Текст книги "И. В. Сталин. Полная биография"

Но Сталин всегда присутствовал там, где решались важнейшие, коренные вопросы тактики и стратегии большевиков. Он – в центре, откуда расходились невидимые и неисчислимые нити, связывающие ЦК большевиков со своими организациями, а через них – с трудящимися, с рабочими, солдатами, крестьянами России, со всей страной.

Политическая обстановка в Петрограде 21–23 октября обострилась до крайности. Военно-революционный комитет начал устанавливать контроль над частями гарнизона. Временное правительство, в свою очередь, принимало контрмеры, лихорадочно собирая верные или кажущиеся верными войска. Затем оно замыслило перейти в наступление.

Во вторник, 24 октября, в половине шестого утра в типографию «Рабочего пути» на Кавалергардской улице, дом 40, пожаловал комиссар милиции в сопровождении отряда милиционеров и юнкеров. Они разбили стереотипы, конфисковали 8000 готовых номеров газеты, опечатали типографию. Но на этом дело не кончилось. Редактора газеты – Сталина – известили в Смольном по телефону:

– Юнкера громят типографию!

– Много их?

– Небольшой отряд с офицером!

– Хорошо! Примем меры!

Между восемью и девятью утра в Смольном собрался ЦК большевиков – одиннадцать человек. Сразу же было решено, что в течение дня 24 октября никто из членов ЦК не имеет права покинуть здание без разрешения ЦК. Тут же вынесли постановление: «Немедленно же отправить в типографию охрану и озаботиться своевременным выходом очередного № газеты».

Сталин на заседании не присутствовал: именно он и «озаботился» своевременным выходом газеты. К одиннадцати часам милиционеры из типографии были изгнаны отрядом революционных солдат и рабочих. Печатники приступили к отливке стереотипов и выпуску номера. Сталин находился в типографии.

Редакционная статья в этом номере газеты под названием «Что нам нужно?» была написана им:

«Хотите ли вы, чтобы вместо нынешнего правительства помещиков и капиталистов стало у власти правительство рабочих и крестьян?

Хотите ли вы, чтобы новое правительство России объявило, согласно требованию крестьян, отмену помещичьих прав на землю и передало все помещичьи земли без выкупа Крестьянским комитетам?

Хотите ли вы, чтобы новое правительство России обнародовало тайные договоры царя, признало их необязательными и предложило всем воюющим народам справедливый мир?

Хотите ли вы, чтобы новое правительство России обуздало вконец локаутчиков и спекулянтов, намеренно обостряющих голод и безработицу, разруху и дороговизну?..»

Днем 24 октября Сталин выступал на заседании большевистской фракции II Всероссийского съезда Советов, информировал делегатов о положении в городе. Ввиду важности сведений, сообщенных им, и исключительности событий, приведем протокольную запись полностью, поскольку она отражает и положение в столице, и большую степень осведомленности члена ЦК Сталина:

«Сталин делает доклад о последних сведениях у ЦК. С фронта идут на нас. Один латышский полк шел за нас, задержан. Во Времен. Правит, колебание. Сегодня в 5–6 час. присылали для переговоров».

Восстание в Петрограде приближалось. К вечеру по слабо освещенным улицам и площадям шли отряды вооруженных людей, ехали грузовики, переполненные солдатами, матросами, красногвардейцами. Смольный, его пустые залы и гулкие коридоры, сад вокруг него заполнили никогда еще не виданные посетители: рабочие-красногвардейцы, сжимавшие винтовки, может, не слишком привычно, но крепко, солдаты в шинелях и папахах – армия революции.

Таким увидел Смольный и Ленин, когда между десятью и одиннадцатью вечера, в парике и с перевязанной щекой, пришел сюда в сопровождении Э. Рахья. Тот вспоминал, что их не хотели пропускать, пришлось прорываться. Когда вошли, Ленин остался у окна в коридоре, его спутник пошел искать членов ЦК. Пришел Сталин, кто-то еще.

