Текст книги "ДЕНЕЖКИ"

Не видать вам, менты, Ивана

Я, как друг Иоанна Сусанина и автор этой книги, безумно беспокоился о его судьбе и сегодняшнее положение дел меня не могло устраивать. Это был простой ментовский беспредел.

– Владимир Николаевич, – обратился я к адвокату Ефремову, – а какому судье поручено разбирать это непростое дело?

– Первоначально рассматривать ходатайство об аресте было поручено судье Матылевской Анне Николаевне. Но мне из достоверных источников известно, что ее сегодня не будет на работе, заболела она.

– Володя, а она римская монахиня или кукушка заморская?

– Скорее кукушка. Она у них (ментов) типа на подряде. Штампует судебные решения, как общество с ограниченной ответственностью, учрежденное следственным управлением, – отвечает Владимир.

– Да уж, только, наверное, такую частную структуру скорее можно назвать обществом с безграничной безответственностью.

– Ты прав, Сергей, полностью. Но у них власть…

– А дело-то само какое с правовой точки зрения? Укроп на грядке или осень в дупле?

– Осень в дупле. Дело дохлое по всем статьям. Но эти гады закозлили ерша по полной программе. Намешали столько обвинений, как пиво в водку, что сами в их квалификации запутались.

– А кто судить-то будет?

– Не знаю. Дежурная судья Кузнецова.

– А она какая, из какой масти?

– Она молоденькая совсем.

– Так молодежь-то рыночная?

– Ой, не знаю. Не знаю.

– Ладно, зайдем в процесс, поймем.

– Менты себе все дыни разлохматили…

– Че, думали, как посадить и самим не лажануться?

– Там комиссия по особо важным делам…

– А че, важнякам больше делать нечего?

– Они люди подневольные…

– Куда скажут лаять, туда и побегут?

– Типа того, а башка, чтобы фуражку носить.

– Ну, не все же там гондоны?

– Есть и хорошие…

– Хорошие гондоны?

– А как пишется – гондон или гандон?

– Гондурас будет правильнее.

– Лучше калымить на Гондурасе, чем гондурасить на Калыме.

– Лучше песок на зубах, чем иней на яйцах!

– Ага, лечу бесплодие методом тыка.

– А ну-ка, больной, подышите на ладан.

– Ну, ну. Если у вас возникли проблемы с женой – надо кончать с подругами, – томясь в ожидании, чтобы взбодриться, начали мы перебрасываться шуточками из Интернета.

Наконец-то двери зала судебных заседаний открылись, и мы вошли в Российский Храм Правосудия.

Председательствующая судья Кузнецова Ольга Евгеньевна открыла заседание. Проверила явку, установить личность подозреваемого сильно затруднилась. У него вместо российского паспорта была челобитная грамота к царю, подписанная Дмитрием Донским.

– Подозреваемый, как вы можете идентифицировать свою личность? Кто может подтвердить, что вы Иван Сусанин.

– Вот нихрена себе. В тюрягу, значит садить – пинком под зад. А из тюряги надо какую-то индификалию, – возмутился Иван Иванович Сусанин.

– Ваша честь, для установления юридического факта мы пригласили на заседание трех свидетелей, – включился в процессуальные действия наш адвокат.

– Прошу пригласить свидетелей.

Я, Слава Молчанов и Анатолий Круликовский поочередно подтвердили, что Иван Иванович Сусанин проживает на улице Коммунистической в городе Иркутске в доме номер таком-то, что он именно Сусанин и Иван Иванович. Это также подтверждает грамота от Дмитрия Донского. Он у нас на Донской улице офис арендовал, потом в Москву мотался по делам государевым.

Судья долго смотрела на нас, как на дурачков. Потом у нее зазвонил сотовый телефон, и Ольга Евгеньевна объявила короткий перерыв на десять минут для принятия решения в совещательной комнате. В эту самую неприступную комнату с «заднего прохода» тут же ввалились: председатель областного суда Бубенчиков, замначальника ГУВД Черпаков. Они стали настойчиво убеждать судью продолжить заседание.

