Текст книги "Умные парни (сборник)"

Академик Всеволод Бурцев
ТЕНЬ ОБРЕЧЕНА НА ОТСТАВАНИЕ

Лауреат Ленинской и двух Государственных премий академик Всеволод Бурцев – олицетворенная секретность. Он никогда не давал интервью, не выступал в открытой печати. Международные конференции посещал по особому разрешению Политбюро, но никогда не зачитывал доклады. В командировках его лично сопровождал сотрудник спецорганов. Лишь однажды академик Всеволод Бурцев согласился побеседовать о своей жизни и работе…

Вопрос: Всеволод Сергеевич, вы руководили созданием систем управления противоракетной обороны. Знаменитый комплекс С-300, система ПРО вокруг Москвы, машины «Эльбрус», на которых держится наш оборонный комплекс, – ваших рук дело. Но учение в школе для вас закончилось в пятом классе…

Ответ: Нас эвакуировали из Москвы, мама умерла от брюшного тифа, жили впроголодь – с четырнадцати лет мне пришлось работать. Истопник, сторож, слесарь на хлебозаводе… Школьные экзамены сдал экстерном, закончил подготовительные курсы в Московском энергетическом институте. В 47-м умер отец. Все годы учебы работал монтером. На дипломную работу приехал создатель отечественной вычислительной техники Сергей Лебедев и пригласил всю нашу группу к себе на работу. В 1951 году мы сдали комиссии во главе с Келдышем и Лаврентьевым первую быстродействующую электронно-счетную машину БЭСМ с производительностью 2 тысячи операций в секунду. В 1953 году решили задачу съема данных с радиолокатора и ввода их в ЭВМ, что дало возможность сопровождать в полете сразу более десяти целей. В мире ничего подобного не было.

В 1959 году была создана первая в мире система уничтожения баллистических ракет (ПРО). Именно тогда Хрущев сказал: «Мы ракетой можем муху сбить». 4 марта 1961 года, на двадцать лет раньше США, мы сбили на полигоне Сары-шаган баллистическую ракету. Мощность вычислительного комплекса ПРО была уже 160 тысяч операций в секунду.

В 1967 году появился боевой вычислительный комплекс ПРО под Москвой, состоявший из единой сети в несколько десятков машин. И это тоже впервые в мире. Этот комплекс был модернизирован и по-прежнему защищает столицу от ракетного удара.

Вопрос: Много успехов, но почему все они в прошлом? Почему мы отстали от Запада по части электроники?

Ответ: Отставание началось с элементной базы. В том, что мы решили копировать IBM, может быть, ничего плохого не было, но их элементную базу мы повторить не могли. Разница в ее надежности колоссальная. Наработка на отказ отличается в тысячу раз. Нам были необходимы стенды для испытаний приборов, и я много раз ходил по инстанциям, доказывал эту истину. В ЦК мне сказали: «Главное – рабочий класс. Людей кормить надо, а ты предлагаешь выбрасывать продукцию». Мы не учли того, что копируемую нами продукцию ее авторы постоянно совершенствуют, а вместе с ней и системное матобеспечение. Пропасть отставания с каждым годом разрасталась…

В «оборонку» вкладывались большие деньги, но понять важность транзисторов в высоких кабинетах не смогли. Полупроводники ведь не стреляют. В век информатики уровень элементной базы – проблема номер один. Клинтон не случайно вложил в эту проблему несколько миллиардов долларов.

Вопрос: Сейчас в российских военных системах стоит отечественная или западная микроэлектроника?

Ответ: Отечественная. Для военных объектов можно за счет резервирования повысить надежность вычислительных средств. Размеры, энергетика здесь не так важны. За счет ухищрений в схемотехнике, в архитектуре нам в отдельных случаях удавалось наверстать отставание по элементной базе. Противоракетный комплекс С-300 лучше американского «Пэтриота».

Сейчас все больший вес приобретает мнение перевести Министерство обороны на импортную элементную базу. Это страшная вещь. Вывести из строя технику, если в ней используются импортные микрочипы, элементарно. В процессоре десятки миллионов транзисторов. Можно поставить в интегральную схему чипы, которые раз в месяц будут выдавать импульс, сбивающий всю систему. В точно известный день и час, когда система обороны будет неработоспособной.

Вопрос: Американский инженер Раттнер считает, что информационная революция – это последовательность событий и на каждом этапе есть шанс стать лидером. Почему мы никак не найдем свой шанс?