В 2 часа 35 минут дня началось заседание Петроградского Совета. Бурей оваций встретили собравшиеся появление на трибуне Ленина.

– Товарищи! – говорил он. – Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась…

В Смольном же в 10.45 вечера открылся II съезд Советов. Все ждали известий из Зимнего дворца, большинство – большевики – с нетерпением и волнением, меньшинство – эсеры и меньшевики – со злобой и истерикой. Наконец в третьем часу ночи 26 октября стало известно: Временное правительство арестовано.

Приняв это сообщение, в шестом часу утра делегаты съезда разошлись. Сталин остался.

Начало второго заседания съезда Советов было назначено на час дня 26 октября. Но минуло и два, и три часа дня – заседание не открывалось. Оно началось лишь в девять часов вечера. В течение нескольких часов были приняты решения, имевшие исключительное значение для судеб страны. Сначала, выслушав доклад Ленина о мире, съезд единогласно принял соответствующий декрет. Затем, после второго доклада Ленина, съезд проголосовал за Декрет о земле. В завершение было обсуждено образование нового правительства. Оно носило непривычное название – Совет Народных Комиссаров и состояло из пятнадцати человек. Первым в списке шел В. И. Ленин – Председатель СНК, последним – И. В. Джугашвили (Сталин). Пост его имел своеобразное название – председатель по делам национальностей.

28 октября Ленин в сопровождении Сталина и Троцкого отправился в штаб Петроградского военного округа и заслушал доклады Н. И. Подвойского, В. А. Антонова-Овсеенко и К. А. Мехоношина о положении, создавшемся после захвата казаками Гатчины. Доклады эти не удовлетворили Ленина, и оперативный центр был перенесен в Смольный.

Сталин все время оставался в Смольном. Дела ему хватало. Выслушивал и тщательно инструктировал партийных организаторов районов – так тогда назывались секретари райкомов партии, – десятки комиссаров, рядовых солдат и красногвардейцев. Неизменным был вопрос:

– Сколько можете дать штыков? – И тут же Сталин карандашом записывал ответ.

2 ноября 1917 года Ленин подписал составленную Сталиным «Декларацию прав народов России», где были сформулированы основные принципы национальной политики Советского правительства: «1) Равенство и суверенность народов России. 2) Право народов России на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства. 3) Отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений. 4) Свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп, населяющих территорию России».

«Конструировать» наркомат еще предстояло, и первым его сотрудником стал Станислав Станиславович Пестковский. Благодаря его воспоминаниям и знаем мы подробности тех дней, своеобразных и неповторимых. Поскольку воспоминания эти, опубликованные в 1922 году, дают максимально достоверную картину обстановки, в которой большевикам приходилось строить государственный аппарат, они многократно воспроизводились и позднее.

Итак, Пестковский, до этого уже поработавший в ВРК, в Наркоминделе и Наркомфине, отправился к Сталину.

«– Товарищ Сталин, – сказал я, – вы народный комиссар по делам национальностей?

– Я.

– А комиссариат у вас есть?

– Нет.

– Ну, так я вам «сделаю» комиссариат.

– Хорошо! Что вам для этого нужно?

– Пока только мандат на предмет «оказывания содействия».

– Ладно!

Здесь не любивший тратить лишних слов Сталин удалился в управление делами Совнаркома, а через несколько минут вернулся с мандатом. Получив мандат, я стал рыскать по Смольному, высматривая место для Наркомнаца.

Задача была нелегкая, везде было тесно.

Наконец я набрел на какую-то большую комнату, где при одном столике заседала: «комиссия» по вещевому снабжению Красной гвардии, а при другом – выдавались разрешения на право ношения оружия. Здесь я вдруг на ткнулся на моего товарища по каторге, впоследствии погибшего на Западном фронте, т. Феликса Сенюту.

