Текст книги "Архангелы Сталина"

Житие от Израила

А мне лично предложение старого медвежатника понравилось. Его стоило обдумать и принять нужное решение, стараясь не упустить нашу выгоду. Неплохой гешефт получится. Что, кто работорговец? А по мордасам? При чем тут угольные шахты Гирша Нахамсона? Какие еще урки? Ах, вот вы о чем… И не собирался… Какое у людей воображение нездоровое. Хотите – забирайте их себе. Можете хоть в море всех перетопить. Что, не нужны? Просто из абстрактного гуманизма беспокоитесь? С такими вопросами к товарищу Берии, а мы в подобном замечены не были. Стесняетесь? Оно и правильно.

– Сам-то что предлагаешь, Лаврентий Павлович? – спрашивает Гиви. Правильно, пусть Берия мозгом пошевелит. А то прибежал, вывалил на уставших от ответственного дела товарищей идею. Нет уж!

Предложения у него были. Например, высадить всех на подходящую льдину, дрейфующую в сторону Канады, и пусть американцы их спасают. Все бы ничего, но вдруг не спасут? Посчитают экономически невыгодным? Второй вариант с принудительной посадкой всех желающих в спасательные шлюпки даже не стоило и рассматривать. Не доплывут.

– Давайте их прямо на пароходе отправим. Устроим побег, так сказать. Чего сразу «дурак»? Баржу-переростка пожалел? Отдадут, по международному праву положено.

– Не дойдут они до Штатов, – сообщил мне Гаврила.

– И не надо. У нас Шпицберген под носом. А что, Троцкого в Норвегии приютили? И сотню беженцев прокормят.

– «Пижму» не отдам.

– Видал жлоба, Лаврентий Павлович? Экономный… Чего боишься? Сам судно выручать пойду. Куртку кожаную надену, буденовку у Могилевича выпрошу, на боку «маузер». Саблю обязательно, с красным бантом. И чтобы сапоги дегтем воняли. Такого вида любой Хокон напугается.

Гиви подошел к изящному кабинетному роялю, сел, откинув фалды фрака, и, аккомпанируя себе, запел томным голосом Вертинского:

 
И тут вот появляюсь я.
Весь в белом, ну, или светло-сером.
Красив и грозен, как судья.
С большим железным револьвером.
 

(Пометка на полях рукописи. Мелким почерком товарища Берии… «Официально заявляю об отсутствии рояля в радиорубке «Челюскина».)

(Пометка на полях рукописи. Каракули комбрига Раевского… Вот она, цензура кровавой гебни в действии.)

– Я тебе серьезно говорю.

– Забудь. Тебе вообще в Норвегии запрещено показываться, – напомнил мне начальник. – Так же, как и в Швеции с Данией.

– Это почему? – удивился Лаврентий.

– Не знаешь? – оживился Гиви. – Обижены там на него очень. В свое время товарищу Раевскому поручили найти место для ссылки побежденных скандинавских богов. Справился. Целый город построил в низовьях Волги. Только женщин им не дал. Так и жили, как могли. Отсидели положенный срок и домой вернулись. А злобу затаили.

– А город какой?

– Астрахань.

– Тогда, Изяслав Родионович, тебе действительно не стоит на прием к королю ходить.

– Подумаешь, король. Не его же там… Хм… Да, – возразил я Берии. – Мелочь европейская. Тогда на Шпицберген пойду.

– Иди. А там тебя инеистые великаны из соседнего халявника встретят.

Пфе… Нашел, чем пугать. Я еще в детстве сопливом, да, мне уже лет двести было, таких етунов на завтрак десятками кушал. Настоящих.

– Нет, Гиви, откуда на нормальном русском острове заморская нечисть заведется? Я что, зря Грумант открывал? Сто тридцать поселений поморских за пятьдесят лет построил. Мои ребята сюда, как в собственный карман, лазали. Почти что вторая родина.

– Неважно. К тому же неизвестно, что в России сейчас творится.

– Так сейчас нельзя говорить, – поправил Лаврентий Павлович. – В Советском Союзе, вот как правильно, Гавриил Родионович.

