Текст книги "Соседи. Записки квартиранта"

Урок монгольского

Дедушка Коля сидел в прихожей на тумбочке, курил и, в общем-то, был счастлив. Счастью немало способствовали стоявшие под вешалкой валенки. Точнее, один из них, а именно – тот, в который была спрятана начатая пол-литра. Бабушка Лида, собаку съевшая на карманах пальто и других дедушкиных тайниках, о новой роли валенок пока не догадалась, что сильно повышало шансы конспиратора допить бутылку до конца. А тут ещё обожаемый дедушкой внук-третьеклассник был рядом… Нет, жизнь сегодня однозначно удавалась.

Дедушка пригубил из валенка, задрав его к лампочке под потолком. Со стороны, наверное, должно было казаться, что он высматривает, нету ли дырок на голенище. Например, от моли. Потом дедушка поставил валенок на пол, вытер рот и улыбнулся внуку.

– Погоди, щас я у тебя уроки проверю. Политинформацию.

Он достал из тумбочки позапрошлогоднюю газету, и, отворачиваясь от внука, пробежал страницу глазами.

– А ты знаешь, что Леонид Ильич Брежнев принял в Кремле дружественную делегацию из какой страны? А? А ещё тоже мне, грамотный!… – заранее торжествовал дедушка.

– Де, – (внук называл его именно так). – Де, так Брежнев умер. Ещё до Андропова.

– Как это – умер?

Дедушка наморщил лоб и несколько секунд отсутствующе смотрел на вешалку что-то припоминая.

– Ну хорошо, Брежнев, к примеру, умер. И кто же у нас теперь?

Трудно было сказать, что преобладало в интонации экзаменатора – сарказм, неуверенность или любопытство.

– Теперь Черненко. Константин Устинович.

– Молодец, Сежа, – (а так дедушка называл внука). Не купился. Константин Устинович, надо же… Придумают, тоже мне – Устинович!… – ядовито пробормотал он и вернулся к делу. – Это я тебя проверял, а ты небось подумал – дед у тебя дурак. А язык-то ты какой сейчас учишь?

– Мы ещё не учим. Буду, наверное, английский.

– Английский! – Дедушка презрительно фыркнул, снова прицелился валенком в потолок и куда тщательнее, чем в предыдущий раз, осмотрел голенище. – А дед у тебя монгольский знает, – отдышавшись, сказал он.

После войны дедушка действительно прожил в Монголии несколько лет – строил там железную дорогу.

– Вот, к примеру, – начал он. – В Монголии наших домов нету. Юрты одни в основном, конечно. И родился, к примеру, в юрте мальчик. Родители думают: как назвать? Полог у юрты откинули. А на улице – ветер. И мальчика они называют…

Дедушка, который вообще-то был большой любитель выразиться по-русски, но при внуке обычно сдерживался, с предвкушением затянулся папиросой, и, на совершенно легальных основаниях, выразился по-монгольски:

– Называют они его Хуй-Талкын!! Что в переводе означает – золотой ветер!..

Дедушка сиял, будто он сам изобрел это волшебное имя. А впрочем, так оно и было.

– Или вот продолжим. Родился у них, значит, снова мальчик. Они глянули на улицу, а там… – дедушка на секунду задумался – …а там …вихрь! И называют они мальчика как?

– Как? – спросил заслушавшийся внук.

– А называют они его… – по лицу дедушки судорожно металось вдохновение – …Тамыр-Хуяк!!! Что в переводе означает – золотой вихрь.

На восторженные дедушкины выкрики из комнаты вышла бабушка и увидела, что дедушка зачем-то засунул лицо внутрь валенка и поднял валенок к потолку. «Чего он там ищет», – подумала бабушка, но тут обратила внимание, что у дедушки подозрительно дёргается кадык. В общем, бабушке не показалось, что дедушка ищет на голенище дырки от моли. Прятать спиртное в доме стало негде…

Провал

…и дедушка устроил тайник в сарае. Водка тем временем подорожала в два раза, что заставило дедушку перейти на денатурат – спиртосодержащую жидкость ярко-голубого цвета. (Лет через десять внук с ностальгическим удивлением обнаружил, что этот не встречающийся в природе оттенок идеально воспроизводят польские бутлегеры, разливающие поддельный ликёр «Блю Кюрассо»). Дедушкин работодатель – контора с богатым названием «Дистанция пути» – выдавала денатурат зимой. Предполагалось, что жидкость будет употребляться обходчиками-дефектоскопистами для обработки различных приборов и инструментов, примерзающих то друг к другу, то к рельсам.