– Какая разница кто этому Ивану Сусанину давал грамоту: Дмитрий Донской или Александр Невский? Главное, что его личность подтверждают аж трое свидетелей, хотя по закону достаточно и двоих и первичный документ – грамота у него есть. Давай, милая, продолжай процесс, не кочевряжься.

Судебное заседание продолжилось. После соблюдения различных обязательных норм, предусмотренных Уголовно-процессуальным кодексом России, судья заслушала ходатайство прокурора. Прокуратуру в этом процессе представляла молоденькая девушка Алина Николаевна Николаева в синей форме и с офицерскими погонами какого-то не очень высокого звания. Прожженная прокурорша Черепанова Зоя Ефимовна вчера сильно перебрала на празднованиии по случаю присвоения ей очередного звания и на этот процесс явиться не смогла. Причина же уважительная.

Прокурор Алина Николаева зачитала ходатайство, из которого следовало, что Иван Сусанин совершил ряд опасных преступлений, которые могут квалифицироваться следующим образом: подделка документов, предоставление в суд заведомо подложных документов и покушение на мошенничество. Все указанные деяния внимательно исследовались следствием и нашли в полном объеме подтверждение этой квалификации материалами уголовного дела в шестнадцати томах, которые прошиты и все страницы в них пронумерованы.

– За один день вы собрали материалов на шестнадцать томов? – удивилась судья.

– Да, ваша честь, по Ивану Сусанину велась разработка на протяжении многих лет.

– Иван Иванович Сусанин, вы согласны с предъявляемым вам обвинением? – задала судья вопрос Ивану.

– Нет. Прокурорская девушка, конечно, очень милая. Но я что-то не припомню ее. Как она за мною наблюдала, я себе не представляю. Была тут на днях у меня молодуха в бане. Но ее кажется Соней звали. Хотя они чем-то и похожи.

– Иван Иванович, отвечайте, пожалуйста по существу заданного вам вопроса. Вы согласны с обвинением или нет?

– По существу. Это в лингвистике что? Вводное слово или член предложения? Если вводное, то я и говорю, что вводил член. Так ведь чего еще в бане делать с девками? – съязвил обиженный на свою иркутскую судьбу Иван.

– Ваша честь, разрешите мне пояснить ситуацию, – вступился за Ивана адвокат Владимир Ефремов. – Вы не обижайтесь на него. Иван уже пожилой человек. А ерничает он, потому что его ни за что упрятали в каталажку, да еще издевались над заслуженным ветераном труда.

– Тогда вам слово. Поясните позицию защиты по существу этого ходатайства в частности и уголовного дела в целом, – судья представила процессуальные возможности адвокату для защиты своего подопечного.

– Начну все по порядку. Итак, Ивану Сусанину инкриминируется подделка документов. Как же он может подделать документы? Посмотрите на него. Он компьютером не владеет вообще. А кто изготовил удостоверения от администрации президента РФ и от общественной палаты, следствие даже не озадачивалось.

– А кто изготовил эти документы? – судья обратила свой вопрос в зал к прокурору, пришедшей поддерживать следствие.

Прокурорша сидела молча.

– Это я. Это я их напечатал на цветном принтере, – заорал во весь голос я. – Мне и отвечать за это надо, а не Ивану. Сусанин тут не при делах.

– Понятно, значит следствием этот вопрос не изучен, – суд сделал свой первый вывод.

– Идем дальше, – продолжил свою речь Владимир Николаевич Ефремов, – в суд Иван Сусанин заведомо подложные документы не представлял и представлять не мог. Во-первых, эти удостоверения шуточные. Они не дают их предъявителю никаких прав. И у лиц, которым эти юморные удостоверения предъявляются, не возникает никаких обязанностей, в том числе и материальных, денежных. Во-вторых, целью в этом приколе было не обогащение, а насмешка над взяточниками, казнокрадами и коррупционерами. А то, что они от глупости своей расстилались перед Иваном Сусаниным, так это их беда. Это у них самих рыло в пуху. А в действиях моего подзащитного корысти не было. Следовательно, не может быть и не было на самом деле состава уголовного преступления.

