Текст книги "Мысли о прочитанном. Сборник эссе"

«Она села к письменному столу, но, вместо того чтобы писать, сложив руки на стол, положила на них голову и заплакала, всхлипывая и колеблясь всей грудью, как плачут дети. Она плакала о том, что мечта её об уяснении, определении своего положения разрушена навсегда. Она знала вперёд, что всё останется по-старому, и даже гораздо хуже, чем по-старому. Она чувствовала, что то положение в свете, которым она пользовалась и которое утром казалось ей столь ничтожным, что это положение дорого ей, что она не будет в силах променять его на позорное положение женщины, бросившей мужа и сына и соединившейся с любовником; что, сколько бы она ни старалась, она не будет сильнее самой себя. Она никогда не испытает свободы любви, а навсегда останется преступною женой, под угрозой ежеминутного обличения, обманывающею мужа для позорной связи с человеком чуждым, независимым, с которым она не может жить одною жизнью. Она знала, что это так и будет, и вместе с тем это было так ужасно, что она не могла представить себе даже, чем это кончится».

И родившаяся у Анны девочка официально становится дочерью Алексея Каренина, а не Вронского. Каренин прощает жену и даже разрешает Вронскому навещать больную после родов Анну. Вронский поражён благородством Каренина и осознанием собственного неблаговидного поведения. До этого он был уверен, что в «его петербургском мире все люди разделялись на два совершенно противоположные сорта. Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною женой, с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержным и твёрдым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги, – и разные тому подобные глупости. Это был сорт людей старомодных и смешных. Но был другой сорт людей, настоящих, к которому они все принадлежали, в котором надо быть, главное, элегантным, красивым, великодушным, смелым, весёлым, отдаваться всякой страсти не краснея и над всем остальным смеяться». Вронский морально уничтожен и пытается совершить самоубийство, но пуля проходит мимо сердца. Рана Вронского заживает быстрее, чем проходит послеродовая горячка Анны.

Что удивительно, безумно любя сына от противного ныне мужа, Анна полностью равнодушна к дочери от страстно любимого любовника! И все заботы о новорождённой девочке берёт на себя Алексей Каренин. Казалось бы, «сухой, противный» человек, чинуша, у которого весь день заполнен работой и службой царю и отечеству, престиж и репутация которого серьёзно подорваны практически публичной изменой жены, на которую он не отреагировал так, как ожидало от него великосветское общество, должен ненавидеть этого ребёнка, но именно Каренин, а не мать и настоящий отец, испытывает жалость и любовь к несчастному младенцу и практически спасает погибающую от голода (Анна не кормит, а у кормилицы мало молока) и отсутствия должной заботы (всем слугам наплевать) девочку.

«Он жалел и сына больше, чем прежде, и упрекал себя теперь за то, что слишком мало занимался им. Но к новорождённой маленькой девочке он испытывал какое-то особенное чувство не только жалости, но и нежности. Сначала он из одного чувства сострадания занялся тою новорождённою слабенькою девочкой, которая не была его дочь и которая была заброшена во время болезни матери и, наверное, умерла бы, если б он о ней не позаботился, – и сам не заметил, как он полюбил её».

Благородство мужа, в котором последнее время, чувствуя собственную вину перед ним, Анна старательно отыскивала и преувеличивала внешние и внутренние недостатки, а также осознание собственной низости и лживости вызвали у Анны ненависть к мужу. Она признаётся навестившему её брату:

«Я слыхала, что женщины любят людей даже за их пороки, – вдруг начала Анна, – но я ненавижу его за его добродетели. Я не могу жить с ним. Ты пойми, его вид физически действует на меня, я выхожу из себя. Я не могу, не могу жить с ним. Что же мне делать? Я была несчастлива и думала, что нельзя быть несчастнее, но того ужасного состояния, которое теперь испытываю, я не могла себе представить. Ты поверишь ли, что я, зная, что он добрый, превосходный человек, что я ногтя его не стою, я всё-таки ненавижу его. Я ненавижу его за его великодушие».

