Текст книги "Галопом по Европам"

Глава 4

Пани Дзендзелюк сходила в чулан и принесла особой мази от радикулита. Бурча что-то о седине в бороде и бесе в ребре, она обильно смазала спину мужа, накрыла его одеялом и ушла хлопотать по хозяйству, а затем пробежалась по соседкам. Как же без свежих сплетен?

Вернулась Барбара веселая и разгневанная одновременно.

– Все, муженек. Жди, когда тебя сжигать придут, – выдала с порога пани Дзендзелюк.

– Чего мелешь, старая? – проворчал старик, глядя исподлобья на супругу.

– На хуторе только о том и говорят, что ты ведун. Волкодлак самый натуральный, повелитель злых животных.

– Волкодлак?! – искренне удивился дед.

– Ага. Оборотень натуральный. Причем несколько свидетелей есть.

– Да, – протянул пан Дзендзелюк, ворочаясь на кровати. – Совсем с ума спятил староста наш. Такие поганые слухи только вздорная баба распускать горазда. Что же он делает-то?

– Ладно тебе отбрехиваться. – Похоже, бабке нравилось то, что мужа раздражает новоприобретенная репутация, и она была не прочь подтрунить над супругом. – Покажешь, как в волка превращаешься?

– Может, ты и сама уже веришь, что я колдун?

– А кто ж ты еще? – хохотнула пани Барбара. – Ты ж мне всю жизнь в кромешный ад превратил.

Дзендзелюк посмотрел на супругу и произнес с напускной досадой:

– Эх, старая. Вот гляжу я на тебя и радуюсь… за того парня, которому ты полвека назад не досталась!

У мужчин существует устоявшееся мнение, что женщины – страшные сплетницы, однако мало кто из них способен признать, что грешен в этом куда больше. С легкой руки старосты хутора разнесся слух о колдуне Дзендзелюке, причем строители, среди которых не было ни одной пани, тоже каким-то образом уже были в курсе: есть такой ведун. Дальнейшее было делом времени. К первой глупости прицепилась вторая, за ней третья… Болтовня о ведуне наслоилась на треп о волке, и многие уже твердо верили, что Дзендзелюк – оборотень.

Надо признать, что пана Дзендзелюка раздражала эта свистопляска. Особенно ему не нравились словечки «колдун», «ведун» и прочие «ведьмаки», прицепляемые к его имени. Он, конечно, понимал, что, как бы его ни называли, он останется тем, кто он есть. Но он был христианином, а христианин колдуном быть не может. На родине Парфюмера Сэма сказали бы, что клеветнические выпады в адрес старика оскорбляли его религиозные чувства, причиняя ему нравственные страдания. Если же сказать нормальным языком, то деду было элементарно обидно.

Вот почему ближе к вечеру пан Дзендзелюк кряхтя поднялся из кровати, обвязал настырно ноющую спину несколькими шарфами и отправился к старосте расставлять все точки над «i».

Хуторской голова, сидевший в сенях своего дома, издалека заприметил ковыляющего к нему односельчанина. Староста увидел, что Дзендзелюка скособочило. Старик опирался на палку. Повязка вокруг торса тоже не осталась незамеченной.

«Так-так-так, – затикало в уме старосты. – Ночью пан Казимир стрелял в волка и, говорят, попал. А сейчас по улице идет дед Дзендзелюк – кривой и перевязанный. Каков же вывод, господа присяжные?..»

Мысленный суд оказался скор на вынесение вердикта. Все сходилось: и ранение, и завидное здоровье соседа, и его долгие отлучки в лес. Автор глупого слуха в одночасье получил подтверждение истинности своих подозрений.

Староста машинально закрыл входную дверь, сам вышел к забору, но потом передумал. Он запер калитку и поднялся на крыльцо.

Старосту нельзя было назвать глупцом, ведь глупцы такую должность не получат. Это был по-житейски хитрый мужик, крепкий хозяин, пусть и недалекий в каких-то вопросах.

