Текст книги "Больше Бэна"
Автор книги: Сергей Сакин
Жанр: Контркультура, Современная проза
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
День????
Сильно накурился, чтобы снять кумар, и поехал зарабатывать деньгу – чистить сад Григорианов. Под сканком не только убрал сад, но и из обрубков дерева соорудил некий монумент не совсем для меня самого ясного назначения – абстрактную композицию из обрубков и обломков деревьев, которую украсил рунами. Потом пил водку с артишоковской матушкой. Арташ все это время валялся у себя в комнате, блюя и потея – кумары, вернее, ломки – ничего не попишешь. Мне легче – я сильнее, да и не сторчался я, в принципе (Пока. Рвать отсюда надо!).
День????
Раскумарился. Гулял по Тоттэнхэму, покупал или воровал новогодние подарки. Кому????
….Иду, погруженный в свою обычную меланхолию. Ниггер-бомж просит у меня десятипенсовик, мол, позвонить ему надо. Естественно, отчисляется на болт. Пройдя еще несколько метров, вспомнил, все те случаи, когда наши планы рушились из-за того, что не было этих сраных металлических кружочков и неоткуда было позвонить. Возвращаюсь, даю бомжу пару мелких монеток. Ответочка за добрый поступок пришла тут же – облагодетельствованный мною бомжара выудил из кармана солидную плитку гашиша и протянул ее мне. Лондон не перестает удивлять.
День Х
Сегодня ночью в Лондоне выпал снег. К утру растаял.
(Из письма Собаккй неизвестно кому, скорее всего самому себе)
…FINIS
5 января 2000 года.
Я работаю сторожем на стройке. Что-то совершил бедолага Майко за то, что вылетел отсюда, а тут как раз подвернулся я, позвонил в агентство (по трудоустройству) по подсказке какого-то местного Бога, и все вернулось на круги своя. Бодрствую, пью чай, хотя сплю я на рабочем месте уже давно, используя для этой цели стол. Твердо, но лучше, чем жить с арабами в Алпертоне, куда мне провели наконец-то телефонную линию и финал этой эпопеи, надеюсь, не за горами.
Рядом со мной на лавке целый день (точнее, ночь) сидит невменяемый Арташ, которого хочется назвать по привычке реальным (для того, чтобы не путать с виртуальным, то есть со мной и с отчислившимся в Москву Сп.), но не получается, потому что человек этот тает ото дня ко дню, как Снегурочка из сказки, вечно с полуприкрытыми веками и коростой побочек на немытом теле. Немытом – потому что недавно он все-таки выбрал оппозицию и ушел из дома после очередного наезда отца.
«Писать о нем – трудно!» – это Горький о Ленине. «Писать о них – пошло!» – вторит Собаккаа (я) о наркотиках. Но сегодня мне первый раз стало его жалко. Я только что отчислил его со стройки, здесь допоздна работали кузьмичи, а если бы он учинил здесь то, что вчера, то есть раскидал бы по прорабской всю свою «кухню» и наглухо воткнул бы в углу – меня бы уволили. По большому счету, я отчислил его из-за денег. У меня клин, они нужны мне позарез, и без них я отсюда не уеду, а в затею с банковскими счетами я уже не верю почти, кстати, именно из-за А.. Мы потом ходили с ним в супермаркет воровать (хотя воровать с ним стало уже опасно, он по-настоящему утрачивает чувство реальности, см. фильм Trainspotting), и по дороге он начал обзванивать всех знакомых, ища вписку на ночь. И его отчислили ВСЕ. Я дал ему денег на хостел – тот самый, с пабом внизу и веселыми неграми Кисмо и Вилли-алканавтом, но дело не в этом. Я просто понял, что А. на всем свете на болт никому не нужен, включая его родителей. ВСЕМ по болту, что с ним происходит. То есть я недавно сам убедился в том, что дружба – это миф, и единственные люди, которым нужен лично я – это мои родители. Но А. лишен даже этого. Про отца я вообще не говорю, но мать, повторяю, мать, которая знает, что ее сын подыхает на улице ………………………………………………………… …..(По желанию Собаккй эти строки вычеркнуты из окончательного варианта наших заметок)……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….. Мне жалко его еще и потому, что он хватается за этот трамал [39]39
сильное обезболивающее, подавляет синдром ломки
[Закрыть] , который ему должны прислать из Москвы, как за соломинку, как за последнее, во что можно верить, но при этом: «Завтра человек улетает в Лондон, но рано утром, и Спайкер не будет вставать в 5 утра и везти трамал в аэропорт.» Смотрю на него с выпученными глазами:» Ты что, рехнулся?!» Звоним этому человеку – Во сколько рейс? – Нет, – отвечают из Москвы, – без мазы. Меня будут провожать родители, при них неудобно. Я срываюсь и ору: «Ты, блядь, торчок!!! Да что же у вас за отношения такие?!» Одному неудобно выручать при родителях больного человека, (Что за РОДИТЕЛИ У ВАС ???), а сам больной не может позвонить третьему и попросить о помощи просто потому, что сам бы никогда в жизни не помог, и не может представить себе, что такое возможно…. Молчит, чуть не плачет. Да я и сам чуть не плачу.
