Текст книги "В Полосе времени (сборник)"

На Крымском берегу

Крымский берег Азовского моря. Вечер. Солнце, словно рыжий персик на синей скатерти, медленно катится к горизонту. Вода будто замерла. Кажется, что это не море, а гладкая блестящая поверхность с яркой солнечной дорожкой – отражением заката.

Я специально вышел к берегу, чтобы полюбоваться медленно-торжественным движением оранжевого круга. Иногда отдыхающие фотографируются на пляже, вытягивая руку, и тогда на снимке кажется, что солнышко у них на ладони.

Люблю эти тихие минуты перехода от света к темноте: когда над горизонтом остается только половина светящегося диска. Еще мгновение… и подступает прохлада южной ночи. Все скрывается в нависшей без единого огонька пелене. Всех как будто накрывают глухим плащом. Пытаясь уловить в темноте какое-либо движение, прислушиваюсь. Тщетно. Как маленький астероид в безграничной вселенной, я один стою в неузнаваемом мною мире. Лишь устремив взгляд далеко-далеко в море, можно увидеть световые гирлянды нескольких кораблей-призраков. Время и я будто замерли, ничего не существует. Но проходит несколько кажущихся вечными минут, и неожиданно слышится мое дыхание. Я начинаю чувствовать свои руки, плечи, все тело, постепенно осваиваю новую, неизведанную реальность. И вот уже мое ухо улавливает зарождающийся плеск воды, а глаза, постепенно привыкая к темноте, начинают выделять контуры еще более темных предметов.

Оказывается я не один здесь – рядом чернеет сидящая фигура. Кто-то, по-видимому, также как и я, был погружен в этот внезапно наступивший сон природы. Теплый, неповторимо пахучий морской воздух будто дрожит вслед за неуловимым движением воды. Все заснуло, не шевелясь, как будто выжидая. Чего же ждет эта темная притаившаяся ночь?

Какого-то вмешательства, толчка извне ждет, но вокруг все застыло в нерешительности. Тихое внезапное жужжание пролетевшего во тьме жука только усилило вновь наступившую тишину.

Мне захотелось движения, и я повернулся к чернеющей фигуре.

– Извините, я вас сразу не заметил, – приглушенно, чтобы не нарушить царивший вокруг покой, обратился я к незнакомцу.

– Фантастическая ночь, не правда ли? – чеканя каждую букву, медленно произнес мужчина.

Он немного сдвинулся с места и продолжил:

– Присаживайтесь рядом. Сейчас должна выглянуть луна.

И действительно, на темном небе стал проглядываться неясный еще, но все более светлеющий туман. Затем в этом месте появившиеся тонкие, полупрозрачные облака стали медленно приоткрывать серебристое пятно ночного светила.

– Вы не находите, – продолжил незнакомец, – что ночь, как женщина, со своими непредсказуемыми капризами, открывает тайны наперекор нашему видению? Посмотрите, только что была кромешная темнота, и мы даже не могли предположить, в какой момент выглянет луна. Согласитесь, так и у женщины, мы, мужчины, пытаемся поймать тот единственный доверительный, влюбчивый взгляд, по таинственный глубине которого угадываем ее желание принадлежать нам? И мы, не зная, когда это произойдет, долго ухаживаем за ней, словно кружим в ночи. Озарение серебристыми лучами луны также прекрасно, как восхитительна открывшаяся нам желанная женщина, с ее выжидательным, манящим молчанием.

– Да, вы – романтик, – ответил я, присаживаясь на толстую береговую корягу рядом с мужчиной. – Как вам удалось в бешеном ритме повседневной суетности сохранить такие чувствования?

Я внимательней присмотрелся к мужчине. Достаточно высокий, лет сорока, он выглядел крепким, уверенным в себе. Его доверительный, с природной интеллигентностью взгляд располагал к себе. Бархатный, баритонный голос мягко продолжал звучать над прибрежной водой:

– Да, вы правы. Иногда я думаю, что, углубляясь в ощущения, отрываюсь от действительности, забываю житейские семейные отношения. И вот я – в который раз – один. Но, слава Богу, я не страдаю.

