Текст книги "Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина"

Воздух пах свободой

Возможно, это звучит слишком поэтично, но, вспоминая то время, я ощущаю в воздухе аромат свободы. Да, было такое чувство, что все плохое уже в прошлом, что люди и страна никогда не станут прежними, что они стряхнули с себя многолетний страх и смело пошли вперед. Политика интересовала всех. Люди жаждали общения, готовы были слушать тех, кому было что сказать, часами. Я помню три собрания, когда нас выдвигали в депутаты. Так на этих собраниях в огромных актовых залах предприятий собиралось до полутора тысяч участников. Люди если не на люстрах висели, то на балконах гроздьями. Это точно. Они слушали и обсуждали кандидатов где-то с семи вечера и до одиннадцати, а то и за полночь засиживались. Причем на последнем этапе кандидаты выступали все вместе и публично. Понимаете, это были настоящие политические дебаты. Не срежиссированные, не фиктивные, не театр какой-нибудь. Именно дебаты! Короткое выступление, вопросы, обмен мнениями. Самая тяжелая стадия: ответы на вопросы из зала. И это запомнилось. Вообще удивительно, что тогда люди могли искать, сравнивать, выбирать, думать, в конце концов, прежде чем принять окончательное решение. И это после семидесяти лет жесткого прессинга со стороны власти, государства, которое, казалось бы, окончательно отбило у людей тягу к любой политической активности и сознательности. И это было потрясающе. У меня до сих пор мурашки по спине.

И космонавты, и спортсмены, и шахматисты, и партийные и комсомольские работники, и военачальники, и герои космоса – все там были. Ведь в космической отрасли много очень интересных людей. В итоге как-то так случилось, что, пройдя чертову дюжину этапов отбора, я стал лидером среди кандидатов, и меня выдвинули в народные депутаты РСФСР.

После этого был создан предвыборный штаб: человек семь молодых инженеров, кандидатов наук, с которыми мы двинулись дальше. Помню всё, как будто это было вчера. Мой десятый национально-территориальный округ. Это целый миллион да еще триста с хвостиком тысяч избирателей. И когда я посмотрел список мест, в которых они проживали, то оказалось, что это была такая огромная цепь из подмосковных городов: и Калининград (теперь это Королёв), и Лыткарино, и Мытищи, и Балашиха, и Долгопрудный.

Сами по себе эти названия мне, как новому москвичу, были не слишком известны и мало что говорили, но когда я посмотрел на карту, то вдруг заметил, что все они образуют вокруг столицы такой огромный бублик с дыркой по имени Москва в самом центре. Тут я весьма удивился: что за округ такой со странной геометрией? Почему, собственно, так произошло? Но, когда чуть позже мы с коллегами увидели в списке кандидатов в депутаты по данному округу первого заместителя главнокомандующего войсками ПВО СССР, мне все стало ясно и понятно. Просто именно в этих городах и вокруг них располагалась вся система противовоздушной обороны Москвы. И кто же в этом случае должен был стать кандидатом в депутаты? Конечно, первый заместитель главнокомандующего – генерал-полковник Литвинов Владимир Васильевич.

Фигура важная, серьезная и солидная, за которой стеной стоит вся противовоздушная оборона. Ну, собственно, так и получилось. Почти получилось. Вообще кандидатов было человек семнадцать, и все очень сильные. Это и Алевтина Федулова, главная пионерка СССР, и пара космонавтов, и даже известный спортсмен – штангист Юрий Власов.

Но на основных выборах, которые состоялись 4 марта 1990 года, победили мы вдвоем с пэвэошником – практически с одинаковым результатом. Так случилось и в ряде других округов. Поэтому было назначено повторное голосование – на 18 марта. А во втором туре я все-таки обошел своего конкурента и стал народным депутатом РСФСР по десятому Центральному национально-территориальному избирательному округу Московской области.

Это была достойная награда за работу. Выборы проходили сложно, серьезно, жестко, не всегда честно. Так, мой конкурент, пользуясь своим положением, делал всё, чтобы я, к примеру, не смог выступить перед служащими воинских частей, которыми он командовал. Естественно, меня и мою команду всеми способами старались никуда не пустить, чтобы мы, не дай бог, не проникли в самое сердце частей ПВО.