Она по-прежнему категорически не желает развода, но и жить под одной крышей с мужем не может. Поэтому, когда Вронский оправился от раны, а Анна и ребёнок окрепли, они уехали на несколько месяцев в Италию. И отсутствие встреч с любимым сыном Серёжей Анну от этого поступка не остановило!

«Разлука с сыном, которого она любила, и та не мучала её первое время. Девочка, его ребёнок, была так мила и так привязала к себе Анну с тех пор, как у ней осталась одна эта девочка, что Анна редко вспоминала о сыне».

Вронский ради Анны потерял всё: карьеру в армии и на гражданской службе, у него резко испортились отношения с матерью и семьёй брата. Он лишился привычного образа жизни, потому что не может вместе с Анной посещать светские мероприятия. И даже за границей они – изгои высшего русского общества. Но больше всего угнетает Вронского, что дочь официально не его, а Каренина. Эту ситуацию частично можно было бы исправить, если бы Анна развелась с мужем и вышла замуж за Вронского, тот тогда смог бы официально удочерить девочку, да и положение в свете изменилось бы к лучшему. Но Анна категорически против – она не желает терять Серёжу. И Вронского начинает тяготить такая неопределённость их будущего. Тем более, что он не понимает, чем нынешнее положение Анны лучше развода, и причём тут сын Анны Серёжа? Вронскому нужен свой сын, которому он в будущем мог бы передать своё состояние и имя. Но Анна заявляет, что не желает больше иметь детей! «Вопрос о возможности иметь детей был давно спорный и раздражавший её. Его желание иметь детей она объясняла себе тем, что он не дорожил её красотой». Ради чего тогда жить Вронскому? Какое будущее его ждёт?

У Алексея Каренина тоже из-за Анны большие проблемы – его карьера государственного деятеля закончилась. Начальство решило, что раз Каренин не может навести порядок в собственной семье, то как же он тогда разрешит проблемные вопросы в жизни России? Да и в светском обществе на Каренина начали смотреть без прежнего почтения, потому что в ситуации с женой и Вронским тот не поступил так, как от него ждали, как принято поступать в подобных случаях.

Когда Вронский и Анна вернулись в Россию, их семейная жизнь стала трещать по швам. Они поселяются в имении Вронского, где Алексей, не привыкший к праздному образу жизни, решает заняться общественной деятельностью, раз уж военная и гражданская службы для него закрыты из-за ситуации с Анной. Но его отлучки по различным общественным делам приводят Анну в бешенство. Она постоянно устраивает Вронскому сцены ревности, упрекает в ослаблении его любви к ней.

«Раздражение, разделявшее их, не имело никакой внешней причины, и все попытки объяснения не только не устраняли, но увеличивали его. Это было раздражение внутреннее, имевшее для неё основанием уменьшение его любви, для него – раскаяние в том, что он поставил себя ради её в тяжёлое положение, которое она, вместо того чтоб облегчить, делает ещё более тяжёлым. Ни тот, ни другой не высказывали причины своего раздражения, но они считали друг друга неправыми и при каждом предлоге старались доказать это друг другу».

Особенно Вронского удручает безразличие Анны к дочери, которого она не скрывает даже при посторонних людях.

«Дарья Александровна поняла, что Анна, кормилица, нянька и ребёнок не сжились вместе и что посещение матерью было дело необычное. Анна хотела достать девочке её игрушку и не могла найти её.

Удивительнее же всего было то, что на вопрос о том, сколько у ней зубов, Анна ошиблась и совсем не знала про два последние зуба.

– Мне иногда тяжело, что я как лишняя здесь, – сказала Анна, выходя из детской и занося свой шлейф, чтобы миновать стоявшие у двери игрушки».

Психическое состояние Анны ухудшается с каждым днём, она начинает постоянно и бесконтрольно принимать наркотики и под их воздействием окончательно теряет чувство реальности. В конечном итоге Анна поверила в собственную фантазию, что Вронский её разлюбил, готов бросить и жениться на другой. Анна решает страшно отомстить неверному любовнику, представив, как он будет горевать, если она умрёт, как будет раскаиваться и винить себя в её смерти.

