Текст книги "Прямо сейчас"

Глава 3
Джига

Данила вернулся к товарищу, который поджидал его у бильярдного стола.

– Ну что там было-то? – спросил Виктор, когда они начали партию.

Данила вкратце поведал ему историю с автографом Кутыкина, и надо заметить, Виктора история про писателя не заинтересовала. С гораздо большей долей любопытства и увлеченности он стал расспрашивать Данилу о Ксении и Ольге.

Подруги вышли из туалета спустя четверть часа. Ольга была бледна. Она выглядела подавленной, Ксения – сосредоточенной. Данила заметил их через весь бильярдный зал и вместе с Виктором, немедленно увязавшимся за ним, поспешил к девушкам. Но девушки беседовали и не замечали приближающихся приятелей.

– Оля, ты все-таки можешь мне объяснить, какой смысл был во всем этом? – Голос Ксении был суровым.

– В чем?

– Вот в этой безобразной сцене с этим писателем.

– О чем ты?

– Ну что, всё в порядке? – спросил девушек подступивший к ним Виктор.

Они посмотрели на него, но не ответили, обе были, похоже, сильно увлечены спором. Лишь Ксения, глянув на Данилу, кивнула в сторону дверей на улицу, и они все направились туда – девушки впереди, Данила с Виктором чуть сзади.

– Я что, знала, что ли, что так получится? – спросила Ольга Ксению.

В этот момент из сумочки Ольги донеслась мелодия, она достала мобильный телефон, алекнула в него, а затем ответила: «Девушка, вы не туда попали» – и дала отбой.

– Конечно, ты не знала, что так получится, – сказала Ксения, дождавшись, пока подруга даст отбой. – Но все равно, Оля, в твоих действиях должен быть смысл, правильно? А у тебя что? Откуда ни возьмись появился писатель, и ты зачем-то идешь к нему за автографом. На кой черт тебе сдалась его подпись в книге? Ты думаешь, книга станет от этого интересней?

– Чего ты пристала? Он мой коллега. Я вообще-то тоже пишу, если ты забыла. А во-вторых, кто бы говорил! Ты, Ксюха, тоже постоянно во что-то вляпываешься. Сама без конца ищешь приключения на свою задницу, а мне что-то выговариваешь с умным видом.

Покинув клуб, подруги подошли к краю тротуара и стали ловить такси.

– Девчонки, я, между прочим, на тачке, – сказал Виктор. – Куда двигаем? Давайте рванем к нам домой? Или к вам.

Ксения опустила руку, которой призывала такси, посмотрела на него, но сказала ему только: «Одну секунду, хорошо?» – потому что в этот момент Ольга спросила ее:

– Нет, Ксюш, это вот ты теперь мне скажи, какой смысл в твоих приключениях?

– Ну хотя бы такой, – ответила Ксения, – что когда я буду бабушкой, то расскажу это внучке, и мы с ней вместе похохочем. А если, например, не будет внучки, то все равно, когда буду на пенсии, мне будет что вспомнить. А ты когда поперлась за его автографом, зачем это сделала? Ты можешь себе представить, что вот ты будешь старушенцией и будешь на последней больничной койке, и тогда откроешь эту чертову книжку, посмотришь на подпись писателя и порадуешься? Это что, интересное воспоминание, как тебе незнакомый человек что-то черканул в книгу? Это, по-твоему, называется: «Будет что вспомнить на старости лет»?

– Вообще-то я хотела познакомиться с ним, – голос Ольги стал кокетливым, – а может, он неженатый?.. А во-вторых… – Ольга хохотнула. – Знаешь, Ксюха, если бы он просто подписал мне книжку, то тогда бы – да, ты была бы права: я, скорей всего, забыла бы это. Но вот конкретно этот случай – я его точно никогда не забуду. На смертном одре буду вспоминать, ха-ха-ха, и ржать как сумасшедшая.

Ксения тоже рассмеялась.

– И ты тоже запомнишь, – сказала Ольга Ксении. – И он тоже. – Ольга показала на рассмеявшегося Данилу, который все это время стоял за спиной Ксении в смиренном ожидании номера телефона.

– И Виталий Олегович, я думаю, не забудет, – между тем еле выговорила сквозь смех Ольга.

