Текст книги "Черный магистр"

– В таком случае, если вы займете аванпост, – я кивнул на чердак, на котором томился в неизвестности Александр Егорович, – то при нападении сможете меткой стрельбой остановить противника?

– Легко! Единственное препятствие – моя нога.

– А при чем здесь нога?

– Как же, молодой человек, я со своей раненой ногой смогу попасть наверх?

– Легко! – процитировал я его же. – Мы вас туда поднимем!

– Право! Это не пришло мне в голову! Вы умеете мыслить!

Комплимент был приятный, но я не поддался лести и только скромно потупился.

Ефим, присутствовавший при разговоре, по моей просьбе сходил на конюшню за вожжами, и мы приступили к подъему «тела» в узкий лаз чердака. Я обвязал штабс-капитана вожжами под мышками, оба селянина взяли каждый свой конец и одним махом втащили Истомина наверх. После того, как подошвы севастопольского героя мелькнули и исчезли в чердачном люке, я вернул на место отставленную на время лестницу, и на этом операция была завершена.

Оба соратника спешно спустились вниз, оставив Истомина без слушателей.

– Ты уверен, что его дочь не сама сбежала, а ее похитили? – спросил я хуторянина.

Александр Егорыч хмыкнул и с сомнением покачал головой.

– Может, ружья ему туда не давать, а то не ровен час, нас же и постреляет?! Раньше я за ним такого, вроде бы, не замечал. Может быть, с горя тронулся?

Однако, эта загадка так и осталась неразгаданной, потому что опять явился парламентер.

– Ну, что магистр? – спросил я.

– Ругается. Грозится вас всех перебить.

– Ну, это не новость. Что он предлагает?

– Согласился встретиться с тобой верхом.

– Это уже лучше.

– Чего хорошего? – покачал головой двойной агент. – Он послал двух своих лучших псов в засаду. Как вы съедетесь, они должны тебя застрелить.

– Понятно, а где встреча?

– В ста шагах от ворот. Когда тебя застрелят, он успеет ускакать.

– Засада где?

– Около дороги. Там еще густые кусты.

– Ладно, скажи ему, что я согласен.

– Как так согласен, а засада?

– Попробуем с ней разобраться. Не получится, просто не приду на встречу.

– А как разбираться будете? В нее пошли-то самые ловкие: Иван-казак и Тишка-хват, им палец в рот не клади, еще зловреднее Семена будут. Он живой еще?

– Живой, в сарае связанный лежит.

– Не дай бог сбежит, тогда мне несдобровать.

– Не сбежит, ты его вчера так отделал, что он не то, что бегать, ходить нескоро начнет. Да и связан надежно.

– Ох, смотрите, боязно мне. Очень уж он ловок!

– Ладно, еще проверим. А ты иди и скажи магистру, что я согласен.

Иван с сомнением покачал головой.

– Ладно, пусть будет по-твоему. Тебе виднее.

Парламентер ушел, а мы начали думать, как добраться до засады, чтобы этого не увидели основные силы противника. Александр Егорыч предложил пойти на дело втроем. Обойти стрелков лесом и напасть сзади.

– Перебьем тихонько, и вся недолга!

– А вдруг они нас услышат и поднимут шум? – не согласился я. – Магистр сразу догадается, что у них предатель. Зря Ивана погубим.

– Нужно сверху посмотреть, где они прятаться будут, – предложил Ефим. – Тогда и решать будем. Чего зря разговоры разговаривать.

Он был прав, и мы все трое полезли на чердак.

Капитан, оказавшись при деле, совсем переменился. Он сосредоточенно ходил от одной бойницы до другой, орлиным взглядом окидывая предстоящее поле сражения.

– Флешь поставим там. – Как только мы появились, указал он куда-то пальцем.

– Вы никого поблизости не видели? – спросил я.

– Нет, мне до посторонних нет дела.

Кажется, крыша у нашего впередсмотрящего съехала окончательно, он весь погрузился в стратегические планы.