Мужчина вдруг замолчал, а затем, тяжело вздохнув, как бы сам для себя произнес:

– Да, она больше не придет. Не придет…

– Кто не придет? – с любопытством спросил я.

Луна уже ярко освещала все вокруг, и я сумел заметить нарастающее волнение в глазах незнакомца.

– Хотите, расскажу историю?

В вопросе незнакомца чувствовались желание высказаться и даже некоторая мольба, и потому я согласился выслушать его.

– Вы не находите, – продолжил мой ночной собеседник, – что, хотя каждый человек индивидуален, мы обращаем внимание только на тех, которые чем-то приятны какой-то деталью внешности или поступком, действием, располагают к себе? А если приглянувшаяся женщина улыбнется, может начаться и любовная история. Но любовь ли это? И да и нет.

Я познакомился с этой девушкой здесь, в прибрежном кафе. Она, видимо, недавно закончила среднюю школу и сюда приехала подработать. Девушка мне сразу приглянулась. Какая-то не тронутая жизненными перипетиями, доверчивая и, я бы сказал, наивная красота были в ее походке, движениях рук. Она легко, словно пританцовывая, подавала тарелки с едой посетителям. Взгляд же совсем не соответствовал ее предупредительности. Он сразу меня заворожил! Я чувствовал, как черные большие глаза, словно тяжелое ватное одеяло, обволакивали всего меня. Их невозможно было пробить ни острым ответным взглядом, ни ярким лучом света. Когда длинные, немного закрученные вверх ресницы смыкались, я видел тонкий макияжный узор на веках. Рисунок был аккуратно увеличивающийся к уголкам глаз, как будто загорающийся из угольков костер. Я, как человек, наделенный богатым природным воображением, сразу захотел представить эти выразительные глаза в момент слабости стоящей передо мной девушки, когда она будет заключена в чьи-то крепкие, жаркие объятия. Сможет ли сумасшествие страсти снять неприступную таинственность ее взгляда?

Я приходил в кафе каждый день и уже начал немного шутить. Моя кажущаяся, напускная беззаботность всячески скрывала внутреннее нарастающее влечение к молодому созданию. Длинные, в цвет глаз, темные волосы, ложившиеся тяжелыми локонами на округлые плечики приглянувшейся мне девушки, усиливали мои тайные желания.

Люблю ли я? – тогда я не думал об этом. Я просто наслаждался ее кратковременным присутствием, как радуются нежным цветам ландыша – чуда, появившегося ранней весной.

Как-то я спросил девушку:

– Если с утра до вечера работать, то когда же купаться в море?

– Ночью, – задумчиво и тихо ответила она.

Эти слова глубоко мне запомнились. У меня вдруг появилось неотвязное желание быть с ней, там, на море. Не в кафе, где невозможно долго общаться из-за напряженной работы, а в другой, спокойной, обстановке.

«Но вдруг она не захочет?» – мелькнула мысль. И я решил дождаться окончания ее работы и незаметно пойти за ней.

Виолетта – так ее звали, – мечтательно, как свежий порыв ветра, устремляющийся на вершину горы, а затем еще выше в синеву неба, пропел мой собеседник.

И вот в один из вечеров я, спрятавшись, дождался закрытия кафе. Виолетта шла неторопливо. Обтягивающее платье, сужающееся у бедер, делало шаги девушки маленькими. Ее кажущиеся постоянно сомкнутыми стройные ножки придавали еще больше очарования, подчеркивали природную скромность.

Виолетта шла мимо сверкающих огнями ресторанчиков, откуда зазывающе раздавалась ритмичная музыка, мимо уличных музыкантов, через праздно проводящую курортное время толпу восторженных людей. Ничего не привлекало ее внимание. Она уже прошла вдоль всех пляжей и продолжала идти в темноту нетронутого берега, утаенного от чужого взгляда.

Море немного штормило. Волны, обдавая меня брызгами, накатывались на камни, через которые я пробирался за девушкой.