– Писатель-то? – вставил Данила. – Это да. Если, конечно, назавтра сможет хоть что-то вспомнить.

– Ничего, ему можно напомнить, – сказала Ксения. – Я сняла на видео, как он там блевал. Завтра же выложу на YouTube.

Виктор подмигнул Даниле, шепнул ему: «Сейчас подгоню тачилу, повезем этих телок к нам» – и скрылся за углом дома.

– Не вздумай выгружать это в Интернет, – сказала Ольга Ксении. – Опозорить меня хочешь? Представляешь, какая стыдобища – на всю Москву.

– Я бы сказала, на весь мир, – усмехнулась Ксения. – Да ничего. Зато станешь знаменитой. Тебя будут приглашать на всякие телевизионные шоу. Ха-ха-ха. Потом еще свою книгу воспоминаний напишешь.

– И писатель Кутыкин возьмет у тебя автограф, – сказал Данила.

– Ага, – подхватила Ксения. – Причем после сегодняшнего ты уже в курсе, как надо круто подписывать свои книги.

– Ой, ну не знаю, – внезапно посерьезнев, сказала Ольга. – Мне Виталия Олеговича все равно жалко.

Телефон в ее руке вновь запиликал. Поднеся трубку к уху, Ольга послушала, затем сказала в нее:

– Девушка, я вам уже сказала, вы не туда… Сама ты прошмандовка! Проспись, чтобы в правильные кнопки попадать… Что?.. А я тебе эпиляцию всей башки сделаю, причем голыми руками. Иди в жопу, овца!

На этом Ольга прекратила беседу и, демонстрируя Ксении свой телефон, словно вместо него на ее ладони была уменьшенная копия только что звонившей девушки, сказала:

– Нет, ну это нормально? Второй раз попадает не туда и еще матерится, что почему я беру трубку, дрянь.

Ольга раскрыла свою сумку и в сердцах швырнула телефон внутрь.

Данила протянул Ксении свой мобильный и торжественно сказал:

– На правах победителя бильярдного турнира прошу вбить свой номер мобилы.

– Галантно, но слабенько, – ответила она и стала набирать в его мобильнике свой номер. – На правах победителя надо требовать, а не просить. Вот я бы потребовала.

– Интересно, кстати, чего? Ты так и не сказала, чего бы ты хотела, если бы выиграла у меня.

Ксения на секунду всерьез задумалась. От клуба доносилась зажигательная мелодия. Ксения сказала:

– Я прошу станцевать для меня. Заметь: прошу, а не требую, потому что выиграл ты. Ну что, станцуешь?

– Сейчас? – уточнил Данила, одновременно понимая, что не может не принять этот вызов.

Она кивнула. Данила улыбнулся и кивнул в знак согласия.

Он отступил, чтобы иметь вокруг себя достаточное пространство, и начал танцевать джигу.

Ольга завороженно улыбалась. Пожалуй, она не ожидала от Данилы такого огня. Ксения тоже смотрела, чуть ли не разинув рот, хотя сегодня, до знакомства с Данилой, уже видела, как искусно и залихватски он сбацал рок-н-ролл на танцполе. Обычно так танцуют в кругу знакомых, а он, как заметила Ксения, наблюдая за ним после танца, был в клубе один. Этим он ее и заинтриговал.

Данила эффектно отбил последние такты джиги и остановился, когда подъехал на машине Виктор и одновременно стихла мелодия.

Девушки зааплодировали.

– Данила у нас в этом деле профи, – с гордостью сказал Виктор в открытое окно машины.

– Серьезно, что ли? – спросила Ольга. – Данила, ты профессиональный танцор?

– Да нет, – ответил он. – Профессионал зарабатывает своей профессией деньги, а я на это трачу.

– И давно ты этим занимаешься? – спросила Ксения.

– Когда еще учился на втором курсе, начал. Так с тех пор и продолжаю. Мне нравится.

Ксения вспомнила про телефон Данилы, который все еще держала в руке. Она внесла последнюю цифру своего номера, для верности нажала на зеленую кнопку и, дождавшись звонка на своем телефоне, чтобы и самой иметь его номер, вернула Даниле его мобильник.

Виктор выпростался наружу из-за руля потрепанной машины марки «ниссан», стараясь, чтобы движения были элегантными, и подошел ближе.