Ответ: Было закрыто много интересных проектов: векторный процессор «Эльбрус», модульный конвейерный процессор МКП, машина ССБИС. От суеты начались слияния и разделения институтов. От желания быстрого успеха возникают нежизнеспособные проекты вроде того, что ведут и рекламируют коммерческие структуры. По той же причине поются ликующие гимны в адрес нашей суперЭВМ. Я не против этой работы, но не надо говорить, что проблема отныне решена и Россия по этой части стала третьей в мире. Все микропроцессоры, все локальные сети в машине зарубежные. Отставание гигантское: в США есть машина на 100 терафлоп, несколько машин на 10 терафлоп. Наша МВС-1000М тянет только на 1 терафлоп.

Надеюсь на разработку нашего коллектива, где на отечественной элементной базе решены принципиальные проблемы: вопрос поставки данных и параллельного счета, автоматическая синхронизация, экономия процессорного времени. Построен имитатор машины при помощи компьютерного моделирования – 1 терафлоп на одном процессоре! Это дает возможность построить на нашей элементной базе суперЭВМ производительностью 100 терафлоп. Конечно, энергопотребление большое, но ведь суперЭВМ нужны в единичном количестве для задач, представляющих общенациональную значимость.

Вопрос: А если искать удачу на новом направлении? Можно ли построить вычислительную технику на иных физических принципах?

Ответ: Несколько лет назад я возглавлял комиссию, которая загрузила ведущие физические институты именно этим вопросом. Вывод: единственное, что можно использовать, – электронный оптический коммутатор. В перспективе – ассоциативную память. На этом направлении оптика имеет преимущество перед электроникой. Для создания таких устройств нужны полупроводниковые лазеры, а здесь у нашей страны позиции крепкие. Но построить ЭВМ на оптическом принципе не получается даже в США.

2004

Академик Радий Илькаев
АТОМНЫЙ ПРОЕКТ СПАС СТРАНУ, НАУКУ И ИНТЕЛЛЕКТ

Научный руководитель Российского федерального ядерного центра, ВНИИ экспериментальной физики, – академик Радий Илькаев. Он пришел в Саров в 1961 году, когда на Новой Земле была испытана самая мощная в мире бомба конструкции Сахарова. После испытаний ударная волна трижды обогнула Землю. Илькаев – самый засекреченный российский академик. Тем забавнее наблюдать, что проводница в поезде Москва – Берещино отлично знает, кого она обслуживает, и поэтому обслуживает по-особенному. Впрочем, когда-то у научного руководителя Арзамаса-16 Юлия Харитона был свой салон-вагон, выделенный лично Сталиным.

Академик Радий Илькаев для России важнее всех вместе взятых шоуменов, авторов гламурных романов, поп-певцов и мастеров фигурного скольжения. Но в лицо его никто не знает, с микрофонами вокруг не бегают. Впрочем, в силу рода занятий в разговор с незнакомцем он вряд ли вступит. Академик Радий Илькаев – единственный руководитель за всю историю ВНИИЭФа, который совмещал функции директора и научного руководителя. В Сарове он единственный человек, которого знает в лицо каждый житель закрытого города.

Вопрос: Радий Иванович, если бы не было создано ядерное оружие, как развивалась бы мировая история?

Ответ: Дела пошли бы плохо, потому что не было бы инструмента сдерживания. В политике агрессивность не спадает – Югославия, Ирак, но крупных конфликтов нет. Уверен, если бы СССР не сделал атомную бомбу, не возникло бы ядерного сдерживания. Без бомбы предотвратить самые ужасные сценарии было бы почти невозможно.

Вопрос: Если бы США не сделали бомбу, СССР стал бы ее делать? И мог ли СССР, как США, сбросить на кого-нибудь для устрашения свою бомбу?

Ответ: СССР не стал бы первым делать бомбу. Наша армия была настолько мощная, что за три недели могла до Ла-Манша дойти. Америке далеко до зоны интересов, а страх перед Гитлером был большой, поэтому они сделали бомбу. Я абсолютно уверен и точно знаю, что СССР первым никогда бы не применил ядерное оружие. Россия тоже не применит.

Вопрос: Гитлер мог сделать атомную бомбу?

Ответ: Нет, не мог. У него не хватало ни ресурсов, ни времени. СССР, в отличие от США, реально оценивал возможности Гитлера и не боялся немецкой атомной бомбы. Потом Америка ошиблась еще раз и недооценила наши возможности в создании атомной бомбы. СССР сделал ее на несколько лет раньше американских прогнозов.

