Текст книги "Цвет мира – серый"

Глава 7

Надо сказать, что человеческое сознание вытворяет странные штуки.

С одной стороны, я твердо помнил, что я – принц Джейме, сын короля Беллинджера, выросший во дворце и являющийся законным наследником престола маленького, но гордого государства Тирен.

С другой стороны, дворцовая жизнь казалась мне такой далекой, словно ее и не было.

Человек, живший в Весеннем дворце, получавший уроки от маркиза Жюста, выезжающий на пикники, поддерживающий светские беседы с многочисленными аккредитованными при дворе дипломатами и каждую ночь засыпающий в своей теплой и мягкой, а главное, сухой постели, по-прежнему присутствовал в моем мозгу. Но больше не ассоциировался с местоимением «я».

Нынешний я спал в лесу, несколько недель не менял одежды и не принимал ванны, ел что придется и когда придется и был неотделим от чувства голода.

Шедшие по пятам – фигурально выражаясь, ибо я подозревал, что они меня уже давно обогнали, – убийцы не занимали в моих мыслях столько же места, сколько занимали размышления о том, где и когда я смогу следующий раз поесть.

Бредя по колено в грязи, я вспоминал все те пиры, в которых принимал участие, и перед глазами вставали все те блюда, которые я когда-то не доел.

Какой же я тогда был дурак…

Хотя на континенте помимо Брекчии существовали еще несколько не захваченных Гаррисом государств, в сознании людей территория делилась только на две части. На ту, что принадлежала Империи, и ту, что пока ей не принадлежала. По крайней мере, так рассуждали все встреченные мною люди по эту сторону границы.

По большому счету, это была правда. Несколько игрушечных королевств, чуть больших, чем Тирен, не могли противостоять Империи, и единственным серьезным препятствием для Гарриса являлась Брекчия.

Туда я и шел, на самом деле весьма слабо представляя, что буду делать, когда дойду.

Номинально Брекчией правит королевская династия, связанная с монархами Тирена узами дружбы, далекого родства и несколькими древними договорами, на которые смело можно начихать.

Даже если мне удастся какими-то правдами и неправдами пробиться на аудиенцию к королю, что, учитывая мой внешний облик и отсутствие каких бы то ни было доказательств моего происхождения, кроме моего слова, несколько проблематично… Даже если король поверит моей истории, что он может для меня сделать? Да и захочет ли он делать для меня хоть что-либо?

У него на носу война. Его должны мало волновать вопросы наследования в столь далеком от него Тирене и древние, поросшие мхом пакты.

Но на самом деле дела обстоят еще хуже, ибо фактически Брекчией правит Церковь Шести, с которой у королевской династии Тирена нет ни дружбы, ни даже далекого родства и никаких договоров. И если короля вопросы наследования в столь далеком Тирене волнуют мало, кардиналов из Церкви Шести они не волнуют вовсе.

У всех нас есть нечто, что нас объединяет, а именно – общий враг. Гаррис.

Говорят, что враг вашего врага – ваш друг. Не знаю, насколько это утверждение справедливо, если ваша дружба ничем не выгодна врагам вашего врага. За моей спиной не было могучей армии, не было даже самого малочисленного войска, у меня не было денег, чтобы купить хотя бы завалящий отряд наемников, у меня не было ничего, кроме проблем. И я опасался, что мои проблемы останутся только моими проблемами.

Черт побери.

Я постарался отрешиться от мрачных раздумий и попробовать мыслить конструктивно.

У короля еще осталась какая-то власть. Должна была остаться, иначе никакого короля в Брекчии уже бы не было, даже номинально. Допустим, мне удалось пробиться к нему на прием. Допустим, он выказал желание мне помочь.

Что он может для меня сделать? Чего мне у него просить-то?

И тут мрачные раздумья навалились на меня с новой силой.

Короли издревле оказывали друг другу поддержку тремя способами: военной силой, золотом или заключением политического союза, при одном известии о котором возможные недоброжелатели сразу резко меняли свои планы. Обычно такие союзы подтверждаются бракосочетанием монарших детей.

