Текст книги "Черный магистр"

Глава 13

Ночь была холодной и ясной. В небе горели яркие осенние звезды. К полуночи подморозило так, что копыта лошадей звонко цокали о затвердевшую землю. Чувство внутренней тревоги почти против воли толкало меня на эту очень рискованную авантюру. Возможно, причиной тому была обостренная интуиция. Я где-то внутри себя ощущал надвигающуюся опасность. Преодолев четыре версты, мы оказывались в непосредственной близости к соседям, и дальше продвигаться следовало, проявляя максимальную осторожность. Однако, я продолжал подстегивать и так резво бегущего коня.

– Куда летим, на пожар? – спросил, догоняя меня, Ефим. – Как бы не попасть к ним прямо в лапы!

– Ладно, доскочим до того леска – согласился я, указав кнутовищем на темнеющую в нескольких сотнях метрах впереди группу деревьев, – и дальше пойдем пешком.

– Если нас раньше не подстрелят, – недовольно сказал кучер, опять пристраиваясь позади меня.

Однако, пока ничего плохого не происходило. Кругом стояли покрытые инеем деревья, ставшие похожими на елочные игрушки. Кроме стука копыт наших лошадей, других звуков слышно не было. Около серебряной рощицы я придержал коня, и Ефим опять поравнялся со мной.

– Приготовь пистолет, – попросил я, останавливаясь и соскакивая с лошади.

Конюх ничего не ответил, вытащил из седельной сумки оружие и взвел курок. Мы вошли в рощу и двинулись по подмороженным хрустящим листьям в ее глубину. Кони, следуя за нами в поводу, нетерпеливо всхрапывали, видимо, удивляясь, почему мы не доехали до теплой конюшни.

– Если я правильно понял рыжего Ивана, поместье начинается сразу за рощицей, – сказал я. – Оставим лошадей здесь и дальше пойдем пешком.

– А зачем пистолет, здесь же никого нет?

– Не знаю почему, но я чую опасность, – ответил я. – Смотри в оба, магистр мог выставить здесь сторожевые посты.

Ефим поверил и начал крутить головой, всматриваясь в светлый лес. Зрение и слух у него были не в пример лучше, чем у меня, в чем я неоднократно мог убедиться.

– Давайте оставим лошадей здесь, – сказал он, когда мы спустились в неглубокую балку, поросшую невысокими осинами.

Место, действительно, было хорошее, и мы свели коней вниз, разнуздали и надели им на морды торбы с овсом. Они тут же начали есть, мерно потряхивая головами. Привязав их уздечки к одному дереву, мы выбрались наверх и пошли дальше. Вскоре деревья начали редеть, и впереди показалось чистое, светлое пространство.

– Люди, – шепотом сказал кучер и придержал меня за плечо.

Я замер на месте. Кругом по-прежнему было тихо, и я не понял, что вдруг насторожило Ефима. Он напряженно повернул голову набок, как это делают собаки, когда что-то слушают. Потом приблизил указательный палец к губам и им же показал направление, откуда услышал посторонний звук. Потом знаком предложил мне опуститься на землю. Мы присели на корточки, и он прошептал мне в самое ухо:

– Там люди! Двое или трое.

– Уходим, – почти без звука сказал я, и мы медленно, стараясь не шуршать подмерзшей листвой, начали отступать.

То, что в глубине рощи вдруг выставили секрет, было плохим знаком. Рыжий Иван говорил, что никакой охраны в имении нет, его обитателям некого было бояться. Скорее всего, это я переборщил с угрозами, блефуя с магистром. Однако, делать было нечего, я не собирался отступать, и мы пошли в обход секрета.

Продвинувшись еще метров на четыреста вглубь рощи, мы опять повернули в сторону поместья. Теперь мы шли очень медленно и осторожно. Кругом была абсолютная тишина, как это бывает тихой, безветренной ночью в предзимнем лесу. И вновь, когда деревья начали редеть, и роща просветлела перед открытым пространством, Ефим замер на месте с поднятой ногой и показал куда-то в сторону. Я прислушался и уловил негромкое звяканье металла о металл. Мы опять присели и, пригибаясь к земле, вернулись на безопасное расстояние.

