Текст книги "Ловец тумана"

7

Возвращались они уже затемно.

Дардагиля, с его новостями о произошедшем в городе за время отсутствия Гирбилина (и главное – о Мурине! О Жанне!), так и не дождались. Видимо, задержали его какие-то неотложные дела.

Шли вдоль по берегу Мошкарицы, в сторону города. Хижина старого рыбака осталась позади. Виднелся издали только прежний ориентир – грибовидная старая башня над верхушками сосен.

Северин раздумывал над странными речами, которые вели Найрис с Гирбилином. Вспомнился еще один обрывок разговора.

Найрис указал им с Гирбилином на корзинку, в которой копошились мокрые, поблескивающие в свете очага, перебирающие многочисленными конечностями ракообразные.

«Как думаешь, Гирбилин, кто одержит верх?»

Лоснящийся красно-черный лофкрит отбивался от нескольких разномастных рачков.

«Лобрикусы… Ставлю на них – возьмут числом».

Найрис заломил густую бровь, прищурил прозрачные глаза:

«Побеждает тот, у кого есть цвет. Всегда так было. У лофкритов он есть. А у этих?..»

«Все еще вспоминаешь Аррет?»

«А как забыть? Запах гари. Запах смерти. Пепел падает с неба, как снег. Все, о чем мечтаешь, – капля чистой воды. Красное и черное. Тьма и пламя… И пепел шелестит на языке. Застревает в зубах. Скверные были деньки, а?»

«Бывало и хуже, Найрис. Всегда есть – куда растянуть это хуже…»

«У них, у тех, кто нам противостоял, цвет был – черный, как ночь. Красный, как кровь. Вот почти как у него…» Найрис кивнул на лофкрита, атакующего клешнями своих соседей по клетке. «Все они знали свой цвет, а мы? Разношерстная толпа, охотники за кровью и удачей, самые отъявленные и отпетые. И каждый бился сам за себя. Ведь тогда мы еще не знали…»

«Что побеждает тот, кто точно знает свой цвет?»

«Быть может… Кто скажет точно?.. Во всяком случае, хоть чему-то мы научились на Аррете, в этом ты прав. Всегда есть, куда растянуть это хуже…»

Северину не всегда было понятно, о чем они говорят. Порой становился весело, порой тоскливо. Но скучно не было.

Он так и не понял, сговорились старые приятели, о чем хотели, или нет? Или целью Гирбилина вовсе не было заручиться поддержкой прежнего боевого товарища в предстоящих поисках Мурина и Жанны? И эти двое, совсем как обычные люди, просто-напросто хотели повидаться и поговорить по душам…

– Повертай к северу! – истошно завопили за спиной. – Вижу их!

Внезапно и резко. Так, что Северин не успел даже испугаться.

Следом ударило.

Берег, ранее тихий и безмятежный, обратился в море огня.

В лицо ударили искры, обсыпало комьями земли, забрызгало вскипевшей водой.

Гирбилин налетел на него, выталкивая с линии огня. Они кубарем покатились по мокрому песку.

– Не мажи-и-и! – проорал, растягивая, все тот же голос, молодечески-задорный, азартный. – На ветер правь, левей!

Ударило вновь. И совсем близко.

– В кольцо забирай, погнали!

Прибрежные заросли сухостоя озарили вспышки. Чередование голубого и зеленого света.

Северин, прокашлялся, сплюнул песок. Рядом снова полыхнуло – он зажмурился. Перекатился наугад. Гирбилина потерял из виду.

– Вижу его, вижу! На тебя выходит!

Северин судорожно, всем телом, вжался в песок.

– Дожимай, не томи! Тут логово ихнее близко…

Зашелестели, затрещали высокие травы. Лязгнула сталь. Послышался вскрик – короткий и пронзительный.

– Чево там?!

– Зацепил меня, гадина! Бра-атцы, помираэ… – прервалось коротким всхлипом.

Северин отнял лицо от земли. Тотчас пригнулся – по воде ударило громко и сильно. Следом за всплеском послышалось ядовитое шипение.