– Без разницы. Я и Скифию помню, и Сарматию. Даже Киммерийское царство застал.

– А Конана видел? Какой он из себя? Говорят, громадного роста и рыжий.

Гиви скромно опустил взгляд.

– Не было никакого Конана. Сказки все это.

Я бы тоже не сознался.

– Ну, не было, так не было, – легко согласился Берия. – А что до Союза… Какая разница, кто будет шпалы укладывать между Салехардом и Дудинкой. Всех в дело определим. Волколаков, оборотней. Хоть вампиров. Помнится, взяли мы одну семейку в Львове…

– Откуда семья у них, Палыч? Они же вроде покойники. Заливаешь. У Изи научился?

– Товарищ Раевский вроде бы во вранье замечен не был, – заступился за меня Лаврентий. – А у вампиров бывают семьи. Они тоже размножаются. Только орально.

– Как-как?

– Я имею в виду через укус. А по виду – обычные люди, только бледные очень. На лесоповале по шесть кубометров строевой сосны нагрызали. В полнолуние, бывало, и две нормы давали.

Гавриил нервно забарабанил костяшками пальцев по столу. Скверная примета. С хохмами нужно завязывать.

– Все, товарищи, пошутили, и хватит. Вернемся к нашему делу. Что с «Пижмой» в нашем времени произошло, Лаврентий Павлович?

– Не было ее в реальности, товарищ Архангельский. Даю стопроцентную гарантию. Была пара статей в желтой прессе времен разгула демократии. С тех пор и пошла гулять легенда о тысячах невинноубиенных, утопленных чекистами в Чукотском море. Бред. Никто бы не пошел на такие затраты. И денег, и трудовых ресурсов. Все по той же версии, оставшихся в живых после подрыва корабля эвакуировала американская полярная авиация. Документов, подтверждающих это, нет. Души якобы погибших зэков к нам не поступали. Ходил слух о фотографии в «Нью-Йорк Таймс», но я лично проверил подшивки за несколько лет и ничего не обнаружил.

– Может, и мы ее в лед вморозим? – выдвинул и я свою идею. – Подтащим поближе к канадским берегам и на мель посадим, а то вдруг утонет раньше времени.

– А уголовники? Под лед?

– Зачем? – хитро прищурился Берия. – Перепишем им документы на пятьдесят восьмую статью, и пускай себе бандитствуют в стране равных возможностей.

– Не поверит никто в подлог. Они и сами на первом же допросе расколются до самой… Ну, кто до чего сможет.

– Какой подлог? Не надо никого обманывать. Все официально сделаем. Врать не будем принципиально. Это вообще нехорошо.

Вечер того же дня. «Пижма»

В кают-компании за столом, накрытым кумачом, расположилось Особое совещание. Председательствовал как более опытный в иезуитской казуистике комбриг Берия.

– Следующий.

Открылись двери, и конвойные втолкнули очередного урку.

– Фамилия, имя, отчество?

– Мкртчян Аристарх Автандилович.

– Иди сюда, – поманил Лаврентий Павлович зека. – Бери тетрадку со стола. Читай вслух первую страницу.

– Сталин дурак, – прочитал уголовник и ошалело поглядел на Берию.

– Понятно, – констатировал тот, – контрреволюционная агитация и терроризм. Пятнадцать лет лишения свободы. Вопросы есть? Заткнись, нет у тебя вопросов. Следующий!

Глава 9

Малярийные летают комары.

Кто-то смотрит из озоновой дыры.

Посмотрел, сурово пальцем погрозил.

Ой, тревога. Дайте мне аменазин.

Тимур Шаов

Житие от Гавриила

Так вот она какая, Земля Иосифа Виссарионовича. Голая и безмолвная. Камни, укрытые ледниками. Узкие проливы, забитые льдом. А я ее не узнал, хотя был в этих местах проездом в столицу. Разве сейчас вспомнишь, на склоне которой из гор стоял трактирчик, в котором подавали лучшие вина Гипербореи. Настоящие вина. Горы… А нет их теперь, лишь слизанные ветрами верхушки торчат памятниками человеческому безумию.

