Текст книги "200 стихов, сказок и басен С. Михалкова"

Скворец

 
Живет у нас под крышей
Непризнанный артист,
И целый день мы слышим
Художественный свист.
 
 
Еще в полях туманы,
Еще роса блестит,
А он, проснувшись рано,
Уже вовсю свистит.
 
 
Свистит не славы ради,
Не ради всяких благ,
А просто в небо глядя,
От сердца! Просто так!
 
 
Выводит он рулады
По нескольку минут…
Не требуя награды
За свой талант и труд.
 

Мальчик с девочкой дружил…

 
Мальчик с девочкой дружил,
Мальчик дружбой дорожил.
 
 
Как товарищ, как знакомый,
Как приятель, он не раз
Провожал ее до дома,
До калитки в поздний час.
 
 
Очень часто с нею вместе
Он ходил на стадион.
И о ней как о невесте
Никогда не думал он.
 
 
Но родители-мещане
Говорили так про них:
«Поглядите! К нашей Тане
Стал захаживать жених!»
 
 
Отворяют дверь соседи,
Улыбаются: «Привет!
Если ты за Таней, Федя,
То невесты дома нет!»
 
 
Даже в школе! Даже в школе
Разговоры шли порой:
«Что там смотрят в комсомоле?
Эта дружба – ой-ой-ой!»
 
 
Стоит вместе появиться,
За спиной уже: «Хи-хи!
Иванов решил жениться,
Записался в женихи!»
 

 
Мальчик с девочкой дружил,
Мальчик дружбой дорожил.
 
 
И не думал он влюбляться
И не знал до этих пор,
Что он будет называться
Глупым словом «ухажер»!
 
 
Чистой, честной и открытой
Дружба мальчика была.
А теперь она забыта!
Что с ней стало? Умерла!
 
 
Умерла от плоских шуток,
Злых смешков и шепотков,
От мещанских прибауток
Дураков и пошляков.
 

Уточка

 
На вечерней зорьке
Уточку убили,
Уточку убили —
Метко подстрелили:
Лишь одна дробинка
В сердце ей попала —
За кустом в болото
Уточка упала.
 
 
Как она упала —
Клювом в воду ткнулась,
Так она лежала,
Не пошевельнулась,
И ее по ветру
Отнесло в осоку.
Не нырять ей больше,
Не летать высоко.
 
 
Не нашел охотник
Уточки убитой,
За кустом болотным
Камышами скрытой,
Не достал добычи,
Зря искал, бранился…
Долго над болотом
Селезень кружился…
 

Лист бумаги

 
Простой бумаги свежий лист!
Ты бел как мел. Не смят и чист.
Твоей поверхности пока
Ничья не тронула рука.
 
 
Чем станешь ты? Когда, какой
Исписан будешь ты рукой?
 
 
Кому и что ты принесешь:
Любовь? Разлуку? Правду? Ложь?
Прощеньем ляжешь ли на стол?
Иль обратишься в протокол?
Или сомнет тебя поэт,
Бесплодно встретивший рассвет?
 
 
Нет, ждет тебя удел иной!
Однажды карандаш цветной
Пройдется по всему листу,
Его заполнив пустоту.
 
 
И синим будет небосвод,
И красным будет пароход,
И черным будет в небе дым,
И солнце будет золотым!
 

Сказки

Благодарный заяц
(Башкирская сказка)

 
Решил отец, решила мать
На праздник в дом родню позвать:
– Пускай сегодня на обед
Придут и бабушка и дед,
Пускай придут сестра и брат,
Пускай придут и зять и сват
И приведут с собой детей.
Беги, сынок, зови гостей!
 
 
Но плохо слушал Ишбулат,
Что Ишбулату говорят;
Он пробежался по селу
И полсела позвал к столу.
И вот на праздничный обед
Пришли: и бабушка и дед,
Сестра и брат, и зять и сват,
А с ними дядька Салават,
За ним Кугуй и Юлдыбай,
И Кадыргул, и Саранбай,
И Халима, и Аминбек —
Ну, словом, сорок человек!
Уселись гости кое-как
И тут же съели бишбармак,
За пять минут исчез пирог,
За ним исчез бараний бок.
– Как быть? – отца спросила мать. —
Что мне еще на стол подать?
Я в дом одну родню ждала,
А в дом явилось полсела!
– Спроси сынка, – сказал отец, —
Пусть отвечает сорванец!
 