Я вообще уже перестаю понимать, что происходит. Если бы я знал, что так будет, никогда бы сюда не поехал. Вместо того, чтобы познавать прелести жизни в свободной стране, где, как нам казалось, все будет проще, ибо здесь можно полностью раскомплексоваться и релаксироваться – я познаю такие жуткие вещи, о существовании которых я предпочел бы не знать и всю жизнь витать в облаках. Такая гадость, такая проза! Почему? И значит ли это, что романтиком можно оставаться только до тех пор, пока с этой прозой не столкнешься?
Я говорю вот о чем. Отъезд Спайкера я воспринимаю как проявление дикой слабости и подтверждение теории о том, что человек, живущий так, как мы жили в Москве, обречен быть лузером и может только спиться или сторчаться. То есть лузер ничего не имеет не потому, что ничего не хочет, а потому, что ничего не может. Такие слова говорил мой друг Миххха (не он один, просто это было последний раз на моей памяти, совсем недавно. Тогда я доказывал ему, что Спайкеру действительно не нужны деньги и он готов отдать последнее не потому, что ему нечего терять, а просто так).
Свое же будущее я вижу так: сейчас напрягусь, затяну потуже ремень, и, несмотря ни на что, докажу всем что вот он я, какой молодец – глядите, приехал с деньгами и теперь опять распиздяйничаю и ничего не делаю. То есть все могу, просто не хочу. Действительно, разве нам, Подонкам, не свойственно упорство в достижении цели. Такой заоблачной, как написать «Мастер и Маргариту» или сыграть Музыку Айнуров?
Все хорошо, только теперь я отчисляю А. на болт из-за денег. Боюсь потерять непыльную, хорошо оплачиваемую работу и попросту откупаюсь от несчастного торчка. Оправдывает ли цель средства? и не будет ли следующим шагом варианты а-ля Григориан-ст.?!
Только бы быстрее начать аферу со счетами… Может быть, вновь почувствовав себя на какое-то время Остапом Бендером, я смогу отогнать от себя эти страдания юного Вертера. Сегодня мы наконец-то сосканировали необходимые документы.
Спайкер улетел 27 декабря. Я его не провожал. Прятался от него у сестры, которая прилетела сюда на Xmas. Я не хотел его видеть и говорить с ним. Вообще. Что с нами, Лондон? За что ты нас ТАК?!
28 я пришел к Григорианам делать очередную порцию липы на ксероксе, и долго втыкал в окно, за которым в осенне-зимнем саду красовалось самодельное деревянное сооружение неизвестного мне предназначения с вырезанными на нем рунами – незамысловатый памятник Трем (минус 1) товарищам.
Смогу ли я когда-нибудь сыграть это? Сможет ли Спайкер когда-нибудь это описать?
…Пойду наверх, попью воды..
Эпилог
Спайкер уехал в Москву 27 декабря 1999
Собаккаа уехал в Москву … …………….. 2000.
Необходимое послесловие
Письмо Собаккй мне, Бруде младшему, непутевому.
Начало февраля 2000
Ну, здравствуй, Негр!
