Текст книги "Темный странник"

Торговец не смутился, не растерялся. Для этого он был слишком самоуверен. Возможно, даже излишне самоуверен.

– А вот это тебе знать необязательно, – спокойно проговорил он.

Кондор не стал больше ничего говорить. Он не слишком рассчитывал на ответ. Просто повернулся и ушел с арены.

ГЛАВА 10

Спустя некоторое время, приняв в старом форте из рук посыльного свою одежду и предусмотрительно разряженный «Дишмед», Кондор тихо покинул Чингхору, намереваясь по суше опередить караван Тирагора и перехватить его в Шалте. Это было сложно, но Якистеса дал вполне дельный совет, и Кондор решил воспользоваться им. В Шалт вело три пути. Один долгий, сухопутный, отнимающий у пешего путника около десяти дней, второй морской, ведущий из Фигрании через Красные пески и занимающий в среднем около пяти дней. Но был еще и третий путь, теоретически довольно быстрый, ведущий напрямик через раскинувшиеся на севере Приозерья Плешивые болота, места мрачные и гиблые, источающие ядовитые газы и кишащие смертоносными гадами: змеями, гигантскими пиявками и огромными насекомыми. Частично рассказы об ужасах Плешивых болот были всего лишь страшными сказками, что рассказывают на ночь доверчивым детям и не менее доверчивым взрослым. Однако многие, очень многие люди ушли и не вернулись с топких долин, чтобы подтвердить или опровергнуть эти сказки. Сегодня Кондор сам собирался исследовать эти проклятые земли, ибо он избрал третий, кратчайший путь, так никогда и не проложенный сквозь зыбкие топи. Он не был человеком, и гигантские пиявки, чья длина, по слухам, превышала длину руки взрослого человека, пугали его не больше, чем огородные слизни. Да и ядовитый газ, убивающий человека в считаные минуты, доставлял лишь легкое неудобство своим запахом, но не более того. Кондора не страшили укусы ядовитых змей, как и перспектива быть с головой утянутым в гниющую жижу, ибо, как выяснилось еще десятки лет назад, тело «брошенного» может прекрасно функционировать даже под водой, свободно «вдыхая» вместе с жидкостыо любые находящиеся в ней взвеси, включая ил и тину. И при этом неплохо себя чувствовать!

Итак, болота не пугали Кондора, а экономия времени, по его расчетам, была действительно огромна. Ко всему прочему, это был единственный реальный шанс догнать караван Тирагора. Поэтому к вечеру, когда летнее солнце уже клонилось к закату, готовясь уйти на покой, Странник вступил во владения хитрых водяных и бестелесных навей, вдыхая первые, пока еще робкие «ароматы» гнили.

Как он и предполагал, идти оказалось чрезвычайно тяжело, даже для того, кем являлся он. Но разве бывают непреодолимые препятствия для Странников?

Ближе к полуночи он достиг Мертвой топи, места поистине мифического, ибо о нем складывались самые страшные сказания. Теперь Кондор двигался еще медленней, погрузившись в вязкую затхлую жижу по грудь и распугивая полчища жирных лягушек, болотных змей и юрких серых ящериц, проводящих время в бесконечной охоте за москитами, коих здесь обнаруживалось еще больше. Было заметно, что местные жители как могли выражали крайнюю степень недовольства внезапным вторжением чужака в их тихий мирок, но поделать с упрямцем ничего не могли, ибо укусить или ужалить незнакомца для них не представлялось возможным. Слишком уж крепка для их жал, хоботков и зубов оказалась кожа Темного странника. Дважды Кондор умудрился провалиться в трясину, после чего приходилось выбираться, используя поистине нечеловеческую силу, что для человека, естественно, было невозможно. Особенно учитывая, что Кондор провел под водой столько времени, что обычный смертный успел бы захлебнуться раз двадцать.

Стекая с ветвей редких уродливых деревьев, на топь опустился туман, бесплотным белым облаком укутывая болото. Появились звуки ночи. Непривычные, странные, совершенно непохожие на давно знакомые Страннику звуки засыпающего леса, но и не пугающие. Просто другие.

