Текст книги "П.А. Столыпин: реформатор на фоне аграрной реформы. Том 1. Путь к политическому олимпу"

1.3. Ковенская губерния: от уездного к губернскому предводителю дворянства

Ковно (ныне Каунас) был вторым по величине город Литвы. Согласно легенде в Х в., из Италии в Литву прибыло 500 рыцарей под командованием Палемона, которые поселились между реками Неманом и Дубиссой. Сын Палемона Кунас в 1030 г. построил замок – один из самых ранних оборонительных фортификационных сооружений на территории Литвы. Кунас был убит князем Ярославом в сражении при Слониме в 1040 г. В 1316 г. Ковно был сожжен крестоносцами. В 1361 г. Ков-но был впервые упомянут в письменных источниках. Расположенный в стратегически важной географической точке – у слияния рек Нерис и Нямунас, – Ковно неоднократно подвергался нашествиям крестоносцев. Падение Ковенского замка в 1361 г., а именно этим годом датируется первое упоминание Каунаса в хрониках, стало одним из важнейших поражений в истории сопротивления литовцев натиску Тевтонского ордена. Из 4000 солдат гарнизона в живых осталось только 36. После того как объединенная литовско-польская армия разгромила Тевтонский орден в битве при Грюнвальде, Ковно получил возможность использовать свое стратегически выгодное положение в мирной деятельности – в торговле. Кенигсберг, Данциг и другие ганзейские торговые города находились в сфере его экономических интересов. Хотя Ковно так и не присоединился к Ганзейскому союзу, ни один из городов Литвы не смог превзойти его по широте экономических связей и масштабам торговли. В 1441 г. в здесь была открыта Ганзейская контора, которая просуществовала до 1532 г. Исторические источники XV в. и XVI в. свидетельствуют о весьма прочной позиции города – важного коммерческого и экономического центра, располагавшего речным портом. Из Ковно вывозили лес, воск, зерно, здесь процветали ремесла. В XVI в. здесь насчитывалось 40 различных ремесленных цехов – профессиональных объединений свободных мастеров, была построена первая школа, действовала публичная больница, аптека. Однако войны, происходившие в XVII в., повторявшиеся эпидемии и пожары неблагоприятно сказались на его развитии. В 1655 г. шведские войска разграбили Ковно и сожгли многие здания. Понесенный ущерб был столь велик, что сейм, желая возродить былую славу города, в 1662 г. на 10 лет освободил ковенских жителей от уплаты общественных и таможенных налогов. Горожанам было разрешено беспошлинно сплавлять по реке в Пруссию лес в течение 4 лет. Проводились торговые ярмарки, на которых иностранцам дозволялось заключать сделки только с местными купцами. Город вышел из состояния разрухи и вновь стал набирать силу в период правления короля Станислава Августа (в 1764 г. в Ковно насчитывалось 28 000 жителей), однако упадок Речи Посполитой и последующее нашествие наполеоновских войск вновь привели к опустошению города (в 1815 г. в Ковно было всего 2400 человек). В 1842 г. вследствие проведенных административных реформ город стал центром Ковенской губернии154154
  Памятная книжка Ковенской губернии на 1848 г. Ковно: Губ. тип., 1847. С. 123–140.


[Закрыть]. В середине XIX в. сюда была проложена железная дорога, соединившая Ковно с Кенигсбергом, в 1862 г. в Ковно было завершено строительство первого в Российской империи железнодорожного туннеля, оживилась торговля.

