Текст книги "СТУК ТОПОРА ПО ВИШНЕВОМУ САДУ"

Он тревожно спросил чиновника:

–Извините, Петр Иванович, я что-то опять не то сделал, как вы считаете? Опять

претензии ко мне?

– Да, есть претензии. По поводу репертуара и по поводу увольнения Пузикова.

Золотицкий брезгливо поморщился:

–Этот Пузик… этот Пузиков вчера мной был уволен.

–Он стоит за дверью, сейчас я его приведу.– С этими словами Аристархов поднялся, ведя Пузикова за собой.

Пузиков поздоровался с Золотицким, но тот сделал вид, что не заметил прихода бывшего своего зама. Пузиков остался стоять возле двери, а Аристархов сел напротив Золотицкого.

–Никита Сергеевич, считаю, что Пузиков незаслуженно был уволен,– продолжил Аристахов,– поэтому настоятельно советую вам отменить свой приказ об увольнении!

–Нет, Пузиков уволен!– решительно возразил Золотицкий.– И не будет работать в моем театре!

–Это театр государственный, а не ваш личный.

–Конечно, он государственный, но я тут работаю. Я тут художественный руководитель!

Пузиков натужно улыбнулся:

–Никита Сергеевич, извините меня, я…

Золотицкий перебил Пузикова:

–Сударь! Вы уволены в связи несоответствия занимаемой должности.

Аристархов парировал:

–Никита Сергеевич, но ранее он вас устраивал.

–Да, ранее все было нормально, но теперь…– Золотицкий остановился, еле сдерживаясь, чтобы не выругаться.– Теперь он самовольно изменил репертуар театра, он…

–Но вас не было в театре,– перебил Аристархов.

–Не было всего месяц, да… Но можно было хотя бы позвонить мне, согласовать изменения! Пузиков надругался над классикой!

Аристархов добродушно сказал:

–Никита Сергеевич, вы работаете в Театре юмора. И Пузиков хотел…

–Да, в Театре юмора, а не Театре пошлости! Пузиков уволен за превышение полномочий!

–Никита Сергеевич, но он хотел поставить…– начал Аристархов, но его оборвал Золотицкий:

–Он уволен за глумление над классикой!

–Никита Сергеевич…

–Пузиков бездарно переписал классику!

Аристархов хотел снова возразить, но Золотицкий перебил его:

–Он самовольно изменил репертуар театра!

–Но…

–Он поставил в театре пошлятину!

–Но, Никита Сергеевич…

Золотицкий прочувственно воскликнул:

–Не может быть мюзикла «Вишневый сад» с танцами, сексуальными сценами! Театр юмора, а не Театр пошлости! Нельзя глумиться над классикой! Над известной пьесой Антона Чехова «Вишневый сад»! Это позор! Пузиков превысил свои полномочия! Понимаю, Петр Иванович, что вы одобрили задумку бывшего моего зама, но это ошибочное решение! Я тут художественный руководитель театра, я решаю, что нужно

делать в театре! А вы можете лишь советовать мне!

–26-

Аристархов моментально ответил:

–Я лишь советую.

–Спасибо, Петр Иванович, за ваш совет, но считаю недопустимым пребывание Пузикова

в должности моего зама! Поэтому прошу Пузикова выйти из моего кабинета!

Минута прошла в полном молчании. Аристархов неприязненно посмотрел на покрасневшего Золотицкого, потом развел руками, обращаясь к Пузикову:

–Ну, что делать… Пузиков, уходи отсюда…

Пузиков вышел, ничего не говоря.

Аристархов произнес со зловещим добродушием:

–Так, Никита Сергеевич, теперь о вас… Думаю, теперь вы будете более благоразумным? После домашнего ареста? Вас выпустили, компьютер отдали. Лучше не ссориться со мной. Давайте жить мирно, надеюсь, будете более благоразумным.

–Что значит более благоразумным?

Аристархов пояснил:

–Думаю, в следующий раз, когда вам будут звонить из Министерства культуры, вы не станете отказываться от посещения разных собраний. Это ведь в ваших интересах. Зайти

и подписать заявление или поприсутствовать на важном собрании…

Золотицкий недовольно подумал:

«Как он мне надоел! Очень хочется грубо ответить… Нет, надо держать себя в руках… Спокойно, Никита, не сорвись…».

Аристархов повторил свой вопрос, пристально глядя на Золотицкого.

