Текст книги "Черный магистр"

Глава 16

Вся территория имения сияла праздничными огнями Мы с Ефимом прятались за господским домом со стороны, выходящей к пруду. Сюда, по осеннему времени, никто не ходил, и нам было спокойно. Факельщиков, освещавших двор, было много, явно больше ста человек, частью они занимались локальной подсветкой, остальные выстроились цепочкой от красного крыльца до здоровенной риги, стоящей почему-то в центральной части усадьбы. Впрочем, ригой я назвал это здание только для себя, сообразно величине и отсутствию окон. Вернее было бы сказать, павильон. От дома к риге-павильону была проложена аллея, равномерно засаженная толстыми вязами. Около каждого дерева стоял факельщик, держа в высоко поднятой руке свой чадящий и трещащий архаичный светоч.

При состоянии, которым располагал хозяин, сделать керосиновое, спиртовое или ацетиленовое освещение, вполне популярное и широко применяемое, было не вопросом, но тут почему-то предпочли смоляные факелы. Именно из-за этих факелов я и торопился попасть в усадьбу не в самое подходящее для нас время. Когда я увидел изобилие этих «светочей», у меня замкнуло связь: «магистр – факел».

Несколько месяцев назад, еще в XVIII веке, мне пришлось столкнуться с такими же любителями средневековой атрибутики. Эти романтичные ребята занимались поклонением Сатане в образе разукрашенного козла. Они устраивали публичные совокупления и кончали празднество человеческими жертвоприношениями. Тогда уйти из их лап мне удалось просто чудом. Именно им принадлежала хоромина, во дворе которой находился «генератор времени», на котором я продвинулся ближе к дому и оказался в теперешнем времени.

Что представляло собой это странное братство, секта, организация – просто не знаю, как их называть, – до сих пор оставалось для меня загадкой. Они то появлялись, то бесследно исчезали, имели большие возможности и обожали средневековье.

После того случая, когда мне удалось увильнуть от принесения в жертву козлу, я несколько раз сталкивался с людьми, чем-то связанными с «сатанистами». Определял их для себя довольно просто. Стоило кому-нибудь из них увидеть ритуальную саблю, которую я умыкнул из хоромины и которой владею по сию пору, как у этих людей наступал полный стопор, кончавшийся пламенным желанием завладеть оружием и отправить меня на тот свет,

То, что мы с Ефимом наблюдали из-за угла барского дома, очень напоминало именно их моления. В этой связи оказалось несложным додуматься, для каких целей служит безоконный павильон. Он был чем-то вроде храма, где должны были произойти кровавые игрища. Теперь, вблизи места действия, догадка почти переросла в уверенность.

Я помнил и сам ритуал, и его порядок, но пока не мог понять, что сатанисты собираются делать с нашими женщинами. Виденные мной сцены не напоминали коллективного изнасилования. Мне тогда показалось, что участницы шли на это грязное дело без видимого принуждения, но кто знает, какими путями организаторы добивались их покорности.

Между тем, с периодичностью в пять-десять минут к ярко освещенному господскому дому подкатывали кареты, сопровождаемые бегущими факельщиками. Из них церемонно выгружались русские бояре в расшитых кафтанах и собольих шапках, европейские аристократы в ярких костюмах, украшенных жабо, кружевами, павлиньими перьями, в мягких беретах, расшитых каменьями, и в широкополых шляпах. Кроме большего масштаба, все было точно, как и в прошлый раз.

– Кто-то идет! – прошептал мне на ухо Ефим, и мы мгновенно распластались на сырой земле.

– Почему до сих пор не решили эту проблему! – резко, с металлическими интонациями сказал в двух шагах от меня высокий мужской голос, в котором я не сразу узнал тенор Моргуна.

– Простите, господин, – виновато произнес другой человек, – до окончания праздника я не мог выделить нужное количество воинов. Но завтра же он умрет!

– Неужели трудно справиться с таким глупым, нелепым ничтожеством! – опять заговорил Моргун.

Я начал сомневаться, не ошибся ли я.

Голос был похож, но властные интонации, брезгливая жесткость никак не подходили мягкому, слезливому помещику.

– У них там есть пушка, – опять начал оправдываться второй, – вы же сами меня предупреждали!

– Их нужно было зажарить еще прошлой ночью! – опять заговорил Моргун.

Теперь я окончательно уверился, что это именно он, а «глупое, нелепое ничтожество», по всей видимости, я.