– Ну что, девчонки? Прыгайте в тачку, – сказал он.

– О, кавалеры провожают дам до дома. – Ксения открыла заднюю дверцу и бросила Ольге: – Падай.

– Откуда у тебя «ниссан»? – тихо спросил Виктора Данила.

– Длинная история. Вернее, не столько длинная, сколько не для этого момента.

– А твоя «тойота» где?

– В ремонте.

Когда девушки устроились на задних сиденьях, Данила закрыл дверь, а сам сел рядом с Виктором.

– Так, девушки, куда помчимся? Предлагаю к нам в гости, – сказал Виктор, когда они тронулись.

– Ты настаиваешь на этом слове? Что мы именно «помчимся»? – спросила Ксения.

– Нет, лучше медленно и нежно. Я как-то устала, – пробурчала Ольга; она уткнулась головой в плечо подруги, закрыла глаза и, казалось, мгновенно уснула.

– Мы с Данилой двухкомнатную квартиру снимаем, – похвастался Виктор, – и у нас всегда есть что выпить. А иногда и закусить.

– Да, я бы еще чуть-чуть выпила, а то какой-то дурацкий конец у вечера получился, – сказала Ольга и осеклась: ее пихнула локтем Ксения.

– А я думала, вы нас по домам развезете, – протянула Ксения. – В общем, давайте все-таки не помчимся, а потихоньку поедем…

– И нежно, – вставила томным голосом Ольга.

– Потихоньку и нежно поедем, – продолжила Ксения, – а мы с Ольгой еще подумаем, куда ехать, да, Оль?

– Когда ты начинаешь думать, все кончается какими-нибудь приключениями на нашу… голову, – ответила Ольга.

– Ничего подобного, – негромко сказала Ксения и тоном телевизионной ведущей продолжила: – Итак, команда девушек в студии думает, куда ехать, и у меня в связи с этим есть вопрос к участнику нашего шоу Даниле.

– Какой вопрос? – сонно спросила Ольга, не открывая глаз.

– Вот какой, – сказала Ксения. – С одной стороны, можно, конечно, мальчики, к вам в гости. Ну а с другой стороны, Данила, как ты думаешь: мы же не обязаны вот так вот сразу к какому-то парню домой ехать? Даже если он клево танцует, правильно? – Ксении не нравилось, что Данила так быстро, да еще настолько, стал ей симпатичен. И ей неприятно было сейчас вспоминать, как она несколько минут назад не только вбила свой номер в его мобильник, но и сделала после этого имитационный звонок, чтобы получить его номер на свой мобильник, а Данила все это видел – и наверняка возомнил о себе.

– Нет, не правильно, – отозвался Данила. – Я считаю, что надо. Прямо сейчас.

– Это почему? Ну правда, по какой причине, например, лично я в принципе должна продолжать знакомство, например, лично с тобой? Ваши аргументы, сэр. Потому что вы крутой?

– Ну, я бы не сказал, что я такой уж крутой. Но… если понадобится…

– Чтобы быть крутым, когда понадобится, надо тренироваться, когда не очень надобится, а ты, похоже, не тренируешься.

– С чего ты взяла? – спросил Данила.

– Ты даже ничего не собираешься с работы украсть. Тебя вышвыривают к черту, а ты не хочешь отплатить им.

Данила обернулся и пристально посмотрел на Ксению, его, похоже, задели ее слова. Только что аплодировала ему и смотрела чуть ли не с обожанием – и здрасте.

– А ты-то что стырила, когда тебя вышвырнули? – сказал он. – Небось какую-нибудь мелочь? Типа степлера.

Ксения тихо открыла свою сумочку и сказала ему:

– Дай-ка мне руку, Данила. Ну протяни, не бойся.

– Чего мне бояться? – Данила, полуобернувшись, протянул ей правую руку. – Погадать хочешь?

– Фокус показать, – ответила она. И, не успел он мигнуть, как раздался щелчок у его запястья. Данила отдернул руку и увидел, что в руке у Ксении большой степлер. Он глянул на рукав своей джинсовой куртки, пощупал – в манжету была вколота довольно крупная скоба. – Ты угадал, – сказала Ксения. – Я украла степлер! Это хоть что-то. А еще я этим степлером пробила кучу готовых элитных презервативов в кабинете своего менеджера. Пусть теперь дарит почетным гостям фабрики.