Золотицкий уклонился от прямого ответа:

–Постараюсь…

–А если честно? Будете ходить на собрания?

–Ну, возможно…

Аристархов не унимался, требуя четкого ответа:

–Поточнее бы!

Золотицкий помолчал минуту, потом порывисто ответил:

–Если честно… Я загружен… Работы много! И если мое появление поможет вам, тогда постараюсь прийти. Но прошу больше мне не угрожать всякими проверками, рейдами силовиков, финансовыми проверками!

Аристархов скептически сказал:

–Не уверен, что придете. Но за честный ответ спасибо.– Он помолчал минуту, потом заговорил о репертуаре театра:

–Да, Никита Сергеевич, теперь о репертуаре Театра юмора. Хотелось бы, чтобы спектакль «Лисистрата» больше не ставился в театре. Если вы против пошлости, тогда со мной сразу согласитесь.

Золотицкий неуверенно сказал:

–Ну, подумаю над этим… Вообще-то я против пошлости, да… Но грек Аристофан не писал же, что герои его пьесы были во фраках или смокингах.

Аристархов внушительно, медленно произнес:

–Вы правы, Никита Сергеевич. Надеюсь, мы поняли друг друга. Теперь насчет других пьес. Надо, как я вам советовал, ставить в театре только проверенные годами пьесы.

–А мы их и ставим: «Вишневый сад», «Горе от ума», «Ревизор». Разве это не проверенные пьесы?

Аристархов сразу согласился, кивая:

–Полностью с вами согласен.

–И я вы можете быть уверены, что в Театре юмора никто не увидит мюзикла «Горе от ума»! А также мюзиклов «Вишневый сад» и «Ревизор».

Аристархов благосклонно улыбнулся:

–27-

-Очень рад, что этих спектаклей не будет. Но я ранее говорил Пузикову, что зритель

хочет веселья, музыки, танцев.

Золотицкий произнес добродушно:

–Полностью одобряю ваши слова. Но без пошлятины.

Аристархов встал, прощаясь. Напоследок он снова напомнил, что надеется на посещение Золотицким некоторых собраний. Когда Аристархов ушел, Золотицкий упрекнул себя в уступке чиновнику:

–Да, напрасно ты почти согласился с Аристарховым, Никита… Теперь он будет думать, что мой домашний арест надломил меня! Хотя, если честно говоря, очень тягостно быть сидеть дома без дела, когда хочется работать!

Придя домой, Золотицкий рассказал жене о визите Аристархова.

Она обрадовалась:

–Значит, теперь тебя никто больше не посадит! Теперь ты будешь ходить на собрания!

Золотицкий кротко возразил:

–Если будет время… Хотя мне очень не хочется быть оловянным солдатиком.

–Я тоже не хочу, чтобы мой муж был оловянным солдатиком, но еще страшнее, если тебе угрожают арестами и штрафами. Хоть на время уйми свою гордыню! Ну, ответь!

Золотицкий слегка кивнул. Он не хотел больше ссориться с женой, понимая, что она беспокоится за него и желает лишь лучшего.

Глава 9

Золотицкий на премьере спектакля «Вишневый сад».

Вечером следующего дня Золотицкий вышел погулять в центре Москвы. Ему очень нравился именно центр: Тверская улица, Моховая, виды Кремля, Театральная площадь. Анфиса отказалась идти, предпочтя смотреть телевизор.

Подходя к Малому театру, Золотицкий остановился возле памятника Островскому и задумался. В задумчивости Золотицкий простоял примерно минут пять, потом пробормотал, не глядя на одиноких прохожих:

–Попасть бы в прошлое… Поговорить бы с Чеховым, Станиславским. Ну, хотя бы на денек! – Постояв возле памятника и помахав ему по– дружески рукой, он повернулся.

–Что ж, могу помочь вам,– услышал Золотицкий чей-то незнакомый голос за спиной.

Он обернулся, ища говорившего, но никого не нашел.

–Кто говорил? Тут со мной рядом…

–Сударь, это я вам говорил,– ответил быстро памятник.

Золотицкий оторопел:

–Неужели памятники могут говорить?

–В нашей стране все возможно! В нашей стране многие памятники иногда живее всех живых! Не хочу называть их фамилии,– добавил памятник.– Их фамилии и имена мне противны!