По воспоминаниям владельца одного из имений в Ковенской губернии директора Департамента Министерства иностранных дел В.Б. Лопухина, во времена крепостного права «феодалами-панами в крае были поляки, а литовцы являлись их быдлом, и быдлом не только жестоко эксплуатировавшимся, но и подвергнутым сугубо жестокому крепостному режиму, перед которым бледнел крепостной режим старой России. Во многих панских замках сохранились подвалы-казематы со вделанными в стены концами цепей, в которые заковывалось несчастное быдло, подвергавшееся всяческим истязаниям и без конца томившееся в мрачных подвальных тюрьмах. Угнетенное литовское население, естественно, ненавидело угнетателей-поляков. Ненависть традиционно сохранилась и по освобождении населения от крепостной зависимости. Пришедших в край после польского мятежа русских помещиков, с которыми старых счетов у литовских крестьян не было, население встретило в общем приязненно. Отношения установились бы и совсем хорошие, если бы не разжигаемая католическим духовенством религиозная нетерпимость к православным, являвшимся в глазах католиков схизматиками и еретиками. А ксендзы держали в крепком подчинении религиозное сознание крестьян. Женская половина населения проявляла, под влиянием духовенства, крайнюю религиозную экзальтированность и фанатизм. Как-никак, с крестьянами у русских отношения наладились, и многим втайне прощалась их принадлежность к схизматикам и еретикам. Не так обстояло дело у русских с польскими панами. Последние, вне официальных сношений, систематически бойкотировали русских после подавления польского мятежа. И время, смягчающее всякую злобу и гнев, поколебать эту враждебную настроенность поляков к русским оказывалось бессильным. Во взаимоотношениях помещичьего класса к крестьянству русские помещики вели себя куда культурнее поляков, уважая человеческое достоинство в мирном, спокойном, рассудительном и хотя медлительном, но трудолюбивом крестьянине-литовце. Для заносчивого же и гонорливого польского пана и особенно выскочки-шляхтича крестьянин оставался прежним быдлом. Это давалось ему чувствовать, и только для расправы с ним панские руки были уже коротки»155155
  Лопухин В.Б. Записки бывшего директора Департамента Министерства иностранных дел. СПб.: Нестор-История, 2009. С. 49.


[Закрыть].

Местную русскую администрацию В.Б. Лопухин характеризовал следующим образом: «Верхи были удовлетворительные, более того, за редкими исключениями, хорошие. Но низы оставляли желать много лучшего. И не удивительно. Проштрафится какой-нибудь мелкий или средний чиновник на службе в центральной губернии, и начальство не придумает ничего лучшего, как в наказание, либо для исправления перевести его на окраины, в ту же Литву. Это была система. И сколь вредная и нелепая! Именно на окраинах требовалось сосредотачивать лучший служилый элемент. Посылались отбросы, своим поведением дискредитировавшие власть и питавшие центробежные сепаратические тенденции». Тем не менее, по его утверждению: «За всем тем в крае жилось хорошо. Ровный, мягкий климат обеспечивал постоянный хороший урожай. Не бывало шальных переизбытков. Но не случалось и недородов, тем паче голодовок. Обилие овощей и фруктов. Хорошее скотоводство. Молочное хозяйство. Пчеловодство. Птицеводство. К осени, предварительно подкованные смешанным со смолою мелким гравием, тучные гуси сотнями и тысячами гнались по почтовому тракту к немецкой границе. Неподкованные до границы не дошли бы. Шел в Германию сплавом лес, строительный и для переработки в бумажную массу. Шел хлеб. Шел скот»156156
  Лопухин В.Б. Записки бывшего директора Департамента Министерства иностранных дел… 2009. С. 50.


[Закрыть].