– Ты что тут делаешь? – спросил я.

– Работаю по вещевому снабжению Красной гвардии.

– Переходи к нам, в Народный комиссариат национальностей.

– Хорошо.

– Можно ли нам устроиться в этой комнате?

– Конечно, можно.

Тут мы с покойным Сенютой нашли какой-то свободный столик и поставили его у стены. Затем Сенюта взял большой лист бумаги и, начертав на нем: «Народный Комиссариат по Делам Национальностей», прикрепил к стене над столиком. Достали два стула.

– Готов комиссариат! – воскликнул я.

И сейчас же пустился обратно в кабинет Ильича, где, за неимением собственного кабинета, пребывал Сталин.

– Товарищ Сталин, – сказал я, – идите посмотреть ваш комиссариат.

Невозмутимый Сталин даже не удивился такому быстрому «устройству» и зашагал за мной по коридору, пока мы не пришли в «комиссариат».

Здесь я отрекомендовал ему т. Сенюту, назвав его «заведующим канцелярией» Наркомнаца.

Сталин согласился, окинул взглядом «комиссариат» и издал какой-то неопределенный звук, выражающий не то одобрение, не то недовольство, и направился обратно в кабинет Ильича.

Я отправился в город, заказал бланки и печать. Уплатив за бланки и печать, я израсходовал все мои деньги и деньги т. Сенюты.

Решился идти к Сталину.

– Товарищ Сталин, – сказал я, – денег ни гроша у нас нет. Я знал, что «изъятие» из банка еще не произведено.

– Много ли нужно? – спросил Сталин.

– Для начала хватит тысячи рублей.

– Придите через час.

Когда я явился через час, Сталин велел мне «сделать заем» у Троцкого на три тысячи рублей.

– У него деньги есть, он нашел их в бывшем Министерстве иностранных дел.

Я пошел к Троцкому, дал ему формальную расписку на три тысячи рублей и получил их.

Насколько мне известно, Наркомнац до сих пор не возвратил Троцкому этого займа…»

Начинать приходилось с нуля. Если другие наркоматы могли в какой-то мере использовать хотя бы часть старых специалистов, кадры низших и средних служащих, посещение бывших министерств, их архивы, то Наркомнац ничем подобным не располагал. Вплоть до начала 1918 года центральный аппарат Наркомнаца и состоял из трех человек. Именно они начали работу по созданию отдельных национальных политических комитетов.

Первым сложился комиссариат польский. 24 ноября Сталин составил записку, оформленную 28 ноября как постановление СНК: «Назначается комиссаром по польским делам (военные дела, беженцы) Юлиан Марианович Лещинский. Помощником комиссара назначается Казимир Генрихович Циховский».

16 декабря по распоряжению Ленина Наркомнацу «в экстренном порядке» было выделено полмиллиона рублей. Еще в конце ноября наркомат получил помещение Национального совета бывшего МВД (на углу Александрийской площади и Театральной улицы). До этого в официальных объявлениях адрес указывался просто: Смольный институт, комната № 5, третий этаж».

Постепенно стали возникать и другие национальные комиссариаты: в конце ноября 1917 года – по литовским делам, в январе 1918 года – мусульманский, белорусский, еврейский и армянский.

В середине ноября в Финляндии проходил съезд социал-демократической партии. На него была направлена представительная делегация – Сталин и Коллонтай (член НК и нарком общественного призрения). 24 ноября Сталин выступал на съезде. Охарактеризовав происходящие в России события и трудности, с которыми столкнулось Советское правительство, он подчеркнул, что большевики готовы выполнить свои обещания:

– Нас пугали, наконец, развалом России, раздроблением ее на многочисленные независимые государства, при этом намекали на провозглашение Советом Народных Комиссаров права наций на самоопределение как на «пагубную ошибку». Но я должен заявить самым категорическим образом, что мы не были бы демократами (я не говорю уже о социализме!), если бы не признали за народами России права свободного самоопределения. Я заявляю, что мы изменили бы социализму, если бы не приняли всех мер для восстановления братского доверия между рабочими Финляндии и России…

На протяжении последующих недель вопрос о предоставлении независимости Финляндии стоял перед Советским правительством очень остро. Дело осложнялось тем, что социал-демократы Финляндии оказались не в состоянии взять власть в свои руки и ее захватила финская буржуазия. Тем не менее 18 декабря 1917 года СНК опубликовал декрет о признании независимости этой страны.