– Гляди, верткий… Салямандера пускай, ну!

Еще одна вспышка – на миг среди камышей, впереди, показался человеческий силуэт с взметнувшимися к небу узкими руками. Послышался обрывок какой-то тарабарщины…

А следом – хищный голодный вопль, неистовый клекот, от которого по спине побежали мурашки. Саламандеры!

Твари, которых Гирбилин показывал на картинках, раскрыв красочный томик в книжной лавке. Выведенные чародеями Йогдума для преследования и травли, в особенности в ночное время, неутомимые и верткие бестии, беззастенчиво использующиеся теперь представителями всех пяти хмарьевских культов.

А значит, там, в зарослях – маг, настоящий маг-призыватель, маг-охотник!

В зарослях замерцало, засветилось. Саламандеры – развитая, «прирученная» трансформа огненых элементалей.

«Значит, они охотятся, – подумал Северин. – Охотятся… На нас?!»

– Гирбилин??

Кто-то ухватил его за шиворот, ткнул носом в песок:

– Тиш-ше! Я здесь, здесь… Что бы ни случилось – молчи! Скройся, утихни! Уяснил?

– Да! – пробормотал Северин, приподнимая голову, сплевывая песок.

Гирбилин нырнул вперед, в сумерки.

Туда, где рыскала, выпущенная хозяином, рассыпая клочья пепла, мерцая глазками-угольками, угольно-черная бестия, по венам которой струится живое пламя.

Послышался вскрик, полный ярости и боли. Затем – хищный клекот, на этот раз торжествующий, победный.

Победный клич оборвался. Превратился в угасающее шипение…

– Огонечек мой!! Отзовись?? Ай, беда… Завалили салямандера нашего!

– Сукин сын, где ж затихарился?

– Вжарь поверху, посвети!

Берег озарился ярким сиянием. Мелькнули огненные шары, заставив Северина в который раз вжаться в землю.

Он вновь вскинулся, терзаемый страхом и любопытством, и тотчас увидел…

Гирбилин стоял неподалеку, спиной к нему, широко расставив ноги, выставив вперед правую руку. С пальцев ее, извиваясь и крутясь, срывалось, уходя вперед, нечто черное – чернее ночи.

Будто щупальце, сотканное из первозданной тьмы.

Он скрещивалось и отталкивалось, сцеплялось, и вновь отскакивало, и вновь встречалось с длинной огненной плетью, конец которой с воем хлестал окрест Гирбилина, никак не попадая, превращая камыши в черную труху, в пепел, в мириады ярких искр, сонмы светлячков.

Плеть эта исходила из руки человека, стоявшего в точно такой же позе далеко впереди, у самой лесной опушки.

Северину никогда не приходилось видеть ничего, даже отдаленно напоминающего происходящее.

Эти двое будто фехтовались, вместо клинков используя воплощенные стихии – огонь и тьму, – не двигались с места, не сводя друг с друга глаз, давили и давили, кто кого пересилит.

Огненная плеть перекрутилась с щупальцем, сотканным из мрака.

Будто два удава, сошедшиеся насмерть – кто кого задушит. Силы были равны…

Пропали все звуки. Остановилось время.

Северин видел, как «змеи» медленно-медленно отступают, втягиваются в руки хозяев.

Клубящаяся чернота возвращалась в пальцы Гирбилина.

Огненная нить втягивалась, озаряя лицо того, кто повелевал ей…

Вегард!

Похоже, он действительно был специалистом самого широкого профиля.

Тьма и Огонь, как послушные собаки, вернулись под руку своим хозяевам…

А в следующий миг время, будто наверстывая, диким галопом понеслось вперед.

Стихии ударили вторично – черное щупальце пронзило Вегарда насквозь.

Еще миг он стоял на широко расставленных ногах, едва покачиваясь, держа на весу правую руку – и вот вся его фигура рассыпалась густым облаком пепла.

Но и огненная змея, посланная им в Гирбилина, дотянулась до цели, ударила, ослепительно полыхнув, объяв его пламенем, отбросила в воду…

Северин вскочил на ноги, побежал туда, где предположительно упал Гирбилин.