И вот появилось ровное место, небольшой песчаный пляж. Виолетта остановилась и долго-долго всматривалась в волнующееся море. Я затаился невдалеке. Казалось, что девушка прислушивается к дыханию волн. Вся погруженная в ритм водной стихии, она стояла, будто находясь в другой, далекой от реальности жизни. Луна отчетливо высветила контуры фигуры девушки, расстегнувшей и уронившей платье к ногам. Если вы когда-нибудь слышали, как восхищаются утонченными изгибами рельефа скрипки Страдивари, так и эта девушка изумила бы любого стройностью своего обнаженного тела. И вот моя богиня стала медленно заходить в волнующееся море в окружении молчаливых каменных свидетелей. Волны со всех сторон подхватили ее тело, словно звали в неизведанную игру. Виолетта распахнула руки, словно хотела обнять набегавший гребень. И море ответило ей своим объятием. Вот уже переплелись руки девушки и волны, ласкающие тело. Казалось, слились в унисон гул моря и призывные звуки счастья моей возлюбленной. Я стоял, очарованный этим фантастическим соединением природной стихии и человеческой плоти…

…Так продолжалось несколько ночей. Я не смел открыться девушке. Скорее всего, Виолетта не встретила еще юношу, которому отдала бы всю себя, свою нетронутость. Она, видимо, еще не зная о внутренней силе своей любви, чувствовала ростки ее проявления в волнах ночного моря…

Мой собеседник на этой фразе неожиданно остановился. Летняя южная ночь коротка, небо уже стало светлеть. Луна, уже потерявшая блеск, уходила на край неба, словно снимала с нас свой таинственный плащ, открывала берег любому постороннему взгляду.

– Она всегда ходила этой дорогой. Я ее больше не увижу, – чеканя каждое слово, упадшим голосом вдруг снова заговорил мужчина. – Вы представляете, во мне проснулась ревность. И к кому? К морю! Это смешно, не правда ли? Вы спросите: «Как можно ревновать к воде?» Но я обезумел. Я стал видеть в море соперника, который ласкает мою возлюбленную, наслаждается соединением с ней. – Я только хотел быть, так же как волны, рядом с девушкой! – чуть не вскричал мой собеседник. – И я не выдержал. Заранее придя на этот спрятанный от всех кусочек Крымского берега, я забрался в воду, так чтобы меня не было видно, и уже в спустившихся сумерках стал ждать свою возлюбленную. Море сегодня, как мне казалось, чувствовало приближающиеся события и сильнее штормило. Я с трудом доставал до дна кончиками пальцев ног, и волны периодически накрывали меня с головой. Но я был одержим намерениями, возникшая во мне страсть на этот раз была сильнее буйства моря.

И вот наконец пришла она. Мое сердце бешено колотилось, я не чувствовал вкуса соленой воды во рту, а только смотрел. Смотрел сквозь светящиеся от луны брызги на самое прекрасное, что могла создать природа. Когда она шла навстречу поющим волнам, черные перепутанные волосы Виолетты разбросались по упругим холмикам еще девичьей груди. И вот снова объятия, вновь море и руки, а вместе с ними буйство энергии, вырывающейся из плоти. Не понимая, что делаю, я подплыл к девушке. Глаза ее были закрыты. Мои руки, не подчиняясь разуму, прикоснулись к девушке и слились в едином порыве с волнами. Безудержная страсть стала править миром в это мгновение. Наши горячие тела, как два пламени, соединились в жаркий костер, и море было не в силах потушить его… Огромная волна накрыла нас, но и сквозь толщу воды я услышал пронзительный крик Виолетты. Она, вынырнув, открыла глаза и, заметив меня, бросилась к берегу. Все сразу изменилось. От жара бросило в холод. Реальность была беспощадна. Вместо безумия любви с накатывающимися волнами перед ней вдруг открылось обыкновенное море с чужим мужчиной у песчаного берега.

Виолетта быстро схватила свои вещи и убежала. Я кричал ей вдогонку, но она меня не слушала. Словно провалившись с небес в каменную холодную пещеру, я потом долго сидел в темноте на берегу, дрожа от сознания происшедшего.