Еще более напряженными были отношения Советского правительства с Центральной Радой, претендовавшей на представительство народа Украины. Рада, опираясь на сформированные еще до революции так называемые «украинские полки», разоружала революционные войска, захватывала украинские города, громила Советы и создала националистическое правительство – Генеральный секретариат. Одновременно Рада отозвала с фронта «украинские части», тем самым разрушая фронт, хотя война еще не кончилась.

12 декабря Сталин написал «Ответ товарищам украинцам в тылу и на фронте», где разоблачил антинародную политику Рады.

«Между украинским и русским народами, – писал он, – нет и не может быть конфликта. Украинский и русский народы, как и остальные народы России, состоят из рабочих и крестьян, из солдат и матросов… В борьбе за свои кровные интересы у них нет и не может быть конфликта…»

Однако Центральная Рада стремилась разжечь именно такой конфликт. Большевики Украины, верные принципам государственности, повели борьбу с Центральной Радой. 17 декабря 1917 года в Харькове, после I Всеукраинского съезда Советов, было создано Советское правительство Украины – Народный Секретариат.

В своем заключительном слове на III Всероссийском съезде Советов 15 января 1918 года Сталин подчеркивал:

– Демократический флаг тех или иных политических деятелей (как Винниченко), стоящих во главе Рады, вовсе еще не является гарантией действительно демократической политики. Мы судим о Раде не по словам, а по делам…

Подробно рассказав съезду о националистической деятельности Рады, Сталин высмеял Мартова (Цедербаума), пытавшегося защищать националистов:

– О какой же борьбе Советов против демократии говорит здесь Мартов?

Ораторы справа, и особенно Мартов, вероятно, потому хвалят Раду и защищают ее, что видят в ее политике отражение своей собственной. В Раде, представляющей коалицию всех классов, столь милую сердцу гг. соглашателей, они видят прообраз Учредительного собрания. Вероятно, Рада, слыша речи представителей правого сектора, будет также усердно хвалить их. Недаром говорится: рыбак рыбака видит издалека.

19 ноября в СНК Сталин делает два доклада: о торговле с Финляндией и об Украине и Раде.

На следующий день он вносит на рассмотрение СНК проект обращения «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока»; докладывает СНК о неблаговидных действиях комиссии по выборам в Учредительное собрание…

22 ноября Сталин в ВРК ставит вопрос о закрытии контрреволюционных газет…

27 ноября на заседании СНК он выступает по вопросу о проведении в жизнь политики социалистического государства в области финансов и экономики…

2 декабря в СНК Сталин делает доклады об Украине и об организации съезда Советов Белоруссии…

5 декабря он заключает соглашение с представителями Белорусского областного комитета о совместной работе…

14 декабря на заседании ВЦИК выступает с докладом о взаимоотношениях с Центральной Радой…

16 декабря в СНК делает сообщения о положении в Оренбурге, Уральском округе, Туркестане и на Кавказе…

18 декабря вновь докладывает СНК о военном положении в Оренбургском округе…

На следующий день там же делает доклад о Центральной Раде…

21 декабря Ленин и Сталин принимают участие в заседании Всероссийской коллегии по организации и формированию Красной Армии…

24 декабря Сталин председательствовал на заседании Совнаркома и выступал с докладом о положении на Дону, о съезде трудового казачества и о подготовке наступления революционных отрядов на Оренбург.

