Текст книги "Умные парни (сборник)"

Академик Анатолий Черепащук
БОГ МОЖЕТ РАССМАТРИВАТЬСЯ КАК СКАЛЯРНОЕ ПОЛЕ

Большинство величайших гениев науки совершали свои открытия в области астрономии – Птолемей, Коперник, Галилей, Кеплер, Ньютон, Эйнштейн. В последние десятилетия половина всех Нобелевских премий по физике присуждается за открытия, которые так или иначе связаны с астрономией. В десятке крупнейших достижений в области физики за 2003 год семь открытий относятся к астрономии. Между тем из всех областей знания трудно найти область, которая была бы так далека от повседневных мирских забот. С чем же связано исключительное положение астрономии в современном мире? Об этом размышляет вицепрезидент Европейского астрономического общества, директор Астрономического института имени Штернберга академик Анатолий Черепащук.

Вопрос: Анатолий Михайлович, астроном – очень редкая профессия. Редкий человек в жизни встречал астронома. Наверняка огранщиков бриллиантов больше. Сколько в нашей стране и в мире астрономов?

Ответ: В России не больше тысячи астрономов, активно работает человек сто. В мире нас не наберется и 100 тысяч, но лишь 10 тысяч вносят заметный вклад. На всех конгрессах 60–70 процентов астрономов представляют США. В Америке астрономия щедро финансируется не только бюджетом, но и частными компаниями, которые понимают, что это лучший полигон для оттачивания высоких технологий. Знаменитые оптические телескопы на Гавайях, к примеру, построены полностью на частные средства, хотя ни о каком доходе от них речи быть не может. Орбитальные телескопы «Хаббл» и «Чандра» – чудо техники.

Вопрос: Говорят, что русский ум склонен к математике. Крупных физиков у нас больше, чем химиков. А к астрономии русский ум склонен?

Ответ: Астрономия – странная наука. Настоящий астроном – человек широкого кругозора. Чтобы работать астрономом, надо знать физику, химию, биологию, не говоря об обязательной математике. Русские ученые сделали в астрономии важнейшие фундаментальные открытия. Георгий Гамов предсказал расширение Вселенной. Александр Фридман создал теорию нестационарной Вселенной, хотя Эйнштейн доказывал, что она стационарна. Зельдович предвидел аккрецию, то есть выпадение вещества на черные дыры. Шкловский предсказал радиолинии нейтрального водорода. Синхротронное излучение было описано Гинзбургом. Но экспериментальная проверка этих теоретических работ выполнена американцами, за что они получали Нобелевские премии. У нас никогда не было такого оборудования, таких телескопов, как в США.

Вопрос: Упомянутый вами Иосиф Шкловский писал, что в 1980-х годах астрономия закончилась, все открытия уже сделаны. Но сегодня астрономия регулярно снабжает сенсациями первые газетные полосы.

Ответ: До запуска в космос первых спутников астрономия была чисто описательной наукой, сродни ботанике. А в 1960-х годах, когда на орбиту стали поднимать телескопы, произошел невиданный астрономический бум. 1962 год – открытие первого рентгеновского источника, нейтронной звезды. 1963 год – открытие квазаров, мощных внегалактических источников электромагнитного излучения. 1965 год – реликтовое излучение Вселенной. 1967 год – пульсары. 1969 год – космические мазеры. Это был золотой век, который называли третьей астрономической революцией. Потом темп замедлился – и Шкловский, большой любитель парадоксов, написал, что в астрономии нечего больше обсуждать, революции конец. Но в 1997 году начался новый всплеск революционных открытий в астрономии – она стала звездой на научном небосклоне.

Вопрос: Что же произошло в 1997 году? У нас внизу все было тихо. Президентские выборы прошли, про дефолт не догадывались.

Ответ: В 1997 году стало ясно, что Вселенная расширяется с ускорением. 15 миллиардов лет назад вся Вселенная была заключена в объеме радиусом 10 33, что неизмеримо меньше радиуса протона 1013. И в этом объеме уже была заложена вся информация о будущем Вселенной, хотя законов сохранения не было, так как события происходили на квантовом уровне. Произошел Большой взрыв. Большинство ученых считает, что с этого момента Вселенная только расширяется и никогда не сжималась, никаких пульсаций не было. Это странно: силы гравитации должны замедлять расширение на больших расстояниях. Понять парадокс можно только в том случае, если существует антигравитация с отрицательным давлением. Над этим мучился еще великий Эйнштейн.

