семенов-Мерлин) (1890–1946) – сын казака Забайкальского казачьего войска. Участник Германской войны. Награжден орденом св. вмч. Георгия 4 ст. и золотым Георгиевским оружием. Есаул. После революции возглавил борьбу с большевиками в Забайкалье. Командир 5-го Приамурского корпуса (8.10.1918). Походный атаман Уссурийского и Амурского казачьих войск (с 19.11.1918). Командующий Восточно-Сибирской отдельной армией (8.12.1918). Походный атаман Забайкальского и Дальневосточных казачьих войск (23.4.1919). Войсковой атаман Забайкальского казачьего войска (с 13.6.1919). Командир 6-го Восточно-Сибирского армейского корпуса (18.6–3.8.1919). Помощник командующего войсками Приамурского военного округа и главный начальник Приамурского края (с 29.8.1919). Командующий войсками Читинского (с 12.11.1919; с 5.12.1919 – Забайкальского) военного округа. Главнокомандующий всеми Вооруженными силами Дальнего Востока и Иркутского военного округа, с подчинением Забайкальского округа (24.12.1919). Главнокомандующий войсками Российской восточной окраины (11.2.1920). Походный атаман всех казачьих войск Российской восточной окраины (с 30.4.1920). Походный атаман всех казачьих войск Сибири и Урала (с 28.4.1921). Генерал-лейтенант. Монгольский князь. Китайский мандарин 1-го класса. Полиглот. Бакалавр философии. После революции не принял гражданства какой-либо страны. Продолжал антибольшевицкую борьбу даже после вынужденного ухода за границу в сентябре 1921 г. После второй мiровой войны был арестован в Дайрене. По приговору Военной коллегии Верховного суда СССР повешен. Супруга и две его дочери погибли в лагерях на Колыме.


[Закрыть] был в отсутствии, и мы, ожидая его, жили в вагонах. […]

Атаман Семенов не сдержал обещания защищать следствие. В Читу перекочевала группа давних вредителей дела […]: полковник Никифоров, товарищ прокурора Тихомиров и другие. Они были явно своими людьми в атаманском окружении. По Чите поползли слухи о том, что Соколов – автор приказа № 1, старый революционер, умышленно говорит, что Государь убит – началась травля. Все это волновало офицеров атамана и горячило их и так уже разгоряченные временем головы.

Семья атамана Г.М. Семенова

Соколов и я хорошо понимали, что одна ручная граната, брошенная в окно его комнаты, уничтожит и его и дело, бывшее тогда всего лишь в одном экземпляре и с нетерпением ждали приезда в Читу генерала Дитерихса, который тогда, отказавшись от поста начальника штаба верховного правителя, ехал на Восток».

Русский эмигрант профессор П.Н. Пагануцци в своей книге «Правда об убийстве Царской Семьи» указывает и на еще одну причину неожиданно возникшей враждебности:

«Такому отношению к Соколову частично способствовали разные слухи, распространяемые против него большевицкими шпионами во Франции и Германии. Вообще же энергичный следователь еще в Сибири навлек на себя “гнев” и внимание чекистских агентов. Осенью 1919 г., когда Соколов, покинув Екатеринбург, постепенно перебрался в Читу, то там поползли слухи, что он старый революционер, чуть ли не автор пресловутого приказа номер 1, что он умышленно старается доказать убийство Государя и всей Его Семьи. И этим слухам, искусно распространяемым большевицкой агентурой, начали верить даже и в стане белых!»

Однако страхи и предубеждение в связи с атаманом ЕМ. Семеновым были несколько преувеличены. Как известно, генерал оказывал большую помощь в перевозке в Пекин тел Алапаевских мучеников, а также принимал активное участие в розыске цареубийц.

«…Весною 1930 года атаман Семенов посылал в Шанхай трех своих офицеров в поисках бывшего советского военного Франка Кёнига, который якобы бальзамировал голову Николая II. Кёниг таинственно исчез, и выяснить ничего не удалось»³².

Да и ориентировался Григорий Михайлович на японцев, поддерживавших белое движение, в отличие от американцев и французов, симпатизировавших, как известно, большевикам, или англичан, не принимавших определенно ни одну из сторон, вовсю интриговавших в своих интересах, используя и тех и других.