– Придется делать маскхалаты, – сказал я.

– Что делать? – не понял кучер.

– Маскхалаты, – повторил я. – Возвращаемся к лошадям, я на такой случай прихватил холст.

Ефим, конечно, ничего не понял, но переспрашивать не стал и солидно кивнул головой. Мы пошли назад и вернулись в начальную точку пути. Лошади нас узнали, поприветствовали фырканьем. Они уже съели свой овес, и Ефим насыпал в торбы новые порции, а я вытащил из вьюка припасенные на этот случай два куска домотканой холстины, в которые раньше были упакованы наши пищевые припасы.

Кучер, не желая показать себя профаном, исподтишка наблюдал за моими действиями. Потом не удержался и спросил:

– Вы чего это такое задумали? Никак саваны готовите?

– Вот именно, – ответил я. – Нам нужно сделать два савана, возьми свой кусок и делай как я.

Конечно, ничего похожего на настоящие маскхалаты у меня не получилось, я сделал какое-то подобие армейских плащ-накидок, какие были в ходу во время Второй мировой войны. Эта простейшего покроя одежда вполне отвечала нашим тактическим целям в покрытом инеем осеннем лесу. Светло-серое полотно трудно было различить уже в тридцати метрах. Мы набросили их на себя и прикрепили к плечам веревочками.

– Вот теперь можно идти, – сказал я, довольный своей предусмотрительностью. – Так нас никто не заметит.

– А зачем мы надели эту холстину, – минут через десять спросил Ефим. – Чтобы не замерзнуть?

– Скорее, чтобы не погибнуть, – ответил я, пораженный такой тупостью.

– А она что, заговоренная?

– Нет, заколдованная, – сердито буркнул я.

К приятному чувству, что ты опытнее окружающих на добрых полтора столетия, быстро привыкаешь, после чего непонимание самых казалось бы очевидных вещей начинает просто раздражать.

– Правда она заколдованная? – после долгой паузы спросил Ефим. – Пуля ее не пробьет?

– В темной одежде на белом фоне нас сразу заметят, а в светлой мы будем незаметными, – просто объяснил я.

– Понятно, – сказал, обдумав мои слова, кучер. – В нас теперь просто не попадут!

– Дай-то Бог! Теперь будем пробираться между двумя секретами.

Ефим ориентировался в лесу лучше, чем я, и потому шел впереди. Он точно вспомнил место, где сидит первый сторожевой пост, и мы обошли его на безопасном расстоянии. Время приближалось к трем часам ночи, начала самого подлого времени для караульной службы. На посту с трех часов утра до рассвета больше всего хочется спать, уже привыкаешь к местности и начинаешь меньше бояться. На это и был мой расчет, когда мы выезжали из имения. Не предвидя, что имение будет охраняться, я рассчитал, что к этому времени мы уже попадем на его территорию. Теперь, на обходах, мы потеряли больше часа, но пока еще не очень выбивались из графика.

Пока у меня была только стратегическая задача дерзостью нападения деморализовать противника. Однако, без конкретного плана действий. Куда нанести удар, я рассчитывал сориентироваться на месте. Поэтому, чем меньше у нас будет времени для подготовки, тем сложнее окажется найти и реализовать наиболее эффективный вариант диверсии.

Когда мы вышли из рощи на открытое место, Ефим неожиданно остановился и показал вперед. К нам навстречу шли два человека. Пока до них было довольно далеко, и можно было попробовать отступить, но если они нас заметят и поднимут тревогу, то мы окажемся между трех огней. Оба секрета и эта парочка сумеют нас окружить, из имения на подмогу придет подкрепление, и, чем кончится противостояние, предположить нетрудно.

Пока я раздумывал, Ефим без приказа сошел с тропы и присел в трех метрах от нее возле какого-то пня. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру и перейти на другую сторону. Здесь были густые кусты, продираться через них я не рискнул, просто присел на корточки.