– Позвольте полюбопытствовать, что там делается, – сказал я, занимая место у щели, через которую была видна дорога и кусты близ нее.

– Вы не туда смотрите, флешь будет там.

– Хорошо, я и туда посмотрю, – пообещал я, осматривая предполагаемое место засады. Там действительно были густые кусты с еще не облетевшей листвой, но я никого не увидел.

– Ничего не вижу, – сказал я соратникам,

– Голубчик, вы же не туда смотрите! – заволновался Истомин и потянул меня за рукав. – Позвольте, я вам все покажу.

Пришлось перейти к соседней щели и слушать его бред.

– ...бруствер насыплем на два аршина, – бубнил над ухом капитан, – фасы сделаем на десять саженей...

– Вижу! – воскликнул глазастый Ефим, занявший освобожденное мной место обзора. – Двое под кустами!

– Не отвлекайтесь, голубчик! – рассердился капитан, когда я перебил его на полуслове. – Я вам еще не рассказал самого интересного!

– Позже обсудим, где они?

Ефим потеснился и скоординировал направление.

– Оба одеты в красное, видите, сразу же за пригорком, в болоте.

Теперь я увидел и сам.

Два пластуна, погрузившись в болотную жижу, застыли за поросшей желтой травой кочкой.

Если бы не красные спины армяков, я бы их ни за что не разглядел. Несколько минут я наблюдал за действием засады. Оба лазутчика застыли на месте и не шевелились.

Магистр своих людей знал. Это были настоящие пластуны, в которые выбирались лучшие стрелки, ходоки, люди выносливые, способные целые дни проводить в воде, в камышах, среди мириадов насекомых, под дождем или в снегу.

– Да, к ним не подберешься, – с сожалением сказал Александр Егорыч. – За ними болото с топями.

– Отсюда из ружья убить их можно? – спросил Ефим.

Я прикинул расстояние. По прямой до пластунов было метров сто, даже чуть меньше, и попасть из ружья было не вопросом. Однако, звук выстрела предупредит противника, сорвет встречу и разоблачит нашего помощника.

«Была бы у нас винтовка с глушителем», – подумал я и начал думать в этом направлении. Одним из вариантов было стрелять из глубины чердака. Крыша частично поглотит звук, и не будет видно ни вспышки, ни дыма. Если бы еще знать, как это будет выглядеть на практике!

В каком-то фильме я видел вариант одноразового глушителя – пустую пластиковую бутылку из-под воды. А что, если стрелять, надев на дуло ружья керамический горшок?

Идея была абсурдная, невыполнимая хотя бы оттого, что с таким «приспособлением» на стволе ружья нельзя будет точно прицелиться, да и было непонятно, не изменит ли направление пуля, ударившись в твердое дно горшка. «Вот если бы...»

– Александр Егорыч, у тебя есть тыквенные кувшины? – спросил я.

– Тебе они зачем? – удивился хозяин, видимо, заподозрив, что болезнь штабс-капитана оказалась заразной.

– Так есть или нет?

– Кажется, есть.

– Принеси.

– А тебе они зачем понадобились?

– Попробую сделать бесшумное ружье.

– Чего?!

– Неси быстро, сам все увидишь. И проверь, как там наш пленник.

– Ага. Только я что-то не пойму, – попытался вернуться к интересной теме хозяин, уже начав спускаться по лестнице.

– Быстрее, – подогнал его я. – А мы с тобой пока разберем крышу, – обратился я к Ефиму и показал на место в кровле точно напротив пластунов.

Ефим кивнул, и мы начали отдирать дранку. Когда мы аккуратно, чтобы не заметили лазутчики, вынули несколько дощечек, притаившуюся засаду стало видно по прямой линии.

Пока мы возились, вернулся Александр Егорыч с двумя тыквенными кувшинами. Вид у него был протестно-недоумевающий.

– Ты, никак, из них стрелять собираешься? – спросил он, бросая кувшины мне под ноги.

