Текст книги "В погоне за смыслом"

Пару дней я гулял по Флоресу и понял, что в Гватемале действительно есть проблемы с криминалом. Знаете, как там охраняются банки? Снаружи стоит один-два тяжело вооружённых охранника – с дробовиком или автоматом. Ты подходишь ко входу, они оценивают тебя визуально. Если ты не похож на грабителя, они стучат в дверь, и её открывают изнутри. Внутри пара легко вооружённых охранников – с пистолетами. Тебя запускают, и дверь снова закрывают. Торговые центры патрулируют люди с дробовиками или автоматами. Даже в какой-нибудь пекарне, где продают хлеб и пирожные, внутри обязательно стоит охранник с дробовиком! Все частные дома обязательно обнесены высоким забором с колючей проволокой наверху, уложенной спиралью. Причём в два ряда. Один раз видел даже в три. Более богатые дома пускают по ней ток. Все эти детали намекали на то, что здесь не очень безопасно. Забегая вперёд, скажу, что так практически во всей Центральной Америке. Везде с заходом солнца жизнь замирает. Магазины закрываются. Только те, у которых на витринах решётки толщиной с рельс, ночью продают товары через окошко.

Боялся ли я, что меня могут ограбить? Ну… я не хотел этого. Я осознавал риски и принимал их. Я понимал, что меня могут ограбить или даже убить. Но я думал, что это было бы не так уж и плохо. Все мы рано или поздно умрём, но не каждый в жизни переживёт такое приключение.

11. Восхождение

В 8 утра я стоял на автобусной станции Флореса и держал в руках билет в Гватемала-Сити. Строго говоря, это была не автобусная станция, а просто место на широкой улице, где кучковались автобусы. Да и автобусы были совсем не такие, как я себе представлял. Когда я покупал билет на междугородний автобус, который едет десять часов, я думал, что он будет большим. Знаете, такой, с откидывающимися креслами по четыре в ряд с проходом посередине и крутящимися светильниками над каждым сиденьем, с большим багажным отсеком. В общем, такие, как были в Европе или Мексике. Но это Гватемала, и за мной приехал небольшой автобус человек на двадцать пять с узким проходом и креслами по три в ряд. Хотя багажный отсек у него всё-таки был. Я сдал туда свой большой рюкзак и, наученный опытом поездок в Мексике с бешеными кондиционерами, взял с собой в салон худи. Впрочем, я зря беспокоился – кондиционера не было. Крутящихся светильников над головой тоже не было. Как и свободных мест, когда все сели. Были только тесные маленькие сиденья из кожзама, гватемальское палящее солнце и духота.

Практически всё время до захода солнца я проспал. И не я один. У нас было что-то вроде группового сеанса седативной терапии. Лишь на остановках народ оживал и выходил размять ноги, купить что-нибудь пожевать и сходить в туалет. После заката жара спала, люди начали просыпаться и завязывать какие-то разговоры.

– Where are you from? – спросил меня сосед слева.

– Me? From Russia, – спросонья я не сразу сообразил, что ответить.

– Oh, I have been to Russia! Wait for it. Gde moy nozh, suka blyat’?! – со смехом выдал мой попутчик. Я тоже засмеялся. Загорелый черноволосый парень, похожий на солиста группы «The 1975» Мэтти Хили, который выпрямил волосы утюжком и отыграл без перерыва три концерта подряд, был из Франции и тоже путешествовал один. Не знаю, что толкнуло его на своё путешествие – желание посмотреть мир или побег от самого себя, я как-то не спросил. Вообще, мне кажется, об этом не спрашивают. Люди со стороны всегда видят в путешественниках каких-то романтиков, никто не знает, какие демоны живут внутри и питают это движение в никуда. Мэтти уже побывал в России, а точнее, в Москве и Иркутске, на озере Байкал. Ещё он был в Монголии и Непале, а теперь держал свой путь в сторону Колумбии.

Я с удивлением узнал, что Гватемала-Сити – не конечная остановка нашего автобуса. Большинство пассажиров, включая Мэтти, ехали в Антигуа. Сам по себе маленький городок Антигуа не представлял никакого интереса, он был лишь перевалочным пунктом, отправной точкой для похода на вершину вулкана. В двадцати километрах от города находится пара вулканов: потухший вулкан Акатенанго и действующий вулкан Фуэго. Акатенанго выше Фуэго на двести метров, расстояние между вершинами меньше трёх километров. Это делает Акатенанго превосходной смотровой площадкой для наблюдения за извержением, поэтому в Антигуа съезжаются туристы со всего мира.