Идущие навстречу люди не разговаривали, но в ночной тишине было слышно, как у одного из них громко скрипят сапоги Скрип все приближался, и я увидел их уже вблизи. Сомнений, что это «гайдуки», не осталось. У обоих были форменные армяки и ружья. Теперь нас разделяло метров тридцать, и я приготовил пистолет. Как только они заметят кого-нибудь из нас, я выстрелю, а оставшегося буду добивать саблей. При любом раскладе за нами оставался эффект внезапности.

Гайдуки шли скорым шагом и не смотрели по сторонам. Сколько было видно по их лицам, они еще не до конца проснулись, ежились от холода, и им было не до странных предметов на обочине. Он спокойно миновали нас, оглашая окрестности скрипом сапог. Я не успел вздохнуть с облегчением, как Ефим, не дожидаясь, когда они исчезнут, встал и спокойно вышел на тропинку. У меня замерло сердце. Стоило тем обернуться, как они сразу увидят торчащий на ровном месте странный, мешковатый силуэт человека. Однако, все обошлось. Гайдуки скрылись в лесу, и тогда я набросился на напарника:

– Ты с ума сошел, ты что делаешь!

– А что? – удивился он.

– А если бы они обернулись?!

– Ну и что?

– Ты что, больной?! – закипая, воскликнул я.

– Нет, здоровый, – недоумевая, ответил Ефим. – А чего вы сердитесь?

– Ведь они тебя могли увидеть!

– Как это увидеть? Вы же сами сказали, что наша одежа заколдованная

– Ты что, шуток не понимаешь?

– А откуда я знал, что вы шутите?

– Заколдованной одежды не бывает! Это самый обычный холст и одели мы его только для того, чтобы нас не было заметно. Понял!

– Я еще давеча понял. Так и правда же, не заметили!

– А если бы заметили! – понимая, что ни до чего хорошего не договорюсь, воскликнул я.

– Как бы они заметили, когда мы...

– Ладно, пошли дальше, – обреченно сказал я.

Теперь у меня появилась новая забота, разубедить кучера в том, что он не сделался невидимкой. Больше неожиданных встреч не случилось, и мы без несчастья дошли до самого имения. Там было спокойно, хотя в нескольких окнах большого помещичьего дома горел свет. Идти туда я пока не собирался, тем более, что было слышно, что вокруг дома бродит сторож.

Не знаю, когда и какому умнику пришла в голову идея оснащать сторожей медными или чугунными досками, чтобы они предупреждали злоумышленников о своем появлении, стуча по ним колотушками и протяжно крича: «Слушай!», но такая практика была повсеместной.

– Слушай! – уныло закричал осипший сторож и несколько раз звонко ударил в свою сигнальную доску

– Интересно, есть ли у них здесь собаки? – задал я чисто риторический вопрос.

– А собаки нас увидят? – вопросом на вопрос ответил Ефим.

– Увидят и учуют. Давай обойдем усадьбу, посмотрим, как туда легче попасть.

Никаких защитных сооружений, вроде тына или частокола, здесь не было. Единственным символическим ограждением здесь был обычный плетень, кое-где сгнивший, так что мог служить защитой только от домашнего скота. Иван не соврал, когда сказал, что здесь никого нападения извне не боятся. Я вытащил из кармана перечерченный на бумагу план и сориентировал его по местности.

К тому месту, куда мы попали, к тылу усадьбы, выходило несколько сараев, в одном из которых обычно содержались пленники. Два других использовали для хозяйственных функций. На правом, так сказать фланге, подальше от господского дома, находились три большие конюшни, коровники и хлев. Слева от большого дома располагались людские дома и казарма, в которой жили «гайдуки». Эта сторона меня интересовала больше других. Мы, как могли быстро, обошли усадьбу по периметру. От тяжелой ходьбы по пересеченной местности и, возможно, нервного напряжения, меня пробила испарина. Городской мещанин тоже порядком запыхался и не отказался от короткого отдыха.

– Ну, что ты предлагаешь делать? – на всякий случай спросил я кучера, надеясь на непредсказуемый народный гений.

– Пошли прямо в дом, и все дела, – ответил он. – Кого встретим – прибьем, ослобоним наших баб и утечем.