Рыцари мне были не нужны. Достаточно неплохо разбираясь в теории военного дела, я не мог представить себе армию, способную вернуть мне положенный по закону трон. Выбить Гарриса из Тирена – дело очень и очень непростое, которое осложняется тем фактом, что до Тирена этой армии придется прорубаться сквозь половину имперских территорий. Вся армия Брекчии – а всю армию мне не предоставят далее при самом благоприятном раскладе – на такое не способна.

У Людвига Шестого, короля Брекчии, есть две дочери на выданье. Но, во-первых, я не представляю, зачем одной из них нужен муж, не имеющий ничего, кроме титула короля в изгнании, а во-вторых, мне от этого брака тоже никакой выгоды.

Вот денег я бы взял. Деньги никогда не помешают, и если они не способны решить главную проблему, то от кучи проблем помельче они меня избавят. С другой же стороны, мелкие проблемы перестанут меня волновать, если я не смогу решить главную.

А главная проблема сводилась к довольно банальному и древнему как сам мир противостоянию: я или он.

Пока по всем параметрам выходило, что он.

Потому как у меня не было ничего, с чем бы я мог стоять против Гарриса.

У него была армия. Да что там армия, у него была Империя, половина мира стояла за его спиной. У него был четырехлетний опыт побед. И у него была его магия.

С ведомыми ему одному целями, он зачем-то облегчил мне задачу. Он говорил о поединке один на один, что сразу сбрасывает со счетов его армию, его Империю и половину мира.

А вот магия останется.

Пример Белого Рыцаря наглядно показал мне, и не только мне одному, что холодной стали Гаррис и его магия не боятся.

Старая поговорка гласила: чтобы убить колдуна, нужен другой колдун. В интерпретации Церкви Шести, чтобы убить колдуна, нужен отряд крепких инквизиторов и охапка хвороста. Но что-то, вполне может статься, что это был здравый смысл, подсказывало мне, что у меня сжечь Гарриса не получится.

Самостоятельно научиться магии за отведенное мне время я не успею, даже если у меня обнаружится великий талант к этому искусству, что сомнительно.

Выходит, мне нужна какая-нибудь волшебная штуковина, магия которой окажется сильнее, чем магия Гарриса.

Теоретически это просто. Древние баллады о рыцарях и их великих подвигах гласят о том, что волшебные мечи, разящие врагов направо и налево, волшебные щиты, способные отразить любой удар, и доспехи, наделяющие своего обладателя несвойственной ему доселе мощью, валяются в нашем мире чуть ли не на каждом шагу.

В балладах вообще все просто. Стоит только возникнуть проблеме, как благородный рыцарь отправляется к мудрому волшебнику, и тот вручает рыцарю волшебный предмет, способный эту проблему решить. Или, в худшем случае, сообщает, где рыцарь может этот предмет взять, и дает в дорогу парочку мудрых советов и менее волшебных предметов, которые, вне всякого сомнения, очень пригодятся рыцарю по дороге.

В другом варианте рыцарь, отправляющийся в поход на врага, может оказать незначительную услугу какому-нибудь постороннему человеку – например, помочь старушке дотащить вязанку хвороста до ее избушки, где и выясняется, что никакая она не старушка, а могучая волшебница, и вот тебе, рыцарь, за твою доброту и отзывчивость меч-кладенец, не знающий устали конь и скатерть-самобранка на тот случай, если ты проголодаешься. При этом совершенно непонятно, зачем такой леди вообще нужен хворост и почему она до сих пор живет в лесу.

В жизни эти приемы не работают. За все время моего путешествия мне не встретилась ни одна старушка с вязанкой хвороста. Или я не в тех местах хожу, или рассказы О грузоподъемности старушек сильно преувеличены. Кстати, мне сложно представить старушку, тащащую хворост по тракту и готовую попросить о помощи какого-то бродягу, грязного и вонючего. Вот был бы я рыцарем…

И меня прирезали бы на второй день странствия, чтобы заполучить коня и доспехи.

Хват был прав. Бродяги вызывают меньше всего интереса у прохожих. Точнее, они вообще никакого интереса у прохожих не вызывают. С рыцарем бы такая история не прокатила.