– Но вы сами, господин, приказали взять его живым, чтобы принести в жертву! – обиженно сказал второй.

– Не смогли сразу взять, нужно было зажарить! И с такими идиотами я вынужден работать! – капризно проговорил он. – Совершенно никакой инициативы, я все должен делать сам!

Честно говоря, только в самом конце разговора я въехал, что говорит Моргун совсем не как помещик девятнадцатого века.

– А это еще что за мусор, откуда здесь кучи веток? Почему к приезду гостей не убрали территорию? – опять набросился он на собеседника.

Кучами веток были мы с Ефимом в своих маскхалатах и теперь висели, что называется, на волоске, Возьмись ретивый помощник тут же убирать мусор...

– Простите, господин, но за территорию отвечает кастелян, – смиренно произнес помощник.

– У вас всегда так, все валите друг на друга. Телок тоже готовит кастелян?

– Нет, я, они готовы.

– Если будут сюрпризы, ответишь головой, ты меня знаешь! Позови магистра.

– Слушаюсь, господин!

Послышался стук сапог о землю. Моргуна несколько минут не было слышно, потом он начал мурлыкать песенку, очень напоминающую бессмертный шлягер Филиппа Киркорова о «зайке».

– Звал? – раздался почти надо мной голос магистра.

– Да, – прервав пение, подтвердил Моргун, – хочу узнать, есть ли вести от стряпчего?

– Еще не срок, ответ будет только завтра к вечеру.

– А вдруг сорвется? Триста тысяч – хорошие бабки!

– Почему это сорвется! Пока что у нас проколов не бывало.

– Мало ли что. Может, оставим купчиху до другого раза?

– Никак взглянулось? – засмеялся магистр.

– Не гони пургу, Улаф, нашел к кому ревновать! Меня волнует тот урод, он до сих пор жив, как бы чем не напакостил!

– Как он может напакостить? Венчание законное, завещание написано ее рукой.

– Мало ли... – задумчиво сказал Моргун. – Завещание-то взаимное...

– Зря волнуешься, Иван. Завтра мы с ним кончим, я сам за него возьмусь.

– Ты уже брался, и что вышло?

– У тебя, между прочим, тоже ничего не получилось.

– Я к тому, что пока нет ответа от стряпчего, может не стоит ее убирать? Днем раньше, днем позже...

– А ритуал, что гости подумают?!

– А если другую выставить?

– Как выставишь, если она уже заявлена? Да и нет у нас в этот раз подходящих. В городе искать – нужно время, не успеем. Не крестьянку же гостям выдавать!

– Ну, ладно, пусть будет как говоришь, на твою ответственность. Но, учти, налетим на бабки, мало не покажется!

– Не налетим, – уверено сказал магистр. – Не первый раз. Ты идешь?

– Да, пожалуй, мне нужно распеться.

Голоса затихли, и я поднялся с земли. Следом встала на ноги вторая куча мусора, Ефим.

– Это они про кого говорили? – спросил он.

– Про твою хозяйку, – ответил я, переваривая нежданно полученную информацию.

– А какого урода они завтра убить собираются?

– Меня,

– Точно? А я ничего не понял!

– Тут и понимать нечего. Они каким-то образом принудили Екатерину Дмитриевну выйти замуж за Моргуна. Заставили написать завещание на все имущество в пользу мужа, а сегодня собираются убить.

– А что за гости, и кому хозяйку хотят выдавать?

– Игры у них такие, непотребные, – попытался объяснить понятным парню языком, – сначала снасильничают, а потом убьют.

– А как же Марья? Ее тоже?

– Про нее речи не было, но, скорее всего, и ее. Когда я такое видел, женщин было двенадцать.

– Что же это творится! Неужто креста на них нет?!

– Креста точно нет, они совсем другому богу поклоняются. Нужно придумать, как нам действовать.

– Ты же сам говорил, взорвем казарму, все сбегутся, а мы тем временем...

– Боюсь, что сегодня так не получится. Видел, сколько здесь людей?

– Так что же делать?

– Погоди, нужно все обдумать. Давай отойдем в сторонку, чтобы на нас опять не наткнулись.

– А ветки уже можно отвязать?

– Отвязывай, – рассеяно ответил я, начиная представлять, как можно самим поучаствовать в религиозном ритуале.