Люди… Да люди ли? Что же сделали, уроды? Да, пусть в легендах вы остались могучими, мудрыми и прекрасными. Пусть так и останется. Но я-то знаю, как оно было на самом деле. Память, моя проклятая память. И крылья, белоснежные крылья архангела. Если пепельная седина бывает белоснежной.

Вначале было слово. Никто не знал, кому первому пришла в голову мысль словом менять свойства материи. Неизвестна точная дата появления того, что впоследствии назовут магией. Началось с малого. Казалось бы, малость, вечный светильник. Но именно он подсказал идею. Потом появились многочисленные бытовые безделушки, транспорт, междугородние порталы. Жизнь налаживалась и била ключом. Были основаны Магическая Академия и сотни частных школ, где за умеренную, а местами и запредельную плату обучали всех желающих.

На первый тревожный звонок никто не обратил внимания. Наоборот, всеобщее ликование окружило нового кумира, составившего формулу превращения воды в вино. Виноделы стремительно разорялись и по принуждению изобретателя, возглавившего Совет Иерархов, вырубали виноградники. Через год радовалась только треть населения, которой не нужно было искать денег на ежеутреннюю опохмелку, а остальные лихорадочно искали лечебные заклинания, пытаясь спасти родственников. Но магический алкоголизм оказался необратимым и в ответ на лечение выжигал мозг больного.

Оставшиеся в живых выдержали приличествующий ситуации траур и озаботились своим здоровьем. Молодильные яблоки и живая вода дали потрясающий эффект. Лет на двести. Это стоило Гиперборее еще половины населения, преимущественно женского. Долго дымили крематории по всей стране, не справляясь с утилизацией живых мертвецов.

Вот только не говорите – бес попутал. Не было их поначалу. Пресытившиеся жизнью и развлечениями колдуны, волшебники, чародеи виноваты в их появлении. Захотелось экзотики, – и пожалуйста, кто козла себе завел, кто поросенка. Побаловались и бросили. А потомство утопить забыли.

Уже привычно погрустив, маги устремились в космос, где и подцепили жуткую заразу. Ладно бы сами сдохли. Во избежание… Именно во избежание, мне было приказано направить тот астероид в центр некогда цветущего континента.

Совесть. Что совесть? Перед ней я ответил.

Что же вы сделали, уроды?

– Грустишь, Гавриил Родионович?

Я не расслышал за спиной шагов и вздрогнул от неожиданности.

– Так, мысли о бурной молодости. Ты, Лаврентий, опять подкрадываешься?

– Не хотел нарушать торжественности момента, – виновато развел руками Берия. – Я в архиве отчеты читал.

– И что? Теперь на каждом острове будешь меня с цветами встречать? Эти обломки по всему океану разбросаны. Никому не нужны, кроме России, даже америкашки в восемнадцатом году ими побрезговали. Их геологи тут все, что можно, пробурили.

– И не нашли ничего. До открытия месторождений на шельфе еще лет пятьдесят. Может, подсказать идею? Нефть – кровь войны.

– Дерьмо – кровь войны, Лаврентий Павлович.

– Не любишь ты ее, товарищ Архангельский.

– Не люблю.

– А если завтра война? Пойдешь?

– Пойду. И убивать буду. И при необходимости пленных пытать. Понадобится геноцид – пройдем и через это.

– Страшный ты человек, Гавриил Родионович.

– Я не человек, Лаврентий. Как и ты.

Мы третий день строим аэродром, выбрав для него относительно ровную площадку на острове Александра Невского, в девичестве – просто Александры. Еще бы кто знал, для какого самолета. Черт бы побрал местную секретность. Будто не понимают, что в наших условиях лишний метр посадочной полосы можно считать подвигом. А за десять метров – награждать посмертно и принимать в почетные пионеры с повязыванием галстука на гроб.

Правда, рабсила у нас дармовая. Пассажиров «Пижмы» вежливо, но настойчиво попросили принять непосильное участие в строительстве.