Данила попытался вытащить скобу из рукава, но она сидела крепко.

– Все свои дизайнерские работы собственной рукой пробила, – продолжила она. – Черт, мои родные креативные работы!

– Какие работы? – спросил Виктор.

– Художественные. Я дизайнер. Я накреативила кучу новых форм презервативов, и по моим эскизам даже опытные образцы успели сделать.

– Ого, – восхитился Виктор. – Презервативы новых форм!

– Да, новых. Чего вы ржете? – сказала Ксения.

– Мы не ржем. – Виктор с трудом подавлял смех. – Просто не очень понятно, какие могут быть новые формы у презервативов. Члены у мужчин во все времена были одинаковые. Ну, у нормальных, я имею в виду, мужчин, не мутантов каких-нибудь.

– Основная часть презерватива, естественно, одна и та же, – ответила Ксения. – Но тот, знаете, чулочек на конце, который для спермы предназначен, вот его можно делать разной формы. Например, в виде петушиной головы. Хотя и основную часть тоже можно по-разному сделать. Плюс по-разному можно роспись на резину нанести.

– Роспись? – сказал Данила. – Под Гжель? Или под Жостово?

– Под Жостово – это для жосткого секса, – сказал Виктор и гоготнул.

– Виктор, у меня такое ощущение, что это не Данила, а ты работаешь на скотобазе, – сказала Ксения. – Ты, кстати, где работаешь?

– Да так, то в одной фирме, то в другой, – ответил Виктор.

– А кем? – спросила Ксения.

– Сейчас верхолазом, кондиционеры на стенах зданий устанавливаю. Так ты не договорила, какая там у тебя роспись на презервативах. Под Гжель?

– Гжель и всякий там Палех – это уже вчерашний день, – ответила она. – У меня, например, была серия в стиле хай-тек. Даниле, как программисту, понравилось бы. В общем, это, конечно, надо видеть, так трудно объяснить. Все равно что про картины в Третьяковке читать, вместо того чтобы посмотреть.

– Я бы с удовольствием посмотрел на подлинники твоих работ, – сказал Данила.

– Теперь уже не посмотришь. – Ксения вновь помрачнела. – Теперь меня выкинули, а мое творчество себе зацапали.

Данила, все еще сидя вполоборота, не оставлял попыток вытащить скобу из рукава.

– Мелочь, а неприятно! Правда? – ехидно спросила Ксения, заметив со своего места его старания.

– Да, неприятно, – сказал он, прекратив возню с рукавом. – И это на самом деле мелочь. Мелкое воровство. Мелочовка.

– Мелочовка. Хорошо, – согласилась Ксения. – Ну тогда давай ты покажешь пример масштаба.

– Я уже говорил, что у меня на работе из ценного – только сперма. Комп, на котором я там работаю, не такой уж крутой, и его тупо красть, сразу на меня и подумают. Еще быки там породистые. Но быка тоже как упрешь? Грузовик, что ли, подгонять? Таким образом, остается сперма. И я могу украсть ее когда угодно, – сказал Данила. – Я знаю, как открыть заднюю дверь в производственном корпусе, и я знаю, где лежит запасной ключ от хранилища, а сторож в корпусе по ночам всегда спит, он часов в десять заваливается спать, потому что ему в пять утра вставать, чтобы утренний корм быкам задать. Ночью его пушкой не разбудишь, считай, что его и нет. Но дело не в этом. Просто кому и что я докажу, если украду что-нибудь с работы? Что от этого изменится?

– Откуда я знаю? – ответила Ксения. – Может, все в твоей жизни изменится. А может, и нет. Но в любом случае приятную мелочь-то себе позволить можно?

– Э-э, алло, хватит вам, – сказал Виктор. – Может, вы отложите свою семейную сцену? Сейчас мы приедем к нам домой, выпьем и спокойно поговорим.

– Если Данила не пообещает, что украдет бычью сперму, мы к вам не поедем, – отрезала в запале Ксения.

– У Данилы в принципе и своя сперма может найтись, – сказал Виктор. – Зачем ему бычья?