Короткий, отчаянный бросок вперед. Вокруг уже шелестят камыши, под ногами хлюпает. По лицу хлещет острая трава. Наплевать, шрамы украшают. Он споткнулся раз, другой… Откуда-то из-под ног раздался отрывистый хрип.

Северин упал.

Почувствовал, что его ухватили за шею – чья-то лапища, перепачканная липким и горячим, ударившая в ноздри горьким запахом гари, дымящаяся… Человеческая рука!

– Тиш-ше, болван!

Гирбилин. Он был страшен – обугленный, окровавленный, дымящийся. Лицо скрыто под коркой копоти и крови. Распахнут один глаз – бешеный, сверкающий, безумный.

– Тише, не перебивай, не шуми! – Гирбилин дернулся, вцепился в плечо стальными пальцами правой руки – она почти не пострадала. – Слуш-ш-шай. Беги… в Башню… Скажи Найрису… Амофила начала войну! Еще скажи, Мурин… родная кровь.

Он хотел сказать еще что-то, но хватка пальцев ослабла. Задрожав всем телом, Гирбилин обмяк. Единственный страшный глаз потух.

– Нет-нет-нет, – забормотал Северин. – Погоди-погоди… Да как же ты?! Да что же я буду без тебя тут делать, не умирай, слышишь ты?!! Не смей!!!

Он затряс Гирбилина за плечи. Почерневшая голова моталась, исходя дымом, будто у куклы – вверх-вниз. По пальцам Северина текла кровь, перемешанная с сажей.

Он почувствовал спазм в горле, отстранился от покойника.

– Так, так, – забормотал Северин, отползая, борясь с тошнотой. – Он сказал… в Башню. В Башню…

Северин понял, что сейчас главное – бежать. Главное двигаться. Разобраться во всем этом можно будет потом. Наверное.

Бежать!

Голоса «загонщиков» приближались.

Заплутал в камышах – как из них выбраться? Они все одинаковые! Споткнулся обо что-то хрустнувшее. Груда каких-то тлеющих головешек, выставленная вверх в нелепом победном салюте черная трехпалая лапа. Саламандер, точь-в-точь, как на картинках «Бестиария», который они листали в Хмарьевске, в книжной лавке. Еще сегодня утром. Нет, уже вчера…

Неужели он и правда мертв? Гирбилин? Тот, который притащил его сюда, в этот мир? Единственный, кто мог помочь, все объяснить… Неужели он мертв?! Немыслимо…

Проклятье, и повсюду комариное жужжание! Повсюду эти треклятые комары!!! Бежать вперед, к лесу, к Башне!

«И зачем только я во все это впутался?!»

Он знал ответ: Жанна. Ради нее стоило бежать.

8

Северин бежал, забыв обо всем. Не думая ни о чем.

Просто бегство. Просто скрыться подальше. Остаться в живых.

Прочь, прочь от берега Мошкарицы, от деловитых, громких и бодрых голосов «загонщиков». От обугленного тела Гирбилина. От горы праха, в которую обратился «ведущий специалист» Вегард… От трехпалой лапы, торчащей из камышей, – все, что осталось от охотничьего саламандера… Найти Найриса… Где он? Куда он подевался? Что тут вообще происходит?!

В Башне, он сказал в Башне, верно?!

Северин бежал, спотыкаясь о коряги, падая, разбивая локти и колени, катился вниз по склонам, облепленным лежалой листвой, вскакивал и снова бежал.

Прочь, прочь, задыхаясь от нескончаемой гонки, пытаясь различить впереди хоть что-то, кроме пляшущих в глазах цветных кругов и окутавших все густых хмарьевских сумерек.

Он приближался к Башне. Лес будто вел его.

Тенабирова Башня. О ней любят шушукаться на рынке хозяюшки, выбирая между вяленой скоткой и копченым лофкритом. О ней судачат, отдуваясь и вытирая лбы, заросшие бородами и загорелые до черноты дровосеки.