«Когда она налила себе обычный приём опиума и подумала о том, что стоило только выпить всю склянку, чтобы умереть, ей показалось это так легко и просто, что она опять с наслаждением стала думать о том, как он будет мучаться, раскаиваться и любить её память, когда уже будет поздно. Она лежала в постели с открытыми глазами, глядя при свете одной догоравшей свечи на лепной карниз потолка и на захватывающую часть его тень от ширмы, и живо представляла себе, что он будет чувствовать, когда её уже не будет и она будет для него только одно воспоминание».

В своём желании страшно отомстить неверному, как она всё больше убеждает себя, Вронскому Анна совершенно забывает о детях, даже не задумывается о том, что будет с ними после её самоубийства. Живущую в наркотическом бреду Анну волнуют только взаимоотношения с любовником.

«Моя любовь всё делается страстнее и себялюбивее, а его всё гаснет и гаснет, и вот отчего мы расходимся, – продолжала она думать. – И помочь этому нельзя. У меня всё в нём одном, и я требую, чтоб он весь больше и больше отдавался мне. А он всё больше и больше хочет уйти от меня. Мы именно шли навстречу до связи, а потом неудержимо расходимся в разные стороны. И изменить этого нельзя. Он говорит мне, что я бессмысленно ревнива, и я говорила себе, что я бессмысленно ревнива; но это неправда. Я не ревнива, а я недовольна. Но… Если б я могла быть чем-нибудь, кроме любовницы, страстно любящей одни его ласки; но я не могу и не хочу быть ничем другим. И я этим желанием возбуждаю в нём отвращение, а он во мне злобу, и это не может быть иначе. Разве я не знаю, что он не стал бы обманывать меня, что он не имеет видов на Сорокину, что он не влюблён в Кити, что он не изменит мне? Я всё это знаю, но мне от этого не легче. Если он, не любя меня, из долга будет добр, нежен ко мне, а того не будет, чего я хочу, – да это хуже в тысячу раз даже, чем злоба! Это – ад! А это-то и есть. Он уж давно не любит меня. А где кончается любовь, там начинается ненависть».

Но всё же перед самоубийством у Анны промелькнула мысль о некогда любимом сыне.

«Серёжа? – вспомнила она. – Я тоже думала, что любила его, и умилялась над своею нежностью. А жила же я без него, променяла же его на другую любовь и не жаловалась на этот промен, пока удовлетворялась той любовью». И она с отвращением вспоминала про то, что называла той любовью».

Про годовалую дочь Анна вообще не вспоминает! Её волнует только любовь к Вронскому, да и о той она уже «вспоминает с отвращением». Ей в её состоянии все люди кажутся отвратительными. И она без колебаний бросается под колёса поезда.

Казалось бы, смерть Анны освобождает от проблем и Каренина, и Вронского. Но это не так. Каренин, всю свою жизнь отдавшей государственной службе, практически от неё отставлен. Ему остаётся только заниматься сыном Серёжей и дочкой Вронского и Анны.

Как видим Анна Каренина обладает теми же достоинствами и недостатками, что и Елена Прекрасная – она необыкновенно красива внешне и эгоистична до мозга костей. Парис погиб, защищая Трою, Вронский же, надо думать, сложит голову, помогая освобождать Сербию от турецкого ига, по крайней мере именно за этим он едет волонтёром на войну. Масштабы последствий преступной и крайне эгоистичной любви Елены Прекрасной к Парису и Анны Карениной к Алексею Вронскому, конечно, несопоставимы, но одинаково печальны. Эти эгоистичные красавицы поставили личные чувства выше наложенных на них обществом обязанностей, что привело к трагедии и никому не принесло желаемого счастья.

Итак, что такое любовь, не знает никто, но мечтают о ней все. Разумеется – о счастливой. Лишь бы пришла, а там уж, как получится…

Вешние воды Иуды

«Великая идея в дурной среде извращается в ряд нелепостей».