И вот теперь ясно, что Вселенная на 70 процентов состоит из вещества с положительной плотностью энергии и отрицательным давлением. Это вещество называют «темной энергией». На 25 процентов Вселенная – частицы неизвестной природы, которые еще не открыты, но ясно, что они тяжелее протонов и не достигают скорости света. Лишь 3–5 процентов Вселенной – привычная нам материя из барионов (протоны, нейтроны, электроны). Но на Земле барионы составляют большую плотность, поэтому мы можем черпать из них энергию. А рассеянная энергия вакуума Вселенной, которая несопоставимо больше, нам недоступна.

Вопрос: Говорят, что Большой взрыв и Бог – это, по существу, одно и то же…

Ответ: Вопрос аксиоматики. Для физиков в качестве Бога может рассматриваться скалярное поле, которое еще не открыто, но существование которого следует из теории.

Вопрос: Вы являетесь одним из признанных мировых авторитетов в области черных дыр. Небесных объектов много, но почему черным дырам внимание, какое в литературе не снилось Шекспиру и Пушкину?

Ответ: Черные дыры были предсказаны немецким физиком Шварцшильдом в 1916 году незадолго до того, как он погиб на Первой мировой войне. Это символично. Черная дыра – объект невероятной плотности, который засасывает внутрь любые другие оказавшиеся поблизости объекты, в том числе свет, из-за чего черная дыра в принципе невидима. Ее размер равен радиусу протона, а масса превышает три массы Солнца. У черной дыры нет поверхности, но есть горизонт событий. Космический корабль, достигший черной дыры, замедляется и, по нашим впечатлениям, застывает в пространстве. На самом деле он рухнул в черную дыру и начал путешествие по другим Вселенным, где нет пространства, а есть только время.

Существование черных дыр – самый драматичный спор в науке. Потому что это ключ к общей теории относительности Эйнштейна. Парадокс в том, что Эйнштейн не верил в черные дыры, которые только и могут спасти его теорию. Половина физиков не верит в черные дыры, утверждая, что из реального вещества такие объекты построить нельзя. Уже открыто 300 черных дыр, но споры продолжаются. Потому что остается вероятность того, что будут открыты объекты такой же массы, как черные дыры, но с границей поверхности и магнитным полем. Если такое открытие состоится, астрономам останется только застрелиться. Утешают последние результаты космических телескопов. Как говорит академик Гинзбург, новые данные укрепляют нашу веру в существование черных дыр.

Если черные дыры существуют, то становятся возможными путешествия на машине времени, для чего потребуется открыть дверцу в туннель и начать по нему движение в любую сторону – вперед и назад. Тело при этом не будет разорвано и сможет вернуться назад. О таких «кротовых норах» писал еще Эйнштейн…

Вопрос: Скажите, астрономы – люди, совсем оторванные от реальной жизни?

Ответ: Ну нет, не совсем. Математики еще более оторваны. Но вот что астрономы любят, так это писать стихи и музыку. Астрономы – последние романтики на Земле.

2007

Академик Роальд Сагдеев
ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ ПРОИГРАЛА ТРОЕЧНИКАМ. РОССИЯ НЕ ВО МГЛЕ. РОССИЯ В ТУМАНЕ

Роальд Сагдеев был избран в Академию наук еще в 1968 году в возрасте тридцати пяти лет, он самый молодой, вместе с Андреем Сахаровым, академик за всю историю российской науки. Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий Роальд Сагдеев руководил советскими космическими исследованиями, был советником Горбачева на переговорах с Рейганом по разоружению. В Академии наук на выборах Первого съезда народных депутатов занял второе после академика Сахарова место, был активным членом Межрегиональной группы, которую возглавлял Ельцин. В 1990 году женился на внучке американского президента Дуайта Эйзенхауэра и с тех пор работает в Мэрилендском университете, но ведет активное сотрудничество с российскими учеными.

Вопрос: Роальд Зиннурович, чем вы занимаетесь в Америке?

