Текст книги "Варенье наизнанку и максимум козы!"

Мучения Одиссея… и пролетающие сирены

Несмотря на врожденные решительность и упрямство моей сестренки, сравнимые со стрелой, выпущенной чемпионом мира по стрельбе из лука, с ней всегда можно договориться. По крайней мере по мелочам. По крайней мере – мне, ее братцу-близнецу.

Удалось уговорить Саньку не налетать на Славку коршуном тотчас после уроков, а сначала пройтись с ним, как обычно, от школы по направлению к дому, а вот на мосту – уже можно начинать. Мне даже удалось уговорить ее хотя бы поначалу помолчать, а начну я. Артурчик все понял и сказал, что сегодня провожать нас, то есть Саньку, при которой для него остальные мы – типа необязательная нагрузка, он не станет, а сразу пойдет домой… Мол, какие-то срочные дела с родаками. На мое удивление, на этот план Тури сестренка не среагировала от слова «совсем»!

На этот раз Черного долго ждать не пришлось, хотя Санька и напряглась, предполагая-таки, что он прячется и слиняет сегодня в обход, чтобы с нами не идти домой.

– Не надо так плохо о Черном думать, – сурово одернул я сестренку. – Он этого не заслужил. На самом деле он белее всех нас.

Санька вскинула на меня взгляд… и я бы сказал, что как-то даже беспомощно вздохнула и кивнула:

– И то верно!

Вела себя совершенно необъяснимо!

Славка появился один и вполне довольный жизнью. Значит, жлобы к нему больше не подкатывали, что уже радовало.

Санька закусила губу и стала тихонько сопеть.

Мы двинулись домой.

Славка почувствовал, что от нас веет напряжением, что мы от него чего-то ждем, и посерьезнел. Поэтому до самого моста путь проходил в серьезном молчании.

У самого же моста, когда я уже набрал воздуха в легкие, чтобы мягко шарахнуть друга пустым и не пыльным, но надутым мешком по голове, он прервал молчание:

– Вы чего такие? Четвертак на двоих, что ли, сегодня схлопотали? Два банана?

На самом деле «четвертак на двоих» по истории – это было в точку! Пусть это и был один четвертак. Мой. И я сразу сдулся. Но Санька, продолжая губу покусывать, посмотрела на меня так, что я понял: Славку надо спасать, иначе сестренкино обещание убить его еще на той перемене будет исполнено теперь – на мосту. Здесь и сейчас! Очень подходящее для этого место!

– У нас есть к тебе вопрос, Слав, – сообщил я максимально сдержанно.

– Я весь внимание, – откликнулся Славка, но шаг не замедлил и ко мне голову не повернул.

И тут я рубанул:

– Подозреваемый Чернов, скажите нам, пожалуйста, в каких отношениях вы состоите с гражданкой Байко Еленой?

Сестренка такого не ожидала – и прыснула! Что, в общем, было кстати, а то мне показалось, что я слишком переборщил.

Славка как на стену наткнулся!

И развернулся к нам весь, всем своим оскорбленным до глубины души существом!

– Вы что, веником тут все убились?! – сверкнул он грозно очами. – Какие еще «отношения»?! Что вам наплели?! Кто, а?!

– Да вот ходят слухи, что ревнует тебя Ленка и хочет на твою Нату Пак наехать, – проговорила нарочито подслащенным голоском моя сестренка.

Славка поморгал… но как будто пропустил мимо ушей главный, скрытый смысл сказанного моей сестренкой: ведь таким образом она фактически передала через Славку предупреждение Нате Пак! Я даже сказал «ух!», осознав это. Ведь Санька не хотела сообщать Нате об опасности, а тут… Жутко интересно стало: это она приняла такое волевое и даже дипломатически искусное решение в пользу добра, а не зла, или по доброте душевной просто проговорилась?

