Текст книги "Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина"

Моя новая Конституция будет цифровой

В общем, пока другие правят мою Конституцию, я решил написать новую – цифровую.

Ведь мы уже давно живем в тотально цифровом мире. Просто это еще до конца не поняли и – тем более – не урегулировали. Мы пока не успеваем создавать какие-то рамки для «дикого цифрового капитализма», для защиты прав и свобод виртуальной личности, для обеспечения суверенитета государств в киберпространстве. Идет своего рода бег наперегонки между цифровым миром и обычным миром: кто кого контролирует, кто кем управляет. И пока обычный мир проигрывает.

Технологии – они ни хороши, ни плохи. Вопрос в том, как их использовать. Лично я считаю, что многие информационные технологии – Big Data, облачные технологии, блокчейн, смарт-контракты и другие – открывают окно возможностей для повышения эффективности государственного управления. Чуть позже расскажу, как еще тридцать лет назад внедрение в общем-то несложной системы электронного голосования на съездах народных депутатов СССР и РСФСР радикально изменило политическую систему страны.

А сейчас акцентирую – мы страшно опаздываем с наведением порядка в цифровом мире, и надо срочно писать для него конституцию!

С чего начать?

Очевидно, что в виртуальном мире, как и в реальном, должны соблюдаться основные конституционные права и свободы человека и гражданина, включая право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну; на свободу и личную неприкосновенность; на равенство всех перед законом и судом и так далее. Если пофантазировать, то даже статья, гарантирующая неприкосновенность жилища, может найти свое «виртуальное выражение» применительно к сетевым аккаунтам или персональным сайтам цифровой личности.

В цифровом мире, как и в мире реальном, одной из важнейших является проблема соотнесения прав личности, общества и государства, а также иерархии интересов в этом «треугольнике». Понятно, что от того, какой, образно говоря, «угол» будет стоять на вершине, такой виртуальный политический режим будет функционировать в глобальном цифровом мире, либо его суверенной части, которую национальные правительства пытаются «выгородить» своими защитными файерволами.

Не зря европейский «Общий регламент по защите данных»[30]30
  General Data Protection Regulation, 2018.


[Закрыть] требует «вернуть контроль гражданам над их персональными данными». А в Китае, где во главу угла поставлены интересы государства, процесс пошел по пути создания тотальной цифровой системы регулирования – не только жизни общества в целом, но и жизни буквально каждого. Теперь граждане борются за «лайки» от государства для поддержания индивидуального социального рейтинга на должном уровне, иначе не видать им выезда за границу, продвижения на руководящие должности, образования в хороших университетах, обедов в приличных ресторанах и прочих «социальных бонусов». Причем выстраивается система тотальной «круговой поруки», при которой будут невозможны никакие «цветные революции» и даже минимальная критика в адрес правительства, поскольку за любое критическое высказывание рейтинговые баллы будут сниматься не только у того, кто показал себя оппозиционером, но и у всех, кто находится с этим гражданином даже в самом отдаленном виртуальном контакте.

Но если китайское руководство открыто заявляет о своих намерениях и действиях, то корпорации, использующие цифровые технологии, делают это тайно, но не менее масштабно. Мы уже привыкли к назойливой целевой рекламе, для создания которой без нашего ведома используется персональная информация (включая содержание поисковых запросов). Мы привычно ставим фильтры на компьютерный спам и уже перестали удивляться очередным новостям об утечках банковской информации или налоговых баз данных.

Все эти события далеко не безобидны. Хотя цифровизация и цифровые технологии сами по себе этически нейтральны, вопрос в том, для каких целей и в чьих интересах они используются. А это уже сфера правового регулирования.

К примеру, цифровые защищенные деньги – это удобно. Однако анонимность этого инструмента и «иммунитет» в отношении юрисдикции конкретных государств недопустимы, поскольку в результате будет создана очередная финансовая пирамида, население потеряет деньги, а государство – суверенитет. Эти риски должны быть исключены на правовом и программном уровне.

Распределенные сети также полезны и очень эффективны. Однако операторы этих систем должны быть подконтрольны, а достоверность циркулирующей информации должна быть гарантирована.

В общем, нравится нам это или нет, но тотальную цифровизацию общества и всех его систем, включая личную жизнь, уже невозможно остановить. Конечно, можно пойти по пути луддитов, которые пытались остановить прогресс, уничтожая станки и машины. Но в итоге они проиграли. Поэтому сегодня вместо того, чтобы противостоять объективному развитию событий, надо ускоренными темпами создавать механизмы защиты личности, ее базовых прав и свобод, и в том числе конституционных, в новой тотальной цифровой среде.