Ответ: Преподаю в Мэрилендском университете около Вашингтона. Раз в три года профессорам полагается менять курс. Начал с теории плазмы, читал введение в физику для студентов младших курсов нефизических специальностей, вел семинар для отличников «Наука и общество». В новом семестре буду читать физику телекоммуникаций для широкой аудитории. Сейчас во время занятий не испытываю трудностей с языком. Хотя в зрелом возрасте свободно освоить второй язык тяжело. Еще тяжелее подготовить статью для печати. Недавно во время радиодискуссии на тему о «грязной» бомбе, которую может изготовить бен Ладен, чтобы разбрасывать над городами радиоактивные изотопы и прочие отравляющие вещества, испытал чувство неудовлетворенности оттого, что не могу, как хотелось бы, выразить свои мысли.

Вопрос: В советские времена у вас был очень высокий социальный статус. Не чувствуете ли вы в Америке отчужденности?

Ответ: Я член нескольких американских академий. У меня повсюду множество знакомых, могу позвонить советнику президента США по науке. И с предыдущим советником был знаком. Единственное, чего не хватает, – крупных проектов, которые были в СССР. Сейчас участвую в эксперименте по поиску антивещества, который на международной космической станции собирается поставить нобелевский лауреат Сэм Тинг. Чем-то напоминает эксперимент, который мы ставили на нашей «Веге». Выступаю в качестве связующего звена между Европой и Америкой. В моем возрасте уже трудно браться за крупное дело. Это для молодых. Я – советник.

Вопрос: С российской наукой вы сохранили связь?

Ответ: Ко мне регулярно приезжают коллеги из Института космических исследований. Недавно мы закончили разработку плазменного двигателя, который можно использовать для маневров в ходе марсианской экспедиции. Опубликовали статью, выступили на конференции. Но в России этот проект никому не нужен, а в США он один из многих. Еще подумываю над тем, чтобы написать книгу о русских, которые жили в США и внесли вклад в цивилизацию, – Рахманинов, Сикорский, Тимошенко, Стравинский… Опубликовал в журнале статью о станции «Мир». Последняя идея – создать в Академии наук отделение для наших ученых, работающих за рубежом. Регулярно бываю в России – на научных конференциях и Общих собраниях Академии наук. Связь с родиной не потеряна, она очень важна для меня.

Вопрос: В нашей стране вы не ограничивались наукой – были активным членом Межрегиональной группы, на первых выборах народных депутатов в Академии наук по числу «черных» шаров заняли второе после Сахарова место.

Ответ: Задолго до 11 сентября мы с женой написали книгу «Возрождение ислама» об опасности радикального ислама. Изъездили много стран, было очень интересно брать интервью у мусульманских священнослужителей. Сейчас вместе собираем материал о сотрудничестве наших стран в космосе, это большое политическое дело. Но занятия непосредственно политикой, о чем вы спрашиваете, чужды ученому.

Вопрос: Почему? Еще недавно у нас в Думе и в правительстве было много ученых, даже академиков…

Ответ: Но уже тогда я считал, что это временное явление. Интеллигенция обречена на то, чтобы стать в политике невостребованной, как бы она ни стремилась к иному. Бытие определяет сознание. В реальной рыночной экономике политикой заправляют бизнесмены. Часто думаю: если бы сейчас был жив Андрей Дмитриевич Сахаров, какое место он занимал бы в политике? Горько, но вряд ли он сохранил бы влияние. Интеллигенция оказалась никому не нужна уже во времена Черномырдина, который сформировал правительство троечников. В США ученые тоже не имеют политического веса. Эпоха Джефферсона ушла в прошлое. Джордж Буш, выступая перед выпускниками Йельского университета, сказал, имея в виду себя, что президентом может стать даже троечник. История много раз доказывала: интеллигенция проигрывает троечникам.

Россия не во мгле. Россия в тумане. Можно ли представить ситуацию, когда губернатор Аляски руководит своим штатом, ведя роскошную жизнь в Париже? Когда Россию топчут на всяких международных форумах, мне становится обидно, начинаю ее защищать, а потом думаю: елки-палки, может, доля правды в критике есть? Насколько проще было при Ельцине! Все, что он говорил на танке, было справедливо. Слез с танка – все начал делать не так. А сейчас – все слишком сложно. Наступил период охраны и консервации того, что было награблено в прежний период. О будущем говорить сложно. Россия в тумане, и неясно, когда он рассеется.

Вопрос: Как вы, демократ со стажем и добровольный эмигрант, оцениваете нынешнюю политическую ситуацию в России?