– Собираюсь. Что там наш пленник?

– А чего ему делается! Лежит, как спеленатый младенец!

– Владимир Иванович, – обратился я к штабс-капитану, у вас штуцеры заряжены?

– Зачем же заряжать оружие, пока у нас не готовы фортификационные сооружения? – живо откликнулся он – Это не по правилам!

– Нужно лазутчиков застрелить, чтобы они не разведали наши планы

– Где лазутчики? – заволновался бедный инвалид

– Вон там, прячутся в болоте – показал я в новую бойницу

Истомин подошел и долго глядел в щель. Потом, не говоря ни слова, взял в руки одно из двух ружей и начал его заряжать. Я, отложив на время тыквы, смотрел, как он это делает. Сначала Владимир Иванович, отмерив специальным стаканчиком порох, засыпал его в дуло, после чего утрамбовал шомполом пыж. Пуля для штуцера оказалась конической формы с двумя выпуклостями по бокам.

Он обвернул ее специальной лентой, нужной, чтобы при выстреле зря не расходовались пороховые газы, и, вложив ее в канал ствола так, чтобы шишечки попали в нарезы, забил ее шомполом.

Оснащение нарезного ружья оказалось таким же, что и гладкоствольного, за тем исключением, что пуля вставлялась в нарезы. Не дожидаясь, пока он зарядит и второй штуцер, я начал готовить «глушитель» – прорезал в дне тыквенного кувшина круглую дырку.

– Я им покажу, как шпионить, – решительно заявил штабс-капитан, направляясь с ружьем к прежней щели.

Я его остановил.

– Владимир Александрович, а вы сможете попасть в лазутчиков через кувшин?

– Зачем? – удивился он. – Я и так попаду.

– Нужно попасть не просто так, а вот с этого места, – я указал, откуда, – и еще выстрелить нужно через тыкву.

У Истомина от удивления округлились глаза. Он подозрительно посмотрел на меня, не смеюсь ли я над ним, потом догадался, что у меня не все дома.

– Тебе, голубчик, нужно в церковь сходить и поставить свечку Святой Параскеве Пятнице, она страждущим духом помогает.

– Непременно схожу, как только смогу. Так вы сможете, как я прошу выстрелить?

– Через кувшин? – уточнил штабс-капитан.

– Да, чтобы пуля пролетела через кувшин, – подтвердил я.

– С середины чердака?

– Именно!

– А зачем?

– Что бы наш неприятель выстрела не услышал.

– А почему он его не услышит? Это что, колдовство такое?

– Да, кувшины у Александра Егорыча заговоренные.

– Так бы сразу и сказал, а то я подумал, что у тебя в голове помутилось!

На том и порешили. Времени до встречи с магистром оставалось чуть меньше получаса, и можно было выстрелы подготовить. Мы с Ефимом сделали что-то вроде подставки под ружье, чтобы капитан мог стрелять с упора. Потом я обвязал оба кувшина веревками так, чтобы они висели на нужной высоте и не мешали Истомину целиться. Когда все было готово, он перекрестился и занял огневую позицию.

– Владимир Иванович, погодите стрелять! – в последний момент остановил я. – Если выстрел все-таки услышат, или один из лазутчиков увидит, что товарищ ранен, он ведь уйдет!

– Извини, голубчик, но одной пулей сразу в двоих я попасть не смогу.

– Давайте выстрелим одновременно!

– А ты что, умеешь стрелять? – удивленно спросил капитан,

– Если вы скажете, куда целиться, то с такого расстояния, думаю, что не промажу.

– Да? Тогда готовься, будем палить вместе. А целиться нужно на палец ниже цели.

Я простил капитану тавтологию и спешно занял позицию. Оказалось, что целиться через тыквенный кувшин неудобно. Он слегка покачивался на веревке и отвлекал внимание. Однако, это была моя идея, и не мне было проявлять недовольство. Когда я уже совсем было подготовился к выстрелу, мой кувшин начал поворачиваться вокруг своей оси, и я неожиданно вообще потерял своего пластуна из вида. К тому же щель, через которую мы оба целились, для двоих оказалась мала, и мне пришлось моститься и стоять в неловкой позе.