Золотицкий догадался:

–Понимаю вас… И знаю, о каких политических монстрах прошлого говорите.

–Вот именно – о монстрах прошлого, которые не уходят из нашей жизни! А вы читали

мои пьесы?

Золотицкий оживился:

–Как же!.. И читал, и ставил в театре. Недавно ставили вашу пьесу «Доходное место». Мне очень нравится. Некоторые считают ее комедией, но я старался поставить трагикомедию.

–Приятно слышать! Трагикомедия? Возможно.

Минута прошла в молчании.

Золотицкий осторожно спросил:

–28-

–Скажите, а как же вы мне поможете? Как я могу оказаться в прошлом?

–Сударь, будьте завтра в десять часов вечера тут, окажетесь в любимом вами прошлом. Хотя, если честно, надо стремиться расти свой сад, а не думать о прошлом.

Золотицкий благоразумно промолчал, кивая. Следующим вечером он вновь пошел

погулять по центру Москвы. И медленным шагом подошел к Малому театру. Золотицкий не верил в чудеса, во все мистическое, однако тем не менее он шел с тщетной надеждой воплотить свою мечту в явь.

Постояв возле памятника минут десять, он посмотрел на часы: до десяти часов вечера оставалось каких– нибудь четыре минуты; Золотицкий стал оглядываться по сторонам, будто думая, что к нему кто-то приедет или подойдет. Как только наступило десять часов вечера, Золотицкий покачнулся, что-то его подняло вверх…

И через мгновение Золотицкий чудесным образом очутился в помещении театра. Поначалу он не понял, в каком театре находится. Только потом, присмотревшись внимательно, Золотицкий обрадовался: он находится в помещении Московского Художественного театра! А когда увидел ходящего в фойе Станиславского, еще больше обрадовался, тихо говоря себе:

–Неужели, Никита, твоя мечта сбылась?

Разряженные дамы в декольте и мехах расхаживали вместе со своими кавалерами в дорогих костюмах и смокингах. Они оживленно говорили меж собой, что именно сегодня 17 января 1904 года (по старому стилю, юлианскому календарю) состоится премьера пьесы Антона Чехова «Вишневый сад» в постановке режиссёров Станиславского и Немировича-Данченко. Станиславский приурочил премьеру к дню рождения Чехова, чтобы ему было приятнее – двойной праздник.

Немирович – Данченко, невысокого роста, пожилой, неброской наружности, с большой окладистой бородой, поспешно подошел к Станиславскому, взволнованно говоря:

–Константин Сергеевич, что же Антон Павлович? Где он?

Станиславский ответил с легкой полуулыбкой:

–Ждем-с!

–Я уже послал за ним экипаж, написал записку.

Станиславский добродушно произнес:

–Не волнуйтесь, Владимир Иванович! Именно ради премьеры Чехов приехал из Крыма в Москву. Ждем-с!

–Может и опоздать…

Как и предполагал Немирович – Данченко, Чехов опоздал, приехав лишь концу третьего акта. Золотицкий наблюдал, как суетится Немирович – Данченко, бегал по фойе, думая, что Чехов приехал и ждет его там.

Золотицкий подошел к Станиславскому, успокаивая его:

–Извините, Константин Сергеевич, не волнуйтесь. Антон Павлович обязательно приедет.

Станиславский внимательно посмотрел на Золотицкого, интересуясь:

–Сударь, мы знакомы?– Он сбросил пенсне, ожидая ответа.

–Ну, в какой-то мере…

–Поясните… Мы ждем на премьеру Антона Павловича, так что нет времени поговорить

с вами.

Золотицкий смущенно произнес:

–Как-то раз мы разговаривали в театре.– Он не уточнил, что виделся с известным режиссером во сне, справедливо предполагая, что тот сочтет его ненормальным.– Я очень хочу с вами работать, режиссер из Москвы.

–А из какого вы театра?

Золотицкий охотно ответил:

–Работаю в Театре юмора.

–Гм, Театр юмора? Такого не слышал…

–29-

Подошедший Немирович – Данченко отвлек Станиславского. Они отошли в сторону.

Золотицкий сказал тихо сам себе:

–Ну, чего ты навязываешься? Допустим, Станиславский согласится тебя взять помощником режиссера. Что дальше? Ты будешь жить в прошлом?.. А может, лучше

возделывать свой сад, а не чужой? Согласен, лучше… Если позволят… А если не дадут, лучше останусь здесь… И буду расти свой сад, как хочу… И мне никто не помешает… Мечты, мечты…

Наступил последний антракт. Наконец, Чехов появился.