В принципе, подобные попытки были. Французы пытались написать что-то вроде Всеобщей декларации прав человека для цифрового мира. Но дело даже до дискуссий не дошло.

Поэтому, я уверен, именно Россия должна стать первопроходцем и написать первую в мире «Цифровую Конституцию». Я постоянно над этим думаю, потому что задача очень непростая. Настоящий вызов и для теории, и для практики.

Во-первых, есть множество нерешенных вопросов, которые носят даже не теоретико-правовой, а философский характер.

Например, как соотносятся права виртуальной и реальной личности? Каким может быть «базовый набор» прав и свобод виртуальной личности и виртуального гражданина? Как их определить применительно к цифровой реальности? Поскольку цифровой мир не имеет границ, то каким образом можно добиться хотя бы минимального единства в представлениях о системе ценностей и их иерархии или о соотношении свободы и безопасности? Ведь то, что в одной традиции представляется всеобщим благом, в другой понимается как вселенское зло. Таких сущностных вопросов множество.

Безусловно, можно ограничиться «Цифровой Конституцией», действующей в рамках российского сегмента интернета. Однако даже в российском обществе представления и ожидания людей в отношении цифрового мира очень различны. А что уж говорить о различиях в интересах и подходах общества и государства?

Во-вторых, есть множество вопросов к технологической стороне реализации «Цифровой Конституции». Каким образом, какими технологическими средствами конституционные права и свободы могут быть гарантированы в цифровом пространстве? На сегодняшний день технологии чаще используются для фактического нарушения этих прав, чем для их гарантий.

Не менее важно обеспечить правовыми и технологическими средствами гарантии раскрытия данных о владельцах сетевых ресурсов и дать возможности внешнего контроля со стороны общества за деятельностью цифровых корпораций. В сложившейся на сегодняшний день ситуации возник явный дисбаланс: об обычных цифровых гражданах известно буквально всё, а о «цифровых магнатах» неизвестно практически ничего.

Одна из ключевых задач: дать гражданам возможность по первому запросу получать сведения о том, какие операции на текущий момент производятся с их персональной информацией; каким образом и с какими целями она накапливается, обрабатывается и передается. Причем важно получать ответы не «в общем и целом», а в режиме реального времени: что происходит в текущий момент с персональными данными человека, кто и как ими пользуется?

Для решения всех этих проблем потребуется совместная работа ученых самых разных специальностей, включая компьютерщиков.

Уверен, давно настало время не просто фантазировать на тему «Цифровой Конституции», но формулировать конкретные идеи и предложения. У России есть все необходимое, чтобы не только первой в мире создать собственную суверенную «Цифровую Конституцию», но и стать инициатором международной конвенции о гарантиях и защите прав человека в цифровом мире, к которой должны присоединиться все страны – члены ООН.

Как простенький цифровой алгоритм изменил политическую систему в СССР

Вот, написал я, что мы можем не успеть с нормальной многопартийностью и нормальным парламентом, потому как на дворе цифровая революция и депутатский институт исчезнет, как мамонты с лица земли, и понял, что надо бы объясниться поподробнее.

О чем это я?

Для начала, пожалуй, вернусь немножко назад и расскажу, как электронная система голосования изменила политическую систему СССР, а потом и России.

Дело было в 1989 году.

Я тогда постоянно продвигал идею, что право должно стать той областью гуманитарного знания, которая подлежит алгоритмизированию и автоматизации. Поскольку я был руководителем лаборатории правовой информатики и кибернетики в МГУ, то, кажется, с подачи Константина Лубенченко, Анатолий Лукьянов пригласил меня в аппарат Верховного Совета СССР. И там я вместе с ленинградскими программистами стал создавать для Съезда народных депутатов СССР и союзного парламента первую в стране систему электронного голосования. Потом аналогичный проект мы делали для Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР.

В работе съезда участвовали 2250 делегатов, времена единогласного одобрения остались в прошлом, а считать голоса вручную, по головам, было очень неудобно. Вдобавок постоянно бы возникал вопрос: а кто считал и честно ли считали? И поскольку бесконечно вставала тема доверия к результатам голосования и точности подсчета голосов, то мы придумали решить проблему с помощью современных технологий. И тогда руководство КПСС приняло решение о создании для Съезда народных депутатов СССР электронной системы голосования. В те времена компьютерам еще верили больше, чем самим себе.