Только что получил твою посылку. Все мои планы насчет того, чтобы отложить поедание Т. до лучших времен, когда закончатся все дела, улетучились в неизвестном направлении, как только оный Т. оказался у меня в кармане и я, как ты уже понял, съел его. Сейчас сидим у меня на стройке. А. расположился на столе (он, кстати, обиделся на то, что в своем письме ты не упомянул о нем вообще, как будто его нет на свете, но я сказал, что нельзя обижаться на двух старых друзей за такие вещи), а я сижу возле печки и сушу шмотки, которые постирал бесплатно в хостеле, за что Ромео на меня наехал и тактично (в который раз) попросил меня больше в хостеле не появляться, а я тактично (в который раз) сказал, что больше не буду. После чего, вместо того, чтобы уйти, я нагло пошел обратно в нашу комнату курить траву с негром-Бомжом, он же негр-Морж. Это тот, про которого я тебе рассказывал по телефону, его отчислили на болт из Канады, где он жил 30 лет, за махач, и он приехал сюда не пришей к пизде рукав. Отсюда погоняло – негр-Бомж. Что касается «Моржа» – это обуславливается поразительным внешним сходством. Он очень крутой. Ищет работу, но ищет примерно так же, как искали ее мы в первые дни. (т.е. никуда не ходит, внедряет, курит траву и сетует на недостаток финансов). Все его жалеют и скидываются на обеспечение его жизнедеятельности. Арт. украл ему штаны, я подарил сигареты, а еще у него постоянно имеется в наличии дурь, что как– то не вяжется с перманентным отсутствием денег. В общем, еще один чернокожий подонок появился в поле зрения. Такая сейчас в Брикстоне веселая пиздобратия подобралась – я аж локти кусаю оттого, что работаю по ночам и не могу с ними тусоваться. Я все это так подробно описываю по нескольким причинам. Во-первых, я не хочу спать, а Арташ оставил меня в гордом одиночестве т.к. ему, видите ли, неудобно спать на столе. Во-вторых, я хочу тебя по мере возможности развеселить и отвлечь от твоих грустных мыслей – по тону этого письма ты уже, наверное, понял, что мое настроение несколько повысилось по сравнению с тем, под которое я писал свое предыдущее послание, и кто знает, может мне удастся чуть-чуть своим настроением поделиться с тобой на бумаге. И, наконец , в-третьих – я успел сильно соскучиться по твоему обществу и просто хочу подробно тебе обо всем рассказать.
В банк мы сегодня опять не попали, на сей раз причиной облома совершенно неожиданно стал веселый опездух Вилл-алкоголик. Арташ ушел из хостела за героином (ибо до прибытия твоей посылки он никак не хотел кумариться), а я остался достирывать шмотки. А. должен был двинуть пальцем мне на сотовый откуда-нибудь из центра, (у него самого сотового сейчас нет, он его, как несложно догадаться, обратил в героин). Когда я был в хостеле, ко мне подошел Вилл на невинных щщах и попросил меня одолжить ему мобильник на пару минут. После чего в лучших разъебайских традициях усиповал куда-то часа на три. Как потом выяснилось, позвонив по моей мобиле, он машинально сунул ее в карман и пошел по своим алкогольным делам, начисто забыв о ее (и моем) существовании, пока в его кармане не зазвучал Моцарт и он не услышал мой накуренный голос, пытающийся звучать сурово. Поскольку я в этот момент находился уже у метро, бедняга Вилл выскочил из какого-то паба (где, как несложно догадаться, он проводил время в борьбе с отходняком) и бегом бросился к станции. когда он прибежал, он был весь в мыле и очень долго извинялся, хотя я и не думал обижаться, т.к. на таких негров вообще невозможно обидеться. К чему это я? Ах, да! Арташ меня, в общем, так и не нашел, потому что Вилл не слышал звонков из-за музыки в пабе. Но к тому моменту мне уже не особо хотелось идти в банк, потому что у негра-Бомжа (Моржа) оказалась на редкость хорошая, добрая трава и я просто стоял на улице в одни щщи и, как заправский ниггер, танцевал под Роллинг Стоунз. Несколько раз ловил на себе одобрительные взгляды обитателей Брикстона. «Не все белые люди уроды» – читалось в их выпученных черных глазах.
А, вот только что меня посетила одна замечательная мысль, как поднять тебе настроение. Я тебе вышлю фотки и снабжу их комментариями, причем вышлю ДиЭйчЭлем, т.к. я теперь опять на ловэ. Это, кстати, воздействует на личность несколько пагубно: то и дело возникает желание что-нибудь купить, т.е. пойти по пути наименьшего сопротивления. Я оболтел настолько, что иногда (хотя и крайне редко) на безлюдных станциях типа моей чурецкой перди обламываюсь ждать пассажира, за которым можно просочиться, и покупаю билет за 90 пенсов!! Но этим, в принципе, и ограничиваюсь, + один раз в день нормально ем за деньги, потому что сендвичи и хлеб с бобами заимели неимоверно.