– Лаврентий, – окликиваю Берию, – перемудрили вы тут с тайнами. Сказали бы точно. Или бойцы невидимого фронта считают, что в Ледовитом океане на каждой льдине сидит шпион с фотоаппаратом?

– А я здесь при чем? Между прочим, меня в Москве в это время не было, – ответил Лаврентий Павлович. – Так что не надо гнусных инсинуаций. И какая тебе разница, чего прилетит? Не пошлют же сюда «Максим Горький».

– Помилуй боже, – я чуть не перекрестился от испуга, – эта мечта зенитчиков весь остров крыльями накроет. Заодно и утопит своим весом. Хотя… Знаешь, неплохо бы смотрелись газеты с рассказами о спасении попавших в беду летчиков героическими челюскинцами.

– А в довесок к статье – орден, – пошутил Берия.

– Не откажусь. Награды лишними не бывают. Тем более и премия прилагается. К Красной звезде – полугодовой оклад. А тут и на Ленина потянет. Чего ухмыляешься? Видел я твою парадную фотографию. Жалко, что только с фасада, а то бы и на заднице были медали видны. Коллекционер.

– Честно заслуженные, – слегка обиделся Лаврентий.

– Кто бы спорил. Я свои завоевывал. Хочешь, научу, как?

– Иди ты… – пробурчал недовольный красный опричник и ушел сам.

И пусть идет. Не архангелу же за работающими зэками приглядывать? Не по чину. А он пусть на следующую ступень святости дерзает. У меня все равно уже вершина карьерного роста. Апостолом уже не стать, места заняты, а равноапостольный – понижение в звании.

Ну точно, оставленные без присмотра подневольные рабочие побросали ломы и кирки, нагло игнорируя суетящийся конвой, и попрятались за валунами, защищавшими от холодного ветра. Напрасно старший красноармеец Фарадей, получивший главнокомандование над вертухайскими войсками, злился и матерился. Что он сможет сделать человеку, имеющему приговор со сроком, сравнимым со средней продолжительностью жизни еще двести лет назад? Расстрелять? Права не имеет, кроме как при попытке к бегству. Но покажите такого недоумка, который захочет отсюда убежать. Нет, не то чтобы очень нравится – просто некуда. И пайка, на удивление, хорошая. Ее конвой тоже не может урезать. Поэтому при появлении Фарадея со товарищи зэки нехотя вставали, ковыряли камни и тут же теряли энтузиазм, оставаясь без присмотра.

А что вы хотели? Разве тридцать бойцов с одним семилетним образование на всех, пусть даже и вооруженные грозными винтовками с примкнутыми штыками, смогут заставить работать полторы тысячи интеллигентов и воров, порой неотличимых друг от друга.

– Конвою построить заключенных, – негромко скомандовал Берия.

Интересно, он вообще кричать умеет?

Пока выполнялось приказание, Лаврентий Павлович присел на камень и достал из кармана пачку «Кэмела». Странно, а раньше вроде бы не курил. Хотя какой смысл беречь здоровье, если тебя расстреляли пятьдесят лет назад. Или тридцать вперед, как считать. Конечно, и наше дурное влияние сказывается. Ладно еще сигареты выбрал соответствующие эпохе. А фильтр, его всегда можно объяснить буржуазными причудами импортного продукта. Изя свои любимые сигареты в портсигар перекладывает. Пижон, выменял у кого-то из экипажа чудовищный серебряный сундук весом не менее полутора фунтов. И уверяет, что у настоящих попаданцев именно такие и должны быть. Хозяин – барин. Но носить такую тяжесть в кармане галифе – моветон. Мало того что при ходьбе штаны сваливаются, так еще и по… хм… да, по ним со звяканьем и бьется.

Подотчетный Фарадею контингент построился в четыре неровных шеренги.

– Итак, граждане, – начал Берия, – оглашу весь список. Он до безобразия короткий. Перед вами будущий аэродром, на котором должен сесть самолет с вашей амнистией. Все очень просто, делитесь на три бригады и на каждую берете по сто метров. Закончившим первыми снимаем две трети срока. Вторыми – половину. Отстающим добавим освободившиеся после передовиков сроки отсидки. Всем и все понятно?