К моменту приезда П.А. Столыпина в Ковенской губернии проживало около 1,5 млн человек (в Ковно – около 60 тыс.), причем большинство населения составляли литовские крестьяне, с небольшими вкраплениями украинцев и белорусов. На евреев приходилось 13 %, и преобладали они в основном в городах. Русских насчитывалось менее 5 %. Первыми на территорию Ковенской губернии в XVIII в. начали проникать старообрядцы, но только после Польского восстания 1831 г. российское правительство по инициативе Министра государственных имуществ графа П.Д. Киселева была разработана широкая программа заселения Прибалтики русскими крестьянами. Однако, по свидетельству Виленского генерал-губернатора графа Э.Т. Баранова, данная программа «сделалась жертвой бюрократической переписки, растворилась в канцелярской стихии: проект русского землевладения в западных губерниях разрешился устройством двух майоратов (Юрбург и Тауроген), колонизация крестьян дала 158 семейств, поселенных в северо-западных губерниях, а выселение шляхты (на Кавказскую линию) затруднилось настолько, что ограничилось выселением 28 семейств и то по собственному их желанию». Часть этих переселенцев попала и в Ковенскую губернию, но без государственной поддержки, «растворилась бесследно в чужой среде». После мятежа 1863 г. по инициативе губернатора Северо-Западного края М.Н. Муравьева (которого либералы прозвали «Вешателем») и по просьбе местного русского населения решено было собрать все русское население Прибалтики в ряд крупных русских центров, чтобы они имели возможность «защитить себя от насилия мятежников и постоянной опасности от нетерпимости к русским окружающей их шляхты и помещиков». Русские поселения-слободы предполагались («впредь до обеспечения из казенных земель») на землях выселенной шляхты, оказывая при этом помощь хлебом, лесом, передачей крестьянам построек и небольших денежных сумм от 25 до 50 руб. Однако количество конфискованной земли было незначительным (к тому же их решено было передать дворянам), а количество желающих получить ее доходило до 3 000 семей. Поэтому Казенные палаты в целях экономии начали выдавать не участки, а «полуучастки» размером от 9 до 12 дес. К 1884 г. на территории Ковенской губернии возникло около 526 русских поселений (2 070 дворов на 33 017,8 дес.)157157
  Виленский временник. Вильно: Губ. тип., 1909. Кн. 4. Русские поселения Ковенской губернии. С. 30–40.


[Закрыть].

Дворянское сословное самоуправление, и в том числе институт предводителей дворянства, возникло в эпоху Екатерины II. Первый раз уездные предводители дворянства упоминаются в 1766 г., должность была учреждена как постоянная (с выборами на два года) «Учреждением о губерниях» 1775 г. и подтверждена изданием «Грамоты на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства» в 1785 г. Должность предводителя оставалась узко сословной до конца царствования Николая I; начиная с эпохи Великих реформ, к ней постепенно, по мере усложнения государственного устройства, присоединялись общегосударственные обязанности.

Потомственные дворяне каждой губернии, занесенные в местную родословную книгу, составляли отдельное дворянское общество. Органом дворянского общества являлось дворянское собрание, на котором могли присутствовать все потомственные дворяне губернии. Не участвовали в постановлениях и выборах те, правоспособность которых была ограничена (из-за нахождения под следствием и судом, несостоятельности и т. п.), а также исключенные из дворянских собраний постановлением последних. Дворянство имеет право исключать из своих собраний дворянина, опороченного судом, или такого, «которого явный и бесчестный поступок всем известен, хотя бы он судим не был». Первоначально собрание постановляло удалить дворянина, обвиняемого в бесчестном поступке, от участия в работе собрания, предоставляя ему через уездного предводителя представить объяснения, какие он сочтет нужным; затем следующее губернское собрание рассматривало дело окончательно, но для исключения обвиняемого дворянина необходимо было большинство в 2/3 голосов. Постановления этого рода не подлежали обжалованию (кроме случаев несоблюдения порядка, предписанного для собрания голосов и подписания приговора; жалоба подавалась в Сенат); они не могли быть отменены ни самим собранием, ни даже царским манифестом о прощении преступников. Необходимыми условиями для участия в работе дворянского собрания являлись: 1) внесение в родословную книгу губернии и владение в ней недвижимой собственностью; 2) достижение гражданского совершеннолетия, то есть 21 года; 3) чин не менее XIV класса; 4) российский орден; 5) окончание курса в высшем или среднем учебном заведении; 6) предшествующая служба в течение трех лет в некоторых должностях, перечисленных законом. Право голоса на выборах могло быть: а) личным, или непосредственным и б) коллективным, или через уполномоченных. Правом лично избирать в должности пользовались дворяне, владевшие в уезде на праве собственности или пожизненном количеством земли, дававшим непосредственное право на избрание гласных в уездные земские собрания, а также дворяне, имевшие в городе или уезде другие, кроме земель, недвижимые имущества, ценою не ниже 15 тыс. руб. Дворяне, получившие на действительной службе, а не при отставке чин полковника или действительного статского советника или же получавшие пенсию или аренду в количестве не менее 900 руб. в год, допускались к выборам, если они владели в губернии недвижимым имуществом в каком бы то ни было размере, а дворяне, прослужившие полное трехлетие в звании предводителя – тогда, когда они не имели никакой недвижимой собственности. Дворянин, владевший в нескольких губерниях полными участками, имел право лично участвовать в выборах, пользуясь правом голоса во всех этих губерниях, если он был внесен в местные родословные книги. Если же участки были в разных уездах одной губернии, то можно было участвовать в выборах уездных должностных лиц по каждому из уездов, где находились его имения, но в губернских выборах он имел лишь один голос. Владельцы нераздельного имения посылали столько непосредственных избирателей, сколько в нем было полных участков. Если владельцы имения были братья, то право быть уполномоченным принадлежало старшему брату. Также право личного участия в выборах принадлежало дворянам, управлявшим полными участками своих малолетних детей в качестве опекунов по распоряжению правительства. Посредством уполномоченных участвовали в выборах дворяне, владевшие в пределах одной губернии не менее 1/20 того количества земли, которое давало право непосредственного участия в выборах. Такие мелкопоместные дворяне допускались к избранию уполномоченных, количество которых исчислялось по величине участков, принадлежавших дворянам, явившимся на выборы уполномоченных, причем на каждый полный участок полагался один уполномоченный. Служба по выборам дворянства признавалась обязательной для всех дворян, которые своевременно не заявили, что не желают быть избранными. Избранными могли быть все потомственные дворяне, даже те, которые, не владея недвижимым имением, не участвовали в делах дворянского собрания. Служба была безвозмездной, но давала права государственной службы.