Еще раз извини за сбивчивость и сумбур, просто меня ПРЁТ!, и я хочу, чтобы в момент прочтения этой весточки тебя тоже хоть немного вперло. Вообще тебе, конечно, огромное спасибо, ибо твоя посылка действительно подарила мне хороший денек, хотя я вроде бы один здесь и не с кем поговорить, но на самом деле в данный момент я общаюсь с тобой и с Роллингами. Кстати, Вилл обвешал все стены в хостеле портретами Боба Марли. Ну не подонок ли с большой буквы «П»?!
Дом в Элпертоне начал воздействовать на мой организм своим видом и запахом. А именно: каждый раз, когда я там появляюсь, меня тянет блевать, причем не в переносном, а в самом прямом смысле. Я стараюсь появляться в этой мусульманской перди как можно реже, и без особой надобности и близко к ней не подъезжаю. Но по любому раз в неделю мне надо платить геномусору-лендлорду, поэтому я там все-таки бываю. Прошлый раз я, сраженный наповал невообразимой вонью, решил учинить ревизию холодильника, дабы раз и навсегда выяснить, какое же такое дерьмо едят местные чурки, что от него воняет за несколько метров от дома (и это не гипербола, отнюдь), и это при закрытых окнах и дверях. Я собирался раз и навсегда запомнить эти так называемые продукты с тем, чтобы случайно их не украсть в какой-нибудь пакистанской лавочке и вообще обходить за 10 метров прилавки с ними. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил в холодильнике совершенно нормальные, обыкновенные продукты, которыми питаемся ты, я, все люди. Откуда же, спрашивается, этот ужасающий смрад, достойный сравнения с самой омерзительной, гнилой и запущенной помойкой?!
В тот же свой визит я обнаружил на подоконнике ворох писем, адресованных мне, Арташу и даже тебе, ибо, как выяснилось, телефонная линия оформлена на твое имя. Большинство писем было из сотово-телефонных компаний. Вскрыв эти сокровища эпистолярного жанра трясущимися от нетерпения руками, я обнаружил весьма интересные тексты, где вежливо, с уважением к моей презумпции невиновности и соблюдением всех правил карнегианского стиля письма задавался один и тот же щекотливый вопрос – с какого болта Вы дали нам левый номер банковского счета? Почему-то эта вроде бы до предела тривиальная и неинтересная писанина, даже бумагомарание, бесполезное и заранее обреченное на безответность, вызвало во мне бурю восторга и наслаждение почти эротическое. Я подшил это графоманство в папочку и обязательно сохраню на память и покажу всем в Москве. Потом, уже едучи в метро и чувствуя, как каждая шпала, отдаляющая меня от этого чурецкого гетто, отдается в моем сердце радостью и готовым перелиться через край тихим счастьем, я взглянул внутрь себя и задал все тот же риторический вопрос: почему, ну почему для поднятия настроения мне необходимо совершить что-либо криминальное, пусть даже такую относительную ерунду, как незамысловатая афера с сотовыми??!
Почему же в целом, в глобальном плане у меня поднялось настроение? Есть несколько причин. Во-первых, мы с Арташом, хотя и со скоростью улитки, все же приближаемся к заветной цели (взятие кредита в банке). То есть дело уже не движется по замкнутому кругу, как было во время твоего здесь присутствия. А следовательно, мое возвращение домой уже не выглядит таким туманным, как раньше. Во-вторых, что-то вроде аутотренинга. Проведя пару недель в депрессии, граничащей с умопомешательством, я просто решил забить себе мозги чем-то, отвлекающим от саморазрушительного депрессняка, и выбрал две вещи: 1) изучение, наконец, лондонского английского и 2) только не смейся, но мечтаниями, как все будет великолепно в обозримом будущем. Я начал рисовать в себе всякие приятные сердцу картины типа: ты сидишь в своем Бекасово, а я приезжаю инкогнито в Москву, сразу же покупаю Победу, забиваю ее нашими дорогими подонками и везу всех к тебе, где еще лежит по колено снега, и ты охуеваешь, стоя на крыльце. Потом мы топим баню и тут начинает валить снег, он идет сильно-сильно, крупными хлопьями, так что через полчаса мы отправляемся в лес и учиняем настоящий фер-роккин, с сотрясанием елок, с костром величиной с дом, со свечками в снегу, с прыжками в сугроб со второго этажа и с той музыкой, которую я записал на тот счастливый прошлый (теперь уже позапрошлый) Новый Год. Потом, промокшие насквозь, возвращаемся назад и топим камин и сидим, почти не разговаривая, потому что это теперь и не нужно, и смотрим на огонь.
