Текст книги "Гремучая смесь"

***

Принять приглашение – святое дело, а пригласить в гости – тем более. Поэтому, обе стороны обошлись без ненужных условностей. Оказалось, что гости, устав от однообразия морского путешествия, сами хотели устроить небольшой отдых на суше. Почти весь экипаж, человек пятнадцать, не считая двоих, оставшихся на корабле, с нескрываемым удовольствием расселись вокруг костра.

Солнце и легкий ветерок только способствовали аппетиту, да и мясо, по словам гостей, было выше всяких похвал. Гости тоже пришли не с пустыми руками. Они притащили с собой бочонок вина. Хлеба, правда, не было, но это никого не смущало. Одноглазый даже не подозревал, что такое хлеб, а гостям до того надоели корабельные сухари, что они с удовольствием обходились без них.

Любой трапезе, даже поминальной, полагается беседа. Не обошлось без нее и тогда. Очень скоро Одноглазый узнал, что оказывается, за океаном тоже есть острова, только очень большие и что на них живут люди, много людей.

А вот такие, как Одноглазый, там не живут, во всяком случае, их никто не видел и ничего о них не слышал. Одноглазый этому нисколько не удивился, он вообще не умел удивляться, а на вопрос, давно-ли он здесь живет, ответил, что всегда.

Еще Одноглазый узнал, что корабль, посетивший остров, купеческий. На вопрос, что это такое, ему сказали, мол, купцы, это такие люди, которые ходят, ездят или плавают в другие, дальние, земли и продают-покупают различные товары.

Товары, пояснил старший из гостей, это то, чего у одних людей много, а у других, мало и наоборот. Товары меняют, один на другой или покупают за деньги. В этом, по словам старшего, и есть смысл купеческий. Из всего сказанного, Одноглазый ничего не понял, но переспрашивать не стал, потому что не был любопытным, мол, услышал и достаточно.

Будто вспомнив о чем-то важном, старший из гостей вытащил откуда-то из складок одежды мешочек и сказал, что хочет расплатиться с Одноглазым за воду и за добычу и спросил, сколько тот хочет за это получить?

Одноглазый лишь пожал плечами, потому что опять ничего не понял. Старший усмехнулся, развязал мешочек, достал из него несколько желтых кругляшков и протянул их Одноглазому.

***

Такого Одноглазый никогда не видел, потому что не росло и не водилось такое на острове, а на других островах он не бывал. По тяжести, кругляшки напоминали маленькие камни, но камнями не были, они были чем-то другим. Но более всего Одноглазому понравилось то, что кругляшки блестели на солнце.

До сего момента он никогда не видел, чтобы что-то, ну разве что океан, блестело так ярко. Но океан, он большой, а значит удивительного в том, ничего нет. Эти же, маленькие, а блестят также. Одноглазому до того понравились кругляшки, что он даже засмеялся, чем вызвал дружный смех своих гостей, наблюдавших за ним.

А еще Одноглазому понравилось вино, гости называли его так. С виду, оно похоже на молоко или воду, только темно-красного цвета, но это с виду. На вкус же, и терпкое и сладкое одновременно, но не это самое главное.

Мясо, и без того вкусное, запитое вином, становилось еще вкуснее. Где-то внутри: то ли в желудке, то ли на душе, неважно, от выпитого вина стало тепло и приятно, очень приятно. Лица гостей, ну и пусть что немного расплывались, зато казались очень добрыми и симпатичными, и очень хотелось поговорить.

Оказалось, что это самое вино, на гостей действует точно также. Теперь вся компания больше разговаривала и смеялась, даже кто-то петь начал, чем ела мясо. И всем было очень хорошо.

***

А потом случилось то, чего Одноглазый никак не ожидал. Не все сразу, а как бы по очереди, гости улеглись на траву и уснули. Такого Одноглазый не видел никогда, да и не мог видеть. Он даже представить себе не мог, что можно спать днем, для этого есть ночь, а днем, днем что-то делать надо.

Вот и получилось, что остался Одноглазый один, хоть и в окружении гостей, правда, спящих.

Но бездельничал он недолго. Выпив еще вина, Одноглазый сходил в пещеру, принес здоровенную дубину, ему под стать, и размозжил спящим гостям головы.

После этого, безделью не нашлось места совсем. Одноглазый перетаскал несчастных в лес и сложил их тела на звериной тропе. Ходить пришлось несколько раз, потому что больше, чем двоих, нести было неудобно. Но Одноглазого это нисколько не смутило и не расстроило, он не умел лениться.