27 декабря по предложению председательствующего – Сталина – СНК постановил национализировать Путиловские заводы…

С начала января 1918 года одним из наиболее животрепещущих для ЦК большевиков дел были мирные переговоры.

Советская республика не могла воевать: ни по состоянию армии, ни по положению в тылу. Казалось бы резонным, как это ни было тяжело, принять условия австро-германской стороны. Однако в партии нашлись люди (они получили наименование «левых коммунистов», то были Бухарин, Бубнов, Ломов, Осинский, Преображенский, Пятаков, Радек и другие), которые, прикрываясь сверхреволюционной фразой, требовали отвергнуть ультиматум и начать «революционную войну». Не лучший выход предлагал и Троцкий, возглавлявший советскую делегацию на переговорах в Брест-Литовске: объявить войну прекращенной, армию демобилизовать, но мира не подписывать.

Поскольку Троцкий все же запрашивал немедленных директив, Ленин посылает ему одну за другой две записки: 1) «Сейчас приехал Сталин, обсудим с ним и сейчас дадим вам совместный ответ. Ленин». 2) «Передайте Троцкому. Просьба назначить перерыв и выехать в Питер. Ленин. Сталин».

Бухарин, Урицкий, Троцкий, Оппоков (Ломов), Дзержинский, Коссиор возражали Ленину. Сталин его поддержал: «Тов. Сталин считает, что, принимая лозунг революционной войны, мы играем на руку империализму. Позиция тов. Троцкого не есть позиция. Революционного движения на Западе нет, нет фактов, а есть только потенция, а с потенцией мы не можем считаться. Если немцы начнут наступать, то это усилит у нас контрреволюцию…»

23 февраля пришел ответ: германское правительство пользовалось возможностью оккупировать как можно большую территорию. И вновь на заседании ЦК разгорелись споры.

Сталин был совершенно определенен: «Дело сводится к тому, что мы немедленно должны подписать эти условия». За предложение Ленина принять германские условия мира кроме него самого голосовали еще шесть членов ЦК – Стасова, Зиновьев, Свердлов, Сталин, Сокольников, Смилга. Против – четыре: Бубнов, Урицкий, Бухарин и Ломов. Воздержались тоже четверо: Троцкий, Крестинский, Дзержинский, Иоффе. Ленинская линия восторжествовала. 3 марта договор был подписан.

Через неделю после этого Советское правительство переехало в Москву. Сделать это понуждала необходимость: Петроград находился теперь на весьма близком расстоянии от фронта.

Сталин ехал в одном вагоне с Лениным, Крупской, М. Ульяновой и Бонч-Бруевичем – управляющим делами СНК. В том же поезде ехали и сестры Аллилуевы – Анна и Надежда. Первая из них служила в аппарате ВЦИК, младшая – в Наркомнаце. С вечера Сталин пригласил их поутру зайти позавтракать в тот вагон, где ехал Ленин. Но девушки постеснялись, и Сталин зашел сам:

– Почему же вы прячетесь? Я вас ищу по всему поезду!

По приезде в Москву члены СНК разместились в номерах гостиницы «Националь». Сестры Аллилуевы поселились в «Метрополе». Несколько позднее, когда Кремль стал местом проживания Ленина, получил там квартиру и Сталин. Она состояла из трех небольших комнат со сводчатыми потолками. Сестры Аллилуевы поселились в этой же квартире. Здесь Сталин и прожил несколько лет.

По прошествии некоторого времени Наркомнацу дали несколько помещений, и в результате его национальные комиссариаты оказались разбросанными по всей Москве…

– Теперь уж за вами совсем не уследишь, – говаривал он Пестковскому, – надо было бы получить один большой дом и собрать туда всех.

Вскоре такой случай представился.

