Текст книги "Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари"

Глава 10
Физический кабинет

Используя особенности планировки дома патрона, А.Н. Воронихин, предполагая, вероятно, в том числе и просветительские цели, уже в середине 1790-х годов использовал египетскую декорацию для оформления алхимической лаборатории графа Александра Сергеевича. Те краткие сведения, что уже приводились и будут дополнены ниже, показывают, что появление у Строгонова «храма Амона» представляется логичным следствием его мыслительной деятельности.

В 1762–1768 годах в Москве публикуется «Сетос» – роман Ж. Террасона, переведенный Денисом Фонвизиным и названный им «Геройская добродетель, или Жизнь Сифа, царя египетскаго, из таинственных свидетельств Древняго Египта взятая». В 1770 году в Берлине вышел в свет другой анонимный трактат на тему Египта с загадочным названием «Крата Репоа». Этой книге, автором которой был прусский военный советник Карл Фридрих фон Кеппен (1734–1798), предстояло не только сыграть определяющую роль в истории европейского масонства XVIII–XIX веков, но и стать «фундаментальным документом» западной эзотерики в целом.

Сочинение Кеппена в скором времени приобрело широкую известность и в последней четверти XVIII века выдержало ряд переизданий. В 1779–1784 годах в Москве и Санкт-Петербурге публикуются три русских версии «Крата Репоа». Подзаголовок трактата («Посвящение в древнее тайное общество египетских жрецов») не оставлял у образованного современника сомнений в принадлежности книги к давней традиции любомудрия (философии), достигшей в XVIII века небывалого доселе подъема. Сформировалась традиция египтософии или изучения воображаемого Египта, рассматриваемого в качестве источника всей эзотерической премудрости и вневременной идеи, слабо связанной с исторической реальностью.

Вероятно, в 1796 году, осенью при необъяснимом почти точном совпадении с началом правления Павла I, в конце восточной анфилады на месте прежних Столовой и Буфета, за зеркальной дверью была устроена новая, наиболее тайная часть Кабинета графа A.C. Строгонова. Про эту дверь сохранился анекдот, приводимый Н.М. Колмаковым: «Рассказывают, что однажды, позвав своих друзей на обед, он вдруг объявил им, что повар его неизвестно куда исчез, оставив его и гостей без обеда; последние спешили уходить, как вдруг незаметно раскрылась широкая зеркальная дверь, и изумленным гостям представился вид роскошнейшего обеденного стола»[24]24
  Памяти Александра Сергеевича Строганова. Сост. Н. Колмаков. СПб., 1844. С. 12.


[Закрыть]. На самом деле перед дверью уже довольно продолжительное время стояла скульптура Амура (об ее трактовках упоминалось в главе 7), самая древняя интерпретация смысла изваяния, вероятно, подразумевалась Строгоновым.

Посмертный портрет графа A.C. Строгонова работы А. Варнека. Изображен в костюме кавалера ордена Андрея Первозванного. За спиной – статуя Юпитера-Амона из Физического кабинета (надпись на ее постаменте «ARS ÆGIPTIACA PETROPOLI RENATA. MDCCCX» – Искусство египетское в Петербурге возобновлено. 1880). На столе с ляпис-лазурью из Картинной галереи, рядом с кавалерской шапкой, гранитная ваза, под ним копия Укротителя коня Кусту. В окне – Казанский собор как главный результат жизненного пути

Тема любви сама по себе мало интересовала графа Александра Сергеевича. Амур, поставленный среди картин, призывал к созерцательной тишине – вокруг скульптуры располагался особый отдел аллегорий в живописи. Когда позади Амура появилась алхимическая лаборатория, придав двери функцию преграды, жест его правой руки можно рассматривать как указание на тайну. Можно предположить, что подобные опыты происходили в отдаленной части дома и ранее, прежде чем принадлежность хозяина к масонству обозначалась столь материально.

Десятилетием ранее, в 1785 году, Екатерина II издала пьесу «Обманщик», впервые представленную в Эрмитажном театре 4 января 1786 года. В ней к Самблину (Строгонову) приходит человек с фамилией Калифалкжерстон, образованной императрицей, вероятно, в результате впечатлений от фамилий двух англичан на службе Екатерины II: контр-адмирала Дж. Элфистона и Джона Роджерсона (в России его называли Иоганн Джон Самуил Рогерсон или Иван Самойлович Рожерсон, 1741–1843), шотландского доктора императрицы, а также восточного слова «калиф», которое, вероятно, должно было усилить впечатление шарлатанства. Калифалкжерстон убаюкивает бдительность Самблина демонстрацией своих необыкновенных магнетических способностей и обещает поправить его финансовое положение путем изготовления золота и алмазов.