Как говорится, пока то да се, наступил вечер, стало смеркаться. Определив на ночлег коз и овец, Одноглазый отправился на берег море, к тому месту, где несчастные купцы оставили лодку.

На ней, говорю же, Одноглазый не умел удивляться, а то бы удивился, он доплыл до стоящего на якоре корабля и незаметно поднялся на борт.

На палубе было тихо и почти темно. Скорее всего, оставшиеся, а их было двое, Одноглазый услышал об этом из разговора гостей, или были заняты какими-то неотложными делами, или, по примеру своих товарищей, тоже выпили вина и уснули.

Сгущавшаяся темнота Одноглазого нисколько не смущала. В отличии от людей, вот вам еще одно отличие, в темноте он видел точно также, как и самым светлым днем, поэтому найти вахтенных для него не составило большого труда.

Они действительно спали, тут же, на палубе. Дубину Одноглазый с собой не взял, поэтому просто свернул спящим шеи.

Выбросив тела за борт, он отправился исследовать корабль. Что он хотел найти, Одноглазый не знал и не задумывался над этим. Он вообще никогда не задумывался, он делал.

Корабль оказался небольшим, так что долго лазить по нему и искать неизвестно что, не пришлось. Очень скоро, Одноглазый нашел несколько бочек вина, которые аккуратно спустил в лодку.

Как нашел? По запаху! Ему не надо было вскрывать бочку, чтобы посмотреть ее содержимое. Достаточно было подойти к ней и все, запах, исходящий от бочки, сам расскажет, что в ней – вот вам еще одно отличие.

Не смотря на то, что корабль был маленьким, вещей, непонятных Одноглазому, на нем было много. Да что говорить, почти все они были для него непонятными, а значит интересными и нужными, правда, неизвестно зачем.

Одноглазый спустился в лодку и через несколько минут оказался у берега. Выгрузив бочки, он опять вернулся на корабль, где принялся собирать и складывать в лодку все, что ему приглянулось.

Наполнив лодку, чуть-ли не с верхом, Одноглазый подплыл к якорному канату, и перерезал его, после чего направился к берегу.

***

Наверное, это была первая трудность, с которой столкнулся Одноглазый в своей жизни – ему предстояло решить, куда положить все то, что он привез с корабля? Пещера, в которой он жил, была небольшой и если все сложить в ней, места почти совсем не останется. Пришлось думать и соображать, что для Одноглазого было столь же непривычным, как желтые кругляшки, так красиво блестящие на солнце.

Неожиданно для Одноглазого оказалось, что думать полезно. Он вспомнил, что не очень далеко от его пещеры, есть еще одна и размерами побольше, и совсем пустая.

Не долго думая, Одноглазый перенес все привезенное туда и свалил в угол. Правда, одну бочку оставил у входа.

Покончив с делами, Одноглазый отыскал среди сваленных в кучу вещей, топор и нечто, напоминающее то, куда он сдаивал молоко. Топор он видел сегодня, у гостей, и уже знал, что это такое и для чего нужен. А то самое «нечто» очень напоминало посудину, служившую ему и тарелкой и кружкой. Отличались они лишь тем, что первая была сделана из чего-то похожего на желтые кругляшки, а вторая была вылеплена из глины.

Одноглазый открыл бочку, зачерпнул вина и выпил. Немного постояв и посмотрев в темноту, зачерпнул еще и присел рядом с бочкой.

Над островом царила ночь, но она царила не только над островом, она царила везде, потому что сейчас было ее царство. В лесу царили звери, рычанье, визг и звериная перебранка которых была хорошо слышна – не иначе нашли тела недавних гостей и теперь никак не могли поделить их.

А рядом с пещерой, царили Одноглазый и бочка с вином. Время от времени, Одноглазый вставал с земли, зачерпывал вина, выпивал его, опять садился на землю и принимался смотреть на звезды. Бочка стояла и не шевелилась. Куда смотрела она и смотрела-ли вообще – так и осталось неизвестным.

Уснул Одноглазый там же, у бочки, а проснувшись, долго не мог понять, где он и что здесь делает. Вспомнить произошедшее вчера ему помогла бочка, вернее то, что в ней находилось…

Выпив вина, Одноглазый направился в пещеру, где принялся изучать то, что привез с корабля. Привезенное, его не особенно заинтересовало, говорю же, он не знал, что это такое и для чего нужно. Его заинтересовало нечто, похожее на камень и такое же тяжелое, но, из дерева.

Он вынес «это» к бочке и, орудуя топором, догадался же, открыл крышку. Внутри оказались те самые, желтые кругляшки, только очень много.

