Текст книги "Бескровная охота"

Все, что происходило внутри башни, снималось множеством камер и показывалось сразу по нескольким каналам, как в прямом эфире, так и в записи.

Некоторые, очень немногие, попадали в Башню после того, как разгадали загадку Сфинкса. Обычно это были опасные преступники, которые спасались от правосудия. Человек, поднявшийся на вершину Башни, считался прощенным, какие бы преступления он ни совершил раньше. Отсюда происходило название аттракциона. На вершине башни стоял ящик с десятью миллионами уешек и отлично оборудованный десятиместный звездолет, который мог доставить беглеца, не пожелавшего остаться на Земле, в любую нужную точку ближнего или дальнего космоса. С десятью миллионами уешек можно было прожить где угодно. Но до сих пор никто не поднялся на вершину и не забрал приз. Возможно, это было вообще не в человеческих силах. Преступники редко попадали в башню, может быть, лишь два или три раза в год.

Однако, если это случалось, шоу запоминалось надолго.

В этот день жители палаточного городка у подножия башни развлекались как обычно: прыгали с высоты головой вниз, а затем скользили без трения по грависпирали. Рядом с грависпиралью работал экстремальный бар, в котором ели холодец из водки. Готовится он так: бутылку водки выливаешь в тарелку и размешиваешь с жидким азотом, а после того, как азот испарится, остается водочный холодец. Здесь же, в баре был оборудован электронный стенд, демонстрирующий ход очередных выборов президента. Президента выбирали каждую неделю, потому что не имело значения, кто он такой, и существует ли вообще.

И как раз в разгар веселья в небе появился неопознанный летающий объект, напоминающий зеркальный шар. Но не прошло и трех минут, как объект оказался опознан и признан за новую бомбу, аналогичную вчерашней, той, что взорвалась на центральной площади. Камеры, расположенные на стенах башни, показывали людей, бросившихся в рассыпную, как цыплята, увидевшие в небе ястреба. Однако объект не обратил на них никакого внимания. Он проследовал мимо башни по прямой траектории, едва не зацепив ее на высоте восемьдесят третьего этажа. Потом удалился в сторону города – черная точка еще долго висела над горизонтом и казалась неподвижной. Наконец, она исчезла.

– Ты прав, – сказал охотник, – пожалуй, ему нужен только я. Значит, это нечестная игра. И значит, он не согласится на подмену.

– Я буду настаивать, – сказал Алекс.

– Не волнуйся, он меня не съест. Это не так просто сделать.

– Он в сто раз больше тебя.

– Зато я в сто раз опытнее, – возразил охотник. – Я шестнадцать лет занимался охотой на кибернетического зверя. Этот киберзверь не самый страшный из тех, которых я убивал.

Охотник вынул из ремня на поясе узкую длинную ленту, напоминающую гибкую металлическую линейку.

– Что это? – спросила Лора.

– Это оружие. На тот случай, если он выберет меня.

Зверь приблизился. Сейчас он не улыбался. Сейчас он был серьезен.

– Я собираюсь вынести свой вердикт, – сказал Сфинкс. – Но вначале, внимание всем! Рекламная пауза!

Охотник достал несколько крючьев и теперь закреплял из на запястьях. Он работал не спеша, спокойно и уверенно, как электромонтер, который собирается отключить провод высокого напряжения. Закрепив крючья, он проверил их: крючья легко сгибались и разгибались наподобие стальных изогнутых пальцев с когтями. Сфинкс внимательно смотрел на эти приготовления и даже совсем не слушал рекламу. Только раз он развернул уши, тогда, когда рекламировались гигиенические прокладки «шире, чем четыре». Прокладки предназначались для девушек особо крупной комплекции.

Когда реклама закончилась, Сфинкс объявил, что в любом случае будет задавать загадки Охотнику. Зрители остались недовольны. За время рекламной паузы их стало намного больше. Сейчас все скамейки были заняты, хотя девушки и дети сидели на чужих коленях. Дети жевали гуинпленчики – специальные таблетки, действующие на мышцы лица и на несколько минут превращавшие жующего в жуткого урода. Девушки пили банальное пиво. Несколько молодцов повисли на ограждении и пытались свистеть, засовывая свободные пальцы в рот. Во всех проходах продавали футболки со свежеотпечатанными портретами участников сегодняшнего шоу.