Шутки шутками, но порой приходилось изобретать всякие сложные и, если так можно сказать, даже хулиганские схемы проникновения в «логово врага». Но мы умные. И у нас везде, даже в войсках ПВО, были «наши» люди. Мы организовывали встречи с электоратом в клубах, которые самым необыкновенным образом почему-то всегда располагались рядом с этими частями, и всегда там неожиданно оказывались те самые «наши» люди с какими-то видеокамерами. Они снимали мои выступления, а потом в обстановке «строгой секретности» доносили мои слова до избирателей в погонах. И вот что интересно: как всегда в России бывает, тот, кто создает препятствия, создает и дополнительные возможности. Будь все тихо и гладко, люди бы просто могли не обратить внимания. А тут – не пускают. Раз не пускают, значит, надо посмотреть, что он предлагает. Получается, что ветер в паруса у нас создают те, кто дует против. Это я очень хорошо запомнил. И мне это знание еще не один раз пригодилось.

Если честно, то в этих двенадцати городах кампания была просто изнурительная. Но я уже не был новичком в этом деле (спасибо калининградцам, которые к тому времени уже меня натренировали и научили держать удар). Принцип действия был мне понятен: что говорить людям, я знал; как говорить, чтобы услышали и поддержали, тоже понимал. А увлекать и держать аудиторию меня научила работа преподавателя. Заставить студентов внимательно тебя слушать – это сложно. Тут требуется и практика говорения, и особая энергетика, и даже некий артистизм, а также быстрая реакция, умение быстро распознавать сложные моменты, снимать негатив или прямую агрессию. Все это очень пригодилось во встречах с избирателями.

Кстати, надо сказать про одну юридическую тонкость. Согласно тогдашней российской Конституции, избирательные округа были разные. Съезд народных депутатов РСФСР состоял из 1068 делегатов, 900 из которых избирались от территориальных избирательных округов, а 168 – от национально-территориальных избирательных округов. Для работы между съездами создавался постоянно действующий Верховный Совет РСФСР – фактически первый парламент новой России. Он состоял из двух равных по численности палат: Совета Республики и Совета Национальностей. В Совет Республики выбирались народные депутаты от территориальных округов, а в Совет Национальностей – от национально-территориальных округов. Поскольку таких депутатов чисто арифметически было меньше, то мы, избранные на национально-территориальной основе, практически все попали в первый постоянно действующий парламент новой России – Верховный Совет РСФСР.

Первый закон новой России

Про то, что 1990-е были «лихими», твердят сегодня все, даже те, кто родился в 2000-х. Даже те, кто относят себя к демократам и либералам, как-то уклоняются от разговоров о первых годах новой России. Считают их чем-то вроде «скелета в шкафу» российской демократии. Дескать, тогда было время «черновой» истории, а теперь, начиная с рубежа веков, ее пишут набело.

Правду говорят, что в нашей политике слишком много от психологии. Может быть, именно стремление забыть о неоднозначных событиях 1990-х сделало нашу политическую элиту такой противоречивой и комплексующей. А от комплексов нельзя убежать. С ними можно и нужно справиться, но единственным способом – беспристрастно проанализировав случившееся. Ведь наша «черновая» история никуда не исчезла.

Остались и мы – депутаты первого российского парламента. Кто-то всерьез называет депутатскую генерацию 1990 года цветом российской политической элиты. Кто-то до сих пор посмеивается над нашим политическим донкихотством. Но сами к себе мы относимся гораздо строже.

Мы гордимся тем, что сумели немало сделать. Сокрушаемся потому, что могли бы сделать и больше. До сих пор остро переживаем свои ошибки и неудачи. И продолжаем спорить о том поистине судьбоносном времени. Не потому, что отстали от жизни. А потому, что граница между новой и старой Россией по-прежнему пролегает через наш депутатский корпус. Пролегает через нас.

Как известно, самые первые выборы народных депутатов РСФСР состоялись в два тура – 4 и 18 марта 1990 года. Это были первые и пока единственные в истории России выборы, проведенные целиком по мажоритарной системе: на тот момент уже не было «квот КПСС» (сколько конкретно депутатов из рабочих, интеллигентов и колхозниц избирать), но еще не было нынешних партийных списков. Поэтому за каждым из народных депутатов стояли сотни тысяч, а то и больше избирателей. За мной, например, было миллион триста тысяч жителей двенадцати подмосковных городов. Это накладывало очень большую ответственность и одновременно окрыляло.