– А ты собираешься идти один или с гидом? – спросил я у Мэтти.

– Один, конечно. На хрен гидов!

– Это правильно! Я тоже не люблю, когда гид водит за ручку. Давай вдвоём сходим! – предложил я.

– Ты же собирался в Гватемала-Сити.

– На хрен Гватемала-Сити. Заеду туда на обратном пути. Ну так что?

– Конечно! Русские и французы – братья навек! – с улыбкой сказал Мэтти.

Автобус остановился на заправке объездной дороги Гватемала-Сити.

– Гватемала-Сити, кто выходит? – обратился водитель к пассажирам.

Я молчу и понимаю, что, кроме меня, никто не собирался тут выходить. Водитель повторяет вопрос несколько раз, все переглядываются. Мы с Мэтти заговорщически переглядываемся. Двери закрываются, автобус едет дальше.

Мы приезжаем в Антигуа. Водитель выгружает рюкзаки из багажного отделения и по бирке понимает, что мой рюкзак должен был сойти в Гватемале.

– Вы должны доплатить! – говорит мне водитель, передавая рюкзак.

– Нет, не должен, – невозмутимо отвечаю я.

От моей наглости водитель на секунду замешкался.

– Билет до Гватемалы стоит 200 кетсалей, а до Антигуа – 250. Вы должны доплатить 50!

– Да, но вы обещали высадить меня на автовокзале в центре, а остановились на заправке на объездной дороге. Я не буду доплачивать.

Повисла секундная пауза, которую нарушил Мэтти. Он начал извиняться за меня.

– Не извиняйся, просто пойдём, – сказал я, и мы пошли в хостел, где Мэтти забронировал койку. Мне досталось место на втором ярусе трёхъярусной кровати. По сути, это были не кровати, а сколоченные из досок конструкции. Спальные места по три в линию. Мне повезло – моё место было у стены. Я лёг головой к стене и ногами к соседу. Нюанс был в том, что между нами не было перегородки, только занавесочка из полупрозрачной ткани, поэтому пару раз мы дали друг другу пять ногами во сне. Каково было людям, которые спали, упираясь головой в чьи-то ноги, мне сложно представить. Французу досталась обычная кровать, но стояла она в углу коридора на проходе. Так что я даже не знаю, кому было хуже.

Утром мы расфасовали вещи на два рюкзака: всё необходимое для похода сложили в большой, а ненужное – в маленький. Долго думал, что надеть на ноги: крепкие, но неудобные тимберы или хлипенькие, но удобные кросы. В итоге надел кросы, но тимберы взял с собой. Да, это лишний килограмм в рюкзаке, но что я буду делать, если кросы порвутся?

Маленькие рюкзаки мы сдали в камеру хранения хостела. Мэтти долго возмущался, что камера хранения платная, потому что до этого он останавливался в хостелах, где вещи без проблем можно было оставить бесплатно на пару дней.

План был такой – закупить еды и воды для похода с одной ночёвкой, подняться до базового лагеря на высоте 3600 метров, заночевать там в палатках, встать в четыре утра до восхода солнца и бегом подняться на самый верх. На вершине в сумерках понаблюдать за извержением, встретить рассвет, наделать кучу фото и видеоконтента и спокойненько идти домой. Так делают все организованные гидом группы, только их отвозят к подножью на автобусе, а еду они покупают накануне. Мы выползли из хостела только в девять утра, нам предстояло купить в продуктовом консервы, лапшу быстрого приготовления и воду и найти нужный автобус до вулкана. Мне повезло, что Мэтти бегло говорил по-испански, поэтому он быстро выведал у местных маршрут с одной пересадкой, и в одиннадцать часов мы вышли из автобуса у точки старта.

