Текст книги "Берия. Лучший менеджер XX века"

«Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти».

Это, уважаемый читатель, 5 марта прочла вся страна. Прочли токари-передовики, колхозные бригадиры, домохозяйки, студенты, командиры эскадрилий и заводские инженеры – все те новые советские люди с «неоскорбленной душой», уверенной работе которых по-хорошему позавидовал в дневниковой записи от 21 июля 1936 года русский писатель Михаил Пришвин.

Все они и абсолютное большинство граждан СССР сталинское интервью, опубликованное в «Правде», восприняли как слова об их завтрашнем дне. Они восприняли их и как наказ, как предвыборный совет!

И были полны энтузиазма.

Но ведь эти же слова прочли и советские бюрократы… И примазавшиеся к власти шкурники… И уже склонные к авторитаризму партийные секретари (типа украинского «товарища Хатаевича») и их секретари и секретарши… И эти таким мыслям товарища Сталина не обрадовались. Подобные идеи не предвещали им ничего хорошего…

Прочли эти строки и затаившиеся троцкисты… Прочли монархисты, церковники и прочие недоброжелатели и ненавистники нового строя российской жизни.

И эти, с одной стороны, увидели в идеях Сталина свой окончательный будущий крах, с другой стороны – шанс на развертывание нужной им агитации, а с третьей стороны – присутствовала ведь в ситуации и она – некий шанс на избрание нужных им кандидатов.

Вот как много всего всколыхнуло в разных душах и умах интервью Сталина, опубликованное в «Правде» 5 марта 1936 года, – ровно, между прочим, за семнадцать лет до его смерти. И ровно за 9 месяцев (надо же!) до принятия «сталинской» Конституции СССР.

Конституцию приняли в конце 1936-го. Начавшийся 1937 год был уже годом предстоящих выборов.

В марте 1937-го закончился Пленум ЦК, о котором уже было сказано и еще будет сказано.

А В МАЕ начались аресты военных заговорщиков во главе с Тухачевским и Якиром. Не отвлекаясь на обширные доказательства заговора, скажу сразу: «Военный заговор был…» Спорить можно лишь о его корнях – то ли троцкистских, то ли – английских, то ли – германских… Скорее всего тут было всего понемногу (а может, и наоборот – всего помногу).

2 июня 1937 года Сталин выступил на расширенном заседании Военного Совета при наркоме обороны Ворошилове. Кроме постоянных членов, двадцать из которых были уже арестованы, на нем присутствовали члены Политбюро и более ста приглашенных военных деятелей.

Первым, 1 июня, выступал весьма растерянный нарком – с докладом «О раскрытии органами НКВД контрреволюционной организации в РККА». Его состояние можно было понять: армия – вроде бы наиболее надежный государственный институт – оказался не таким уж и надежным.

Сталин выступал на второй день (всего Совет длился четыре дня). И неправленая стенограмма его выступления начинается так:

«Сталин. Товарищи, в том, что военно-политический заговор существовал против Советской власти, теперь, я надеюсь, никто не сомневается. Факт, такая уйма показаний со стороны преступников и наблюдения со стороны товарищей, которые работают на местах… что несомненно здесь имеет место военно-политический заговор против Советской власти…»

Здесь я на правах автора вклинюсь в сталинский доклад и скажу вот что…

Я не исключаю чьих-то ухмылок по адресу слов Сталина, но стоит ли кому-либо ухмыляться на их счет после 1991 года? Тогда свою партию, свою страну и свой народ предала почти поголовно вся элита общества – партийно-государственная, военная, хозяйственная, научная, творческая.

А тут предали все же немногие. Но предали!

Вернемся, однако, к стенограмме.

«Сталин. Ругают людей: одних мерзавцами, других – чудаками, третьих – помещиками.

Но сама по себе ругань ничего не дает… Говорят, Тухачевский – помещик, кто-то другой – попович… Такой подход, товарищи, ничего не решает… Ленин был дворянского происхождения – вы это знаете?