– Слушай загадку, герой, – сказал Сфинкс.

Четыре черные ноги, под ними две других твои?

– Это стол, – ответил Охотник. А еще это самая дрянная загадка, которую я когда-нибудь слышал.

Сфинкс пропустил выпад между ушей.

– Ты уверен? – спросил он. – А вдруг это не стол, а например, корова, которую ты доишь?

– Я никогда не доил коров и никогда в жизни их не видел.

– Ты не любишь молоко? Впрочем, какая разница. Это не стол. Это то, что останется от тебя, когда я тебя сейчас укушу за макушку.

Сфинкс изогнулся и подпрыгнул, так, чтобы упасть на жертву сверху – так лисица ловит мышей. Несколько секунд казалось, что все кончено, но Охотник появился на спине зверя. Он вцепился крюком в его шею. Он поднял второй окровавленный крюк в воздух, и толпа заревела. Сфинкс подпрыгнул в воздух метров на десять, изогнувшись кольцом и грохнулся так, что загудела земля. По его шее стекала кровь. Двести двадцать человек выиграли пари о том, что Сфинкс все-таки имеет кровь, а так же выиграли четырнадцать, утверждавшие, что кровь Сфинкса должна быть красного цвета. Бой продолжался, но Сфинкс двигался гораздо медленнее. Сейчас он в основном катался по земле, пытаясь раздавить намертво вцепившуюся букашку, но букашка оказалась слишком проворной. Сфинкс налетел на ядовитое ограждение и замяукал от боли. Охотник соскочил с него и отошел в сторону на несколько метров. В угловых башнях включили музыку и зрители встали со своих мест, чтобы скакать в такт. Девушки и дети остались недовольны. Сфинкс подползал и готовился к прыжку. Музыка стихла и сменилась барабанной дробью. Дробь отзвучала, сменившись тишиной. Каждый смотрящий затаил дыхание. Охотник поднял оружие – тот предмет, который поначалу казался гибкой металлической лентой. Теперь лента превратилась в тонкое лезвие полуметровой длины. Сфинкс припал на передние лапы и мелко перебирал задними, собираясь прыгнуть.

– Может, не будешь? – тихо сказал Охотник, но микрофоны разнесли и усилили его голос.

В этот момент прямо над вольером появился зеркальный шар, знакомый всем и каждому по вчерашним кадрам теленовостей. С этой секунды события развивались непредсказуемо и хаотично. Многие бросились бежать. Все камеры ненадолго переключились на шар, забыв о Сфинксе и обо всем, что происходило внизу. Девушки и дети начали визжать. Мужчины лезли по головам и сыпались со стены, как тараканы, которых ошпарили струей аэрозоля. Шар медленно опускался. Когда он завис на высоте метров пятидесяти, в нижней его части показалось что-то напоминающее хоботок. Сфинкс и охотник стояли друг напротив друга, неподвижно, как статуэтки. Одни смотрели друг другу в глаза, ожидая, кто первый потеряет концентрацию, чтобы нанести мгновенный удар.

– Может, и не буду, – ответил Сфинкс и бросил вперед левую лапу.

Шар взорвался, осыпав землю множеством зеркальных осколков.

Алекс не видел, как это произошло. В тот момент он пытался открыть заслонку, закрывавшую выход из вольера. Он старался изо всех сил. Сердце стучало, пот заливал глаза, кровь сочилась из-под сломанного ногтя. Заслонка была довольно сильно исцарапана, а земля под нею оказалась разрыта – видимо, теми несчастными, которые из последних сил пытались сбежать, вырыв голыми пальцами подкоп. Он услышал звук взрыва, довольно негромкий, но странно неприятный, будто быстрый летучий взвизг ножа по стеклу. Когда он поднял глаза, шара уже не было, на его месте осталось лишь облачко зеленоватого пара; сверкающие осколки опускались на землю, как безумный снег. Тогда Алекс понял, что сегодняшний шар на самом деле совсем не похож на вчерашний. Уже завтра этот шар назовут вавилонской бомбой.