Башня. Пристанище безумных жрецов, и безжалостных фанатиков, и мрачного злопамятного духа, которому они служат.

Впереди была широкая просека.

Отдуваясь, пытаясь восстановить дыхание, Северин уже в который раз споткнулся, ухватился растопыренной пятерней за корявый древесный ствол, чтоб удержаться на ногах хотя бы на этот раз… Зашипел, обдирая кожу на пальцах, ломая ногти о жесткую древесную кору…

Острые грани лезвий – резкий и неприятный холодок – коснулись его сразу в трех местах – основание шеи, затылок, живот под рубахой…

«Добегался…»

– Не дергайся, парень, – раздалось из-за правого его плеча. – От кого бежишь-то?

Приятный женский голос.

– Ишь, отдувается как, – хриплый бас из-за левого плеча. – От мертвяков, что ли, улепетывает, горемычный?

– Найрису! – Северин сбился на кашель. – Кха-кха-кха… К Найрису…

– Тс-с-с! – прервала невидимая девица. – Эй, слышишь? Там, возле берега?!

Северину очень хотелось посмотреть на нее, но он не решился двинуть головой, зажатой между двумя остро отточенными лезвиями.

– Наши, что ли, возвращаются?

– Не похоже… Эй, малыш, ты откуда взялся? – это уже ему, Северину.

– Возле берега… я, кхе-кхе… Гирбилин… Там… рыбалка…

– Тихо! – шикнула девица. – Ну-ка шепотом, рыбачок!

– Да-да… – Северин перешел на шепот. – Возле берега… напали. С ними маг. Они гнались… за Гирбилином. И за мной. Саламандер… Тьма… и огонь… как змеи!

– Что за комедия? – пробурчал воин. Лезвие ощутимо холодило кожу Северина. – Или он юродивый?

– Амофила начала войну, – выдавил Северин из себя, наконец. – Где Найрис?!

– Что?!

– Это были его последние слова, – сказал Северин. – «Амофила начала войну!» И про Мурина…

Лезвия синхронно ушли в стороны.

– За мной, – прошипела девица, ныряя в заросли.

Ее спутник похлопал Северина по плечу. Мол, вперед, мы проводим.

«Из огня да в полымя, – подумал Северин. – Что за вечер?! Что за неделя?! Что за жизнь…»

Подножие Тенабировой Башни. Каменные плиты, широкая площадка – призрачная в тусклом лунном свете, окруженная со всех сторон непролазной чащей.

Похоже, байки не врали – Башня оказалась и впрямь обитаемой.

И, похоже, всех тех, кто, по слухам, обретался в ней, уже подняли по тревоге.

На площадке, у подножия этого циклопического сооружения, похожего на громадный гриб, в красных отсветах факелов виднелась растянувшаяся цепочка черных теней. Воины в легких черных доспехах и узорчатых масках, скрывающих лица…

Те двое, что захватили Северина в лесу, вывели его на центр площадки.

Стоящие возле башни, все они – сквозь прорези масок – смотрели на него. Северин был здесь чужаком, лишним.

Он ощутил, как нелепо выглядит по сравнению с ними.

Он по-прежнему был облачен в те вещи, которые они достали из тайника Гирбилина: плащ, разорванный о сучья в ходе безумной гонки через лес, штопаная рубаха, полинялые штаны, перчатки с оторванными пальцами и потрепанные сапоги.

Вдоль шеренги воинов, по направлению к Северину, шел некто в длинной темно-синей хламиде, с посохом, в резной маске, украшенной голубыми камнями, под надвинутым капюшоном. В прорезях маски блеснули шальные глаза.

– Ты почему здесь? Где Гирбилин?! – знакомый голос.

– Убит, – сказал Северин.

Секундная задержка, и сиплый приказ:

– Рассказывай…

– Он велел передать тебе… Амофила начала войну. Мурин. Родная кровь.

– Слово в слово?

– Слово в слово.

Найрис кивнул. Затем повернулся к тем двоим, что сопровождали Северина.