Голос. Известно.

Сталин. Энгельс был сын фабриканта… Чернышевский был сын попа – неплохой человек. И, наоборот, Серебряков был рабочий, а вы знаете, каким мерзавцем он оказался…

Есть у вас еще другая, тоже неправильная ходячая точка зрения. Часто говорят: в 1922 году такой-то голосовал за Троцкого. Тоже неправильно… Человек мог быть молодым, просто не разбирался. Был задира… Дзержинский… открыто Троцкого поддерживал при Ленине против Ленина. Вы это знаете? Он не был человеком, который мог бы оставаться пассивным в чем-либо. Это был очень активный троцкист, и все ГПУ он хотел поднять на защиту Троцкого… Андреев был очень активным троцкистом в 1921 году.

Голос с места. Какой Андреев?

Сталин. Секретарь ЦК, Андрей Андреевич Андреев…

Стало быть, и эту, вторую точку зрения, ходячую и распространенную среди вас, я отвергаю как абсолютную.

Нужна третья точка зрения при характеристике этого ядра заговора. Это точка зрения характеристики людей по их делам за ряд лет…»

Много интересного говорил тогда Сталин. Ну вот, например:

«Начали с малого – с идеологической группки, а потом шли дальше. Вели разговоры такие: вот, ребята, дело какое. ГПУ у нас в руках, Ягода в руках, Кремль у нас в руках, так как Петерсон с нами, Московский округ, Корк и Горбачев (и тогда не обошлось без своего Горбачева. – С.К.) тоже у нас. Все у нас. Либо сейчас выдвинуться, либо завтра, когда придем к власти, остаться на бобах. И многие слабые, нестойкие люди думали, что это дело реальное, черт побери, оно будто бы даже выгодное. Этак прозеваешь, за это время арестуют правительство, захватят Московский гарнизон, и всякая такая штука, а ты останешься на мели… Точно так рассуждает в своих показаниях Петерсон. Он разводит руками и говорит: дело это реальное, как тут не завербоваться?»

И такие были разговоры на Военном Совете 2 июня:

«Сталин. Не обращали достаточного внимания, по-моему, на дело назначения на посты начальствующего состава…

Я сторонний человек и то заметил недавно. Каким-то образом дело обернулось так, что в механизированных бригадах, чуть ли не везде, стоят люди непроверенные, нестойкие… Взять хотя бы Абошидзе – забулдыга, мерзавец большой, я слышал краем уха о нем. Почему-то обязательно надо дать ему механизированную бригаду. Правильно я говорю, товарищ Ворошилов?

Ворошилов. Он начальник АБТ войск корпуса.

Сталин. Я не знаю, что такое АБТ.

Голос с места. Начальник автобронетанковых войск корпуса.

Сталин. Поздравляю! Поздравляю! Очень хорошо! Почему он должен быть там? Какие у него достоинства? Стали проверять. Оказалось, несколько раз его исключали из партии, но потом восстановили, потому что кто-то ему помогал. На Кавказ послали телеграмму, проверили, оказывается, бывший каратель в Грузии, пьяница, бьет красноармейцев. Но с выправкой!

Стали копаться дальше. Кто же его рекомендовал, черт побери! И представьте себе, оказалось, рекомендовали его Элиава (тот самый «старый большевик». – С.К.), товарищи Буденный и Егоров. И Буденный и Егоров его не знают. Человек, как видно, не дурак выпить, умеет быть тамадой, но с выправкой! Сегодня он произнесет декларацию за Советскую власть, завтра – против Советской власти, – какую угодно! Разве можно непроверенного человека рекомендовать? Ну, вышибли его, конечно…

Я знаю грузинских князей, это большая сволочь. Они многое потеряли и никогда с Советской властью не примирятся, особенно эта фамилия Абошидзе сволочная…»

Уважаемый читатель! Абошидзе был всего лишь мерзавцем. Но это – неподсудная черта биографии. И Абошидзе – несмотря на то что он «удостоился» чести быть упомянутым самим Сталиным – всего лишь «вышибли».