Одноглазый зачерпнул ладонью кругляшки и подбросил их. Падая, кругляшки блестели, а упав, издавали тихий, но очень приятный звон. Ему это очень понравилось и, сев рядом, Одноглазый принялся раз за разом подбрасывать кругляшки, любуясь и слушая, как они блестят и звенят.

***

Не сказать, чтобы с тех пор жизнь Одноглазого сильно изменилась. Все осталось и происходило точно также, как и до того дня, когда он первый раз увидел людей. Нет, не так. Жизнь Одноглазого не изменилась, в ней появилось нечто новое.

Теперь утро Одноглазого начиналось с того, что он шел к пещере, пил вино и любовался желтыми кругляшками, подбрасывая их. Затем шел на утес, садился на камень и смотрел на океан. Посидев, он возвращался к пещере, опять пил вино и опять подбрасывал кругляшки, любуясь ими.

Неизвестно сколько так продолжалось. Но, в один из дней, Одноглазый заметил парус, к острову шел корабль. А дальше, все произошло точно также, как и в первый раз, ничего интересного.

Осмелимся предположить, что жизнь Одноглазого все-таки была скучна и однообразна. Только это объясняет то, с какой радостью он принялся встречать приплывавших на кораблях гостей, угощать их запеченным на костре мясом, пить вино, разговаривать с ними, а потом уносить их тела в лес и складывать на звериной тропе.

Да и в выборе того, что он находил на кораблях, Одноглазый стал гораздо разборчивее. Теперь он брал только сундуки с деньгами, кто-то из гостей сказал ему, как это называется и вино. Бывало, конечно, что брал еще что-то, но не всегда и понемногу. Так и жил, от одной встречи до другой, от одной поездки на корабль, до другой. А в перерывах, пил вино, подбрасывал деньги, смотрел, как они блестят на солнце и звенят, падая в сундук и смеялся при этом. Ну и конечно же каждый день приходил на утес, садился на камень и смотрел на океан.

Да, остров, вернее волки, жившие в лесу, не остались равнодушными к щедрости Одноглазого. Вернее будет сказать, не остались равнодушными к угощению, которое им приносил Одноглазый и отблагодарили по-своему, по-волчьи.

В одну из ночей те самые волки долго не давали уснуть не только Одноглазому, но и его козам и овцам. Почти всю ночь они протяжно и заунывно выли, а утром, придя на утес, Одноглазый увидел, как к острову подходит еще один корабль.

С тех пор так и повелось, если волки воют, значит, какой-то корабль спешит к острову, а люди, плывущие на нем, соответственно, к Одноглазому, в гости.

***

Вот и этой ночью волки выли почти всю ночь, более того, как показалось Одноглазому, выли еще более заунывно и протяжно.

Утром, придя на утес, Одноглазый увидел, что к острову подходит корабль, а он в этом уже не сомневался, волки никогда не ошибались. Вот только корабль был каким-то не таким, на нем не было парусов. Вместо них посередине корабля торчала большая труба, из которой валил густой и черный дым.

Такого корабля Одноглазый ни разу не видел, но, нисколько не удивился, ему было все равно. Уже зная, что скоро пожалуют гости, он поспешил к своему стаду, выбрал овцу и понес ее к пещере.

Дальше, все как обычно – гости не заставили себя долго ждать. Только вот они не стали набирать воду и не пошли охотиться в лес, а сразу принялись угощать Одноглазого вином. Сами тоже пили, но не так чтобы очень, впрочем, Одноглазый не обратил на это внимание.

Разговор, тоже, затеялся самый обыкновенный. Таких разговоров Одноглазым было переговорено уже много и он лишь ждал момента, чтобы приступить к своему основному делу, ради которого и встречал гостей.

Кто-то тронул его за плечо. Одноглазый обернулся и тут же, стоявший у него за спиной, плеснул в его единственный глаз, какой-то жидкостью.

Нет, это не было болью, это было гораздо страшнее. Наверное, даже прыгнув в огонь, боль была бы меньше, чем та, которую сейчас испытывал Одноглазый. Казалось, единственный глаз ежесекундно взрывался, распадаясь на мелкие части, потом сжимался до размеров песчинки и взрывался вновь.

Одноглазый повалился на бок. Кричать он не мог. Для того, чтобы кричать, нужны силы, а их у Одноглазого сейчас не было.

Трудно было сказать, сколько это продолжалось, тем более Одноглазому. Что-либо говорить и что-либо делать мешала страшная боль. Сквозь трепещущееся, но никак не покидавшее его сознание, одноглазый услышал:

– Морган! В пещере ничего нет, пусто.