После трех месяцев непосредственного кипения котел с золотом неожиданно лопается. Не потерявший самообладания Калифалкжерстон просит Самблина достать крупные алмазы для кипечения во втором котле. В противном случае, по его мнению, катастрофа повторится. Не без внутреннего сопротивления хозяин дома отдает злоумышленнику новые драгоценности, но и они не спасают положения. Исчезает и второй источник богатства.

В пьесе «Обольщенной», впервые поставленной на сцене Эрмитажного театра 2 февраля 1786 года, главный герой – алхимик, ему дана фамилия Радотов (от французского глагола radoter – болтать). Действие начинается с того, что супруга высказывает опасения относительно его вменяемости, ибо во время последнего недомогания тот: «Уверить <…> старался, что болезнь есть благое самое состояние». Кроме того, странность Радотова состоит в уклонении «от того, что нам кажется хорошо, весело, приятно; равномерно и от людей и дел».

Отвечая на вопрос о том, как именно это происходит, госпожа Радотова говорит: «Углубясь в мыслях сидит на стуле, перед ним на столе лежит раскрытая книга, читает ли он или нет, того я не знаю; но когда я вхожу, он меня не слышит и не видит, и нахожу его обыкновенно глаза утупя, на одном месте недвижим, точно аки написан на картине». Следом за этим она объясняет, как это произошло: «С тех пор как последний раз был в отпуску привез человека, с которым, запершись, сидит долго и приводят других людей, коих имена и состояние мало кому известны. Одеты они дурно, говорят языком не вразумительным, лицом бледны…». Императрица описывает заседание масонской ложи в доме Радотова следующим образом: «Мы вошли в горницу, где посредством огня производят будто сокровища бесценные». На печи, как и в предыдущей пьесе, стояли три горшка: «Один с золотом, другой с каменьями, а третий с исцелительным составом для всех вообще болезней». В последнем горшке был «философский камень».

В основе всех металлов лежат два принципа – Ртуть (философская Ртуть) и Сера (философская Сера). Ртуть является принципом металличности, Сера – принципом горючести. Следует подчеркнуть, что философская Ртуть и философская Сера не тождественны ртути и сере как конкретным веществам. Обычные ртуть и сера представляют собой своего рода свидетельства существования философских Ртути и Серы как «принципов», причем «принципов» скорее духовных, нежели материальных. «Принципы» алхимической теории предполагают, что действие высоких температур (метод огня) есть наилучший метод для упрощения состава тела.

Алхимики следовали натуре, где сухие испарения, конденсируясь в недрах Земли, дают Серу, мокрые – Ртуть. Затем под действием теплоты два «принципа» соединяются, образуя семь известных металлов – золото, серебро, ртуть, свинец, медь, олово и железо. Золото – совершенный металл – образуется, только если вполне чистые Сера и Ртуть взяты в наиболее благоприятных соотношениях. В земле образование золота и других металлов происходит постепенно и медленно. Алхимики считали, «созревание» золота можно ускорить с помощью некоего «медикамента» или «эликсира», который приводит к изменению соотношения Ртути и Серы в металлах и к превращению последних в золото и серебро.

Изображение Амона С. Суханов составил из двух частей сердобольского гранита

Так английский художник Дж. Райт представил комнату алхимика. Мрачные «готические своды». Свет чуть проникает сквозь витраж. Все внимание концентрируется на реторте

Поскольку плотность золота больше плотности ртути, считалось, что эликсир должен быть очень плотной субстанцией. Позднее в Европе эликсир получил название «философский камень». Собственно, философский камень – начало всех начал, мифическое вещество, способное дать своему обладателю бессмертие, вечную молодость и знания. Но не эти его свойства, в первую очередь, привлекали алхимиков. Главное, что делало этот камень таким желанным – это его легендарная способность превращать любой металл в золото. Желая высмеять своего оппонента, Екатерина II намеренно исказила алхимический процесс.