Но вот другое упомянутое Сталиным имя… Сорокалетний латыш (в 1937 году) дивизионный интендант Рудольф Петерсон. С апреля 1920 года комендант Кремля, с 1936 года – заместитель командующего Харьковским военным округом по тылу. В 1922 году удостоен ордена Красного Знамени, в 1934-м – ордена Ленина. Арестован 27 апреля 1937 года, на следствии дал обширные показания, 21 августа расстрелян. В 1957 году его реабилитировали вместе с Тухачевским, Уборевичем, Якиром и другими.

Но ведь заговор Тухачевского был! Так что вряд ли был невиновен и Петерсон. Напротив, логично предполагать, что он был виновен.

И что интересно! Известный «историк репрессий» полковник в отставке Сувениров (как много все же бывших членов хрущевско-горбачевской КПСС оказалось антикоммунистами) в своем труде «Трагедия РККА 1937–1938», скорбя по невинно-де убиенным восьми высшим командирам РККА (Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Примаков, Фельдман, Путна, Эйдеман), признает, что именно на основе их показаний были якобы «оговорены» десятки командиров и политработников.

Но тот же Петерсон был арестован тогда, когда Тухачевский был еще заместителем наркома обороны. И понятно почему: Петерсон – это в заговоре линия Ягоды, а не Тухачевского.

Сувениров приводит обширный сводный «мартиролог» репрессированных командиров РККА. Так вот, комбригов в нем – 211, полковников – 273, майоров – 108, а лейтенантов – всего 22. Соотношение вполне типичное как раз для военного заговора – в нем важно не количество, а качество, статус заговорщиков.

Не стыкуется что-то здесь у присягавшего когда-то Союзу Советских Социалистических Республик полковника в отставке Сувенирова.

Да и второй известный военный «историк» профессор Анфилов зря утверждает, что, мол, репрессии в военной среде обескровили-де армию. У того же Сувенирова мы найдем, что в 1936 году в РККА было 1713 полковников, а репрессировано 273 человека.

Причем даже поверхностный анализ «мартиролога» Сувенирова показывает, что процент «линейных», строевых командиров среди репрессированных был не очень-то и высок!

Зато там то и дело попадаются такие, например, полковники, как адъютант Буденного Аквилянов, военрук Грузинского индустриального института Ахвледиани, помощник командира 26-1 авиабригады по материально-техническому обеспечению Балашов, начальник штаба дивизии Особого назначения НКВД Барков, сотрудник научного отдела ЦАКА Владиславский-Крекшин, старший преподаватель Ульяновского бронетанкового училища Гильяшов, начальник кафедры иностранных языков ВАММ РККА Григорьев, начальник отдела секретариата Комитета обороны при СНК СССР Даргольц, секретарь танково-стрелкового комитета АБТУ РККА Дейбнер и т. д.

То есть в списке репрессированных полковников (и в других подобных списках) много не военных, а военных чиновников. Да оно и понятно – среди них проще было найти недовольных, мнящих себя непризнанными гениальными стратегами.

Особенно занятно – с учетом будущей деятельности его подросших сынов-близнецов Жореса и Роя – выглядит фигура ровесника Берии Александра Романовича Медведева. Тридцативосьмилетний старший преподаватель кафедры философии Военно-политической академии имени Н.Г. Толмачева, пребывавший в звании полкового комиссара, он получил восемь лет лагерей весьма оригинальным образом, и значительно позднее я к этому «философу» еще вернусь.

Всего по подозрению в участии в заговоре было арестовано 8075 человек (прошу читателя простить меня за «точную» цифру, в точности которой сомневаюсь сам). Однако в конце 1938 года штатная численность командного состава РККА составила 240 000 человек. Разделить 8075 на 240 000 и умножить на 100 предлагаю самому читателю.