Ответ: Еще недавно я был в глубочайшем пессимизме. Закат эпохи Ельцина, его фигура, его окружение… Мне рассказывали, как экс-президент Никсон после встречи с Козыревым, который сообщил, что у новой России нет национальных интересов, только общечеловеческие ценности, долго отплевывался: «Я, как сукин сын, защищал национальные интересы, Киссинджер был еще больший сукин сын, а этому молодому человеку надо работать в филантропической организации». При Путине, мне кажется, появился прагматизм по защите национальных интересов в экономике, в политике, в поддержке науки. Что касается преследований оппонентов, то не могу я поддерживать дело, созданное Березовским, пусть он мой коллега по Академии наук. В Америке такие политики в принципе невозможны. Для многих потенциальных инвесторов он служит олицетворением русского бизнесмена, с которым нельзя заводить серьезное общее дело.

Вопрос: Выборы в Академию наук приводят к печальному выводу: храм науки все дальше отходит от интересов собственно науки, но самозабвенно распределяет титулы, облегчающие доступ к власти и материальным завоеваниям. В чем главная червоточина Академии?

Ответ: Споры о том, чем является Академия – министерством науки или монастырем, где вершатся великие помыслы, ведутся давно. Академия мечется между двумя крайностями. Бюрократизация научного сообщества началась во времена Хрущева, когда появилось много новых институтов. В последние годы советской власти было принято решение, что государственные и партийные чиновники не могут претендовать на академические титулы. Но сейчас этот процесс достиг пика. Если РАН и можно назвать монастырем, то очень богатым, индустриальным, нигде в мире такой зажиточной академии нет.

Вопрос: И устав в этом монастыре странный, такого тоже в мире не сыщешь.

Ответ: В Национальной академии наук США, в Академии наук и искусств, в Обществе Макса Планка, в Королевском обществе выборы не трехступенчатые, как в РАН (секция, отделение, общее собрание), а одноступенчатые. Кандидатуру открыто обсуждают в научной переписке, все мнения известны, дискуссия идет два-три года. У нас дискуссия отсутствует вовсе, список становится известен за месяц до голосования, и судьбу кандидатов решают интриги, сепаратные соглашения. Американские и европейские академики – профессора университетов, заведующие лабораториями. Представить, что в Европе или в Америке в академию стучится чиновник или депутат, невозможно.

Кроме того, для оздоровления атмосферы было бы полезно, если бы президент РАН, вице-президенты и академики-секретари на время исполнения своих обязанностей оставляли бы директорские кресла в своих институтах. Иначе распределение денежных потоков и научных приоритетов оказывается несправедливым. Можно ли представить, что министр продолжает руководить предприятием? Абсурд. Но все руководители Академии остаются директорами институтов. Кроме того, было бы полезно отменить двухступенчатую систему академиков и членов-корреспондентов, которая себя изжила и не отвечает мировой практике.

Вопрос: На выборах в Академию не проходят молодые и амбициозные ученые, которые руководят институтами, считающимися в нашей науке самыми успешными. Зато старики легко становятся академиками.

Ответ: Ничего удивительного. Если в Академию попадает сильный человек, это всеобщая угроза при распределении финансовых потоков. Один из руководителей Академии сказал мне, что некоего сильного и молодого ученого ни за что не выберут, потому что он слишком много и убедительно говорит о важности своего направления. Серый и престарелый академик всем удобен. Великий Зельдович, которого долго не допускали в академики, хотя он был трижды Героем Социалистического Труда, сказал: «В действительные члены выбирают тогда, когда член становится недействительным». Но для самой науки такой подход ведет в тупик, богаче жить она не будет. В научном сообществе бытует убежденность, что ключ к повышению благосостояния – в повышении зарплаты, а не в собственной энергичности, в расширении международных контактов, в инновационной активности. Власть, как мне кажется, четко дала понять: шаги навстречу науке будут сделаны, если Академия наук сможет провести реформу. Но реформы нет. Слишком многие считают: переждем – и все вернется.

Вопрос: Если уж объявлять крестовый поход против бюрократизации науки, надо слить кандидатские и докторские диссертации в одно звание, как везде в мире.

Ответ: И поскорее это сделать! Мой учитель академик Будкер, именем которого назван один из лучших в РАН Институт ядерной физики в Новосибирске, говорил мне, что писать докторскую диссертацию аморально. Ее надо изготовить с помощью клея и ножниц из своих научных публикаций. На диссертации уходит масса времени и ненужных сил, которые отвлекают от настоящей работы. Но на диссертационных делах кормится множество людей – и система сохраняется.