Лицевая сторона казначейского знака Сибирского Временного Правительства (атамана Г.М. Семенова) достоинством в 50 рублей с изображением России. Пробный выпуск

В феврале 1920 г. именно Г.М. Семенов откомандировал есаула А.А. Грамотина в Лондон для доклада вдовствующей Императрице Марии Феодоровне. Деньги на отъезд в Европу получил от него и капитан П.П. Булыгин.

В следующем 1921 г. Н.А. Соколов с П.П. Булыгиным, отправившиеся в целях продолжения следствия в Берлин, останавливались там на квартире полковника Э.Г. Фрейберга – представителя атамана Г.М. Семенова в Германии.

Отчасти подобная реакция была вызвана и особенностями характера самого Н.А. Соколова, о котором генерал М.К. Дитерихс высказывался так: «Как человек самолюбивый и фанатик своей профессии, он нередко проявлял вспыльчивость, горячность и подозрительность к другим людям».

Воспоминания капитана П.П. Булыгина позволяют нам еще кое-что понять: «Несколько дней спустя сам атаман вернулся в Читу, но все попытки Соколова получить у него аудиенцию были безуспешны. Было много обещаний, и всё без результатов. Соколов становился безпокойным, нетерпеливым и раздражительным. Наконец, мне удалось […] встретиться с самим Атаманом. Семенов принял меня очень вежливо, просмотрел мои верительные грамоты, обещал оказать Соколову любую помощь […]

Борис Николаевич Соловьев (1893–1926). Фотография из книги С.В. Маркова «Покинутая Царская Семья», напечатанной в Вене в 1928 г.

Увы, так случалось довольно часто: где я, как военный и посланник вдовствующей Императрицы, бывал принят и выслушан, Соколову не разрешалось даже изложить свое дело. Причины этому были разные: дискредитация, в которую попало расследование из-за неэффективности работы первых двух следователей; абсолютная честность и справедливость Соколова, которые привели его к защите “тюремщиков” Царя, таких, как полковник Кобылинский, и к обвинению “спасителей”, подобных Соловьеву [зятю Г.Е. Распутина, к которому все причастные к следствию относились откровенно предвзято. – С.Ф.]; частая путаница, существовавшая между следователем Соколовым и другим Соколовым, известным революционером, который подписал декрет, приведший к дезорганизации армии, и, наконец, преднамеренные обманы, используемые людьми в самозащите.

Все эти факты рождали подозрения, неприязнь и даже открытую враждебность по отношению к официальному следователю.

В данном случае, как и во многих других, я был хорошо принят и получил необходимую помощь, хотя Соколов имел все полномочия и право требовать уважения и помощи, но с ним большей частью обращались позорно».

В Чите Н.А. Соколов со спутниками застрял надолго, пробыв здесь с начала октября до самого конца 1919 года.

В первых числах декабря здесь появился генерал М.К. Дитерихс.

Атаман Г.М. Семенов на пороге своего дома в Чите. 1919 г.

Ехавший вместе с ним в поезде из Омска Р. Вильтон вспоминал: «В Чите мы вновь встретились с Соколовым. Здесь находилась тогда главная квартира атамана Семенова, который стремился возродить останки колчаковского правительства, объединив их под своей властью. Соколов вскоре вызвал у семеновцев подозрение. Они хотели опереться на престиж Романовых, у Соколова же находились доказательства, что вся Семья погибла. Это мешало их политике».

«Поезд генерала Дитерихса, – читаем в книге П.П. Булыгина, – прибыл в Читу 6 декабря 1919 г. Утром Соколов был в поезде генерала и вернувшись сказал мне:

– Мы с Михаилом Константиновичем хорошо поговорили.

Днем был мой доклад у генерала. Обрисовав обстановку, в которой находится следователь и высказав мои опасения, я предложил нужные по моему мнению меры к охранению дела – вывоз его из Читы. Генерал выслушал меня и сказал:

– Я всё это знаю от Николая Алексеевича.

После этого он велел мне принять сегодня же от Соколова весь материал дела и перевезти его к нему в поезд. Ночью он везет все дело в Верхне-Удинск. Я поеду “цербером” при деле. Соколов, Грамотин приедут после».

Саммерс и Мангольд в своем «Досье» утверждают, что это «закончилось разрывом отношений» между следователем и генералом. Однако всё было, конечно, не так, хотя возникшее непонимание и приняло резкие формы.

«Соколов, – писал непосредственный свидетель всего случившегося капитан П.П. Булыгин, – вспылил. Его нервы к этому времени были в ужасном состоянии, и ему показалось, что это был заговор с целью изолировать его от материалов следствия.