Вавилонские бомбы оказались началом следующей попытки вторжения. В течение часа (или около того) их были сброшены миллионы – на все крупные скопления людей, по всей планете. Взрывы порой вызывали панику и ужас, но только по ассоциации со вчерашней бомбардировкой. На самом деле вавилонские бомбы действовали совершенно иначе: они мешали людям понимать друг друга. Поэтому их так и назвали. Каждый, кто видел взрыв, оказывался поражен непониманием. Люди продолжали говорить на одном и том же языке, их речь не теряла ни логики, ни связности, но никто не мог понять, о чем же говорит собеседник. Многие сильно раздражались и просто бесились от того, что их не понимают, поэтому следующие дни были отмечены множеством мелких драк. Еще две недели после этого дня больницы будут переполнены избитыми и ушибленными. Продавцы не понимали покупателей, следователи не понимали подозреваемых, начальники – еще больших начальников, а те – совсем больших. От бомб прямо пострадала добрая треть населения планеты, а некоторые большие города были заражены полностью. Но, несмотря на это, исправно продолжал ходить общественный транспорт, самолеты вылетали по расписанию, налоги взымались вовремя, а соседи, как это ни странно, враждовали так же, как и раньше. Все, от чего зависела ежедневная жизнь людей – от выпекания булочек до изготовления снарядов – все контролировалось автономными системами. Если бы человечество вдруг, в один миг, исчезло с лица этой прекрасной планеты, заводы бы не остановились, поезда и метро не перестали бы ходить, оборонительные системы продолжали бы ежесекундно сканировать просторы ближнего и дальнего космоса, а многочисленные залы объемной порноанимации все так же развлекали бы и веселили условного зрителя. И это продолжалось бы тысячи тысяч лет.

Глава десятая: Капитанский парк

Сфинкс сообразил быстро: ударив лапой, он мгновенно убрался в ту дыру, в которой он обычно спал. Когда осколки осыпались, Алекс подождал еще минуту, глядя на разбегающихся людей и не зная, что предпринять, затем подошел к Охотнику. Большое тяжелое тело лежало на спине и выглядело так, как будто его накололи на вилку. Однако, человек был еще жив. Алекс разорвал майку на его груди и увидел три глубокие дыры, в каждую из которых можно было вставить банан. Как ни странно, раны не кровоточили. Охотник открыл глаза.

– Как я выгляжу? – спросил он.

– Хуже некуда.

– Я позволил ему меня ударить. Виновата жизнь на вашей планете, она расслабляет. Здесь слишком малые скорости и нагрузки. От этого кости становятся ломкими, а мышцы вялыми.

– В тебе три сквозные дыры, – сказал Алекс. – Но крови нет.

– Я ее остановил, – ответил охотник.

– Как? Усилием воли?

– Усилием воли.

– Это невозможно.

– Послушай, не зли меня, – сказал Охотник. – Не ты мне будешь рассказывать что возможно, а что нет. В стенках каждого кровеносного сосуда есть сильные мышцы, которые в любую секунду могут его перекрыть. Эти мышцы управляются нервами, а нервы идут в мозг. Почему же мой мозг не может остановить кровь?

– Потому что люди не умеют этого делать.

– Люди не хотят этого делать, – возразил Охотник. Они желают быть слабыми и медленными, как улитки. Им нравится быть дрянными жирными слизнями. Но мы еще поговорим об этом. Сейчас надо убегать.

Алекс прогнал муху, которая собиралась сесть на рану, и сидел молча.

– Что? – спросил охотник.

– Ничего. Куда ты будешь убегать, если у тебя проколота печень, желудок и еще не знаю что?

– Я знаю что. Еще нижняя доля правого легкого. Но я отключил правое. Сейчас я дышу только левым. Печень я уже начал заживлять. Но я не смогу сделать это здесь, мне нужно спокойное место. Поэтому мы должны бежать.

Алекс встал и попытался приподнять Охотника за плечи. Бесполезно.

– Сколько ты весишь? – спросил он.

– Сто двадцать три кило, на голодный желудок.

– Я никогда не подниму столько. И, если я буду тебя дергать, у тебя откроется кровотечение.

– Никогда, – возразил Охотник. – Надеюсь, что вы сможете тащить меня вдвоем. Что с ней?

Алекс поискал глазами Лору. Та сидела под ограждением и читала обрывок газеты. Он подошел к ней.

– Тебе нравится группа «Какашкины девчонки»? – спросила Лора. – Мне эти девули всегда нравилась. Смотри, здесь написано, что они все на самом деле розовые. Никогда бы не сказала. Ты думаешь, это правда?