Поддавшись давней привычке, Кондор взглянул вверх, желая, как обычно, приветствовать безмолвное звездное небо, но вынужден был разочарованно опустить глаза, увидев над собой лишь белесую серебристую пелену, окутавшую его со всех сторон. Сегодня небо покинуло его. И тут же, словно подчиняясь чьей-то злой воле, нахлынуло одиночество. Давно уже он не ощущал себя таким одиноким, как сейчас, забравшись в эту безлюдную глушь. Душевная приподнятость, с какой он еще совсем недавно ступил на зыбкие болотные тропы, постепенно исчезала, как рассеивается предрассветная дымка. Появилась злость. На это болото, на самого себя, на Якистесу, так неудачно продавшего Гилану торговцу, вздумавшему вдруг попутешествовать, не дождавшись начала торгов. В таком вот настроении, без устали браня себя и весь мир, Кондор даже не заметил, как выбрался на сухое место, путаясь в корнях диковинных, совершенно незнакомых ему деревьев. Остановился он, лишь когда его злой блуждающий взгляд уловил в пелене тумана что-то странное, нереальное, показавшееся поначалу обычным миражом, непонятно как возникшим посреди болотной сырости. Это была огромная тень высотой в три человеческих роста и не менее трех десятков шагов в ширину, неровной кляксой расползшаяся по небольшому островку суши. Как обычно, любопытство моментально взяло верх над осторожностью, и Кондор, не сбавляя скорости, подступил к тени вплотную, с интересом разглядывая представшее его взору НЕЧТО. Собственно говоря, разглядывать было практически нечего – так, пелена, словно рябь на воде, лишь слегка искажающая перспективу и размывающая контуры предметов.

– Интересно, – прошептал Кондор, протягивая руку к непонятной пелене, желая коснуться ее и даже не задумываясь о возможных последствиях. Впрочем, последствия оказались весьма специфическими. Стена никак не проявила свое отношение к вторжению в свою зыбкую плоть, продолжая по-прежнему мелко подрагивать и позволяя самозваному исследователю в полной мере насладиться новыми ощущениями. Вернее, их отсутствием, ибо как только рука Кондора по запястье погрузилась в трепещущую воздушную пелену, он перестал ее чувствовать. И не только чувствовать – видеть. И если второе могло оказаться обычным оптическим обманом, то как объяснить первое?

Испуганно отдернув руку, Кондор осмотрел ее. Для «брошенного» ночная тьма никогда не была серьезной проблемой, да и проблемой вообще, и, взглянув на кончики пальцев, он вдруг увидел, как сквозь полупрозрачную кожу и мышцы просвечивают кости, словно… Он даже не успел придумать достойного определения – внезапно по руке пробежала едва заметная рябь, и плоть вновь налилась цветом, возвращая свой первоначальный вид.

Так-так, неужели он наконец стал свидетелем истинного волшебства? Увидел что-то такое, что не поддается разумному объяснению? Наверное, да, ибо увиденное никак не желало вписываться в известные ему рамки. Он знал о физике как о науке не так уж много, в основном со слов Великого отшельника, однако этого всегда оказывалось вполне достаточно, чтобы объяснить любое необычное событие в его жизни, если, конечно, он нуждался в таком объяснении. И вот наконец сегодня Кондор столкнулся с чем-то, чего не способен был понять, перед чем вся известная ему наука растерянно отступала.

Неужели в мире действительно существует магия? Или он просто сходит с ума от одиночества?

Отыскав среди набухших корней длинную полусгнившую корягу, Кондор вернулся к загадочной пелене и ткнул в нее изогнутым концом гнилушки. Потом, подождав немного, провел своим импровизированным орудием сверху вниз и обратно. Ничего. Поводил из стороны в сторону – тот же результат. Стена, чем или кем бы она ни была, словно не заметила столь вероломное вторжение извне, а если и заметила, то никак этого не показала. Совсем никак. Если взять палку и провести ею по поверхности воды (а именно такое сравнение приходило сейчас в голову новоявленному исследователю), всегда остается след, пусть и скоро исчезающий. Здесь не было даже этого. Пустота… Словно он водит палкой в воздухе. Может, у него действительно галлюцинации? Или стена – всего лишь мираж? Но тогда почему погруженная в нее коряга перестает быть видимой? Куда она девается? И куда девается туман, вяло текущий в прозрачную неизвестность?