Главное впечатление, оставшееся от первого российского парламента, – это двойственность. Он был внутренне противоречив, и действовал тоже противоречиво. В итоге именно эти противоречия определили его судьбу.

С одной стороны, в парламент впервые в истории влилась мощная демократическая волна. Но при этом реальное представительство коммунистов на съезде стало еще больше, чем в советские времена: свыше 87% депутатов были членами КПСС. И я в том числе.

Еще противоречие: наш первый российский парламент был наделен всеми законодательными, распорядительными и контрольными функциями сразу. Но при всем при том должен был обеспечить реформу политической власти и с самого себя начать процесс реального разделения властей.

Именно этот парламент проголосовал за введение поста президента в России, но одновременно упорно пытался сохранить всевластие Советов.

Противоречие за противоречием!

Однако, вспоминая кровавые трагедии в Прибалтике и Средней Азии, Нагорный Карабах и Абхазию, нельзя не признать, что именно Съезд народных депутатов РСФСР стал тем инструментом, который в течение трех лет позволял, насколько это было возможно, отводить Россию от пропасти гражданского противостояния и войны. Именно благодаря съезду удалось, несмотря на издержки, достаточно спокойно, без потрясений вывести страну из системы монопольного правления КПСС. Удалось пусть коряво, но внедрить основные принципы демократии и разделения властей.

Лично я горд тем, что уже на Первом съезде у нас получилось утвердить систему электронного голосования, которая гарантировала избирателям открытый доступ к информации о позиции и результатах работы каждого депутата.

Съезд народных депутатов РСФСР стал также своеобразной «колыбелью» для отечественной многопартийности. В конце 1992 года, после решения о запрете одновременного членства депутатов в нескольких фракциях, официально были зарегистрированы 14 депутатских групп и фракций самого разного политического толка. Однако за пределы тепличной атмосферы парламента процесс отечественного партийного строительства не вышел. Разные политические объединения, быстро набиравшие вес в «песочнице» Кремлевского Дворца съездов, не смогли укорениться в реальной ситуации. Выборы декабря 1993-го это подтвердили.

Вспоминая историю первого российского парламента, так и хочется поделить страницу пополам и начать вписывать в две колонки плюсы и минусы. Не удивлюсь, если у представителей демократического крыла и левой оппозиции оценки реальных событий будут зеркально противоположными. Но, как ни странно, у каждого из нас итоговая плюсовая сумма будет больше.

У меня тоже есть свой гамбургский счет к съезду. Трудно переоценить роль первого российского парламента в создании правовых основ нового Российского государства, его политического и экономического устройства. Но самых главных, ключевых событий, на мой взгляд, было три.

Первое началось 12 июня 1990 года, когда съезд принял Декларацию о государственном суверенитете России, и закончилось 31 марта 1992 года принятием Федеративного договора. Что бы ни говорили любители альтернативной истории, но для всех, кто знает факты, очевидно, что, не будь этой Декларации, сегодня не было бы и России. Безусловно, Декларация о суверенитете РСФСР и Беловежские соглашения – звенья одного исторического процесса. Безусловно, в случившемся не последнюю роль сыграло противостояние российской и союзной партийной номенклатуры. Но кто виноват в том, что союзное руководство, вместо того чтобы всерьез озаботиться состоянием государства, которое к концу 1980-х подошло к критической черте, вместо того чтобы обратиться к людям и честно рассказать о проблемах, погрузилось в политические интриги? Рост авторитета РСФСР показался опасным ЦК КПСС, и была сделана ставка на так называемый план автономизации. Если бы он был выполнен, то не только РСФСР развалилась бы, невосполнимую потерю понес бы и Советский Союз: ведь без единой России – своего станового хребта – он распался бы моментально и, главное, без каких-либо перспектив на возрождение общего государства в будущем. В таких условиях Декларация о суверенитете РСФСР была не только попыткой сохранить целостность России, но и давала реальный шанс построить обновленный Союз.