Высота 2200 метров над уровнем моря, нам предстояло подняться на 1400 метров за пять часов, чтобы успеть поставить палатку до темноты. Если не считать лёгкие прогулки по Кисловодску и окрестностям с бутылкой разливного вина, когда мне было 17 лет, это был мой первый в жизни горный поход. Минут через пятнадцать я уже шёл, тяжело дыша, еле переставляя ноги. Мэтти бодренько шагал впереди, оторвавшись от меня метров на пятьдесят. Периодически он останавливался покурить и подождать меня, хотя по моей одышке казалось, что курильщик здесь именно я, причём с лишним весом. Вулкан был национальным парком, поэтому туда-сюда сновали толпы туристов. Примерно через полкилометра подъёма было что-то вроде пропускного пункта, где нужно было записаться и заплатить 50 кетсалей за вход. Берут деньги, хоть бы лошадиный навоз с дороги убирали! За отдельную плату гиды предоставляли услугу перевозки рюкзаков с вещами на лошади. На высоте 3000 стало холодно, и мы с французом облегчили свои рюкзаки, надев часть одежды на себя. Опустился туман, начал капать мелкий дождь. Я шёл и думал, не начнётся ли у меня высотная болезнь. Перед восхождением я спросил пару советов у своего друга, опытного походника, как её избежать, но сейчас я никак не мог вспомнить, сколько он советовал пить воды – побольше или поменьше. Поэтому на всякий случай я пил средне. Я настолько выдохся, что последние пару сотен метров до лагеря шёл минут двадцать. В лагере было немного людей, и мы быстро нашли ровную площадку, на которой можно поставить две палатки. Я купил свою палатку перед путешествием и кинул её в рюкзак, не распаковывая, только посмотрел видеоинструкцию по установке. И сейчас мой уставший мозг пытался вспомнить инструкцию, которую смотрел месяц назад. Палатку я начал ставить в сумерках, а закончил в ночной темноте, подсвечивая себе налобным фонариком. У Мэтти была одноместная купольная палатка, а у меня двухместный домик. Но он назывался двухместным лишь условно – ширина пола была 120 сантиметров, а из-за покатой крыши, которую я так и не смог нормально натянуть, лежать можно было только посередине. То ли потому, что я ставил палатку впервые в жизни, то ли потому, что палатка была говно, крыша свисала так, что при дуновении ветра её колеблющиеся своды угрожали отхлестать меня по щекам. Поэтому мы прозвали мою палатку shitty-tent. Когда я закончил с постройкой своего дома, француз уже грел на костре воду в чашке. Я присоединился к компании вокруг костра и приткнул свою стальную кружку с водой на камень в огне. После подъёма у меня болели все мышцы тела, и я мечтал о том, чтобы сейчас поесть и лечь спать. Костёр еле горел. Нормального валежника рядом не нашлось, топора ни у кого не было, да и вряд ли бы гиды одобрили рубку деревьев в национальном парке, поэтому на дрова шёл какой-то мелкий хворост. Кипения воды мы так и не дождались, но она нагрелась достаточно, чтобы заварить бомж-пакет. Мы поели и разбрелись по палаткам, договорившись встретиться снаружи в четыре утра, чтобы пойти наверх. Я переоделся в термобельё и залез в свой спальник. Очень скоро я понял, что разделся зря, с наступлением ночи очень быстро похолодало. Сначала я просто надел худи, но с каждой минутой температура опускалась всё ниже и ниже, через полчаса я вылез из спальника и натянул на себя всю одежду, которая у меня была с собой: джинсы, футболку, рубашку, худи, шапку, термоноски и термобельё. Снаружи осталась только отсыревшая во время подъёма куртка, которую я свернул и положил под голову вместо подушки. И этого всё равно было недостаточно.

Как я оказался в такой ситуации? Основная характеристика спальных мешков – температура их использования. Обычно там стоит три числа: T comfort, T limit, T extreme. Я же ехал в путешествие по жарким странам, поэтому на бирке моего спальника было написано: +9, +5, -6. Это значит, что выше +9 градусов по Цельсию будете спать в тепле. От +5 до +9 в целом должно быть нормально, но может чуть-чуть холодновато. При более низких температурах использовать не рекомендуется. Третье число T extreme значит, вам будет очень холодно, но вы должны выжить. У меня это было минус шесть. Показатели усреднённые, каждый человек переносит холод по-разному, также влияет уровень усталости и сытости. Я был очень уставшим и не очень сытым.

Это был мой первый опыт похода в горы, да и вообще похода с палаткой. Как-то я не подумал, что буду мёрзнуть ночью в Гватемале. В Антигуа можно ходить в майке круглосуточно. Нет, я знал, что наверху прохладнее, но чтоб настолько. Я вспоминал, как покупал термобельё.

– Возьмите лучше вот это, – показывает мне на соседнюю витрину продавец, – оно на 30% теплее того, что вы взяли. Тепло вам пригодится, а жарко не будет, уверяю.

– Нет, спасибо, я еду в путешествие по жарким странам, – говорю я назойливому продавцу, который хочет продать мне комплект на тысячу дороже, – оно мне вообще вряд ли пригодится, беру так, на всякий случай.