То, что случилось потом, можно назвать «электронной революцией». Неожиданно для всех, включая меня, наша элементарная с технической, программной, алгоритмической точек зрения система произвела настоящий политический переворот. Думаю, что если бы те, кто в СССР решил внедрить идею электронного подсчета голосов, понимали, к чему это приведет, то депутаты голосовали бы до сих пор поднятием рук или бюллетеней.

В основе придуманной нами системы голосования лежала интересная идея. Смысл ее состоял в том, что норма права, норма закона, если к ней относиться профессионально, – это очень жесткая логическая конструкция. Юристы знают, что в ней имеется всего три элемента: гипотеза, диспозиция, санкция. И все они связаны между собой логическими функциями. Получается, что профессиональный юридический язык – едва ли не единственный язык, поддающийся алгоритму.

Исходя из этой позиции, я создал в МГУ лабораторию, а потом и обучающую экспертную программу. А человек, которому политбюро ЦК КПСС поручило создать электронную систему голосования, – Анатолий Иванович Лукьянов – вскоре стал председателем Верховного Совета СССР. Он в свое время заканчивал юрфак МГУ и, конечно, числился у нас в почетных членах, появлялся иногда на кафедре, на каких-то больших факультетских мероприятиях. В общем, он узнал, что при кафедре государственного права и строительства уже не первый год работает лаборатория правовой информатики и кибернетики, и пригласил меня.

Так или иначе, была создана команда, куда вошли программисты и математики из Ленинграда во главе с Александром Евгеньевичем Коршуновым и я. Мне поручили написать юридическую часть алгоритма голосования на съезде. То есть специалисты-электронщики должны были определить, какая нужна техника, какое быстродействие, какой процессор, какая защита… А мне надо было сформулировать и поставить им задачу: с какой целью и как должно работать на съезде все это «железо» и программы.

Это как раз была моя работа – к тому времени я уже, что называется, собаку съел, занимаясь изучением организации работы парламентов в сложных, то есть федеративных, государствах, где есть две палаты со своими регламентами, система взаимодействия между ними, особенности движения документов в законодательном процессе и так далее. Это была моя профессия. И задача моя состояла в том, чтобы описать русским языком (не математическим), как проходит процесс голосования: по каким вопросам требуется тайное, по каким – открытое, как считать голоса: от общего списка или от участвовавших в голосовании, как проводить тестовое голосование, какова роль ведущего голосование. И так далее.

Немного забегая вперед, скажу, что, когда мы эту систему создали, я почти год сидел за спиной, точнее сбоку, с левой стороны Президиума Верховного Совета СССР (потому что рядом со мной сидел Александр Коршунов или кто-то из технарей, которые отвечали за то, чтобы система не сбоила) и следил за тем, чтобы был правильно выбран режим голосования с юридической точки зрения, с точки зрения Конституции и регламента.

А дальше… Дальше шла работа по созданию этого самого алгоритма. Как сейчас помню, нам выделили небольшое помещение на третьем этаже в здании, где была приемная Президиума Верховного Совета СССР и размещался его аппарат. Так вот, все поверхности в этой комнате покрывали огромные склеенные листы ватмана, на которых мы старательно отрисовывали наши схемы. Сама по себе это была страшно интересная работа.

В итоге система была создана. После чего у каждого делегата на столе появилось четыре кнопки: «за», «против», «воздержался» и «не голосовал». Но последняя кнопка оказалась не очень-то и нужна. Режим «не голосовал» фиксировался автоматически.

После первого же голосования оказалось, что эпохе «одобрямс», когда две тысячи человек дружно поднимали руки, а председательствующий говорил «Решение принято единогласно!», пришел конец. Почему? Да потому что благодаря электронной системе каждый голос перестал быть безымянным. Теперь вся страна практически мгновенно могла узнать, кто конкретно, как и за что либо против чего голосует.

Результаты голосования стали персональными, публичными и доступными общественности едва ли не в режиме реального времени. Мои ровесники помнят, как во время работы съезда каждый день в стране начинался с того, что в газетах публиковались, а в теленовостях показывались на весь экран таблицы, где напротив фамилий депутатов стояли голосования: «за» – плюс, «против» – минус, «не голосовал» или «воздержался» – нолик. И вся страна, все люди знали, какой вопрос накануне обсуждался и как конкретно проголосовал тот самый Иван Петрович, которому они отдали свой голос: за или против собственности на землю, за или против отмены всевластия КПСС…

Ведь заседания съездов транслировались в прямом эфире – по радио и телевидению. И можно было видеть прохожих, которые застывали перед витринами магазинов, торгующих телевизорами, потому что экраны «показывали съезд».