Судя по литражу хранившегося в сарае денатурата, в количестве вверенных приборов и инструментов рядовой обходчик мог соперничать с начальником какого-нибудь машиностроительного производства. Однако любимая дедушкина присказка «никого не было, а мне дали», позволяла объяснить денатуратное изобилие иначе.

Тайник в сарае бабушка вычислила через неделю. Дело было вовсе не в том, что в сарай уходил дедушка трезвый, а возвращался из сарая дедушка пьяный. Слегка дунувши, как это там тогда называлось, дедушка был постоянно, а дедушка после первого полстакана ничем не отличался от дедушки после пятого полстакана. Владельца тайника подвело хозяйственное рвение. Точнее, отсутствие рвения, которым он часто бравировал, сообщая, к примеру, перед окучиванием картошки:

– На меня где сядешь, там и слезешь.

И с вызовом усаживался курить на тумбочку в прихожей.

Так что дедушка, зачастивший в сарай, наводил на размышления. Придумывать правдивую легенду для похода он ленился. Просто брал ключи, а на бабушкин вопрос «Коля, ты зачем?», раздражённо отмахивался: «Не знаю. Надо мне. По делу. Ну, заодно в уборную, что ли, схожу». Уборная очень кстати располагалась на дворе, но двор очень некстати просматривался из окон квартиры. После сарая дедушка если и заворачивал в уборную, то не для конспирации, а по прямой надобности. Надобность возникала не всегда, и бабушка, заподозрив подвох, завела свой тайник – для ключей от сарая.

Требовать ключи или рыскать в их поисках дедушка побрезговал. Он пошёл к денатурату без ключей. Но попасть в сарай через дверь не смог. Тогда он, не задумываясь – зачем, зашёл в никогда не запиравшийся соседский сарай и сразу увидел то, чего не замечал лет двадцать. Стенка, общая с дедушкиным сараем, не доходила до потолка полметра. В соседском сарае была приставная лестница, а в дедушкином сарае у нужной стенки стояла высокая бочка с солёными огурцами.

… – Лидка, пошли скорее, твари эти к тебе в сарай залезли, гондоны штопаные! – так в тот зимний вечер позвала бабушку в сарай соседка из квартиры напротив.

Соседка – крепкая, темпераментная женщина, которую дедушка почему-то прозвал Чехуя – имела в виду малолетних преступников. В ту зиму малолетки повадились воровать из сараев мелкий домашний скот вроде поросят и кроликов. Скотину бабушка не держала, но за взломанный сарай было обидно. Она пожалела, что дедушка еще не вернулся с работы, оделась и поспешила во двор.

Из сарая доносился весьма умеренный шум. Внутри кто-то ворочался и тихо матерился.

– Вот я ж говорю – иду мимо и слышу – залезли, бл..ди. Стой здесь, а я пошла в дистанцию милицию вызывать. Или нет, я покараулю, а ты беги, быстрее будет, – приказала соседка, после чего шум в сарае прекратился.

– Коля, ты, что ли? – осторожно прислушалась бабушка, не обращая внимания на соседку. В сарае замолчали ещё красноречивее.

– Погоди ты, Нина, с милицией, – вздохнула бабушка.

Через полчаса дедушка (перелезая через стену, он уронил лестницу в соседский сарай, а мысль о прыжке со стены ему не понравилась), был разоблачен окончательно. Появление женщин заставило дедушку затаиться, но не заставило отказаться от употребления напитка, к которому он стремился и который он обрёл. Да и то сказать: вот вы могли бы найти другое занятие в тёмном запертом сарае при двадцати градусах мороза?

Денатурата в сарае было много, и действие свое он постепенно оказывал. В общем, дедушка расслабился. Забылся. И – запел.

– Коля, вылезай, пойдем домой, – терпеливо повторила бабушка.

– Лида, отопри, устал я, – вдруг трезвым и тоскливым голосом ответил дед.

…Несколько дней вид дедушка имел сконфуженный и при бабушке вёл себя тихо. Потом конфузливость отступила. Однако складировать денатурат в сарае дедушка перестал. Он изобрёл для его хранения другой способ. Подъезжая вечером на мотодрезине к конторе своего работодателя с богатым названием «Дистанция пути», дедушка каждый раз щедро разбрасывал бутылки с денатуратом по окрестным сугробам. Утром, направляясь на работу, он шёл вдоль полотна и подбирал одну из посеянных вечером бутылок. Казённого алкоголя у дедушки было много, и успешно ходить по денатурат в полосу отчуждения можно было до поздней весны.