– Как это… изысканно, Фигаксель. Какой тонкий заезд к девушкам, – сыронизировала Ксения. – Но вообще, дело, конечно, ваше. Витя, тормози, мы с Олей выходим.

– Да пожалуйста! Мне этот дурацкий разговор как-то уже надоел. – Виктор резко затормозил, так что Ольгу, которая уже успела задремать, да и всех остальных, ощутимо тряхнуло вперед.

– Что, уже приехали? – отозвалась спросонок Ольга.

– Это нам сейчас Данила, наверно, сообщит, – сказала Ксения. – Ну, решай.

– Ладно, тогда – прямо сейчас, – ответил он, выделив последние два слова. – Витек, поехали ко мне на арбайтн, в Быково.

При этом в голове у Данилы мелькнуло, что с Ксенией ему на удивление легко далось решение, над которым раньше он, скорее всего, размышлял бы долго – так долго, что и решение уже принимать было бы незачем. И еще Данила ощутил радость, почти физическую радость оттого, что он так легко может проявлять несвойственное ему безрассудство. Да, ему определенно нравится произносить эту фразу – «Прямо сейчас».

– У тебя с головой в порядке? – спросил, однако, Виктор.

– Всего-то пять километров за МКАДом.

Виктор забарабанил пальцами по рулю.

– Ты мне друг? – сказал Данила.

Виктор посмотрел на него с осуждением и злостью, затем обернулся и в упор посмотрел на Ксению – с такой ненавистью, что казалось, сейчас сорвется и ударит ее, но она ничуть не стушевалась. Ксения смотрела на Виктора с вызовом, и, сколько он ни буравил ее своим взглядом, ее взгляд от этого не становился менее твердым, и в конечном итоге игру в гляделки она выиграла – Виктор отвернулся, шумно вздохнул, посидел некоторое время молча, глядя на светофор, беспрерывно мигавший в ночном режиме желтым огнем, а затем, словно бы найдя во всей этой ситуации что-то забавное, усмехнулся и сказал:

– Ладно.

При этом он без особой надобности огляделся по сторонам, и Данила заметил, что его друг непроизвольно захлопал ресницами. Данила знал, что значит это неконтролируемое хлопанье ресницами: Фигаксель решился, и теперь его уже не остановить, даже если Данила и все остальные вдруг передумают.

– Так куда помчимся? – сонно спросила Ольга. – Домой или за приключениями? Давайте лучше домой. Когда я спать-то буду?

– Оль, – сказала Ксения, – можешь спать уже прямо… как ты говоришь, Данила?

Данила мгновенно понял, о чем она, и, когда Ксения специально повторила «Можешь спать…» и артистично взяла паузу для вдоха и продолжения, он подхватил, и они завершили фразу хором:

– Прямо сейчас!

Глава 4
Топающий йожег

На следующее утро изможденный, но выглядящий прилично (гладко выбритый, в новеньком костюме) писатель Виталий Кутыкин сидел в одной из комнат Сенатского дворца в Кремле, в приемной президента Российской Федерации. Слева от Кутыкина располагалась солидная дверь, а на ней была крупная табличка золотого цвета, на которой так и значилось: «Президент Российской Федерации Владимир Иванович Паутов».

Виталий был в затемненных пляжных очках, что выглядело несколько странно в помпезно-казенной обстановке приемной. Зато очки, как и всегда, помогали ему чувствовать себя в безопасности. Выходя на люди, он почти всегда надевал их. Когда он был в очках, окружающие с трудом могли проследить, куда он смотрит, а он мог видеть их глаза, и это позволяло ему ощущать себя вооруженным перед враждебным и чуждым ему реальным миром.

В ожидании встречи с президентом мающийся похмельем Кутыкин не глядел ни на золотую табличку у двери, ни на что другое (притом что глаза его были широко раскрыты). Взгляд Кутыкина на мир был туманным и стерильно бессмысленным. В комнате еще была секретарша, дама средних лет, сидящая за большим письменным столом, и стоящий по правую руку от писателя улыбчивый мужчина лет пятидесяти, который встретил Виталия при входе в Сенатский дворец и который теперь пытался быть с ним гостеприимным и любезным.

– Чайку или кофейку не хотите? – спросил мужичок у Кутыкина.