Хотя перед нами художественные произведения, мы, без сомнения, имеем портрет графа Александра Сергеевича. Друживший в молодости с Чуди и Сан Северо он с течением времени не остепенился, явно был алхимиком сам и, кроме того, окружил себя «подозрительными» и случайными людьми. Доступ в его дом, как в 1760-е годы, оставался чрезвычайно легким. Кабинет графа был уже сформирован, хотя еще не получил архитектурного оформления. Его часто обманывали, и он постоянно имел проблемы с кредиторами. Наконец, Строгонов находился в постоянном диалоге с Екатериной II. Та, во-первых, не верила в искренность своего поданного, а во-вторых, не признавала как благотворных намерений масонов, так и алхимии. Однако вернемся к дому A.C. Строгонова.

Вид на Библиотеку (Большую библиотеку) невского дома от Физического кабинета. Фото 1865 г., когда Спящего Геркулеса Бачо Бандинелли уже преместили в Картинную галерею

Существовали две части одного помещения. Первая часть, или преддверие, отводилось библиотеке, или Большой библиотеке, поскольку впоследствии появилась Малая – в южном корпусе. Высокие шкафы (не исключено) прислонили к зеркалам, оставленным от прежней отделки. Странные рамы, показанные на планах, судя по всему, предназначались для витражей, часто «сопровождавших» книжные сокровища. Наполнение зала впервые кратко описал голландский путешественник И. Меерман, он посетил Строгонова в декабре 1797 года. Сказав о бесценных французских и английских книгах, он упомянул мраморного «Спящего Геркулеса», приписав его авторство со слов владельца – Микеланджело. В настоящее время его автором считается Бачо Бандинелли, менее знаменитый скульптор итальянского Возрождения.

Далее находился Физический кабинет с камином, первое упоминание о котором встречается также у Меермана. Он пишет, что кабинет декорирован в египетском и этрусском стиле. По другим источникам, в частности, по проекту Воронихина, мы знаем, что свод поддерживали мужские и женские фигуры египтян. Их присутствие обозначало плодородную силу огня, который выращивал из спермотозоида гомункула. Тут же находилась реторта.

При входе в зал стояли две колонны с капителями из цветов лотосов. Они символизировали Геркулесовы столбы – конец света в масштабах строгоновского владения, а также Яхина и Боаза, что описаны в Библии как принадлежность Соломонова храма и всегда изображались или ставились в масонской ложе, которая была моделью древней постройки.

Боаз и Яхин – два медных, латунных или бронзовых дверных столба, стоящие в притворе Храма Соломона – Первого Храма в Иерусалиме. Боаз, стоявший слева (северная колонна), символизировал разрушение, первозданный Хаос. Яхин, находившийся справа (южная колонна), – знак упорядоченности. Плетенная корзина стояла на каждой капители, украшенной лилями.

Опыт архитектурной реконструкции Физического кабинета, предпринятый совместно с художником И. Несветайло на основании проекта А. Воронихина 1796 г. и сохранившихся элементов отделки

В зале было два окна. Одно из них, восточное, было обращено на свободное место за храмом Рождества Богородицы, где уже строился Казанский собор. Просматривался он из Физического кабинета или нет – мы не знаем, но это подразумевалось. Второе окно, западное, смотрело во двор. Был или не был устроен садик, о котором писал А.Н. Воронихин 23 августа 1793 года, также не совсем ясно. Концепция алхимической анфилады как будто предусматривала вид природы как оппозицию виду собора. Замысел с пользой использовать большое пространство, невидимое из большинства парадных комнат и недоступное взору любопытных из-за внушительных ворот, появился сразу после отказа от почетного двора, и с этим решением связано, судя по всему, появление новой Парадной лестницы, входа с Невского проспекта и садика. Если сад появился в 1793 году, то, возможно, тогда же Воронихин устроил и новый вход. Когда хозяева перестали принимать гостей во дворе, у западного фасада задумали возвести деревянную пристройку, которая появилась только в 1833 году. В 1840-е годы в центре двора устроили голубятню. В год на кормление птиц выделялось 105 рублей 20 копеек.

Достоверно известно, что в 1908 году во дворе разбили садик, желая компенсировать утрату большого и знаменитого Строгоновского сада на Выборгской стороне Петербурга.