– В дом еще попасть нужно. Я предлагаю сначала попробовать поджечь казарму. Она вон в том доме, – сверившись с планом, показал я на довольно большую рубленую избу.

– Как же ее подожжешь? – засомневался Ефим. – Сейчас, поди, не сушь, пока загорится, сто раз успеют потушить. Может, лучше сено подпалим? Вон там, – он указал в сторону помещений для скота, – два стога стоят. Их уж, когда разгорятся, нипочем не потушат.

Меня в этом плане больше интересовала казарма, но троицкий мещанин был прав, ее поджечь, даже при наличии некоторых приспособлений, которые я прихватил с собой, было почти нереально. Другое дело, когда на пожар сбежится все здешнее население, и у нас окажутся развязанными руки.

– Ты прав, пошли жечь сено, – согласился я, и мы отправились назад к хозяйственным постройкам.

Сторож по-прежнему бродил вокруг господского дома и звонко колотил в свою сигнальную доску. Где-то лениво брехала собака. Люди мирно спали под надежной охраной бдительных часовых. Пока не видно было ни одного человека. Мы рискнули и к стогам сена пошли напрямик.

– Богато живут, – констатировал Ефим, рассматривая попадающиеся нам по пути строения. – Избы рубили на века.

Мы беспрепятственно добрались до первого стога. Он был совсем недалеко от конюшен, и я подумал, что, если пожар разгорится, то огонь неминуемо на них перекинется.

– Пока я поджигаю сено, открой двери, чтобы не сгорели лошади, – попросил я Ефима.

Он кивнул и пошел в сторону конюшен, а я, зайдя с подветренной стороны, выдрал клок сухого сена и чиркнул спичкой. Это замечательное новшество, изобретенное лет двадцать назад немецким химиком Камерером, уже активно вытесняло из жизни привычное огниво.

Спичка вспыхнула, я дал ей разгореться и разжег травяной пук. Сухая трава вспыхнула, весело затрещала, и я подсунул ее под низ стога. Теперь следовало бежать ко второму, однако, со стороны одной из конюшен послышался крик и звон стали. Я понял, что Ефим наткнулся на бодрствующего конюха, и кинулся ему на помощь, заодно ругая себя за дурацкий гуманизм.

Оказалось, что на моего бедного товарища наседают сразу два здоровых гайдука. Оба были вооружены саблями и теснили конюха внутрь конюшни – хотели взять в плен. Мое появление их не смутило, и, пока один продолжал размахивать саблей перед лицом отступающего Ефима, тесня его в распахнутые ворота, второй бросился на меня.

Понятно, что стрелять я не собирался ни под каким видом, как, на наше счастье, и противники. Потому сбросил с плеча сидор с припасами и, освободившись от клади, кинулся ему на встречу. Чтобы не мешала плащ-накидка, я откинул ее на спину и выхватил саблю. В эту ночную авантюру я взял свой бесценный индийский клинок, к которому привыкла рука и прикипела душа.

Нападал на меня человек с типичным казацким лицом, украшенным длинными вислыми усами. Мне показалось, что он не только не испугался нежданного противника, но даже обрадовался неожиданной драке.

– Ах ты, песий сын! Вот я тебя! – крикнул он и обрушил мне на голову свой первый удар.

К его несчастью, у меня совсем не было времени. Уже пошли сполохи от разгорающегося стога, и Ефим держался из последних сил, неловко пытаясь отбить своей шашкой профессиональные выпады гайдука. Поэтому я не оставил своему противнику ни одного шанса: по ходу отбил его клинок и, почти не глядя, полоснул своим по шее. В этом не было никакого пижонства, просто у нас была слишком большая разница в подготовке и оружии.

Такая же, как у Ефима и второго янычара, который, куражась и играя с моим напарником, как кошка с мышкой, загнал-таки его в конюшню. Ефим еще пытался сопротивляться, больше надеясь на силу, чем на ловкость, размахивал шашкой как дубиной и невольно пятился назад от секущего вокруг головы и лица клинка казака.

– Эй! – крикнул я, пытаясь переключить внимание на себя.