ДОМ не выглядит большим, но волшебство его в том, что сколько бы елкотрясов и их гостей не собралось в нем, всем хватит еды и места за столом, когда гость голоден, или у камина, когда снега на елках слишком уж много и одежда промокает, и для каждого доброго человека найдется своя спаленка наверху.
Еще ДОМ волшебный потому, что никогда не откроет дверь перед недобрым существом. И если что, то и сами его обитатели помогут ДОМУ каменными кулаками.
Вокруг ДОМА – красивый садик с зеленой травкой и елками, которые привозят в подарок для fir-rockers со всех краев земли. В саду же стоит добрая банька, в которой елкотрясы греют свои животы после лесных скитаний. И еще с бани у них начинается любой праздник, чтобы встречать его чистыми.
Во время праздников fir-rockers жгут камин, любуясь саламандрами, которых они заботливо сохранили в своем ДОМЕ, обжираются жареным мясом и пивом, танцуют на лужайке перед ДОМОМ свирепый танец без названия. Во время танца они напрыгивают друг на друга, устраивая огромную кучу-малу, из которой торчат руки и ноги, а потом, хохоча, считают полученные шишки.
Обязательно ходят в лес, где для гостей устраивают показательные ЕЛКОТРЯСКИ, играют в снежки и строят снежные крепости и дома, роют норы в сугробах (из-за этого нехорошие люди, которых не впустил в себя ДОМ, распускают сплетни, что елкотрясы – норные животные ).
По большим праздникам, например на свадьбу, fir-rockers складывают огромные костры, кидая в огонь сверху еловый лапник, так, что искры летят до самого неба, опаляя седые бороды состарившихся варяжских и русских Богов. В такие праздники девочки и девушки fir-rockers не трясут елки, а ходят с большими зелеными и красными свечками, освещая лес для гостей (самим елкотрясам хватает лунного света). Невеста носит самую яркую свечу, и в заснеженном лесу маленький огонек рождает тысячи искорок в ветвях и на стволах деревьев. Огонек освещает румяное личико, покрытые инеем косы, свисающие из-под шапки, отражается на остреньких белых зубках с щелочкой между передними, и мужчины – fir-rockers, почесывая свои мохнатые животы мохнатыми руками, а шерстяные загривки – рукоятками топоров, удивляются, как же они проглядели такую красавицу.
Костры на таких праздниках складывает сам жрец, только он и его лучший ученик знают, где будет гореть костер, а для остальных это тайна до поры до времени. Поэтому отправляясь разжигать костер (или намечать место, где хорошо трясти ели), жрец и помощники роют в снегу глубокие лунки и ставят в них горящие свечки. Самого огня не видно – только маленький кружок света на снегу, как маячок. По этим маячкам и находят дорогу елкотрясы и их гости к месту праздника. Поэтому, свечной огарок в ямке на снегу – верный знак того, что здесь проходили елкотрясы, а где-то в глубине леса шумело веселье и горел костер до неба.
Когда костер догорает и все хлопушки хлопнуты, fir-rockers возвращаются обратно в ДОМ, еще больше утаптывая тропу. А в ДОМЕ каждый начинает развлекаться по-своему: кто идет на чердак со жрецом кушать мухоморы, кто играет в шахматы у печки, а кто танцует летку-енку с девушками.
Под утро все расходятся спать, чтобы хоть немного отдохнуть перед заботами предстоящего дня. Кому-то надо срочно дописать статью, у кого-то завтра концерт, а у кого-то очередной экзамен. И всех ждет скучная работа.
FINIS
Ходят по городу люди и не видят Сказку.