Стоя в растерянности перед непонятной преградой, Кондор внезапно обнаружил еще одну занимательную деталь – растительность, обильно покрывающая загадочный островок, значительно отличалась от той, что он наблюдал на протяжении всего предыдущего дня, пока пробирался через вонючие топи и трясины. Да и что он, никогда болотные растения не видел?! Конечно, темнота и туман мешали разглядеть детали, но все же его зрения было вполне достаточно, чтобы увидеть главное: цвет, строение, форму листьев. Все иное!

Все чужое!

– Что же ты такое? – проговорил он, тут же обнаруживая для себя новую необычную деталь: его голос не прокатился эхом по ночному болоту, а словно увяз в призрачной стене. Увяз и исчез, поглощенный прозрачной стеной, находящейся перед ним.

Кондор нахмурился и, отступив назад, подвел предварительные итоги. Итак, из его пока еще недолгих наблюдений ясно следовало: первое – стена прозрачна и подвижна, что заметно невооруженным взглядом по переливам и мерцанию, но ее подвижность никак не связана с физическим воздействием на нее извне. Второе – стена бесплотна, как кажется на первый взгляд, однако предметы, проходящие сквозь нее, теряют видимость, что, скорее всего, является следствием сильнейшего оптического обмана. Третье – при соприкосновении со стеной плоть теряет всякую чувствительность, но после прерывания контакта чувствительность восстанавливается. И наконец четвертое – вокруг стены нетрудно обнаружить растения, неизвестные Кондору и не произрастающие на Плешивых болотах. Было еще пятое, и шестое, и седьмое… Но все остальное мелочи. Первые четыре пункта занимали Странника гораздо больше.

Поразмыслив пару минут, но так и не придумав ничего путного, Кондор решил обойти преграду, чтобы осмотреть ее со всех сторон, но, сделав это, он снова удивился. Стены не было! Она по-прежнему существовала, он прекрасно знал это, но с тыльной стороны была совершенно невидима. Никакой ряби, никакого искажения перспективы. Обычное болото, гниль, трава, лягушки, его следы, по которым можно увидеть, как он в нерешительности топтался перед неожиданной преградой, коряга, использованная им при недавнем эксперименте. А вот стена… Она оказалась неимоверно тонкой пленкой, рассекающей пространство и совершенно незаметной с ребра. Просто с одной стороны она существовала, с другой – нет. Вот так чудеса!

Не задумываясь, да и о чем тут думать, если преграда отсутствует, Кондор решительно шагнул вперед, свободно пройдя то место, где по его расчетам находилась стена. Оглянулся. Теперь он вновь смотрел на болото, смазанное едва заметной рябью загадочной преграды. Он прошел сквозь стену, даже не ощутив этого, но прошел с той стороны, где фактически стены и не существовало. Естественно, ничего и не произошло. А что произойдет, если шагнуть в стену с ее видимой стороны? Надо попробовать.

Решение казалось рискованным, однако непреодолимое любопытство брало верх над благоразумием. Не попробуешь – не узнаешь. Уйди он сейчас, и всю оставшуюся жизнь его будет мучить вопрос: что произошло бы, шагни он в это мерцающее НЕЧТО. А вдруг там кроется ответ на один из его давних вопросов о происхождении «брошенных»? Не наступит ли потом запоздалое раскаяние, как это бывало уже не раз в прошлом?

И Кондор, непонятно зачем зажмурившись и задержав дыхание, сделал шаг вперед, полностью погружаясь в зыбкую плоть стены.

Поначалу он даже не понял, что произошло, и только когда спутанные на мгновение мысли снова обрели прежнюю форму, он осознал, что больше совершенно не чувствует собственного тела! Ни жара, ни холода, ни сырости, ни веса! Кажется, он потерял связь даже с землей, паря в пустоте. Но пустота не была пустотой, а лишь желала казаться таковой в глазах незадачливого экспериментатора. Даже сквозь плотно закрытые веки он видел вокруг себя какие-то тени, мерцающие во тьме, но сколько ни старался, так и не смог понять, что же проносится перед его взором. Возможно, он видел это даже не глазами, а разумом. Но легче от сознания этого не становилось. Безмерный ужас и красота небытия – вот что обрушилось на него в этот миг. Реальность вокруг него менялась, ускользала, разрушала привычную форму и цвет, чтобы через мгновение создать нечто новое. Смерть и возрождение материи, трансформация мерности – ему казалось знакомым все происходящее, но он не знал, откуда могут взяться подобные воспоминания.