Мне вообще кажется, что эпоха рыцарей проходит. Чудовищ, с которыми они боролись на заре возникновения рыцарства, почти не осталось, а армии одиночка, как бы хорошо он ни был вооружен, противостоять не способен. И даже толпа хорошо вооруженных одиночек тоже не способна.

До недавнего времени каждый правитель содержал при себе придворного мага. Нельзя сказать, что в их наличии часто возникала необходимость, но такова была традиция. Ты король? У тебя есть двор? Должен быть и придворный маг. В числе всего прочего.

В таком случае я мог бы рассчитывать на совет и поддержку со стороны придворного мага короля Людвига. Хотя должность эта чаще всего являлась синекурой, обычно ее занимали весьма могущественные волшебники, ибо конкуренция в области придворной магии всегда была довольно сильна.

Однако теперь и эта ситуация изменилась. Такие разные люди, как Гаррис и Церковь Шести, ненавидя друг друга всеми фибрами души (хотя Церковь Шести и отрицала наличие души у Гарриса), имели одинаковые взгляды на проблему волшебников. А именно они считали, что волшебники должны быть уничтожены, и, каждый со своей стороны, прикладывали к этому все усилия.

Поэтому я сомневался, что поблизости от короля Людвига до сих пор обретается могущественный придворный чародей.

Тем не менее я продолжал двигаться в сторону Брекчии, хотя ничего хорошего меня там вроде бы и не ожидало. А просто больше идти мне было некуда.

– Эй, ты! – Трактирщик ткнул пальцем в мою сторону, несмотря на то что я стоял у стойки один и даже без указующего перста было понятно, что разговаривает он именно со мной. Двое забулдыг, сидевших в углу, не обратили бы на него внимания, даже если бы посреди трактира разверзлась земля, а к офицеру со знаками различия имперской армии он бы так обращаться просто не посмел. – Проваливай отсюда.

– У меня есть деньги, – сказал я.

– Обобрал кого-то, что ли? – трактирщик скривил презрительную гримасу. – В любом случае здесь тебя не обслужат. У меня приличное заведение, и такие, как ты, одним своим видом портят аппетит другим посетителям.

Я с сомнением оглядел почти пустой зал. Личности на углу исключительно пили, так что испортить аппетит им было решительно невозможно. Офицер сидел спиной ко мне, так что я могу испортить ему аппетит своим видом только в том случае, если у него есть глаза на затылке.

Тем не менее спорить с трактирщиком не имело смысла. Тем более на его территории.

– Можешь постучать в заднюю дверь, – смилостивился трактирщик. – Повара дадут тебе что-нибудь…

Я развернулся с намерением подойти к задней двери, когда он снова меня окликнул.

– С тебя три медяка, – сообщил он.

– Но я еще ничего не съел…

– Деньги вперед. Понятно.

Таких, как я, не обслуживают в общем зале, и с таких. как я, принято брать деньги вперед. Пока я обходил сие гостеприимное заведение и стучал в заднюю дверь, я думал, насколько все относительно. Раньше самого представительного посетителя этой таверны не подпустили бы к месту, в котором я ем, на расстояние трех полетов стрелы. Теперь же я своим видом порчу им аппетит.

Что ж, ты по-другому смотришь на социальное неравенство, когда стоишь на самом верху этой лестницы.

Трактирщик оказался порядочным человеком. За три медяка мне налили миску горячего супа и выдали краюху не слишком черствого хлеба. А ведь могли и просто прогнать, получив деньги…

Вдобавок сердобольная повариха пустила меня поесть на кухню, в тепло. И дважды наливала добавки в пустеющую миску, постоянно причитая себе под нос что-то вроде фразы: «Такой молодой – и такой худенький. А что поделать, война».

После еды мне больше всего хотелось спать и меньше всего хотелось тащиться на улицу и искать место для ночлега в лесу. Но спать на кухне меня все равно никто бы не оставил…

Когда я вышел наружу, имперский офицер подтягивал подпругу седла на своем скакуне.

– Сколько лет? – спросил офицер, не отрываясь от своего занятия и даже не повернув головы в мою сторону.