Второе важное событие – это принятие закона о референдуме. Признание прямого волеизъявления народа «последней инстанцией» в решении особо важных государственных вопросов стало не просто переворотом в мировоззрении. На практике референдум стал очень эффективным инструментом, который помогал стране выйти из самых острых и опасных ситуаций.

Третьим, исключительным по своему значению решением было создание Конституционного суда.

Практически до конца 1980-х функции конституционного надзора и контроля выполняли партийные органы через Верховный Совет. Идея создания специального государственного института, контролирующего соблюдение Конституции, – Комитета конституционного надзора СССР – была, помнится, выдвинута Михаилом Горбачёвым на XIX Всесоюзной конференции КПСС в июне 1988 года. В Конституции РСФСР аналогичная норма появилась в октябре 1989-го. Формирование Комитета конституционного надзора РСФСР было отнесено к ведению Съезда народных депутатов РСФСР.

Однако Борис Ельцин сразу после избрания председателем Верховного Совета РСФСР заявил, что создавать надо не комитет, а именно Конституционный суд, и предложил внести соответствующие поправки в Конституцию. На Втором съезде, в декабре 1990 года, эти поправки были приняты, началась подготовка закона о Конституционном суде.

В то время я был председателем Комитета по законодательству. И наш комитет не только разработал законопроект, но и рассмотрел, обсудил всех кандидатов на посты будущих конституционных судей. Однако левое большинство упорно «валило» принятие закона, поскольку, согласно логике коммунистов, столько сил положить на создание Конституционного суда мог только человек, который готовит «под себя» место его председателя. Пришлось, как говорится, пойти коллегам навстречу и официально заявить, что я заранее снимаю свою кандидатуру с любых постов в Конституционном суде.

Как ни странно, это сработало.

Уже в июне 1991 года Верховный Совет принял доработанный проект закона, 12 июля 1991 года Закон о Конституционном суде РСФСР утвердил Пятый съезд народных депутатов, а в октябре избрал 13 из 15 судей.

Правда, как известно, первые годы работы Конституционного суда оказались не только противоречивыми, но и по-своему трагическими. Суд был задуман как инструмент строительства правового государства и укрепления политической стабильности, но тем не менее не смог удержать нейтралитет и «пошел в политику». Весной 1993-го он осудил мартовские решения президента Ельцина о введении «особого порядка управления» и фактически предложил отправить его в отставку. Тогда для импичмента не хватило 72-х голосов. Политический конфликт между парламентом и президентом – двумя всенародно избранными властями, грозивший вылиться в кровавое противостояние, разрядил апрельский референдум. А через полгода, в сентябре 1993-го, именно действия Конституционного суда, который в экстренном порядке признал неконституционным указ № 1400, стали последней каплей, столкнувшей политическую ситуацию с точки и без того крайне неустойчивого равновесия.

Но, несмотря на такую «загогулину» в российской конституционной истории, я по-прежнему уверен, что создание съездом Конституционного суда было абсолютно правильным и своевременным решением. Переболев «детской болезнью игры в политику», этот орган не просто занял подобающее место в системе разделения властей, но стал одной из несущих опор нового государственного здания.

Депутаты проделали огромную работу по строительству законодательных основ новой государственности и создали правовые условия для экономических преобразований. Законы о собственности (1990), о земельной реформе (1990), о банках и банковской деятельности (1990), о предприятиях и предпринимательской деятельности (1990), о крестьянском (фермерском) хозяйстве (1990), о плате за землю (1991), о приватизации государственных и муниципальных предприятий (1991), об основах налоговой системы (1991), о денежной системе (1992), о валютном регулировании и валютном контроле (1992) и многие-многие другие – это всё наш депутатский корпус 1990–1993 годов.

Но самым первым стал закон о референдуме.

И убедил Ельцина принять этот закон я.

Нас свела кремлевская лестница

Тут настало самое время рассказать о том, как я познакомился с Борисом Николаевичем Ельциным. Нас свела парадная лестница в Кремле. Я это запомнил на всю жизнь. И теперь в любой момент могу сказать, как и где это случилось. А если пустят, то и показать это историческое место. Вот только с точностью до ступеньки, увы, не определю.

