Текст книги "Наполеон. Заговоры и покушения"

Глава третья. Кадудаль, Пишегрю, Моро и другие

Самое важное в политике – следовать своей цели: средства ничего не значат.

Наполеон

Существуют такие кризисные ситуации, когда во имя блага народа требуется осудить невинного человека.

Наполеон

Меня огорчает слава Моро. Мне ставили в вину его изгнание; так или иначе – ведь нас же было двое, тогда как нужен был только один.

Наполеон

Пока Наполеон во Франции медленно, но верно двигался к императорскому венцу, Лондон был буквально наводнен французскими эмигрантами. Наиболее агрессивно настроенные из них группировались там вокруг трех личностей: графа д'Артуа, герцога Беррийского и принца Конде.

Шарль-Филипп де Бурбон, граф д'Артуа, был младшим братом казненного в 1793 году Людовика XVI. После революции он вместе с другими французскими дворянами и уцелевшими вождями вандейского восстания нашел приют в Англии. Впоследствии (в 1824 году) он станет французским королем под именем Карла X.

Шарль-Фердинанд де Берри, или герцог Беррийский, был сыном графа д'Артуа, и в 1803 году ему было всего 25 лет.

Принц Луи-Жозеф Конде также принадлежал к свергнутому дому Бурбонов. Несмотря на свои почти 70 лет, он возглавлял эмигрантскую армию, которая в 1814 году вторгнется во Францию вместе с союзными русско-австро-прусскими войсками.

Все они, как говорится, «плели в Лондоне нити коварных заговоров» против революционной Франции. Правда, существует версия, что вся эта идея с заговором была разработана самим Жозефом Фуше и претворялась в жизнь через его тайного агента Жан-Клода Меге де ля Туша, которого историк Вильям Миллиган Слоон образно называет одним из «негодяев, столь часто появляющихся из мрака в смутные времена».

Жермена де Сталь в своих «Мемуарах…» в этом вопросе пошла еще дальше, обвинив во всем самого Наполеона. Она писала так:

«Этот заговор, послуживший поводом для бесчисленных злодеяний Бонапарта, был задуман им самим; он управлял заговорщиками с дьявольским искусством, которое следует описать во всех подробностях.

Он отправил в Англию якобинца, который мог заслужить право вернуться на родину, только оказав услуги первому консулу. Человек этот, звавшийся Меге, явился среди эмигрантов, словно Синон[7]7
  Ахеец Синон уговорил троянцев ввести в осажденный город дар богине Афине – деревянного коня, внутри которого скрывались ахейские воины.


[Закрыть], представивший себя жертвой греков, среди троянцев. <…> Меге без труда ввел в обман несколько государственных мужей, управлявших страной в ту пору. <…> Агент Бонапарта, притворявшийся его врагом, утверждал, что во Франции есть множество недовольных, готовых поднять восстание».

Этот Меге де ля Туш, действительно, был агентом тайной полиции. Прибыв в Лондон, он вступил в контакт с представителями британского правительства и французскими эмигрантами, в частности с бывшим морским министром графом де Мольвиллем, соблазнив их планом заговора против Наполеона. Удалось ему «запудрить мозги» даже главе британской разведки в Мюнхене Фрэнсису Дрейку. Одновременно с этим Меге де ля Туш информировал обо всем французскую сторону.

Безусловно, обвинять одного Фуше в организации заговора против Наполеона нельзя. Да и зачем ему это было бы нужно? Не для того же, чтобы поднять свой авторитет, вовремя «раскрыв» заговорщиков? Это было бы слишком примитивно. По этому поводу очень верно написал в своих «Мемуарах…» барон де Барант:

«Не следует думать, что полиция собиралась руками агентов готовить покушения на первого консула с тем, чтобы в последнюю минуту их раскрыть. Ни один полицейский не рискнет ввязываться в игру столь глупую».

Первопричина заговора находилась гораздо выше. Ведь трудно не признать тот факт, что одной из целей Наполеона была компрометация генерала Моро через представление его лидером заговорщиков. Кроме того, его полиция стремилась заманить в заготовленную ловушку представлявших большую опасность бурбонских принцев.