– Прекрати, – сказал Алекс. – Надо отсюда бежать. Ты поможешь мне тащить Охотника.

– Почему всякие извращенки сразу становятся таким популярными? Или они уже потом становятся извращенками? Или они только притворяются, чтобы быть популярными. Ты умеешь петь?

– Умею, – сказал Алекс, – когда выпью. Ты слышала, что я тебе сказал?

– Жаль, маленький кусок. Они оторвали половину статьи. Почему-то оно всегда отрывается на самом интересном месте. А смотри, что на обороте. Объявление: «Оказываю любые интимные услуги. Детям до семи лет, пенсионерам и инвалидам – скидка пятьдесят процентов.» Что бы это значило?

– Ты меня слышишь?

– Что?

Алекс не выдержал и заорал:

– Ты меня не слышишь!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

– О чем это я? – сбилась Лора. – Ты не покупал программку на эту неделю?

Она его не слышала.

Он попытался еще раз. Он топал ногами, он шлепал ее по щекам, он орал ей в ухо и даже пробовал убеждать шепотом. Она его не слышала. Казалось, она находится в прозрачном овальном коконе иной реальности, находится где угодно, только не здесь и не сейчас. Вавилонская бомба. Он вернулся к Охотнику.

– Она не реагирует? – спросил тот.

– Реагирует, но странно. Боюсь, она сошла с ума. Скорее всего, ее задело взрывом.

– Тогда мне прийдется ползти самому. Будешь мне помогать. Если доползем до выхода, я помогу тебе открыть заслонку.

– Если? – переспросил Алекс.

– Да. Я могу потерять сознание. И мне обязательно нужно пить много воды.

– Когда мы доберемся до аптеки…

– Не нужна мне ваша аптека. Мне нужен покой, прохладное место и много чистой воды для питья. Но главное – покой.

– Это я не могу тебе гарантировать.

Алекс подобрал лезвие, валявшееся в песке. Стальная, вроде бы, и очень тонкая полоса длиной почти с руку.

– Осторожно, – предупредил Охотник. – В неумелых руках оно очень опасно.

– Тяжеленькое. Это, кажется, сталь?

– Нет. Это нейтронная субстанция очень высокой плотности. На Земле такое делать не умеют. Это лезвие может проколоть все что угодно, даже бетонную стену, но для этого нужно колоть, очень точно выбирая угол. Когда ты вгоняешь лезвие до конца, включается электронный импульс, который парализует любого киберзверя. Но это просто только на словах. Убить настоящего зверя может только настоящий мастер.

– И все равно, полезная вещь. У тебя много таких?

– Достаточно, но не с собой. Брось его здесь. Если ты коснешься лезвием своего тела, у нас будет на одного инвалида больше.

– Ладно.

Он выбросил лезвие, и то беззвучно упало на песок, заляпанный кровью.

Сфинкс вышел из своей берлоги. На его теле было множество неглубоких ран и две глубоких. Он слегка волочил заднюю лапу: один из трех нервов, управляющих ею, оказался перерезан. Но он все еще был очень быстр, очень силен и очень страшен. Его не волновали раны, потому что его система самозаживления распознала повреждения и нашла, что они не опасны. Сфинкса волновало то, что человек, не разгадавший загадку, до сих пор жив. Но Сфинкс не спешил. Вначале он лежал у выхода из берлоги и внимательно следил за беседующими людьми. Он слушал их разговор. Сфинкс имел мощные направленные микрофоны, которые позволяли ловить звук человеческой речи метров за триста или за четыреста. Сейчас люди были беспомощны и хотели уйти. Уйти они не могли, потому что входная заслонка запирается мощным замком. Конечно, они могут попытаться сделать подкоп. Но это тоже бесполезно, ведь вольер расположен на железобетонном основании, лишь присыпанном грунтом. Отсюда нельзя выйти, если только кто-нибудь не повернет ключ снаружи. Итак, он вышел из берлоги.

Люди, которые едва шевелились, увидели Сфинкса. Охотник попытался приподняться и даже встал на четвереньки. А он еще ничего, бодренький, – подумал Сфинкс, – с ним еще можно будет поиграть. Он сделал два больших прыжка и оказался около людей. Охотник сидел на песке. Он явно не мог подняться.

– Ты помнишь ответ на мою загадку? – спросил Сфинкс и наклонил голову. – Так что там останется от тебя? Слушай, а ты вкусно пахнешь, я балдею!