Что касалось суеверий, тут уж он еще в детстве наслушался бабкиных бредней. Народные сказки о человекозверях смешались с наивными историями о том, как спящему в лесу человеку залезла в рот змея и он умер. Староста и к пятидесяти годам продолжал верить во всю эту чушь.

Он заметался между крыльцом и калиткой. Хотелось и бежать, и не ударить в грязь лицом.

– Здорово живешь, староста, – насмешливо поприветствовал его пан Дзендзелюк. – Чего суетишься? Я на минутку.

– Я… Мне… Я… – вовсе растерялся мужик. – Что у тебя с боком?

– Ничего, радикулит, – поморщился дед.

«Ага, знаем мы твой радикулит», – подумал староста, а визитер продолжил:

– В общем, я тебя коротко, но очень настоятельно вот о чем попрошу, – Дзендзелюк оперся о штакетник, и побледневший староста попятился, запнулся пяткой о ступень и с размаху уселся на крыльцо.

– Что, притомился за день? – хмыкнул дед. – Ну, сиди. Ты это… Брось распускать всякие наветы, дескать, я колдовать умею, и тому подобное. Я человек старый, мне хочется жить спокойно. Чтобы люди уважали. Перед лицом Бога чтобы не оклеветанный остался. Мы же с тобой не звери, верно?

– Э… Да. Верно, – принялся кивать староста.

– Ишь ты, болван китайский, – пробормотал Дзендзелюк. – Я ж тебя еще пацаненком помню шкодливым. Возьмись за ум, не греши клеветою, иначе пожалеешь.

Дед имел в виду Страшный суд, где каждый получит по делам своим, а перепуганный староста решил, что ему угрожают лютой расправой прямо сейчас. Воистину, у страха глаза велики, а уши глухи.

Пан Дзендзелюк похромал восвояси. Староста долго сидел, не решаясь встать, хотя ушибленный копчик болел не по-детски.

Нужно ли говорить, что по хутору покатился новый слух, мол, оборотень угрожал самому старосте!

Сигизмунд не опоздал, пришел к девятнадцати ноль-ноль. Дед Дзендзелюк никак не мог избавиться от жены. Пани Барбара причитала:

– Куда же ты, с таким прострелом, да еще и в лес?

– У нас дело с пареньком. Только смотри, не разболтай, – наказал старик и вышел к мальчику.

Подхватил палку, потоптался на месте, разминаясь.

– Пойдем медленно. Нам и некуда торопиться-то.

За время, пока Дзендзелюк и Сигизмунд брели к замку, произошло два важных события.

Во-первых, к пани Барбаре заглянула соседка, якобы за солью. На самом же деле она тешила любопытство и заигрывала с собственными первобытными страхами. Как же не побывать в доме колдуна, это так пикантно… Женщина с повадками выхухоли повела носом, высматривая хозяина.

– А где пан Дзендзелюк? – спросила она.

От жены «колдуна» не укрылся нездоровый блеск соседкиных глаз. «Экая докучная дубина! Что же им всем неймется?» – с неприязнью подумала пани Барбара.

– Побежал на луну выть, – в сердцах ответила хозяйка дома. – Шла бы ты, кумушка, домой.

Когда раздражение слегка унялось, пани Дзендзелюк спохватилась. Ведь глупая соседка наверняка поняла ее буквально и теперь разнесет по всему хутору неосторожное высказывание про вытье на луну. Разумеется, в этом пани Барбара не ошиблась.

Второе событие случилось в стане зверей. Лисена доложила Михайло и Войцеху о том, что приближаются Дзендзелюк с Сигизмундом. Бобер всплеснул лапками:

– Ну как я забыл? Это же важно! Они подготовили комплект доспехов на мальчика. Я все не мог понять, зачем, а нынче догадался. Очевидно, они хотят испугать строителей! Сыграть на суевериях. Понимаете?