Была у Наполеона цель и «покруче». Четкую формулировку этой цели можно найти в «Мемуарах…» мадам де Сталь:

«Но зачем было первому консулу разжигать заговор против самого себя, грозивший ему столькими опасностями? Все дело в том, что он нуждался в предлоге для перемены формы правления; что же касается заговорщиков, то он не сомневался, что сумеет вовремя их остановить…

Не существовало никакой явной причины для перемены порядка вещей и требовалось сослаться на заговор, в котором были бы замешаны англичане и Бурбоны, разжечь таким образом пыл сторонников революции и с их помощью, якобы для предотвращения возврата к старому порядку, ввести во Франции порядок ультрамонархический. Замысел этот кажется весьма сложным, между тем суть его была весьма проста: следовало внушить революционерам, что их интересы в опасности, а затем предложить им помощь и защиту в обмен на окончательный отказ от былых принципов. Именно так Бонапарт и поступил».

Как бы то ни было, заговор явно осуществлялся под контролем консульской полиции, и Наполеон (особенно поначалу) знал о многих шагах заговорщиков. Министерство полиции еще со времен Фуше имело картотеку, содержащую более тысячи досье на особенно опасных роялистов. Она носила название «шуанская география».

Помимо Лондонской, поддерживавшей графа д'Артуа, существовала еще и Варшавская группировка роялистов, поддерживавшая графа Прованского, среднего брата казненного Людовика XVI, именовавшего себя Людовиком XVIII (им он, собственно, через десять лет и станет. – Авт.). Третья роялистская группировка благоприятствовала молодому Луи де Бурбон-Конде, герцогу Энгиенскому, представителю родственного Бурбонам семейства Конде. Но эти две группировки никакой опасности не представляли, и их деятельность ограничивалась периодически издаваемыми манифестами, на которые во Франции никто не обращал внимания.

Согласно планам Лондонских заговорщиков весной 1800 года Жорж Кадудаль, один из главарей контрреволюционного восстания в Вандее, должен был устранить Наполеона, напав на него с группой вооруженных людей, когда тот будет ехать верхом из Парижа в свой загородный замок в Мальмезоне. Дело представлялось несложным: первого консула обычно сопровождал отряд из 10–12 гвардейцев, которых можно было перестрелять из засады в течение одной-двух минут.

По свидетельствам очевидцев, Жорж Кадудаль был фанатик в самом полном значении этого слова. Родился он в 1771 году в Оре (Бретань) в зажиточной крестьянской семье. После окончания учебы стал работать клерком у нотариуса. С 1787 года молодой человек увлекся новыми идеями, ставшими прелюдией будущей республики, но быстро разочаровался в них. В разразившейся после революции гражданской войне в Вандее Кадудаль уже воевал на стороне сторонников короля. Постепенно он превратился в одного из лидеров шуанского движения, стал генерал-лейтенантом Королевской армии и главнокомандующим Шуанской армией в Бретани. Он десятки раз рисковал своей жизнью, бывал в самых невероятных переделках и теперь без колебаний был готов предпринять все возможное, чтобы сместить Бонапарта, в котором он видел победоносное выражение ненавистной ему революции, узурпатора, мешающего законному королю из рода Бурбонов взойти на престол. В свое время министр полиции Фуше заслал двух своих агентов к Кадудалю, но тот оказался весьма проницательным и без труда разоблачил их. Обоих повесили на деревьях в назидание другим.

Историк А.З. Манфред пишет о Кадудале так:

«Жорж Кадудаль в шуанском движении, в роялистской партии занимал особое положение. Этот бретонский крестьянин, не получивший образования, не умевший грамотно писать, был наделен от природы живым и острым умом, наблюдательностью и зоркостью охотника, умением вести за собой людей. Огромного роста, поразительной физической силы, он мог казаться неуклюжим медведем, если бы не сочетал эту тяжеловесную массивность с непостижимой ловкостью и изворотливостью. Он был фанатически предан делу Бурбонов и брал на себя самые сложные поручения. То не был заурядный убийца вроде Маргаделя[8]8
  Маргадель – разбойник, главарь банды, участник нападений на дилижансы, нанятый роялистом Гидом де Невиллем для охоты на первого консула.