Дворянские собрания подразделялись на губернские и уездные; те и другие – на обыкновенные и чрезвычайные. Чрезвычайное собрание имело право рассуждать только о предметах, давших повод к его созыву. Обыкновенные собрания созывались раз в 3 года, причем все губернии были подразделены на 3 очереди. Закон определял и время созыва – декабрь и январь, и продолжительность губернских собраний – 15 дней; с разрешения губернатора этот срок мог быть продлен. Уездные собрания под председательством уездных предводителей проходили за 3 месяца до губернского собрания; на них поверялся список дворян уезда и избирался депутат для ревизии отчета об употреблении и состоянии дворянской казны; мелкопоместными дворянами назначались уполномоченные. Выборы уездных должностных лиц производились поуездно, но в губернском собрании, которому предшествовали: 1) съезд депутатов для ревизии отчета о дворянской казне; 2) предварительное собрание предводителей дворянства и членов депутатского собрания, которые рассматривали уездные списки дворян и отзывы лиц, не могущих явиться на выборы. Собрание открывалось губернатором, после чего присутствующие приводились к присяге. Все дальнейшие распоряжения предоставлялись губернскому предводителю, который и председательствовал в собрании. Губернатору запрещалось входить в дворянские собрания и участвовать в его работе, даже если он был местным помещиком. Губернский прокурор же обязан был присутствовать в собрании для разъяснения законов, но не имел права участвовать в рассуждениях.

Дворянские выборы проводились во всех губерниях и областях Европейской России, кроме тех, где дворянство было настолько малочисленным, что не могло заполнить выборные должности (Архангельская, Олонецкая, Вятская, Пермская губернии и все регионы Сибири). В Вологодской губернии дворянские выборные должности были введены только в Вологодском, Грязовецком и Кадниковском уезде, а в Оренбургской губернии – только в Оренбургском и Троицком уездах. В Северо-Западном крае, в порядке борьбы с преобладанием дворян польского происхождения, предводители дворянства назначались правительством. В губерниях Ковенской, Виленской и Гродненской назначение производил генерал-губернатор; в Витебской, Минской и Могилевской – министр внутренних дел. В Царстве Польском, Кавказском крае и в Средней Азии дворянство не имело корпоративной организации, не могло организовывать дворянские собрания и выборы. Дворянские родословные книги в этих регионах вели губернские правления. Всего, по состоянию на 1897 г., существовало 417 должностей уездных предводителей дворянства.