– Но это несправедливо! – раздался возглас из глубины строя.

– Чушь! Мы пользуемся понятием революционной справедливости, завещанной нам товарищем Карлом Марксом и Владимиром Ильичем Лениным.

– Послал Бог родственника. – в тишине голос Соломона Сагалевича был слышен на весь остров. – Надо было его в детстве удавить, зря не прислушался к голосу разума. И прадед хорош, не мог племянника приструнить.

Лаврентий Павлович испепелил наглеца взглядом и отдал команду разойтись.

– А тебе, гражданин шпион, поручается руководство строительством. И смотри, Америка может и без тебя обойтись.

Вот ведь как складно врет, подлец. Сразу видна старая партийная школа. Мастер слова, можно сказать.

Житие от Израила

Что-то комбриг Архангельский у нас в последнее время раскис, на воспоминания потянуло. Стареет, наверное. И ворчливым стал сверх меры. Портсигар мой обругал, а за что? Хорошая вещица, раритетная. Даже надпись памятная славянской вязью – «Александру Пушкину от князя Вяземского». Моим, между прочим, почерком. Да-с, и мы к литературам отношение имеем.

А Гиви можно понять. Имея печальный опыт наблюдения за несколькими предыдущими цивилизациями, тяжело видеть те же симптомы у нынешней. Какие, спросите? Ай, не морочьте мне голову. Еще скажите, что современную фентези, извиняюсь за грубое слово, не читали. Было дело? Так-то… Это наш Гавриил Родионович гурман, ему альтернативную историю подавай. И где ее на всех набраться?

Я же, как читатель, всеяден. Бывает, конечно, и плюю в экран, и приходят мысли навестить автора светлым днем с темными намерениями. Погодите, совсем вы мне голову задурили своими вопросами. О симптомах же говорили.

Помните как, извиняюсь, фэнтези начиналось? Помните… Добрые и сильные герои, мудрые и светлые волшебники. Багдадские воры, и те с прокурорским образованием. Ныне же… Баб-с рядом нет? Ах есть, тогда скажу по-нерусски – полный афедрон пришел. Открываю книгу – автор в демона превратился. Другую – зомбо-вомпером из могилы лезет. Темных властелинов уже третья дюжина пошла. Ведьмы недоученные толпами ходят и на упырях женятся. Замуж выходят? Протестую, такое возможно при правильной ориентации, когда за принца какого завалящего или Ивана-дурака в крайности.

Понимаю, автор имеет право выставлять свои комплексы на всеобщее обозрение. У дедушки Фрейда на этот случай даже термин подходящий имеется. Что-то детское, с бибиками созвучное. Но это я могу понять, за жизнь и не такого насмотрелся. Но вы попробуйте Лаврентию Павловичу свою позицию объяснить.

Вот и он, кстати. Только почему бежит такими громадными скачками? И кричит на бегу, радуется, наверное. Ого, и у Сагалевича с отцом Алексием праздник? Меня-то чего не позвали?

Обидно, понимаишь-шта. Хотя, если вдуматься, большому начальнику с ромбом в петлице бегать не к лицу.

– Медведь! – орет Берия, пролетая мимо меня.

Я медведя не заказывал. А может, у них карнавал? Какое сегодня число? Точно, день авиации отмечают. Вот что значит до глубины души проникнуться проблемами аэродрома. Люблю увлекающихся людей.

– Соломон Борухович, – еле успел поймать того за рукав. – С праздником вас!

– С каким? Я тут при чем? – отвечает, а сам бледнеет лицом и пытается вырваться.

– А разве ваша фамилия не Пропеллер?

– Нет, – лаконично, не похоже на себя ответил Сагалевич и испарился, оставив у меня в руках половинку своей шинели.

– Ты куда? Замерзнешь ведь, – кричу ему вдогонку.

А в ответ только эхо: «…ведь…ведь…ведь…» Передразнивает.