То, что я видел раньше, проходило в одном помещении, теперь, судя по приготовлениям, ритуал будет расширенный и начнется в большом доме. Иначе зачем бы сатанистам расставлять вдоль дороги факельщиков? Они, скорее всего, пойдут шествием от дома до павильона, где и произойдет основное действие.

Пока я представлял, что здесь должно произойти, и думал, что нам делать, к господскому дому подъехала очередная карета в сопровождении факельщиков. Раньше я не присматривался, но теперь для нас стало принципиально, куда ведут гостей. Если в дом, то и процессия начнется от дома, если в павильон, то действие будет проходить там, и это значительно усложнит, если не сделает невыполнимой, нашу задачу.

Между тем к ярко освещенной факелами карете подбежали слуги в одежде стрельцов с бердышами и выстроились шпалерой. Какой-то церемониймейстер в завитом парике, со шпагой на боку распахнул дверцу и опустил ступеньку. Из роскошного экипажа вылез тучный человек в карнавальном костюме французского маркиза, украшенном лентами и подвязками. Церемониймейстер склонился в низком поклоне, изящно, как при игре в боулинг, отставив в сторону ножку в красном чулке. Толстяк небрежно кивнул и сквозь шпалеру стрельцов поднялся по ступеням в дом.

– Нам нужно переодеться в факельщиков, – сказал я Ефиму.

– А где мы возьмем одежду? – задал он резонный вопрос.

– Экспроприируем, – ответил я.

– Чего сделаем?

– Отнимем.

– Как это отнимем?

– Как, как! Сам пока не знаю, заманим кого-нибудь в сторонку, оглушим и разденем,

– А как нас с теми факелами-то споймают?

– Надеюсь, что не «споймают». На человека, который сам себя освещает, никто и смотреть-то не станет. Ловят тех, кто прячется.

Ефим подумал и глубокомысленно хмыкнул.

– А зачем нам факелы?

– Потом поймешь, – прервал я разговор, начиная ощущать катастрофическую нехватку времени. – У нас дел невпроворот, не успеем подготовиться, считай, все пропало! Лучше помоги мне отвязать ветки.

Как только появился хоть какой-то план действий, сразу же возникла куча проблем, которые пришлось решать по ходу дела. Не меньше, чем костюмы факельщиков, мне нужна была какая-нибудь материя, в которую можно было расфасовать порох. Частично могли подойти наши армяки, но для этого нужно было переодеться. Чем мы с Ефимом и занялись в первую очередь.

– Иди прямо, не сгибайся, – шпынял я его, когда он непроизвольно пытался не идти, а красться, – и не сворачивай.

Пока что мы находились в пустынной части усадьбы, где попадалось сравнительно мало народа. В основном это были дворовые, занятые приготовлениями к ритуалу. Устроителей, видимо, тоже поджимало время, все спешили, и никто ничем, кроме своих дел, не интересовался. Только один раз мы наткнулись на какого-то мелкого начальника, припахавшего нас тащить тяжелую дубовую скамью. Зато вместе с этой скамьей мы попали в священный павильон.

Оказалось, что там оформлено почти все так же, как и в хоромине, включая перевернутое распятие, огромный стол для гостей и оружие на стенах. Мы поставили скамью на место, указанное мечущимся по огромному залу распорядителем, и тотчас сбежали, чтобы нас не заставили принять участие в лихорадочных приготовлениях.

Одетых в такую же рванину, как мы, слуг, почти не было, но кое-кто из дворни вполне соответствовал нашим параметрам оборванцев, так что никакого интереса у стражников, стоящих с традиционными бердышами вдоль стен зала, мы с Ефимом не вызвали. Пока мы работали на сатанистов, у меня возникла неплохая идея, как заманивать факельщиков в безлюдное место.

Первым делом мы отправились на место недавнего пожарища. Там еще толком не успели убрать обгорелые остатки конюшен, и легко нашлось укромное место для Ефима, Поручив ему найти себе подходящую дубину и ждать прибытия гостя, я побежал к павильону и набросился на стоящего немного в стороне ото всех факельщика.

– Ты это чего! – крикнул я ему. – Почему не идешь?

– Куда? – удивленно спросил здоровенный деревенский парень почти одного роста со мной.

– Как куда? Светить! – с трудом переводя дыхание, закричал я.

– Мне велели стоять здесь, – ответил он.

– Кастелян приказал тебе светить не здесь, а на конюшне! Гляди, узнает, что ослушался, запорет!