Василий Ключевский

Влияние европейской культуры на российскую всегда было и остаётся весьма сильным. Это легко объяснить тем, что во время и особенно после Смуты во главе российского государства встали явные поклонники европейского образа жизни и, соответственно, европейской культуры, что особенно ярко проявилось во времена правления Петра Первого. Советские учебники литературы, как это ни странно, сохранили доминирование писателей-западников, почти исключив из программы изучение славянофилов, а уж про нынешние и говорить нечего.

Однако имеет место и обратный процесс – влияние русской культуры на европейскую, что весьма раздражает русофобов всех мастей и противников Русского Мира как в Европе, так и в России. Один из примеров такого влияния я попытаюсь подробно разобрать.

Итак, сравним двух известных писателей: Иван Сергеевич Тургенев (09 ноября 1818 – 03 сентября 1883) и Арчибальд Джозеф Кронин (19 июля 1896 – 6 января 1981).

До девяти лет Иван Тургенев жил в имении Спасское-Лутовиново в Орловской области. В 1827 году Тургеневы переехали в Москву. Когда Ивану Тургеневу было 15 лет, он поступил на словесный факультет Московского университета. Через год Тургеневы переехали в Петербург, где Иван поступил в Петербургский университет на философский факультет и начал писать стихи. Всего за годы учёбы Тургенев написал около сотни стихотворений и несколько поэм. Некоторые его стихи опубликовал журнал «Современник».

Закончив учёбу 20-летний Иван Тургенев отправился в Европу, чтобы продолжить образование. Он изучал античных классиков, римскую и греческую литературу, путешествовал по Франции, Голландии, Италии.

В 1840-х годах Тургенев вернулся на родину, получил степень магистра греческой и латинской филологии в Петербургском университете, написал диссертацию, однако защищать её не стал. Интерес к научной деятельности вытеснило желание писать. Именно в это время Тургенев познакомился с Николаем Гоголем, Сергеем Аксаковым, Алексеем Хомяковым, Фёдором Достоевским, Афанасием Фетом и многими другими литераторами.

В 1856 году в печать вышел первый крупный роман писателя – «Рудин», написанный всего за семь недель. Имя героя романа стало нарицательным для людей, у которых слово не согласуется с делом. Спустя три года Тургенев опубликовал роман «Дворянское гнездо», который оказался невероятно популярен в России: каждый образованный человек считал своим долгом его прочитать.

После 1871 года Тургенев жил в Париже, изредка возвращаясь в Россию. Он активно участвовал в культурной жизни Западной Европы, пропагандировал русскую литературу за рубежом.

В Европе Тургенев быстро обрастал литературными связями. Он встречался и вёл переписку со многими известнейшими писателями второй половины XIX века: Уильямом Теккереем, Чарльзом Диккенсом, Генри Джеймсом, Жорж Санд, Виктором Гюго, Эмилем Золя, Анатолем Франсом, Ги де Мопассаном, Альфонсом Доде, Гюставом Флобером и другими. В истории литературы остались регулярные встречи Гюстава Флобера, Эдмона Гонкура, Альфонса Доде, Эмиля Золя и Ивана Тургенева в парижских ресторанах. С 1874 года писатели раз в месяц собирались на «обед освистанных авторов», чтобы поговорить о литературе, искусстве, языке. Душой этого эстетически-гастрономического кружка был Тургенев.

К концу 1870-х гг. слава Тургенева сделала его самым востребованным русским писателем в Европе. Свидетельством тому стало присуждение в 1879 году Тургеневу звания почётного доктора Оксфордского университета: ни один литератор доселе не удостаивался такой чести.

Скончался Тургенев 3 сентября 1883 года в Буживале под Парижем, где прошли пышные прощания. Похоронили писателя в Петербурге на Волковском кладбище. Смерть писателя стала потрясением для его поклонников – и процессия из людей, пришедших проститься с Тургеневым, протянулась на несколько километров.