Все было как всегда, но разве так уже было? Тогда, очень давно, еще до его рождения в этом мире. Но разве можно помнить то, что происходило до рождения? Наверное, раз он помнил. Вернее, даже не помнил. Просто знал. Снова это пресловутое «эхо жизни», вечный спутник Темного странника. То, что так часто побуждает «брошенного» задумываться о том, кто он, и снова, как всегда, отправляться в путь. Только вот двигался ли он сейчас? В одно и то же мгновение ему казалось, что он движется вперед и отступает назад, что его возносит к небесной выси и вдавливает в болотную жижу под ногами, но какие чувства были реальными, а какие ложными, разум, испуганно мечущийся в окружившей его НЕРЕАЛЬНОСТИ, определить не мог. Время остановилось. Хотя нет – время невозможно остановить. Просто хрустально чистые воды бытия превратились внезапно в тягучую, вязкую массу, похожую на ту самую болотную жижу, сквозь которую еще совсем недавно пробирался Кондор.

А затем – словно ничего и не было. Он снова стоял в темном ночном лесу, укутанном легкой дымкой тумана. Впрочем, стоп! Что значит в лесу? Почему это он оказался в лесу? Куда подевалось его «любимое» болото, интересно знать? Теперь его окружали высоченные деревья с неимоверно длинными лентовидными листьями грязно-бурого цвета, землю устилал ковер из низкорослых папоротников и стреловидных хвощей, всюду свисали бесконечные плети лиан, покрытых мелкими белыми цветами. Изумрудными искорками блестел густой мох, облюбовавший себе уютное местечко на старом трухлявом пне. Все это казалось чудесным и восхитительным. Но все это было ЧУЖИМ! Растения, запахи, звуки, которых оказалось гораздо больше, чем на полусонном болоте, неожиданно сгинувшем в небытии. Даже небо, которое не зияло здесь черным бездонным провалом с яркими прорехами звезд, а непрерывно переливалось всеми цветами радуги, было совершенно чуждым ему. А возвышающийся над деревьями, частично заслоняя собой небосвод, огромный шпиль скалы, на вершине которой примостилось то ли гигантское дерево, то ли отломившийся, но так и не рухнувший вниз обломок породы, только довершал необычную картину. Слишком уж ровной и симметричной была эта скала. Словно и не скала вовсе, а гигантская башня. Огромная. Гораздо выше тех, что Кондор привык видеть, путешествуя по Киштыру.

Куда же он попал, шагнув в призрачное НЕЧТО? Чем была эта стена?

Стена!

Испуганно обернувшись, Кондор вгляделся в туман и не обнаружил ее! И вот это было уже невесело. Оставаться здесь, где бы это «здесь» ни находилось, у него никакого желания не возникало, даже учитывая то, что здесь было значительно суше и теплее, чем на Плешивом болоте. Ему вдруг страстно захотелось назад. Только бы не возникло проблемы с возвращением. Желание проводить еще какие-либо эксперименты мгновенно улетучилось. Стоило лишь взглянуть на фиолетовое, с красными разводами и зелеными вкраплениями небо, как оно начинало давить на него, пробуждая в душе робкие ростки того, что обычный человек назвал бы паникой. Ко всему прочему, у него вдруг появилось стойкое ощущение, что за ним пристально наблюдают. И не просто наблюдают. Оценивают! Такого с ним не случалось уже очень давно. Неприятное чувство, надо сказать. Руки Странника машинально сжали «Дишмед», приводя посох в состояние полной боевой готовности. В это мгновение рядом, буквально в нескольких шагах от него раздался тяжелый и прерывистый вздох. Вздрогнув скорее от неожиданности, чем от страха, Странник осмотрелся, моментально весь обратившись в зрение и слух и стараясь как можно тщательнее прощупать окружающее его пространство. Если рядом находится враг, он должен узнать об этом раньше, чем тот нападет. Но ничего, пустота. Птицы, насекомые, грызуны, ящерки… Может, просто разыгралось взбудораженное воображение? Или же попробовать «змеиный глаз»?