Виталий промолчал.

Секретарша работала за компьютером, тихо постукивая по клавишам, хотя вряд ли правильно называть эти звуки постукиванием, скорее уж слышалось шлепанье. Наверно, по этой причине Кутыкин вдруг вспомнил, как он однажды упал пьяный на даче в траву и не в силах подняться (да и не желая вставать) долго лежал на животе, не двигаясь, но и не засыпая, и настолько слился с матушкой-природой, что забредший на дачный участок ежик стал безбоязненно бегать туда-сюда мимо его лица. Ежик мягко топотал по грунтовой тропинке, и слышались звуки, точь-в-точь похожие на те, которые издавали сейчас клавиши клавиатуры под порхающими пальцами секретарши.

– А вы-то сами, Артем Алексеевич, попить чайку не хотите? – прервав работу на компьютере, спросила секретарша мужчину, который сопровождал Кутыкина.

Артем Алексеевич отказался, а сам обратился с вопросом к писателю:

– Это, наверно, очень трудно – писать книги?

Он сказал нарочито бодро, как видно, в расчете на то, что этот тон заставит беллетриста откликнуться. Но ответом было молчание. Артем Алексеевич выдержал паузу, достаточную для того, чтобы писатель мог отреагировать, но Виталий так и не проронил ни слова.

– Может, вам снять очки? – спросил Артем Алексеевич у Кутыкина. – Неудобно в таком виде идти к президенту. В темных очках. Нехорошо.

Сопровождающий хотел было еще что-то сказать, однако передумал и только откашлялся.

Кутыкин молчал. Секретарша продолжала печатать, а перед внутренним взором писателя (щека на траве) продолжал бегать ежик.

…Тем временем президент России Владимир Паутов в задумчивости стоял у окна в своем кабинете. Мощным плечом он опирался о раскрытую створку, и складывалось впечатление, что крепкая оконная рама прогибается под его непроизвольным напором и вот-вот треснет с жалким хрустом, словно сделана из тоненьких реек. Фигура у лидера самой просторной страны мира была действительно могучей, почти квадратной, под стать державе. Такой комплекции хватило бы на двух человек.

Вид из кабинета Сенатского дворца, открывавшийся на древнюю колокольню Ивана Великого, настраивал на философские размышления. Собственно, президент как раз и думал о том, что составляло смысл его жизни, о годах – уже десятилетии! – верховной власти. Он пытался быть беспристрастным, старался отстраненно думать о себе, оценивая, что сделано за это время.

Десять лет – подходящая дата для обобщений и оценок. Десять лет! Бесчисленные заседания правительства, выступления на всевозможных форумах и конференциях, несчетное количество международных переговоров, поездок по стране и миру, отработанных улыбок при перерезании красных ленточек на фоне новых домов культуры, больниц, стадионов, огромное число бесед с «простым народом», распеканий нерадивых чиновников, телемостов, онлайн-конференций, интервью… И это только верхняя часть айсберга. А сколько работы невидимой! Сколько сил потрачено на продумывание и воплощение всяческих коротких и многоходовых комбинаций в борьбе с оппонентами внутри страны и с внешними недоброжелателями!

Конечно, интриги всегда удавались ему и были даже в радость. Кто-то из тех, с кем он стартовал на пути к заветному трону, разбивался на бурных порогах политической реки и, если удавалось не утонуть после этого и догрести до берега, до какой-нибудь тихой, более или менее доходной должности, считал, что ему повезло. Он же в передрягах борьбы за власть всегда чувствовал себя словно рыба в воде и вопреки любым проискам всегда двигался только вверх по течению, как лосось, идущий на нерест. Сколько усилий, времени, нер вов на это потрачено! Он уже десять лет уверенно удерживает за собой пост главы государства. Но что в итоге? Чем он может гордиться, если говорить об этом не перед телекамерой, а просто самому себе – сейчас и здесь, в Кремле, среди храмов и дворцов, которые видывали по-настоящему великих царей империи. Чем запомнится миру он, сегодняшний самодержец России? Что напишут о годах его правления в учебниках истории?

В этот момент располагавшаяся позади массивного президентского кресла небольшая потайная дверь, поверхность которой не отличалась от отделки стены, без стука раскрылась и в кабинет впорхнула молодая блондинка. Ее легкий сарафан контрастировал с напыщенно-официозным убранством кабинета.