Увидев его, Станиславский подбежал к нему, обнимая:

–Рад видеть вас, Антон Павлович!

Подошедший Немирович – Данченко подхватил:

–Мы рады видеть вас! И публика давно ждет!

Чехов, высокий, худощавый, с острой бородкой, поправил очки и слегка улыбнулся.

После окончания спектакля Чехов появился на сцене вместе со Станиславским. Зрители устроили овацию Чехову, крича: »Браво!». Чехов слегка наклонил голову в знак благодарности. Любимейший писатель русского общества стоял на сцене, радуясь успеху своей пьесы; Немного сгорбленный, смотрел умными, ясными глазами, несколько раз кашлял. Станиславский с Немировичем – Данченко хлопали вместе с ликующими зрителями. Чехов на самом деле чувствовал себя нехорошо, мертвенно бледный, слабый, не в силах унять кашель.

Кто-то из зрителей выкрикнул:

–Ну, подайте стул Антону Павловичу! Ему плохо!

Однако Чехов нахмурился и простоял все длинное и тягучее торжество своего юбилея. Потом в кулуарах он вспомнил, что добродушно смеялся в своем водевиле над юбилеем.

Юбилей получился торжественным, да и премьера «Вишневого сада» удалась к радости Станиславского и Немировича – Данченко.

После окончания спектакля Станиславский пошел провожать Чехова, а Немирович – Данченко стал хлопотать насчет экипажа для Чехова.

Станиславский вспоминал, как Чехов раньше придумал название пьесы:

–Вы помните, Антон Павлович? Вишнёвый сад!

Чехов сразу подтвердил:

–Помню…– Он опять закашлял.

–Чудесное название! Вишнёвый сад!– Станиславский стал повторять название пьесы, делая ударение на букву «ё». – Антон Павлович, вы повторяли это название на разные лады, со всевозможными интонациями. Вы даже смаковали это название!

–Вам тоже оно понравилось.

Станиславский расплылся в улыбке:

–Право, очень понравилось! Антон Павлович, вы, напирая на нежный звук «ё», желали с его помощью обласкать прежнюю красивую, но теперь ненужную жизнь, которую разрушал топор в вишневом саду!

Чехов добродушно произнес:

–Да… Хорошо сказали, Константин Сергеевич! Вишнёвый сад своего рода деловой, коммерческий сад, который должен приносить доход хозяину. Но старый сад дохода не приносит, он хранит в себе и в своей цветущей белизне поэзию былой барской жизни.

Подошедший Немирович – Данченко похвалил Чехова:

–Как вы образно говорите, Антон Павлович!

А Станиславский быстро прибавил:

–Да, такой сад цветет для удовольствия, для глаз разнеженных эстетов. Его не хочется уничтожать, но бизнес то требует!

Подождав, когда Чехов уехал, Станиславский отошел от двери.

А стоящий рядом Золотицкий вновь задал ему вопрос:

–30-

–Извините, Константин Сергеевич, могу ли я надеяться…– Тут он запнулся,

заметив, что Станиславский перестал улыбаться.

–Э, сударь… Вы, кажется, мешаете мне работать… Вы вьетесь возле меня, как надоедливая и жужжащая муха!– сказал с нарастающим чувством досады

Станиславский.

Золотицкий покраснел от волнения.

–Извините, я лишь хотел узнать… пожалуйста, ответьте… Только узнать, можно ли надеяться на то, что вы можете включить меня помощником режиссера?– вкрадчиво спросил Золотицкий.

Станиславский пожал плечами:

–Сударь, надеяться надо всегда.

–То есть… может, возьмете меня в театр?– не унимался Золотицкий.

Станиславский отрывисто ответил:

–Посмотрим. Потом.

Золотицкий, конечно, не ожидал, что знаменитый режиссер моментально зачислит его в штат театра, разрешить работать с ним помощником режиссера, но тем не менее надеялся на более вразумительный ответ. Он не хотел показаться назойливым Станиславскому, он хотел стать его лучшим помощником, учиться режиссерскому мастерству, поэтому упрекал себя за настойчивость, но как без этого добиться успеха, признания, как начать работу в театре под руководством Станиславского? Выход только один: упорство и настойчивость, которые приведут к успеху! Думая об этом, Золотицкий вышел на улицу и…

И он вновь очутился в своем времени. Минуты две он оглядывался по сторонам, потом, поняв, что очутился в своем времени, расстроился и сокрушенно вздохнул.