Как и в других случаях, Физический кабинет совершенствовался, причем самим Воронихиным. С течением времени он поставил за камином любопытную герму, представляющую Юпитера-Амона. Это было составленное из отдельных фрагментов гранитное изваяние с надписью на пьедестале «ARS ÆGIPTIACA PETROPOLI RENATA. MDCCCX» – «Дух (искусство) Египта в Петербурге возобновлен. 1810». Таким образом датировалась работа Самсона Суханова, вероятно, поставившая точку в 15-летнем оформлении интерьера. Созданием Физического кабинета Александр Сергеевич завершил, и это было логично, формирование музея, превратив свой дом в подобие средневекового замка. Строго говоря, Кабинет начинался в храме Кибелы, но очевидно, что тема собора «звучит» уже в зале для картин Гюбера Робера. Начинаясь у живописного изображения собора св. Петра, она заканчивалась видом реального храма. Столь же логично, на мой взгляд, начать этот «алхимический» путь в Большом зале от плафона Дж. Валериани. В таком случае жизненная коллизия Строгонова выявляется в его доме весьма явственно. Это – путь к храму. Мысль Александра Сергеевича относительно статуса дома развивалась разнонаправленно. Как собиратель, он хотел видеть как можно больше зрителей своих сокровищ. Как владелец лаборатории, он хотел ограничить доступ в свой мир.

Как рассказывалось выше, первоначально владельцы Строгоновского дома предполагали отделать в стиле барокко весь дом, который мог рассматриваться в качестве совершенного при четырех зданиях вокруг двора. Однако до создания Большого зала в северном корпусе и сооружения там церкви дело так и не дошло. По этой причине Большой зал апартаментов Александра оказался главным в доме. Одна из осей здания, проходящая через него, ведет к храму в соседнем квартале, который превратился в конечном итоге в великолепный и важнейший для Санкт-Петербурга собор иконы Казанской Божией Матери.

Идея строительства храма подчинила себе замысел дома, который надо понимать как путь к храму. Как было показано в начале книги, подобное понимание жилища являлось традицией рода. Новым было лишь движение через собрания Кабинета произведений человека и природы (натуры, как говорили в XVIII веке).

Глава 11
Казанский собор

Несмотря на свое негативное отношение к быстрому строительству, в статусе наследника престола, именно великий князь Павел Петрович, став наконец императором, продемонстрировал классический пример подобной стройки при сооружении Михайловского замка. Колоссальное сооружение воздвигнули всего за четыре года. Имея исключительно прочные стены, оно не относится к числу плохо построенных зданий, но его отделку все же не завершили в соответствии с замыслом. Это общая проблема домов, особенно болезненная для общественных сооружений: их следует завершать ранее, чем поменяются вкусы заказчика.

Правда, причина спешки Павла I состояла не в желании наслаждаться собственной резиденцией, отвергнув Зимний дворец Франческо Растрелли, начатый при императрице Елизавете и завершенный при отце императоре Петре III. Дело в политике: прежнее здание не отражало взглядов монарха на необходимый образ дворца императора, претендовавшего на большее значение в Европе, чем его предшественники. Рассудительный и сомневающийся русский зодчий Василий Баженов, который выстраивал образ замка в начале 1790-х годов и потому претендовал на место архитектора, был отодвинут в сторону. По наметкам самого монарха стройку завершил энергичный итальянец Винченцо Бренна, он умел работать быстро и в точности исполнять волю сиятельного заказчика, какой бы странной она не являлась.

Примерно такие же сроки – три года – монарх отводил на сооружение Казанского собора на Невском проспекте. В данном случае отвергался Исаакиевский собор, его строительство не успела завершить мать монарха – императрица Екатерина II, правившая долго – целых тридцать четыре года. Проект Антонио Ринальди (пятикупольный храм с колокольней) начали исполнять в 1768 году, на шестом году ее правления. Тогда архитектору было 60 лет или около того. К моменту смерти Северной Минервы – 1796 год – собор был доведен только до карниза. Зодчий скончался двумя годами ранее – в 1794 году. Следовало одновременно решить две большие задачи: что-то сделать с Исаакиевским собором и построить Казанский собор.