Он толкнул Охотника носом и тот повалился на спину. Его глаза закатились. Нет, пожалуй, играть с ним уже неинтересно, – подумал Сфинкс и открыл пасть.

В этот момент что-то прыгнуло на его спину. В принципе, Сфинкс ожидал такого поворота событий. «Прыгнуло» – это сильно сказано. Кто-то взобрался на него и уселся верхом.

– Ты хочешь меня убить? – спросил Сфинкс. – Давай, пробуй, коли.

Он тряхнул головой и непрошеный наездник отлетел на несколько метров, ободравшись в кровь на крупном жестком песке. Сфинкс поднял голову и засмеялся человеческим смехом. Потом завыл. Потом зарычал. И вдруг рычание оборвалось. Он закашлялся кровью и свалился на бок.

Охотник встал на ноги, подошел к туше и вытащил из горла лезвие.

– Но ты же говорил, – начал Алекс. – Ты же говорил, что у тебя нет второго лезвия?

– Я помню, что я говорил. Я сказал это специально, потому что этот зверь нас подслушивал. Он должен был поверить, что я беспомощен и безоружен. Бой никогда не кончен. Запомни эту истину. Бой не кончается с последним ударом, потому что никто не знает, какой из ударов последний. Бой не кончен даже сейчас.

– Это для меня слишком круто.

– Ничего, поймешь потом. Бери женщину и пошли.

– Как твои раны?

– Плохо. Меня хватит еще минуты на четыре, потом я потеряю сознание. Отключусь на много часов. Мы должны успеть. Иди к ней, а я попробую выломать эту заслонку. Когда мы входили, я посмотрел, как она закреплена. На самом деле она не такая крепкая, как думают люди.

Ночью они повернули на дорогу, ведущую в город. Лора оставалась такой же невменяемой, как и раньше. Охотник открыл глаза несколько минут назад.

– Ты в порядке? – спросил Алекс.

– Да, намного лучше. Я уже поправил печень, но легкое включу только завтра.

– Как ты это делаешь?

– Каждый может это сделать. Но этому нужно учиться. И нужно хотеть научиться.

– Я не понимаю. Ты говоришь, что обыкновенные люди это тоже могут. Но это невозможно. Все наши способности закладывались в процессе эволюции, за миллионы лет. Способность останавливать кровь и заживлять раны была бы ценнейшей вещью для наших предков, но они не могли этого делать. И даже больше: ни одно животное на земле не может этого делать, хотя, может быть, для многих это самая полезная вещь на свете. Мы не могли приобрести эту способность в процессе эволюции. Значит, ее не должно быть. Ее просто нет.

– Я не обманываю тебя, – сказал охотник. – Просто есть вещи, которые мы пока не можем объяснить. Например, на какую глубину ты ныряешь?

– Метра на три.

– Почему не глубже? Уши болят?

– Да, наверно, – ответил Алекс.

– А ты был молодец, когда прыгнул на него. Да, так я об ушах. Если ты нырнешь на десять метров, тебе будет очень больно, но, с другой стороны, очень приятно, это непередаваемое, особенное ощущение – быть в глубине плотного голубого пространства и быть с ним один на один, не как с врагом, но как с удивленным другом. Ты как будто сам становишься его частью. Если ты нырнешь на двадцать метров, то боль будет непереносима. Начнет сплющиваться и твой череп, и твои ребра. Еще немного глубже – и вода под большим давлением разорвет твои уши и войдет внутрь черепа, ломая непрочные перегородки. Вода сломает твои ребра, так, что они воткнутся в легкие и сердце. Но люди, на самом деле, могут нырнуть гораздо глубже, чем на двадцать или тридцать метров. Человек может нырнуть на любую глубину без всякого вреда для себя, это я говорю точно. Хоть на километр. Как только давление становится критическим, наше тело наполняет жидкостью и легкие, и все внутренние каналы головы. Эта жидкость выбрасывается из крови, и она уничтожает давление воды таким же в точности обратным давлением. Когда ты всплываешь, жидкость снова уходит в кровь. И этот механизм настолько точен, что ты можешь нырять тысячи раз, без малейшего вреда для здоровья. Твое тело срабатывает как идеально отлаженная машина. Даже лучше. Скажи, может быть, ты знаешь, откуда у людей это умение? Ведь нашими предками никогда не были киты или дельфины, и никакие глубоко ныряющие морские звери. Кто дал нам это? Причем тут эволюция? И самый главный вопрос: зачем?