Познакомились мы только во время Первого съезда народных депутатов РСФСР, который шел больше месяца – с 16 мая по 22 июня 1990 года. Это был буквально следующий день после избрания Бориса Николаевича председателем Верховного Совета РСФСР. Конкуренция за этот пост была очень жестокая. Команде Ельцина удалось вырвать победу только в третьем, заключительном туре голосования. И то голоса на съезде разделились почти пополам.[4]4
  Окончательные результаты голосования были объявлены 30 мая 1990 г.: за избрание Б.Н. Ельцина Председателем Верховного Совета РСФСР проголосовали 535 депутатов, против – 502 (справочно: кворум составлял 531 голос).


[Закрыть]

А когда Ельцин стал председателем, сразу возник вопрос о структуре управления Верховным Советом и о формировании комитетов.

У меня же буквально накануне открытия съезда – 12 мая – вышла большая статья в «Известиях». В ней я поставил вопрос ребром: что надо сделать, чтобы Первый съезд народных депутатов РСФСР, в отличие от союзного, оказался не «коллегией выборщиков, инструментом в руках прежней административно-командной системы», а «полновластным органом суверенной, экономически сильной республики, органом, способным принять решения, с которых и должно начаться возрождение России». И сам же дал на него ответы[5]5
  Шахрай С. А дело у нас одно – Россия // Известия. 12 мая 1990.


[Закрыть].

Кому-то из ельцинской команды эта статья попалась на глаза. Кажется, Геннадий Бурбулис⁴ потом говорил, что они ее «с карандашом» перечитывали.

Наверное, из-за этой статьи меня с Ельциным и познакомили. Не помню точно, кто это был. Потому что лестница и есть лестница.

– Борис Николаевич, вот тот самый Сергей Михайлович, которого мы хотели вам представить, – а дальше, мол, такой-то и такой-то, известен тем-то и тем-то и очень хорошо разбирается в интересующем вас вопросе.

– Да, я знаю, смотрел.

Фактически одной фразой. Мол, всё понял, запомнил, буду иметь в виду.

Ну, он такой… Умел показать, кто тут главный.

На этом все и завершилось. Никаких там: «они с первого взгляда понравились друг другу и жили долго и счастливо». Просто короткая встреча, короткая фраза. Но вот ведь – запомнилось.

И только позже, когда мы встретились, чтобы непосредственно обсудить направления будущей работы Верховного Совета, я предложил Борису Николаевичу свою программу. Но это случилось уже после того, как меня на съезде избрали председателем Комитета Верховного Совета РСФСР по законодательству и по должности я вошел в Президиум Верховного Совета РСФСР, который тоже возглавлял Ельцин.

В то время была целая парламентская пирамида: согласно Конституции, съезд собирался на очередные заседания один раз в год, между съездами постоянно работал Верховный Совет, а работу Верховного Совета организовывал Президиум. Вот там-то я и оказался.

Кстати, в первом Президиуме Верховного Совета РСФСР было много ярких личностей: Владимир Исаков⁵, Сергей Филатов⁶, Николай Травкин⁷, Александр Руцкой⁸, Екатерина Лахова⁹, Сергей Ковалёв¹⁰, Асламбек Аслаханов¹¹, Сергей Степашин¹², еще десятки имен, которые вошли в историю современной России. Со многими из них судьба долго вела меня то параллельными, то встречными курсами, а порой ставила нас по разные стороны баррикад.

К слову, с Сергеем Вадимовичем Степашиным, который входил в этот Президиум от Комитета по вопросам обороны и безопасности, мы познакомились ещё раньше. На первом съезде мы – вновь избранные депутаты, сначала двигались поодиночке и хаотично, как частицы при броуновском движении, а потом начали искать себе союзников, потому что, как известно, один в поле не воин. И очень быстро нашли друг друга. Сергей Степашин, Дмитрий Волкогонов¹³ и я познакомились, пообщались, оценили друг друга, что называется «сошлись во мнениях» и создали, современным языком говоря, фракцию под названием «Левый центр». Вот с тех пор мы с Сергеем Вадимовичем и движемся, если не рука об руку, то на расстоянии видимости.

Итак, историческая встреча на лестнице, избрание меня председателем комитета, мои предложения Ельцину по первоочередным задачам для Верховного Совета РСФСР.

Что за предложения?

Да все очень просто. Это был список первоочередных законов.

Ельцин его внимательно прочел и заметно удивился.