[Закрыть], в иное время, например в Средние века, такой человек мог бы стать предводителем какой-либо религиозной секты или движения жакерии. В начале девятнадцатого столетия он стал одним из главарей шуанского подполья, и заносчивые, чванливые аристократы беспрекословно выполняли приказы этого немногословного человека».

Первая попытка нападения на Наполеона не удалась, и Кадудаль бежал в Англию, где продолжал вести антинаполеоновскую деятельность.

В начале 1803 года Кадудаль и его помощники предложили графу д'Артуа новый план свержения Наполеона. В случае удачи власть временно должен был захватить популярный и честолюбивый генерал Моро, которого считали республиканцем, находившимся в молчаливой оппозиции к Наполеону, но скрыто сочувствовавшим роялистам. Через Моро можно было обеспечить поддержку армии, ведь среди большинства военных Моро пользовался непререкаемым авторитетом. Позднее для руководства роялистами во Францию должен был приехать кто-либо из принцев королевского дома – граф д'Артуа или герцог Беррийский.

До поры до времени Консульская полиция не мешала действиям роялистов, ведь ее бывший деятельный начальник Жозеф Фуше был в немилости, а новый начальник Ренье совсем не соответствовал важности стоящих перед полицией задач. А задача, как мы уже знаем, состояла в том, чтобы генерал Моро скомпрометировал себя участием в заговоре (даже ничего не делая в Париже, этот талантливый и заслуженный человек был опасен для Наполеона. – Авт.), а бурбонские принцы прибыли во Францию и попали в заранее расставленную ловушку.

Впрочем, сам отставной министр Фуше все равно продолжал следить за ходом дела и держать все под своим контролем. Иначе жить он не умел. О том, что Фуше многое знал о планах роялистов, говорит тот факт, что уже в мае 1803 года он написал Наполеону записку, которая заканчивалась такими словами:

«Воздух полон кинжалами».

Секретарь Наполеона Луи-Антуан Бурьенн первым увидел эту записку и, прежде чем передать ее первому консулу, бросился к Фуше за разъяснениями. Каково же было его удивление, когда он увидел бывшего министра полиции, собирающегося в свое загородное имение в Пон-Карре.

– Как же так! – воскликнул Бурьенн. – Вы утверждаете, что воздух полон кинжалами, а сами преспокойно покидаете Париж вместо того, чтобы мчаться в Тюильри и дать объяснения первому консулу?

– Я думал, что вы знаете это не хуже, чем я, – ответил Фуше, хитро улыбаясь. – Я посылаю эту записку и уверен, что не пройдет и часа в Пон-Карре, как я буду вызван в Тюильри. Увидите, уже завтра я буду на месте.

После этого он сел в карету, махнул Бурьенну рукой и уехал.

И точно, на следующий день Фуше уже снова был в Париже.

– Ну вот, мой дорогой, – сказал он Бурьенну, – а я что говорил? Не успел я приехать в Пон-Карре, как примчался посыльный с приказом срочно явиться в Тюильри. Уже вчера вечером у меня была длительная беседа с первым консулом о положении дел в стране. Я спросил его, что он скажет на то, что Жорж Кадудаль уже находится в Париже и готовит заговор против него, но Бонапарт лишь засмеялся в ответ. Он сказал, что, по его данным, три дня назад Кадудаля видели в Лондоне. По его данным… Похоже, он больше доверяет своим верным псам – Реалю и Савари.

* * *

Наполеон, действительно, гораздо больше доверял информации Реаля, государственного советника и фактического вице-министра полиции, и полковника Савари, командира легиона элитной жандармерии, фактически являвшегося личной полицией первого консула.