Уездные предводители дворянства считались находящимися на действительной государственной службе. Они, независимо от наличия у них классного чина, считались «зауряд» (на время нахождения в должности) чинами V класса (статский советник). По выслуге двух трехлетий они утверждались в чине VI класса (коллежский советник), а по выслуге трех трехлетий – в чине V класса. Предводители не получали содержания, но имели право на пенсию. Уездные предводители дворянства были полностью независимы от губернских предводителей дворянства. Обязанности предводителя состояли из двух несвязанных частей – по дворянским делам он действовал как выборное лицо дворянского самоуправления, подчиненное только дворянству уезда в целом, по общегосударственным административным делам – как несменяемый чиновник, ограниченно ответственный перед губернатором. Хотя законодательство Российской империи не предусматривало единого управления на уровне уезда, уездные предводители, возглавлявшие все уездные коллегиальные учреждения, на деле выступали как главы уездов158158
  К.Е.Т. Справочная книга для уездных предводителей дворянства. СПб.: Тип. Волпянского, 1887. 54 с.


[Закрыть].

Сословные обязанности уездного дворянского собрания были следующими: а) председательство в уездном дворянском собрании (уездные собрания, в отличие от губернских, имели малое значение, занимаясь только делами дворянской опеки и утверждением списка дворян); б) участие в собрании предводителей и депутатов дворянства – распорядительном собрании, готовившем повестку для губернского дворянского собрания; в) ведение списка всех дворянских родов уезда; г) председательство в Дворянской опеке – сословном учреждении, управлявшем имуществами сирот и недееспособных дворян и по уполномочию дворянства, о нуждах и пользах общественных; е) управление «дворянскими суммами» (то есть сословной кассой); ж) участие в судейской коллегии суда с сословными представителями (суд с сословными представителями производился судебными палатами (суды второго уровня) по делам о тяжких государственных и политических преступлениях, уездные предводители вызывались в суд по очереди, по жребию). Общегосударственные обязанности состояли из: 1) председательства: а) в уездном земском собрании, представительном органе уездного самоуправления; б) в уездном съезде (уездный съезд был одним из «установлений, заведующих крестьянскими делами», судебно-административной инстанцией, контролировавшей земских начальников и городских судей. Уездные съезды были учреждены в 1893 г. вместо упраздняемых уездных по крестьянским делам присутствий. Присутствия, в свою очередь, были учреждены в 1874 г. вместо съездов мировых посредников, учрежденных в 1859 г. Председателями всех этих предшествующих учреждений также были уездные предводители дворянства); в) в уездном по воинской повинности присутствии; г) в уездной оценочной комиссии, которая занимались контролем за работой по оценке земли и недвижимых имуществ (служившей базой для ряда государственных налогов и земских сборов), проводимой земствами; д) в уездном училищном совете (совет занимался координацией работы всех учреждений, финансировавших и содержавших начальные училища Министерства народного просвещения, духовного ведомства, земств); е) в уездном попечительстве детских приютов; ж) во временных комиссиях для составления очередных списков присяжных заседателей по уезду; 2) участия: а) в губернском земском собрании; б) в губернском попечительстве детских приютов; в) в уездном Комитете попечительства о народной трезвости; 3) ведения списка лиц, которые могли быть назначены земскими начальниками; 4) проверки приговоров волостных и сельских сходов об удалении (высылки) из крестьянских обществ порочных членов, после утверждения их земским начальником; 5) ревизии, по своему усмотрению, делопроизводства земских начальников, волостных и сельских управлений159159
  Сборник законов о российском дворянстве / сост. Г. Блосфельдт. СПб.: Изд. Д.В. Чичинадзе, 1901.


[Закрыть].

Фактически уездный предводитель дворянства концентрировал в своих руках значительную власть и полностью руководил уездом, в том числе и образованными при предыдущем либеральном царствовании земствами. При этом контроль губернаторов над уездными предводителями дворянства был, как правило, достаточно условным – во всяком случае, они не считали нужным входить в подробности уездной жизни. Таким образом, П.А. Столыпин получил почти неограниченные полномочия, и в его руках оказалось благополучие довольно крупного уезда. Конечно, он понимал, что назначением был обязан вовсе не своим личным достоинствам, а связям и влиянию отца. Он не стремился к прожектерскому реформаторству на уездном уровне, а делал все возможное, чтобы наладить эффективное управление в доверенном уезде. При этом подавляющее большинство ковенских помещиков и вообще образованных людей (за исключением офицерства и чиновников) составляли поляки, у которых русскому добиться признания было не так легко.