– Мы торопились… – начала было девица. – Этот парень, на просеке…

– Знаю, – глухо оборвал Найрис. – Я позволил гостю возвращаться одному. Вина на мне… Но первый наш долг – отомстить! Они убивают на нашей земле. Убивают наших гостей. Это война!

Мертвая тишина. Лишь треск факелов и отголоски птичьих трелей в глубине чащи.

– ВОЙНА-А-А-А! – заревел Найрис, срывая с себя капюшон, маску, вскидывая вверх посох.

Его глаза изменились – стали непроницаемо-черными – Тьма полностью заволокла их, не оставив даже намека на белок.

Воины ответили ему слитным ревом, в ответном салюте поднимая свои клинки, на гранях которых задрожало, заплясало пламя факелов.

Найрис развернулся, вперил страшные густо-черные глаза в Северина, зашипел, и в голосе его было уже совсем мало человеческого:

– Покажи месс-с-сто!

9

Северин снова бежал через лес. На этот раз в обратном направлении. На этот раз – не один.

Он вновь спотыкался о коряги, валежник, выступающие корни. Но теперь его подхватывали под руки, не давали упасть. Даже сунули в руки флягу с какой-то забористой дрянью, от которой в первый миг у него перехватило дыхание, но уже во второй – вернулись силы, чтобы продолжать дальнейшую гонку.

Вокруг него, насколько хватало глаз, ожил весь лес.

Шелестели папоротники, трещали под легкой поступью сучья, но самих воинов почти не различить. Невесомые, стремительные, невидимые – они сливались с лесом.

Вот каковы они в деле – Мглистые Акробаты.

Они достигли берега Мошкарицы. Факелы озарили камыши и осот, опаленные заклятьями атаковавших.

Северин вывел Найриса к телу его старого товарища.

Какие-то смутные тени нависали над ним, покачиваясь, издавая невнятное бормотание. Они повернулись на свет факелов – пустые глазницы, оскаленные зубы.

Случайная нежить, пришедшая на свежий запах крови и пепла.

По жесту Найриса Мглистые Акробаты атаковали мертвяков. Засвистели клинки, ухнули алебарды – нежить в считаные мгновения рассыпалась в труху.

Найрис, подсвечивая посохом, в навершии которого затеплился холодный голубой огонек, склонился над телом в камышах.

– Мертв… – Найрис обернулся к Северину, глянул через плечо. – Мне жаль, – сказал он безразлично. – Он был храбрый воин и хороший товарищ.

Глаза его уже успели изменить цвет. Вновь стали человеческими. Почти человеческими.

– Да что же произошло?! – Северин сорвался на крик. – Почему его убили?! Что за дикая гребатория здесь происходит вообще?! И где были вы, вы со всей вот этой вашей армией?!! Что все это значит?

Найрис поднялся из камышей, указал своим людям на тело Гирбилина: мол, заберите.

– Это значит, – сказал он Северину. – Что началась война… Твое присутствие здесь теперь будет для тебя небезопасным.

Северин опешил, в горле застрял комок:

– Постойте! Что же мне делать? Теперь, когда он мертв? То есть… возвращаться обратно?! Но мне надо найти Мурина… Мне надо найти Жанну! Ради этого я здесь!

На миг промелькнуло – все близкое – берег реки, и досужая лень рыбалки, и ветром колеблемые верхушки сосен… Москва, и Жанна, и красный елочный шар…

Северин механически запустил руку в карман. Отдернул пальцы, порезавшись обо что-то.

Посмотрел на собственные руки. На них еще оставалась запекшаяся кровь Гирбилина, и сажа, и размазанный пепел. А теперь вот – еще и его собственная, свежая кровь. Он вытряхнул из кармана осколки елочного шара. Пламя факелов заплясало на них, дробясь на множество отражений.

Факелы удалялись. Мглистые Акробаты уходили, унося тело Гирбилина. Уходил, замыкая молчаливое шествие, и сам Найрис. Верховный жрец Тенабира.

Ждать Северина никто не собирался. Они были матерые вояки, которые только что вступили в свою очередную войну. Им было вовсе не до гостей из других миров. Тем более что лично они никого к себе в гости не звали.