– Так меня Митька тута поставил! Мое дело сторона!

– Будет тебе сторона! Пошли скорее!

Факельщик не осмелился ослушаться и поплелся за мной.

– Быстрее идти не можешь? Розги захотел попробовать?! – опять взялся я за него.

– Да иду, иду, чуть, что так сразу розги! – недовольно говорил он, все убыстряя и убыстряя шаг.

К месту засады мы прибежали.

– Где тут светить-то? – удивленно спросил он, оглядывая пожарище.

– А вон туда загляни, тогда узнаешь! – с надрывом закричал я, показывая на место нашей засады.

– Ну, свечу, свечу, чего там, – ответил он и сунулся в закуток.

Послышался глухой удар, возглас, и факел упал на землю.

– Один есть, – сообщил, высовываясь из темноты, Ефим.

– Раздень его, свяжи, а я за следующим! – торопливо сказал я и побежал назад.

По моим прикидкам, на все про все у нас оставалось чуть больше часа. Самым сложным, как мне казалось, было достать лошадей. Если все пойдет, как запланировано, и нам удастся бежать вместе с женщинами, то рано или поздно сатанисты опомнятся и кинутся в погоню, Вот тогда убежать, прорываясь через две засады, без хороших коней нам просто не удастся. Единственный, кто мог помочь, был наш лазутчик в стане врага, рыжий Иван, но я не представлял, где его найти его этой в ночной кутерьме.

Однако, пока предстояло захватить еще одного факельщика, а это оказалось непросто. Мужиков, освещавших территорию, на периферии празднества было немного, всего человек пять, первые трое, к которым я подошел, оказались тщедушного сложения, их одежда просто не налезла бы на Ефима. Четвертый, низкорослый, но широкий мужик, оказался таким тупым, что мне не удалось даже сдвинуть его с места.

– Ты это чего! – налетел я на него, как и на первого факельщика, – Почему не идешь?!

– Ну? – просто спросил он, глядя на меня поблескивающими в мечущемся свете, оловянными глазами.

– Пошли светить, кастелян приказал, запорет! – закричал я ему в лицо и потянул за собой.

– Чаво? – спросил он, вырывая у меня руку.

– Ничаво! Тебе приказали за мной идти, светить!

– Чаво? – вновь спросил он, не двигаясь с места.

– Барин приказал тебе пойти со мной, там, – я указал в сторону сгоревших конюшен, – нужно посветить.

– Чаво? – не балуя меня разнообразием выражений, повторил факельщик,

– Иди за мной, – доходчиво, по слогам сказал я, – не пойдешь, розгами запорют! Понял?!

– Кого запорют? – наконец, сдвинулся он со своего «Чаво?».

– Тебя!

– Меня? – удивился мужик.

– Тебя, если со мной не пойдешь!

– Кто запорет?

Я посмотрел в его глаза, полные непоколебимого спокойствия, и понял, что дальше нам говорить не стоит, этой ночи не хватит, чтобы он понял, что я от него хочу. Не ответив на последний вопрос, я направился к последнему из видимых мне факельщику, но меня остановил тот же медлительный голос:

– Эй, идти-то куда?

– К конюшням, – ответил я, останавливаясь.

– Так они ж сгорели.

– Туда и зовут, – почти без надежды на успех сказал я.

– Ладно, пойду, – вздохнув, пообещал он и, не спеша, двинулся в нужную сторону.

Я с облегчением вздохнул и пошел рядом.

– Ты рыжего Ивана знаешь? – на всякий случай спросил я.

– Чаво? – почти сразу откликнулся он.

– Ивана рыжего знаешь?

– Какого Ивана?

– Рыжего! – начиная терять терпение, повторил я.

– Рыжего? – уточнил факельщик.

– Рыжего!

– Это Ивана-то? – когда мы уже подошли к конюшне, переспросил он.

– Где его найти? – коротко и конкретно, ни на что не надеясь, спросил я.

– Тама, – пальцем он показал на сарай, в котором вчера сидели освобожденные нами пленники. Подумал и спросил: – Светить-то где?

– Тама, – указал я.

– Ага, – неторопливо согласился он и сунул свою крепкую голову под ефимовскую дубину.

В свете его же факела я увидел, как на голову опустилось что-то темное, и послышался гулкий звук удара. Однако, мой приятель не только не упал, он даже не опустил факел.