– Нам дали Большую сибирскую гостиницу, – сообщил нарком своему заместителю, – но ее самочинно захватил ВСНХ. Мы, однако, не отступим. Поэтому пусть Аллилуева напишет на машинке несколько бумажек следующего содержания: «Это помещение занято Наркомнацем».

Вооруженные такими записками и кнопками, нарком и его заместитель поехали в Златоустинский переулок. Стемнело. Центральный вход в гостиницу был закрыт, а на дверях белела бумажка: «Это помещение занято Высшим Советом Народного Хозяйства». Сняв ее и заменив своей, через черный ход проникли в гостиницу.

В длинных коридорах, освещая их спичками, развесили на дверях еще несколько записок… Но помещение все же досталось ВСНХ, и, по мнению Пестковского, «это был один из тех немногих случаев, когда Сталин потерпел поражение».

Коллегия Наркомнаца была теперь весьма многочисленной и все время увеличивалась, так как организовывались новые национальные комиссариаты.

Сталин прежде всего был человеком дела. Он стремился ограничить, придать какие-то рамки бесконечным, бесплодным дискуссиям, которыми были обуреваемы некоторые из его сотрудников. Но, видимо, поначалу это и ему не всегда удавалось. По свидетельству Пестковского, Сталин иногда «терял терпение. Но он никогда не обнаруживал этого на собраниях. В тех случаях, когда в результате наших бесконечных дискуссий на совещаниях запас его терпения истощался, он вдруг исчезал. Делал он это чрезвычайно ловко. Сказав: «Я на минутку», он исчезал из комнаты и прятался в каком-нибудь из закоулков Смольного или Кремля. Найти его было почти невозможно. Сначала мы его ждали, потом расходились. Я оставался один в нашем общем кабинете, терпеливо дожидаясь его возвращения. Но не тут-то было. Обычно в такие минуты раздавался телефонный звонок: это Владимир Ильич требовал Сталина. Когда я отвечал, что Сталин исчез, он мне говорил неизменно: «Срочно найдите».

Задача была нелегкая. Я отправлялся в длинную прогулку по бесконечным коридорам Смольного или Кремля в поисках Сталина. Находил я его в самых неожиданных местах. Пару раз я его заставал на квартире у матроса т. Воронцова, на кухне, где Сталин, лежа на диване, курил трубку и обдумывал свои «тезисы»…»

20 марта 1918 года на рассмотрение Сталина было представлено «Положение о Татаро-Башкирской Советской республике Российской Советской Федерации». Через два дня Сталин, Вахитов и его заместители подписали «Положение».

На 5 мая телеграммой за подписями Ленина и Сталина в Москву на совещание были вызваны представители губернских Советов и мусульманских комиссариатов Казани, Уфы, Оренбурга, Вятки, Екатеринбурга, Симбирска, Перми.

Совещание проходило 10–16 мая под руководством Сталина. В нем участвовало около 30 человек.

Открылось совещание программной речью Сталина. Описав попытки националистической буржуазии в различных областях России под видом стремления к «автономии» захватить власть и противопоставить трудящихся центральному Советскому правительству, нарком продолжал:

– Автономия есть форма. Весь вопрос в том, какое классовое содержание вкладывается в эту форму. Советская власть отнюдь не против автономии – она за автономию, но за такую автономию, где бы вся власть находилась в руках рабочих и крестьян, где бы буржуа всех национальностей были устранены не только от власти, но и от участия в выборах правительственных органов…

Очаги гражданской войны возникали повсюду, но наиболее опасным казалось положение на Украине. Недаром статья Сталина, опубликованная в «Известиях» 14 марта, называлась «Украинский узел»:

«Социалистическая» Центральная Рада Петлюры – Винниченко в обмен на украинские хлеб и сало получила от империалистов Германии и Австрии поддержку в борьбе с украинским народом. С помощью немецких штыков националисты возвратились на Украину и теперь, используя превосходящую силу германских дивизий, стремились уничтожить власть Советов на украинской земле. Но и оккупанты, и их националистические слуги просчитались: на Украине началась борьба рабочих и крестьян против оккупантов». Сталин в статье назвал эту войну отечественной и подчеркнул: «Нужно ли еще доказывать, что отечественная война, начатая на Украине, имеет все шансы рассчитывать на всемерную поддержку со стороны всей Советской России».