Вопрос: Президент академии наук Болгарии каждого ученого, который уезжает на Запад, провожает цветами, чтобы родину не забывал и, если сложится, вернулся. У нас, конечно, цветов не хватит. Много ли российских ученых сейчас в Америке? Как они устроились?

Ответ: В США работает десять российских академиков, на постоянной ставке несколько сотен наших ученых. Погоду делают те, кому лет по 35–40. За последние два года наши получили с десяток очень престижных премий. К российской науке сохранилось уважение. Надолго ли? Американцы делят человечество на две категории – «винеров» и «лузеров». То есть победителей и проигравших. Попадаешь во вторую категорию – и тогда на тебе крест. Великий Прохоров говорил мне, что без новых приборов мы сумеем удержать позиции еще лет пять, не больше. Положение в российской науке напоминает вывеску на сельсовете: «Все ушли на фронт. Остались старики и дети». Чтобы выжить, нашей науке надо оценить реальные возможности, сузить фронт и сконцентрироваться на проблемах, где мы еще можем сказать слово. Не менее важно сохранить преемственность между поколениями, сохранить школы. Для упрочения связи между российской наукой и учеными, которые уехали за границу, я бы сохранил только для них звание члена-корреспондента РАН.

2008

Член-корреспондент РАН Николай Карлов
БЕЗ НАУКИ МЫ СТАНЕМ МЕЩАНАМИ

Член-корреспондент РАН Николай Карлов прожил в науке три жизни. Его работы в оптике, в области лазеров стали классическими. В период демократических преобразований он возглавил Высшую аттестационную комиссию. Много лет он руководил элитарным МФТИ, где готовят ученых для ведущих научных центров.

Вопрос: Стон о погибели русской науки раздается давно и упорно. Насколько, по вашему мнению, он соответствует реальности?

Ответ: Это и правда, и преувеличение. Нынешние сложности – проекция того, что происходило раньше, следствие прежних ошибок. И люди не изменились, привычки у них прежние. По-прежнему судьбу науки определяет у нас начальство. Старая формула «вздор все то, чего не знает Иван Митрофанович» остается нормой для русского человека.

Что на русском языке наукой называют? У нас побитый приказчик хозяина за науку благодарил. В арийских языках слово «наука» одного корня с «совестью», «сознанием». «Science» и «наука» – разные понятия. Что же удивляться, что отношение к ним разное?

Сама по себе фундаментальная наука никогда никого не интересовала. В кабинетах начальников в те времена, которые вспоминаются с ностальгией, она воспринималась только с точки зрения практической пользы. А сейчас экономика упала, и инноваций нет. Изобретатель телевидения Зворыкин советовал: «Кто ведет большой проект, никогда не должен говорить начальству правду. Надо все время обманывать его, обещать экономический эффект максимум через пол года».

Вопрос: Тем не менее, на Западе множество компаний щедро финансируют не прикладную, а именно фундаментальную науку.

Ответ: В «Белл Телефон» приходят на работу нобелевские лауреаты уже после вручения премии. Компания поддерживает фундаментальную науку, потому что никогда не известно, что получится из работы ученого. Лучший выход чаще всего дает самая далекая от практики область. Кроме того, для серьезных прикладных проектов нужна собственная экспертиза – значит, нужны свои ученые.

Вопрос: Наука стала производительной силой. Ученые – Маркс не предвидел такого оборота – приносят прибавочную стоимость.

Ответ: До середины XIX века инженерия была оторвана от науки. Без нее и пушки нормально стреляли, и корабли плавали. Фундаментальная наука приобрела прикладное значение, когда прогресс оказался исчерпанным и пришлось привлекать то, что невидимо и неосязаемо. Фарадей и Максвелл были первыми учеными, чьи исследования, которые были абсолютно непонятны дилетантам, были востребованы практикой. Известно разъяснение Фарадея премьеру Дизраэли, который не понимал его опытов: «То, что я делаю, через несколько лет даст колоссальные поступления в налоговую казну».

Вопрос: Как из научного опыта отпочковывается практическая польза, можно представить. Но что служит исходным материалом для научного открытия?