Так я взял самый лёгкий комплект. А сейчас я в жаркой стране лежу ночью в палатке и прикидываю варианты, как не замёрзнуть. Может, приложить к телу сэкономленную тысячу? Или пойти греться у костра? Идея на первый взгляд неплохая, но, во-первых, там нет дров, и этот костёр почти не даёт тепла. Во-вторых, мне придётся вылезать из спальника. В итоге я придумал такую схему: ты интенсивно ворочаешься внутри спальника, одновременно растирая себя руками, согреваешься и засыпаешь. Через какое-то время, может, минут через двадцать, просыпаешься от холода и всё начинаешь по новой. И так всю ночь. Около двух часов ночи я захотел пописать. Пустой бутылки у меня не было, поэтому я принял решение терпеть до восхода солнца. Раньше вылезать из спальника я не собирался.

Пожалуй, и туристический коврик тоже стоило купить пожирнее. У меня была тонкая пенка, четыре миллиметра, её можно сложить вдвое и запихнуть внутрь рюкзака. Так я думал взять рюкзак в ручную кладь. Надо ли говорить, что ни разу за всё путешествие я не убирал её внутрь рюкзака? А взял бы нормальную десятимиллиметровую пенку, уверен, мне было бы не только мягче, но и теплее.

В четыре утра зазвонил будильник. Сейчас я должен встать, чтобы успеть до восхода солнца подняться на вершину. Снаружи всё так же холодно, у меня совершенно нет сил после тяжёлого восхождения и холодной ночи почти без сна. Я выключаю будильник и пытаюсь спать дальше. Чувствую, как дрожит земля подо мной. Вулкан тоже не спит. Что, если он проснётся по-настоящему? С выбросом ярко-оранжевой лавы и чёрно-серым раскалённым пеплом. Здесь вся земля чёрная от вулканического пепла. Он может взорваться так, что брызги лавы долетят до нашего лагеря. Это была бы эпичная смерть. Лучше, чем умереть от какой-нибудь старческой болезни, обоссавшись в постели. Позже я узнаю, что полтора года назад извержение этого вулкана убило несколько десятков человек, сотни пострадали, тысячи остались без крова.

Когда солнце встало и на улице потеплело, я осмелился вылезти из палатки. Давление в мочевом пузыре вот-вот могло достигнуть критической отметки. Я отошёл от лагеря шагов на тридцать, подставил лицо под солнечные лучи, пробивающиеся сквозь ветки деревьев, и расстегнул ширинку. Это такой кайф! Я терпел полночи, чтобы не вылезать из спальника в ночной мороз. И сейчас я стоял, закрыв глаза, под теплыми лучами солнца, а струя горячей мочи согревала мой скукожившийся от мороза член. Блаженство длилось больше минуты. Я открыл глаза, начал заправляться и только сейчас заметил, что всё вокруг покрыто белым налётом инея. Всё, кроме небольшого участка травы, который я только что растопил своим теплом. Когда в следующий раз пойду в поход, надо будет посмотреть прогноз погоды и не жмотиться на прокат тёплого спальника.

Я вернулся в лагерь и услышал возню во французской палатке. Мэтти кашлял, хлюпал носом и ругался по-французски. Я не понимал ни слова, но догадаться, о чём он, можно и без перевода. Похоже, у него тоже был недостаточно тёплый спальник, и он простудился. Ночью я тоже был уверен, что проснусь с соплями и температурой, но, на удивление, этого не случилось. Возможно, меня всю ночь согревал наполненный мочевой пузырь.

Мы побрели к костру греть воду, чтобы попить кофе перед покорением вершины. Сегодня костёр горел ещё хуже, чем вчера. Я тщетно пытался найти валежник, но кроме тонкого хвороста, который вспыхивал и сгорал мгновенно, и здорового отсыревшего полена, которое никак не хотело разгораться, ничего не было. Несколько человек тоже тусовались у костра, но основная часть туристов ушла затемно встречать рассвет на вершине. После двадцати минут ожидания, пока закипит вода, Мэтти плюнул и пошёл наверх без кофе. Я сказал, что не готов идти, не зарядившись энергией божественного напитка «три в одном», и остался ждать дальше. Ещё десять минут, и я просто пил тёплую воду из стальной туристической кружки. Мэтти был на удивление бодр, несмотря на лёгкую простуду, так что, когда я медленно и обессиленно выдвинулся в путь, его уже нигде не было видно. Сначала подъем был такой же, как и раньше – зигзагами по склону вверх. Потом дорога уходила прямо и упиралась в резкий пик. Последние метров сто высоты надо было преодолеть по крутому каменисто-песчаному склону. Но я, так и не отдохнувший после вчерашнего подъёма, был настолько ослаблен, что даже по пологому подъёму шёл, еле перебирая ногами. В какой-то момент я сел передохнуть на слегка подогретый солнцем камень и понял, что дальше идти не могу. Просто нет сил. Я сидел и тяжело дышал этим разряженным на высоте воздухом, и больше всего на свете сейчас я хотел лечь на удобный ортопедический матрас, накрыться большим пуховым одеялом и не заснуть даже, а просто лежать и бессмысленно смотреть вверх. Я был так сильно опустошён, что хотелось рыдать, но даже на это не было сил. Я просидел так минут двадцать и подумал, что ничего страшного, будут ещё вершины на моём пути. Поднимусь на Акатенанго в свой следующий приезд в Гватемалу. Хорошо подготовлюсь, куплю теплое термобельё, спальник с температурой комфорта минус пять, удобную трекинговую обувь, и вот тогда!.. Я встал с камня, надел свой рюкзак и медленно побрёл вниз. Я прошёл шагов пятьдесят, и так невыносимо мне сделалось от этого. От этого поражения. От какой-то позорной сдачи после стольких усилий. Так обидно, до слёз. Если не сейчас, то когда? Когда, мать его, я заберусь на вершину потухшего вулкана, чтобы посмотреть на извержение действующего? Может, так статься, что никогда. Может, я больше не приеду в Гватемалу. Может, я вообще не доживу до конца своей кругосветки. И я развернулся и бодрым шагом пошёл обратно к вершине, полный решимости.