Я кинулся назад к генералу Дитерихсу, он дал мне письмо для Соколова, приглашая на разговор. Однако мой шеф был слишком рассержен, чтобы выслушать объяснения. Он порвал письмо, не читая, и сказал, что огорчен видеть как генерал сделал меня инструментом неправильных действий.

Сердце мое полностью было на стороне Соколова и я чувствовал, что с ним можно было бы обращаться с большим уважением, но безопасность отчетов должна быть прежде всего: поезду генерала нельзя было позволить уехать без материалов следствия. Поэтому я взял все бумаги, переправил их с помощью Грамотина в поезд Дитерихса, послал есаула назад приглядеть за Соколовым и отправился в Верхне-Удинск».

Читинский эпизод нашел впоследствии отражение в письме, направленном П.П. Булыгиным в белградскую газету «Новое время»³³.

Эта публикация («К делу Н.А. Соколова») была реакцией на сведения, содержавшиеся в очерке А. Ирина «На могиле Н.А. Соколова»³⁴.

Генерал Г.М. Семенов с офицерами своего штаба. Сибирский путь. 1918–1919 гг.

Памятником этой размолвки осталось письмо Н.А. Соколова, написанное 7/20 декабря 1919 г. в Чите на имя прокурора Казанской судебной палаты Н.И. Миролюбова: «19 декабря поздним вечером господин генерал-лейтенант М.К. Дитерихс изъял от меня все подлинное следственное производство по делу об убийстве отрекшегося от Престола Российского Государства ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА Николая Александровича и ЕГО СЕМЬИ со всеми по сему делу вещественными доказательствами и фотографическими изображениями».

Дальнейшее развитие событий показало, что этот вынужденный шаг был вполне оправдан, предотвратив уничтожение материалов следствия, хотя некоторым участником этой истории это тогда и не казалось столь очевидным.

Тот же Саммерс и Мангольд, например, писали: «Соколов, возможно, был прав, когда боялся за свои записи. Британские дипломатические записи показывают, что Дитерихс держал материалы следствия “готовыми и связанными, но не подписанными и не опечатанными”. Это было идеальным временем для того, чтобы их похоронить». (Свидетельство, говорящее, что такие планы у «союзников» существовали.)

Забайкальские казаки атамана Семенова

Как бы то ни было, однако в составленной и подписанной самим Н.А. Соколовым перед отъездом из России справке дается следующее описание и оценка действий генерала:

«С [6] 19 декабря 1919 года подлинное следственное производство и все вещественные доказательства находились на хранении у генерал-лейтенанта М.К. Дитерихса.

Следственные действия с этого момента производились по дубликату предварительного следствия, остававшегося у судебного следователя. Эти меры были вызваны тревожным положением общего политического характера в Забайкальской области».

Находясь поистине в походных условиях, да еще и без подлинников делопроизводства, Н.А. Соколов, тем не менее, ни на день не прерывал расследование.

Он находил и допрашивал всё новых свидетелей, продолжал собирать вещественные доказательства, делать запросы, осматривал ранее собранные документы и обнаруженные во время раскопок на Ганиной яме предметы.

Следствие Николай Алексеевич продолжал вести по снятой им копии дела, как это предстояло делать ему вскоре, находясь в эмиграции.

На следующий день после того, как 6/19 декабря 1920 г. генерал М.К. Дитерихс получил в Чите от Н.А. Соколова подлинное следственное дело, он, не теряя времени, сразу же выехал в Верхне-Удинск (известный ныне как Улан-Удэ).

Именно в это время, находясь еще в поезде по пути в Верхне-Удинск, генерал М.К. Дитерихс, осознав в Чите опасность уничтожения документов расследования и его последствия, приступил к снятию копии с дела.

Вскоре они вновь встретились.

«…На второй день Рождества, – вспоминал капитан П.П. Булыгин, – в Верхне-Удинск прибыл вагон нашего общего с Соколовым английского друга капитана Уокера – офицера для связи при атамане от английского командования в Сибири. В вагоне Уокера приехали Соколов и Грамотин […] сами, по их убеждению, едва избежавшие арестов в Чите».

Нам не удалось найти каких-либо сведений о капитане Уокере (H.S. Walker), однако известно о двух стихотворениях Булыгина, ему посвященных: «Шотландия» и «Попав сюда, припомнишь скоро».