– Семнадцать, – сказал я.

– Бродяжничаешь?

– Да.

– А где дом?

– Сожгли, – сказал я, не вдаваясь в подробности и не слишком покривив душой. Моего прежнего дома, такого, каким я его помнил, уже не существовало.

– Мы? – поинтересовался офицер.

Я буркнул что-то невразумительное. А что поделать, война.

– Шрам на лице с тех же времен?

– Да.

– Пойдешь ко мне в денщики? – спросил он.

– Нет.

– Уверен?

– Вполне.

– Понимаю. – Офицер закончил возиться с седлом и окинул меня взглядом. – Ты ведь не просто бродяжничаешь, да? Ты куда-то идешь.

– К родственникам. – Неужели по внешнему виду человека можно определить, просто ли он бродяжничает или куда-то идет? И если да, то каким образом? Что я опять делаю не так?

– Где живут родственники?

– В Брекчии, – сказал я.

– Это тебе еще долго идти.

– Знаю.

– Надеюсь, ты понимаешь, что если твои родственники живут в Брекчии, то есть возможность, что твой дом сожгут еще раз, – сказал офицер. – Потому что имперское войско тоже идет в ту сторону.

Я промолчал. Это заявление и не требовало ответа.

– Все еще уверен, что не хочешь стать моим денщиком? – спросил офицер. – По крайней мере, у тебя будет еда и крыша над головой. Пусть даже крыша палатки.

– Нет, спасибо, – сказал я.

– Как знаешь, – он вскочил в седло, швырнул мне что-то под ноги и ускакал, разбрызгивая грязь из-под копыт своего скакуна.

Я наклонился, шаря пальцами в придорожной грязи, и обнаружил, что офицер кинул мне кошелек.

В кошельке оказалась горсть серебряных монет.

Если когда-нибудь о моем странствии сложат балладу, это наверняка будет самая скучная баллада всех времен и народов.

Он шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел.

И шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел, и шел.

Неизвестно куда и неизвестно зачем. И не совершал попути никаких подвигов. Потому как ночлег под открытым небом и ужин, состоящий из воды и черствого хлеба, хоть и являются событиями, из ряда вон выходящими для лютей моего круга, но по большому счету за подвиг сойти никак не могут.

Три дня спустя я совершил еще один подвиг в понимании ни людей моего круга, а именно – помылся в общественной бане небольшого городка, попавшегося мне на пути. А поскольку я впервые за долгое время оказался чистым, мне жутко не хотелось напяливать на себя мои прежние, грязные и провонявшие потом лохмотья. По счастью, рядом с баней находилась небольшая лавочка, где всего за одну серебряную монету я приобрел комплект бывшей в употреблении, но чисто выстиранной одежды. Забирая плату, торговец одарил меня подозрительным взглядом, по ничего не сказал. Владельцы таких лавочек вообще не склонны задавать своим покупателям лишних вопросов.

Поскольку после гигиенических процедур и смены одежды мой социальный статус немного повысился и из бродяги я превратился в сына какого-нибудь не зажиточного, но вполне крепкого крестьянина или в молодого, подающего надежды подмастерья, я потратил еще одну серебряную монету на ужин в трактире и комнату в гостинице. И хотя без подозрительных взглядов не обошлось и на сей раз, накал подозрительности в них был уже куда меньше.

Это из-за шрама, понял я. Из-за этого чертового шрама даже в своем привычном камзоле я буду обращать на себя внимание и привлекать настороженные взгляды.

Утром, после сытного завтрака, стоимость которого входила в оплату за комнату, настроение мое улучшилось до такой степени, что я позволил себе билет на дилижанс, отправляющийся до соседнего городка. В конце концов, раз уж мой поход не похож на героические странствия, я могу позволить себе хоть немного комфорта.

Интермедия

Полковника Престона можно было назвать начальником тайной полиции Империи. Эта полиция была настолько тайной, что о существовании ее знали только два человека – сам полковник и Гаррис Черный Ураган.