Ругая себя последними словами за тупость и непредусмотрительность, я попросил Александра Егорыча вырвать еще насколько дранок из кровли, а сам бросился переделывать приспособление, на котором висели кувшины. На все это требовалось время, которого почти не осталось. Наконец все было готово, и я опять занял позицию.

– Ефим, следи за противником, – попросил я. – Александр, начинай считать. Стреляем на счет десять, – сказал я капитану. Он, кстати, совсем не волновался, и задержки не вызвали у него ни малейшего раздражения.

Хозяин начал отсчет. Я прирос к ружью и начал медленно выжимать курок. На счет десять первым выстрелил Истомин. Я – после него, с задержкой в долю секунды. Глухо бухнули, почти слившись в один, оба выстрела. Я понял, что все мои старания оказались напрасны. Ничего из идеи с глушителем не вышло.

– Попали! Оба попали! – восторженно закричал Ефим. Я уже и сам увидел, как наши пластуны начали сползать в болото.

– Там услышали? – невольно крикнул я.

– Кажись, нет, – удивленно сказал кучер. – Как стояли, так и стоят.

– Быстро вниз, мне нужно выезжать, а у нас еще не оседлана лошадь, – заторопился я на первое свидание.

Оставив капитана в одиночестве наслаждаться триумфом, мы, наступая друг на друга, слетели вниз по лестнице и побежали в конюшню. Однако, сразу заняться лошадью не удалось. Я увидел, как за конюшней мелькнул силуэт человека, и это разом нарушило все планы.

Я поднял руку и сделал предостерегающий знак. Товарищи меня поняли, и Ефим бросился в обход строения, а мы с хозяином, приготовив оружие, прижались к стене. Я заглянули за угол. Мимо лица просвистело лезвие топора. Я едва успел отпрянуть, а Александр, напротив, выскочил на ход и кинулся вперед. Зазвенела сталь, и послышались очень неприличные выражения. Потом кто-то вскрикнул. Я бросился на подмогу, но ничего сделать не успел. Хозяин медленно отступал от оседающего на землю пленного Семена.

– Вот, – сказал Александр Егорович, после чего произнес десяток совершенно неприличных слов, таких, которые неловко приводить даже в наше время.

Я наклонился над Семеном. Он еще пытался встать, скалил ненавидяще зубы, но колотая рана на груди густо заливалась темной кровью.

– Ты же говорил, что он лежит связанный! – набросился я на хозяина.

– Так и лежал, – отводя глаза, недоуменно сказал он. – Когда только успел развязаться?!

– Давно успел, удивляюсь, как он еще не убежал!

– Как же, убежишь отсюда, зря я, что ли, городьбу городил!

– Быстро седлайте коня! – истерично закричал я, еще не отойдя от ощущения свистящего возле лица топора.

– Так, о чем разговор, это мы разом! – пообещал хозяин.

Александр с Ефимом побежали внутрь конюшни, я же дрожащими руками проверил пистолет и подпоясался трофейной казачьей шашкой.

– Ну вот, тебе и конь, а ты ругаешься, – независимо приподняв подбородок, сказал Александр. – Ты там осторожнее, а то мало ли чего!

– Без тебя знаю, – проворчал я, садясь в седло.

Глава 12

За всей этой суетой на «рандеву» с магистром я опоздал и, главное, не успел настроиться на встречу. Он уже был на условленном месте, сидел, вальяжно развалясь в седле, на танцующем под ним чистокровном английском жеребце. Моя коняга выглядела по сравнению с этим совершенным животным, как «Таврия» рядом с «Феррари». Да и сам я по внешним данным очень уступал роскошно одетому магистру. Он был в черном бархатном, отделанном кружевами кафтане, какие носили в семнадцатом веке, широкополой шляпе, украшенной страусовыми перьями.