Припасы

В тот новый год явиться в гости без водки было невозможно даже к самым распрекрасным друзьям. В государственных магазинах водка давно исчезла, а спекулянты драли по три шкуры. По случаю праздника шкур, конечно, можно было отдать и четыре, но в новогоднюю ночь спекулянты не работали. Что, собственно, и делало визит без водки верхом неприличия: достать спиртное нельзя в принципе, а тут является лишний рот, бригаде горе…

Дедушка подрёмывал за новогодним столом, накрытым в квартире сына. Праздник уже начал угасать, когда к застолью присоединились друзья двадцатилетнего внука. Помня о приличиях, они сначала выставили на стол водку из расчёта бутылка на троих прибывших и только потом разделись. От стука бутылок дедушка пробудился и с ходу в карьер вызвался банковать.

Он работал на результат, молодёжь – на процесс. В первую очередь дедушка наливал себе и немедленно выпивал. Затем отоваривал остальных и, перед тем, как поставить бутылку на стол, наливал себе ещё раз. Так что пока юноши с девушками многократно чокались и пропускали по отпущенной на розливе половинке, дедушка выпивал две полных рюмки. Надо заметить, что с розливом он не редил, и весёлый, хорошо темперированный процесс выпивания прервался всего через полчаса. Проще говоря, водка очень быстро кончилась.

Молодёжь, оглушённая отсутствием праздничных перспектив, приуныла. По счастью, дедушка тоже был разочарован. Но не досрочным завершением праздника, а достигнутым результатом. Дедушка, разумеется, знал про дефицит. Однако верить в то, что водки нет и не будет, он не хотел. Обращаясь к хлопотавшим на кухне бабушке и снохе, дедушка закричал:

– Лида! Валя! Подавайте вино, у ребят тут всё кончилось…

В интонациях дедушки, всю жизнь проработавшего путевым обходчиком, слышался барин со стажем.

Сноха принесла бутылку водки, уточнив:

– Это последняя. Есть ещё одна, но она к завтрашнему столу…

Из последней дедушка налил по половинке молодёжи и полную себе. Но вместо того, чтобы немедленно выпить, он привстал и наклонился над столом, будто высматривая закуску поинтереснее. Полы пиджака при этом частично прикрыли бутылку. А дедушкины руки, действуя как бы отдельно от дедушки, который продолжал делать смотр закускам, стянули с телевизора газету с программой телепередач, соорудили из газеты пробку, заткнули пробкой бутылку и сунули едва початую беленькую во внутренний карман пиджака. Всё это не заняло и пяти секунд. Дедушка с облегчением отвлёкся от закусок, и начал пробираться сквозь гостей к выходу, на ходу глотая из своей рюмки. Гости, однако, лезли чокаться. Из вежливости дедушка раз-другой напряжённо оскалил зубы, попытавшись изобразить улыбку, но тут его взяла под руку одна из девушек.

– А давайте выпьем за здоровье и долголетие Николая Ивановича! – обратилась она к гостям. Дедушка понял, что незаметно выйти не получается, прокашлялся и громко сказал:

– В уборную мне надо.

В тёмной прихожей он ненадолго замешкался около своего пальто. Заначка перекочевала туда.

Вернувшись из туалета, дедушка начал беспокойно оглядывать стол. Отсутствие бутылки, из которой – и это он помнил твёрдо – выпили всего по одной, его сильно удивило.

– Валя! Лида! – крикнул дедушка, – Несите завтрашнюю бутылку, тут ребята без меня выпили всё. Я завтра схожу за вином-то.

Когда кончилась завтрашняя, дедушка приуныл и стал с грустью посматривать в сторону прихожей.

– Коля, домой что ли спать пойдём? – бабушка Лида истолковала тоску мужа по-своему.

– Да иди ты ещё, – раздражённо отмахнулся дедушка. Он явно нервничал. Привставал, садился, презрительно цедил «э-э-э ба… а… на…» и мотал головой, ведя какой-то напряжённый внутренний диалог.

Вдруг дедушка решительно замычал и устремился в прихожую, к своему пальто. Молодёжь проводила его взглядами. Дедушка вернулся, и, прижимая к груди правую руку, замер перед столом. Стало тихо.

– А-а-а, – простонал он с большим чувством и вдруг умолк. Гости уже забеспокоились насчёт аптечки, но дедушка заговорил. – Вот вы молодые… Жизни не знаете… Сидите тут без вина. А дедушка… Так и сидели бы тут без вина, если б не дедушка!! А дедушка… А дедушка-то вам припас!!!

Дедушка оторвал руки от груди и грохнул о стол донышком бутылки. Из горлышка торчал газетный лист со смазанными буквами. Молодёжь была сражена дедушкиной щедростью и приветствовала широкий жест искренними аплодисментами. Прослезившийся от чувств дедушка тоже вполне был собой доволен.