4 апреля со Сталиным связался по прямому проводу В. П. Затонский – председатель ЦИК Украины – и сообщил, что в связи с угрозой захвата немцами Крыма, Кубани и Донской области ряд руководящих работников этих районов обратился к украинским товарищам с предложением создать еще и «федерацию Южных Советских республик». Затонский просил поставить об этом в известность СНК РСФСР и посольство Украины. Однако Сталин (и не без основания) истолковал этот прожект как дающий немцам повод оккупировать русские территории, что впоследствии и свершилось. Затонский получил резкий ответ: «Мы все здесь считаем, что ЦИК Украины должен, морально обязан покинуть Таганрог и Ростов… Достаточно играли в правительство и республику, кажется, хватит, пора бросить игру…»

Резкость ответа Сталина, может быть, определялась и тем, что в ту пору Советскому правительству нередко приходилось сталкиваться с тягой к сепаратизму, проявляемому местными органами власти, и не только на Украине. К примеру, 13 апреля, получив из Иркутска записку, Ленин посылает составленную Сталиным срочную «вне всякой очереди» правительственную телеграмму: «В ответ на вашу записку об иностранном комиссариате при Центросибири и о самостоятельности Сибири считаю нужным сообщить, что, по мнению Совнаркома, нет никакой необходимости в иностранном комиссариате при Центросибири; так называемая самостоятельность Сибири только облегчит формально дело аннексии с Востока; перед вами примеры независимой Украины, Финляндии. Предлагаю ограничиться автономией Сибири как неразрывной части России…»

Еще одним районом России, требовавшим пристального «внимания» Наркомнаца, был многонациональный Кавказ. Буржуазно-националистические круги Закавказья – армянские дашнаки, азербайджанские мусаватисты, грузинские меньшевики – до Октябрьской революции активно поддерживали Временное правительство и даже торжественно заявляли, что не мыслят себе отделения от России. Но сразу же после 25 октября 1917 года, вдохновляемые ненавистью к большевикам, националистические партии Закавказья взяли курс на отделение и создание своих правительств.

Сталин поддерживает связь с большевиками Закавказья, со Степаном Шаумяном во главе. В статье «Положение на Кавказе», напечатанной в «Правде» 23 мая 1918 года, Сталин недвусмысленно заявляет: «Советская власть будет всеми силами отстаивать неотъемлемые права трудовых масс Закавказья против захватнических покушений».

Весной 1918 года Сталин был занят работой в законодательной области: он составлял первую советскую конституцию.

Спор разгорелся на первом же заседании, 5 апреля. Сталин внес предложение начать работу комиссии с развернутого обсуждения принципов Советской федерации. К следующим заседаниям Сталину и М. А. Рейснеру – заведующему отделением государственного права при народном комиссариате юстиции – было поручено подготовить специальные доклады.

На заседании 10 апреля Рейснер (он в ту пору числился в «левых коммунистах») сделал доклад, основные принципы которого не имели ничего общего со сталинским пониманием советской государственности. Рейснер был выскочкой в партии, человек темноватый. «Прославился» как отец Ларисы Рейснер, авантюристки и распутницы, «супруги» Раскольникова, Радека и кого-то еще, яростной троцкистки. До революции известный разоблачитель Бурцев писал о членстве Рейснера в масонах и связях с охранкой. Тот так и не смог оправдаться, а вскоре сама жизнь столкнула новоиспеченного «большевика» на обочину.