– Привет! – сказала она Паутову. – Мне сказали, ты еще не начал прием.

– Э-э, да, – ответил, оборачиваясь, президент.

– Отвлекаю, да? – искренне виновато, но одновременно и с лукавой улыбкой спросила она. – Я только на секундочку, посмотрю на моего Вову свет Иваныча и убегу.

– Да, минутка у меня есть, – ответил Паутов. Морщинки на его лбу расправились, он улыбнулся ей в ответ и добавил: – Для тебя есть.

– Я придумала новые обнимашки, – сказала она и, подскочив к Паутову, неожиданно вскинула вверх правую ногу, так что ее ступня, обутая в изящную туфельку (из тех, что называют балетками, без каблука), оказалась у него на плече.

Он вскинул брови и охнул от удивления, но, впрочем, тут же подхватил ее за талию и, чуть приподняв, прижал к себе, пах к паху.

– Это действительно новое слово в обнимашках, – сказал Паутов, светясь улыбкой.

– Ну, как думаешь, кто еще может обнять тебя в таком шпагате?

– Никто. И никогда.

– А еще что ты сейчас думаешь? – с озорством прошептала она. – Лично я вот думаю, что мы могли бы в такой позе не только обниматься… Как тебе такой сюрприз?

– Да… идея мне нравится. Это большой плюс, что ты у меня цирковая акробатка. И с меня тогда тоже сюрприз. Я обязательно придумаю что-нибудь необычное. Но, Леночка, радость моя, сейчас… у меня дела.

– Ладно, извини. – Она счастливо улыбнулась и, чуть отстранившись, непринужденно опустила ногу с его плеча.

– Там уже люди ждут, а я хотел до приема еще кое о чем подумать.

– Еще кое о чем? – снова с лукавой улыбкой уточнила Елена, впрочем всем своим видом показывая, что это всего лишь шуточный вопрос, который не требует ответа, и что она больше не намерена отвлекать его.

– Да. – Паутов вздохнул, вспомнив о том, о чем думал перед ее появлением.

– Дела державные, понимаем. Все, я испаряюсь.

Она нежно поцеловала его в шею и было шагнула прочь, но Паутов придержал ее за локоть.

– Не столько державные, сколько… гм… вообще… о жизни… – Лоб Паутова прорезали морщины. Он хотел поделиться с Еленой своими размышлениями, однако не был уверен, стоит ли открывать ей свои тягостные мысли. Чем она, в самом деле, может помочь, такая молодая и неопытная в сравнении с ним?

– Когда я думаю о жизни, – сказала она, – я закрываю глаза и представляю себе, где бы я была, с кем и что я бы делала, если бы могла свободно выбирать. Ну, без оглядки, не знаю, на деньги там или еще на что-то. А ты как думаешь о жизни?

– Я? Э-э… я просто думаю… просчитываю.

– А ты попробуй сделать как я. Закрой глаза. Ну, закрывай, это две же секунды.

Паутов с сомнением пожал плечами, но закрыл глаза.

– Так. Теперь забудь про все проблемы. Вот какая картина у тебя перед глазами – это и есть твоя мечта.

Елена смотрела на Паутова, тот все не открывал глаза. Похоже, он всерьез отнесся к эксперименту.

– Ну, что-нибудь видишь?

– Да, – ответил он и открыл глаза. Она улыбнулась, радуясь, что ее рецепт пригодился, однако не стала расспрашивать его о том, что он представил себе.

Паутов испытующе смотрел ей прямо в глаза, словно пытался угадать что-то или определиться с чем-то.

– Я пойду? – спросила Елена.

– Да, – с несколько отсутствующим выражением на лице ответил Паутов.

– Все в порядке?

– Да, – на сей раз ответ его был более твердым, морщины на лбу расправились, – все нормально. Давай, тебе пора. Не обижайся.

– Ну что ты, это ты не обижайся. Мне просто не терпелось сказать тебе про мое обнимательное открытие. Мы эту позу потом обязательно попробуем, хорошо?

– Можешь не сомневаться.

Они поцеловались, и Елена, больше не задерживаясь, скользнула в ту же дверь, в которую вошла.