Кондор невольно поморщился, вспоминая ощущения, связанные со «змеиным глазом». Он никогда не питал особой симпатии к такому виду зрения, хотя и не отрицал его полезности в некоторых ситуациях, подобных этой. Вся неприятность заключалась в том, что на время использования «змеиного глаза» ему приходилось слепнуть. Точнее, отключать зрительные нервы, заставляя тем самым работать «третий глаз», при помощи которого, кстати сказать, Странник всегда неважно ориентировался в пространстве. Но попробовать стоило. В любом случае, если где-то в лесу затаился враг, «змеиный глаз» позволит ему заметить опасность вовремя. Сделав еще один шаг назад, Кондор вздохнул и зажмурился, пытаясь как можно быстрее перевести свое зрение в инфракрасный режим, однако увидеть так ничего и не успел. Внезапно его тело вновь потеряло обретенную было чувствительность, а пространство поплыло, причем видел он это даже сквозь плотно сомкнутые веки, словно они обесцветились и стали прозрачными. И снова невозможно было понять – двигается он или стоит на месте. И снова замедлил свой ход бесконечный поток времени. И, как несколько минут назад, его тело вновь растворилось в пустоте, став искрой среди вечного «ничто».

А потом он открыл глаза, глядя на туманную пелену, покрывающую его следы, что вели из трясины на покрытый облезлым лишайником берег. За спиной снова вибрировала и переливалась стена воздуха, а вокруг, насколько хватало глаз, тянулись укрытые тьмой и испарениями Плешивые болота. Не было больше странных деревьев, не заслоняла переливающийся всеми цветами радуги небосвод гигантская скала с расщепленной вершиной. Наваждение исчезло. Все снова было как прежде. Сыро и мерзко. Как бывает на болотах. По ночам, да и не только.

– Проклятое место, – прошептал ошеломленный произошедшим Кондор. И не оборачиваясь побрел прочь.

ГЛАВА 11

В кабинете было сумрачно и тихо. Такое случалось не каждый вечер, а лишь когда по окончании рабочего дня Антар Сибау, председатель совета Независимого энергетического конгломерата закрывался в кабинете, строго приказав никого к нему не впускать, и закуривал сигару – одну из немногих, что остались у него с давних времен. Когда-то он курил сигареты, смолил, как говорится, по пачке в день и даже не думал бросать. Затем наносинтетическое тело баскопа само отучило его от этой пагубной привычки, но, как только он вновь вернулся в человеческую оболочку, тяга к табаку вспыхнула с новой силой. В Лиитании табак не произрастал, но запрещен не был и успешно импортировался из нескольких вариантов предприимчивыми торговцами. Не пожелав опускаться до прежнего уровня, Антар заказал себе партию сигар высшего качества. С тех пор только их и курил. Сейчас в изящной деревянной шкатулке осталось всего четыре металлических цилиндра с великолепными ароматными сигарами внутри. Курил Антар редко, но сегодня был особый день. И вот он сидел в полной тишине, полумраке и одиночестве, наслаждаясь терпким ароматом табака и вытаскивая из памяти то немногое, что связывало его с прошлым, давно канувшим в небытие.

Воспоминания словно вспышки падающих звезд – одно ярче, другое тусклее. И связывает их лишь одно – тепло, которое они приносят с собой. Тогда, много лет назад, он был молод и горяч, работал сначала баскопом, а затем активным наблюдателем НРП. Интересное время, лихое. Помнится, он перешел из СКОП в НРП сразу после ареста Андро Джаглареда, старшего смотрителя Службы контроля, обвиненного в тайном сговоре с Силдоном Фиором Крейдом, готовившим переворот и свержение Ишрара. Много голов покатилось тогда, а он, уставший от всей этой суеты, спокойно прошел рибермацию и по личной просьбе переведен в подчинение НРП. Хорошее было время. Неспокойное, жестокое, но хорошее. Гораздо лучше, чем теперь. Прослужив двадцать лет в НРП, он ушел и оттуда, перешел в бизнес. Карабкался как только мог, рушил любые преграды, возникшие на его пути, став в итоге тем, кем являлся сейчас – председателем совета Независимого энергетического конгломерата.