Вопрос: Не оказался ли ядерный щит для нашей страны непосильным бременем? Не обескровил ли нас атомный проект?

Ответ: Атомный проект спас нашу науку, потому что физику ожидали такие же гонения, как генетику и кибернетику, которые оправиться не могут до сих пор. Благодаря атомному проекту в стране колоссально возросла роль интеллекта, и властям стало очевидно, что без него крупных задач не решить. Атомный проект дал толчок развитию передовых технологий во всей промышленности. Все наши нобелевские лауреаты были связаны с атомным проектом. Однако я считаю, что в ядерной гонке надо было остановиться в начале 1960-х, когда установился ядерный паритет, а мощность зарядов была уже очень велика.

Вопрос: Во время визита президента РФ в Саров речь шла о создании суперкомпьютеров, которые должны обеспечить наш технологический рывок. Но нужны ли сейчас нашей науке суперкомпьютеры и не окажется ли это новой тяжелой ношей?

Ответ: Нашему ядерному центру суперкомпьютер необходим, совершенствование ядерного оружия без него невозможно. Есть еще несколько важных задач в авиастроении, климатологии и метеорологии, атомной энергетике, но в целом суперкомпьютеры российской наукой пока не востребованы. Боюсь, как уже бывало, опять деньги потратим, а результата не будет.

Вопрос: Наша наука работала на нобелевском уровне. Когда и по каким причинам, на ваш взгляд, началось отставание?

Ответ: Спад в науке произошел в 1970-х годах. Сказались ошибки, допущенные при Хрущеве, который запретил ученым преподавать в вузах и стал распылять средства, развивая науку не вглубь, а вширь, пытаясь освоить все области. В последние годы наметилась положительная динамика, но предстоит сделать еще много, чтобы поставить науку в России на прежний уровень. Но если не поднять экономику, к науке обращаться бессмысленно. Промышленность задышит – и наука проснется. Пока только 30 процентов товаров в стране отечественного производства.

Несмотря на все проблемы, я остаюсь оптимистом. Думаю даже Союз оптимистов создать. У меня мечта есть – по примеру дореволюционного проекта железной дороги через всю Россию, поднявшего экономику, протянуть до Тихого океана новую экологически чистую железную дорогу, которая будет работать на атомных станциях, выстроенных вдоль трассы. Это был бы колоссальный рывок в области высоких технологий.

Вопрос: Почему, несмотря на все призывы, не удается запустить инновационную экономику?

Ответ: Бед много, но главная – жуткое, тотальное засилье чиновников. Такого засилья не было ни при какой власти. Никто никого не слышит, разговаривать можно только с одним чиновником, под которым непосредственно ходишь. Из одномерного пространства вырваться невозможно. Во многих областях кооперация разваливается, как случилось с «Булавой». Не дай бог, развал дойдет до атомной отрасли.

Вопрос: Мораторий на ядерные испытания сохраняется 20 лет. И вы продолжаете совершенствовать ядерное оружие. Но можно ли это делать без испытаний?

Ответ: Можно. В ядерном оружии много сложных систем, и испытания продолжаются, только без ядерных взрывов. Совершенствование боевой части требует все более сложных научных моделей. Продолжается математический обсчет сделанных в XX веке испытаний. Их проведено столько, что считать параметры будут наши потомки.

Вопрос: Ведутся переговоры о дальнейшем сокращении ядерных вооружений. До какого предела, на ваш взгляд, можно сокращать ядерные силы?

Ответ: Я знаком с американскими работами, где оценивается, сколько потребуется обычных вооружений, чтобы вывести из строя ядерный потенциал России. Мы близко подошли к тому рубежу, когда дальнейшее сокращение будет угрожать нашей безопасности. 1 675 боеголовок – это предельная цифра. При этом нам необходимо развивать ракетную технику нового поколения.

Вопрос: В годы вашего директорства в Сарове началось активное восстановление храмов. Зачем вы расходуете средства на непрофильную деятельность?

Ответ: История России трагична, и страна просто бы не сохранилась, если бы наш народ не проявлял в драматичные моменты высочайшей духовной силы. Из всех общественных институтов только церковь всегда была с народом и поддерживала эту духовную силу. И сегодня церковь может сделать очень многое, потому для собственного спасения ее необходимо поддерживать. Каждый год в России от пьянства, аварий, пожаров погибает 100 тысяч человек. Разве мы пьянь и рвань? Не верю. Без церкви наше общество не выздоровеет. И наука ему будет не нужна.