Северин отряхнул с ладоней осколки елочного шара – прямо поверх перекрученного, уже успевшего остыть тела Саламандера. Между большим и указательным пальцами левой руки продолжал лихорадочно сжимать один из осколков. Кажется, самый крупный.

Он внимательно всматривался в него. На миг показалось…

Северин прищурился, смотрел на ходу, хлюпая промокшими сапогами по мелководью, автоматически следуя за уходящими воинами Тенабира, следуя за светом их удаляющихся факелов, боясь потерять ту картинку, что на миг открылась ему в осколке елочного шара.

Он увидел в нем Жанну.

Наваждение тотчас рассеялось, но решение уже было принято.

Северин нагнал Найриса во главе колонны.

– Постойте!

Цепочка Мглистых Акробатов, беззвучной и легкой походкой скользившая следом, замерла. Еще миг – примут боевые стойки, ринутся вперед, кромсать, разносить в клочья, как тех мертвяков возле реки.

Найрис обернулся. Глянул тускло – из-под капюшона.

– Я хочу последовать за вами, – сказал ему Северин.

Тишина разрывала барабанные перепонки. Найрис молчал. Затем рот его растянулся в улыбке.

«Никто из них не умеет улыбаться».

– Что ж, – сказал Верховный жрец Тенабира. – Если ты и впрямь этого хочешь… Присоединяйся.

Он отвернулся, будто утратив к Северину всяческий интерес, двинулся вперед – к своей Башне.

«Вот так просто?!» – в недоумении подумал Северин.

Вертя в изрезанных пальцах осколок елочной игрушки, он смотрел, как растворяются в лесу спины возвращающихся в свое логовище Мглистых Акробатов.

Один из воинов остановился. Как и лица остальных, его лицо скрывала маска, и только по голосу Северин узнал давешнюю девицу, что вместе с напарником чуть не прирезала его на просеке:

– Идем, рыбачок. Тенабирова Башня ждет.

10

Доски громко скрипели под каблуками новых, еще толком не разношенных Северином сапог.

Он шел вдоль торговых рядов, втягивая ноздрями бесподобный букет запахов – от тухлой рыбы до острой чесночной похлебки, от свежих углей до человеческого пота.

Здесь взбивали и рубили, жарили и коптили, варили и пекли, утирали лбы и сморкались в фартуки, делились сплетнями и ругали начальство, потрошили рыбок-скоток и азартно следили за боями крабов-лофкритов.

В последние недели Северин часто бывал здесь. Заводил новые знакомства, прислушивался к тому, о чем толкует народ.

Хмарьевские Прожорные ряды. Место, где отыщутся деликатесы на любой вкус.

Северин шел, неся в правой руке тяжелый мешок, и доски настила поскрипывали под каблуками его новых сапог.

Его новая жизнь была такова. Днем – Прожорные ряды, звон монет, шуточки разбитных поварих, политические рассуждения бывалых купцов. А вот ночью… Ночью все менялось.

Найрис открыл для Северина оборотную сторону города. Его кривой лунный лик. Время, когда место людей заступают тени.

– Ты сам выбрал, – сказал Найрис. – Мы не добрые люди и не занимаемся благотворительностью. Мы забираем жизни, чтобы напоить Тенабира кровью. Не потому, что поклоняемся ему. Мы ни к кому не идем на поклон. Он не добрый Бог. Он вообще не Бог. Злой и жадный дух. Это сделка. Обмен. Мы даем ему кровь, он нам – частицу своей силы. Я учил тебя пять дней, как заведено. Я научил тебя всему, что понадобится тебе для того, чтобы стать одним из нас. А теперь иди и забери три жизни. Когда сделаешь это – возвращайся. Не сможешь – забудь дорогу к Башне навсегда.

А еще он сказал: Дардагиля можно не искать.