А дома его встретила недовольная жена, стоя в коридоре.

–И где ты так долго гулял?– вскричала она, расположив руки по бокам.

Золотицкий несмело ответил:

–Я… я гулял… Был в театре.

–Вот как? Так гулял или был в театре?

Золотицкий терялся в догадках: как ответить жене, ответить правдиво, чтобы она поняла, не ругалась и не сочла его ненормальным?

А Анфиса требовала ответа:

–Ну, что молчишь? Может, нашел себе новую женщину?

–Да что ты…– Золотицкий подошел к Анфисе, обнял ее, говоря очень ласково:

– Тебя я только люблю.

–Любишь, значит? И с кем гулял?

Золотицкий сказал дрогнувшим голосом:

–Не сердись… Когда я в театре, забываю про время. Я тебя люблю.

–Больше театра?

–При чем тут театр…– Золотицкий замолк, потом решил рассказать все, как он попал в прошлое, как он присутствовал на премьере «Вишневого сада». Через несколько минут Золотицкий понял, что напрасно честно все рассказал: иногда правда оказывается ненужной, и стоит иногда чуть соврать, чтобы в семье был мир и полная гармония.

Анфиса застыла, потом подошла к мужу, касаясь его лба.

–Нет, лоб не горячий… Может, ты выпил?– спросила с интересом она.– Ты не пьян?

Через минуту она поняла, что муж совершенно трезв и не пьян.

–Никит, уже двенадцать часов ночи… Ты обещал только часок погулять.

Золотицкий подтвердил:

–Обещал… Я устал, спать хочу. Завтра утром все расскажу.

Анфиса недоверчиво хмыкнула:

–Не поверю ни единому твоему слову.

–31-

–Не поверишь? Иногда чудеса случаются.

Анфиса хихикнула, повертела указательным пальцем у виска, глядя на мужа, потом стала дожиться спать.

Ночью Золотицкий несколько раз просыпался, вставал, подходил к окну. Он никак не мог понять, каким образом переместился в прошлое, как мог встретиться с Чеховым и Станиславским? Памятник помог? Какой бред… Никто ж не поверит, даже собственная жена. Его очень беспокоило поведение Анфисы: она не поверила, как совершенно нормальный человек, знающий, что чудес на свете не бывает, а они лишь в сказках.

Он напрасно ляпнул, что попал в прошлое, переживая, что делать дальше и как выкрутиться из щекотливого положения, как сказать, чтобы она поверила и не сочла его

за психа? Ответов на вопросы он не находил и очень переживал. Постояв минут пять у окна, он лег спать.

Глава 10

Проблемы, проблемы…

Утром следующего дня, придя в театр ровно в десять часов, как обычно, Золотицкий был добр и полон энергии. Он наметил сегодня заняться репертуаром Театра юмора. Просмотрев репертуар, который он знал наизусть, Золотицкий задумался. Дело в том, что комедии «Ревизор» и «Горе от ума» были костюмированными спектаклями, но сценические костюмы износились, к тому же весь реквизит устарел. Он вызвал Маслову, чтобы посоветоваться.

Маслова зашла в кабинет, как всегда, сильно накрашенная, к тому же сильно накуренная. Золотицкий поморщился, махая рукой.

–Ой, Татьяна Петровна, вы опять курили,– упрекнул ее Золотицкий.

Маслова извинилась, садясь напротив Золотицкого.

Золотицкий деловито спросил ее:

–Что будем делать со сценическими костюмами? Они совершенно износились. Мне уже два актера жаловались, а денег на покупку новых нет. Проблема!

Маслова подтвердила:

–Нет денег. После того, как меня арестовали, больше денег не выделяют.

–И что делать? Как решить эту проблему?

Маслова пожала плечами:

–Не знаю… – Она помолчала минуту, потом предложила:

–Пусть играют в своих костюмах.

–Каких своих?

–Ну, в чем пришли в театр, в том и играют. Я несколько раз видела в театрах, что актеры играют без сценических костюмов.

Золотицкий сначала обрадовался идее Масловой, потом слегка погрустнел:

–А что… Может… Нет, тогда нас будут ругать. Скажут, театр намекает. Опять этот противный Аристархов станет придираться!