Запал боевого духа угас, когда я начал штурмовать самый пик. Дальше я уже поднимался без энтузиазма и энергии, на одной только силе воли. Шаг, ещё шаг, вдох-выдох. «Давай, парень, тебе просто нужно дышать и идти,» – я отключил все остальные мысли и сконцентрировался только на ходьбе и дыхании. Где-то посередине я встретил спускающегося вниз Мэтти. Он сказал, что будет ждать меня в лагере. Я натужно улыбнулся и проводил взглядом его бодро порхающую вниз по крутому склону фигуру. Чем ближе к цели, тем медленнее я шёл. Вначале я делал остановки после каждых пяти-шести шагов, потом – после двух-трёх. Когда подняться оставалось метров десять, я уже отдыхал по минуте после каждого шага. Когда я наконец дополз и ступил на плоскую землю, я готов был ликовать и прыгать от счастья, если бы у меня были на это силы, но силы были только улыбаться. Вершина представляла собой плоское круглое плато, чуть проседающее посередине. Сразу было понятно, что когда-то здесь был кратер. Растений здесь не было, впрочем, как и почвы, на которой что-то могло расти. Под ногами шуршал чёрный вулканический песок. Точнее, не песок даже – по размеру как мелкий гравий. Я пошёл к противоположной стороне вершины, чтобы осмотреться и увидеть наконец то, ради чего всё это было затеяно – настоящий действующий вулкан. Он был совсем рядом, казалось, протяни руку – и достанешь. Я представил, как легко можно было перемахнуть туда на дельтаплане. Он как раз был ниже на двести метров, так что теоретически, если тебя не снесёт ветром, спланировать можно было. Чисто технически он извергался, но не так, как я себе это представлял. Он просто периодически выпускал клубы дыма из своего кратера. Как будто курил, медленно затягиваясь и резко выпуская весь дым одним коротким выдохом – пух! Никаких брызг лавы и взрывов. Сейчас я даже не чувствовал дрожания земли, которое ощущал ночью. Не зря сюда ходят именно ночью, до рассвета. В темноте можно разглядеть свечение раскалённой лавы, которую он, конечно, и сейчас выбрасывал, но при ярком палящем солнце этого просто не было видно. Минут пятнадцать я стоял неподвижно и записывал в память всё это зрелище. Именно о таком мне бы хотелось рассказывать в старости внукам.

Спускаться было и легче, и сложнее одновременно. Легче, потому что требовалось меньше сил. Сложнее, потому что риск упасть был выше. И у меня начала болеть голова, видимо, высота дала о себе знать. Я так и не вспомнил, как правильно пить воду – побольше или поменьше. Но сейчас это было не так важно, потому что поменьше мне пить точно не хотелось. А побольше я пить не мог, потому что воды оставалось не так уж много. В лагере я встретил француза, мы доели последние консервы и пошли вниз. Спускаясь в сетчатых кроссовках по песчаному склону, я в кровь стёр себе ноги, поэтому Мэтти опять убегал куда-то вперёд. Я сказал ему, что он может меня не ждать, что я доберусь до Антигуа сам. Я понятия не имел как, но меня это совершенно не пугало. Мэтти убежал вперёд, я мысленно попрощался с ним и пошёл медленно, в своём темпе, никуда не торопясь. Но в самом низу, там, где мы вчера начали своё восхождение, он ждал меня.