Железнодорожный вокзал в Верхне-Удинске

В эмигрантской печати было опубликовано фантастическое, не имевшее ничего общего с действительностью, описание этой поездки Н.А. Соколова из Читы в Верхне-Удинск.

«19 декабря 1919 г., – сообщал в опубликованном 30 января 1931 г. письме в редакцию берлинской газеты “Руль” И.С. Четвериков, – мне было дано разрешение в г. Красноярске поместиться в вагоне литерного поезда “С” адмирала А. Колчака. В теплушке находились трое мужчин и несколько дам, один мальчик. Поезд отошел 21 декабря в направлении Иркутска. Познакомившись в дороге со спутниками, я узнал, что это “Следственная комиссия” по делу убийства Царской Семьи. Председатель комиссии г. Соколов был очень удручен, мы его освободили от исполнения хозяйственных работ по вагону и я работал с судебным приставом и секретарем. Во время разговоров я узнал о следовавшем с нами грузе и так как он находился непосредственно под нарами, на которых я спал с женою, то видел его ежедневно.

На станции “Зима”, не доезжая до Иркутска, – это было около 10-го января 1920 г. – пришел к нам г. Соколов и заявил, что в Иркутске большевики и что потому дальше везти груз опасно, что он нашел надежного мужика, который согласился спрятать все на своей заимке в тайге.

Действительно, приезжал мужик на дровнях и я лично вытаскивал […] баулы из вагона и грузил…»³⁵

Что касается Н.А. Соколова, то о времени своего прибытия он указал сам в составленной им справке: «4 января 1920 года судебный следователь выбыл из Читы в г. Верхне-Удинск, где нашел подлинное дело и все вещественные доказательства в полной сохранности у генерал-лейтенанта М.К. Дитерихса».

Сибирский поезд с вагоном № 1880 и теплушкой, на котором следователь Н.А. Соколов спасал мощи Святых Царственных Мучеников, материалы судебного следствия по цареубийству и вещественные доказательства. Фото из архива Ч.С. Гиббса. Предоставлено К.А. Протопоповым

Тем временем военнополитическая обстановка стремительно ухудшалась. Срочно нужно было принимать меры по спасению Священных реликвий и самого дела.

6 января 1920 г. в Верх-не-Удинске Соколов вручил Булыгину под расписку доклад по делу об убийстве Царской Семьи, написанный им еще во время его пребывания в Чите специально для вдовствующей Императрицы.

Верхне-Удинск

На следующий день (7 января) генерал М.К. Дитерихс обратился находившемуся в Верхнеудинске британскому Верховному комиссару в Сибири Майлсу Лэмпсону[21]21
  Майлс Лэмпсон – с 8 ноября 1919 г. по 1 февраля 1920 г. исполнял обязанности Верховного комиссара в Сибири, после чего был направлен в Пекин, где с 2 марта по 15 апреля 1920 г. был временным поверенным.


[Закрыть]:

«До последнего момента я желал сохранить у себя и не вывозить из России, в возрождение которой я всё еще продолжаю верить, материалы по делу об убийстве Императорской Семьи, т. е. основные улики и останки Их Императорских Величеств, которые представилось возможным найти на том месте, где Их тела были сожжены.

Однако поворот, который принимают события, показывает, что для сохранения Священных останков в неприкосновенности необходимо передать их другому человеку.

Я не могу покинуть Россию: прогерманская политика властей в Чите [далее к востоку] может заставить меня временно искать убежища в лесу. При таких обстоятельствах я, конечно же, не могу оставить при себе Великие национальные святыни.

Генерал Михаил Константинович Дитерихс

Я решил передать эти Священные останки Вам, как представителю Великобритании. Думаю, Вы поймете без лишних объяснений, почему я желаю, чтобы это был гражданин Великобритании: исторически мы выступали против общего врага, и мученическое убийство Членов Императорской Семьи, злодеяние, ужаснейшее в истории, есть дело рук этого врага, совершенное при содействии большевиков.

Я хотел бы добавить, что если обстоятельства заставят Вас вывезти Императорские останки и документы из России и если Англия не сможет вернуть их мне, считаю, что они могут быть переданы только Великому Князю Николаю Николаевичу или генералу Деникину.

Позвольте мне пожелать Вам и Вашей стране полного процветания, а также твердо противостоять шторму, бушующему сейчас во всем мiре.