– Правильно Володя говорит. Они мне жопу целовать готовы были, эти водолазы-чиновники от правоохранительной системы, – встрепенулся Иван Сусанин.

– Так, а что по этому доводу может возразить прокуратура? – снова вопрос отправлен судьей в зал заседаний.

Ответа не последовало.

– Позиция защиты мне понятна. Она объективна. Следствием этот факт так же абсолютно не исследован, – суд сделал второй вывод.

– Ваша честь, разрешите я продолжу. Исходя из отсутствия факта подделки документов и отсутствия корысти в действиях моего подзащитного, квалификация его действий как покушение на мошенничество выглядит противоправно и нелепо.

– Что вы, представитель от прокуратуры, можете на этот счет сказать суду? – снова звучит вопрос в адрес обвинителя.

– Я, ваша честь, в полном объеме отказываюсь от ходатайства об аресте Ивана Ивановича Сусанина и от обвинения по всем его пунктам как несостоятельным.

Сидящий рядом с прокуроршей следователь Дерюгин громко заплакал. У Алины Николаевны Николаевой ярким пламенем зарделись уши. Она прекрасно понимала, что это заседание, скорее всего, последнее в ее прокурорской карьере. Но она гордо смотрела в глаза судье Кузнецовой Ольге Евгеньевне, и у них обеих в глазах светились искринки торжества самого настоящего правосудия.

В совещательной комнате уже был готов праздничный стол. Коррупционеры Бубенчиков и Черпаков накрыли поляну, предполагая свою безоговорочную победу. Но праздновать оказалось нечего. В висках у генералов бешено пульсировали кровеносные сосуды. Как же быть? У Сусанина осталась где-то целая папка с обширнейшим компроматом и исчерпывающими доказательствами их мерзкой противоправной деятельности. Что же де-е-е-лать? Что???

У Черпакова на всякий случай с собой был чемодан. А в нем два вполне рабочих фашистских автомата «Шмайсер» из музея Великой Отечественной войны. И к ним куча рожков, заряженных патронами, по тридцать два в каждом.

Ивана освободили из-под стражи прямо в зале судебных заседаний. Мы обнимались и торжествовали. Но вдруг Иван отстранился от меня и приказным тоном сказал судебным приставам:

– Везите меня обратно в тюрьму. Мне там надо забрать свои вещи, чтобы потом гулять со своими друзьями на свободе.

– Иван, ты что делаешь? Завтра съездите вместе с адвокатом. Сейчас это ни к чему. Всякое ведь может случиться.

Но Иван Сусанин был непреклонен. Потом я узнал, что он торопился, чтобы включить в камере №007 настоящее время, вернув ее из далекого будущего. Он очень переживал за то, что его погибшего тюремного друга Мишу Монастырева надо было предать земле по русскому обычаю.

Как только Иван зашел в тюремную камеру и за ним захлопнулась дверь, тут же зазвучали выстрелы очередей из немецких автоматов «Шмайсер». Генералы Бубенчиков и Черпаков остервенело строчили через глазок в темноту камеры, рассыпая смертоносные пули по всему каземату. Они меняли рожки – их перекашивало сильнее, чем были перекошены лица этих убийц-правоохранителей. Энергетику гримасы на их разгоряченных рожах можно было, наверное, охарактеризовать как глубокий оргазм в безудержном гневе. Потом рожки все же вставали на свое место, и крошиловка продолжалась и продолжалась. Когда боеприпасы закончились, надзиратели отворили скрипучую дверь. Там было четыре трупа, изрешеченных и изуродованных пулями: Лось с Кабаном, Гнида с Монахом. Ивана Сусанина нигде не было…

Научный эксперимент

Подготовка к околпашиванию банка

Первым делом нужно было добыть информацию о банках, которым в ближайшее время грозит отзыв лицензии, что в принципе означало, что финансовая организация «накроется медным тазом». С моими обширными связями получить достоверную и полную информацию по данной тематике оказалось делом хоть и сложным, но вполне решаемым.