Гайдук оглянулся и, судя по всему, мгновенно оценил обстановку. По-хорошему, ему следовало забыть о Ефиме и готовиться к защите, но он не захотел оставлять в тылу безопасного для себя противника. Став в вполоборота, он попытался разом поймать двух зайцев, покончить с парнем и достойно ответить на мою атаку. На его беду между нами было уже слишком маленькое расстояние. Ефим сумел каким-то чудом отбить мастерски нанесенный коварный удар, гайдук рискнул его повторить, но тут подоспел я, и у него не хватило времени на отражение атаки.

Думаю, что в любом случае победа осталась бы за мной, но не таким легким и скорым путем. Гайдук только вскрикнул, когда отточенное лезвие индийского булата коснулось его тела и, изрыгая проклятия, закружился на месте

– Скорее уходим! – крикнул я совершенно обезумевшему от ужаса смерти Ефиму.

– Свят, свят, свят, – причитал он, спотыкаясь на ровном месте.

Я хватил его за руку и потащил за собой. Бежать было самое время. Заметив огонь, отчаянно застучал в свою доску сторож, в другом конце имения ударили в набат. С разных сторон слышались крики: «Пожар». Постепенно Ефим приходил в себя и бежал теперь сам. Однако, выбраться с территории имения мы не успели. Показались полураздетые люди, спешащие к горящей копне, и нам пришлось затаиться возле какого-то амбара.

– Свят, свят, – продолжал бормотать Ефим. Потом немного успокоился, отдышался и сказал:

– Отродясь не терпел такого страха! Он как вжикнет, а у меня сердце заходится!

– Потом расскажешь, – тихо сказал я. – Нам нужно отсюда убираться.

– А как же казарма, ты же хотел ее поджечь?

– Нечем, – коротко ответил я, – мне пришлось бросить сидор с деревянным маслом. Одной спичкой казарму не зажечь.

– Ишь ты, вот, как оно в жизни бывает, – непонятно в какой связи заметил кучер. – А здесь чего у них?

Для рассмотрения плана здесь, за амбаром, было слишком темно, тогда я попытался восстановить его по памяти.

– Или просто сарай, или арестантская.

– Может, спалим?

– А если там люди, да и как без растопки зажжешь?

– Так давай войдем посмотрим, может, там что найдется, солома или сено, – предложил старающийся реабилитироваться товарищ.

– Ты как себя чувствуешь? – спросил я.

– Чего мне сделается. В штаны наложить не успел, и ладно.

– Ладно, давай проверим. Ты пока стой за утлом и зря не высовывайся.

Я вышел к фасаду строения. Там, где мы были совсем недавно, полыхал огромный костер. Кричали и бегали люди, ржали лошади. Кажется, мы сделали правильно, что открыли ворота конюшен. Уже на одной из них загорелась деревянная крыша.

– Чего там горит? Никак, сено? – неожиданно раздался совсем рядом незнакомый голос.

– Сено, – ответил я, не поворачивая головы. – Видать, кто баловался с огнем. Пойдешь тушить?

– Не, я здесь один при дверях, а ты?

– А я при тебе, – сказал я и повернулся к собеседнику.

– На смену прислали? – обрадовался он. – Я тебя что-то не помню, ты, никак, из тех, что вчера пришли?

– Да. Из вчерашних.

– Ну, тогда стой, а я побег, а то все без меня сгорит.

Такого везения, бескровно отделаться от часового, я никак не ожидал, однако, его слова о вновь прибывших мне совсем не понравились. Было похоже на то, что магистр откуда-то получил подкрепление.

– Стой на стреме, – велел я Ефиму, который научился понимать мои заковыристые слова по интонации, – я посмотрю, что здесь делается.

Из полуоткрытой входной двери несло сладковатым смрадом параши. В помещении было почти темно, только у входа горела сальная свеча. Рассмотреть отсюда, от дверей, я ничего не смог и просто крикнул:

– Есть тут кто живой?

– Есть, есть, помогите! – откликнулось сразу три голоса из разных концов сарая.

Было похоже, что мы и правда попали в арестантское помещение.