– Хм… – Михайло почесал нос. – Никогда не пойму людей. И что, получится?

– Думаю, да, – подала голос Лисена.

– Защитник крепости, стало быть… – проговорил Ломоносыч. – Какой же рыцарь без коня, а?

Бобер рассмеялся.

– Вот и пригодится Иржи Тырпыржацкий.

Лиса вопросительно посмотрела на тамбовского губернатора. Тот стукнул лапой по земле и приказал:

– Давай, Василиса, ищи горбунка.

Иржи обретался недалеко от изрытого оврагами холма. Неунывающий жеребчик играл с Гуру Кеном в салки. Обоим страшно нравилось гоняться по поляне. Конек скакал с особой потешной грацией, свойственной лошакам.

Несмотря на полную незанятость, – когда звери перестали таскать по ночам деревья на дорогу, Иржи совсем стало нечего делать, – Тырпыржацкий не слишком огорчался. Здесь, в лесу, у него появилась масса товарищей. Не то что в деревне. Там у него совсем не было друзей.

Лошак – это помесь лошади с ишаком, иными словами, полукровка. Его не принимали кони, потому что он был слишком мал и неказист, чтобы носить их гордое имя. Ишаки тоже сторонились Иржи, в результате ему опротивело одиночество. Появление Колючего и Сэма повернуло жизнь лошака в новую, интересную сторону. Он сбежал – и не прогадал. Здесь, в компании зверей из самых разных стран, никто не смеялся над его происхождением. Его ценили таким, каким он был.

Лисена немного понаблюдала за игрой кенгуру и жеребчика, потом метнулась к ним.

– Эй, стойте! – пролаяла она.

Бегуны сбросили обороты.

– Михайло придумал особую миссию для Иржи, – сказала рыжая.

– Да!!! – закричал Тырпыржацкий, подпрыгивая на месте. – У меня задание!!!

Он поскакал к Ломоносычу и через несколько минут уже поджидал Сигизмунда и пана Дзендзелюка возле руин цитадели.

Мальчик первым увидел конька.

– Смотрите-ка, жеребец!

– Не вопи, спугнешь, – прошептал старик. – Сможешь приманить?

Парень неуверенно протянул руку к лошаку:

– Лошадка, лошадка…

И хотя пан Дзендзелюк недовольно поморщился, жеребчик смело поцокал к Сигизмунду, оттолкнул руку, всхрапнул обиженно. Мол, что же ты меня, мил человек, пустышкой привлекаешь?

Старик потрепал конька по голове:

– Покатаешь мальчонку?

Лошак замотал головой вверх-вниз.

Удивленный парень погладил жеребчика, попробовал залезть на него, и это ему удалось.

Конек прокатил парня по кругу, послушно остановился, когда мальчик слегка потянул его за торчащую, словно щетка, гриву.

– Полный рыцарский комплект, правда, Сигизмунд? – промолвил пан Дзендзелюк.

Он остался с жеребчиком за крепостью, а мальчик осторожно прокрался к заветному лазу. Вытащив припрятанный у входа мешок, в котором лежали латы да меч, он пополз к деду.

«Лишь бы доспехи не загремели», – думал парень. Строители работали совсем близко. Сегодня они закончили чистить от деревьев и кустов пространство перед замком. Теперь оставалось убрать можжевеловую поросль, прилегающую к стенам.

– Порядок, – пропыхтел Сигизмунд, подтаскивая железки к старику и коньку.

– Давай одеваться.

Доспехи были неудобные: тяжелые, громоздкие, угловатые. Со стороны они смотрелись куда изящнее, чем были на самом деле. Шлем жал, массивные нагрудные пластины затрудняли дыхание. Пока пан Дзендзелюк помогал мальчику облачиться в металл, лошак смиренно ждал и, как показалось парню, заинтересованно глядел на процесс одевания.

– Ричард Львиное Сердце! – оценил старик.