Первым кандидатом на полный кирдык в ближайшем будущем стал «ПУК-банк». Полное наименование этого банка: «Порядочность, управляемость, компетентность».

Вторым банком, представленным в нашей Иркутской области, стал «БВН». Его полное название: «Богатей вместе с нами».

В чем заключалась цель моего исследования?

Оформить, так называемый, технический кредит, взяв деньги, поделить их между участниками и заинтересованными лицами в размерах, оговоренных в начале пути на берегу. А там – хоть трава не расти?

Нет, такой примитив не для нас. Нам нужно понять природу глубинных процессов, взаимодействие отдельных элементов системы между собой, причинно-следственные связи, короче, сделать томограмму коррупционного организма и его мозга.

Скорее всего, что по итогам научного исследования будут предприниматься попытки нас осудить и отобрать деньги. Но это в том случае, если верхи посчитают, что их сильно нагрели и увели много денег. А еще коррупционеры могут испугаться разоблачения своих схем и через подведомственные им правоохранительные органы начать преследование пытливых ученых. Поживем, увидим.

Как быть при этом с моим золотым правилом, что я никогда не нарушаю Закон? В нашем случае это рассуждение из разряда философских. Есть правила, есть и исключения, а так же риски. Но в данном конкретном процессе я нахожусь в качестве не организатора и соучастника, а научного исследователя различных финансовых процессов. Все варианты развития событий тщательно продуманы и обкашляны.

Во-первых, кредитные ресурсы берутся под конкретную программу на развитие конкретного имущественного комплекса.

Во-вторых, кредит будет обеспечен залоговым имуществом, которое будет предварительно оценено независимым оценщиком «типа, ясен пень» по рыночной цене.

В-третьих, любой бизнес подвержен вполне определенным рискам. Наш торгово-арендный, к примеру, пролетел. Но банк вправе забрать залоговое имущество. Значит, и по формальным основаниям кипишиться никто не должен.

В-четвертых, банковские жулики получат свои пятнадцать процентов от суммы кредита. Собственники имущества получат бабки, эквивалентные той сумме денег, за которые они никак не могли продать свое имущество. Значит, обмана нет.

В-пятых, корысти в дальнейшем использовании денег на свои нужды лично я не имею. Значит, состава преступления в моей познавательной и исследовательской деятельности нет.

В-шестых, никто фактически от нашего эксперимента не пострадает, кроме вороватых чиновников.

А что, собственно, я исследую и познаю?

Государство в лице чиновнического аппарата под написанные прирученной группой привилегированных лиц, называемых депутатами, правовые акты проводит политику принуждения к подчинению граждан страны определенным, выгодных только им, правилам.

Как при этом поступают граждане, если не брать во внимание организацию протестных и революционных действий, направленных на свержение чиновнического беспредела? Правильно! Люди ищут лазейки для своего нормального существования. Кто-то уклоняется от налогов, ведя серый бизнес. Кто-то выживает, работая без всяких государственных регистраций. Кто-то разоряется, не успев почувствовать вкуса заработанных денег. Кто-то вообще, послав всех нах, уходит жить в лес, в скит, подальше от всей цивилизации. Кто-то пытается заработать на скромных объедках от национального финансового пирога, неизменно разворовываемого чиновничьей братвой.

А поскольку чиновники свято верят, что они ничего не воруют (эти думы о воровстве удел плебеев и нищебродов в их чиновничьем понимании, конечно), а берут они свое, посланное «богом» своего административного уровня (от градоначальника, губернатора, замминистра и так далее по возрастающей), то они вынуждены защищать свои интересы, используя репрессивный аппарат и силовые структуры для принуждения граждан к исполнению разных законов, написанных для защиты их, чиновничьих интересов. Для них самих закон не писан. Им можно все или почти все.