Обратимся к свидетельству старшей дочери П.А. Столыпина Марии. Она писала: «Патриархальные нравы царили в милой Ковне 1890-х гг. По бокам улиц тянулись деревянные тротуары, а рядом с ними текли ручейки грязной воды, через которые были перекинуты слегка горбатые мостики. Зимой по замерзшим ручейкам лихо носились на одном коньке уличные мальчишки… Как я им завидовала! И как досадовала на Эмму Ивановну, немку, сменившую няню Колабину, за то, что она, по непонятным мне тогда причинам, не позволяла присоединиться к ним. Улицы были мощены поразительно выпуклыми булыжниками, по которым тряслись и немилосердно шумели дрожки гарнизонных офицеров, большинство еще без резиновых шин. Так же тряслись и красные, как бифштекс, щеки полковника Пыжова, когда он, к радости моей и всех гуляющих по бульвару, сам объезжал в шарабане вороного своего жеребца. Все были знакомы друг с другом, если не лично, то все же знали, кто это, и появление нового лица на улицах вызывало толки и пересуды. Когда брали извозчика, тот спрашивал: "Домой или в гости прикажете ехать?"… Из дома в старом городе, где мы поселились сначала, скоро переехали в маленький деревянный домик с большим садом на одной из боковых улиц центральной части города. Улица эта вообще не была мощена, и по городу ходил анекдот, что когда кто-нибудь нанимал извозчика, чтобы ехать к нам в осеннее или весеннее время, тот отвечал: "Если к Столыпиным желаете, то лодку нанимайте, а не меня". И я хорошо помню громадную лужу перед нашими окнами… Я ходила гулять на набережную Немана. С самого раннего детства знала, в каком месте Наполеон перешел со своей армией Неман, и в каком доме он в 1812 г. останавливался. Высота набережной, дома, горы на противоположном берегу в Алексотах, пароходы на Немане – каким все это казалось прекрасным, когда я гуляла по Ковне, держа за руку няню. Алексоты находились уже в Сувалкской губернии, где, как и во всем Царстве Польском, был введен новый стиль. В Ковне по этому случаю задавалась загадка: «Какой самый длинный в мире мост»? Следовал ответ: «Неманский, потому что через него надо проезжать 12 дней». Лавочки были маленькие, убогие, и выставленные в окнах товары стояли там месяцами, покрытые густым слоем пыли. Веселье в уличную жизнь вносили солдаты, часто проходившие по городу с музыкой, и еще больше парады на Соборной площади в торжественные дни высочайших праздников»160160
  Бок М.П. Воспоминания о моем отце П.А. Столыпине. Нью-Йорк: Изд-во имени Чехова, 1953. С. 13.


[Закрыть].

Не такое романтическое впечатление о Ковно осталось у другой дочери П.А. Столыпина – Александры: «Это был… очень маленький городок, в общем-то "дыра", с плохонькими постройками и еще худшей мостовой, но на прекрасной реке, великом Немане… Общество состояло из чиновников, приехавших из Петербурга, и крупных помещиков уезда, людей, любивших роскошь, имевших дома в городе и часто подолгу живших здесь. А для их досуга существовало только одно развлечение: театр. Сам театр был очень скромным, однако иногда сюда заезжали великие артисты: ведь Ковно лежал на пути из Берлина в Петербург и Москву. Звезды, переезжавшие из одной столицы в другую и ни за что на свете не заезжавшие в маленькие городки центральной России, останавливались у нас, и потому здесь иногда случались спектакли-гала, когда зал был переполнен. Для нас это бывали целые события. Однажды было объявлено о выступлении великого Мазини. Моментально были раскуплены все билеты. Артист, узнав об этом, объявил в день представления, что цена на билеты удваивается и что, если зрители не доплатят, он не станет петь. Губернатор послал ему передать, что уже слишком поздно и его капризу не уступят. Настал вечер, в зале царило крайнее напряжение. Все только и говорили что о произошедшем. Поднялся занавес, и маэстро появился спиной к публике. Он решил петь весь спектакль, стоя лицом к декорациям. Вначале люди были возмущены, но потом его талант покорил их; и в конце представления Мазини устроили овацию, оглушив его аплодисментами и забросав цветами»161161
  Столыпина А.П. Человек последнего царя. Столыпин. Воспоминания… С. 13–14.