Все изменилось, когда умерла его жена, оставив у него на руках маленькую дочку. Боль от потери любимого человека оказалась такой нестерпимой, что он даже не почувствовал, как его сердце медленно превращается в камень, а тот огонь, что горел в его груди, – в жгучий лед. Шарот заметила перемену первой, но что могла сделать маленькая девочка, изо дня в день наблюдающая боль отца. Тогда она не понимала, почему мама умерла и ее невозможно вернуть назад. Потом она подросла, и отец объяснил ей. Она ужаснулась, но сделала вид, будто снова не поняла, ибо слишком жестока была эта правда. После того разговора она больше ни разу не возвращалась к этой теме, а сам отец не стремился затронуть ее. Это было так давно, казалось, вечность назад. Теперь Шарот выросла и, несмотря на все протесты отца, скинула оболочку из плоти, облачившись в могучее наносинтетическое одеяние боевого агента Службы контроля и охраны параллелей. Она выросла достойной дочерью своего отца, настырной, упорной и целеустремленной, каким был когда-то он. Именно поэтому сейчас, нарушив все уровни защиты, она прошла прямо сквозь голограмму секретарши, беспардонно ворвавшись в кабинет Антара.

– Отец, надо срочно поговорить! – прямо с порога начала она.

Антар, не ожидавший визитеров, едва не подавился дымом, но вовремя выдохнул и проговорил рассерженно, но не зло, скорее показывая отцовскую строгость, чем чиновную нетерпимость:

– Шарот Хелко, соблюдайте субординацию! – И уже тише, словно боясь, что его кто-то услышит: – Какого дьявола ты здесь делаешь в такое время?!

Как только радужная пыль за спиной Шарот уплотнилась, вновь став дверью, девушка быстро пересекла кабинет Антара и, не спрашивая разрешения, плюхнулась в одно из кресел за столом для совещаний.

– Присаживайся, дочка, – уже более сухо и негостеприимно проговорил Антар, понимая, что разговор предстоит не из легких.

– Прекрати, папа, я уже сижу, – проворчала Шарот.

– Я вижу. И что дальше? – спокойно поинтересовался Антар, хотя уже знал, о чем будет спрашивать дочь. Он не ошибся.

– Что дальше?! – Шарот ядовито сощурилась, криво улыбнулась. – Что же дальше? Дай-ка подумать… Наверное, небольшой разговор. Я задам пару вопросов, ты дашь пару ответов.

– Спрашивай. Я отвечу на любые твои вопросы, на которые имею право ответить, – согласился Антар.

– Хорошо, – кивнула Шарот. – Хочу у тебя спросить: что происходит, отец? Совсем недавно Институт физики Спектра получил два рапорта – мой и Вурба Миратисты, где подробно описывалась обнаруженная нами бинарная язва в варианте восемьсот семьдесят один, пятьдесят три. Но, как я выяснила, эти рапорты никто так и не изучил. И все потому, что они просто исчезли из базы данных ИФС. Более того – Вурб Миратиста, единственный, если не считать меня, свидетель и непосредственный участник событий, совершенно неожиданным образом умер. Снес себе голову из собственного «Килтрона». Конечно, ты сейчас скажешь, что по статистике два процента боевых агентов склонны к суициду, эту склонность не выявляют даже психотесты, но я-то знаю Вурба – незачем ему было так круто менять свою жизнь. Но и это еще не все! Данные по бинарной язве, хранившиеся у меня и у Вурба, исчезли, словно их никогда не существовало. Ни единой копии. Даже мой глоск пуст!

– Ты хочешь сказать, что я к этому как-то причастен? – спокойно осведомился Антар.

– А я ошибаюсь? – едко ответила вопросом на вопрос Шарот. Речь ее была сумбурна и сбивчива, словно в нескольких фразах она хотела выразить все, накопившееся в ее душе за те несколько часов, что она провела, анализируя происходящее. – В моем рапорте упоминалось оборудование, замеченное нами возле бинарной язвы. Собственность НЭК. И не говори, что ты не в курсе. Ты знаешь, что я очень неплохой аналитик. Мне кажется, что я не последовала примеру Вурба и не снесла себе голову только потому, что я твоя дочь и насчет меня поступил особый приказ.