46-летний Пьер-Франсуа Реаль сначала занимался адвокатурой. Увлекшись новыми идеями, он вступил в Общество друзей конституции и, благодаря покровительству Дантона, стал прокурором революционного трибунала. После падения дантонистов Реаль был арестован и освобожден только после казни Робеспьера. Директория назначила его историографом республики. Как профессиональный адвокат Реаль приобрел блестящую репутацию: он защищал людей различных направлений – членов нантского революционного комитета, роялистов, заговорщика-утописта Бабёфа и его друзей. Он немало способствовал Брюмерскому государственному перевороту, после чего был назначен одним из четырех государственных советников, причисленных к министерству полиции.

28-летний Савари был родом из Шампани. Его полное имя было Анн-Жан-Мари-Рене Савари. Образование он получил в королевском колледже Святого Людовика в Меце. В 1790 году он поступил волонтером в Королевский кавалерийский полк, стал лейтенантом, участвовал в кампаниях на Рейне, потом воевал в Египте, отличился в сражении при Маренго. После этого на него обратил внимание Наполеон, сделавший его своим адъютантом, а потом и начальником своей личной полиции, одной из задач которой был контроль над самим Фуше.

Активный Савари (через несколько лет он станет герцогом де Ровиго и министром полиции. – Авт.) находился в постоянном контакте с одним из бывших вандейских командиров. Этот человек давно был им завербован и обещал поставлять информацию в обмен на безбедную жизнь за счет регулярного получения некоторых сумм из государственного бюджета. Так вот, этот человек сообщал, что недавно его посетила группа вооруженных людей – бывших соратников, которые предупредили его о том, чтобы он готовился. Они, правда, не сказали, к чему готовиться и когда, но все равно, он считал своим долгом доложить об этом Савари.

Полковник показал это письмо Наполеону, и тот приказал срочно разобраться, что такое опять готовиться в этой никак не утихающей Вандее. В тот же день Савари инкогнито отправился к вандейскому командиру в Гранвиле, и тот предоставил ему новые подробности. Оказалось, что несколько дней назад из Англии прибыли два каких-то важных начальника, и теперь они перемещались по деревням и хуторам, объявляя о скором изменении режима во Франции и призывая быть готовыми к этому. Савари сам видел, как местные крестьяне собираются и готовятся к предстоящему выступлению.

Кто были эти двое – пока было неизвестно, но, судя по развернувшейся активности местного населения, это действительно были какие-то очень высокопоставленные люди. Вполне возможно, что одним из них был сам Жорж Кадудаль, ведь он был единственным человеком, который, действительно, мог вновь поднять вандейцев на решительные действия.

Первый консул уже было начал волноваться из-за отсутствия новостей от своего адъютанта, но тут тот появился и сделал полный отчет об увиденном и услышанном. Детали, которые ему сообщил Савари, очень удивили и обеспокоили Наполеона. Он поблагодарил полковника за храбрость и начал предпринимать энергичные меры для выяснения того, что же на самом деле происходит.

В парижских тюрьмах в это время сидело достаточно много разных подозрительных личностей. Среди их находились некие Пико и Ле Буржуа, которые были схвачены в Нормандии как прибывшие из Лондона агенты англичан. Так, во всяком случае, значилось в их досье, составленных полицией. На допросах эти двое категорически отказались отвечать и сотрудничать с полицией, вели себя вызывающе и поэтому были приговорены к расстрелу. После этого они стали вести себя и вовсе развязно и заявили, что властям недолго осталось ждать и что за них есть кому отомстить. Эта бравада не осталась пропущенной мимо ушей, и о ней очень скоро узнал государственный советник Реаль. Тот немедленно доложил об этом Наполеону.

Первый консул потребовал, чтобы Реаль принес ему списки всех задержанных в последнее время в Бретани и Нормандии. Когда списки были доставлены, оказалось, что первым в них значится некий Керель, вторым – Дессоль де Гризоль.

– Что это за люди? – спросил Наполеон у Реаля.

Государственный советник ответил:

– Генерал, этот Керель служил у Жоржа Кадудаля в Вандее. Он прибыл во Францию два-три месяца тому назад и был арестован по доносу как возможный заговорщик. Что касается второго, то я никогда не слышал этого имени.