Шотландский писатель Арчибальд Джозеф Кронин родился в Кардроссе, графство Дунбаршир, и был единственным ребёнком в семье. Сначала он учился в Данбартонской Академии, а позднее посещал Колледж Святого Алозия в районе Гарнетхилл города Глазго. Благодаря исключительным способностям, Кронин был награждён стипендией для изучения медицины в Университете Глазго в 1914 году. Пропустив учёбу в 1916 и 1917 годы из-за службы в военных морских силах во время Первой мировой войны, в 1919 году Кронин блестяще закончил университет, получив степень бакалавра в хирургии. В том же году он совершил путешествие в Индию в качестве корабельного хирурга. Вернувшись в Шотландию после путешествия, Кронин продолжил учиться, получил в 1923 году диплом по здравоохранению, а в 1925 году докторскую степень в медицине MD, защитил в Университете Глазго диссертацию об аневризмах «The History of Aneurysm». В общей сложности Арчибальд Кронин работал врачом более десяти лет, прежде чем целиком посвятил себя литературе.

Кронин написал свой первый роман «Замок Броуди» (1931) всего лишь за три месяца. Рукопись была сразу принята для публикации издательским домом «Голланч». Этот роман имел быстрый и сенсационный успех, открыв Кронину карьеру писателя, и принёс автору заслуженное признание в литературных кругах. По мнению критика Ангуса Росса, роман «Замок Броуди», как и многие последующие романы Кронина, – это «смесь натуралистичного взгляда на социальные проблемы (основанного на собственных значительных знаниях и опыте) с чувствами», которые ставят автора «в один ряд с популярными, здравомыслящими писателями реалистами, такими как Пристли». Многие из книг Арчибальда Кронина были бестселлерами и переведены на множество языков.

Свои последние 25 лет жизни Кронин провёл в Швейцарии, живя в Люцерне и Монтрё. Среди его друзей были сэр Лоуренс Оливье, сэр Чарльз Чаплин и Одри Хёпберн, старшему сыну которой он стал крёстным отцом.

Арчибальд Кронин ушёл из жизни в Монтрё в 1981 году в возрасте 84 лет и был похоронен в городке Ла-тур-де-Пейлис в Швейцарии.

Учитывая даты жизни Тургенева и Кронина, легко понять, чьё творчество оказало влияние, а чьё подверглось. Совершенно очевидно, что роман Ивана Тургенева «Вешние воды» (1872) является основой первых двух частей романа Арчибальда Кронина «Древо Иуды» (1961). Разумеется, Кронин несколько переработал текст Тургенева, но под «слоем грима» вдумчивый читатель легко обнаружит первоисточник. Итак, перейдём к конкретике.

Завязка романа Ивана Тургенева «Вешние воды»: одинокий богатый русский помещик Дмитрий Павлович Санин, разбирая старые бумаги и документы, обнаружил в ящике письменного стола «небольшую осьмиугольную коробку старинного покроя», в которой «под двойным слоем пожелтевшей хлопчатой бумаги находился маленький гранатовый крестик». Эта находка дала старт воспоминаниям о событиях тридцатилетней давности, которые Санин всячески пытался забыть.

Завязка романа Арчибальда Кронина «Древо Иуды»: одинокий богатый владелец фармацевтической фирмы Дэвид Мори пришёл на званый вечер местной знати небольшого швейцарского города Мелсбурга, где рассказ одной из дам о проведённой ею поездке в захолустный шотландский городок дал старт воспоминаниям о событиях двадцатипятилетней давности, которые Мори всячески пытался забыть.

Перейдём к сюжетам книг. В романе Ивана Тургенева «Вешние воды» 22-летний Дмитрий Санин, небогатый, «но независимый, почти бессемейный», получив небольшое наследство, решил потратить его на путешествие по Европе. Когда деньги подошли к концу, Санин решил возвратиться в Россию. Во Франкфурте молодой путешественник зашёл в «Итальянскую кондитерскую Джиованни Розелли», чтобы выпить стакан лимонаду, где увидел красивую девушку лет девятнадцати. Это была дочь хозяйки кондитерской Джемма. Разумеется, Санин немедленно влюбился в красавицу, та вскоре тоже полюбила его. Но на пути к их счастью имеются два препятствия: во-первых, жених Джеммы Карл Клюбер; во-вторых, твёрдое желание матери Джеммы выдать дочь за этого богатого немецкого коммерсанта, потому что кондитерская стала убыточной.