На следующий день я принес огромный букет алых роз в кафе, но Виолетты там уже не было… Она уволилась и уехала в неизвестном направлении…

Мужчина умолк, но мы еще долго сидели молча. Затем он неожиданно быстро вскочил и, ни слова не говоря, пошел прочь.

Я смотрел вслед удаляющейся фигуре на фоне светлеющего Крымского берега. Ожившее, словно проснувшееся, утреннее море уже накатывало небольшие волны. Оно как-будто ворчало от того, что кто-то узнал еще одну историю, приоткрыл одну из хранимых тайн…

В Полосе времени

Я стоял у высокой прочной стены в нерешительности. Там, за этим забором, не было жизни. Там была безвоздушная, черная пустыня, простиравшаяся на несколько десятков километров. Она существовала отдельно от цивилизации, будто огромное пятно на нашей планете, укрытое гигантским невидимым куполом и непонятно как созданное природой. И в центре этой обнесенной величественной стеной местности всегда, сколько себя помню с самого раннего детства, возвышается огромная башня, устремленная своим шпилем в космическую бескрайность.

Все знают о возможности проникнуть туда через специальные ворота. Там, на пункте пропуска, можно надеть скафандры, чтобы безопасно добраться до башни, защищаясь от безжалостных ионизирующих лучей, падающих из недр черного космоса на обнесенную забором холодную пустыню. Люди предполагают, что те, кто зайдет внутрь видневшегося со всех сторон и поражающего своим гигантским размером сооружения, начнут новую жизнь. Многие верят, что внутри башни происходит загадочное превращение плоти и духа человеческого в нечто неизведанное, но обязательно благостное, целительно-спасительное. А затем изменившиеся люди по скоростным лифтам бескрайнего шпиля башни устремляются в космические просторы долгожданной счастливой жизни.

Неудачники, бедняки, еле сводившие концы с концами, преступники, скрывающиеся от правосудия, и просто разочаровавшиеся в жизни шли к воротам в пустыню, как к спасительному входу.

Но многие не верили в это, сомневались. Ведь никто точно не знал, что их ждет впереди, – обратно никто не возвращался. Никто не знал о судьбе ушедших в пустыню.

И все же люди шли. Ведь вера и надежда в человеке живут до последнего его дыхания…

Я стоял рядом со стеной, разделявшей мою жизнь от пропасти или спасения. Высоко вдали было видно, как стеклянные витражи башни мерцали разными оттенками бордового цвета, словно цвета крови пришедших туда людей.

Рядом прошла семья: двое взрослых и ребенок.

– Эй, зачем вы туда идете? – крикнул я. – У вас ведь вся жизнь впереди!

Но они шли с окаменелыми лицами, как идут смирившиеся, готовые на все. Я представил, как эти бедняги будут идти в скафандрах, таща чемоданы по безжизненной пустыне многие километры, и только холодные, далекие звезды станут освещать путь, да величественная башня будет маячить неизвестной надеждой.

В последние месяцы и я столкнулся с трудностями, хотя не скажу, что вся жизнь до этого была легкой.

Я с детства слышал от старших, что люди иногда попадают в Полосу времени, уносящую в прошлое. Люди неожиданно для себя, просыпаясь утром, могут оказаться в другом времени. Как это происходит – никто не знает. Вот и меня временной вихрь отбросил в начало моей жизни.

Я, когда-то закончивший службу в отряде армии самопожертвования, вновь оказался там. Все юноши и девушки с 18 лет обязаны пройти через эти испытания. Они бесплатно трудятся, живут, можно сказать, в аскетических условиях, на благо общества. С каждым годом службы условия жизни улучшаются, и некоторые остаются в этих отрядах до пенсионного возраста. Я когда-то так и поступил.