Сам паренек ощущал себя роботом-полицейским. При ходьбе каждое сложное движение распадалось на целую последовательность более простых, проявлялась смешная механичность. Состояние лат, безусловно, было далеко от идеального, только в сумерках это и не важно.

– Ну, Дон Кихот, садись на верного Росинанта, – велел пан Дзендзелюк.

Жеребчик стоически выдержал увеличившийся вес, снова покатал Сигизмунда.

– Довольно, – скомандовал старик. – Слазь. Через полчасика можно будет начинать.

Тем временем строители закончили работы и собрались к вагончикам. Здесь уже были вкопаны скамьи и длинный стол. Кто-то готовил ужин – варил похлебку в котле, подвешенном над костром. Остальные работники умывались, готовясь к трапезе.

На одной из скамей сидел хромоногий пан Казимир. Настроение у него было отвратительное. Дела двигались медленно, работяги не усердствовали и норовили избежать любого задания, обожженные взрывники еще не вернулись из городской больницы. Парни, разбирающиеся в технике, весь день ремонтировали машину начальника стройки. Выяснилось, что пока он геройствовал, стреляя в волка и вываливаясь из окна бытовки, над его джипом поработали неутомимые хорьки. Они повторили старый фокус с проводкой.

Стремительно темнело, и строители зажгли лампу, подвешенную над столами. Окружающий мир стал еще мрачней.

Пан Казимир разглядывал черные руины. Вот башня. Крепкая, не одно кило тротила уйдет. Вот участок стены, накренившийся под весом облокотившейся на него массивной плиты. Получился огромный трамплин. Стена почти хлипкая, а вот с плитой придется повозиться… Стоп. Что это?!

На «трамплине» медленно выросла странная фигура – силуэт всадника с обнаженным мечом. Конь медленно, с достоинством вынес седока к краю плиты.

Постепенно глаза пана Казимира стали различать не просто черное пятно на фоне темно-серого неба.

– Матка Боска, – промолвил начальник стройки. – Рыцарь. Там рыцарь, ребята!

Рабочие развернули лица к замку и тоже заметили всадника. При взгляде снизу мальчишка на лошаке казался исполином.

Сигизмунд чуть наклонился и посмотрел на лагерь строителей сквозь узкую прорезь шлема, увидел начальника, сидящего под лампочкой.

– Смотри-ка, мой верный жеребец, вон пан Казимир собственной персоной, – негромко произнес мальчик, указывая мечом.

Вес наклоненного тела перераспределился, и парень стал заваливаться на голову конька. Чтобы удержаться, Сигизмунду пришлось витиевато взмахнуть рукой с мечом. Жест получился красивый и полезный. Рыцарь снова принял вертикальное положение, а вот лошаку пришлось сделать полшага вперед, к краю плиты. Жеребчик испугался, поднялся на дыбы и пронзительно заржал.

Сигизмунд чудом не слетел с конька.

– Все! Спокойнее, спокойнее, Росинант! Поехали отсюда, – принялся уговаривать лошака парень.

Обрадованный жеребец зацокал прочь.

Начальник стройки сидел на скамье, бледный и недвижимый, как гипсовый памятник.

– Пан Казимир, – прошептал тракторист. – А чего это он прямо на вас показал-то?

– Угу, а потом будто бы зарубил и в сторону просеки махнул, мол, убирайтесь… Вы видели? Призрак, воистину… Мятежный дух, защищающий крепость, – подхватили остальные рабочие.

Пан Казимир отмер, обвел диким взглядом сгрудившихся вокруг него строителей.

– Да уж… – сипло и как-то жалобно вымолвил он. – Я знаю, у вас припрятана водочка. Давайте усугубим, а?..

Глава 5

Пока Дзендзелюк снимал с Сигизмунда доспехи, Иржи Тырпыржацкий тихонько сбежал к своим.