– Ищите! Значит должна быть еще одна пещера. – сказал кто-то рядом. – Где деньги, урод!

Одноглазый попытался что-то сказать, но не смог. Сил хватило лишь на стон и невнятное мычание, все остальное забрали остатки сознания и нестерпимая боль.

– Где золото, обезьяна?! – голос приблизился.

– Ммм…

И тут Одноглазый почувствовал, как в его грудь, с хрустом, входит что-то холодное и острое.

– Извини, приятель. Ничего личного, только бизнес. – уловило угасающее сознание Одноглазого.

Начни с начала
(повесть)

Самым любимым временем суток для Валерия Константиновича был вечер, особенно вечер пятницы. Вполне возможно, он не был оригинален в своей привязанности, но это его мало интересовало и заботило.

Утро Валерию Константиновичу было ненавистно тем, что начиналось оно, почти всегда, с невыспатого состояния. Потом начиналось ежеутреннее камлание в виде: умывания, чистки зубов, поедания чего-то, запивания чем-то и прочих мелочей. Это тоже было ненавидимо Валерием Константиновичем и не потому, что он санитарии предпочитал антисанитарию, а кусок в горло по утрам просто не лез. Вовсе нет. Все это было им ненавидимо исключительно в будние дни. В выходные и праздники с личной гигиеной и завтраком было все нормально, даже нравилось. Нелюбовь к тому же самому в рабочие дни объяснялась тем, что все вышеперечисленные действа служили прелюдией к действам еще более неприятным и нелюбимым.

За первым действием, или сценой, неважно, ежедневного спектакля под названием жизнь следовало продолжение, именуемое «дорога от дома до работы».

У Валерия Константиновича был личный автомобиль, но это нисколько не делало его привилегированным гражданином большой страны. Таких как он, автовладельцев и автолюбителей, было много и количество их с каждым днем только увеличивалось. Правда количество трудоспособного населения, автомобилей не имеющего, было еще больше, но не в этом дело.

Дело в том, что и те и другие каждое утро вынуждены были ехать на работу. Насколько это занятие увлекательно, можно судить обратив внимание на подмену слов. Кто-то, может быть в шутку, а может быть отчаявшись, придумал словосочетание – «добираться на работу». Понимаете в чем разница?

Если куда-то надо по своим делам и в другое время дня, тогда люди просто едут и никто не возмущается, а на работу, по утрам, именно добираются.

Те, у кого автомобили есть, добираются на работу на своих «железных ласточках». А те, у кого автомобиля нет, пользуются общественным транспортом.

Первые страдают и нервничают в автомобильных пробках, а вторые делают тоже самое в переполненных салонах: автобусов, трамваев, маршруток и в зависимости от количества народонаселения конкретного города, в метро.

Ну и какая, спрашивается, разница каким способом добираться до работы? А я отвечу. На автомобиле дороже, вот и вся разница. Если помните, на дороговизну овса еще Феофан Мухин жаловался.

Но, поскольку увольнения по соответствующей статье не приняли масштабов эпидемии или стихийного бедствия, нетрудно догадаться, что работники всех уровней и мастей, в подавляющем своем большинстве, добираются на работу вовремя и похоже, что за ценой при этом не стоят.

***

Все это, с точностью до один в один, Валерий Константинович проделывал каждое утро, а если точнее, добирался на работу. Надеюсь, теперь ясны и понятные истоки его ежеутреннего пессимизма?

На момент описываемых событий ему было пятьдесят лет, полтиник! До пенсии оставалось еще десять лет, которые хотелось прожить получше: не бедствуя и не голодая. Вот и приходилось работать, более того, каждое утро до этой работы добираться.

Валерий Константинович работал менеджером по продажам в довольно-таки крупной фирме, которая занималась торговлей металлоконструкциями и прочими изделиями процентов на девяносто состоящими из железа. Фирма была крупная, даже очень крупная. Для того, чтобы это понять, не обязательно перечислять многочисленные филиалы как по всей стране, так и в близлежащих и не очень близлежащих странах. Достаточно того, что офис, в котором работал Валерий Константинович, располагался отдельно от главного офиса не смотря на то, что оба они находились в одном городе, столичном, разумеется.

Поскольку не менее, чем половину своей жизни, плюс школа-институт, человек проводит в состоянии лишенном свободного времени и по максимуму не принадлежащем себе самому, есть смысл рассказать о работе Валерия Константиновича подробнее. Дело это хоть и ненужное, но важное. Ради этого даже времени своего, пусть и драгоценного, не жалко. Те, кто считает по другому, пропустите это место, вот и всё. Поверьте, ничего не потеряете.