И вот, неожиданно попав в Полосу времени, я снова очутился в отряде, где нужно было рано вставать, бежать, носить, копать… Я заявил, что уже давно на пенсии, но меня никто и слушать не захотел, ведь внешне я снова стал выглядеть молодым. Но память о прожитых годах осталась. Внутри я чувствовал себя стариком от осознания, что мне давно не интересны молодые порывы самопожертвования, когда с лихвой отдавался долг обществу. Мое сердце терзалось. Ежедневный утренний марш на работу, нежелание что-либо делать каждый раз уменьшали мои силы. Преодолевая себя, я кидал лопатой уголь в железные вагоны. И только вечером, лежа на панцирной скрипучей кровати, я мог позволить себе вновь мечтать о покое. Тоска о том времени, когда я снова смогу прогуливаться по зеленым лужайкам в любое время дня и самостоятельно распоряжаться своим временем, быть свободным, холодной рукой выворачивала мое сердце.

«Разве можно проживать одну и ту же жизнь дважды, осознавая это?» – размышлял я. Бессмысленность жизни страшила меня, и вслед за пугающим волнением от темных стен армейской казармы рождался бесконечный ужас».

Но ни ненавистная работа, ни монотонный распорядок дня толкнули меня прийти к стене, испытывая зловещий страх от мысли устремиться, возможно, во мрак смерти. Произошло то, чего я больше всего боялся, – я встретил свою будущую жену. Представьте себе, что вы знаете заранее все, что произойдет: знаки внимания и ухаживания, совместное ведение хозяйства в выделенной командованием комнате, ссоры и примирения. И все это произойдет между мной и уже нелюбимой женщиной. Ведь в моей душе давно потух огонь страсти к когда-то желанной возлюбленной.

«Как я смогу жить многие годы, подавляя в себе чувство неприязни?» – задавал я себе вопрос.

«Но ведь многие живут вместе без любви, – размышлял я, – терпят друг друга из-за житейских условностей: общей квартиры, денег».

Завтра наступит день, когда я должен буду сделать предложение своей будущей жене. Может, лучше вырваться из этого круга душевного испытания в новый, неизведанный круг – за стену?

Вот снова к воротам прошел очередной страждущий. Это был хромой старик, опиравшийся на палку, скрючившись от боли в ноге. Видя его, я вдруг вспомнил своего деда, вернувшегося раненным с войны. Как-то я, малец, подслушал подвыпившего деда, когда тот горько рассказывал моему отцу, как он убивал, как спасался от пуль, безумно падая на мертвые тела своих товарищей и врагов. И находясь рядом с оскаленными и залитыми кровью головами, испытывал неодолимое чувство первобытной радости от осознания, что еще жив. А потом, в тишине после боя, еще долго ему слышались несуществующие голоса своих товарищей. В те жестокие минуты он не думал о самом великом, самом главном вопросе человечества – вопросе о смысле существования, смысле жизни. Он боролся за жизнь! Боролся ударами штыка и приклада, боролся, прилагая нечеловеческие усилия, чувствуя соленый привкус крови в гортани…

Я смотрел на хромавшего старика и думал, что существует два мира. Те, кто испытал нечеловеческий страх от близкого дыхания смерти, никогда не подойдут к этой стене. Они – за возможность до конца видеть данный Всевышним чудо-мир, преодолевать любые преграды. Но есть другие, которые не понимают, что такое смерть. Возможно, эти люди думают, что уход из жизни – это часть игры. Дети привыкли, что у героев виртуальных игр много жизней. И, повзрослев, многие остаются безразличными к гибели тысяч людей в других уголках планеты, о которых говорят в новостях. Ведь это где-то далеко, как в каком-то фильме, в игре, не по-настоящему. Конечно, рано или поздно мы все уйдем из этого мира, не познав смысла человеческой жизни.

А может быть, где-то во Вселенной высшим разумом заложена важная задача, для решения которой необходимо жить и бороться за выживание? И мы все – учителя, сталевары, врачи, поэты и музыканты должны выполнять эту величайшую миссию?

Значит, нельзя просто так взять и уйти за стену! Значит, нужно всегда безудержно жаждать жизни, ни на мгновение не утрачивать способности любить этот мир!