И тут депутаты осознали, что теперь они зависят не от указаний партии, а от своих избирателей. Потому что им рано или поздно придется ехать в свои округа, отчитываться перед избирателями о проделанной работе и объяснять, почему проголосовал не так, как люди хотели. В конце концов, ведь потом придется переизбираться, а это уже серьезно. И оказалось, что партийный билет в кармане – совсем не главный документ. Главное – это мнение тех, кто отдал тебе свой голос, чьи интересы ты представляешь.

И это при том, что среди депутатов подавляющее большинство были коммунисты. Тем не менее голосовали они не по указке партии, не в соответствии с партийной дисциплиной, а по совести – так, как от них ждали избиратели. Коммунисты проголосовали и за многопартийность, и за частную собственность, и за свободу мысли…

Именно поэтому я считаю, что самая элементарная, самая тривиальная электронная система голосования взяла и в одно мгновение поменяла политическую систему страны.

Разве нет?

Вся власть – блокчейну!

А теперь из прошлого – прямая параллель с днем сегодняшним.

По историческим меркам вчера мы легли спать в нормальном мире, а сегодня проснулись в тотально цифровом. Настолько стремительно новые технологии меняют всё вокруг, причем не только наш быт и привычки, но также институты государства и государственного управления. Мы просто этого не замечаем, увлеченные удобствами новых цифровых сервисов, красотой гаджетов и услужливостью ботов. Но давайте вынырнем на минуточку из ласкового цифрового океана, оглядимся и попробуем понять, как изменится в будущем, вернее, как меняется уже сегодня не только наша обычная жизнь, но все процессы в политике и управлении.

Как известно, в России количество интернет-пользователей по разным данным составляет почти 80% населения. То есть четыре пятых населения уже охвачены интернетом и соцсетями. Сегодня наша страна находится на восьмом месте в мире по проникновению интернета. А это значит, что цифровая трансформация политической системы уже происходит.

Каким образом?

Тема слишком обширная, поэтому изложу только несколько позиций, которые представляются мне важными. И первая из них – рост прямой демократии.

Мы все знаем, что в маленькой Швейцарии чуть ли не каждую неделю проходит референдум по любому вопросу, который затрагивает больше чем трех человек: поднять или снизить налоги, построить ли мост через речку, поставить ли новый светофор и так далее. А в нынешних условиях, когда повсюду интернет, так и вообще можно голосовать каждый день, не выходя из дому.

Нравится это кому-то или нет, но в данном случае мы видим реальное, прямое народовластие. К которому и нам надо стремиться. Мне постоянно возражают: сравнили – где маленькая Швейцария и где необъятная Россия. Там легко референдум организовать. А в России – от Москвы до самых до окраин – сложно, накладно, да и ни к чему. Люди сами голосовать по каждой мелочи не захотят.

Проводить референдумы у нас в стране – это очень дорогое удовольствие. Вот, к примеру, расходы на референдум 2020 года за поправки в Конституцию Центральная избирательная комиссия оценила примерно в 14 миллиардов рублей, а независимые аналитики говорят о 30 миллиардах. Если подумать, то это годовой бюджет целой республики, вроде Хакасии, Тывы или Ингушетии. Так что, когда примерно к 1996 году острота политического кризиса сошла на нет, референдумами у нас больше не «злоупотребляют».

Но буквально год-два назад достигла своей зрелости такая информационная технология, как блокчейн. В чем, не вдаваясь в детали и лишние подробности, состоит ее смысл? В том, что блокчейн – это своеобразный электронный дневник, в котором содержится вся цепочка блоков данных, связанных с какой-нибудь информацией, например о финансовых сделках. Блоки так устроены, что попытка изменить информацию в одном из них потребует изменений во всей цепочке. Но это тоже невозможно, потому что копии такого дневника хранятся на множестве случайно выбранных компьютеров по всему миру.

Применительно к системе голосования важно то, что использование технологии блокчейна помогает хранить в неизменном виде информацию о том, как голосовал конкретный человек. И никто и никак не сможет «подправить» волеизъявление голосующего. Любая попытка исказить результаты – бессмысленна и просто невозможна.

А это значит, что такая система дает избирателю гарантии, что его «цифровую волю» никто не сможет проигнорировать или подтасовать. То есть использование технологий блокчейна рождает доверие к результатам голосования. А значит, что технологически мы готовы к тому, чтобы решать важнейшие вопросы, касающиеся интересов общества и государства, путем референдума с использованием интернета и новейших технологий. Для начала совсем не обязательно проводить общенациональное голосование. Это может быть референдум городской или любого другого территориального образования. Кстати, в сентябре 2019 года выборы в Москве впервые прошли с использованием технологии блокчейна. В экспериментальном режиме, но тем не менее. А 1 июля 2020 года та же Москва и Нижний Новгород использовали электронные (дистанционные) технологии при голосовании по поправкам в Конституцию. А в сентябре 2021-го эта технология была применена на федеральном уровне – на выборах в Госдуму.