Бабах! Отомстила эху трехлинейка. Сдурели? Устраивайте салют на доброе здоровье, мешать не буду. Только постарайтесь, чтобы пули не выбивали фонтанчики у меня под ногами. Бабах!

– Осторожно, – слышу обеспокоенный голос Гаврилы, – в собаку не попадите.

Заботливый, мать его, и опять обзывается. И в третий раз стреляют. Ладно, гранат у нас нет. Только уж я хотел сказать напарнику все, что думаю, как на меня из-за обломка скалы выскочил белый медведь. Так вот почему все бегали! Думаете, я не умею? Помнится, на Олимпиаде…

Житие от Гавриила

От «Челюскина» отвалила шлюпка и поспешила в сторону берега, по плавной дуге огибая болтающиеся в бухте льдины. Наверное, обед везут, вон, на корме, на командирском месте, покачивается в такт гребкам белый колпак. Точно, лодка подошла ближе, и уже можно было разглядеть сияющую физиономию Максимыча, самолично сопровождающего термоса с едой для командного состава. Всем остальным, работающим на суше, готовят в полевых кухнях прямо на месте.

– Извините, товарищ Архангельский, вы собачку свою не видели? – с виноватым видом ко мне подошел кок. – А то время обеденное, а его все нет и нет.

– Не знаю, – пожал я плечами.

– Так он с первым баркасом на берег сошел, – сообщил один из матросов. – И сразу куда-то в глубь острова почесал. К вечеру вернется. Он и вчера так же убегал.

– Жалость-то какая, – вздохнул начальник камбуза, – тут с утра гидрологи тюленя молодого подстрелили, так я отбивных наделал. Остынет же.

– Какая гадость, – поморщился я. – От него же рыбой пахнет.

– Это для собачки тюленятина, а вам свежепойманного палтуса пожарил. Да вы понюхайте, товарищ комбриг, прочувствуйте аромат.

Из-под крышки вырвался и поплыл над землей, вернее, мерзлыми камнями, одуряющий запах. В желудке, которому было мало трех чашек кофе с утра, квакнуло и заворчало.

– Это еще не все, – похвалился кок, – суточные щи со сметаной. А, каково? Посмотрите, и товарищ Берия издалека почуял, торопится.

Лаврентий добежал до нас, судорожно заглатывая воздух, и, выпучив глаза, начал тыкать пальцем себе за спину. И что там такого интересного? А, вот в чем дело. Действительно, забавно смотрится отец Алексий, путающийся в рясе. И еще смешнее – Сагалевич в обрывках шинели. Шутники.

Алексей Львович первым добежал до нас и, свалив ударом кадила стоящего поодаль красноармейца, вырвал у того из рук винтовку. Выстрел. Видимо, промах, потому что священник матерится, досылая новый патрон. Я поглядел, куда он целится во второй раз. Екарный бабай! Точнее, белый медведь! Да какой здоровый, прет, как танк, и морда такая же наглая и широкая. А ревет еще громче. Бабах! Опять мимо, но теперь зверь отвернул в сторону.

– Товарищ комбриг, – обращает мое внимание кок, – а ваша собачка его за задницу кусает.

Ну, попадется мне эта сволочь безбашенная, мысленно ругаю такса. Вот он где пропадал два дня. И все-таки выследил свою добычу. Немудрено, что медведь так орет, пытаясь стряхнуть с себя мелкое чудовище, намертво сцепившее челюсти чуть пониже куцего хвоста. Естественно, не своего.

– Осторожно, в собаку не попадите, – кричу Акифьеву, и он тут же промахивается в третий раз.

Сказал, называется, под руку. Свирепый хозяин здешних мест, подгоняемый азартным гостем, забрал еще больше от нас, испугавшись громких выстрелов и визга рикошетов, и нос к носу столкнулся с Изей, недоуменно прислушивающимся к стрельбе. Храбрый архангел, не дрогнувший при Фермопилах, на этот раз проявил большое благоразумие и гораздо большую скорость.