– Ты не спрашиваешь, куда мы едем, – сказал Алекс.

– Все нормально. Сейчас это твоя война, и ты ведешь ее правильно. Я буду спать. Разбудишь, если понадобится помощь. Ты тоже не все спрашиваешь. Можешь спросить сейчас.

– Ответь мне, – сказал Алекс, – почему обязательно нужно умирать одному из нас?

– С этим ничего нельзя поделать. Это было моим заданием на Земле. Мне нужно было найти подходящего человека, который согласится быть разобранным на отдельным молекулы. В таком виде этого человека съедят или, скажем точнее, переработают и усвоят некоторые… Скажем, существа. Мы называем их мактовирусами.

– То есть, меня скормят вирусам?

– Да. Всего до последней молекулы. Либо тебя, либо ее. Их единственным условием была добровольность. Они не хотят принуждать человека, это запрещено их моралью.

– Сколько тебе заплатили?

– Это мое дело. Но деньги сейчас не главное. Главное то, что я дал слово. А я всегда выполняю свои обещания. Честь это единственная вещь на свете, которая дороже жизни.

Он подъехал к мостику у Капитанского парка. Город стоял на трех реках, но каждая река была узкой и мелкой, хотя и одетой в серый и розовый гранит. Мостов было множество, но Лора говорила именно об этом.

– Лора? – позвал он. – Ты была здесь? Посмотри.

– Смотри-ка, а я здесь была на днях.

– Я об этом и спрашиваю. Ты бросила ее здесь?

– Я ездила проверить сообщение. О человеке, который собирался прыгать не помню уж с какого этажа. А потом он оказался просто спортсменом.

– Ты меня все еще не слышишь.

– Я долго ждала, но он все-таки не прыгнул.

– Ну тогда спи, – сказал он, – я скоро вернусь.

Ночь была темной, безлунной, но позднее вечернее небо еще слегка светилось, отражаясь легким бликом на металлических перилах моста. Где-то вдалеке светил неподвижный прожектор, сияющий отстраненно и безразлично, как звезда, и обливал желтизной зеленые холмы крон вокруг себя. В совершенно невообразимой дали, может быть, вообще за городом, заливались лаем собаки. Несколько невесомых звуков, напоминающих и музыку, и крики одновременно, сплетались в прозрачную звуковую вуаль, позволяя легко слышать сквозь себя, как черная вуаль позволяет видеть блеск глаз и сдержанную улыбку. Внизу слева, у ларька, молча танцевала пьяная продавщица, прижимая к уху телефонную трубку. И вдруг он понял, как сильно он любит этот мир, эту ночь, собачий лай, блик на перилах и даже пьяную продавщицу – так сильно, как любят только то, что вот-вот исчезнет навеки. Он понял, что такое чувство никогда, о котором говорила Лора. Никогда больше не будет такой ночи. В прозрачной глубине над ним снова вспыхивали мгновенные шары метеорных дождей.

Он спустился с моста, разделся и вошел в камыши. Стебли, скрипя, ложились холодными лентами под его босыми ногами. Он ступал очень осторожно, зная, что здесь, как и везде, дно усыпано множеством битых стекол. Потом он нырнул в теплую, медленно текущую воду. Область поиска на самом деле была невелика: если Лора бросила фасолинку с моста, именно бросила вниз, а не швырнула, то разброс совсем небольшой, плюс-минус два или три метра. Днем ее было бы почти невозможно найти, но ночью она должна светиться.

Он нашел ее только через много часов, когда исчезли метеоры в небе, а звезды передвинулись, как будто кто-то повернул огромный вогнутый глобус. Он сумел найти ее только потому, что ночь стала совершенно черной, будто смоляной. Прожектор выключился, как и множество других городских огней, и после этого легкая шапка световой паутины поднималась только над далеким центром города. Тьма стала такой густой, что стал заметен дельтокрыл, летящий прямо в зените – орбитальное пассажирское судно на триста тысяч человек. Дельтокрыл имел форму треугольника и был размером в целый город. Он делал двадцать четыре оборота в сутки по орбите Земле. Если вы хотели добраться, например в Японию, то с помощью хоппера вы входили на борт дельтокрыла, и через двадцать пять минут были на месте. Дельтокрыл был самым быстрым транспортом на планете.