В романе Арчибальда Кронина «Древо Иуды» бедный сирота Дэвид Мори, студент последнего курса факультета Уинтонского университета, в «пыльный апрельский субботний день» взял у сокурсника мотоцикл и поехал кататься за город.

«Когда он повернул назад, совершив прогулку вокруг Доранских холмов, приводной ремень почти бесхозной развалюхи распался на несколько частей, и одна из них полоснула по его колену».

Рядом проходила узкоколейка. Мори с трудом дохромал до небольшой станции под названием Крэгдоран-Холт и зашёл в станционный буфет, где увидел красивую девушку. Это оказалась Мэри, отец которой, Джеймс Дуглас, был пекарем и кондитером в Ардфиллане, небольшом городке рядом со станцией. У них была там собственная лавка и пекарня. Мэри оказала Дэвиду первую медицинскую помощь и предложила переночевать в доме Дугласов, пока рана на его ноге немного заживёт, благо впереди выходной день.

Разумеется, Мори немедленно влюбился в красавицу, та вскоре тоже полюбила его. Но на пути к их счастью имеются два препятствия: во-первых, жених Мэри Уолтер Стоддарт, сын секретаря городского совета, занимающий блестящее положение в бухгалтерском отделе газового департамента; во-вторых, твёрдое желание отца выдать дочь за этого влиятельного и богатого чиновника, потому что пекарня стала убыточной.

Конечно, подобное сходство сюжетных линий могло бы быть случайным, если бы не практически абсолютное сходство в обоих романах эпизодов, послуживших точкой невозврата в отношениях между обеими девушками и их официальными женихами. Итак, сравним.

У Тургенева Карл Клюбер приглашает Джемму, её младшего брата Эмиля и Санина на увеселительную прогулку в карете в Соден, соседний городок, находящийся недалеко от Франкфурта, с целью посетить «лучший тамошний трактир». Обед проходил «на воздухе, в саду, за одним из маленьких столов, поставленных перед трактиром».

«Но тут вдруг случилось нечто непредвиденное и уж точно неприятное – и даже неприличное!

За одним из соседних столиков поместилось несколько офицеров майнцского гарнизона. По их взглядам и перешёптываньям можно было легко догадаться, что красота Джеммы поразила их; один из них, вероятно, уже успевший побывать во Франкфурте, то и дело посматривал на неё, как на фигуру, ему хорошо знакомую: он, очевидно, знал, кто она такая.

Он вдруг поднялся и со стаканом в руке – гг. офицеры сильно подпили, и вся скатерть перед ними была установлена бутылками – приблизился к тому столу, за которым сидела Джемма. Это был очень молодой белобрысый человек, с довольно приятными и даже симпатическими чертами лица; но выпитое им вино исказило их: его щёки подёргивало, воспалённые глаза блуждали и приняли выражение дерзостное. Товарищи сначала пытались удержать его, но потом пустили: была не была – что, мол, из этого выйдет?

Слегка покачиваясь на ногах, офицер остановился перед Джеммой и насильственно-крикливым голосом, в котором, мимо его воли, всё-таки высказывалась борьба с самим собою, произнёс: «Пью за здоровье прекраснейшей кофейницы в целом Франкфурте, в целом мире (он разом „хлопнул“ стакан) – и в возмездие беру этот цветок, сорванный её божественными пальчиками!» Он взял со стола розу, лежавшую перед прибором Джеммы. Сначала она изумилась, испугалась и побледнела страшно… потом испуг в ней сменился негодованием, она вдруг покраснела вся, до самых волос – и её глаза, прямо устремлённые на оскорбителя, в одно и то же время потемнели и вспыхнули, наполнились мраком, загорелись огнём неудержимого гнева. Офицера, должно быть, смутил этот взгляд; он пробормотал что-то невнятное, поклонился – и пошёл назад к своим. Они встретили его смехом и лёгким рукоплесканьем.