Если перейти к конкретике, то в нашем случае дело обстоит так. Риски названных банков застрахованы в системе АСФ. Это действительно хороший и разумный механизм для защиты интересов вкладчиков физических лиц и индивидуальных предпринимателей. То есть вполне определенный объем денег зарезервирован для возмещения возможных финансовых потерь «физикам». Это правильно со всех точек зрения и логично с точки зрения чиновников. Физических лиц всегда огромное количество, а их доля в общем финансовом пироге невелика. Так вот, чтобы жалоб и вони было меньше, физикам надо погасить долги. А юрики, юридические лица? Как поступают с ними? Тут уже, как бог коррупции распорядится. Чаще всего их посылают нах. Потому что руководство банка с заинтересованными чиновниками денежки уже вывели, украли и спрятали их за рубежом.

А какой выход из этой и других схожих ситуаций для простых предпринимателей? Вариант практически один, особо выбирать не приходится – надо выкручиваться, подстраиваться под существующие реалии.

Таким образом, в своем исследовании я рассматриваю:

– возможность уменьшения доли украденного и, соответственно, вывезенного денежного потока из конкретного банка за границу чиновничьей братвой;

– и, в противовес им, реализацию финансовых возможностей через пополнение оборотных средств для вливания спасенных от воровства чиновников денег рухнувшего банка в экономику родной страны. Звучит как-то даже патриотично!

Все же случаи вывода денег из банков и других финансовых учреждений с целью их перевода за границу надо самым серьезным образом пресекать. Все полученные деньги в результате финансовой деятельности в России, должны вкладываться в экономику нашей Родины. А все басни о свободном движении капиталов пусть рассказывают дуракам. Правда, и условия для инвестиций в родную экономику тоже должны быть привлекательными. А это уже кровное дело правительства страны. Если оно, конечно, вменяемое.

На нашем уличном «Совете Старейшин» я предложил провести, если говорить современным языком, кастинг на замещение вакантных должностей генеральных директоров в двух действующих предприятиях. Эти юрлица призваны принять участие в научном банковском эксперименте по получению технического кредита. Для чего нужны эти заранее подобранные предприятия?

Во-первых, кто-то из юрлиц должен подать заявку на получение кредитных денег. А у него еще должна быть хорошая история. А от имени предприятия такую заявку подписывает генеральный директор, который должен быть в теме научного эксперимента.

Во-вторых, у предприятия должно быть в собственности недвижимое имущество для обеспечения кредита, чтобы его можно было оформить в залог.

В-третьих, руководитель предприятия должен попытаться изобразить добросовестность заемщика: два, три раза произвести оплату по кредитному договору, а потом уже сослаться на внезапно возникшие трудности и, как следствие, невозможность отвечать по обязательствам.

В-четвертых, кого-то будут прессовать за невозврат кредитных средств. И кто-то должен исполнить условия кредитного договора при невозможности исполнения финансовых обязательств: передать залоговое имущество банку, чтобы тот на законных основаниях отстал.

В-пятых, нужно ясно понимать, что при смене собственника имущества, в данном случае залогового, арендаторы и предприниматели не пострадают, потому что в силу закона, смена собственника никак не влияет на арендные отношения, заключенные ранее перехода права собственности на объект аренды к третьему лицу.

– Получи залог и отвали, – очень вежливо банку должен сказать гендиректор. – Хошь, вводи банкротство, хошь, еще чего…

В-шестых, через последующую процедуру банкротства, как самого банка, так и залогодателя, переставших отвечать по своим денежным обязательствам, можно подешевле третьим лицом выкупить обратно свое имущество для дальнейшего зарабатывания бабла от сдачи его в аренду тем же самым предпринимателям, которые и были ранее.