 
А сорванец и сам не рад —
В лесу горюет Ишбулат.
Сидит и плачет на пеньке.
Вдруг зашуршало в тростнике,
И вышел Заяц на лужок:
– Не надо плакать, мой дружок!
 
 
Но пуще плачет Ишбулат,
И слезы катятся, как град.
– Не плачь! – Зайчишка повторил. —
Я знаю, что́ ты натворил.
Но ты зимою как-то раз
Меня от лютой смерти спас,
И я тебе – не серебром,
А за добро плачу добром.
Ступай домой и слез не лей —
Все обойдется, ей-же-ей!
 
 
Пришел из леса Ишбулат,
А гости все в гостях сидят.
Явившись вместе на обед,
Сидят: и бабушка и дед,
Сестра и брат, и зять и сват,
А рядом дядька Салават,
За ним Кугуй и Юлдыбай,
И Кадыргул, и Саранбай,
И Халима, и Аминбек —
Ну, словом, сорок человек!
Они сидят и молча ждут,
Что им еще поесть дадут.
 
 
– Как быть? – отцу сказала мать. —
Нас перестанут уважать!
– Так не гуляли мы давно! —
Вздохнул отец, взглянув в окно,
И замер вдруг, открывши рот…
 
 
И тут увидел весь народ:
Из леса к дому звери шли.
Медведи в ульях мед несли.
За ними следом волки шли,
Они баранину несли.
 
 
А там еще лисицы шли,
Гусей и кур они несли.
 
 
А там еще олени шли
И в ведрах молоко несли.
 
 
И зайцы шли, и белки шли —
Грибы и ягоды несли.
 
 
И полевые мыши шли,
Зерно в мешках они несли…
 
 
Три дня, три ночи напролет
Шел пир горой, гулял народ.
И я там был, и пил, и ел,
И с Зайцем рядышком сидел!
 

Мороз и Морозец
(Литовская сказка)

 
Жил когда-то Дед Мороз,
У него внучонок рос.
Всем хорош Морозец был,
Да похвастаться любил:
– Дед силен, а я сильней!
И кусаюсь я больней!
Я моложе на сто лет!
Заморожу целый свет!
 
 
Вот Морозец как-то раз
В чистом поле, в поздний час,
Видит: едет, сыт и пьян,
В толстой шубе толстый пан.
Кони барина везут.
Наш Морозец тут как тут!
 
 
Рядом с паном в сани сел —
Нос у пана побелел.
Пан не чует рук и ног,
Весь до косточек продрог,
Льдинки сыплются из глаз…
Пробил пану смертный час,
Не спасли его меха —
Рукавицы и доха.
 

 
– Что ты кверху поднял нос? —
Встретил внука Дед Мороз.
Усмехнулся внук в ответ:
– Шуба есть, а пана нет.
И не вылез из мехов,
Как промерз до потрохов.
Ты силен, а я сильней,
И кусаюсь я больней!
Заморожу целый свет!
 
 
– Ладно, внучек, – крякнул дед. —
Заморозишь! А пока
Заморозь-ка мужика.
– Где? Какого?
– Вон в бору
Рубит сучья на ветру!
 
 
Заглянул Морозец в бор,
Где звенел в тот час топор,
Видит, тощий мужичок,
Затянул свой кушачок,
Зипунком прикрыт едва,
Рубит сучья на дрова.
– Ну-ка, внучек! – молвил дед. —
Одолеешь или нет?
 
 
– Да таких хоть десять штук! —
Не моргнув, ответил внук.
 
 
Как пришел Морозец в лес,
Мужику в зипун залез,
Пробирает мужика —
Больно щиплет за бока,
За нос, за уши дерет,
Прямо за душу берет!
 
 
А мужик, знать, крепок был —
Так и рубит, как рубил,
Так и машет топором,
Разбирает бурелом.
Призаморится – вздохнет,
Только пот с лица смахнет,
Чуть присядет на пенек:
– Жаркий выдался денек!
 