– Я думаю, что эти господа должны что-то знать. Их нужно хорошенько допросить. Займитесь этим, Реаль, и держите меня в курсе.

Когда Реаль навел справки, выяснилось, что Дессоль де Гризоль из-за отсутствия доказательств состава преступления уже был выпущен на свободу, несчастного же Кереля приговорили к расстрелу. Дотошный Реаль начал «копать» дальше и выяснил, что этот Керель сидел в тюрьме в одно время с Пико и Ле Буржуа, с которыми он был знаком еще в Англии.

Когда Реаль закончил это маленькое расследование и явился в кабинет первого консула, туда одновременно с ним вошел и генерал Мюрат, недавно назначенный на пост военного коменданта Парижа вместо генерала Жюно, отправленного в Булонь на формирование новой гренадерской дивизии для будущей Великой армии Наполеона.

– Что нового? – спросил первый консул своего шурина.

– Генерал, – ответил Мюрат, – я только что получил письмо от одного несчастного, приговоренного к смерти. Сегодня его должны расстрелять. Так вот, он хочет сделать какое-то признание.

– Ерунда! – сухо сказал Наполеон. – Ни вам, ни тем более мне не пристало заниматься подобными пустяками.

– Но, мой генерал, – снова начал Мюрат, – этот человек говорит, что хочет сделать очень важное признание.

– Я это прекрасно понял, но не считаю, что стоит тратить время на разглагольствования какого-то там приговоренного к смерти бандита. Наверняка будет умолять о помиловании.

– Кто знает? – возразил Мюрат.

– Хорошо, – сказал Наполеон. – Если вы так хотите, я не возражаю. Можете поговорить с ним. Но никаких отсрочек. Я думаю, этот человек не заслуживает никакого интереса, и уж тем более речи не может идти о каких-то индульгенциях для него. Реаль, не сочтите за труд подключиться к этому делу.

На этом Мюрат и Реаль удалились.

* * *

В то время пока происходила эта сцена во дворце Тюильри, в тюрьме Консьержери считал последние минуты своей жизни некий человек по имени Керель. Отряд солдат, который должен был препроводить его на площадь Гренель, где обычно происходили казни, уже прибыл. Ждали лишь гонца с подписанным парижским губернатором приговором. Керель стоял на стуле и напряженно всматривался в расположенное на высоте двух метров от пола маленькое окошко, свет из которого был единственным, что освещало его камеру. Его губы медленно шевелились, он то ли молился, то ли безуспешно пытался что-то крикнуть.

Все было готово. С минуты на минуту за ним должны были прийти, но вдруг на тюремный двор влетела карета, из нее выскочил какой-то щеголеватый человек в черном, офицер поприветствовал его, и они вместе направились внутрь здания.

Вскоре в замке двери камеры Кереля заскрежетали ключи: без сомнения, это пришли за ним. Побледнев, приговоренный к смерти спустился на пол, гордо поднял голову, распрямил плечи и сложил руки за спиной. Дверь отворилась, и на пороге появился… тот самый человек в черном, которого он только что видел во дворе тюрьмы. Это был государственный советник Реаль, прибывший «по приказу первого консула» для разговора с ним, Керелем. Нервный тик заставил щеку Кереля предательски задергаться…

– Вы утверждали, что хотите сделать какое-то важное признание, – сказал посланник Наполеона с усмешкой, усаживаясь на единственный в камере стул. – Что ж, я здесь и готов вас выслушать.

– Это правда, месье, – ответил Керель, – я очень многое мог бы сказать, но какой смысл делать это теперь, когда для меня все уже кончено?

– У меня нет полномочий обещать вам помилование, однако, если то, что вы скажете, окажется важным, кто знает…

– Возможно ли это, месье? Но нет… Час моей смерти пробил, стоит вам уйти, и меня тут же уведут на расстрел… Однако если бы вы знали… Впрочем, пусть и так, но моя совесть будет более спокойна, если перед смертью я сделаю доброе дело…

– Успокойтесь, надежда всегда умирает последней. Отвечайте, как вас зовут?