Итак, конкретные предприятия для проведения научного исследования коррупционной напряженности (так я деликатно сделал заказ) предоставили: одно – спортсмен-единоборец из Ангарска Игореха – это торговый центр. Второй вариант поступил от авторитетного кикбоксера и уважаемого человека Валерия Михайловича. Он предложил принять в разработку торгово-промышленную базу на окраине Иркутского района Ново-Ленино.

Ангарские предприниматели уже давно хотели продать свой бизнес. Их торговый центр трясло от многочисленных проверок и наездов разного рода защитников от микробов и пожарной опасности, торговой и налоговой инспекции. Всем надо дать, иначе они на вполне законных основаниях (законы-то для них написаны) начинали строить козни. Работа могла остановиться. Пострадали бы как собственники торгового центра, так и арендаторы – многочисленные продавцы товаров и услуг, а значит их семьи остались бы без средств к существованию. А их кредитное ярмо и задержки оплаты товаров поставщикам вообще могли привести к разорению мелких торговцев. Страдали бы и покупатели, которые привыкли делать покупки в этом центре. Вот от безысходности владельцам торгового центра и приходилось подкармливать армию проверяющих. А их аппетиты неуклонно росли. Им, видишь ли, было необходимо еще подкармливать и своих вышестоящих начальников. Нагрузка росла. Вся прибыль уходила на эти непредвиденные ранее, вынужденные расходы. Какой смысл при таких обстоятельствах заниматься бизнесом? Никакого. И избавиться от напасти не было реальной возможности. Продажные менты с этими коррупционерами работали в одной упряжке. Хоть зажалуйся, толку нет.

На торгово-промышленной базе в Иркутске ситуация была аналогичная и во многом схожая с проблемами ангарчан. Такая обстановка свойственна почти поголовно для всего малого бизнеса, который чиновники привыкли постоянно доить.

Для участия в банковском эксперименте нужно было произвести замену руководства, поставить новых своих генеральных директоров. Срок их работы для надежности научного эксперимента должен превышать шесть месяцев, что легко проверяется выпиской из ЕГРЮЛ (единого государственного реестра юридических лиц). Попутно надо было заменить и главных бухгалтеров, если, конечно, у них «очко типа не железное», в том смысле, если они трусливые.

Вот на смотрины привели первого претендента.

Референт – Леня Силин по прозвищу Кувалда – представил нам кандидата в космонавты или танкисты (прим. в формальные генеральные директора).

«Итак, Соленый – Костя Харитонов, еще его кличут Харитон, а в детстве звали просто Харя. Человек образованный, окончил четыре класса музыкальной школы. В совершенстве играет „Мурку“ на фортепьяно. Культурный, стало быть. Он еще и стихоплет не хилый. Стихи его мы в шутку называем соленые. Потому что в них есть соль жизни. А так, он пацан правильный, понятия знает, понимает, уважает и ими руководствуется, следуя по жизни. Характер уравновешенный звиздячкой с правой и левой руки. Дружит с зеленым змием, но не шибко. В меру, так сказать. А в меру – это не значит мало. Проверен в боевых действиях, зарекомендовал себя отчаянным и неустрашимым бойцом. Ну че еще сказать?»

– Спасибо, Кувалда, хватит умничать, пусть Соленый-Харитон сам за себя побазарит. Правильно я говорю, Сергей Алексеевич? – обращается ко мне с вопросом Валерий Михайлович.

Членов жюри у нас всего два: я да он, третьего – Николая Николаевича временно дисквалифицировали менты, загремел он на пятнадцать суток за вчерашний дебош в ресторане.

– Правильно говоришь, Валерий Михайлович, – отвечаю я, глядя на авторитетного во всех отношениях члена отборочной комиссии. – Можно ли мне задать вопрос вам, уважаемый Соленый? – обращаюсь я к претенденту на пост гендиректора.

– Валяй, Серега, – ответил Костя Соленый.

– Не Серега, а Сергей Алексеевич, – поправил его мой коллега по научно-изыскательской работе.

– Извольте спрашивать, Сергей Алексеевич, просю пардона, – и Костя делает движение, чем-то очень похожее на реверанс.