– Молодчинушка, – похвалил жеребчика Михайло Ломоносыч. – Все идеально сделал. Особенно понравилось, как ты поднялся на дыбы. Артист!

– Спасибо. А вы что, все видели? – Лошак принялся застенчиво ковырять копытом дерн, правда, в темноте этого не было видно.

– Конечно, – произнес Войцех, вышедший из соседних кустов. – Такое представление нельзя было пропустить. Отдыхай, Иржи. Ты просто не представляешь, как нам помог.

– Да я завсегда пожалуйста.

Гуру Кен молча кивнул товарищу по играм, дескать, горжусь тобой.

Счастливый жеребчик удалился, а тамбовский медведь, лиса и бобер-воевода стали решать, чем бы еще досадить непонятливым строителям. Лисена наконец-то изложила свою идею, и она была принята на ура.

В полночь начался очередной Серегин концерт. Строители выскочили с ружьями из вагончиков, но хитрого зверя нигде не было. Поначалу им почудилось, что страшный вой окутывает лагерь со всех сторон, но затем они определили направление и отправились на поиски.

Волк замолчал. Люди потоптались, нервно покурили и разошлись по бытовкам.

Серега перебежал на новое место, снова завыл. Строители выползли в лес, сориентировались, откуда идет звук, и двинулись на него, но вой тут же стих.

Так продолжалось полночи, потом Сереге надоело голосить, и он вернулся в овраг сборов.

– Ну, други мои дорогие, у меня уже все песни кончились, – сказал он, садясь между Михайло и Войцехом.

Звери рассмеялись.

Лисена заговорщицки подмигнула волку:

– Ничего, Серый. У нас для тебя такой сольный номер придуман, пальчики оближешь. Лишь бы пан Дзендзелюк пришел к цитадели Ордена. Не хотелось бы вести его самим. Все-таки день, светло, мне по деревне особо не разгуляться.

– Однако придется рискнуть, – признал Михайло. – Назначим операцию на завтра.

Совершив последнюю вылазку к замку, пан Дзендзелюк слег в постель. Он перетрудился, когда помогал Сигизмунду управиться с тяжеленными латами. Пани Барбара смазывала мужу поясницу, охала, рассказывала, что говорят на хуторе.

Вера людей в сверхъестественные способности старика крепла день ото дня. Строители, ежедневно приходящие в магазин «У Марыси», вовсю откровенничали с местными. Имя Дзендзелюка звучало постоянно, все считали, что за странными событиями, происходящими подле развалин, стоит именно дед. После появления призрака страх строителей перед Дзендзелюком достиг апогея.

– К древним силам обратился. Мощный колдун, – рассуждали строители с видом знатоков потустороннего мира.

Деда особенно разозлили эти досужие измышления.

– К каким силам? – вскричал он, морщась от боли в спине. – Я должен поговорить с этими мракобесами. Уму непостижимо…

Старик вскочил с кровати, будто его только что не скручивали приступы радикулита.

– Куда ты, неугомонный! – всплеснула руками пани Дзендзелюк.

– Молчи, женщина! – сверкнул очами дед, вдевая ноги в башмаки. – Доброе имя надо защищать. В иное время за их клевету я бы любого на дуэль вызвал.

– Ох, дуэлянт ты мой, – вздохнула пани Барбара.

Она, как никто другой, понимала, что если ее упрямый супруг решил идти к строителям, то его не остановить. Только бы не упал по дороге.

Из-под крыльца рыжей стрелой вылетела лиса. Лучше подождать в лесу.

– Михайло Ломоносыч! Михайло Ломоносыч! – прощебетала пичуга, севшая на лапу лесного тамбовского губернатора. – Идет, идет! Пан Дзендзелюк идет!

– Отлично. На ловца и зверь бежит, хе-хе. Передай Лисене, чтобы направила его через развалины цитадели.

– Принято, принято! – Птичка упорхнула.

– Так, Серега, твой выход. Все идет как мы и планировали.