– Идите сюда, – позвал я.

– Не могу, я прикован, – откликнулся молодой голос, показавшийся мне знакомым.

– Я тоже. И я, – отозвались остальные.

– Черт! – выругался я. – Погодите, поищу свет!

– Около входа есть керосиновый фонарь, – подсказал молодой голос.

Я осмотрелся и действительно увидел его возле дверей. Фонарь был простой конструкции, так что зажечь его оказалось минутным делом. Теперь с ним можно было хотя бы рассмотреть помещение. Это был обычный сарай, в разных концах его у стен стояли какие-то люди. Я пошел посмотреть, как можно их освободить. Первым на пути оказался парень, чей голос мне показался знакомым. Одет он был в оборванную военную форму. Приковали узников знакомым мне способом, к скобам, вбитым в бревенчатые стены. Самым простым было вырвать их из стены, но для этого нужен был какой-нибудь рычаг вроде лома.

– Лома здесь нет? – спросил я парня.

– Ключи от кандалов висят на стене у дверей, – ответил он.

– Что же сразу не сказал? – рассердился я за напрасную потерю времени.

– А вы кто? – спросил он.

– Тебе что, всю биографию рассказать?

Я побежал ко входу, осветил стену и увидел связку ключей. После чего на освобождение узников ушло всего две минуты.

Кроме парня в рваной форме, остальные двое по виду походили на обычных коробейников. Мы собрались у входа, который теперь стал для них выходом.

– Ефим, как там дела? – спросил я.

– Полыхает, – ответил он, – светло как днем!

Это было нам ни к чему.

– Выйдите, сразу бегите налево и прячьтесь за сарай, – сказал я пленникам и выскочил наружу.

Действительно, в районе пожара был совсем светло. Наш сарай находился метрах в двухстах, но и тут спрятаться было негде, все было видно совершенно отчетливо. -

Ефим стоял, прикрываясь полотном двери, и заворожено следил за рвущимся к небу пламенем.

– Уходим, – толкнув его в плечо, поторопил я. – С нами еще трое.

– Ага, – вернулся он на землю после завораживающего своей красотой и мощью пиротехнического зрелища. – Здесь есть тропа, ведет прямо через плетень к лесу.

– Иди вперед, мы – за тобой.

Ефим, прижимаясь спиной к стене сарая, прошел до конца строения и исчез за углом.

– Первый, пошел! – приказал я пленникам.

Из дверей выглянул один из коробейников, мужик лет сорока с морщинистым лицом, заросшим клочковатой бородой. Я показал ему направление, он несколькими прыжками достиг конца стены и скрылся за поворотом.

Следующим был парень в форме. Он был довольно спокоен и уходил без суеты. Мне опять показалось, что мы с ним уже где-то встречались.

Последним оказался не старый еще человек с очень худым лицом и запавшими, лихорадочно блестящими глазами. Видно было, что он болен и передвигается, преодолевая слабость.

– Быстро, за угол, – приказал я ему, следя, как развиваются события на пожаре.

Там явно было ни до чего. Метались и кричали люди, разбегались лошади. Мы оказывались в тени и могли спокойно уходить. Оглянувшись в последний раз, я свернул за стену сарая, где меня ждали спасенные люди.

– Нужно бежать, – сказал я, хотя это было очевидно и так. – Пробираемся в сторону леса. Ефим, ты идешь первый.

– Ага, – подтвердил кучер и быстро пошел к плетню.

Я двинулся замыкающим. Передо мной маячила сутулая спина худого узника, он шел, покачиваясь, и наклонялся вперед, как будто собирался вот-вот упасть. Мы с ним начали отставать от передней группы.

– Погодите, – крикнул я, – помогите товарищу.

Ефим остановился, мы с больным подошли к тревожно, это чувствовалось, ждущим спутникам.

– Возьмите его под руки, – приказал я парню в форме и второму коробейнику, – а то мы так никогда не дойдем.

Дальше мы шли все вместе, компактной группой. Разговаривать было некогда. Чем дальше от пожара отходили, тем делалось темнее и спокойнее на душе. После околицы до леса было всего ничего, пара сотен метров,

– Впереди какие-то люди, – предупредил Ефим. – Забираем вправо, будем обходить.