Наверное, Арташа тоже возьмем с собой, пусть узнает, что бывают нормальные человеческие отношения, а не только такие, как у Клюва и Ко.
…. А потом ты читаешь книгу, которую только что закончил, все смеются над нашими передрягами и недоверчиво удивляются. Как? Действительно так было? А не троцките ли Вы своим стосам?…
… А утром мы едем в Москву, но перед этим долго будим Шагала, который вчера все-таки нажрался, как скотина, но мы на него за это не обижаемся, потому что мы его любим….А в Москве всех ждут приятные дела: ты рассылаешь рукопись по издательствам, Шагал, выпив пива, жадно впивается в первую страницу Футбол Фэктори, а мы со Спайкером-2 едем (на Победе!) по магазинам и покупаем все!, гоним ко мне в нору и играем, играем до одурения и боли в пальцах с непривычки…
….Знаешь, Бруда, помогает. Надо лечь, включить хорошую музыку и представлять себе каждую картинку, каждую произнесенную фразу. Я, конечно, не настолько наивен, чтобы предполагать, что все именно так и будет, но это-то вовсе и неважно. Будет что-то другое. То есть если с кидаловом банка все обломится и я приеду не на ловэ, то к тебе на дачу мы поедем на электричке, а гитары себе и Спайку-2 я попросту украду, и т.д. Ты же помнишь кольцо с надписью «Все пройдет». Короче, суть моего опуса такова: очень часто печали и невзгоды происходят из-за неумения во что-то верить, ведь это очень сложно – верить, не смотря на банальность и избитость этой фразы. По отношению к тебе так и хочется произнести дежурные фразы типа: «Да они оба этого не стоят, чтобы из-за них…» и пр., и пр., но это не так, потому что они как раз таки стоят, и твой отъезд из Англии стоит, и наша чуть было не закончившаяся дружба стоит. То есть, другими словами, ты действительно попал в очень нехорошую, болтовую ситуацию, с этим не поспоришь. Только помни все-таки императорское кольцо.
…..И все может тебе показаться в ином свете после того, как ты оправишься от разрыва с Настей. И не нагнетай лишние атмосферы в своих и без того слабых щщах.
….Ты говорил, что когда ты вернулся, тебе очень нужен был кто-то, кто просто потрепал бы тебя по бритой голове. Именно это я и пытаюсь сейчас сделать. Только если будешь читать кому-то это письмо, опусти эти строчки, а то еще подумают, что за время бомжовки мы случайно стали пидорами.
….Насколько сильно я раньше бурел на тебя за писательскую лень, настолько же сильно я сейчас уверен, что все у тебя получится. И не заморачивайся на редактировании дневников, вспомни все свои старые задумки, у тебя должно получиться что-то хорошее.
….Моя матушка говорила мне, что у вас с ней был разговор на тему, дашь ли ты ей почитать. Сначала я хотел попросить тебя не делать этого из-за того, что там очень много написано про наркотики, которые мы принимали, про воровство… Но потом мне захотелось дать родителям прочитать это сразу после завершения, тем самым расставив все точки над «i» и заявить: да, я ленился ходить на работу, пускал Эйч по венам и мечтал о лыжах с мулаткой. Но мне уже четверть века и я считаю, что могу делать то, что я захочу, не шифруя это от окружающих.
….К тому же меня мучает вопрос: расценят ли они это исключительно как браваду двух проходимцев, дорвавшихся до свободы и беззастенчиво пытающихся сорвать все ее плоды, или же смогут разглядеть во всем этом рассказ о дружбе и предательстве, о радости существования и одиночестве, о познании простых истин – короче, все то, что мы, как мне кажется, пронесли с грехом пополам сквозь бесконечные описания попоек и преступлений?
…Вот я опять перескочил на другое. Но просто я об этом думаю уже вторые сутки, вот и решил написать. К тому же не вечно же тебя утешать, а то еще обидишься.
.. Мы живем, Негр! Ты спишь в Москве (у вас сейчас 7.30 утра), а я на другом конце света …….. Т. И это ли не прекрасно?!
Твой Друг, СОБАККАА
PS. Арташ устроил символическую казнь кухни, то есть сделал то, что мы так и не сделали с нашим Хуериксоном, а именно – растоптал ее ногами.
А моя борода повышенной козлиности достигла длины 4,5 см.
Вилл побрил голову наголо.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.