Я слышал, что к тем, кто попал в Полосу времени, бывает, приходят мгновения познания ранее закрытой информации, которая помогает решить множество проблем. Надо ждать этого мгновения, а может, и пытаться найти его среди других событий, присматриваться, и тогда придет это чудо со своей магической, облагораживающей силой, наполняя нашу жизнь новым необходимым чудесным присутствием. Никто не знает, когда придут эти минуты прозрения и познания, когда произойдет таинственное превращение туманной мечты, идеи, замысла. Редки, очень редки эти мгновения, но именно потому они так ценны…

Так, в размышлениях, я долго стоял у высокой стены, глядя на ночное небо. Там, в вышине, сияло бесчисленное количество звезд. И как многие пытаются понять их предназначение в необозримой черноте, так и я старался познать другую, вторую Вселенную – свою внутреннюю сферу, ища мерцание прозревшей души.

Я снова взглянул на далекий шпиль сверкающей башни и решительно пошел прочь от стены…

Листопад

Шуршащая листвой осень. Уже холодное небо с низкими дымчатыми облаками обжигает верхушки деревьев, заставляя вспыхивать кроны ало-желтой палитрой. В такую пору хочется пройтись по лесу, услышать в шорохе падающих листьев, в треске ломающихся под ногами веток мудрый шепот природы, а затем, выйдя из чащи на пригорок, наслаждаться великолепнейшим видом бескрайних русских просторов во всем ее неописуемом разноцветье.

Округа усадьбы Д. И. Менделеева в Боблово Клинского района – как раз то место, где можно восторгаться замершей гармонией перехода всего живого в предзимье. Полтора часа от Москвы – и я, свернув с трассы, еду по проселочной дороге среди темных елей.

«Безлюдно. Ни одной встречной машины. Может, нужный поворот уже позади?» – заволновался я.

Дорога вывела из леса к каким-то постройкам и внезапно закончилась. Впереди стояли два покосившихся столба, оставшихся от исчезнувших ворот. Забора не было.

«Куда я попал? А где же музей-усадьба? У кого же спросить?» – размышлял я, выходя из машины, неторопливо направляясь к желтевшим невдалеке постройкам.

«1954 год». – Ух ты! прочитал я сохранившуюся надпись на обветшалой стене двухэтажного дома. Его грязная желтизна с ржавыми от времени трещинами будто повторяла паутинки почти голых коричневых веток стоявшей рядом ольхи, потерявшей летний, полный жизни, зеленый наряд. Окна двухподьездного дома были заколочены досками.

Я подошел к распахнутой двери подъезда. Вокруг никого не было.

«Может, зайти внутрь?» – подумалось мне.

Темнота внутри немного пугала своей неизвестностью, но я медленно, скрипя деревянными половицами, ступил за порог. Осторожно передвигаясь, я прошел мимо двух квартир на первом этаже и двинулся по деревянной лестнице на второй. Свет, пробивавшийся сквозь заколоченное подъездное окно, немного освещал мне путь. Я повернул направо вверх и остолбенел. Впереди чернела фигура человека. От неожиданности я попятился.

– З-з-здравствуйте, – выдавил я.

Фигура зашевелилась и басовито-глухим мужским голосом ответила:

– Все двери закрыты. Ни черта не видно.

Поняв его слова, как сигнал выходить, я выскочил из дома.

Спустя мгновение в проеме уличной двери появился незнакомец. Мужчина, примерно пятидесяти лет, крепкого телосложения, с голубыми выразительными глазами, внимательно посмотрел на меня.

– Откуда вы? – спросил он уже сочным басом. Седые волосы на голове были взлохмачены. Отряхиваясь от штукатурной пыли, незнакомец добавил: – Вы здесь служили? Я вас не помню.

Я объяснил, что ищу усадьбу Менделеева и сюда попал случайно.

– Рядом она. Надо было прямо ехать, а не сворачивать сюда, – пояснил мужчина.

– А здесь воинская часть была. Двадцать лет назад здесь кипела жизнь…

– Пойдемте прогуляемся, раз уж вы здесь? – неожиданно предложил мой собеседник.