– Керель, месье.

– Так. И кто вы такой?

– Офицер медицинской службы.

– Хорошо, я вас слушаю.

– Да, месье, я буду говорить, но, бога ради, поверьте моим словам. Я нахожусь слишком близко от смерти, чтобы лгать.

– Хорошо-хорошо, – ободрил его Реаль, – отвечаю, что вы не умрете… По крайней мере, в ближайшее время. Соберитесь и начинайте говорить, у меня не так много времени. Какое признание вы хотели сделать?

– Вчера я предстал перед трибуналом вместе с еще одним человеком. Это был некто Дессоль де Гризоль, может быть, вы слышали это имя?

Реаль утвердительно кивнул ему в ответ.

– Ему повезло больше, чем мне, и его помиловали. Я же был приговорен к смертной казни.

– И что из этого следует?

– Вы мне не верите! – воскликнул Керель. – Вы думаете, что я, как и все приговоренные, просто хочу отсрочить свой конец…

– А разве не так?

– Ну, в принципе вы правы. Хотелось бы еще пожить.

– Один достойный интереса ответ – один день, – усмехнулся Реаль.

– Так не пойдет.

– Чего же вы от меня хотите?

– Мой ответ стоит всей моей жизни…

– Хватит торговаться. Вы будете говорить или нет? – перебил его Реаль, начиная нервничать. – Какое признание вы хотели сделать?

– Я участник заговора.

– Заговора? Но против кого?

– Против первого консула.

– Вместе с кем?

– С Жоржем.

– Жоржем Кадудалем?

– Им самым! Я из числа тех, кто высадился вместе с ним в Бивилле в прошлом году. Было воскресенье, я это прекрасно помню, мы еще чуть не разбились о скалы.

– Так вы хотите сказать, что Жорж Кадудаль во Франции! – воскликнул Реаль, вскочив со своего места.

– Он уже давно гуляет по Парижу.

– Вся жизнь! – напомнил ему Реаль.

– Нас было девять человек. Нас укрыли в Дьеппе у отца одного из наших товарищей, он, если я не ошибаюсь, часовщик. Потом нас перевели на какую-то ферму, и мы прожили там несколько дней. Потом вот так, от одной фермы к другой, мы добрались до Парижа, где нас ждали друзья Жоржа.

– Знаете ли вы их имена? – спросил Реаль.

– Я знаю только двоих. Один из них – это Дессоль де Гризоль, о котором я вам уже говорил…

– Как! Тот, которого отпустили вчера? – удивился Реаль.

– Он самый, месье.

– Странно… Но продолжайте, я вас слушаю.

– Другого зовут Шарль д'Озье, – продолжил свой рассказ Керель, – его я видел еще в Лондоне года два тому назад. Он вместе с Жоржем сели в экипаж и уехали. После этого я видел Жоржа всего три-четыре раза – каждый раз в каком-то новом месте: то в квартале Сен-Жермен, то на углу улицы Дю Бак, то на улице Варенн. Потом меня арестовали, но, я думаю, Жорж все еще находится в Париже, ведь он ждал прибытия новых людей из Англии.

– Вы уверены в том, что мне сейчас говорите? – Государственный советник Реаль посмотрел на Кереля пронизывающим взглядом. – Это может иметь для вас решающее значение.

– Мсье, я уверен и в том, что другие высадки последуют одна за другой и что граф д'Артуа или его сын, герцог Беррийский, со своими адъютантами прибудут во Францию по тому же пути. Но я не знаю точного времени. Знаю лишь, что ни тот, ни другой до моего ареста еще не находились во Франции.

– Вся жизнь! – снова сказал Реаль.

– Братья Полиньяки раздобыли форму консульской гвардии. Переодетые в эту форму люди Жоржа хотят устроить нападение на карету первого консула по дороге в Сен-Клу или в Мальмезон.

– Кадудаль встречался с генералом Моро?

И тут допрос сразу же дал осечку.