В темноте фасолинка, наконец, стала видима. Сейчас она почти не светилась.

– Я кажется, простудился, – сказал он, вытершись наспех и натягивая узкую прилипающую майку.

– Ерунда, – ответил охотник. – Ты на войне, а на войне никто не простужается. Но, если тебя это волнует, дай мне твою ладонь.

Он дал, и Охотник быстро нажал что-то, сверкнувшее легкой быстрой болью в шее, плечах и спине.

– Теперь ты не простудишься. Эта точка резко повышает иммунитет. Действует в сто раз лучше аспирина. У вас еще пьют аспирин?

– Конечно, особенно если с похмелья. Только он теперь называется по-разному. Чем заковыристее называется, тем дороже стоит. А ты никогда не болеешь?

– Никогда, – ответил Охотник. – Только иногда, когда отдыхаю. Может быть, я еще научу тебя не болеть. Дай это сюда.

Алекс протянул ему фасолинку.

– Не подноси близко к глазам, – предупредил он.

– Ты думаешь, оно еще работает? – спросил Охотник.

– Я надеюсь, что оно сможет сработать еще хотя бы один последний раз. Это единственный наш шанс. Честно говоря, я не знаю, что делать, если сейчас ничего не получится. Но эта штука разбудила Лору однажды, она должна разбудить ее снова. Хотя заряд наверняка почти исчерпан. Попробуем.

– Может быть, у нас и получится ее разбудить, – сказал Охотник. – Но откуда ты знаешь, кем она проснется? Вчерашняя бомба закодировала ее мозг одним способом, а ты раскодируешь его другим. Ты не знаешь ни одного из этих кодов, причем оба они написаны не на твоей планете. Подумай, что может случиться. Ты никогда не получишь то, что было в самом начале. Могу поспорить, что, если она проснется, это не будет прежняя Лора. Она может проснуться кем угодно. И это может быть очень страшно, на самом деле. Ты готов попробовать?

– А что, есть варианты?

– Варианты всегда есть. Теперь, когда изменилась ситуация, можно было бы обойтись и без жребия. Ее мозг испорчен и она уже неполноценный человек. Но она давала согласие и подписала контракт со мной. Бомба задела именно ее, а не тебя.

– Это была случайность, – возразил Алекс.

– Вот именно. Случайность это и есть жребий. Какая разница – бросать ли монетку, или вытягивать короткую спичку, или делать еще что-нибудь? На самом деле жребий уже брошен. Судьба выбрала ее. Поэтому она умрет, а ты останешься жить. Ее скормят вирусам. Это всех устраивает, кроме нее. Но она даже не сможет понять того, что случилось. Ты согласен?

– Нет.

– Нет?

– Нет. Я так не могу. Это нечестно.

– Мне удивительно слышать такие слова от человека, – сказал Охотник. – По-моему, на этой планете уже давно не осталось ничего честного. Но дело твое. Если хочешь, давай попробуем. Буди ее, мы начинаем.

Но Лора не хотела никуда смотреть. Она не собиралась подчиняться. Спросонок она отчего-то оказалась настроена агрессивно. Охотнику пришлось нажать точку на ее шее, после чего Лора обмякла и уставилась глазами в пустоту.

– Ничего страшного, – сказал он, – это скоро пройдет.

– Это нам не помешает?

– Не должно. Я блокировал только ее мышцы, я не воздействовал на мозг.

Алекс держал фасолинку у ее глаз. Лора глядела, не мигая. Через несколько минут ее руки начали шевелиться.

– Я хочу спать, – сказала она.

– Ты меня понимаешь?

– Что? Мне снились шкафы, очень много шкафов. Они были красивые и дорогие.

– Дай сюда, – сказал охотник, – в этой штуке наверняка что-то осталось, но на самом донышке. Это как севшая батарейка. Но, если севшую батарейку хорошо помять, она еще немного поработает. Держи ее голову, я попробую.

Он сжал фасолинку в пальцах и та треснула, с легким хлопком. Едва заметная вспышка розового свечения осветила салон машины.

– Эй, ты с нами? – спросил Алекс.

– Она с нами, – сказал Охотник. – Но посмотри на ее глаза. Это не она. Я тебя предупреждал.