Мы пошли мимо покосившихся, готовых вот-вот упасть деревянных сараев:

– Здесь в каждом сарае овощные ямы были. Офицерские семьи хранили запасы на зиму… Я тогда был в чине капитана… Слава – вдруг протянув руку, добавил мужчина. Я тоже представился.

– А где же казарма? – удивленно воскликнул мой новый знакомый, когда мы подошли к почти разобранной кирпичной кладке. Слава нагнулся и поднял валявшийся кусок трубы с приваренным прутом. – Да… – грустно промолвил он, – все, что осталось от места для тренировки караулов. При зарядкепатронов в эту трубу направляли автоматы.

Я заметил, как у него дрогнул голос. Неожиданный порыв ветра встрепенул золотистую листву, закружил у нас под ногами, оголив черную грязь земли. Словно вторя ветру – предвестнику наступающих холодов, огонек в глазах у Славы потух, лицо осунулось.

– И зачем это все нужно было? – глядя на валявшиеся разбитые кирпичи, в сердцах спросил он. – Зачем эти жертвы? Жизнь здесь прошла… моя и многих людей. Где они – идеалы, где страна? Ради чего мы служили?

Я молчал, прекрасно его понимая.

– Да, сейчас другое время, – размышлял я. – Молодежь хочет быть успешной: иметь престижную работу, приносящую хороший доход, автомобиль, дом. Раньше разве это было главным? Больше говорили о достижениях в учебе, работе, об общем деле, о судьбе страны.

Вокруг, на этом, ранее незнакомом мне, клочке земли была разруха. Осень, еще недавно казавшаяся прекрасным временем года, вдруг предстала завершением всего цветущего, как этот умерший военный городок.

«Сколько детишек провело здесь свое детство? Сколько семей, судеб было связано с этим погибшим островком жизни?» – спрашивал я себя, глядя на молчавшего, ушедшего, также как и я, в свои мысли, немолодого мужчину.

Ветер вновь шелохнул деревья, осыпав нас золотистым дождем листьев, и передо мной плавно закружил огромный лист клена. Он долго не касался земли, словно хотел сказать: «Не все еще так плохо. Посмотри, как я летать умею. Я еще живой». Сопровождая его, мой взгляд скользнул по стоявшему невдалеке второму, такому же как и первый, заброшенному дому. И тут я увидел, как блеснул свет электрической лампочки в одном из заколоченных окон.

«Значит, там кто-то есть! Может, и живет кто?» – с надеждой подумалось. Я тут же спросил своего нового знакомого:

– Может, мы пройдем во второй дом? Вдруг там кого-нибудь встретим?

Слава как-то странно немного, как мне показалось, удивленно, посмотрел на меня и медленно произнес:

– Что-то не хочется.

– Почему же? – стал допытываться я. – Пойдемте.

Но он не шелохнулся и только после настойчивой просьбы ответил:

– У меня с этим домом связаны особые воспоминания…

Снова наступило молчание. И вдруг, словно вторя новому порыву листопада, Слава стал рассказывать:

– Я приехал сюда служить с Дальнего Востока. Помню, стоял август. Военный грузовик, в кузове которого меня изрядно потряхивало, въехал в зеленый городок. Зеленый, потому что деревьев было много, особенно яблонь. Их и сейчас много, особенно вот там.

Слава показал рукой между домами.

– Командир подразделения, военнослужащие которого с семьями здесь проживали, был, как говорится, «до костей» весь в военном деле. Ему дай волю, так он круглосуточно бы проводил учения и все гражданское население поставил бы под ружье. Его не интересовали проблемы подчиненных, их быт, домашняя жизнь. Любого он мог ночью вызвать в казарму и заставить просто читать Уставы. Подполковнику Скобликову, так его звали, нравилось, когда подчиненные находили друг у друга недостатки по службе и докладывали ему. Вот в такую обстановку я попал. Но, как говорится, «командиров не выбирают», служба продолжалась.