Я легкой трусцой подъехал к этому средневековому Великолепию и небрежно кивнул.

– Вы просили о встрече со мной? Говорите, что вам нужно.

Желтые, кошачьи глаза магистра потемнели от гнева, но он взял себя в руки, снял свою роскошную шляпу и помахал ей перед собой.

– Мы, кажется, уже встречались? – небрежно спросил он.

– Да, – подтвердил я, – и вы назвались чужим именем.

– Разве? Вероятно, я оговорился.

– Итак, что вам от меня нужно? – не ввязываясь в бесполезный спор, спросил я.

– Я хочу передать вам привет от вашей, спутницы, – сказал он, следя за моей реакцией.

– Спасибо, – ответил я.

Магистр явно ждал, что я начну возмущаться и обвинять его в похищении женщин, но я промолчал, и говорить пришлось ему.

– Екатерина Дмитриевна здорова и велела вам кланяться.

Я слушал, не задавая вопросов. Магистр начал сердиться и сбился.

– Она решила прервать путешествие и остаться у нас, – наконец, нашелся он.

– Ну и что?

– То есть, как ну и что? Вас не интересует ее судьба?

– А вам-то что за дело, что меня интересует?

Кажется, тактику разговора я выбрал правильную. Магистр после каждой фразы оказывался в глупом положении, не имея возможности использовать «домашние заготовки» продолжения разговора. Получалось, что он добился встречи со мной, только для того, чтобы передать привет от Кудряшовой, которая меня совсем не интересует. Он начал нервничать, видимо, не зная, как перейти к интересующей его теме. Наконец, решился:

– Между нами произошло небольшое недоразумение...

Я непременно должен был отреагировать на такую наглость и вскричать: «Как, вы похитили женщину, пытались меня убить, а говорите о „небольшом недоразумении“!

Но я по-прежнему молчал, и ему пришлось продолжить:

– Я бы хотел с вами объясниться.

– Объясняйтесь, – разрешил я.

– Вы неправильно поняли то, что произошло, и совершили против нас неправедные действия.

– А что, собственно, произошло? – перебил я.

– Госпожа Кудряшова по своей воле, в чем у меня есть свидетели, покинула вас.

– А я что, спрашиваю у вас отчет за действия госпожи Кудряшовой? – удивился я.

– Нет, но вы задержали моего дворового человека...

– Какого еще человека? В первый раз о таком слышу.

– Как? У вас в плену находится мой дворовый человек Семен Ахлысов...

– Ваш человек? А вы, собственно, кто такой?

– Я?

– Вы.

– Я? – повторил он. – Позвольте представиться...

– Пустое. – Я поймал кураж, и меня понесло. – Вы уже один раз соврали, соврете и во второй. Вот и теперь врете, что я похитил вашего дворового! Вы еще обвините меня в том, что я как баранов зарезал других ваших людей и забрал у них этот пистолет и эту шашку.

Магистр посмотрел на мое оружие и начал бледнеть. Его кошачьи глаза застыли.

– Откуда они у вас? – наконец, смог проговорить он. От его недавней наглой самоуверенности не осталось и следа.

– По случаю купил на торге, – откровенно стебаясь, осклабился я. – Что, шашка нравится? У вас есть еще вопросы, а то меня ждут дела?

– Я хочу предложить вам определенную сумму денег, чтобы вы покинули наши места, – после полуминутной заминки сказал он.

– Сколько? – заинтересовался я.

– Скажем, пятьдесят тысяч рублей...

– Так мало? Ваше предприятие стоит гораздо дороже, а я хочу прибрать его к рукам.

– У вас ничего не выйдет. Вы не знаете, с кем связались!

– Ой ли! Пока, кажется, у меня все отлично получается.

– Да? – насмешливо спросил магистр. – Сейчас проверим.