Волк молча поднялся, подмигнул косолапому и скрылся в чаще.

Он осторожно побежал навстречу Дзендзелюку. Заметив его примерно в ста метрах от замка, Серега оценил скорость, с которой двигался старик. Удовлетворенно рыкнул. Повернул к развалинам. Неспешно дотрусив до руин, серый выждал еще чуть-чуть, и представление началось.

Строители, курившие в тени вагончиков, отчетливо увидели в стенном проломе матерого волка. Криворожий хищник уставился на людей, коротко рыкнул и скрылся, уйдя вправо.

Тут же именно справа в этот же пролом ступил пан Дзендзелюк собственной персоной.

Эффект получился такой, будто волк-оборотень не захотел, чтобы люди увидели его мгновенную трансформацию, но стоило ему преобразиться, и он поспешил обратно, на глаза почтеннейшей публики.

Пан Дзендзелюк вышел из крепости, подбоченился и недовольно проворчал:

– Ну и какой кретин тут думает, что я колдун?

– Мамочка… – пробасил заместитель начальника стройки.

Рабочие побросали папиросы и ломанулись в вагончики. Взрослые дядьки были напуганы, как дети. Они толкались, мешая друг другу попасть внутрь. Наконец все люди скрылись в бытовках, двери захлопнулись.

– Клоунада какая-то, – всплеснул руками старик. – Эй, специалисты! Убирались бы вы отсюда! Какое охотничье хозяйство? Здесь впору дурдом для таких, как вы, строить.

Пан Дзендзелюк плюнул себе под ноги и пошел домой, а в неприметной нише тихо посмеивался прячущийся Серега.

Пан Казимир внимательно выслушал рассказ своего заместителя о старике-оборотне.

– Скажи-ка, дружище, – промолвил начальник стройки, – тебе сколько годиков?

– Сорок пять.

– Ты по паспорту брат Гримм?

– Нет, пан Казимир, – настороженно ответил мужик.

– Так что же ты мне сказки рассказываешь, как Божена Немцова какая-то?! – заорал начальник. – Я же с ума с вами, саботажниками, сойду! Сроки безнадежно провалены. Мы уже два дня как должны ровнять останки крепости с землей. А у вас то инструменты украли, то жратва кончилась, теперь вот, пожалуйста, оборотни завелись. Завтра восстанут духи, или прилетит НЛО, да?

– Да… То есть, нет, пан Казимир, – торопливо ответил заместитель. – Ты не серчай, но мы с ребятами тут работать отказываемся.

Здоровенный мужик ссутулился и, словно школьник, стал ковырять землю носком башмака.

– Это еще почему? – Начальник охладил свой пыл и говорил тихо, почти вкрадчиво.

– Старик не велел, – глядя в сторону, пролопотал заместитель.

– Это оборотень который?

– Ну, это… Да. Он, – вздохнул зам.

– Ладно, отлично, – со злобной иронией прошипел пан Казимир. – Я вам устрою встречу с вампиром. Я из вас всю кровищу вашу выпью, олухи несчастные! Возвращайся на объект и созывай собрание. Готовьте осиновые колья, через час буду.

Он проводил ненавидящим взглядом человека, которому еще вчера спокойно мог бы доверить стройку, если пришлось бы отъехать. Надо же, какой размазней оказался! Тут начальник вспомнил давешнего рыцаря-призрака и мгновенно осознал, что сам является точно таким же размазней.

«Нет, о призраке я распространяться не буду», – мысленно поклялся он.

Пан Казимир взял в руку мобильный телефон, набрал номер заказчика.

– Говорите коротко, пан строитель, – донесся из аппаратика голос пана Гржибовский.

«Коротко не получится», – мстительно подумал пан Казимир и начал долгий неприятный доклад.

Эм Си долго сидел на дереве, а потом все же решился пойти к друзьям с повинной.