– Харитон, ты кончай придуриваться, у нас все по-серьезному, – снова одергивает его Валерий Михайлович.

– Соленый, ты на каком музыкальном инструменте играешь? – начал я издалека непринужденный разговор, чтобы расположить к себе собеседника, дать ему успокоиться, не ощущая при этом напряженности.

– Кувалда же сказал ранее… Я на фортепьяно умею лабать круто. Мамка меня в детстве заставляла в музыкальную школу ходить. Пианино мне купить не могли, денег не было. Хотели, чтобы я на скрипку перешел. Она дешевле и размерами маленькая, таскать ее удобнее. Но я забросил всю эту музыку нахрен и пошел в секцию боксом заниматься. Это куда полезнее и намного практичнее для простой жизни.

– А на арфе играть умеешь?

– Не, на арфе играть не нравится, карты проваливаются, – засмеялся Соленый. – Знаю я этот прикол про картежные игры, Сергей Алексеевич. Можешь не проверять.

– А камерную музыку любишь?

– Да, я на камерной гармошке играл, приходилось.

(Прим. камерная гармошка – это батарея отопления камеры, где сидят арестованные или отбывают свой срок осужденные в СИЗО или тюрьме.)

– Валерий Михайлович, нам же пацаны без судимости нужны для научного эксперимента, ё-мое, ты че забыл что ли или как? – обращаюсь я к члену нашего авторитетного жюри.

– Нет, Сергей Алексеевич, я ничего и никогда не забываю. А Соленый и не имеет судимости, хоть и пришлось ему пуд соли съесть в тюремной камере. Потому и погоняло к нему такое приклеилось. Взяли его менты случайно. Просто находился, как говорят, не в то время и не в том месте. Колоть его стали на сознанку в мокрухе, которую он не совершал. Он в отказ. Тогда мусора его в пресхату закинули. Там зэки козлы-беспредельщики по заказу ментов за послабление к себе режима содержания издевались над сидельцами, чтобы те брали на себя чужие дела. Слабаки ломались, писали добровольную признанку. А у ментов поганых росли показатели по раскрываемости. Вот туда и поместили нашего Харитона. Били его, издевались всяко, но Костян был в отказе. Тогда решили сломать его, засунув в… паяльник, включенный в электрическую сеть. Такую пытку редко кто может выдержать. Но Харитон не дал сучарам это сделать. Он своими зубами перегрыз себе вены на левой руке. Кровища фонтаном… Его потом в больничку определили на лечение. А у пацанов уважуха к нему большая обозначилась, – теплым отцовским голосом поведал мне Валерий Михайлович.

 
Играя с жизнью, будь же осторожен.
Судьбы тяжелый рок предостеречь,
И новых встреч, общения людского
Ты не ложи на обнаженный меч.
Умей плечо свое подставить
И руку другу вовремя подать.
И в горе быть, и в радости, и в счастье,
Дорогу жизни вместе прошагать.
 

Вдруг продекламировал свое стихотворение Костя Харитон-Соленый. Голос его звучал как-то задумчиво.

Я тоже с уважением начал рассматривать Соленого Харитона Костю. Он был высокого роста, немного ссутуленный. В глазах читались блики тоскливого одиночества, и еще во взоре улавливались какие-то слабозаметные белесые энергетические облака. Такую затуманенность я видел по жизни не раз. По ней я безошибочно определял, что на человеке лежит чья-то прерванная жизнь. Она-то своим крылом и закрывала обзор радости грешнику, заставляя его взгляд становиться грустным и печальным. В жизни всякое бывает. Я не стал будоражить и шевелить эту тему, наверняка, связанную с Соленым.

– Кувалда, ты посмотри на одежду генерального директора. Он в чем ходит? Что, эти стремные треники с пузырями на коленях и футболка – форма одежды для высокого руководителя, генерального директора? – начал я язвительно задавать вопросы смутившемуся референту Лене Силину.