Выполняя желание монарха, Винченцо Бренна с первой частью задачи справился быстро, уменьшив размеры верхней части здания и главного купола. Поскольку мрамор, заготовленный для облицовки верхней части Исаакиевского собора, был передан на строительство резиденции Павла I – Михайловского замка, собор достраивали с использованием кирпича. От возведения четырех малых куполов отказались. Подобное странное «полурешение» лишь откладывало решение проблемы. Очень скоро Исаакиевский стали перестраивать.

Вторая задача состояла в возведении храма Казанской Божией Матери, и, надо думать, Бренна был готов заняться этим проектом.

Казанский собор. Вид с юго-запада

Казанская шапка

Однако рядом находился дом графа Александра Сергеевича, а он рассматривал строительство церкви как дело престижа семьи и имел собственные взгляды на проект. Еще в 1773 году граф Строгонов заказал Гюберу Роберу картину с видом храма Св. Петра. Судя по всему, еще тогда, после появления сына на свет, он решил быть достойным предков, соорудивших несколько великолепных храмов, в том числе храм Рождества Богородицы в Нижнем Новгороде и Благовещенский собор в Сольвычегодске. Однако потребовалось изрядное время, чтобы проект состоялся.

Модель Джакомо Кваренги, работавшего над проектом храма в середине 1780-х годов, не сохранилась, но известно его любопытное письмо от 1 марта 1785 года. В нем архитектор перечислил проекты, к которым, как он считал, «будет приступлено вскоре». Среди них – «Церковь Казанской Божией Матери, у которой будет двадцать две колонны гранитные из цельных кусков, по диаметру и высоте равные таковым в портике Ротонды (т. е. Пантеона. – С.К.)»[25]25
  Земцов С.М. Письмо Д. Кваренги Луиджи Маркези // Архитектура СССР. 1934. № 3. С. 64.


[Закрыть]. Никакие другие детали неизвестны, но не может быть сомнений в том, что именно Пантеон в виде православного храма должен был появиться на Невском проспекте. Нет оснований утверждать, что этот проект инспирировался Строгоновым, но не знать о нем он не мог. Однако его страстное желание строить не имело шансов на реализацию.

Интерьер собора. Центральный неф ведет к иконостасу, устроенному по проекту К. Тона

Дело, вероятно, даже не в том, что, кроме «учености» и странной семейной жизни, Александр Сергеевич имел склонность к алхимии, и этот «недостаток» имел большое значение в глазах «Семирамиды Севера». Гораздо важнее то, что Пантеон как архитектурная идея не интересовал Екатерину II как политика, бросавшего взгляды почти исключительно на юг, а святого Петра если она и желала видеть, то в Екатеринославле.

Реализация проекта «собора Св. Петра в России» оказалась возможной только при императоре Павле. Кажется, Строгонову не требовалось играть на известных противоречиях между сыном и матерью, отодвинувшей его от престола. Вероятно, было вполне достаточно совпадения мыслей по поводу архитектурного замысла. В 1782 году, еще будучи великим князем, Павел Петрович выразил желание иметь в России нечто подобное римскому собору Св. Петра.

Во время заграничного путешествия наследник российского престола писал московскому митрополиту Платону: «Вы в письме своем много чести делаете, сравнивая мои упражнения с Кировыми. Они ни славою, ни важностию не могут с оными быть сравнены; но со стороны добрых намерений могут на Кировы походить когда-нибудь»[26]26
  19 июня 1781 года – Смирнов С. Письма Цесаревича Павла Петровича к московскому митрополиту Платону // Русский архив. 1887. Книга 2. С. 22.


[Закрыть]. Имеется в виду персидский царь Кир Великий или Старший, который восстановил Иерусалимский храм. Именно этот герой, как я предположил выше, был представлен Дж. Валериани в плафоне Большого зала Строгоновского дома.

Посетив Рим в 1782 году, великий князь Павел Петрович сообщал своему корреспонденту: «И мы здесь, хотя сутки остались и спешим в Неаполь, уже остатки трудов великих людей видели с восхищением и с чувством поощрения к уподоблению себя, происходящим от заключения, что и мы такие же люди, то для чего же и другим таковым не быть? Церковь Св. Петра такова, что желательно бы было, чтоб друг мой архиепископ Московский в таковой в Москве служил»[27]27
  Там же. С. 27. Поскольку адресат данного послания называется среди покровителей архитектора (Некрология Воронихина // Сын Отечества. 1814. № 12) возникает мысль о том, что именно он мог еще в 1780-е гг. внушить ему мысль о строительстве собора Святого Петра в России.