Он театральным жестом вытащил из кармана белоснежный шелковый платок и махнул им в воздухе. Я, так же театрально приподняв бровь, выжидающе смотрел на него. Магистр опять махнул платком.

– Вам жарко? – поинтересовался я.

– Сейчас! – пообещал он и громко кашлянул.

– Если вы подаете сигнал, то напрасно, ваши пластуны случайно утонули в болоте.

– Как утонули? – глупо спросил он и поглядел на кусты, за которыми должна была прятаться засада.

– Вы зря одеваете своих людей в красное платье. Цвет, конечно, красивый, но очень бросается в глаза.

– Ты хочешь сказать? – начал он. – Ты!

– Эй, без глупостей, – закричал я, наводя на магистра свой кремневый пистолет.

Однако, его желтые сталинские глаза вспыхнули такой ненавистью и отвагой, что вся моя веселость тут же пропала.

– Убью! – зарычал я, в свою очередь, наводя на меня капсульный нереального калибра кольт.

Действуя на рефлексе, я нажал спусковой крючок, целясь магистру в грудь. Прогремел выстрел, противник дернулся, но почему-то усидел в седле и, скаля крупные желтые зубы, приставил ствол мне к груди.

– Умри, проклятый, – закричал он и нажал на спуск.

Все это произошло так быстро, что, честно говоря, я не успел даже испугаться. Только после того, как сухо щелкнул боек, пробивая пистон, время для меня остановилось. Я успел рассмотреть пробитый моей пулей камзол на груди противника и блеснувшую под ним стальную пластину, гримасу отчаянья на его лице, когда его пистолет дал осечку. Магистр был очень силен физически, что мне уже довелось испытать, но теперь он даже не попытался вступить со мной в единоборство. Последняя неудача доконала его. Он дал шенкеля своему англичанину, и мощное, благородное животное одним прыжком отскочило от меня на несколько метров.

– Стой, – закричал я в нервном ажиотаже, выхватывая шашку, но магистр был уже далеко. Его конь, как птица, летел в сторону далеких зрителей.

– Чтоб ты сдох, ублюдок, – прошептал я и поскакал к воротам хутора.

Сзади прогремел нестройный ружейный залп, но расстояние было так велико, что только несколько пуль низко пропело где-то над моей головой.

– Что случилось? Ты ранен?! – в один голос закричали мои соратники, когда я мешком свалился с лошади.

– Погодите, дайте сначала воды, – попросил я, пытаясь устоять на трясущихся, ватных ногах.

Хозяин побежал к колодцу, а я вынужден был опереться о твердое плечо Ефима.

– Посмотри, что они делают! – попросил я Ефима.

Тот понял и выскочил за ворота.

– Ускакали, – сказал он, возвращаясь.

Прибежал Александр с целым ведом воды. Я встал перед ним на колени и опустил в него лицо. Сделал несколько глотков и начал приходить в себя.

– Что это была за стрельба? – спросил он.

– У магистра пистолет дал осечку, – ответил я, – а на нем оказались латы.

– А кто стрелял-то? – не понял Александр.

– Я, но на магистре были надеты латы.

– А он что?

– Его пистолет дал осечку, – машинально повторил я.

– Значит, не договорились?

– Нет, он и не собирался договариваться, но теперь так напуган, что вряд ли решится на нас нападать, – более толково объяснил я.

– А с Марьей что? – вмешался в разговор Ефим.

– Не знаю, магистр пытался меня обмануть, что они поехали к ним сами.

– Это же вранье! – возмутился неискушенный в жизненных коллизиях конюх.

– Да, конечно, – тускло пробормотал я, – но нам придется это доказывать с оружием в руках, а я еле стою на ногах, и от голода тоже.

Хозяин намек понял и, ни слова не говоря, пошел в кладовую за припасами, а я зашел в избу и перекрестился на образа. На всякий случай. Кого благодарить за осечку пистолета магистра, я не знал. Начал с Бога.