–Не поняла, на что театр намекает?

Золотицкий разволновался:

–Ну, как вы не понимаете, Татьяна Петровна! Что мы издеваемся над нашими чиновниками! О чем в «Ревизоре» говорится? О казнокрадах, ворах.

Маслова криво усмехнулась:

–И теперь что театру делать? Как говорится, на воре шапка горит.

–Это вот так вы Аристархову скажете? – добродушно спросил Золотицкий.– Он же только ждет удобного случая, чтобы придраться ко мне!

–Гм, не собираюсь с ним говорить! Ни на какую тему!

Маслова вышла из кабинета, оставив Золотицкого одного в раздумьях. Он припомнил

–32-

спектакль по пьесе Островского «Доходное место» в одном театре Москвы, когда актеры играли в современных костюмах, и все претензии важных официальных лиц, которые критиковали режиссера и худрука за своеволие и надругательство над классикой. Хотя какое тут надругательство, как думал Золотицкий, тут просто один намек на то, что ничего у нас не меняется – чиновники, как раньше, берут взятки, и будут брать, как считал Золотицкий, приговаривая, что чиновники могут покончить с коррупцией только с помощью суицида.

Он не помнил, что ставили ли где– то пьесу «Горе от ума» без сценических костюмов. И если в Театре юмора поставят комедию «Горе от ума» в современных костюмах, его тоже могут упрекнуть в надругательстве над классикой, но это еще можно пережить, а могут обвинить в издевательстве над нашими современными чиновниками.

–Что ж, пусть тогда заплатят за новые сценические костюмы, реквизит…– пробурчал Золотицкий.– А то выделят государственную дотацию, а потом слушай их претензии и глупые вопросы: куда деньги дел?.. Ой, надоело-то как… Стук топора по вишневому саду слышится уже рядом.

Еще хотел Золотицкий поставить две пьесы: пьесу Булгакова «Бег» и пьесу Шварца «Дракон». Если пьесу «Дракон», которую Шварц назвал сказкой, можно поставить, как трагикомедию, как размышлял наш герой, то «Бег» являлся драмой, никак на трагикомедию не похож. Поэтому он стал размышлять и над этим, желая разнообразить

театральный репертуар. Маслова вчера говорила ему, что стоит найти замену уволенному Пузикову, и он согласился с этим. В Театре юмора работали еще два режиссера: Антон Агапов и Наталья Сухова. Оба режиссера исправно работали, с большим энтузиазмом. Обдумывая, кого же назначить своим замом, Золотицкий остановился на кандидатуре Суховой. Сухова Наталья была чуть моложе Агапова, очень энергичная, ранее работавшая в другом театре худруком. Она не сработалась с несколькими режиссерами там, поэтому пришла работать в Театр юмора, и с первых дней до сегодняшнего он радовался ее работе; к тому же Сухова оценивала весь сегодняшний социум, как и он. Если Сухова считала себя демократкой по политическим убеждениям, то Антон Агапов во всеуслышание заявлял, что он коммунист, ругая все и вся. Конечно, взгляды режиссеров не главное, как справедливо полагал Золотицкий, главное – их работа; и он учел, что у Суховой уже есть опыт административной работы. К тому же Золотицкому было приятно общаться по работе с жизнерадостной Суховой, чем с постоянно хмурым

и ортодоксальным коммунистом. И Сухова, как и Золотицкий, всегда хотела ставить в театре современные пьесы, а не только одну классику.

Он вызвал Нину, прося позвать Сухову. Нина послушно кивнула, потом Золотицкий приказал, чтобы она напечатала новый приказ о назначении Суховой на должность заместителя главного режиссера. Через минут пять в кабинет Золотицкого вошла улыбающаяся Сухова.

Наталья Сухова была брюнеткой лет тридцати, с короткой стрижкой, высокого роста. Она постоянно улыбалась, что отличало ее от всех коллег, которые в основном ходили озабоченными и даже хмурыми. На частый вопрос ей «чего постоянно улыбаешься?» Сухова охотно отвечала, что надо радоваться жизни, как она есть.

Сухова села на стул напротив Золотицкого, спрашивая:

–Никита Сергеевич, зачем вы назначили меня на должность своего зама?