[Закрыть].

Итак, в первый момент будущий монарх не имел конкретного места для задуманного сооружения, и потребовались усилия, в том числе и графа Александра Сергеевича, чтобы идея «нового Ватикана» окончательно сложилась. Император Павел претендовал на первенство в христианском мире, атакованном в тот момент Наполеоном. Монарх, давший укрытие Мальтийскому ордену, был готов приютить и папу римского. Для этого ему был необходим, причем быстро, собор Св. Петра или, по крайней мере, его подобие.

Не может не привлечь внимания удивительное топографическое совпадение между положением Казанского собора и Михайловского замка с одной стороны, и собора Св. Петра и Замка Св. Ангела Михаила в Риме, с другой. Итальянская резиденция была первоначально мавзолеем императоров, а затем превратилась в убежище для пап, они и дали ему название. Следует также видеть совпадение планов двух замков, особенно заметное в начальный период проектирования российского дворца. Замок Св. Ангела имеет четыре бастиона, названные в честь евангелистов. Один из планов русского замка 1780-х годов также имел башни по углам.

В дальнейшем от башен отказались, но зрительная связь с храмом осталась и она вновь отсылает к Риму, ибо от юго-западного угла римского замка улица ведет прямо ко входу в собор Св. Петра (существует и особый ход в Ватикан по стене). Таким образом, желание Павла I пригласить папу римского в город Св. Петра или самому стать главой объединенной церкви, было подкреплено строительством храма, которое 22 ноября 1800 года возглавил граф A.C. Строгонов. Он стал первоприсутствующим в Комиссии по построению храма Казанской Божией Матери. Закономерно предположить, что именно Александр Сергеевич мог инициировать комбинацию «Казанский вместо Исаакиевского», нанесшую удар по имиджу монарха.

Несмотря на очевидный талант Бренна как «менеджера» и проведенный «конкурс», который выиграл Чарльз Камерон (22 октября 1800 г. ему было поручено составление проекта), при выборе архитектора все же остановились на Андрее Воронихине, хотя к тому времени он еще не успел достаточным образом проявить свои способности. Храм должен был строить россиянин. Так думал Строгонов, и ему удалось убедить в своей правоте монарха. 14 ноября проект поручается его зодчему. В тот момент сам Александр Сергеевич уже почти старик, чья карьера неожиданно пошла вверх.

Исполненный Самсоном Сухановым фрагмент убранства царского места Казанского собора

Не ограничиваясь усилиями по строительству, граф Александр Сергеевич пожелал подарить «своему храму» потир

В 1798 году, накануне распада Священной Римской империи и, возможно, по этой причине, Александр Сергеевич получил от императора Павла I титул российского графа. Тогда же, после смерти И.И. Шувалова, Строгонов стал обер-камергером императорского двора. В январе 1800 года он был назначен президентом Академии художеств, сменив на этом посту француза О. Шуазель-Гуфье.

Граф Строгонов оказался идеальным главой учреждения, располагая значительным влиянием, средствами и обеспечивая художников заказами не только частными, но и казенными. По его настоянию в Устав был включен следующий пункт: «Все государственные места, имеющие в ведении своем публичные здания, гражданские и священные, заимствуют советы Академии и препоручают строение и украшение их художникам, воспитанным в Академии, предпочтительно пред иностранцами, имеющими равное достоинство».

Это было исполнением мысли В.И. Баженова, высказанной в докладе «Примечания о Императорской Академии художеств», в котором, в частности, говорилось: «Академия могла бы приращать более сама художников и добрых сограждан в отечестве нашем, особливо если бы одобрением Монаршим вошло в обычай отдавать казенные работы российским художникам под присмотром академическим, а не иностранцам, отнимающим у Россиян не только хлеб, но и самой случай показать свое усердие и искусство»[28]28
  Сборник материалов для истории Императорской Санкт-Петербургской Академии художеств за сто лет ее существования: в 3 ч. / Изд. под ред. П.Н. Петрова и с его примечаниями. Ч. I. СПб., 1864. С. 406.


[Закрыть]. Назначение Воронихина кажется логичным для «национальной партии». Вопросом дискуссии являются национальные черты в самом сооружении.