 
Час ли, два часа прошло —
Время быстро утекло.
Мужичонка, жив-здоров,
Наложил на санки дров,
За кушак топор заткнул
И до дому повернул.
А Морозец, сам не свой,
Поплелся к себе домой.
 
 
– Ты чего повесил нос? —
Встретил внука Дед Мороз.
Что ответил деду внук,
Здесь писать нам недосуг,
Только скажем: с этих пор,
Как берет мужик топор,
Так Морозец – ни гугу!
Тихо дремлет на снегу.
 

Жадный Вартан
(Армянская сказка)

 
С овечьей шкурой к скорняку
Зашел Вартан-сосед:
– Из этой шкуры шапку сшить
Ты можешь или нет?
 
 
– Могу! – сказал в ответ скорняк,
На шкуру посмотрев.
– А выйдет две? – спросил Вартан,
На корточки присев.
 
 
– И две сошью.
– А три?
– И три!
– Сошьешь четыре?
– Да!
– А пять?
– Ну что ж, могу и пять,
Коль в этом есть нужда!
 

 
– Быть может, выкроишь все шесть?
– Могу, раз надо так!
– Где шесть, там – семь! – сказал Вартан.
– Идет! – сказал скорняк.
Когда заказчик через день
За шапками пришел,
Семь шапок выложил скорняк
На свой рабочий стол.
 
 
– Да разве это мой заказ? —
Вскричал в сердцах Вартан. —
Когда ты шапки мне кроил,
Ты был, должно быть, пьян?
Что с ними делать мне теперь?
Куда прикажешь деть?
Ведь ни одну из них нельзя
На голову надеть!
 
 
– Но ты же сам того хотел! —
Сказал в ответ скорняк. —
Больших семь шапок из овцы
Не выкроишь никак!
 

Ремесло
(Восточная сказка)

 
Жил Князь. И был он так богат,
Что и не снилось нам!
Но все – от шлема и до лат
Себе он делал сам.
 
 
Он мог доспехи заказать
В любой чужой стране,
А если – нет, то с боем взять,
Сражаясь на войне.
 
 
Но был он, видно, из числа
Князей не рядовых —
Владел он тайной ремесла
Людей мастеровых.
 
 
Он раньше всех других вставал,
Шел в кузню над рекой
И что-то там один ковал,
Калил в огне и шлифовал
Уверенной рукой…
Князь часто ссорился с женой —
Она его кляла:
«Смеются люди надо мной!
Ведь я за князя шла!
 
 
Скажи, зачем тебе дворец
И герб твой родовой,
Когда не князь ты, а кузнец!
Батрак! Мастеровой!»
 
 
Но улыбался муж в ответ
И отвечал жене:
«Без ремесла мне жизни нет!
Без кузни скучно мне!»
 
 
Однажды часовой проспал,
И был убит гонец,
И темной ночью враг напал
На княжеский дворец.
 
 
Оставив груды мертвых тел,
Он в плен живых увел,
А Князь, что чудом уцелел
От копий, от мечей и стрел,
Остался бос и гол…
 
 
Из дальних странствий возвратясь,
Княгиня обмерла:
Ее встречает нищий Князь!
Дворец сожжен дотла!
 
 
Княгиня в слезы: «Как нам жить?
О! Горе, горе мне!» —
«А я не думаю тужить! —
Князь отвечал жене. —
Умею я мечи ковать
И закалять щиты,
А их возить и продавать
Отныне будешь ты!
 
 
И ты поймешь своим умом,
Что всюду и везде
Тот, кто владеет ремеслом,
Не пропадет в нужде!»
 
 
И не секрет, что ремесло
На свете многих так спасло!
 

Как старик корову продавал
(Русская народная сказка)

 
На рынке корову старик продавал,
Никто за корову цены не давал.
Хоть многим была коровенка нужна,
Но, видно, не нравилась людям она.
 
 
– Хозяин, продашь нам корову свою?
– Продам. Я с утра с ней на рынке стою!
 
 
– Не много ли просишь, старик, за нее?
– Да где наживаться! Вернуть бы свое!
 
 
– Уж больно твоя коровенка худа!
– Болеет, проклятая. Прямо беда!
 