– Щи да каша, пища наша, – озвучил солдатскую поговорку Александр Егорович и положил передо мной краюху черствого хлеба. – Совсем без бабы оголодал, – сообщил он, видимо, для того, чтобы как-то меня утешить.

– Может, действительно, хоть кашу сварить, – подумал я вслух.

– Для того сначала печь истопить надобно, – подавил в зародыше мою инициативу хозяин. – Когда нам этим заниматься!

Действительно, после столкновения с магистром топить печь мне не хотелось, а потому пришлось удовлетвориться сухим пайком.

До вечера больше ничего интересного не произошло. Каждый занимался своим делом: штабс-капитан маршировал по чердаку, Ефим с хозяином занимались лошадьми, а я спал в пустой избе. Кстати, я предлагал и товарищам отдохнуть перед ночным походом, но они отказались.

Мне казалось, что им моя идея напасть на поместье совсем не понравилась. Если Ефима еще подогревали чувства к Марьяше, то Александр Егорыч только покривился, когда я объявил о предстоящей экспедиции. Он не спорил, только пробормотал, что «дома и солома едома». Мне и самому очень не хотелось пускаться в такую рискованную авантюру – ехать ночью в незнакомое место, располагая только примитивным планом, который удалось составить со слов рыжего Ивана, было, по меньшей мере, рискованно. По-другому – глупо Однако, мне казалось, что единственный шанс избежать штурма – нанести превентивный контрудар по противнику и вынудить его думать не о наступлении, а обороне.

Пока никто толком не знает, сколько нас, мы могли сколько-то времени держаться на страхе перед неизвестностью и мифической пушкой, но стоит магистру послать толкового разведчика, то блеф лопнет, как мыльный пузырь, и тогда нас уже ничего не спасет. Ребята, судя по всему, противостояли нам серьезные, а везение – дама капризная, может в какой-то момент и отвернуться.

Думаю, что пока за нас всерьез просто не брались Сейчас, когда магистр узнал о своих потерях и понял, кто в этом виноват, он сделает все возможное, чтобы переломить ситуацию. Поэтому нужно было обязательно его опередить.

Когда начало темнеть, мы собрались ужинать. Горячую пищу готовить было по-прежнему некому, и хозяин, помявшись, опять предложил нам ржаного хлеба с квасом. Еда, бесспорно, была национальная, любимая патриотами, но без привычки плохо лезла в горло. Тогда я вспомнил про запас напитков и копченостей, что были у нас в карете.

– Ефим, принеси нашу еду, – попросил я кучера. – Как я забыл, у нас же в карете два полных короба припасов!

– Я тебе помогу, – вызвался хозяин, и они спешно вышли и перенесли в избу все наши съестные припасы. Не забыли и корзину со спиртным.

– Ишь ты, какие красивые штофы! – похвалил Александр Егорович аккуратно упакованные, переложенные соломой бутылки. – Поди, крепкая водка-то?

– Водка как водка, – ответил я, больше интересуясь свиным окороком и копченым налимом. – Будет время и возможность, разопьем.

– Давненько я не выпивал, – поделился своими горестями хуторянин. – Поди, господа кажный день выпивают?

– Кто как, те, кто каждый день пьет – долго не живут.

– Ну, это если лишку выпивать, а когда по уму, то вино только на пользу.

– Где это ты видел, чтобы у нас пили по уму. У нас если пьют, то до упора! – не согласился я.

– Голубчик, это о чем вы таком спорите? – спросил сверху Истомин.

– Да вот, говорим о пьянстве.

– А никак, у вас есть что выпить?

– Есть, – не сумел соврать я.

– Это чудесно! Пришлите мне сюда бутылочку, а то я совсем озяб!

– Может быть, вас спустить вниз? – предложил я.

– Не стоит, мне лучше остаться здесь. Только пришлите мне сюда штофик водки!

Капитан остался наверху, на чердаке, и ужинал в одиночестве. Коли разговор зашел о водке, мои сотрапезники тоже заинтересовались этим напитком, но я сказал, что пить мы будем только после дела, и они, кажется, обиделись.