Валерий Михайлович тоже был не против этого кандидата на пост генерального директора. Соленый его устраивал.

– Кувалда, дай команду нашему заведующему хозяйством немедленно приодеть Соленого в крутом бутике. Ему через полгода в банк за лавэ идти придется. Надо, чтобы он привык элегантно носить фартовый клифт с галстуком и педали (прим. туфли) фирменные лакированные, – скомандовал Валерий Михайлович.

– Пацаны, мне только галстук бабочкой нужен.

– Ничего себе, разнесло тебя, Соленый. Может тебе еще фрак подавай, – начал было возмущаться Валерий Михайлович.

– Блин, а че такое фрак, поясни, шеф.

– Фрак это типа клифт (прим. пиджак), только сзади у него разрез и две такие полы, ну типа как хвост у пингвина, – пояснил наш многоопытный товарищ.

– Не, хвост мне пингвиний не нужен.

– А почему тебе, Соленый, обычный, к примеру, итальянский галстук не катит? – заинтересовался я.

– Понимаешь, Серега, обычный галстук он как удавка. А я от мыслей об удавке часто просыпаюсь и потом всю ночь уснуть не могу. Я раньше пацанам об этом не говорил, но думаю настало время открыться. Когда мне на тюремной больничке руку зашили, там, вены починили и все такое прочее, меня в обычную камеру «Белого лебедя» перевели. А там стукач один кантовался. Он, козлина, ментам продался. Любые показания по их требованию на нормальных пацанов давал. Оговаривал всех подряд. Да и в одном деле этот козел мог сильно навредить, знал шибко много. Но пока, до поры до времени, молчал, у самого все рыло было в пуху. Так, с воли малява (прим. письмо) пришла. Предписывалось замочить суку. Поручили мне. С одной стороны, проверяли, наверное, с другой – уважали. Да еще и потому что я откинуться должен назавтра за недоказанностью обвинения. Думать некогда, времени нет. Я как вспомню тех гадов из пресхаты, так по коже мурашки бегут. Эта скотина тоже из той масти холуев ментовских. Короче, ночью я сделал типа галстука из рукавов его же рубахи и спящему гаду за его шею привязал в чуть приподнятом над кроватью состоянии, а другой конец «галстука» к шконке второго этажа (прим. двухъярусной кровати) прикрепил. Потом дал ему по башке слегка. Он вырубился, осел, петля затянулась и… кранты стукачу. Утром хипеж (прим. крик, скандал, шум) поднялся. Но меня никто из сокамерников не заложил. Дело списали на суицид. Типа совесть замучила зэка, был раньше нормальным пацаном, а потом скурвился, вот и порешил сам себя с горя за утраченную воровскую честь. После этого у меня к галстукам…

– Ясно откуда у Соленого туманная пелена на глазах, – подумал я, а вслух сказал, – надо бы нашему Соленому в церковь сходить, попросить у Бога отпущения грехов, исповедаться.

– Кувалда, возьми бабок, свозишь Соленого к попам. Дашь им там штуку баксов типа на ремонт храма, тоси-боси, хрен на тросе. Пусть они песни попоют за нашего Костю Харитонова.

– Шеф, ты че? Они ведь песни-то не поют.

– А че они там делают, пляшут что ли?

– Нет, они молитвы читают и службы ведут.

– Вот пусть не в службу, а в дружбу попоют.

– Лады. Я скажу отцу Дионисию, чтоб спел.

– И грехи пусть отпустит пацану нашему.

– Лады. Как скажешь шеф. Базара нет.

– Соленый, – вклиниваюсь в разговор я, – за какие коврижки ты хочешь участвовать в нашем научном эксперименте?

– В прошлый раз за выполнение задания мне из общака купили отдельную квартиру. Раньше я скитался, почти как бомж… А сейчас охота дачу справить на берегу Иркутского водохранилища или на Байкале. Понимаешь, я в тюряге сидел под следствием ни за что. Но вернулся оттуда, подхватив кое что…