Внук

Похороны и Новый год пахнут одинаково. Срезанные ветки елей, разбросанные по деревянной лестнице подъезда, вбивали эту мысль в мозг.

Выносили дедушку. Внук шёл следом – выяснилось, что ближайшим родственникам не полагается нести гроб. Вспоминал слова, которые последние несколько лет дедушка произносил при прощании: «На похороны не опаздывай, Сеженька…»

В детстве внук переболел всем – краснуха, ветрянка, свинка… Слышал, что дедушка сильно за него переживал. Слышал семейную легенду о том, как дедушка устранил с пути нескольких санитаров и вытащил грудного внука из инфекционного барака: «Раз уж должен умереть, то пусть лучше дома…»

Первые запахи, которые запомнил внук, были запахами ёлки и шоколада. На Новый год у бабушки с дедушкой он всегда получал шоколадного зайца с хрупким полым корпусом и твёрдыми, неразгрызаемыми ушами. Ещё была огромная, не пролезающая в дверь ёлка с примёрзшими к веткам кусками снега. Её ствол приходилось сильно укорачивать, хотя потолки в дедушкиной квартире едва ли были ниже трёх метров. Благодаря профессии путевого обходчика дедушка мог выбирать самые лучшие ёлки в окружающих железную дорогу лесах и лучшие новогодние подарки – он часто захаживал по путям в зону московского снабжения77
  В СССР товары распределялись неравномерно. На большей части территории был сильный дефицит, качественные продукты в магазинах отсутствовали. А вот Москва снабжалась гораздо лучше.


[Закрыть].

Окончив второй класс, внук снова попал в больницу – застудился в реке. Дедушка навещал его реже, чем другие родственники. Он неизменно приносил с собой любимый бутерброд внука: чёрный хлеб, политый подсолнечным маслом и обильно посыпанный крупной солью.

Внук, избалованный остальными посетителями, не всегда доедал дедушкин бутерброд. Горбушка оставалась лежать на заднем крыльце больницы… Через день внук видел на ступеньке крыльца остов горбушки, подпорченный огромными кавернами, которые выгрызали крупные рыжие муравьи…

Когда внуку было лет четырнадцать, и он уже весьма успешно защищал футбольные ворота, внук спросил деда:

– Дед, а зачем ты так пьёшь?

То были времена антиалкогольной кампании, и бутылка водки стоила столько же, сколько советские вратарские перчатки – кирзовые, с резиновыми накладками. О том, что с приходом Горбачёва дедушка стал пить водку только по праздникам, внук ещё не догадывался.

Выпивший дед подвел внука к окну, попросил достать альбом с фотографиями, взглянул на какой-то снимок и ответил.

– Говоришь, перчатки твои столько денег стоят, сколько моя бутылка? Может быть, ладно… – криво усмехнулся дед. Помолчал, и, глядя в сторону, добавил:

– Я вот давно думаю: родился я в двадцать пятом. Помру, к примеру, в девяносто пятом. Значит, щас сколько мне осталось? Десять, вроде того? Я из девяносто пятого часто вычитаю…. И в окно это гляжу… Иди-ка сюда, вон, глянь, в окно… Ага…. А теперь на карточку…. Видишь? Уже сорок лет в это окно гляжу, прикидываю… И ничего… Ничего нового…

На снимке, сделанном из того же окна, не было десятка новостроек, появившихся за последние тридцать лет. Были сараи, поленницы, заснеженный огород, солнце и развесёлая компания победителей в расстёгнутых кителях и гимнастерках с наградами Великой отечественной. Обнявшись, они, пьяные и счастливые, позировали молодому дедушке, упав на спины в роскошь январских сугробов. В тех победителях внук узнал соседей дедушки по двору. Тому самому двору, тех самых соседей, которые умрут лет через пятнадцать, умрут чуть раньше, чем дедушка…

Звёздный час внука пришёлся на игру с финнами. Мандраж был страшный – на международный матч явились чуть ли не все жители их городка.

Дедушка сидел за воротами, которые защищал внук и держал в зубах судейский свисток, а во внутреннем кармане пиджака – бутылку белого88
  В тех краях «белым» называли водку, а «красным» или «красниной» – весь остальной алкоголь, от сухого вина до коньяка.


[Закрыть]. Он хитро подмигнул внуку и показал на свисток. Дед, никогда не интересовавшийся футболом, свистнул в самый нужный момент – когда три финна по всем правилам выходили на ворота внука. Иностранец, который вёл мяч, смешался и оглянулся на судью. Этих долей секунды внуку хватило. Он прыгнул в ноги нападающему, забрал мяч и с благодарностью посмотрел на деда.