 
– А много ль корова дает молока?
– Да мы молока не видали пока…
 
 
Весь день на базаре старик торговал,
Никто за корову цены не давал.
Один паренек пожалел старика:
– Папаша, рука у тебя нелегка!
Я возле коровы твоей постою,
Авось продадим мы скотину твою.
 
 
Идет покупатель с тугим кошельком,
И вот уж торгуется он с пареньком:
– Корову продашь?
– Покупай, коль богат.
Корова, гляди, не корова, а клад!
 

 
– Да так ли! Уж выглядит больно худой!
– Не очень жирна, но хороший удой.
– А много ль корова дает молока?
– Не выдоишь за день – устанет рука.
 
 
Старик посмотрел на корову свою:
– Зачем я, Буренка, тебя продаю?
Корову свою не продам никому —
Такая скотина нужна самому!
 

Упрямый Лягушонок

 
Родился Лягушонок
За городом, в пруду.
Он рос у папы с мамой
Все время на виду.
 
 
И громче всех он квакал,
И прыгал далеко,
Но было папе с мамой
С ребенком не легко.
 
 
Была строга с ним мама,
Был папа тоже строг,
Но все ж его упрямства
Никто сломить не мог.
 
 
Он как-то оказался
Один на берегу,
И про себя решил он:
«Возьму и убегу!
 
 
Пусть взрослые лягушки
Сидят себе в пруду.
Когда я нагуляюсь —
Тогда домой приду!»
 

 
И квакнув: – До свиданья! —
Все дальше – прыг да прыг! —
Широкой автострады
Он к вечеру достиг.
 
 
По гладкому асфальту
Неслись машины в ряд,
Они жучков и мошек
Давили всех подряд.
 
 
На это Лягушонок
Не в силах был смотреть —
Ведь мог он точно так же
Бесславно умереть!
 
 
И он назад запрыгал —
Все дальше – скок да скок!
И как же показался
Обратный путь далек.
 
 
Устали прыгать лапки,
Он выбился из сил,
Он мысленно у мамы
Прощения просил.
 
 
И только на рассвете
Вернулся он домой
Озябший, похудавший,
Уставший и хромой.
 
 
Его спросили сухо:
– Ты где-то пропадал? —
Такой спокойной встречи
Малыш не ожидал.
 
 
Он думал, папа с мамой
Начнут его ласкать,
Не будут без присмотра
Из дома выпускать.
 
 
Они же равнодушно
Смотрели на него,
Как будто и не ждали
Ребенка своего.
 
 
Но это был наглядный
Родительский урок.
Опасная прогулка
Пошла упрямцу впрок.
 

Суеверный Трусохвостик
Повесть-сказка

Заяц, по прозвищу Трусохвостик, был, как вы, очевидно, догадались, не из храброго десятка. Наоборот, это был самый трусливый и суеверный зайчишка из всех известных нам зайцев. Он верил во всякие глупые приметы, и всегда ему казалось, что с ним что-то должно случиться и он непременно попадет в какую-нибудь беду.

Так оно и случилось.

Самолет, на котором Трусохвостик должен был лететь, вылетал в понедельник, тринадцатого числа. Ни один из суеверных зайцев не рискнул бы подняться в воздух в понедельник, да еще тринадцатого числа! Ведь не зря понедельник считается тяжелым днем, а тринадцатое число – числом роковым. Но делать было нечего: билет на самолет взят и отложить полет по многим причинам невозможно.

Трусохвостик машинально взглянул на номер билета: 2353. Он сложил в уме цифры: два плюс три, плюс пять, плюс еще три… Получалось – тринадцать! Ощущая легкую дрожь в коленках и хвостике, он сложил цифры в обратном порядке: три плюс пять, плюс три, плюс два… Получилось то же самое! Кругом тринадцать.

А когда на аэродроме по радио объявили посадку на самолет № 13–13, отлетающий тринадцатым рейсом, бедный Трусохвостик совсем упал духом.

Заняв в самолете свое место, Трусохвостик огляделся. Далеко не все кресла были заняты пассажирами.

Первые места занимали Козел и Коза. На вид им обоим можно было дать больше ста лет. У Козла был очень ученый вид, и, судя по его белой бородке, можно было предположить, что он по крайней мере капустный профессор.