У «Ощипанного гарпиля» теперь новый владелец. Гирбилин напрасно доверился старому другу. Напрасно думал, что он – друг. Но это уже неважно, потому что долг выплачен сполна. Если Северин вернется в Башню (условия известны), сможет узнать, как умер тот, кто предал его наставника и проводника, кто обрек его на смерть. Он, Северин, может быть спокоен – Дардагиль умирал долго.

Северину спокойнее не стало. Он не знал еще точно, захочет ли когда-нибудь вернуться в Башню. Сможет ли? Быть может, да – прямо завтра. Быть может, через год. Быть может, никогда… Он не мог предположить. Не знал.

Но по поводу истории Дардагиля сомнений не было – услышать ее Северин вряд ли когда-нибудь захочет.

Северин дошел, наконец, до прилавка матушки Праскели. С облегчением водрузил на прилавок свою ношу. Вокруг мешка уже начали нарезать ознакомительные круги крайне заинтересованные мухи.

– Принес? – заломила бровь Праскель.

– Принес, – Северин распустил шнуровку на мешке.

Вытащил из него, придерживая за рог, уродливую зеленую башку. Удивительно, но некоторые ценители не пожалеют золота за то, чтобы отведать зельца из головы виверны.

Матушка Праскель отсчитала монеты, высыпала на прилавок. Заломив мохнатую бровь, придирчиво осмотрела заказ.

– Тощща что-то… А ну ладно, и так сгодится.

– Приятно иметь с вами дело, – изобразив обаятельную улыбку, Северин сгреб монеты.

Это было дневное. Обыденное.

Ночами же Северин бродил по пустым улочкам, сторонясь патрулей городской стражи.

Все никак не мог подыскать подходящего кандидата. Подходящую жертву, которая могла бы задобрить злого духа Тенабира. И открыть Северину дорогу – обратно к Найрису, в Башню, в Мглистые Акробаты.

Зачем ему это нужно было – он и сам толком не знал. Просто так складывались обстоятельства.

Днем он отправлялся в окрестные леса – выполнять очередной заказ матушки Праскели или кого-нибудь из ее коллег. Работа грязная, низкооплачиваемая и опасная. Как раз для таких, как он. Чужаков, пытающихся обжиться в Хмарьевске. Лишних. Никому не нужных. Отбросов.

Северин пытался узнать хоть что-нибудь, поймать хоть какие-нибудь отголоски слухов: «Стражи Поднебесья», Мурин-Альбинский, покойный «ведущий специалист» Вегард, хаоситы?..

Жанна, Жанна, Жанна?..

Ничего.

Он был уверен, что Найрис наверняка хоть что-нибудь, да знает.

Судя по тому посту, что он занимал, Найрис должен быть в курсе всего, что происходит в Хмарьевске. Но для того, чтоб удостоиться его аудиенции, для того, чтобы заслужить его доверие, нужно было пролить кровь.

Северин не знал, готов ли он заплатить эту цену? Пока не знал.

Ему так и не удалось разузнать ничего – ни про Жанну, ни про Мурина-Альбинского, зато его воображение, постепенно обрастая деталями, обретая плоть, занимали другие сплетни и пересуды.

В забитых до отказа трактирах и пивных, на рыночных рядах – все только и говорили, что о новой тайной войне, что ведется на ночных улицах.

Адепты Лаахора и в их первых рядах – богатые выскочки Амофилы – якобы бросили вызов адептам Тенабира. На ночные улицы вышли невидимые охотники, и мастера плаща и кинжала, и наемники. Да и обыкновенные голодранцы, желающие как-то отличиться, завоевать себе репутацию, попасть в милость к князьям мира сего.

Поговаривали, что конкурирующие стороны щедро платят за головы противников.

Городская стража жестко пресекала всякие домыслы и слухи, утверждая, что держит все под контролем. Они-то точно были в курсе происходящего – ночных патрулей изрядно поубавилось. Никому не хотелось подставляться.

Ночами Северин бродил по Хмарьевску, ища неприятностей.

Пристраивался за каким-нибудь жрецом, жертвой мирских страстей, идущей с Жучиных Гонок, или за запоздавшим после возлияний в кабаке верзилой-дровосеком. Брел за ними до самой калитки, раздумывая – стоит ли?