– Эта чаво? – удивленно проговорил он, может быть, только чуть быстрее, чем обычно.

– Таво! – в тон ему ответил невидимый Ефим и ударил второй раз

Я бросился помочь затащить за остаток стены простертого на земле тугодума.

– Что так долго? – спросил кучер, затаптывая горящий на земле факел.

– Уговорить не мог, – торопливо проговорил я. – Быстро раздеваем и пошли искать Ивана. Он или охраняет тюрьму, или его самого посадили.

Больше времени на разговоры у нас не было. Мы стянули с неподвижного тела всю одежду, включая белье, связали факельщика по рукам и ногам его же ремнями.

– А если они развяжутся? – усомнился я, глядя на два пока неподвижных белеющих на черном фоне пожарища тела.

– Небось, голыми постыдятся бегать, – успокоил меня кучер. – Сейчас переоденемся или опосля?

– Опосля, – ответил я, окончательно замороченный постоянно слышимыми просторечиями. – Пошли скорее, у нас полный цейтнот.

– Ага, – согласился Ефим, – полней некуда.

Я не стал выяснять, что он имеет в виду и, прихватив свой узел с одеждой и погашенный факел, быстро пошел к арестантскому сараю. Здесь, на задворках имения, не было видно ни души. Кажется, наши противники так и не научились бдительности. Двери в сарай оказались запертыми изнутри.

– Что будем делать? – спросил я кучера.

– Постучи, – ответил он, – как откроют, коли выйдет не рыжий, то дам по кочану, и вся недолга.

– А если их там несколько человек?

– Тогда и ты кому-нибудь дашь по кочану.

В принципе, он был прав. Наше оружие было спрятано в кустах невдалеке от барского дома. Идти за ним, а тем более ходить вооруженными, было и некогда, и опасно. Оставался самый простой вариант, бить дубиной по голове всех, кто ни подвернется.

Я подошел вплотную к дверям и решительно постучал. Ефим встал сбоку у стены и приготовил свою дубину. Однако, никто на стук не откликнулся. Я еще несколько раз ударил в дверь, теперь уже ногой.

– Иду, иду, чего дверь ломишь, орясина, – закричали изнутри.

Кто стучит, почему-то не спросили. Стало слышно, как за дверью возятся с запорами.

– Давай быстрей открывай, – поторопил я. Около господского дома засновали в разные стороны факелы, кажется, там готовились к выходу гостей,

– Эхма, чего еще надо? – спросил, распахивая дверь, освещенный со спины человек.

– Тебя надо, – ответил я, отступая. Открывший был ниже и худее рыжего.

– Зачем? – спросил сторож, без опаски выходя наружу.

Я не стал ему отвечать, потому что Ефим успел ударить его по голове и, подхватив тело, отнести от входа. Внутри было тихо, и больше никто не интересовался незваными гостями. Я сделал знак кучеру, и мы вошли в сарай. Там, положив голову на столик, спал еще один охранник. На наш приход он никак не отреагировал. Судя по густому сивушному духу, сторожа неплохо приняли на грудь.

– Рыжий, – закричал я в темноту, – Иван, ты здесь?

– Лексей Григорьич? – тотчас откликнулся знакомый голос, – ты как сюда попал? И Ефим с тобой?

Голос у «двойного агента» был вполне бодрый.

– Как ты? – спросил я.

– Сижу в колодках, ключи там, у дверей на гвоздике.

– Знаю, сейчас освобожу. Присматривай за этими, – имея в виду караульных, напомнил я кучеру по неискоренимой привычке любого начальника считать всех остальных клиническими идиотами. – Ты здесь один? – взяв ключи и фонарь, спросил я Ивана.

– Еще двоих недавно привели, – сообщил он, показывая, где отпирать колодки.

Заточили его сурово, в деревянные колодки, которые применялись в средние века – составные доски с отверстиями для шеи и запястий. Я уже встречался с такой конструкцией и без особого труда освободил перебежчика.

– Господа, господа, помогите! – послышался из другого угла дрожащий тенорок.

– Вы кто? – спросил я, направляясь на голос.

– Губернский секретарь Похмелкин.

Я дошел до угла, где у стены жался закованный в цепи субтильный человечек в оборванном вицмундире. Подобрав ключ, я освободил и его.

– Благодарю тебя, любезнейший, – сказал Похмелкин, растирая запястья.

– А кто третий? – крикнул я Ивану.