Он был прав, здесь у нас встречи с друзьями не намечалось. Пришлось, пригибаясь к земле, бежать до какой-то канавы и пробираться по ней до самого леса. Зато нас не заметили.

Недавние пленники совсем выбились из сил и, как только мы оказались под защитой деревьев, повалились на мерзлую землю. Изможденный «коробейник» дышал с каким-то присвистом, жадно хватая открытым ртом воздух.

Я просто не знал, что с ними дальше делать. До хутора отсюда было километров пять, лошадей у нас было две, к тому же до них еще нужно было добраться. Можно было оставить их здесь, «на волю рока», но это значило обречь почти на верную гибель. В худой одежде, ослабленные голодом, они или замерзнут в лесу, или попадут в руки гайдуков. Единственный, кто хорошо держался, это парень в форме.

Пока узники отдыхали, я решил выяснить, с кем нас свела судьба.

– Вы давно у плену? – задал я общий вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Я третий месяц, – первым ответил мужик с клочковатой бородой.

– Я уже все три, – сказал больной и начал натужно кашлять, зажимая рот руками.

– А ты? – спросил я молодого человека.

– Со вчерашнего дня, – ответил он. – Я здешний урядник.

– Так ты Михаил Сухов? – вспомнил я фамилию парня, который разыскивал убитого нами урядника.

– Суханов, – поправил он. – Вы меня знаете?

– Ты же был у нас на хуторе, искал пропавшего начальника.

– Так это мы с вами там разговаривали? – искренне удивился полицейский. – А я вас в такой одежде и не признал.

– За что тебя задержали? – поинтересовался я.

– Не знаю, я заехал спросить про Василия Ивановича, а на меня набросились, избили и заковали в колодки.

– А в имении знали, что ты полицейский?

– Да, я представился помещику. Мы с ним поговорили, а, когда я собрался уехать, на меня напали сразу трое. Я пытался защищаться, но кто-то ударил сзади по голове.

– А вас почему задержали? – спросил я у коробейников.

– Не знаем, – быстро ответил за себя и больного клочковатый, – просто так.

Мне такой ответ совсем не понравился, коробейник явно темнил. Однако, разбираться с ним просто не было времени.

– Отдохнули? Нужно идти дальше, – сказал я, вставая.

Все поднялись, и мы пошли в направлении оставленных лошадей. Перед рощей было еще одно чистое место, на котором нас могли заметить секреты, и я проверил заряд в пистолете. Когда кончился лес, я сделал еще одну короткую остановку, чтобы дать спутником перевести дыхание. Потом мы перебежали опасную поляну и, наконец, оказались в «своей» роще.

До лощины, в которой остались лошади, добрались без приключений. Те встретили нас узнающим фырканьем. Оба сидельца тотчас повалились на землю. Михаил Суханов был значительно бодрее и просто прислонился к дереву.

– Вы, – сказал я коробейникам, – поедете верхом, а мы пойдем пешком.

Меня молча выслушали, и никто не возразил. Чтобы двигаться быстрее, мы тут же помогли ослабевшим мужикам взобраться на лошадей и направились в сторону большой дороги. Ночь близилась к концу, но небо пока не светлело, и стало еще холодней. Однако, на ходу этого не ощущалось. Наконец, мы миновали последние деревья. Дорога совсем замерзла и звенела под стальными лошадиными подковами.

– Мы идем на хутор, – сказал я.

– Я с вами, – сразу же ответил урядник.

– Мы тоже, – после секундной заминки сказал кудлатый.

– Тогда вперед!

Всадники двинулись первыми, мы пошли следом.

– Останешься с нами? – спросил я урядника.

– Мне нужно разыскать Ястребова. Может быть, он тоже попал к ним в плен, – ответил он.

– Можешь не искать, я наверняка знаю, что он погиб.

Ефим искоса глянул на меня и предостерегающе кашлянул. Однако, это меня не остановило:

– Мы с ним говорили, когда магистр увез наших женщин. Василий Иванович обещал помочь, но они его убили.