[Закрыть].

В самом Ковно Столыпины сначала поселились в очень неудобном доме в старом городе (напротив ратуши) – П.А. Столыпину приходилось из спальни идти в свою уборную, надев на халат пальто, но потом они переехали в маленький деревянный дом с большим садом на одной из боковых улочек центральной части города. В 1892 г. из маленького дома на Лесной улице Столыпины переехали в гораздо больший дом на Соборной площади, в котором сначала занимали одну часть второго этажа. Потом, по мере рождения младших детей, прибавлялось по комнате, и семья постепенно заняла весь этаж. Сразу же после обеда, до того, чтобы перейти уже на весь вечер в кабинет, Ольга Борисовна садилась к своему письменному столу в гостиной, являлся повар и приносил счета и меню на следующий день. Составление счетов доставляли мучения жене Столыпина, она была до щепетильности аккуратной, но очень плохой математичкой: как-то выходило, что копейки всегда сходились верно, а рубли – нет, и постоянно приходилось призывать на помощь мужа, который с улыбкой садился за приходно-расходную книгу, проверял итог и, «поправив все дело», уходил снова к себе. Завтракали в половине первого. Обедали в шесть часов и лишь под самый конец ковенской жизни – в семь, так что вечера были длинные. После обеда взрослые пили кофе за столом, а детям разрешалось встать. А.П. Столыпина вспоминала это время так: «Зимой, в Ковно, я смотрела из окна нашей квартиры на большую площадь, собор, редких прохожих на тоскливой мостовой и на группу солдат в углу площади, упражняющихся в маршировании. После обеда мы отправлялись на неизменную прогулку по бульвару, единственной приличной улице в Ковно. Мы знали наизусть все вывески и были знакомы со всеми прохожими. Однажды мама заметила незнакомца в экипаже. На нем была светло-серая шляпа. Ей очень понравилось, что в ковненской жизни появилось хоть что-то загадочное. Но полчаса спустя очарование уже растаяло: к тому времени весь город знал имя не таившегося приезжего». Ольга Борисовна не была, мягко говоря, счастлива переселением из блестящего столичного Санкт-Петербурга в провинциальную глушь Литвы. Культура и весь уклад жизни там были для нее чуждыми. Как писал сын Столыпиных Аркадий, его матеpи было нелегко привыкнуть к литовским крестьянам. Эти люди П.А. Столыпина знали с детства, а oна была здесь чужая. Их монотонные песни в сравнении с русскими народными песнями из широких приволжских просторов сначала ей наводили тоску. Но скоро это все кончилось, когда она почувствовала здесь себя настоящей хозяйкой. Литовцев из своего имения она полюбила искренне и даже страстно. Вся литовская прислуга каждый год до самой революции перевозилась из Колноберже в Санкт-Петербург. Это было потому, что жена П.А. Столыпина так привыкла к литовцам и уже не хотела прислуги из русских162162
  Жиргулис Р. Петр Столыпин и Кедайняйский край… С. 151.


[Закрыть].

Иногда к Столыпиным приходили гости. По воспоминаниям А.П. Столыпиной: «В день большого приема гостей нас обычно запирали в комнатах, чем мы, конечно, бывали очень раздосадованы, но получали и некоторую компенсацию. Нам разрешали попробовать некоторые блюда с праздничного стола, и мы вдоволь объедались взбитыми сливками и сладостями. Нам разрешалось из-за двери наблюдать, как съезжались приглашенные. И мы с жадностью разглядывали мужчин и дам, о которых ходили удивительные истории и легенды. Например, величественная и прекрасная княгиня О…, которая приводила меня в полное восхищение не только своей красотой и чудесными нарядами, но и тем, что, как я узнала от отца, у нее, как у сказочной принцессы, был свой домашний оркестр, свой театр и целый шлейф поклонников. Все эти приемы, и посвященные серьезным беседам, и просто светские вечера, постепенно делали жизнь в Ковно насыщенной и интересной»163163
  Столыпина А.П. Человек последнего царя. Столыпин. Воспоминания… С. 15–16.