Справа, возле окна, сидела Кенгуру. Из сумки на ее животе выглядывал маленький Кенгуренок, очень похожий на мать.

Позади Кенгуру расположилась толстая Хавронья. Хрюшка едва помещалась в своем кресле. Не успев сесть, она раскрыла голубой мешок на «молнии» и начала с аппетитом чавкать, поглощая взятые в дорогу продукты.

Наискосок от Хрюшки сидел Мопс. Он был из породы собак, отличающихся самонадеянным видом. Трудно было определить его возраст. Глаза у него слезились, однако он был еще достаточно молод для того, чтобы принимать участие в собачьих выставках. Трусохвостик, сидевший недалеко от него, обратил внимание на несколько серебряных медалей, звеневших на ошейнике тупоносого пассажира. Откинувшись на спинку кресла, Мопс читал «Ветеринарную газету».

Дальше сидели Кот и Кошка. Усатый Кот с первого взгляда не понравился Трусохвостику. Во-первых, он был черным, а черные коты, как известно, приносят несчастье. Во-вторых, он не умел себя вести. Он бесцеремонно громко мурлыкал и мяукал, обращаясь к своей спутнице, которая, в отличие от него, была рыженькой и производила впечатление вполне воспитанной Кошечки. Однако мурлыканье и мяуканье соседа, по-видимому, доставляли ей удовольствие. Она томно щурилась в его сторону и нежно мурлыкала что-то в ответ. Что именно, Трусохвостик так и не успел расслышать из-за шума двух заведенных моторов.

Пассажирский самолет № 13–13 медленно выруливал на стартовую дорожку, с которой он должен был подняться в свой тринадцатый рейс. Наконец он вырулил, круто развернулся на месте и, как бы собираясь с духом, на мгновение замер. Затем один за другим взревели оба мотора, машина рванулась вперед и помчалась по летному полю. Еще одно мгновение – и она уже повисла в воздухе, оставив далеко внизу под своими крыльями быстро уменьшающиеся постройки аэродрома.

Трусохвостик сидел ни жив ни мертв. Он вообще первый раз в своей жизни летел в самолете. Только крайняя необходимость, только неотложные дела заставили его воспользоваться этим видом транспорта.

«Ну вот и я лечу! – думал Трусохвостик, обеими лапками крепко держась за пряжку ремня, которым он предусмотрительно пристегнулся при взлете. – Теперь мне осталось только благополучно приземлиться! Если бы не противный понедельник и не тринадцатое число, я бы мог признаться, что все это в конце концов не так уж страшно. В самом деле, летают же другие…»

Немного успокоив себя, Трусохвостик попробовал осторожно выглянуть в окно. Это ему легко удалось. Откровенно говоря, землю он не узнал. Если раньше, прыгая и скача по ней, он, можно сказать, не видел дальше собственного носа, то из окна самолета он увидел землю почти всю сразу, со всеми ее лесами и полями, озерами и дорогами. Это было удивительное зрелище!

«Какая несправедливость! – подумал Трусохвостик. – То, чем какой-нибудь ничтожный Воробей или глупая Галка могут запросто любоваться каждый день, стоит им лишь взмахнуть крыльями, мы, зайцы, можем увидеть, только купив билет на самолет!»

Не успел он так подумать, как самолет вдруг сильно качнуло. Потом его так же неожиданно подбросило вверх.

– Кажется, начинается! – прошептал Трусохвостик, почувствовав легкое головокружение. – Надо постараться заснуть. И чем скорее, тем лучше.

Трусохвостик откинулся поудобнее на спинку кресла и закрыл глаза.

Полулежа с закрытыми глазами, Трусохвостик стал думать о разных разностях. Мысли путались, громоздились одна на другую и переплетались в маленькой заячьей голове. Мерный шум двух моторов нагонял сладкую дремоту, и в один момент Трусохвостику показалось, что он уже спит. Он решил проверить, так ли это, и попробовал открыть глаза. Каково же было его удивление, когда глаза легко открылись, и Трусохвостик понял, что он вовсе не спит. Зато почти все пассажиры спали, сладко посапывая и похрапывая на своих местах. Спали Козел и Коза. Дремала Кенгуру с Кенгуренком. Доверчиво положив голову на плечо своего соседа, тихо посапывала рыженькая Кошечка. Громко храпела Хавронья. Во сне ее мучали какие-то кошмары, и она поминутно вздрагивала всем своим грузным телом. Только Мопс продолжал читать газету.