– Это невозможно, – ответил Керель. – Моро никогда не пойдет на контакт с роялистами из Лондона…

– Хорошо-хорошо, – спокойно сказал Реаль, которого эта информация привела в состояние сильного возбуждения, которое, впрочем, он не хотел показывать. – Я постараюсь заинтересовать вашими показаниями первого консула, но вы должны мне пообещать, что никому больше ничего не скажете, в противном случае я ничего не смогу для вас сделать. Пока же возьмите вот это.

Он протянул приговоренному несколько монет.

– Зачем они мне здесь, месье? – удивился Керель. – Да и говорил я все это не ради денег, вы же понимаете.

– Деньги никогда не бывают лишними. Я вернусь завтра или послезавтра… Держитесь.

– Ах, месье! – закричал Керель, падая на колени перед Реалем. – Вы уверены, что за это время меня не расстреляют?

– Я не могу вам этого обещать, но вы не должны терять надежду. Иногда надежда может значить больше, чем реальная действительность.

* * *

Едва выйдя из камеры Кереля, государственный советник Реаль направился к начальнику тюрьмы и приказал ему не трогать пока приговоренного к смерти, так сказать, «до особых распоряжений».

Когда он вновь прибыл к первому консулу, тот спросил:

– Ну, Реаль, я был прав? Пришлось съездить из-за какого-нибудь вздора?

– Вовсе нет, генерал. К счастью для меня и для вас.

– Что вы этим хотите сказать?

– Я хочу сказать, что мне удалось узнать очень важные и странные вещи.

– Ну-ка, не тяните, рассказывайте.

Наполеон начал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину.

– Генерал, – сказал Реаль тихим голосом, – Жорж Кадудаль в Париже со всей своей бандой.

При этих словах Наполеон резко остановился…

– Но это невозможно!

– К сожалению, это так, генерал, и вы окружены потенциальными убийцами.

– Но ведь побережье надежно охраняется! Не на воздушном же шаре они все прилетели…

Наполеон нервно рассмеялся, но лицо Реаля оставалось сосредоточенным и напряженным.

– Имею честь вам доложить, что все обстоит не так весело, – серьезно сказал Реаль. – Уже было осуществлено несколько высадок. Береговая охрана и полиция прозевали их. К счастью, нам удалось вовремя среагировать. К приезду графа д'Артуа или герцога Беррийского мы будем готовы гораздо лучше.

– Приезду? Куда?

– Сюда, генерал, в Париж!

– Ну, знаете, это уж слишком! Впрочем, хорошо, пусть едут, я их встречу! Но расскажите мне сначала о Жорже и его бретонцах, сколько их?

– Человек, с которым я только что говорил, сказал, что не больше десяти, но за время, что он находится в тюрьме, их могло стать гораздо больше.

– Куда только смотрит полиция? А он назвал имена этих бандитов?

– Да, генерал. Прежде всего это Жорж Кадудаль.

– Отлично! Кто еще?

– Пико…

– Какой еще Пико? Мне почему-то знакомо это имя.

– Генерал, этот Пико – слуга Жоржа, безумец, отъявленный шуан. Он вроде бы брат или кузен того Пико, которого недавно расстреляли вместе с неким Ле Буржуа…

– Стоп, – перебил его Наполеон. – Это те самые, которые кричали, что недолго осталось ждать и что за них отомстят? Интересно. Продолжайте, Реаль.

– Да, генерал, это те самые Ле Буржуа и Пико, что высадились вместе с Жоржем.

– Интересно. Очень интересно. Кто еще?

– Дессоль де Гризоль.

– Что вы говорите? Но вы же сами рассказывали мне, что он был признан невиновным!

– Да, но именно он высадился во Франции до Жоржа, и именно он вместе с неким Шарлем д'Озье встречал Жоржа в Париже.

– Потрясающе! Есть ведь еще и другие?

– Некий Трош.

– Трош… Трош… Никогда не слышал этого имени. Кто еще?

– Лябонте, Рауль Гайяр, Лемэр. О них нам тоже ничего не известно.

– Но как же они все сумели приплыть во Францию?