2009

Академик Евгений Челышев
ИСКУССТВО СТАРОСТИ В ТОМ, ЧТОБЫ ДОЖИТЬ СВОЙ ВЕК ДОСТОЙНО

Евгений Петрович Челышев – единственный из российских (и советских) академиков, кто был участником Парады Победы 24 июня 1945 года. Конечно, тогда молодой офицер не был академиком и наверняка даже не мог представить, на каких академических высотах он окажется. Академик Евгений Челышев много лет был академиком-секретарем Отделения литературы и языка и членом Президиума Академии наук. Е. П. Челышев руководил подготовкой к двухсотлетнему юбилею Пушкина. Сейчас полковник Челышев является председателем Совета ветеранов РАН. Академик Челышев вспоминает о своей фронтовой судьбе, размышляет о судьбах русского языка в нашем обществе и в мире.

Вопрос: Евгений Петрович, подытоживая долгую жизнь, могли бы вы сказать о каких-то главных принципах, которым не следует изменять? И чего больше в судьбе человека – его собственных усилий, случайного стечения обстоятельств или, может быть, предначертания свыше?

Ответ: Я до сих пор живу по принципу, который можно выразить двумя знаменитыми фразами из русской словесности: «не могу молчать» и «кто-то должен». К этому принципу пришел не сразу – ему научила сама жизнь, Мне есть, что вспомнить, хотя путь был совсем не гладкий и, тем более, он не был усеян розами. После школы, когда в СССР была объявлена пятилетка химии, поступил в Московский институт химического машиностроения. К началу войны закончил школу стрелков-радистов. Мама всю войну молилась за меня Николаю Угоднику, и столько чудес и необъяснимых избавлений, как на фронте, я не встречал больше никогда. Я прошел Смоленщину, Калининский и Западный фронты, Северный Кавказ, Сталинград, Белоруссию, Литву. Кроме боевых вылетов, я, поскольку с детства свободно говорил на немецком языке, был переводчиком при допросах пленных.

Именно на фронте я составил первый труд по филологии. У пленного немецкого летчика изъяли книгу о подвигах фашистских асов. В тексте было много специальных терминов, необходимых при допросах летчиков. Я был тогда в звании лейтенанта и стал составлять словарик, но фотографии Гитлера по наивности не вырвал из переплета с корнем. Офицер СМЕРШа пожалел меня, а словариком потом пользовались профессиональные переводчики. Но самой большой удачей я считаю то, что по зрению меня не приняли в Военно-воздушную академию командно-штурманского состава, а направили в Военный институт иностранных языков Красной Армии. Хотя здесь Николай Угодник точно ни при чем. Так из химии я попал в авиацию, из авиации – в филологию, которая стала моим призванием.

Наверное, я один из немногих в моем поколении, кто материально живет неплохо. Но я постоянно встреваю в споры, пытаюсь бороться за правду, не глядя на чины и влияние оппонентов. Я и с членами Политбюро спорил, и с советниками президента страны, и с министрами. И на реформу Академии, которую сейчас затеяли, стараюсь по мере сил повлиять в лучшую сторону. И в Высшей аттестационной комиссии голосую не как нужно, а по правде. Искусство старости состоит в том, чтобы дожить свой век достойно.

Вопрос: Евгений Петрович, в зарубежных поездках замечаешь, что во многих странах год от года все чаще слышится русская речь. Причина, видимо, в том, что рост экономики России приводит ко все более тесным контактам, к увеличению потоков наших бизнесменов и туристов. Может быть, объявленный президентом России Год русского языка – искусственное мероприятие и отношение к нему является следствием глобальных политических и экономических процессов, а не чиновничьих усилий?

Ответ: Указ президента стал знаковым событием и подчеркнул то, что государство задумалось о взаимоотношениях с культурой и начинает формировать стратегию ее развития. Русский язык является одной из важных основ российской государственности, выполняет консолидирующую роль в обществе. Поэтому государственная поддержка русского языка отвечает стратегическим национальным интересам. Восприятие русского языка в мире во многом зависит от нашего собственного к нему отношения. Эти истины кажутся бесспорными, но посмотрите, как нарушаются права тех, для кого русский язык является родным в Литве и на Украине. Отношение к русскому языку в этих странах стало причиной нагнетания национальной розни и политических конфликтов.