Осмелюсь также почтительно пожелать здоровья и всяческого благополучия Его Величеству Королю Англии.

Остаюсь искренне преданный Вам М. Дитерихс».

Синяя сафьяновая шкатулка (коробка, сундучок), принадлежавшая Императрице Александре Феодоровне и найденная во время следствия у охранника Ипатьевского дома Михаила Летемина, в которой хранились мощи Св. Царственных Мучеников. Фото из архива генерала М.К. Дитерихса. Предоставлено К.А. Протопоповым

При передаваемом реликварии находилась написанная карандашом генералом М.К. Дитерихсом сопроводительная записка, датированная 5 января 1920 г.:

«В этом сундучке, принадлежавшем Государыне Императрице, ныне содержатся все останки, найденные у шахты № 6: Государя Императора Николая II, Государыни Императрицы [здесь оставлено место] и сожженных вместе с Ними: доктора Евгения Сергеевича Боткина, слуги Алексея Егоровича Труппа, повара Ивана Михайловича Харитонова и девушки Анны Степановны Демидовой».

Судя по сохранившейся депеше в Лондон, Майлс Лэмпсон получил сундучок 8 января, как он пишет, «при драматических обстоятельствах в ночь отъезда из Верхнеудинска в восточном направлении».

Майлс Лэмпсон – с 8 ноября 1919 г. по 1 февраля 1920 г. исполнял обязанности Верховного комиссара в Сибири, после чего был направлен в Пекин, где с 2 марта по 15 апреля 1920 г. был временным поверенным

В датированном тем же 8 января совершенно секретном письме дипломат докладывал:

«Вчера поздно ночью я получил от генерала Дитерихса дорожный сундучок, в котором содержатся останки последней Императорской Семьи, погибшей в Екатеринбурге. Из сведений, полученных от генерала, я узнал, что у него были причины опасаться прогерманской партии в Чите, которая могла начать поиски останков, и он передал их мне на хранение.

Наряду с этим генерал Дитерихс просил разрешения послать с г-ном Харрисом – американским генеральным консулом – ящик с предметами, сходными с теми, которые были отосланы в Англию на корабле Его Величества “Кент”, но гораздо более ценными с юридической точки зрения, а также копию этого дела.

Я получил эти вещи и предлагаю поступить с ними так же, как поступил сэр Чарльз Элиот с теми, которые получил раньше».

Об истории отправки Царских вещей в Англию мы расскажем, Бог даст, отдельно (говорить об этом запутанном вопросе скороговоркой не стоит), а пока остановимся на упомянутом в депеше Лэмпсона участии американцев, опираясь на материалы собранного нами газетного архива и с учетом интернет-публикаций.

Первая статья на эту тему появилась в «New York Times» 5 апреля 1925 г. Газета опубликовала письмо Артура Спроула. Автор сообщал, что, находясь в 1917–1918 гг. в Москве, «познакомился с американцем, который занимал видный пост в американской консульской службе и имел сношения с русским департаментом крупного нью-йоркского банка, а затем был назначен генеральным консулом США в Сибири. Друг Спроула был направлен по службе в Омск, затем в Екатеринбург, и, наконец, оказался во Владивостоке, откуда убыл в США.

Летом 1920 г. в беседе со Спроулом его друг сообщил, что в 1920 г. вывозил в своем личном консульском багаже из Сибири останки всех членов Царской Семьи, их иконы и украшения; он направил багаж официальным представителям Великобритании в Харбин, и те доставили груз в Пекин и передали в русское посольство».

В декабре 1930 г. в той же газете появилось еще две статьи о том же. Информационным поводом к их появлению послужило издание мемуаров генерала Мориса Жанена. Американцы попытались вступить с ним в сражение за приоритет в спасении Царских реликвий, исходя из ложных представлений о сути и ходе подлинного течения событий.

Визитная карточка Н.А. Соколова. Собрание Свято-Троицкой Духовной семинарии в Джорданвилл

Первым с заявлением журналисту «New York Times» (19 декабря) выступил вице-консул США в Сибири Франклин Кларкин, сообщивший[22]22
  Франклин Кларкин (1869-после 1945) – американский журналист и дипломат. Военный корреспондент «New York Evening Post» во время Испанско-Американской войны 1898 г. и Русско-Японской 1904–1905 гг. В 1918–1919 гг. сотрудник Американского правительственного комитета США по общественной информации в Чите. В 1919–1921 гг. вице-консул в Сибири.