Он еще накануне чуть не свалился с сосны, заметив с опозданием, как за похмельным скунсом и отважным ежом погнались люди. Шимпанзе усмирил первый порыв броситься друзьям на помощь. Он не то чтобы струсил, просто рассудил, что, во-первых, не успеет, а во-вторых, от него будет мало толку. Когда скунс пыхнул в обидчиков огненной струей, Ман-Кей аж заухал от восторга, но тут же спохватился и спрятался в ветви. Благо никто его не заметил.

Афро-англичанин видел супершоу, устроенное Серегой без ведома пана Дзендзелюка, причем фокус превращения волка в человека Эм Си наблюдал сверху. Шимпанзе признал, что друг сработал максимально эффективно и изящно. Ему такие комбинации никогда не пришли бы в голову.

Обида на бурундукиборгов давно забылась. Уж такова была природа Ман-Кея. Плохого он не помнил, жил только хорошим. Главное, у него пару дней водились целые толпы поклонников. Значит, он не пустышка, а реальное животное.

Ему по-прежнему было стыдно за собственный длинный язык, но тут Эм Си ничего не мог с собой поделать. Слова высыпались из его рта до того, как он успевал осознать, что же он, собственно, ляпнул.

Итак, афро-англичанин созрел для разговора с Парфюмером. Улучив удобный момент, пока никто из строителей не болтался возле сосны, Ман-Кей слез и отправился на поиски скунса. Вскоре шимпанзе услышал голоса нескольких старых друзей.

Звери и гамбургский петух расположились в неглубоком уединенном овраге. Колючий и Сэм спорили, Серега в основном усмехался, а Петер тихо напевал что-то неразборчивое.

– Чуфыкают тетерева, – втолковывал товарищу еж. – А вальдшнепы хоркают.

– Не согласен, – тряс мохнатым телом скунс. – Тетерева хоркают, а вальдшнепы чуфыкают!

Тамбовчанин закатил глазки к небу:

– Ты хоть раз нормальное токование видел? Ты скажи, что вальдшнепы еще и бормочут!

– Ну… Не знаю, – растерялся Парфюмер.

– В вашей Америке сроду не было нормальных токов, – принялся развивать успех Колючий. – Я тебе как живой свидетель говорю, тетерева чуфыкают: «чуфык», «чуфык»! И еще вот так становятся.

Еж попробовал изобразить гордую стойку тетерева. Получилось смешно – иголки топорщились, лапки потешно загнулись, словно лысые крылья.

– Да, Сэм, припер тебя Колючий, – рассмеялся Серега. – Поверь, в этот раз он прав. Вальдшнепы хоркают.

– Вас ист дас «хоркать»? – насторожился Петер. – Становиться хорьком?

Смех волка усилился. Гамбургский петух неспроста опасался маленьких хищников, известных куроедов. Не все же им проводку грызть.

– Нет, Петер, это просто звук такой.

Эм Си глубоко вздохнул и вышел из-за куста.

– Привет, ребята! Сэм, прости дегенерата! Я не специально, я не нарочно, теперь страдаю, йо, еженощно, ежедневно ругаю себя почем зря. Ты простишь меня, знаю. Сэм, прости меня!

Американец будто завял, когда увидел Ман-Кея. Хорошее настроение в момент испарилось. Скунс развернулся и ушел.

Афро-англичанин шагнул было за ним, но Серега молча покачал головой. Эм Си остановился и удрученно залопотал:

– Братья, come on, я не прав сурово. Я прорубаю, the game is over. Как быть? Какие принять меры? Мне надо вернуть дружбу Сэма Парфюмера.

– Для начала постарайся остановить стихотворный фонтан. Твое бормотание не воспринимается как искреннее извинение, – предложил волк.

– Во-во, – сказал Колючий и отправился за скунсом.

Петер также предпочел покинуть овраг.