Да ведь и не все были расстреляны или остались в ведении ГУЛАГа. Далеко не единственный, но наиболее яркий пример здесь – Константин Рокоссовский. Был арестован, два года находился под следствием, в марте 1940 года освобожден, восстановлен в должности и звании.

Нужен второй яркий пример?

Пожалуйста, – будущий комиссар соединения Ковпака, Герой Советского Союза Руднев.

Нужен третий?

Можно и третий…

Передо мной эффектно изданный в 2005 году биографический словарь «Великая Отечественная. Командармы»… Одного его достаточно для того, чтобы опровергнуть все россказни об обескровленной-де РККА. На самом деле были в ней и после 1938 года тысячи прекрасных командиров высшего и среднего звена. И я упоминаю этот справочник с тем, чтобы привести обещанный третий пример.

Генерал-лейтенант Кузьма Петрович Подлас… В русской армии с 1914 года, подпоручик. С 1939 по 1940 год содержался под арестом в органах НКВД. В августе 1940 года восстановлен в армии и в звании.

А вот четвертый пример – генерал-лейтенант Серафим Евгеньевич Рождественский. С октября 1937 года уволен из армии и находился под следствием как «враг народа». В апреле 1939 года ввиду отсутствия состава преступления реабилитирован.

А вот генерал-полковник, Герой Советского Союза Вячеслав Дмитриевич Цветаев. В июле 1938 года арестован органами особого отдела Забайкальского военного округа, в сентябре освобожден вследствие прекращения дела.

Все вышеупомянутые (кроме Цветаева) и другие, со схожей судьбой, но здесь не упомянутые, реабилитированы уже при наркоме Берии. Но ведь и при наркоме Ежове их арестовали, однако не расстреляли – разбирались.

И ведь это примеры, что называется, «навскидку».

А ЗАГОВОР был! И заговор многослойный и многолетний.

На мартовском процессе уже 1938 года Рыков показал, что впервые вопрос о перевороте возник в 1933 году и его поднял Енукидзе. Активен был и Ягода… Привлекли уже тогда и Петерсона, и начальника кремлевской военной школы Егорова.

Это был один пласт – амбициозно-авантюристический, енукидзевский…

Был пласт группы Бухарина, Рыкова и Томского. Она имела контакты и с Троцким, и с Тухачевским, и с Ягодой, но претендовала на наибольшую, так сказать, «концептуальность» в проведении послесталинских реформ…

С ними блокировался Николай Муралов (1877 года рождения, из мещан, в 1897–1903 годах управляющий различными имениями, винокуренным и маслобойным заводом, с 1903 года помощник земского агронома в Подольске и член РСДРП (б), после революции – первый командующий войсками Московского военного округа, активный троцкист, исключенный в 1927 году из партии, но в 1935 году «покаявшийся» – увы, притворно). Это имя еще выплывет в конце моей книги.

Был пласт группы Тухачевского – с первыми соединяющийся, но более бонапартистского характера. Хотя присутствовал там и троцкистский элемент. Давно высланный за границу Троцкий публично заявлял, что «недовольство военных диктатом Сталина ставит на повестку их возможное выступление» и что в Красной армии его-де, Троцкого, «помнят».

А ведь помнили! Тот же Тухачевский был обязан своей быстрой карьерой наркомвоенмору Троцкому и его окружению. И один ли Тухачевский…

Группа Тухачевского имела хорошие связи в старом германском рейхсвере. Многие германские генералы были недовольны Гитлером так же, как «красные Бонапарты» – Сталиным. И был реален двойной заговор – в Берлине военные опрокидывают фюрера, в Москве военные – Генсека, и…

Ну, а там… Как говаривал Наполеон Бонапарт: «Надо ввязаться в бой, а там – посмотрим».

Этот вариант Гитлер наверняка видел, поэтому не исключено, что Гейдрих действительно получал от него задание скомпрометировать русских военных. Ударив по Тухачевскому в Москве, фюрер косвенно нейтрализовал угрозу со стороны рейхсвера.