– Третьим буду я, – отозвался низким, спокойным голосом последний узник.

Я пошел на голос, а он, видимо, встал с пола, потому что послышался мелодичный звон цепей. Масляный фонарь выхватил из тьмы кусок бревенчатой стены и стоящего возле нее могучего сложения мужчину с разодранной в клочья одеждой Он вольно стоял безо всяких стенаний и просьб быстрее его освободить. Я начал возиться с его цепями.

– Скоро вы? – крикнул от входа Ефим.

– Сейчас иду, только раскую Емельяна Пугачева.

– Вот уж это точно, заковали как Пугача, – отреагировал на шутку здоровяк, демонстрируя этим, что не чужд знанием русской истории.

– Подержите фонарь, – попросил я, освободив ему руки.

Он взял фонарь и подсвечивал мне, покуда я не отомкнул ножные кандалы. После чего мы заспешили к выходу.

– Ну, как там? – спросил я Ефима, наблюдавшего за ситуацией во дворе.

– Суетятся, – кратко ответил он. – Нужно поспешать.

В это время пьяный караульный поднял голову и бессмысленными глазами уставился на освобожденных заключенных.

– Выпить есть? – требовательно спросил он у здоровяка, уже собравшегося применить против него грубую физическую силу.

– Нет, – ответил тот, разжимая кулак.

– А зря, – укоризненно сказал страж, вновь опуская голову на стол.

Мне некогда было наблюдать за жанровыми сценкам, я торопливо сдирал с себя крестьянские лохмотья под аккомпанемент причитаний губернского секретаря:

– Господа, но ведь с нами поступили совершенно незаконно. Я чиновник почтового департамента, и меня не смели арестовывать! Господа, вы будете свидетелями!

– Тихо, – оборвал я возбужденного чиновника. – Иван, нам нужны хорошие лошади и оружие. На дороге две засады. Надежда только на тебя.

– Это можно, – подумав, ответил рыжий, – навалимся кучей на конюхов и ускачем.

– Так не выйдет, вы должны будете ждать нас за воротами, нам еще нужно отбить женщин, иначе они погибнут.

– Господа, господа! – вмешался в разговор чиновник. – О каких женщинах вы говорите! Нужно немедленно отсюда убежать и заявить в полицию.

– Заткнись, болван, – не сдержавшись, рявкнул я. – Сможешь?

– Долго ждать? – спросил рыжий,

– Не знаю, думаю, что не очень. Ты уже был на таких ритуалах? – Я кивнул в сторону павильона.

– Был, только внутрь не пустили, там для доверенных.

– Они пойдут, – я хотел сказать процессией, но подумал, что он меня не поймет, и поменял слово, – толпой от дома до риги?

– Точно, – подтвердил он.

– Женщин тоже поведут из дома?

– Ага, – сказал он. – Сначала ведут козла, потом идут барин и гости, за ними бабы, а там и все остальные, кому позволено.

– Посмотри, скоро они будут выходить?

Иван вышел наружу, огляделся, потом вернулся назад.

– Не знаю, столько народа я еще у нас не видел. Однако, похоже, что скоро выйдут, у них как первый петух запоет, самый праздник. Только как вы туда подберетесь, ведь порубают в капусту!

– Это уже наша забота, чтоб не порубали. – Мне не хотелось посвящать союзников в подробности операции. – Ваша забота – лошади. Как услышите большой шум, через пару минут ждите нас.

– Я – против! Нужно обращаться в полицию! – опять возник чиновник. – А ты, братец, за оскорбление еще ответишь! Это, видимо ли дело, крестьянину государственного человека оскорблять!

– Заткнись, вша! Будет мешаться под ногами, – сказал я Ивану и здоровяку, – под мою ответственность утопите его в нужнике! Ну, с Богом. Идите, сначала вы – потом мы, и осторожнее!

– Нешто! – откликнулся Иван. – Вам ружья не нужны? Можно, мы себе возьмем?

– Берите, – ответил я.

– Господи, благослови, – сказали, крестясь, все трое, включая губернского секретаря, и, забрав оружие сторожей, исчезли за дверями.

– А нам нужно порезать старую вот на такие куски, – сказал я, пластая ножом наше крестьянское тряпье и исподнее факельщиков на тряпицы размером чуть больше носового платка.

– Зачем?

– Скоро узнаешь, – пообещал я. – Станем с тобой бомбистами!