Полковник Престон анализировал рапорты и отчеты, поставляемые со всех концов Империи и извне, на основании чего составлял собственные доклады императору. Помимо того, он обладал полномочиями использовать в своих операциях почти любое воинское подразделение Империи, и сами солдаты зачастую не догадывались, что работают на тайную полицию и кто отдает им приказы.

Даже разведка не подозревала, что доступ к ее отчетам имеет кто-то еще. Полковник Престон был невидимым пауком в центре невидимой паутины, опутавшей весь Срединный континент. Отдельные нити этой паутины тянулись и за пределы материка.

Само собой, Гаррис полковнику Престону не доверял. Но он считал, что в случае возникновения проблем с тайной полицией ликвидировать одного человека гораздо проще, нежели бороться с целой организацией.

– В Тхай-Кае изобрели порох, – доложил полковник Престон.

– Видимо, это открытие уже назрело, – сказал Гаррис. – Мы не можем до бесконечности сдерживать технический прогресс. Жаль только, что быстрее всего развиваются те области наук, которые напрямую связаны с убийством людей.

– Порох может быть очень полезным в военном деле, – заметил полковник Престон.

– Об этом я и говорю, – вздохнул Гаррис. – Как благородные Фанги отреагировали на изобретение?

– Попытались его засекретить, но думают о способах практического применения.

– Я уже подумал, – сказал Гаррис. – И способы эти у меня особой симпатии не вызывают. Здесь все зависит от количества пороха. Мы взорвем дом, наши враги взорвут крепость, мы взорвем город… Боюсь, что со временем мы можем докатиться до разрушения континентов. А их всего два, между прочим.

– Но мы ничего не можем предпринять, – сказал полковник Престон. – У нас нет агентов влияния на Утреннем континенте.

– Совсем нет? – удивился Гаррис.

– Такого уровня, чтобы повлиять на решение самих Фангов, – уточнил полковник.

– А как там ситуация в целом? – спросил Гаррис. – Что Фанги о нас думают?

– Мы им пока неинтересны. Другой континент, Брекчия в качестве буфера, отсутствие у Империи военного флота… Они считают, что пока им нечего опасаться.

– Будут ли они продолжать так думать, когда мы возьмем Брекчию?

– Сложно предугадать, сир. Тхай-Кай меньше Срединного континента, но у него могучая армия. И флот, который может ее сюда доставить. Не всю, конечно, но даже половина армии Фангов – это больше, чем есть у пас сейчас. А после войны с Брекчией нам явно понадобится дополнительный набор рекрутов, чтобы восполнить потери. Это тоже потребует времени… А Фанги никого не боятся.

– Это хорошо, – сказал Гаррис. – Не боятся – значит, не готовятся к нашему нападению.

– Сир, при всем моем уважении, но… – полковник Престон осекся, ожидая разрешения продолжить.

– Говорите.

– Если мы хотим вторгнуться в Тхай-Кай, наша подготовка к нападению займет куда больше времени, чем их подготовка к обороне.

– Я над этим работаю, – улыбнулся Гаррис. – Поверьте мне, строительство флота – отнюдь не единственный способ подраться с благородными Фангами.

– Волшебство, сир?

– Что-то вроде… Кстати о волшебстве, – сказал Гаррис. – Сколько волшебников вам удалось обнаружить в Ламире?

– Троих, сир.

– Трудности были?

– Нет, сир. Ничего необычного. Потеряли несколько человек во втором случае, но крупных проблем не возникло.

– Хорошо, – сказал Гаррис. – Полковник, мне крайне интересно, что происходит на Утреннем континенте. Ваш источник может посылать доклады почаще? Или это слишком рискованно, и мы можем его потерять?

– Я постараюсь выполнить ваше пожелание, сир. Но…

– У моей разведки такого источника вообще нет, – заметил Гаррис.

– Они слишком грубо работают, сир. Тхай-Кай – дело тонкое. Спешки не любит.

– Надо сказать, что когда Фангов прижимают к стенке, они реагируют очень быстро, – заметил Гаррис. – В этом тхайцы ничем не отличаются от людей Срединного континента.

– Кстати, о Срединном континенте, сир… Недавно я услышал очень любопытные слухи, связанные с Тиреном.