У Скобликова была жена – полная ему противоположность по характеру. Леночка – мягкая, чуткая, красивая женщина – мне сразу приглянулась. Хоть я и не был женат, но соблюдал положенную дистанцию с Еленой Ивановной. Подполковник Скобликов, несмотря на то что у них было две дочери – маленькие школьницы, своим авторитарным решением определил Елену Ивановну тоже на службу – заведовать секретными документами. С этого-то момента я и стал чаще видеться с Леночкой…

Слава продолжал рассказывать. Я же с этого момента, будто наяву, стал представлять все. Картины службы моего собеседника мелькали в моем воображении с придуманными уже мною подробностями. Голос звучал, словно за кадром интересного кинофильма.

Я, словно воочию, видел, как Слава заходил за документами в служебное помещение, где Леночка, отрываясь от дел, поднимала свои милые голубые глаза, и он будто купался в полупрозрачных перистых облаках среди бескрайней синевы. Какая-то добрая невидимая энергия исходила от этой женщины вместе с теплыми ласковыми словами и внимательным светлым взглядом.

Как-то, продолжал рассказывать Слава, поздним вечером Скобликов устроил очередное внеплановое учение, и все с полной боевой амуницией побежали из городка на позицию, примерно шесть километров. Подполковник по-хозяйски сел в уазик и уехал вперед, обозначив для всех время прибытия. Наш герой видел, как тяжело было бежать Елене Ивановне с автоматом за спиной, и, не долго думая, взвалил на себя второй автомат и схватил ее за руку.

Речь моего собеседника стала эмоциональной, он явно волновался, и я понял, что тогда, в тот момент, произошло что-то важное между ним и Леночкой, возникла незнакомая ранее связь доверия и открытости. Я представил, как они, взявшись за руки, уже не просто бежали, а парили в изменившемся, перевернутом мире. Под ногами была уже не дорога, а синее небо, и звезды, словно золотистая пыль, осыпали армейские ботинки. Пушистые ели, устремленные макушками вниз, замерли как серебристые гирлянды морских водорослей. Все вокруг было в ожидании какого-то чуда. Неуловимое счастье, так долго томившееся и готовое вырваться из груди мужчины и женщины, проснулось. И все вокруг: призрачный фантастический лес, синее небесное море под ногами – ощущало родившуюся тонкую нить доверия между парящими силуэтами. Все замерло в безмолвии и согласии, глядя на два мерцающих созвездия, синхронные движения которых говорили о единых помыслах, одной цели, о зарождавшемся чувстве любви друг к другу.

Внезапно, словно желтые, пронзительно-горящие глаза, дорогу осветили два мощных прожектора. «Это Он!» – вскрикнула Леночка, выдернув свою руку из ладони Славы. Представленный ими фантастический мир сразу исчез. Показался уазик и, взвизгнув тормозами, остановился перед бегущими.

«Вот вы где! Не уложились по времени! И почему автомата нет?!» – заорал Скобликов, глядя на жену.

С этого дня невзлюбил командир подчиненного офицера и при удобном случае искал подвоха в его службе. Но Слава не отчаивался, радуясь редким встречам с доверчивыми, небесного цвета глазами Леночки.

Тайно, вечерами, он прогуливался у окон ее дома, надеясь увидеть в них милый силуэт… Как-то, стоя напротив, под раскидистой яблоней, он услышал тихое: «Слава». Обернувшись, увидел Леночку, звавшую его. Их руки встретились. Взгляды излучали потоки нежности.

«Я все понимаю, но не могу быть с тобой» – шептали зовущие губы женщины.

А он, словно онемев, слушал ее и гладил протянутые руки.

«Я должна быть примерной женой, у меня две дочери», – почти касаясь лица Славы, продолжали шептать страстные, истосковавшиеся губы Леночки…

Вдруг ярко зажглось прямо перед ними окно, осветив яблоню. В проеме рамы показалось лицо Скобликова. Оно было каким-то странным, необычным, похожим на чудовищного монстра. Он словно снял узнаваемую маску подполковника и остался при своей, показывающей истинную жестокую натуру, думая, что его никто не видит.