Но и при такой версии Тухачевский все равно оказывается заговорщиком. Хотя не исключено, что Гитлер и сам держал в рукаве «Тухачевскую» карту. Во всяком случае, в апреле 1937 года фюрер заявил: «Следует делать разницу между коммунизмом, как доктриной и режимом, и всей Россией, как страной и национальной державой… Договорные отношения Германии с коммунистической властью не имели бы никакой ценности, но положение в России быстро меняется, и Германия должна быть готовой к новым переменам».

Гитлер мог иметь тут в виду все более державную политику Сталина, объективно программирующую нормальные отношения с Германией, но мог иметь в виду и заговор Тухачевского.

Троцкий к тому времени хотел одного – падения Сталина. Он не чурался контактов с немцами, но генетически, так сказать, и по своим давним связям с англичанами тяготел к «туманному Альбиону» (талантливый английский разведчик Джордж Хилл в 1918 году одно время был у Троцкого в советниках, да и с Сиднеем Рейли у Льва Давыдовича какие-то делишки тогда обстряпывались).

А через Лондон шли пути в Штаты с их Уолл-стрит, с мощной еврейской диаспорой и с тоже старыми, еще дореволюционными, связями Троцкого – деловыми и родственными.

Существовал внутри страны и потенциально опасный слой «вычищенных» из партии. Это ведь был добрый миллион весьма социально активных, но шкурно настроенных людей.

К слову, в калининском «мартирологе» сплошь указаны беспартийные, но лишь из следственных дел можно узнать, сколько среди этих «б/п» было бывших членов ВКП(б).

Да, я еще забыл зарубежных «младороссов» во главе с казанским дворянином Казем-беком и великим князем Дмитрием Павловичем. В марте 1935 года последний написал меморандум, заключительный абзац которого гласил: «С разложением первой советской партии… очищается почва для создания второй советской партии, антикоммунистической, партии национальной революции».

«Младороссы» в России даже не были известны. Но потенциально это тоже был фактор.

Был и еще один аспект, о котором я не сказал пока ничего… Я имею в виду «правый» уклон в ВКП(б) и в хозяйственном руководстве. Ведь не один Бухарин призывал: «Обогащайтесь!», это было целое течение мыслей и дел. И в различных эшелонах руководства страны «правых», особенно скрытых, хватало даже в конце тридцатых годов. И они были для будущего России не менее опасны, чем «чистые» троцкисты. Недаром Сталин однажды на вопрос, какой, мол, уклон хуже, правый или левый, ответил: «Оба хуже».

И все это сплеталось в один то ли паучий, то ли гадючий, но уж точно – в антисталинский клубок.

В конечном же счете это был многослойный заговор против России.

Военные заговорщики решались долго, но два фактора их подтолкнули.

Во-первых, ряд арестов вне армейской среды и в ней самой, в том числе арест Петерсона.

Во-вторых, позиции Сталина, и так в народе весьма прочные, после выборов могли лишь окрепнуть.

И Тухачевский назначил выступление на срок не позднее 15 мая. Ведь в случае успеха не исключался совместный с рейхсвером, сбросившим Гитлера, удар по Польше, который не удался у Тухачевского в 1920 году. Не исключался и удар совместно с Гитлером, поладившим с рейхсвером. А по осенней российской и польской грязи не очень-то навоюешь.

Да вот, не получилось… Антисоветского переворота врагам России пришлось ждать еще более чем полвека – до 1991 года.

ПОЧЕМУ я так порой подробен в рассмотрении того, что к Берии прямого отношения вроде бы не имеет? Ну, во-первых, потому, что на самом-то деле – имеет. Ведь это был тот политический и общественный фон, на котором разворачивалась и его судьба.

Во-вторых, это ведь Берии уже скоро предстояло разбираться во всех таких хитрых сплетениях – как наркому внутренних дел.

А в-третьих, лишний раз убедившись в лжи очернителей Сталина и сталинской эпохи, нам проще осознать масштабы лжи относительно самого Берии.

А лжи хватало, как хватало и слухов – в реальном масштабе времени.