Трусохвостик выглянул в окно. Теперь самолет летел на большой высоте. Он спокойно плыл между безоблачным голубым небом и толстым слоем белых облаков, похожих на огромную заснеженную равнину.

«Вот бы хорошо попрыгать по этим мягким белым кочкам! – подумал было Трусохвостик, но тут же одумался: – Нет, лучше уж как-нибудь поскорее пролететь над ними».

– Кстати, интересно знать, где мы сейчас летим?

– Обратитесь к экипажу! – проворчал Мопс, к которому Трусохвостик рискнул обратиться с вопросом.

– А где экипаж? – вежливо поинтересовался Трусохвостик.

– Прямо, за дверью! – не очень любезно ответил Мопс.

Трусохвостик поднялся и направился в указанном направлении. Подойдя к двери, он осторожно нажал ручку и вошел в кабину экипажа.

Первое, что он увидел, настолько испугало его, что он чуть было не лишился чувств. Пилот Медведь, вместо того чтобы управлять самолетом, спал мертвецким сном. Во сне он сосал лапу, и даже шум моторов не мог заглушить его богатырского храпа. Прикорнув возле радиоприемника, так же крепко спал и его верный помощник радист Суслик. В радионаушниках что-то потрескивало и пищало, но это его нисколько не беспокоило.

– Что же это?! – в ужасе пролепетал Трусохвостик, и его сердце забилось так быстро, что, казалось, оно вот-вот выскочит. – Надо их немедленно разбудить!

Но все усилия Трусохвостика были напрасны. Сколько он ни барабанил по плечу Медведя, сколько ни расталкивал Суслика, они не думали просыпаться. А самолет летел себе высоко над землей. Стрелки приборов что-то показывали. Моторы гудели. И ни один из пассажиров самолета не догадывался о том, что происходило в кабине экипажа. Дурные приметы начали сбываться!

Выбившись из сил, Трусохвостик вернулся к пассажирам. Те уже проснулись и занимались теперь каждый своим делом: одни завтракали, другие играли в карты и шашки.

«Катастрофа! Надо что-то немедленно предпринять! Нельзя сидеть сложа руки!» Трусохвостик прошел в конец самолета и машинально заглянул в багажное отделение.

Что это? Среди нескольких чемоданов и сумок, принадлежащих пассажирам, Трусохвостик увидел два парашюта.

Пассажиры очень удивились, когда Трусохвостик, прислонившись спиной к двери, ведущей в кабину экипажа, поднял лапку и попросил внимания.

– Что он хочет нам сказать? – промяукала Кошечка, наклонившись к своему соседу.

– А чего можно ждать от Зайца? – презрительно фыркнул черный Кот.

Но очень скоро ему пришлось раскаяться в своих словах.

Коротко обрисовав создавшееся положение, Трусохвостик закончил свою речь словами:

– Прошу без паники! Все остаются на своих местах! Двое из нас могут попытаться спасти свою жизнь, выпрыгнув из самолета…

– А это не рискованно? – не без иронии перебил его с места старый Козел.

– На борту самолета есть два парашюта, – серьезно сказал Трусохвостик.

– Лично мы прыгать не собираемся! – в один голос заявили Козел и Коза. – Пусть прыгают те, кто помоложе!

– Я! Я! Б-буду п-прыгать! – заикаясь от страха, завопил черный Кот, срываясь со своего места и бросаясь навстречу Трусохвостику. – Да-да-айте мне п-па-арашют! М-мне!

Куда девалась вся его наглая самоуверенность! Шерсть на его шкуре стояла дыбом. Сам он дрожал как осиновый лист.

– Сейчас же сядьте на место! И не заикайтесь! – приказал Трусохвостик.

Поджав хвост, Кот опустился в кресло. Теперь он уже не обращал никакого внимания на свою соседку. Он думал только о своей черной шкуре. А бедная рыженькая Кошечка тихо плакала. Но плакала она не от страха, а от стыда. Ей было стыдно за того, кто клялся ей всю дорогу в дружбе и верности, а сейчас, в час беды, оказался таким ничтожным и малодушным.