– Вы, господа, привыкли над народом заноситься! – ни с того, ни с сего, высказал горькую истину хуторянин.

Я думал о плане предстоящего «похода» и не сразу понял, что он имеет в виду.

Когда до меня дошло, удивился:

– Это ты к чему говоришь?

– А к тому! Один с сошкой, семеро с ложкой!

– Ну и что? Это называется разделение труда.

– А то! Думаете, простой человек чувств не имеет! Небось, сало-то с картохой любите, а сохой пахать брезгуете!

– Точно, тебе обидно, что кто-то твое сало съел! А ты, когда коров держал и работников имел, с ними доходами делился?

– Не пойму я тебя, Алексей Григорьич, ты нарочно непонятное говоришь, чтобы простого человека унизить! А у меня, между просим, тоже душа есть!

Разговор становился интересным, но совсем не ясно, о чем, то ли о политэкономии, то ли о душе. Хотя, когда еще и поговорить о душе, как не перед лицом предстоящей опасности.

– Это хорошо, что ты про душу вспомнил! Как же без души? Без нее никак нельзя! – похвалил я.

– Во! Значит народ понимаешь, а как до дела доходит – так заносишься?!

– Это когда я заносился? Когда по твоей милости пленный чуть не сбежал? – ехидно спросил я.

Лицо хозяина стало скучным и обиженным.

– Вот вы, господа, только попрекать простого человека умеете. Коли надо было, сам бы за тем покойником и следил! А ты раз-два, только командовать можешь, ты туда, ты сюда. А если у человека горе, разве войдешь в сочувствие? Вон сосед Истомин, чем лучше меня? Только, что он дворянин, а я хлебопашец, вот ему и пожалуйте, а у меня горе, так мне – шиш!

Я начал путаться в претензиях и попросил говорить яснее.

– Ты чего от меня-то хочешь?

– Ничего я не хочу! Только мне обидно. Одному хоть залейся, а другому горе размочить нечем! – плачущим голосом закричал Александр Егорыч и, с шумом отодвинув скамью, стуча сапогами, вышел из горницы.

– Чего это он? – спросил я Ефима. – Какая муха его укусила?

– Обидно, знать, стало, что им, – Ефим показал пальцем в потолок, – целый штоф не пожалели, а ему, – он указал на дверь, – даже лафитника не поднесли!

– Какой еще лафитник, мы же ночью в поместье к Моргуну идем!

– Оно, конечно, так, но по справедливости угостить нужно было. За все наши труды!

– Тебе тоже обидно?

– Про меня речь не идет, наше дело по лошадям. Хотя, если взять в разумение, то уважение каждому лестно!

– Ну и ладно. Сейчас пойди отдохни, после полуночи выступаем, Я пока займусь подготовкой.

Ефим тяжело вздохнул и встал из-за стола,

– Благодарствуйте за угощение. Только дяде Саше нужно бы поднести!

– Ну да, как сразу, так сейчас, – сказал я, и ока зался неправ.

Пока я собирал в предстоящий поход нужное снаряжение, хуторянин времени даром не терял и добился-таки социальной справедливости в распределении благ. К полуночи он находился уже в таком состоянии что об его участии в экспедиции не могло быть и речи. Короб со спиртными напитками был порядком опустошен, а сам Александр Егорыч плакал пьяными слезами, каялся в своей «слабости» и в одиночестве поминал покойную жену. Несколько пустых бутылок сиротливо валялись на полу. Пришлось его оставить на хуторе в компании с таким же пьяным штабс-капитаном.

Около часа ночи мы с Ефимом оседлали трофейных лошадей, погрузили на них оружие и «инвентарь» и выехали не лесную дорогу. Мы знали только направление, в котором находилось имение Моргуна, и пустили лошадей в нужную сторону без поводьев, в надежде, что они сами найдут дорогу к своим родным конюшням.