Но даже в среде старой интеллигенции хватало и трезвого понимания происходящего…

Скажем, академика Владимира Ивановича Вернадского отнести к энтузиастам социалистического строительства нельзя было никак.

Однако 7 июля 1937 года он записал в дневнике:

«…положительная творческая работа делается «беспартийной» интеллигенцией и такими людьми, как Сталин, Молотов… – а не всей бесчисленной массой коммунистов, морально, идейно и по талантливости ниже среднего уровня. Среди интеллигенции ясно сознается и распространяется убеждение, что политика Сталина – Молотова – русская и нужна для государства. Их партийные враги – враги и русского народа, если брать его государственное выражение, несомненно связанное с культурой».

Читатель, знакомый с литературным наследием академика Вернадского, может возразить мне, что я некорректно выдернул из дневника удобную для меня запись, оставив «за бортом» неудобные, например, запись от утра 1 марта 1938 года:

«Сегодня в газетах о новом «процессе». Безумцы. Уничтожают сами то большое, что начали создавать и что в своей основе не исчезнет… Тревога в том, в здравом ли уме власть, делающая нужное и большое дело (ага, все же «большое»! – С.К.) и теперь его разрушающая…»

Или еще хлеще – от 2 марта 1938 года:

«Кругом мильоны страданий. Небывалый террор и масса ненужных страданий и несправедливостей. Вся страна измучена и тут еще недостаток продовольствия и забота о его получении».

Увы, Владимир Иванович всегда был склонен к политическому нытью и брюзжанию в адрес большевиков, почему я и привел именно его лестные оценки Сталина и Молотова.

Что же до мифических «мильонов», то для академика эта количественная мера была вообще единственной… 5 января 1938 года он записал: «Мильоны заключенных – даровой труд, играющий заметную роль и большую роль в государственном хозяйстве».

Но и заключенных были не «мильоны», да и насчет их роли в экономике Вернадский преувеличил. Вот данные из «антибериевского» сборника 1991 года о добыче угля предприятиями НКВД не за какие-нибудь, а за суровые военные 1941–1944 годы. Всего силами НКВД было добыто тогда 8 миллионов 924 тысячи тонн.

Общая же добыча по СССР составила: 1941 год – 165,9 млн. т., 1942 год – 75,5 млн. т., 1943 год – 93,1 млн. т., 1944 год – 121,5 млн. тонн.

Итого: 456 миллионов тонн.

Процент, данный НКВД – 1,8 (одна целая восемь десятых) процента.

Ничего не скажешь – заметную роль в «государственном хозяйстве» играл «рабский труд».

«Мильоны» были преувеличением, простительным, впрочем, для личного дневника, а не для публичного выступления. Но если уж я затронул «дневниково-академическую» тему, то сообщу читателю, что:

а) Вернадский брюзжал с ноября, почитай, 1917 года;

б) брюзжал – весьма, увы, неумным и недостойным образом – не он один.

В подтверждение пункта «а» приведу выдержки из дневников В.И. Вернадского 1917–1918 годов:

12. Х.1917.

«Всегда боялся, что социализм дает дисциплину казармы…» (хотя 3 ноября он же записывает: «…для всех ясна необходимость перехода к той или иной форме диктатуры». – С.К.).

18. Х. 1917.

«Сифилис и болезни, разнузданность и оправдание грабежа – почва, на которой придется строить воспитание нового поколения…»

20.ΧΙ.1917.

«Неизбежно… идейное и моральное крушение социализма. Что поставить на его место? Идеал единой космической организации человечества через государство?..»

18. IV/1.V.1918.

«Мы хотели верить в русскую революцию, в мировое демократическое движение. Теперь мы верить в нее не можем. А у меня все более и более поднимается презрение…

Равенство людей – фикция… Промышленность и техника вообще не может свободно развиваться при социалистическом строе, т. к. он весь не приспособлен к личной воле, неизбежной и необходимой для правильного функционирования организаторов и изобретателей…»

Вернадский не эмигрировал, надо отдать ему должное… Он стал одним из руководителей Академии наук СССР, но до конца жизни так и оставался не более чем «попутчиком» народа в его историческом движении. К сожалению, не более чем попутчиком.