Г-н Клюбер внезапно поднялся со стула и, вытянувшись во весь свой рост и надев шляпу, с достоинством, но не слишком громко, произнёс: «Это неслыханно! Неслыханная дерзость!» (Unerhört! Unerhörte! Frechheit!) – и тотчас же, строгим голосом подозвав к себе кёльнера, потребовал немедленного расчёта… мало того: приказал заложить карету, причём прибавил, что к ним порядочным людям ездить нельзя, ибо они подвергаются оскорблениям! При этих словах Джемма, которая продолжала сидеть на своём месте не шевелясь, – её грудь резко и высоко поднималась, – Джемма перевела глаза свои на г-на Клюбера… и так же пристально, таким же точно взором посмотрела на него, как и на офицера. Эмиль просто дрожал от бешенства.

– Встаньте, мейн фрёйлейн, – промолвил всё с той же строгостью г-н Клюбер, – здесь вам неприлично оставаться. Мы расположимся там, в трактире!

Джемма поднялась молча; он подставил ей руку калачиком, она подала ему свою – и он направился к трактиру величественной походкой, которая, так же, как и осанка его, становилась всё величественней и надменней, чем более он удалялся от места, где происходил обед. Бедный Эмиль поплёлся вслед за ними.

Но пока г-н Клюбер рассчитывался с кёльнером, которому он, в виде штрафа, не дал на водку ни одного крейцера, Санин быстрыми шагами подошёл к столу, за которым сидели офицеры, и, обратившись к оскорбителю Джеммы (он в это мгновенье давал своим товарищам поочерёдно нюхать её розу), – произнёс отчётливо, по-французски:

– То, что вы сейчас сделали, милостивый государь, недостойно честного человека, недостойно мундира, который вы носите, – и я пришёл вам сказать, что вы дурно воспитанный нахал!

Молодой человек вскочил на ноги, но другой офицер, постарше, остановил его движением руки, заставил сесть и, повернувшись к Санину, спросил его, тоже по-французски:

– Что, он родственник, брат или жених той девицы?

– Я ей совсем чужой человек, – воскликнул Санин, – я русский – но я не могу равнодушно видеть такую дерзость; впрочем, вот моя карточка и мой адрес: господин офицер может отыскать меня.

Сказав эти слова, Санин бросил на стол свою визитную карточку и в то же время проворно схватил Джеммину розу, которую один из сидевших за столом офицеров уронил к себе на тарелку. Молодой человек снова хотел было вскочить со стула, но товарищ снова остановил его, промолвив: «Дöнгоф, тише!» (Dönhof, sei still!). Потом сам приподнялся – и, приложась к козырьку рукою, не без некоторого оттенка почтительности в голосе и манерах, сказал Санину, что завтра утром один офицер их полка будет иметь честь явиться к нему на квартиру. Санин отвечал коротким поклоном – и поспешно вернулся к своим приятелям».

А вот как эта сцена описана в романе Кронина. Уолтер Стоддарт устраивает «чудесную экскурсию» для Мэри, её младшего брата Уилли и Мори на пароходе в соседний городок Гэрсей, где им уже заказан обед в «Гранд-отеле».

«…в зал неторопливой походкой вошёл из бара высокий и седой обветренный мужчина задиристого вида, с коротко подстриженными усиками, в блёклом килте из тёмной шотландки Королевского хайлендского полка. Его сопровождали трое молодых людей в жёстких твидовых костюмах – все они, как сразу определил Мори, пропустили в баре больше чем по стаканчику. Усаживаясь за соседний столик, они шумно обсуждали, как прошла рыбалка на берегу реки Гэр – видимо, на том участке, которым владел мужчина в килте. Один из троицы, горластый тип со светлыми волосами и безвольным ртом, сильно под градусом, заметил Мэри. Перегнувшись через спинку стула, он так и впился в неё глазами, пока официант подавал первое блюдо. Жестами и подмигиваниями он призвал своих приятелей переключить внимание на девушку.