[Закрыть].

М.П. фон Бок вспоминала: «Были у моих родителей другие имения и побольше размерами, и, быть может, более красивые, нежели Колноберже. Но мы, все дети, их заглазно ненавидели, боясь, что вдруг папе и маме заблагорассудится ехать на лето в Саратовскую, Пензенскую, Казанскую или Нижегородскую губернию, что мне и моим сестрам представлялось настоящим несчастьем». Зимой семья Столыпиных обычно жила в Ковно (примерно 5 месяцев), а после Пасхи, по старой помещичьей традиции, переезжала в имение на все лето. Причем выезд происходил сначала на конке («парк» конок был рядом с домом П.А. Столыпина), и вся его семья, веселой гурьбой с дорожными мешками, пакетами и корзинками, наполняла собой целый вагон конки, из которого пересаживалась на вокзале в железнодорожный вагон «микст», нанятый также целиком. В первом классе устраивалась семья с гувернантками, няней и кормилицей младшей сестры, а во втором классе – прислуга. Поездом ехали до Кедайняй, а оттуда до Колноберже – в повозках. Поезд шел скромные 60 верст от Ковно до Кедайняй целых 9 часов из-за долгих простоев на узловой станции в Кайшедоряй (П.А. Столыпин, проводивший летом половину недели в Ковне, всегда шутя говорил потом, что половину времени своей службы предводителем он провел на кошедарском вокзале). Дети же П.А. Столыпина этот вокзал очень любили. Для них заранее письменно заказывался в станционном буфете завтрак, и всё, что там подавалось, было необычайно вкусным. Долгие годы спустя, когда где-нибудь какое-нибудь блюдо им очень нравилось, они говорили: «Совсем как в Кошедарах». Это была высшая похвала. Встречал их в буфете его владелец, Бодиско. Он подходил к стойке, выбирал несколько коробок конфет и, ничего не платя, раздавал их нам. В Кедайняй их встречали все: батюшка, отец Антоний Лихачевский, доктор И.И. Евтуховский, следователь, мировой посредник – словом, все кедай-няйские знакомые. А перед вокзалом ждала целая вереница экипажей и телег. Не сразу удавалось всех рассадить и устроить. По несколько раз пересчитывался ручной багаж, всегда чего-нибудь не хватало. Наконец, все рассаживались, все укладывалось, и, мерно покачиваясь на мягких рессорах, первой двигалась карета, запряженная четверкой цугом с Ольгой Борисовной, кормилицей и младшим ребенком, с кучером Осипом, в цилиндре и с длинным бичом, на козлах. За ней следовала коляска с П.А. Столыпиным и старшими детьми, а дальше – «курлянка», «нытычанка», «тележка» и последней, подпрыгивая по мостовой станционного двора, проезжала нагруженная сундуками и корзинами телега. Около въездных ворот в усадьбу, украшенных по случаю приезда хозяев зеленью и флагами, стояли, выстроившись в два ряда, рабочие: с одной стороны – мужчины, с другой – женщины. Этого П.А. Столыпин не любил, он вообще был врагом всякой театральности, а тут люди сошлись по приказанию управляющего. «И к чему отрывать их от работы, а женщин – от домашнего хозяйства?» – говорил П.А. Столыпин. Но управляющий, послушный и исполнительный во всем остальном, в этом никак не мог отказаться от раз заведенного обычая. Как же это, господа приехали, а их рабочие не встретят с честью? Не годится это. И на следующий год повторялось то же самое164164
  Бок М.П. Воспоминания о моем отце П.А. Столыпине… С. 17–19.


[Закрыть].