В подтверждение же пункта «б» (насчет неумного брюзжания и других видных интеллигентов, кроме Вернадского) я приведу еще один дневниковый отрывок…

«Участь России, околевшего игуанодона или мамонта – обращение в слабое и бедное государство, стоящее в экономической зависимости от других стран. <…> Вынуты душа и сердце, разбиты все идеалы. Будущего России нет; мы без настоящего и будущего. Жить остается только для того, чтобы кормить и хранить семью – больше нет ничего. Окончательное падение России, как великой и единой державы, вследствие причин не внешних, а внутренних, не прямо от врагов, а от собственных недостатков и пороков и от полной атрофии чувства отечества, родины, общей солидарности, чувства «священного союза» – эпизод, имеющий мало аналогий во всемирной истории. <…> Мы годны действительно только, чтобы стать навозом для народов высшей культуры… <…> Русский народ – народ-пораженец; оттого и возможно такое чудовищное явление, как наличность среди чисто русских людей – людей, страстно желающих конечного поражения России. Поражение всегда более занимало русских, чем победа и торжество. <…> Необычайно уродливое явление – отсутствие русского вообще и в частности великорусского патриотизма. В так называемой Российской державе есть патриотизмы какие угодно – армянский, грузинский, татарский, украинский, белорусский – имя им легион, – нет только общерусского… <…> Как будто великороссы, создавшие в свое время погибающую теперь Россию, совершенно выдохлись…»

Это – выдержки из дневника академика-историка, директора Румянцевского музея (и тоже будущего академика АН СССР) Юрия Владимировича Готье за… июль 1917 года. Стоило ли их комментировать в 1937 году, давшем миру триумф Чкалова?!

Вот такие казусы случались тогда со старой научной интеллигенцией. Она вроде бы режим Сталина и поддерживала, но она же его и осуждала.

Однако бог уж с ней – с брюзжащей академической и вообще интеллигентской средой. Эти – пока не было массового телевидения, ни на что всерьез не влияли и ничего всерьез не значили. Надо было появиться телевизионному Останкину времен «перестройки», чтобы расейский интеллигент решил судьбу страны.

Но ведь были и те, кто мог повлиять на нее решающе уже тогда. Те, что не брюзжали, а могли действовать.

Угрозу военного заговора удалось ликвидировать, хотя частности еще оставались. Однако имелась вторая влиятельная опасная прослойка – скрытая реальная или потенциальная оппозиция со стороны партийно-государственных верхов.

Так что после разговора о «военной» угрозе и «интеллигентском» брюзжании остановимся-ка мы на этих самых «верхах»…

ВЕРНЕМСЯ в март 1937 года, а точнее – в день 3 марта, когда Сталин выступил на февральско-мартовском Пленуме ЦК с докладом «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» (29 марта его опубликовала «Правда»).

В тот день он говорил о резком сужении массовой политической базы троцкизма, но – зато и о его превращении в «оголтелую и беспринципную банду вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, действующих по заданию разведывательных органов иностранных государств…».

В таком заявлении – если иметь в виду текущее положение дел – был, пожалуй, перехлест. Но это был тот случай, когда лучше «перебдеть», чем «недобдеть»… Потенциальная «пятая колонна» в развитой и политически активной части общества была! Собственно, Сталин же и отметил, что «вредители обычно приурочивают главную свою вредительскую работу не к периоду мирного времени, а к периоду кануна войны или самой войны».