«Античный фрагмент» собора, одновременно триумфальная арка и звонница

Приведу любопытный фрагмент описания храма, составленный, вероятно, самим автором: «Сверх карниза прорезанной 16 круглыми окнами зубчатый аттик, также выходящий из оного овальный свод с крестом на вершине одним видом своим долженствует, елико возможно, представить образ древней великокняжеской короны российской»[29]29
  «Краткое описание церкви Казанской Божией Матери в Санкт-Петербурге строющейся», опубликованное в книге А. Крутецкого и Е. Лундберга «Зодчий Андрей Никифорович Воронихин. Материалы к биографии». Свердловск, 1937. С. 127.


[Закрыть]. Составив первоначальной проекты в виде «Св. Петра» и «Св. Павла», в конечном итоге Воронихин остановился на идее «русского купола», правда, не совсем ясно, на какой именно образец ориентировался архитектор.

На первых проектах купол имеет подобие шапки Мономаха. Впоследствии он стал более вытянутым и начал более походить на так называемую «Казанскую шапку». Даже в процессе быстрого строительства храма художественный идеал успел смениться. Актуальным стал русский стиль, в его зачаточном состоянии он представлен в проекте Храма Христа Спасителя Воронихина от 1813 года.

Строгоновский зодчий приложил немало стараний для осуществления проекта. К числу его удач принадлежит не столько коллонада, сколько устройство крытых проездов. Они имеют прямой пролет и тем самым, а также «окнами» призваны напоминать гигантский недостроенный античный дом. Есть и прямой аналог – арка Аргентариев, которая является составной частью римской церкви раннего христианства Сан-Джорджо ин Велабро.

Эта церковь, посвященная Георгию Каппадокийскому, изначально была основана в античном Риме посреди греческого квартала[30]30
  Путятин И. Казанский собор Воронихина: диалог с раннехристианскими и римскими древностями // Искусствознание. 1–2 /11. С. 256–283.


[Закрыть]. При возведении проездов Воронихин выдержал противодействие И. Старова. Для этого понадобилось даже устройство особой модели и ссылка на высочайшую волю.

Подобный образ находим в доме Строгоновых на Невском проспекте.

Парадная лестница дома Строгоновых создает образ дома, построенного на руинах античного храма

Парадная лестница Воронихина появилась там на месте великолепного, украшенного лепкой и золотом творения Франческо Растрелли не позднее 1805 года, когда ее упоминает Т. Реймерс в своем сочинении об Академии художеств. Каждому любителю искусств должен запомниться один из самых необычных и смелых примеров решения лестниц в европейской архитектуре: марши поставлены на четыре дорических колонны, одна из которых ушла в землю, стены покрыты рустом. Все было просто и величественно.

К сожалению, первоначальный замысел архитектора нам неизвестен во всей полноте (интерьер был перестроен, а проект его не сохранился), но даже в современном своем состоянии строгая и монументальная лестница Строгоновского дома производит неизгладимое впечатление на посетителей. Это – «говорящая Руина», старящая здание, у которого, впрочем, к тому времени уже было достаточно «рассказов». Следует напомнить, что в Картинной галерее стояла статуя «Минервы, восстанавливающей искусства на руинах античности» (так она именовалась), и этот замысел совпадал с замыслом интерьера лестницы.

Именно в этот момент ворота «замка», построенного бароном Сергеем Григорьевичем, открылись. Подтачиваемый гостеприимством Александра Сергеевича дом давно уже изменил свои строгие порядки. Теперь, «прочитав» фасад Растрелли, Воронихин использовал правый ризалит невского фасада (под Столовой) для устройства нового входа во дворец. Приказав убрать колонну и растесать своды, он устроил новый вестибюль, декорированный элементами дорического ордера. Войти в него можно было непосредственно с Невского проспекта. Влияние Англии, пешие прогулки императора Александра I, участие молодого хозяина в деятельности Негласного комитета – все эти обстоятельства повлияли на принятие решения. Двор, правда, пострадал. Потеряв былое значение, он утратил и стилистическое единство после внедрения классицистического фасада восточного корпуса. Тем не менее был создан умозрительный ансамбль, объединяющий храм и дом в единое неразрывное целое, при том что собор одновременно подразумевался как часть ансамбля Михайловского замка. Такой сложный замысел родился в умах императора Павла I и графа A.C. Строгонова.