Золотицкий тоже мило улыбнулся:

–Мне нужен новый зам. Вместо Пузикова. Будем вместе решать наши проблемы.

–А их много?

Золотицкий кивнул, став перечислять:

–Так, реквизит, сценические костюмы. Все устарело, а денег на покупку новых, пока

нет.

Сухова не удержалась от комментария:

–33-

–И не будет.

–Согласен, после моего домашнего ареста не дадут.

Сухова неуверенно сказала:

–Тогда, может, надо играть в старых.

Золотицкий решительно возразил:

–Нет! Мне уже жаловались два актера, что костюмы не подходят. Пусть играют в современных костюмах. Но тогда скажут: театр высмеивает наших чиновников.

–Непременно скажут.

Золотицкий продолжил:

–Об этом говорил с нашим главным бухгалтером. Она тоже считает, что пусть играют

в старых костюмах – денег пока не дадут.

–А как другие наши спектакли?– вспомнила Сухова.– Ведь у нас не только два костюмированных спектакля. Вы забыли о «Двенадцатой ночи» Шекспира? О «Доходном месте» Островского?

–Я ничего и не никогда не забываю. Не могут же наши актеры надевать одни и те же костюмы в разные спектакли! Актер с костюмом Городничего из «Ревизора» не может

же играть в том же костюме в роли Мальволио или сэра Эндрю в спектакле

«Двенадцатая ночь».

–Верно…

–Это же разные эпохи… Ну, а в «Лисистрате» нам костюмы не нужны,– снисходительно усмехнулся Золотицкий.– Актеры там голые бегают… Да, лучше снять этот спектакль…

–Почему? Аристархов просил?

Золотицкий напрягся, не желая показать собеседнице, что согласился на просьбу чиновника, помолчал минуту, потом неохотно ответил:

–Да… Говорили об этом… Если наш театр против пошлости, если мы не ставим мюзиклов «Горе от ума» и «Ревизор», тогда снимаем «Лисистрату»!

Сухова напомнила:

–Но в «Лисистрате» нет пошлости. Если актеры бегают голые…

–Я все понимаю… Но лучше не надо ставить этот спектакль. Ранее поставил эту пьесу, когда спорил с Аристарховым. Он просил ставить только старые, проверенные временем пьесы, вот я и поставил. Значит, решили: актеры играют в современных костюмах. Пока только в двух спектаклях «Ревизор» и « Горе от ума». – Золотицкий помолчал, потом продолжил:

–Еще проблема, хочу обновить наш репертуар.

Сухова оживилась:

–Хотите поставить современную пьесу? Давайте поставим…

–Поставим современные пьесы,– перебил Золотицкий,– пока хочу поставить на сцене

две пьесы: «Бег» Булгакова и «Дракон» Шварца. Но нам могут не дать их поставить.

Сухова сразу согласилась:

–И я знаю фамилию этого поганого чиновника, который станет запрещать!

–Да… Наш постоянный цензор и критик Аристархов,– немного поморщился Золотицкий, вспоминая на миг важного чиновника, его холодные безжизненные глаза.– Скажет, «Бег» это не комедия, зачем ставить эту пьесу в Театре юмора, в котором должны ставиться только комедии?

–Именно… То же скажет насчет «Дракона»,– подхватила Сухова.– Может, тогда не

ставить эти пьесы? Или поставить, наконец, в нашем театре современную пьесу?

Золотицкий помолчал минуту, потом произнес задорно – интригующим тоном:

–Мы будем ставить современные пьесы. Но сначала поставим в нашем театре пьесу «Дракон», назвав ее трагикомедией. И кто сказал, что в Театре юмора нельзя ставить трагикомедии?

Сухова спросила удивленно:

–34-

–Трагикомедия?.. Вот уж не думала так… То есть напишете, что спектакль по мотивам пьесы Шварца «Дракон»7

–Можно и так… По мотивам. Ну, вставим там немного музыки, чтобы не смущать нашего придирчивого критика Аристархова.

–А где там будет музыка?– снова удивленно спросила Сухова.

–Ну, как же… Когда говорят о том, что Дракон ищет себе невесту… Когда героиня Эльза

будет танцевать… Музыка там будет веселая, но в других сценах спектакля грустная. Надо поискать композитора, чтобы придумал побыстрее музыку для трагикомедии.

Сухова вспомнила:

–Да, совсем недавно Аристархов говорил, что публика соскучилась по танцам, веселью, музыке в спектаклях.