Стоит ли платить такую цену? Даже за возможность вновь увидеть Жанну? Тем более ради того, чтоб стать в этом городе своим, стать частью его… Нужно ли ему это?

Прежде чем отпустить его в свободное плавание, Найрис показал ему кое-что. Пару приемов. Все-таки в этот мир парнишку притащил старый боевой товарищ, Гирбилин. Пять дней обучения – как дань памяти покойного товарища. Наверняка этих двоих связывало много историй. Но Найрис не собирался делиться ими.

Приемчики были из арсенала для начинающих – пара финтов, пара выпадов, пара движений отвлекающей противника «пляски».

Пара ножей, которые Найрис вручил Северину напоследок, были зазубренные и скверные.

Северин не был уверен, что, если дойдет до настоящего дела, они не подведут его.

Во всяком случае, с вивернами, и мертвяками, и прочей мелкой и безмозглой шатией, обретавшейся по подхмарьевским оврагам, отдельные части тел которой пользовались спросом на Прожорных, рядах, – с ними ножи не подводили.

В кошеле весело позвякивали монеты, выданные матушкой Праскелью. Северин миновал Прожорные ряды, вышел на Роговицкую.

Цепь воинов городской стражи перегородила площадь, сдерживая толпу зевак. Северин задержался:

– Чего там?

– Известно чего, – ответил чумазый трубочист с прицепленной к поясу полудюжиной разнообразных щеток, совков и молотков. – Клановские давеча из-за третьей Хмелеварской поцапались… сказывают, Галдары с Брохудами… Ик!

От трубочиста за версту разило кислым пивом, он с трудом держался на ногах, обеими руками обнимал лестницу, используя ее как точку опоры.

Из-за оцепления, мимо толпы зевак, отчаянно скрипя колесами, поехала запряженная усталой клячей телега с высокими бортами. Из-под укрывающей ее рогожи выглядывала пара подкованных сапог змеиной кожи.

– Неспокойные времена грядут, – сообщил трубочист. – Ик…

Вот они, дневные плоды тех ростков, что ночью, под покровом тумана, щедро сеет мать-Хмарь.

– А чья взяла-то? – поинтересовалась у трубочиста краснощекая девица с корзиной, набитой остро пахнущей рыбкой-скоткой.

– Известно кто, сладенькая, Брохуды. Сказывают, чуть не полклана согнали на Хмелеварскую. Да еще дикарей наемных с гоблинами. Ик… Теперича брусчатку с неделю от кровищи отмывать. Знаем мы… Ик… Что-то завтра будет? Закрывай ставни, ушки на макушке держи. Нынче в Хмарьевске – что по грибы до Тенабировой Башни ходить. И не знаешь… ик… с какой стороны под ребро пырнут, мать их.

Северин протиснулся сквозь толпу зевак. Свернул с Паганской в Стомешковский переулок, никуда особенно не направляясь, идя почти наугад, добрел до оружейной лавки. Решил зайти.

Там он и увидел их – на полке за стойкой, поблескивали в полумраке. Будто две вытянутые ртутные капли. Будто изгиб смертоносных лиан, будто извилины застарелых шрамов…

«Гатримарсы», излюбленное оружие Мглистых Акробатов.

Кошель звякнул, ложась на стойку.

Цепляя к ремню ножны с гатримарсами, Северин давал окончательный ответ на те вопросы, что задавал самому себе снова и снова на протяжении всех этих безумных ночей, когда пристальным взглядом цеплялся за тающие в тумане спины незнакомцев.

Мысленно он пожелал тому, кто встретится ему нынешней ночью, вдосталь насладиться светом дня. Потому что участь его уже решена.

Не им, Северином, а злым и жадным духом Тенабиром, его безумным адептом Найрисом, покойником Гирбилином. Они втянули его во все это. Они требуют от него играть по их правилам. Раз так – пусть.

Северин отыскал ответ на свой гамлетовский вопрос, он звучал как простое слово: «Да».

И синонимом его было слово: «Смерть».