Несколько секунд Паутов с глуповато-счастливой улыбкой смотрел на эту дверь. Но затем снова устремил взгляд в окно, на Ивановскую площадь, и улыбка пропала с его губ. Он вернулся к мыслям о своих годах в политике. О своей роли в истории России. Он мысленно так и сформулировал для себя вопрос: какова его роль в истории России. Звучит, конечно, помпезно, Паутов даже усмехнулся. Но, с другой стороны, кто другой, как не глава государства, вправе задать себе этот претенциозный вопрос? Он не просто вправе спросить себя об этом, а даже обязан сделать это, после десяти-то лет на президентском троне. Итак? Не ввязался ни в одну большую войну. Не вогнал страну ни в одну слишком масштабную реформу, которая неизбежно ухудшила бы жизнь большинства людей. Ни одного дурацкого шапкозакидательского проекта. Хотя возможности и соблазны были. Это плюс? Еще какой! Безусловное благо для любой страны. Но оценит ли кто-нибудь это достижение? В большой истории, в истории с заглавной буквы сохраняются только яркие события, захватывающие дух прорывы, а не каждодневная возня. Людям нравятся эффектные сальто, а не эффективная размеренная походка.

А может быть, ну их всех к черту? К черту всех этих незнакомых ему людей, которые будут судить о годах его правления, и к черту всех знакомых людей, и к черту большую историю. Что, если взять и просто уйти в отставку? Тогда можно было бы наконец развестись с женой и в открытую зажить с Леной в одном из трех своих замков, например на юге Франции. Прямо сейчас, взять и уйти. Выступить с официальным заявлением, наплести какую-нибудь лабуду о проблемах со здоровьем – и уйти. Или нет, про здоровье зазря говорить не надо, а то можно сглазить. Ну в таком случае дождаться выборов и не выдвигать свою кандидатуру. И плевать даже на то, что следующий, кто придет к власти, обязательно отнимет весь бизнес в России. И без бизнеса денег припрятано в швейцарских банках – горы. И обоим сыновьям на всю жизнь хватит. И будущим внукам, когда появятся. И будущим детям от Лены, если появятся, – почему бы и нет?

…Писатель Виталий Кутыкин тем временем по-прежнему дожидался аудиенции президента в соседней комнате, в приемной.

Артем Алексеевич, улыбчивый сопровождающий беллетриста, сел на кресло рядом с ним, затем прямо посмотрел на него. На лице Виталия застыло выражение отстраненности. Абсолютно ничего в нем не менялось. Сопровожда ющий, судя по некоему едва заметному движению уголков его рта и прищуриванию, смекнул что-то. Он опустил взгляд на свои руки, стал рассматривать их, разминая пальцы, и сказал тоном, не требующим какой-либо вовлеченности в разговор со стороны присутствующих, – тоном, каким иногда люди говорят сами с собой, размышляя вслух:

– Конечно. Сложно быть писателем. Почитаешь вот интервью – чем писатель занят, это ж голова идет кругом. Надо постоянно писать, придумывать что-то. В Интернете свой блог обновлять, там тоже надо что-то выдумывать, отвечать читателям. А их вон сколько. Конечно, перегрузки, иногда хочется как-то расслабиться… Но… солнечные очки лучше, по-моему, снять. Здесь же нет солнца.

Артем Алексеевич умолк. Через какое-то время секретарша перестала печатать, посмотрела на писателя, затем на сидящего рядом с ним сопровождающего, который в ответ поднял брови, как бы говоря ей: «Такие вот бывают люди, писатели», затем она вновь глянула на Кутыкина и сказала:

– Виталий Олегович, может, все-таки кофейку? Для бодрости духа.

Кутыкин уставился на зеленые ветви березы за окном и молчал, однако, глядя на него, можно было бы предположить, что теперь он мысленно уже не здесь, в кремлевской приемной, а на даче или где-то еще.

Секретарша вернулась к своему занятию.

– Й-о-жег, хватит топать по клаве, – нечленораздельно прохрипел вдруг Кутыкин, по-прежнему глядя за окно. Писатель полагал, что исковерканные словечки вроде «йожега» все еще модны в русскоязычном секторе Интернета, и при случае козырял ими.