Вопрос: Сейчас в Российской Федерации множество государственных языков. Республикам это право предоставлено Конституцией. Но в некоторых регионах незнание местного языка для русского населения приводит к дискриминации по языковому принципу. Где выход?

Ответ: Назад, конечно, пути нет. Вряд ли возможно и разумно отказаться от термина «государственный» применительно к языкам республик Российской Федерации. Хотя я уверен в том, что право республик устанавливать свои государственные языки, которые получают равный статус «государственного языка», приводит к тому, что понятие русского языка как государственного становится размытым. Обозначение одинаковым термином разных по своим функциональным возможностям языков не может не привести к путанице и недоразумениям. Только разумные доводы, по словам Анатоля Франса, еще никого никогда не убеждали.

Вопрос: Может, не надо изобретать велосипед и стоит присмотреться к решению языковых проблем за рубежом, ведь многоязычных стран по миру немало?

Ответ: Есть разные модели языковой политики. Некоторые страны, как США, предпочитают не определять в Конституции государственный язык. В Канаде, Бельгии, Испании, Франции законодательство закрепило правила речевого поведения в сферах организованного общения. В конституциях ста десяти стран содержатся статьи, касающиеся языка. Известны однокомпонентные модели – например, Франция; двухкомпонентные – например, Канада; многокомпонентные – например, Сингапур. При выборе модели учитываются языковая ситуация в стране и основные принципы национальной политики.

Ближе всех нам по государственному устройству многонациональная Индия, в которой признаны два официальных языка – английский и хинди. Все остальные языки имеют статус языков штатов, что закреплено в Конституции. Некоторые из языков штатов по развитости и литературным традициям не уступают хинди. Предпочтение хинди отдается потому, что он превышает другие языки по числу говорящих (но не в такой подавляющей степени, как русский язык), и еще, конечно, потому, что он, как и русский, принадлежит населению той части страны, откуда начался процесс консолидации Индии как единого федерального государства.

Я думаю, что не только в области языкового строительства Индия может для нас являться примером. Никому в Индии не приходит в голову оспаривать примат федеральных законов над законодательством штатов. Губернаторы штатов назначаются президентом республики. Когда-то мы многое сделали для того, чтобы помочь индийскому народу встать на ноги и превратить эту страну из отсталой колонии в великую азиатскую державу. Не мешало бы сегодня нам обратиться в решении социолингвистических проблем к опыту этой страны, которая по государственному строительству ближе к России, чем любая страна мира.

Вопрос: В 2005 году был принят закон «О государственном языке», где прямо и четко сказано, что таковым на всей территории Российской Федерации является русский язык. И этого недостаточно?

Ответ: Из законопроекта было исключено главное содержание – слова «русский язык». И это затрудняет деятельность по поддержке русского языка как общегосударственного языка Российской Федерации. Я уверен, что в законодательные документы должна быть внесена поправка и русский язык должен быть определен как общегосударственный. Ко всему прочему, это способствовало бы укреплению государственности, а также вертикали власти. Прежде всего такую поправку надо внести в статью 68-ю Конституции России.

В самом Законе о русском языке слишком много противоречий, которые ведут к неприемлемым выводам. Под расплывчатое, крайне неконкретное определение «художественного замысла» можно подвести публикацию любых матерных текстов, что перечеркивает само понятие непечатного слова и вводит в массовое сознание тезис о правовой базе его использования. Ненормативная, а проще – заборная лексика с некоторых пор активно вводится в художественные произведения и выдается за некую литературную норму и ценность, цитируется даже в академической научной печати. Категоричный тезис же о недопустимости использования иностранных слов и выражений, хотя язык, конечно, следует защищать от бездумного наводнения чужими словами и жаргонизмами, при буквальном исполнении ведет к неоправданному сужению лексического пласта, который вливается в речевой обиход естественно и необратимо с яркой диалектной речью.

Но конечно, не хотелось бы, чтобы возможные поправки привели не к наказанию матерщинников, но стали бы вместо того средством борьбы с неугодными СМИ. Вопрос о наказаниях за нарушение Закона о государственном языке остается животрепещущим.

Вопрос: Год русского языка прошел. Нет ли опасности, что об этой проблеме забудут?

Ответ: Я ведь не могу молчать. Я собираюсь и далее отстаивать свои убеждения по поводу повышения роли русского языка в государственной политике, потому что это отвечает глубинным общественным интересам.

2007