– Вы это точно знаете?

– Да, мы с Ефимом сами видели, как он один сражался с несколькими гайдуками, троих убил, но погиб и сам. Это между прочим, их лошади.

– Неужто погиб?! – воскликнул Суханов, останавливаясь посреди дороги.

– Погиб, – повторил я.

– Вечная ему память, – крестясь, сказал Василий, – хороший был человек! Таких не часто встретишь!

– Не то слово, замечательный!

Ефим подозрительно фыркнул, но мы с Сухановым не обратили на него внимания. Стояли, склонив головы, перед памятью усопшего. Потом я надел шапку, а урядник, бывший без головного убора, еще раз перекрестился, и пошли дальше. Пока мы стояли на месте, наши коробейники опередили нас метров на пятьдесят.

– Эй, – негромко окликнул я их, – подождите нас!

Однако, они или не услышали, или не захотели останавливаться.

– Стойте! – крикнул я чуть громче.

Они, вместо того, чтобы остановить лошадей, неожиданно пустили их в карьер.

– Стойте! – опять закричал я и осекся. Коробейники уже ускакали,

– Вот иуды! – воскликнул Ефим. – Коней увели! Вот и помогай после этого людям!

Я хотел высказаться более эмоционально, в лучших народных традициях, но не успел. Впереди протрещало несколько пистолетных выстрелов.

– Засада! – крикнул я, оглядываясь, куда можно спрятаться.

Мы застыли на месте, как вкопанные. На дороге снова выстрелили. Потом раздался крик, и все стихло.

– Отходим в лес, – сказал урядник, и мы бросились под защиту деревьев.

– Пойдем вдоль дороги, – решил я. – Ефим, поправь холстину.

Мы так до сих пор и не сняли маскхалаты, просто, чтобы не мешали, отбросили их за спины. Суханов удивленно наблюдал, как мы из мужиков превращаемся в баб, но потом оценил новшество:

– Этак вас во тьме и не углядишь!

– А то, – ответил я. – Мы пойдем вдоль дороги, а ты уходи подальше в лес, как кого-нибудь увидишь, прячься.

Стреляли относительно недалеко, метрах в трехстах, так что к опасному месту мы подошли достаточно быстро. На дороге толклось несколько человек, рассматривавших лежащие на земле тела. Разговаривали между собой громко, никого не опасаясь.

– Это надо-ть, что удумали! – сказал сердитый голос. – Стог подожгли! Это не иначе, как Нил удумал, Пашка-то сам бы ни в жисть до такого не догадался.

– Нил, он такой! – поддержал его другой голос. – Пашка, он что! Он ничего! А магистр-то востер, сразу нас вперед послал, знал, чья кошка сметану съела.

– А коней-то они где добыли? Этот вроде знакомый, не Федькин ли донец?

– Кажись, его. Никак, и он с Нилом в сговоре?

– Доложить магистру надо.

– Привезем их, так сам, небось, увидит.

– Так что, вертаться будем или еще покараулим? – спросил кто-то, не участвовавший до этого в разговоре.

– Откараулили, чего здря мерзнуть.

– А вдруг у них спомошники были? – усомнился кто-то еще.

– Были бы, так все вместе бежали, а они сам друг. Да и после стрельбы ищи ветра в поле!

В этом гайдуки были правы, и нам только осталось ждать, когда они заберут тела и уберутся восвояси. Когда засада свернулась и ускакала назад к имению, мы выбрались на дорогу.

– Похоже, что узники-то были их же товарищами.

– Не иначе, как чем провинились, вот и попали у своих же в колодки, – предположил урядник.

– А нам повезло, что иуды коней увели, иначе мы бы на их месте были, – сказал Ефим. – Дальше, похоже, застав нет, пошли отсюда скорее.

Мы опять вышли на дорогу и быстрым шагом направились к хутору. Меня волновало, как там наши сидельцы. Оба, когда мы уезжали, были так пьяны, что взять их можно было голыми руками. Однако до хутора было еще далеко и, как мы ни спешили, добрались до него только минут через сорок.