Говорил Сталин и о теневых сторонах хозяйственных успехов, и прежде всего – о политической беспечности:

«Необходимо разбить и отбросить прочь гнилую теорию о том, что с каждым нашим продвижением вперед классовая борьба у нас должна будто бы все более и более затухать, что по мере наших успехов классовый враг становится все более и более ручным…

Наоборот, чем больше мы будем продвигаться вперед… тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут идти они на более острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить Советскому государству…»

Но Сталин не пощадил и почивающих на лаврах (вообще-то весьма жидких пока) хозяйственных руководителей:

«Во-первых, доказано, что все наши хозяйственные планы являются заниженными, ибо не учитывают огромных резервов и возможностей, таящихся в недрах нашего народного хозяйства.

Во-вторых, суммарное выполнение хозяйственных планов по наркоматам в целом еще не значит, что по некоторым очень важным отраслям также выполняются планы. Наоборот, факты говорят, что целый ряд наркоматов, выполнивших и даже перевыполнивших годовые… планы, систематически не выполняют планов по некоторым очень важным отраслям народного хозяйства».

Сказал Сталин и о партийных кадрах:

«Я думаю, если бы мы смогли, если бы сумели наши партийные кадры снизу доверху подготовить идеологически и закалить их политически таким образом, чтобы они могли свободно ориентироваться во внутренней и международной обстановке, если бы мы сумели сделать их вполне зрелыми ленинцами, марксистами, способными решать без серьезных ошибок вопросы руководства страной, то мы разрешили бы этим девять десятых всех наших задач…»

Что сулили такие речи «верхам»? Двух мнений быть не может – работу, работу и еще раз – работу. И это – в дополнение к ленинскому (а теперь еще и сталинскому) завету учиться, учиться и еще раз – учиться.

А все ли в «верхах» советского общества этого хотели?

Уже Ленин на заре Советской власти в письме Цюрупе возмущался:

«…Все у нас потонули в паршивом бюрократизме «ведомств»… Большой авторитет, ум, рука нужны для повседневной борьбы с этим. Ведомства – г…; декреты – г… Искать людей, проверять работу – в этом все…»

В мае 1935 года Сталин, выступая перед выпускниками академий РККА, развил эти мысли, сказав:

«Раньше мы говорили, что «техника решает все»… Но этого далеко и далеко не достаточно… Техника без людей, овладевших техникой, мертва… Вот почему упор должен быть сделан теперь на людях, на кадрах, на работниках, овладевших техникой. Вот почему старый лозунг «техника решает все», являющийся отражением уже пройденного периода, когда у нас был голод в области техники, должен быть теперь заменен новым лозунгом о том, что «кадры решают все». В этом теперь главное…»

Но все ли кадры так уж и горели желанием «решать все»? Маяковский в конце двадцатых годов издевался над такими вот стихами одного из «пролетарских» поэтов:

 
За все бои, за все невзгоды
Глухим сомнениям не быть!
Под этим мирным небосводом
Хочу смеяться и любить…
 

А теперь шла уже вторая половина тридцатых годов. И среди «старых бойцов» (а уж тем более – среди новых партийных и государственных аппаратчиков) число любителей «смеяться и любить» лишь возросло.

Конечно, такие любители водились прежде всего в «творческой среде»… Об этом есть хорошее свидетельство в дневнике Корнея Чуковского. 24 ноября 1931 года он записал:

«Похоже, что в Москве всех писателей повысили в чине. Все завели себе стильные квартиры, обзавелись шубами, любовницами, полюбили сытую жирную жизнь…»

А 25 и 27 ноября прибавил:

«Был… у Пильняка. За городом. Первое впечатление: страшно богато, и стильно, и сытно, и независимо…

Вчера заехал за мной Пильняк… – у него «Форд» очень причудливой формы… По дороге… быстро и уверенно в гастрономич. магазин. Выбежал с бутылкой. В доме у него два писателя, Платонов и его друг… Друг – коммунист («вы таких коммунистов никогда не видали»), и действительно этот странный партиец сейчас же заявил, что «ну его к чорту, машины и колхозы (!), важен человек (?)», – сейчас же сели обедать, Ольга Сергеевна, американская дама с мужем, только что к нему приехавшая, Ева Пильняк и мы, трое гостей. Гусь с яблоками…»