Ответ: Вот яркий пример. В 1930-х годах Карл Янски исследовал поля помех и нашел их странную периодичность. В 1940-х годах Мартин Райл добился прогресса в радиолокации при защите от немецких налетов. Наконец, после войны Гроуд Ребер, из любопытства изучая радиоволны, обнаружил важные закономерности. Из сочетания трех факторов – общественная значимость, коммерция и любопытство – выросла новая наука радиоастрономия, которая преобразила наше понимание мира.

Вопрос: В каждом интервью с видным ученым затрагивается тема утечки умов. Оценки явления разнятся полярно…

Ответ: Самим ученым отъезд за границу ничем не грозит. Интеллект работает – все нормально. И для ученого, и для науки. Когда ученый уходит в бизнес, он потерян для науки навсегда. Это и есть утечка. Невостребованный человеческий потенциал, в отличие от электростатического, гаснет.

Теряет ли государство от утечки умов? Если мы идем к мещанскому обществу по типу баварского – ничего не теряем. Если стремимся быть великим государством – без науки это невозможно. Прежде Россия воспринималась как самодостаточное образование, способное выжить само по себе. Сегодня без науки, без современных технологий страна теряет возможность самоопределения. Но наука, уверен, должна иметь социальный выход, должна работать вместе с промышленностью. Ученый жить в башне из слоновой кости не может, хотя это мечта многих корифеев. И это одна из проблем нашей науки.

Вопрос: То есть наука – элемент самосохранения большой общности. Но может быть, ноосфере в силу каких-то причин нужно, чтобы Россия ослабела? Может, она встала поперек эволюции?

Ответ: Как Древний Рим? Может быть. Россия сегодня очень похожа на Рим периода упадка. Но тогда, отказываясь от науки, мы походим на леммингов с их массовым самоубийством. Мне запомнились слова Репина: «Большинству людей нужны жизнь материальная, добродетели посильные, искусства изящные». Это портрет мещанина. И, к сожалению, это нравственная норма в нынешнем обществе.

И еще цитата. Первый президент Академии наук княгиня Дашкова писала: «Всякому в летописях искусившемуся довольно известно, что народное просвещение повсюду медленными шествует стопами, если не споспешествует оному мудрость и попечение самих Государей». Это понимали в XVIII столетии. Понимают ли в должной мере сейчас?

Вопрос: Николай Васильевич, ВАК, которым вы руководили, потерял независимость, подчиняется Министерству образования. О том, какой должна быть аттестационная система, ведутся бесконечные споры. Защита диссертации – самая популярная, фольклорная тема у ученых. Какой вам видится проблема на расстоянии?

Ответ: ВАК не должен подчиняться какому-либо ведомству. Докторские диссертации не нужны, их нет нигде в мире. Докторская степень присуждается ученым советом на основании сделанных работ. Кандидатская диссертация – это элемент образования, ведь молодой ученый в аспирантуре учится. Кандидатский экзамен по языку смешон, по другим дисциплинам нужен. Степени лучше переименовать в соответствии с мировым обычаем: кандидата сделать доктором, а доктора – «хабилитированным» доктором (от латинского «способный»).

Вопрос: Вы были ректором знаменитого Физтеха. Его система подготовки воспевается как некий идеал. Не стоит ли она того, чтобы распространить ее пошире?

Ответ: Она не может быть массовой: без фермента не выпечь хлеб. «Физтехам» скучна рутина, а в жизни такая работа – неизбежная реальность. Но фундаментальное образование необходимо во всех вузах. Инженеру нужен бэкграунд, и очень опасно, что в вузах сейчас лидерство захватывают выпускающие кафедры, у которых есть деньги. На этих кафедрах должны преподавать специалисты с производства – те, что строят мосты и прокладывают тоннели.

Вопрос: Ваша жизнь в науке имеет три ипостаси: ученый, ректор, один из высших чиновников. На каком месте вы получали от работы самое большое удовольствие?

Ответ: Сомнений нет – в науке. До сих пор отчетливо помню те моменты, когда меня озаряло вдохновение. Случалось, даже во сне. Вскакивал, записывал идею. 15 октября 1955 года в экспедиции в Троицке дикое отчаяние от неразрешимости задачи сменилось безумным счастьем: так и должно быть! Помню ту радость, которую испытал, когда запустил свой первый лазер. Помню, по дороге домой придумал, как измерять на нем некоторые величины. Утром первым прибежал на работу, выпросил у буфетчицы весы, включил лазер, стрелка пошла в сторону – я был самым счастливым человеком на свете.

2008