[Закрыть], что останки Царской Семьи были, по личной просьбе адмирала А.В. Колчака, тайно вывезены американским поездом в вагоне генерального консула Харриса в Харбин, где были переданы четырем офицерам, присланным представителем Омского правительства в Маньчжурии генерал-лейтенантом Д.Л. Хорватом (1858–1937):

«Останки Царской Семьи, собранные в шахте, были положены в простой крестьянский ящик. Когда консул Соединенных Штатов эвакуировался из Сибири, адмирал Колчак обратился к нему с просьбой взять с собой “во имя христианской любви к ближнему” ящик. Через большевицкие линии останки Царской Семьи были провезены под американским флагом. В Харбине консула встретили 4 белых офицера. Один из них сказал консулу: “Вы не знаете, что везли с собою. Здесь находятся останки Императорской Фамилии”»³⁶.

Франклин Кларкин.

Снимок из Отдела эстампов и фотографий Библиотеки Конгресса США в Вашингтоне

А вот расширенная версия парижской газеты «Возрождение» (21.12.1930): «Консул удовлетворил просьбу адмирала Колчака и поручил Кларкину принять простую плетеную корзину, в которой находились реликвии. Что в сущности находилось в корзине Харрисон не знал, так как тайна ему не была открыта. Он узнал об этом лишь по прибытии в Харбин, где к нему явилось четыре офицера, присланных генералом Хорватом. С благоговением они вынесли плетенку из вагона, положили ее в автомобиль, и один из офицеров тогда сказал: “Вы даже не знаете, что вы привезли. Здесь всё, что осталось от Русской Царской Семьи…”

Корзина затем была перевезена в Шанхай и оттуда отправлена на пароходе в один из небольших портов Адриатического моря. В своем рассказе Кларкин перечисляет ее содержимое, причем указывает то же число предметов, что и генерал Жанен в своей книге. В этой части рассказ Кларкина и Жанена полностью совпадают.

Позже Кларкин и Харрисон слышали, что останки были, якобы, из Триеста отвезены в Румынию и там сохранены».

Более адекватную информацию о произошедшем «New York Times» поместила буквально на следующий день – 20 декабря 1930 г.

Было предоставлено слово самому консулу Эрнесту Харрису. По его словам, 9 января 1920 г. один англичанин, в течение 16 лет обучавший Царских Детей (речь, вероятно, шла о Ч.С. Гиббсе) явился к нему с письмо от генерала М.К. Дитерихса, в котором тот «просил вывезти из Сибири груз и передать его британскому послу в Пекине Майлсу Лэмпсону. Харрис принял груз у Дитерихса, а также вывез следователя Соколова, который ехал в вагоне, соседнем с вагоном Харриса, таким образом сопровождая груз. На пограничной станции Маньчжурия Соколов покинул поезд, а Харрис с грузом проследовал в Харбин, где передал груз Майлсу Лэмпсону. Это произошло 30 января 1920 г.»

Эрнест Ллойд Харрис (1870–1946) – по образованию философ (1891), доктор юридических наук (1896). С 1905 г. на дипломатической работе. Служил генеральным консулом в Смирне (Турция) и Стокгольме. С 1917 г. сотрудник московского отделения нью-йоркского Нэшнл Сити Банка. В 1918–1921 генеральный консул в Иркутске. Затем был на такой же должности в Сингапуре (1921–1925), в Ванкувере (1925–1929) и Вене (1929–1935), после чего вышел в отставку. Женат на Саре Жозефине Бэттл. Скончался 2 февраля 1946 г. в Ванкувере (Канада)

О том, как следователь Н.А. Соколов «покинул поезд», мы расскажем далее. Пока же заметим, что американский дипломат был автором книги «The allies in Siberia. Unknown Binding», вышедшей в 1921 г. Его отчеты и докладные записки, касающиеся гражданской войны в Сибири, Чехо-Словацкого легиона и американской политики хранятся в его фонде в Гуверовском институте. Множество других документов из его архива находятся также в архиве Калифорнийского университета в Окленде.

Недавно был выставлен на продажу 18-страничный документ, написанный Эрнестом Ллойдом Харрисом около 1920 г. В нем, говорится в аннотации, изложены подробности убийства Царской Семьи и роль американского дипломата в спасении от большевиков Княгини Елены Петровны, супруги Князя Иоанна Константиновича и дочери Сербского Короля Петра.