Как он чесанул, нет, вы это видели? Лавируя между нагромождениями валунов, щедро разбросанных по всему острову, комбриг Раевский несся к берегу, обгоняя мысль. Причем свою собственную. Иначе зачем ему бежать на пустынный галечный пляж, где даже спрятаться негде. Медведь не отставал, с точностью опытного ведомого копируя замысловатые загогулины маршрута своего лидера.

– Гавриил Родионович, – осторожно отвлек меня кок, – а правда, что товарищ Раевский принимал участие в раскопках Трои?

– Правда, – подтвердил я. – А вы про это откуда знаете?

– Вот, Соломон Борухович только что сказал, что Шлиман на Изяслава Родионовича очень зол.

– Гражданину Сагалевичу мы сейчас повторное обрезание сделаем, – предупредил Берия. И спросил в никуда, сжимая фуражку волосатой лапой: – Чего же он не взлетает?

Я пихнул Лаврентия в бок, предупреждая о соблюдении конспирации. Пусть только попробует Изя крыльями захлопать, пообрываю напрочь. Но за всеобщим напряжением вопрос остался незамеченным.

А упомянутый архангел, ежесекундно оглядываясь на преследователя, пометался в растерянности по пляжу и шагнул на прибившуюся к берегу льдину. Ревущий медведь, подгоняемый радостным визгом не разжимающего зубов такса, решил последовать примеру. Прыжком с места, побив все доселе известные рекорды, комбриг Раевский временно ушел от погони.

На борту «Челюскина», привлеченные поднятым шумом, столпились люди. Даже с расстояния в полтора километра ясно различалась долговязая фигура кинооператора и бликующие на солнце линзы его камеры. Кавалькада неотвратимо и торжественно приближалась к кораблю, не обращая внимания на редкие выстрелы «маузеров» и «наганов».

Какая свинья поленилась убрать трап? Вот по нему-то вслед за удирающим Изей и поднялся разъяренный зверь. Палуба мгновенно опустела, исчезли даже оживившиеся было с отсутствием такса ездовые собаки.

– Лаврентий Павлович, в шлюпку. Гребцам по местам, – командовал я, помогая сталкивать лодку в воду.

Жалко, что никто не удосужился замерить показанную нами скорость. Но поздно, нас встретила одна только зловещая тишина. Держа наготове свой огненный меч, со стороны видимый как обычный «маузер», я возглавил отряд освобождения заложников. А вокруг ни души, только волны метрономом отсчитывают удары моего сердца.

Внутренние коридоры «Челюскина» казались вымершими. Глубокие царапины от громадных когтей и капли крови вели нас в сторону радиорубки… Вот сейчас… Очень медленно заглядываю за угол… И убираю меч, он же «маузер», в кобуру.

Перегородив весь проход и обняв сорванную с петель дверь рубки, у ног растерянного старшего радиста лежала мохнатая туша, на которую геройский такс, в знак победы, уже задрал лапу. Рядом суетился торжествующий Изя, одной рукой вручающий Кренкелю винтовку, а другой делающий знаки Шафрану. Тот не подвел и восторженно крутил ручку своего аппарата.

Такс презрительно фыркнул, махнул прутиком хвоста и подбежал ко мне за одобрением. Пришлось присесть на корточки и погладить кофейно-шоколадную морду. Но все же укорил для профилактики:

– Не зазнавайся, просто повезло. А если бы медведица попалась?

А радист в это время пытался избавиться от всеобщего восхищения.

– Товарищи, это он сам головой самоубился. Я только дверь открыл.

Архангел Израил перебрался через медведя ко мне и кивнул.

– Видал?

– Плевать. Ты как сам?

– Чего со мной случится? – отмахнулся Изя в очередной раз и зашептал: – Гиви, мы только что устроили очередную развилку истории.

– Это точно не ты головой дверь выбил?

По физиономии напарника было видно, как ему мучительно тяжело объяснять тупому мне прописные истины.

– Не понимаешь? Эту кинопленку во всех кинотеатрах Советского Союза покажут. У страны появился новый национальный герой! Неужели мы не воспользуемся моментом, правда, Лаврентий Павлович? Все, забудьте про бабочку Брэдбери. У нас теперь медведь Кренкеля есть.