Трусохвостик по очереди обошел всех пассажиров. Но все, в том числе даже Хавронья, наотрез отказались прыгать.

– Будь что будет! – сказали они. – Может быть, Медведь еще проснется. Надо просто хорошенько попытаться его разбудить. Но прыгать… Нет, прыгать мы не будем! Это даже как-то некрасиво по отношению к остальным!

Только Кот во что бы то ни стало решил оставить самолет. Это произвело на всех такое плохое впечатление, что пассажиры в полном молчании отвернулись, когда он дрожащими лапами схватил парашют, нацепил его на себя и, что-то жалобно мяукнув, выбросился вниз головой в открытую дверь самолета.

Несмотря на усилия всех находящихся в самолете, экипаж так и не проснулся. Напрасно Хавронья хрюкала Медведю в самое ухо, рычал и тявкал Мопс, истошно блеял Козел.

Самолет все летел и летел. Стрелки приборов подрагивали на черных и белых циферблатах. В радионаушниках что-то продолжало потрескивать и пищать. Моторы спокойно гудели.

– Вот если бы… – начал Трусохвостик, когда все, окончательно выбившись из сил, собрались на маленькое совещание.

– Что если бы? – с надеждой в голосе перебила его мать Кенгуру, прижимая к себе безмятежно спящего Кенгуренка.

– Если бы кто-нибудь из нас умел обращаться с радио!

– Я умею! – раздался тихий голосок. Это сказала Кошечка. Она уже успокоилась и даже успела привести в порядок свою намокшую от слез мордочку.

– Какая приятная неожиданность! – воскликнул обрадованный Трусохвостик. – Теперь мы сможем связаться с землей!..

А на земле, там, где ждали самолет № 13–13, уже давно волновались. Напрасно опытный радист Дятел настраивал радиоприемник в надежде услышать голос своего приятеля Суслика. Тот молчал. И вдруг в наушниках Дятла послышалось какое-то мурлыканье и мяуканье. Дятел прислушался.

– Говорит самолет № 13–13.

– Это ты, Суслик? – запросил Дятел. – Что случилось?

– Экипаж самолета спит, – мяукнули в ответ.

– Кто у аппарата? – удивился Дятел.

– Пассажиры!

Никогда еще Дятлу не приходилось записывать такие радиограммы.

– Перестаньте шутить! – рассердился он наконец.

– Мы не шутим, – ответил ему тот же голос. – Мы не знаем, что нам делать. Посоветуйте, пожалуйста, как нам быть?

Начальник аэродрома – видавший виды Аист – собрал у себя в кабинете экстренное совещание.

– Чрезвычайное происшествие! Находящийся в воздухе самолет № 13–13 терпит бедствие…

Но Аист не успел закончить начатой фразы. В кабинет влетел запыхавшийся Дятел. Он положил на стол новую радиограмму. Взглянув на нее, Аист не поверил глазам:

«Решил сажать самолет. Подскажите, как это сделать. Трусохвостик».

Видавший виды Аист молча опустил крылья.

Прежде чем принять столь ответственное решение, Трусохвостик посоветовался с пассажирами.

– Я хочу посадить самолет! – заявил он твердо и решительно.

– И вам это удастся сделать? – спросила Коза.

– Я в этом не уверен, – честно признался Трусохвостик. – Но я попробую. На всякий случай давайте проголосуем мое предложение!

Все, кроме Мопса, подняли лапы.

– Вы против? – спросил Трусохвостик.

– Я воздержался, – проворчал Мопс. – Я знаю только, что мне сегодня вечером надо быть на собачьей выставке!.. – и опять углубился в чтение «Ветеринарной газеты».

Проголосовав единственное предложение, пассажиры крепко пристегнулись ремнями к креслам и замерли на своих местах.

Решив сажать самолет, Трусохвостик уселся в кресло пилота.

Перед ним и вокруг него было множество разных кнопок, ручек, выключателей, приборов, похожих на часы, и еще всякой всячины. Спящих Медведя и Суслика пассажиры давно уже вытащили из тесной кабины, и теперь они храпели в дальних креслах самолета. На них уже никто не обращал внимания. Все думали только о Трусохвостике и о его верной помощнице, которая помогала ему в такую трудную минуту.