Итак, фирма, в которой работал Валерий Константинович, занималась продажами металлоконструкций и прочего хэви-метала. Судя по количеству филиалов была она фирмой крупной. Наверное крупными были и объемы продаж всего этого железа, а значит и прибыль соответствующая.

У нас ведь как, на жизнь тяжелую, кризисом изуродованную, жалуются многие и много, но при этом, не смотря ни на что, еще больше строят или реконструируют. И не надо быть строителем по образованию и по роду занятий, чтобы понимать, что при строительстве или реконструкции здоровенные железяки различных форм и замысловатостей очень даже востребованы. Это я к тому, что, к бабке не ходи, фирма эта на рынке продаж предметаллолома была не одна, а потому как-то называлась. Причем наверняка называлась так, чтобы от других подобных фирм отличить было можно, причем, в лучшую сторону.

Не знаю как вам, а мне названия современных российских фирм напоминают сценические имена артистов цирка начала двадцатого века. Не Евгения, например, а Жази и обязательно белокурая, пардон, это из фильма, но все равно.

Если какой-нибудь «Пьер» или «Просперо», то что, восемь понедельников в неделе, или цены на железяки ниже? Смешно, да и только. Но у тех, цирковых артистов, помимо выпендрёжных имен-псевдонимов, были настоящие имена с липецкими или черниговскими корнями, те, что в паспортах ихних прописаны. А у современных российских фирм, интересно, тоже самое? Тоже, для почтенной публики – иностранное и громкое, а для документу, настоящее, тихое и родное?

Поехали дальше. В чём заключается, вернее, что из себя представляет торговля металлоконструкциями – понятия не имею. Правда, если не пороть горячку, посидеть, подумать, то несложно это всё уж если не понять, то хотя бы представить.

Наверняка имеется в наличии какая-то продукция, скорее всего, купленная ещё у кого-то, у того же производителя, например, и ее, хоть кровь отовсюду, надо продать.

Задача Валерия Константиновича, скорее всего, заключается в том, чтобы найти этого самого покупателя. Поторговаться-договориться и конечно же продать, желательно побольше. Приблизительно так. Если что-то напутал, не серчайте. Говорю же, ни рожна в этом не соображаю, а описывать надо, вот и выкручиваюсь как могу.

Разумеется Валерий Константинович, и не только он, но и его коллеги, не ходили по квартирам потенциальных и ответственных покупателей с образцами своего товара. Представляете себе такую картину? Я представил, и, если бы вы знали, как хорошо стало на душе от того, что мне не надо что-то строить или реконструировать. У остановок общественного транспорта или же у каких-либо торговых центров, магазинов и ресторанов они тоже не стояли. А то, если немного пофантазировать, выглядело бы это приблизительно так: вход в ресторан. Говорят, туда иногда любят захаживать ответственные работники, которым позарез как надо что-то построить или реконструировать. Так вот, собрался такой ответственный товарищ, сейчас его господином называют, в ресторан, отдохнуть после дня, трудами переполненного, или просто покушать. Идет. Подходит к дверям заведения, а чуть-чуть в сторонке от них, но обязательно чтобы проходящий мимо, задел и споткнулся, красивой такой кучкой все образцы металлоконструкций лежат. Причем именно те, которые ответственному господину позарез как нужны, а на них тот же Валерий Константинович восседает и кричит: «Налетай, торопись, покупай…», ну и так далее. А что? Может быть и сработало!

К счастью, а может быть к сожалению, все происходит совсем по другому. Подозреваю, что львиную долю в деле поиска покупателей давным-давно взвалили на Интернет. Сейчас на него, и в него, вообще всё сваливают, что жалко и не жалко и все кому не лень. Так что, если тому же Валерию Константиновичу, и приходилось посещать рестораны и ответственные кабинеты по уже известному поводу, то происходило это тогда, когда оставалось по рукам друг друга хлопнуть, бумажки подписать и коньячку, тоже хлопнуть, сделку обмыть.

Это все конечно хорошо, но пока ищешь этого самого ответственного господина-покупателя приходится пребывать в роли этакого коробейника и неважно где: в Интернете или у дверей того же ресторана, будь он неладен.

Стоит ли говорить, что роль эта Валерию Константиновичу, мягко говоря, не нравилась. Но это еще куда ни шло. Было еще и другое, то, что Валерию Константиновичу не нравилось еще больше.