Сталин выступал на заседаниях комиссии 24 раза, резко отмежевавшись от Рейснера. 12 апреля он сделал доклад «О типе федерации Российской Советской республики», в котором подверг резкой критике проект Рейснера. В противовес концепции Рейснера о немедленном «отмирании» социалистического государства ясно и четко было сказано: «Вырабатываемый в настоящее время комиссией план конституции должен быть временный, рассчитанный на период переходный от буржуазного строя к социалистическому…»

Затем Сталин ясно и четко определил тип Советской федерации и отверг как совершенно ошибочное положение Рейснера о территориальных федерациях. Он подчеркнул, что недопустимо считать субъектами федерации Советы, коммуны или профсоюзные, кооперативные, железнодорожные и почтовые организации. Сталин назвал такого рода попытки «вакханалией федераций».

В споре с Рейснером Сталин прибегнул к авторитету Ленина:

– Тут ссылаются на Ленина, – сказал он. – Я позволю себе заметить, что Ленин, насколько мне известно, а мне известно хорошо, сказал, что этот проект ни к чему…

19 апреля на заседании Комиссии ВЦИК происходили самые бурные прения. Редактор «Известий» Стеклов предложил комиссии руководствоваться проектом Рейснера. После Сталин предпринял самую решительную атаку против этого проекта. «Проект тов. Рейснера не может быть положен в основу. Дело в том, что, я извиняюсь за резкость, там идет вакханалия федерации, дается возможность совершенно свободно, вольно группироваться… Рейснер указывает на федерацию какую угодно, лишь бы это была федерация. Так нельзя. Вы должны дать определенный тип федерации. Это есть федерация областей, отличающихся известным национальным составом или определенным бытом. Такой тип надо дать вполне определенно». После ожесточенных споров проект Сталина был принят большинством в пять голосов против трех.

За полгода – огромный срок для революционного времени – Сталин не только проявил себя как знаток межнациональных отношений (этого, кстати, не отрицали и не отрицают даже его недоброжелатели). Главное, пожалуй, в ином: Сталин приобрел первый опыт как государственный деятель. И оказалось, что у него обнаружился тут несомненный талант. Опыт пригодился ему на всю долгую последующую жизнь. Он был истинный государственник, как и Ленин.

31 мая 1918 года в «Правде», рядом с воззванием Совета Народных Комиссаров к казачеству, рядом с сообщением о борьбе с голодом, рядом с призывом организовать продовольственные рабочие отряды, был опубликован и следующий документ:

«Член Совета Народных Комиссаров, Народный Комиссар Иосиф Виссарионович Сталин назначается Советом Народных Комиссаров общим руководителем продовольственного дела на юге России, облеченным чрезвычайными правами. Местные и областные совнаркомы, совдепы, ревкомы, штабы и начальники отрядов, железнодорожные организации и начальники станций, организации торгового флота речного и морского, почтово-телеграфные и продовольственные организации, все комиссары и эмиссары обязываются исполнять распоряжения тов. Сталина.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин)».

Послать Сталина на юг было решено за несколько дней до этого. На заседании СНК 28 мая Ленин написал записку наркому труда А. Г. Шляпникову о необходимости его поездки на Кубань, «чтобы помочь выкачать оттуда хлеб». Тут же Ленин сообщил об этом намерении наркому продовольствия А. Д. Цюрупе и получил от него записку: «Сталин согласен ехать на Северный Кавказ. Посылайте его. Он знает местные условия».

Ленин ответил: «Я согласен вполне».

29 мая Сталин вызывает для переговоров Царицын: «У аппарата Сталин. Я назначен общим руководителем всего продовольственного дела всего Юга России, облечен неограниченными правами… Через два дня выезжаю в Царицын. Я хотел бы знать, где Серго, насколько обеспечена линия Царицын – Тихорецкая, какова сила внутренних контрреволюционных банд…» Далее в тексте имеется примечательная фраза: «Сообщаю, что у меня будут строго дисциплинированные отряды…»