…Но Харрис уже приблизился, отвесил преувеличенный поклон и, нагнувшись к Мэри, взял её за руку.

– Прошу прощения, дорогая. Не доставишь ли нам удовольствие, разделив нашу компанию?

Мори заметил, как она вся сжалась. Если вначале щёки девушки пылали ярким румянцем, то теперь в её лице не осталось ни кровинки. Бесцветные губы дрожали. Она умоляюще взглянула на Уолтера. Уилли тоже уставился на Стоддарта округлившимися глазами, в которых читались испуг и возмущение.

– Сэр, – с запинкой проговорил Уолтер, судорожно сглотнув, – вы сознаёте, что обращаетесь к моей невесте? Нельзя так навязываться. Я буду вынужден позвать директора.

– Успокойся, дядюшка. Ты нас не интересуешь. Пойдём, дорогуша. – Харрис потянул Мэри к себе. – С нами не соскучишься.

– Прошу вас, уйдите, – тихо произнесла она страдальческим голосом.

Что-то в её тоне возымело действие. Харрис потоптался ещё немного, затем, поморщившись, отпустил руку девушки.

– Дело вкуса, – пожал плечами он. – Что ж… если ты мне не досталась, то я возьму ма-а-аленький сувенирчик.

Он подхватил со стола цветы Мэри и, по-театральному прижав их к губам, вернулся вразвалочку на своё место.

Наступила тягостная тишина. Все смотрели на Уолтера. Особенно мужчина в видавшем виды килте, при этом он скривил губы в жестокой насмешке. А взволнованный Уолтер являл собой жалкое зрелище. Позабыв о своём намерении проверить счёт, он дрожащими пальцами полез в кошелёк, торопливо швырнул на скатерть несколько банкнот и поднялся из-за стола, как встрёпанная курица.

– Мы уходим, Мэри.

Мори тоже встал. В его характере не было ничего героического, да и соображения морали никогда особенно его не занимали, но тут он разозлился… в большей степени оттого, наверное, что попусту потратил весь день. Поддавшись внезапному нервному импульсу, почти предопределённому, он шагнул к соседнему столу и взглянул на Харриса, который, как видно, не очень обрадовался его появлению.

– Разве вам не было сказано есть суп? Теперь немного поздно, но, позвольте, я вам помогу.

Положив руку ему на затылок, Мори с силой надавил и трижды макнул лицо обидчика в тарелку. Это был густой суп, тот самый potage à la Reine Alexandra, который успел хорошенько застыть, поэтому Харрис, когда вынырнул, был весь в желтоватом клейстере. В мёртвой тишине он кое-как нащупал салфетку. Мори тем временем взял букетик колокольчиков, вернул его Мэри, подождал минуту с бьющимся сердцем, а затем, так как ничего не произошло, если не считать того, что мужчина в килте теперь улыбался, вышел вслед за остальными из ресторана».

После того, как Клюбер не смог защитить невесту от наглого пьяного офицера, Джемма отказалась выходить за него замуж и буквально принудила Санина просить её руки. Точно так же поступила и Мэри со Стоддартом и Мори. Однако обе девушки вновь роковым образом одинаково ошиблись в своих новых женихах.

На свадьбу и дальнейшую семейную жизнь нужны деньги, которых у новоявленных женихов в данный момент не было. Тургеневский Санин едет на пару дней в соседний городок, в котором находится потенциальный покупатель на его небольшое российское имение. Этот покупатель – роковая женщина, соблазняющая и меняющая мужчин как перчатки, потому что её гложет тайная (для окружающих) смертельная болезнь, и несчастная старается взять от жизни всё, что успеет. Санин тоже не смог устоять против её чар, поэтому к невесте не вернулся даже тогда, когда его любовница умерла, и, заглушая муки совести, он вернулся в Россию и постарался забыть Джемму. Жизнь Санина была разрушена, он хоть к старости и разбогател, но так и не женился.