– Это очень-очень трудно, – грустно проговорил Эм Си. – Я воспринимаюсь занудно, мелю чепуху, но, как на духу, что думаю, то говорю, а что говорю, то и творю.

Серега пристально посмотрел на Ман-Кея:

– У тебя стопудово шарики за ролики заехали. Я тебе про то, чтобы ты забыл свои речитативы, а ты пошел по новому кругу.

– Есть мнение, что их в этой Африке всех такими оболтусами растят. – В овраг спустился Михайло Ломоносыч. – Оттого и идут все их беды. Ведь двух простых слов связать не может! Мысль на копейку, а шелухи наболтает… Тпру стишкам, Эм Си. Учись ясно мыслить.

– Эх, Михайло, Африку не тронь. Не запрягай, я не конь. Бывает, я сам говорю себе «тпру», все в голове перетру, а не получается, та же ерунда приключается, а те, кто со мной общается, – возмущаются.

Медведь закатил глаза:

– Ну, ответь, обезьянин ты мой несносный, неужели твоя Африка или Англия – кстати, откуда ты все-таки? – начинена балаболами, слагающими слабые стишки?

Ман-Кей подбоченился и отчеканил:

– Начни со своей родины, косолапый, а на мою не наезжай, не капай! Семь десятков лет подряд строили вы зоосад, только как ни упирались, вышел мясокомбинат, йо!

Михайло отвесил шимпанзе свой знаменитый тумак. Проворный Эм Си видел, как к нему приближается лапа, и хотел было уклониться, но не успел. Его обманула пластика медведя, кажущегося таким медлительным.

– Я про твою страну плохого не говорил, и ты про мою не тренькай, – назидательно произнес Михайло. – В общем, поменьше обезьянничай. Давай лапу.

Он помог афро-англичанину встать. Ман-Кей потер левое ухо, активно морщась. Его рожа при этом выглядела весьма забавно.

– Начнем сначала, – сказал Ломоносыч. – Я всего лишь спросил тебя: ты один такой уникум, или у вас там все эти… как вас?.. рэперы?

– Ай, йо! – дотумкал Эм Си. – Нет, не все, но многие. Длинно – и коротконогие, дву – и однорогие…

– Стоп! – рыкнул Серега.

Шимпанзе захлопнул рот.

– Ладушки, – стал закруглять разговор Михайло. – Ты парень хороший. Ну, не виноват же ты в том, что тебя таким беспардонным и глуповатым вырастили. К Сэму пока не приставай. Мы его подготовим. Он тебя простит, но не сразу. Я сам до конца не уразумел, почему он так обиделся. По всей очевидности, посчитал, что вы настоящие друзья, да слегка промазал… Молчи-молчи! А теперь рассказывай, где ты пропадал.

Ман-Кей припомнил свидание с матушкой Ядвигой. Сейчас ему нужно было вести себя так же, говорить только по существу, внимательно подбирать слова, стараясь не свалиться в привычный размен рифмочками. Афро-англичанин настроился и совершил еще один подвиг. Он смог изложить хронику своих скитаний, начиная от падения из корзины шара до бдений на сосне.

Когда шимпанзе с явной обидой говорил о расставании с бурундукиборгами, медведь и волк переглянулись. Им-то со стороны сразу стало понятно, откуда ветер подул.

– Подстава классическая, – шепнул Серега.

Михайло моргнул обоими глазами в знак согласия.

Вскоре Эм Си закончил рассказ. Ломоносыч посидел, чуть качаясь, потом промолвил:

– Потерпел ты достаточно. Вот тебе и наука… В общем, делай все так, как условились. Не навязывайся к Вонючке, тьфу ты! К Парфюмеру! Хорошо, что он не слышит. Время лечит.

Ман-Кей поблагодарил и ушел.

Медведь опять выдержал паузу и тихонько сказал Сереге:

– Ты все-таки проведай бурундуков этих. Жить надо по правде.

Волк удовлетворенно проурчал, дескать, будет сделано.