–Вот и чудно! Будет ему музыка,– снисходительно усмехнулся Золотицкий.

Сухова помолчала минуту, потом отрицательно качнула головой:

–Ой, Никита Сергеевич, с огнем играете.

–Ничего, получится отличный спектакль!..

–Проблемы будут… А как «Бег» представить, как комедию? Даже на трагикомедию не тянет.

Золотицкий ответил удрученно:

–Правильно… Но хочется поставить и «Бег»… Ладно, пока будем репетировать пьесу «Дракон». Работы будет много! – Он помолчал, потом немного приободрился:

–Ничего!.. Поставим сначала «Дракон». Назову спектакль «Любовь к дракону».

Сухова криво усмехнулась:

–Никита Сергеевич, будет много упреков. Скажут, театр намекает.

–А в своей пьесе Шварц так много намеков оставил, что их хватит и по сей день!-

твердо произнес Золотицкий.– Гениальный драматург Шварц написал сказку, в котором много намеков. Я не боюсь проблем! Жизнь полна проблем, на то она и жизнь, что состоит из проблем, которые надо постоянно решать. Дело в том, что сами Драконы без обожания оных ничто! Тираны не могут править без рабов, которые им прислуживают и угождают. Тираны должны опираться на толпу, которая любуется ими! И нельзя представить даже на миг тирана без опоры, без солдат, без холопов, которые поклоняются им! Согласись, это очень странно, когда люди обожают тиранов! В нашей истории тому немало примеров. Хотя бы царь Иван Грозный, который казнил, сажал на кол сотни тысяч людей. А мы до сих пор вспоминаем его, да? А кто в нашей истории освободил холопов от крепостного права? Забыли того царя Александра! И это наша проблема (боюсь назвать ее вечной)– любовь к тирану, к твердой руке! А этот Вождь с трубкой?

–Кто?

Золотицкий поморщился:

–Даже фамилию его не могу произносить без презрения – Сталин! Как писал поэт Бродский «Свобода – это когда забываешь отчество у тирана». Поэтому я стремлюсь не называть некоторые фамилии… Да, Сталин был настоящий Дракон! Настоящий тиран! Скольких людей он погубил? Сотни тысяч, нет, миллионы загубленных жизней! И до сих пор многие его вспоминают, чтят с благодарностью, мол, войну выиграл! Любой тиран, любой Дракон прежде всего заботится об армии, чтобы защитить самого себя! Да, Драконы выигрывают в войнах, но людей губят, не считаясь с потерями! – Золотицкий передохнул минуту, потом продолжил:

–И в спектакле будет упор не столько на самого Дракона, сколько на толпу обожателей Дракона! На холопов, которые любуются Драконом! Говорят, он навел порядок, да! Он освободил холопов от цыган! Запугал своих холопов. Режим держится только пропаганде и автоматах! Он, он, он! Герой… точнее, антигерой нашего времени!

Сухова осторожно спросила:

–Никита Сергеевич, это вы о ком сейчас говорили? О герое пьесы Шварца или…– Она

–35-

остановилась, пытливо глядя на Золотицкого.

Золотицкий слегка усмехнулся:

–Ты правильно поняла мой намек. Навел порядок, как говорят.

Сухова опасливо сказала:

–Лучше не надо, Никита Сергеевич. Не надо ставить этот спектакль.

–Не надо?

–Проблем еще больше будет!

Сухова помолчала, потом предложила:

–Может, ставить фарс, а не трагикомедию?

Золотицкий похвалил Сухову:

–Молодец! Фарс намного лучше.

–И тогда вы сами, Никита Сергеевич, напишите новую пьесу,– то ли вопросительно, то

ли утвердительно произнесла Сухова.

–Почему новую?

–Думаю, в текст нужно многое добавить, как вы хотите.

Золотицкий охотно ответил:

–Добавлю. Много чего я добавлю. Добавлю в спектакле, что все зависит от этих холопов, которые напрасно восторгаются Драконом. Когда– нибудь они осознают, что он не благодать, а их враг! И тогда никакие выдуманные рейтинги и никакая пропаганда не спасут его от народного гнева! Не поможет холопам никакой рыцарь Ланцелот! В роли Ланцелота должны оказаться сами холопы! Они должны избавиться от опасного вируса: любовь к Драконам, любовь к сильной руке!