– При помощи одного английского морского офицера.

– Сиднея Смита?

– Нет. Его адъютанта и секретаря, капитана Райта, но это почти то же самое.

– Ох уж эти мне англичане! – воскликнул Наполеон, стукнув кулаком по столу.

– Они высадились ночью. Днем прятались у своих сообщников. Шли только по ночам. Но будьте спокойны, генерал, я выловлю их всех, и этот несчастный Керель, которого должны были сегодня расстрелять, поможет мне в этом.

– А вы уверены, что он говорил правду?

– Уверен.

– Вы отсрочили исполнение приговора?

– Конечно, генерал, но теперь мне нужен будет официальный документ с вашей подписью.

– Я подпишу его сейчас же. А вы, Реаль, примите меры, чтобы никто их тех, кто уже здесь, не смог улизнуть.

Прервем на время наш рассказ и отметим, что существует еще одна версия изложенных выше событий. Она исходит от самого Наполеона и подробно излагается Стендалем. Ссылаясь на воспоминания английского врача Вильяма Уордена, беседовавшего с Наполеоном на острове Святой Елены, Стендаль приводит следующее заявление бывшего императора:

«Заговор был раскрыт благодаря одному необыкновенному обстоятельству. Однажды ночью я испытывал какую-то тревогу и не мог заснуть; я встал с постели и начал просматривать список заговорщиков. Случаю, который в конечном итоге управляет миром, угодно было, чтобы мой взгляд остановился на имени одного полкового лекаря, совсем недавно вернувшегося из Англии, где он содержался в заключении. Возраст этого человека, его воспитание, жизненный опыт, которым он обладал, – все это навело меня на мысль, что его поведение объясняется причинами, ничего общего не имеющими с юношеским преклонением перед Бурбонами. Насколько обстоятельства позволяли мне судить о нем, целью его действий должны были быть деньги. Этого человека арестовали. Он был предан суду, где заседали полицейские агенты, которых переодели судьями: они приговорили его к смертной казни, и ему было объявлено, что приговор будет приведен в исполнение через шесть часов. Эта хитрость имела успех: он сознался».

Весьма интересная версия, достойная самого лихо закрученного приключенческого романа. Впрочем, она не подтверждается никем, кроме самого Наполеона, и мы оставим ее на совести ее автора.

* * *

Наполеон вновь и вновь просматривал списки арестованных подозрительных личностей. Они были сгруппированы по провинциям и департаментам. Все-таки полиция умела, если хотела, работать аккуратно. В таблице под названием «Приморская Сена – Нормандия» взгляд первого консула вдруг остановился на фамилии некоего часовщика Троша из Дьеппа, активного эмиссара роялистов. Это имя ему недавно называл государственный советник Реаль. В примечании было указано, что у этого Троша был сын, и он вполне мог пойти по стопам арестованного отца.

– Смотрите, что я нашел, – сказал Наполеон вновь вызванному Реалю, указывая пальцем в имя Троша. – Не нужно далеко ходить: вот человек, который нам нужен. Вернее, не он сам, а его сын.

Приказ задержать юного Троша и срочно доставить его в Париж в тот же час был отправлен по телеграфу супрефекту города Дьепп.

Доставленный к Реалю Трош-сын, которому оказалось всего 18 лет, сначала все упорно отрицал, но когда ему организовали очную ставку с Керелем, тут же узнал его и рассказал полицейским все, что знал. Его роль была настолько проста, что ему совершенно не хотелось брать на себя ответственность за все происходящее. Дрожащим голосом он сообщил, что проводил одного из прибывших из Англии в Бивилль, там был дом одного моряка, где они провели весь день. С наступлением темноты они добрались до ближайшей фермы, а потом он оставил прибывшего и отправился назад. Также он сказал, что слышал, будто в районе Дьеппа состоялось уже три высадки с английского корабля, а теперь все ждут четвертую.

В тот же день Реаль подробно пересказал все первому консулу. Тот выглядел озабоченным и, отпуская Реаля, приказал:

– Найдите Савари! Пусть он срочно зайдет ко мне.