Тот матч внук отстоял на ноль. Как лучший игрок он получил от финнов не советские кирзовые, а профессиональные импортные перчатки. К ним, невесомым и мягким, прилипали даже тяжёлые мокрые мячи. Не исключено, что при натуральном обмене за эти перчатки тогда можно было выручить не меньше десяти бутылок…

…Дедушка умирал долго. После приговора «рак» он тянул ещё пять лет. Каждый год внук мучился с выбором подарка ко дню его рождения, соотнося подарок со сроком, отпущенным дедушке. Часы, например, выбрал без секундной стрелки… И каждый год, прощаясь после застолья, слышал: «На похороны не опаздывай…»

Врачи ошиблись, поставив диагноз «рак горла». Каверны и метастазы разрушали единственное ухо, которым дед слышал – оказывается, он был наполовину глухим с рождения, и лет шестьдесят проходил все медкомиссии, неплотно затыкая здоровое ухо… В последний раз дед обнял внука, прижавшись глухим, но не больным ухом – где-то услышал, что рак передается при прикосновении, и пытался не навредить. Снова сказал: «На похороны не опоздай», впервые употребив глагол совершенной формы. Посмеялся над появившимся грассированием, которое ещё мог расслышать: «Хм, дед у тебя на старости лет как еврей говорит»…

Внук ехал на дедушкины похороны. Первые похороны в сознательной жизни. После телефонного сообщения о смерти крайность сменяла крайность. От «давно ждали» до «и всё-таки не может быть». И только когда автобус миновал стадион, где дедов свисток спас внука от финского гола, внук поверил в то, что произошло, и заплакал…

А потом были еловые ветки в подъезде, запах нового года, похорон и несгрызаемых ушей шоколадного зайца.

Поминки

…Говорил молодой коллега дедушки, обходчик лет сорока пяти. Он очень старался быть торжественным.

– Николай Иванович являлся наставником молодёжи… Руководство нашей дистанции пути ценило Николая Ивановича как ценного работника и передовика производства… Земля пухом, царствие небесное, Николай Ивановичу…

Обходчик смахнул слезу, размашисто выпил и внезапно оживился:

– Вот ещё был у нас работник один непьющий, тётя Лида его помнить должна, Толя, Зайцев, что ли, вроде да, точно – Зайцев Толя был. Он непьющий совсем, зашёл как-то летом к стрелочнику в будку, там на полу ведро, а на табуретке рядом ковшик лежит, жарко. Ну, Толя взял ковшик и выпил, а в ведре соляная кислота зачем-то стояла… Сжёг себе все, лет десять по больницам мучился, вчера вот хоронили… А дядя Коля, царствие ему небесное, такой ведь был рисковый мужик… Весёлый… Уж чего только не пил. Звали его все «Дед» или ещё «Дегустатор» тоже звали. Придет цистерна какая, вроде как спирт, а вроде и х..й знает. Дед, бывает, с нами у цистерны посидит, посмотрит на неё, помучается, да потом как начнут мужики жребий тянуть, кому первому пробовать, а он не утерпит, махнёт рукой, скажет чего с матерком – и на цистерну. Выпьет стакан, сидит, ждёт. Ничего не боялся. Ребята его уважали сильно, никто больше без жребия дегустировать не решался, земля ему пухом…

На этот раз обходчик не выдержал и разрыдался.

– Да, в коллективе его уважали, это правда, – медленно ответила бабушка. – Всякое бывало, конечно… И с работы его за пьянку выгнать хотели, и в аварию он на дрезине попал, когда стрелку ковшом срезал, и гулять он от меня гулял, и дверь топором рубил, когда ключи потерял… Был случай и голый по двору на день железнодорожника бегал…

Тут соседка Чехуя (та, которая когда-то накрыла дедушку в сарае, и которую теперь с нескольких рюмок слегка повело) жизнерадостно вставила:

– А мы-то, дуры, тогда за колбасой в дистанцию на праздник пошли99
  Колбасу по госцене (то есть недорого) можно было купить либо в столицах, либо в буфете на праздничном мероприятии.


[Закрыть]. А у нас там своя колбаса по двору моталась. «Отдельная»1010
  Популярный в СССР сорт колбасы.


[Закрыть]!

Бабушка вздохнула.

– Да, уж Нина, было… Всё было… А только мы с ним прожили ровно пятьдесят один год. Я считаю, очень хорошо прожили.

2007, 2018.