Преданно поглядывая на самого отчаянного храбреца на свете, она ловко справлялась с обязанностями бортрадиста, переговариваясь с Аистом, который решил лично руководить столь необычной посадкой самолета.

– Вы меня понимаете? – спрашивал издалека Аист.

– Понимаем! – отвечала Кошечка и показывала Трусохвостику на ту кнопку или ручку, которую он должен был нажать или потянуть на себя.

Нельзя сказать, чтобы с самого начала все шло как по маслу. Трусохвостик нажимал случайно не на ту кнопку, и самолет почему-то начинал задирать кверху нос. Тогда Трусохвостик быстро хватался за какую-нибудь ручку, и самолет тотчас переходил в другое, не менее опасное положение.

Бедная Хавронья чувствовала себя прескверно. Она наелась до отвала и теперь ужасно страдала от всех виражей и мертвых петель, которые проделывал в воздухе самолет, управляемый Трусохвостиком.

Козел и Коза, прижавшись друг к другу и закрыв глаза, не шевелились. По всему было видно, что они приготовились к худшему.

Только Кенгуренок был доволен. Он был еще маленький и ничего не понимал. Когда самолет кидало то вверх, то вниз, Кенгуренок весело смеялся. Ему казалось, что он качается на качелях.

А Мопс, самовлюбленный Мопс, продолжал читать. Впрочем, может быть, он просто делал вид, что читает. Весьма вероятно, он вообще не умел читать и держал газету в лапах так, ради пущей важности.

Тем временем Трусохвостик не без труда освоился с профессией пилота. Надо отдать должное Аисту. За его спиной был большой опыт старого летчика, и он очень подробно и точно давал с земли указания. И если у Трусохвостика поначалу получалось не все достаточно удачно, то это ведь тоже не удивительно: есть летучие мыши, но летучих зайцев что-то не видели!

Наконец наступил решающий момент.

Трусохвостик облюбовал большую поляну и сделал над ней круг. Вокруг поляны рос лес. Хорошо, что это был не густой сосновый бор с вековыми деревьями, а всего-навсего небольшая березовая рощица. Но тем не менее это был лес, через который надо было перелететь, раньше чем сажать самолет на землю.

Глядя вперед, Трусохвостик вцепился в штурвал самолета обеими лапками. Он понимал, что сейчас, именно сейчас и никогда больше, все зависит от его личной выдержки и мужества.

Если бы не противный понедельник! Если бы не тринадцатое число!

«Держись, Трусохвостик!» – подбодрил он сам себя и повел самолет на посадку.

– Держись, Трусохвостик! – тихо мяукнул за его спиной нежный голосок.

– Выручай, Трусохвостик! – прошептали все пассажиры самолета разом.

В это мгновение крылья самолета, как бритвой, срезали макушки берез у молодой рощицы. Самолет задрожал. Еще одно мгновение – толчок, еще толчок, – и он остановился на краю поляны, упершись двумя пропеллерами в огромную копну свежего сена…

Трусохвостик потянулся и… открыл глаза. Как же он удивился! Самолет стоял на земле. Пассажиры спускались по трапу. Последними выходили из самолета черный Кот и рыженькая Кошечка. Проходя мимо Трусохвостика, она даже не взглянула в его сторону, а ее усатый спутник толкнул его своим чемоданом. Толкнул и даже не извинился.

Трусохвостик сидел в каком-то оцепенении. Значит, это был сон? Значит, он не совершил никакого подвига? Ему хотелось заплакать от обиды. Но тут он вспомнил про приметы: понедельник – тяжелый день, тринадцатое число – роковое число!

– Скажите, пожалуйста, который час? – вежливо обратился Трусохвостик к проходившему мимо него большому и симпатичному Медведю в красивой авиационной фуражке.

– Тринадцать ноль-ноль! – ответил басом пилот самолета № 13–13.

С тех пор Трусохвостик перестал быть суеверным и считается среди зайцев самым разумным зайцем. Мы не скажем, «самым храбрым», но если мы скажем «самым разумным», то не ошибемся…