– Меня начинают утомлять ваши театральные паузы, – сказал Гаррис. – Если вам есть что сказать, говорите по существу.

– Речь идет о принце Джейме. По материку прошел слух, что вы отправили его в изгнание.

– Отправил. И что?

– Вы уверены, что не совершили ошибки, сир?

– А вы думаете, совершил? – холодно спросил Гаррис.

– Я допускаю такую возможность, – дипломатично ответил полковник Престон. – Уже сейчас фигура Джейме окутана романтическим ореолом. Принц, лишенный наследства, сын убитого вашими солдатами короля… Народ очень неадекватно реагирует на такие истории, сир. Некоторые начинают вспоминать старые сказки…

– Я в сказки не верю, – сказал Гаррис.

– Я тоже. Однако крестьяне верят. Существует также еще один нюанс… куда более неприятный. Солдаты вашей армии говорят, что в отношении принца Джейме вы проявили непозволительную мягкость.

– Непозволительную? Прямо так и говорят? – удивился Гаррис.

– Общий смысл их высказываний именно таков..

– Если вы вдруг встретите таких солдат, можете им рассказать о моем единоличном праве решать, что мне позволительно, а что – нет, – сказал Гаррис. – В конце концов, император я или нет?

– Сир…

– Возвращаясь к проблемам Утреннего континента, – сказал Гаррис, давая понять, что обсуждать вопрос о Джейме он дальше не собирается. – Скажите, существует ли в Запретном Городе политическая группировка, пусть даже немногочисленная, которая рассматривает Срединный континент в качестве новых земель для завоевания? Учитывая их проблемы перенаселения, истощения плодородных земель и все такое?

– Они еще не до конца освоили южную часть материка, – осторожно сказал полковник Престон. – Сейчас Фанги готовят большую военную экспедицию на Юг…

– Южная часть их материка – это сплошные непролазные джунгли, населенные дикарями и мифическими чудовищами, которых здесь наши предки давно уже выбил и, – заметил Гаррис. – Эти джунгли нельзя захватить, их можно только выжечь. В каждой такой вылазке Фанги теряют тысячи людей.

– Они упрямо продвигаются на Юг последние пять веков, – сказал полковник Престон.

– Упрямо, но медленно, – сказал Гаррис. – Это мне известно. Тем не менее вы так и не ответили на мой вопрос.

– Ли Фанг, младший брат владыки, позволял себе пару высказываний о том, что проще было бы вторгнуться на Срединный континент, чем вести бесконечную войну с джунглями на юге. Но его слова были услышаны только немногочисленной группой его сторонников.

– Забавно, – сказал Гаррис. – А Ли Фанг, насколько мне известно, командует военным флотом Великих Фангов?

– Де-юре всеми военными соединениями командует сам владыка. Но де-факто вы правы. Вы опасаетесь вторжения с Утреннего материка, сир?

– А вы считаете, что мне стоит его опасаться?

– К подобному сейчас нет никаких предпосылок, сир. Великие Фанги не рассматривают возможность экспансии всерьез.

Полковник Престон мог понять озабоченность императора.

По большому счету, у Гарриса уже не осталось конкурентов на Срединном материке. Брекчия казалась крепким орешком, но ни у кого, в том числе и у самих брекчианцев, не было и тени сомнения в исходе столкновения с армией Империи, и патриархи Церкви Шести пытались сделать хорошую мину при плохой игре, прилюдно заявляя о том, что Брекчия не только не покорится Империи, но и будет продолжать нести свою веру на весь континент.

По крайней мере, вменяемые патриархи. Таких полковник Престон насчитывал не слишком много, но все-таки они были.

Совсем другое дело – Тхай-Кай. Если он нападет…

Армия Тхай-Кая превосходила имперскую численностью в несколько раз, а уж военного опыта ей было не занимать, и, несмотря на веру в способности своего императора, полковник Престон не решился бы делать ставки на исход подобной войны.

Впрочем, Империю и Тхай-Кай до сих пор разделял океан (а пока еще и Брекчия), и возможность военного столкновения была исчезающе малой.

Что не могло не радовать полковника Престона.