Что из этого следует?

А то, что с внедрением блокчейн-технологий нам уже не нужно делегировать свои полномочия депутатам – можно по всем важнейшим вопросам голосовать самим. Референдумы в онлайн-режиме можно проводить чуть ли не каждый день и без особых затрат. Так возникает совсем другая система выражения и канализации интересов – политических, экономических, финансовых. То есть информационные технологии снова изменяют политическую систему, снижая роль парламента и выводя на первый план механизмы прямой демократии. И тогда вторая статья нашей Конституции, где черным по белому написано, что власть принадлежит народу, который осуществляет ее непосредственно или через своих представителей, совсем по-другому заиграет.

А если перейти к практике, то начать бы я, конечно, предложил с местного самоуправления, с региональных референдумов. Можно даже представить себе цифровые митинги с лозунгом вроде: «Вся власть – блокчейну!» Примерно так, как в свое время звучало: «Вся власть – Советам!»

Мне могут резонно возразить, что вряд ли так скоро это случится, потому что депутаты будут против. Кто бы сомневался!

Но история показывает, что развитие идет по спирали. И то, что было забыто на одном витке, вернется на следующем. Можно сказать, что в своем нынешнем виде парламент будет не нужен. Как минимум отмирают его законотворческие функции. А завтра, на новом витке, мы имеем шанс вернуть этот институт к тому, ради чего он был создан в 1265 году в Англии. Самый ранний английский парламент не писал законы и не принимал их. Он контролировал, куда идут деньги, собранные с граждан государством в лице короля с помощью налогов, контролировал деньги и казну королевского правительства. И я твердо убежден – это именно то, чем надо сегодня заняться нашим народным избранникам. Потому что именно эта функция – контроль за исполнительной властью от лица граждан – является важнейшей для современного общества. Для того, чтобы национальные проекты достигали поставленных целей. Для того, чтобы государственный бюджет расходовался мудро и эффективно. А развитие технологий поможет усилить объем, глубину и качество парламентского контроля. Я уже говорил, что движение финансов уже сейчас можно контролировать в режиме реального времени. Просто эти функции разбросаны по разным ведомствам. Если их соединить с мониторингом реализации проектов, с оценкой эффективности результатов, то у парламента в руках будет самый мощный инструмент власти.

Что же касается законотворчества, то писать тексты законов должны профессионалы. Парламент может их только обсуждать, а потом выносить на всенародное голосование, на референдум, основанный на той же технологии блокчейна.

Кстати, я совсем не случайно затронул здесь эту животрепещущую тему. Именно этим я сейчас занимаюсь на своем факультете – в Высшей школе государственного аудита МГУ. Мы даже создали специальный центр. И я постараюсь сделать все, чтобы в этом вопросе моя страна, выражаясь словами из песни Юрия Визбора, оказалась, как и в области балета, «впереди планеты всей». Шутки шутками, но тема эта на самом деле очень даже серьезная. Самое печальное (и я это прекрасно понимаю), что сопротивление идее будет возрастать, как только люди во власти поймут, что результатом будет другая политическая система, в которой их сильно потеснят с занимаемых позиций. Ну, ничего. Когда люди поймут, что могут сами решать все вопросы, причем опять же в привычной для себя среде – в интернете, в сетях, все станет по-другому!

Скажете – фантазии?

Нет, не фантазии, каким бы удивительным это ни казалось. Это реальные знания, логика и строгий математический расчет. Конечно, в цифровом мире имеются свои проблемы. Хотя бы та, что он в принципе не знает границ. Ну не может цифровое общество остановиться на границе России и Украины или Калининградской области и Польши. Цифровые технологии по сути своей глобальны, как бы мы ни «выгораживали» в киберпространстве свои границы. Поэтому, чтобы найти решение данной проблемы, потребуется совершенно другая система международного права.

В общем, отмахнуться от того, что диктует время, нельзя. Поэтому у власти имеется только один путь: возглавить процесс цифровой модернизации политической системы. Если она этого не сделает или, напротив, попытается противодействовать запретами, то рано или поздно проиграет. Поэтому я рассчитываю на здравый смысл наших политиков.