– Шарот Хелко, поосторожнее со словами! – Голос Антара Сибау приобрел официальное звучание. – Ваши обвинения беспочвенны!

– Возможно, папочка. Кстати, ты в курсе, что сегодня меня сняли с оперативной работы и перевели на локальный контроль в параллель шестьсот сорок три, пятьдесят девять? Так что я больше не боевой агент. Я теперь внутренний страж!

– А разве это плохо? – вяло удивился председатель совета НЭК. – Никаких нервов, никакой стрельбы, и все перемещения ограничены пределами одного измерения.

– К псам локальный контроль! – взорвалась Шарот. – Ты либо глух, либо туп, либо умело притворяешься и тем и другим. Вурб Миратиста мертв, информация исчезла, а меня убирают подальше, с глаз долой, чтобы я не натворила еще чего. Кстати, в вариант, где мы обнаружили бинарную язву, больше не попасть. Вы установили технический карантин. Очень умный ход. И довольно своевременный. Я даже не могу пройти туда, чтобы снять повторные данные. Что происходит, папа?!

– Проводятся испытания нового оборудования. И мы не можем рисковать, оставляя параллель открытой. Ты и сама прекрасно знаешь, как в наши дни популярен промышленный шпионаж. Потерпи десять дней, и ты получишь полный доступ, – спокойно объяснил настырной дочери Антар. Действительно, аналитические способности Шарот были на высоте, Антар знал это и раньше. Но почему одним из двоих баскопов, заметивших язву, оказалась именно она?! Насколько проще было бы «поговорить» с ней, как с Вурбом Миратистой, не будь она его дочерью.

– Когда ты научился лгать своим близким, папочка?! – зло проговорила Шарот. – Или я ошибаюсь и ты уже не мой отец? Потому что я не узнаю в тебе человека, которого знаю всю жизнь.

Антар опустил голову, спокойно затушил о край пепельницы сигару, после чего прошептал едва слышно, но достаточно для тонкого слуха его строптивой дочери:

– Убирайся прочь!

– Что? – Шарот показалось, что она ослышалась.

– Вон отсюда, Шарот! – теперь почти проорал Антар, заставив дочь вздрогнуть. – Вон! И не приходи, пока не выбьешь из головы всю дурь, что напихала туда! Убирайся! Не желаю видеть тебя!

Шарот встала. Будь кресло, в котором она сидела, не таким тяжелым, оно, без всякого сомнения, отлетело бы к стене. А так лишь опрокинулось на пол.

– Спасибо, папочка, за столь милую беседу. Я многое почерпнула из нашего разговора. И знаешь что? Я действительно думаю, что жива до сих пор по одной-единственной причине – у тебя не хватило духу отдать приказ на ликвидацию собственной дочери. Я права?

– Вон! – в последний раз проорал Антар, но Шарот, не дожидаясь ответа, уже сама направилась к двери.

– До встречи, отец, – проговорила Шарот уже на пороге, стоя в радужной пыли открытой двери. – Если, конечно, ты не передумаешь и меня не найдут с простреленным черепом.

Шарот сделала шаг наружу. Продержавшись положенное ей время, дверь уплотнилась, отгораживая кабинет председателя совета НЭК от внешнего мира. Антар снова остался один. Только настроение у него был теперь совершенно другое.

«Офис памяти», – проговорил он. – Активировать образ номер триста двадцать семь.

Воздух посреди кабинета исказился, замерцал и превратился в изображение молодой женщины. Некоторое время Антар молча смотрел на квазимолекулярный голографический образ своей жены, после чего печально проговорил:

– Если бы ты только знала, милая, во что я превратился за эти годы одиночества. Если бы ты видела, чем стала наша дочь. Она забыла. Забыла, какой сегодня день. И некому ей напомнить. Как же мне не хватает тебя.

Женщина взглянула на него, не меняя выражения лица. Бесплотные губы прошептали:

– Я люблю тебя.

– С днем рождения, милая, – тихо проговорил Антар, отворачиваясь и вручную отключая «Офис памяти».