– Ага, «ревнует»! – скривился Славка. – Просто злится и – всё! Она еще в сентябре поспорила с девчонками, что влюбит меня в себя и начнет мною вертеть, как захочет.

– «Поспорила»?! – В возгласе сестренки мне послышался прямо-таки салютный залп облегчения.

– Ну да! – хмыкнул Славка, как будто удивляясь, что мы об этом, такие-растакие нечуткие совсем, ничегошеньки-то не знаем. – Поэтому я не говорил вам ничего. Нафига мусором эфир засорять?

– То есть она тебе ни на капелюшечку не нравится? – подпустила моя сестренка в свой вопрос младенческого любопытства.

Мне этот ее вопрос не понравился. Захотелось ткнуть ее в бок, чтобы тему не развивала.

А Славка тут вперился в мою сестренку так… ну как рыцарь в дракона, который после долгих препирательств вылез, наконец, из пещеры в чисто поле.

– Тебе заявление написать? С подписью и печатью? – позвенел он гулко холодным металлом в голосе. – Скажу – и вопрос закрыт. А то поссоримся. Она мне… Не-Нра-Вит-Ся! Хватит этого? Услышала?

– А кто тебе нравится? – прочирикала Санька.

И я ткнул-таки ее бок.

Девчонки! Такие девчонки!

– Не с тобой говорю! – огрызнулась Санька на брата, который всегда хотел ей только лучшего.

Но зато за эти мгновения Славка успел собраться. И как рявкнет:

– Ты, ты мне нравишься!

И аж отшатнулись оба друг от друга. Славка сам перепугался своим словам. И покраснел. А Санька в меня лопатками уперлась.

– Ты что?! – выдохнула шепотом.

– И брат твой нравится мне тоже! – сообразительно спохватился Славка. – И Туря! Вы – мои друзья. Такие все супер!

Но и сестренка моя успела дух перевести. Хоть кляп ей в рот вставляй!

– А Ната Пак тебе нравится? – поинтересовалась невинно, будто никаких взрывов только что не было.

Но тут уж Славка не подвел, выдал настоящего умного мужика.

– Ты про путешествия Одиссея читала? – спросил он, превратившись в памятник хладнокровию.

– А что? – опешила Санька.

– А как он друзей попросил, чтобы они его к мачте привязали, когда остров сирен они проплывали, помнишь? – И не дожидаясь ненужного ответа, продолжил: – Чтобы слышать их сладкие песни, но в их опасные объятия не кинуться. Чтобы их гипноз на нем не сработал. Ну? Усекла?

– Ой! – колыхнулась Санька. – И что?

– А то, что вы не можете меня к мачте привязать! Мачты нет! – сделал страшные глаза Славка, а руками изобразил то ли когтистые лапы, то ли крылья сирен, готовых обхватить мою сестренку.

– Капе-е-ец! – вздохнула, именно вздохнула потрясенным возгласом моя сестренка и еще сильнее вжалась в меня спиной.

– Цепляет она! Цепляет… – Славка поколебался, потом потыкал пальцем себя в грудь напротив практически самого важного органа… и признался: – Короче, за сердце. Даже если не нравится…

Вздохнул глубоко и сказал:

– Молитесь за меня, если хотите, чтобы я не пропал. Или просто отпустите… Только больше этих кислотных… дурацких вопросов не задавайте, ладно? Будь что будет!

И отвернулся…

Ну просто эпическим героем предстал перед нами наш друг Славка Чернов!

И тут он стал пучить глаза на что-то. Но мы это не сразу заметили.

Я почувствовал, что Санька как-то сдувается, мягчеет вся так, что даже острые лопатки ее становятся как резиновые.

– Мы не будем… – прошептала она.

Но Славка никак не среагировал. Он так и стоял, заворотив голову от нас в сторону.

И мы невольно тоже повернули головы туда, куда смотрел Черный. А смотрел он по направлению вдоль моста, на наш загривский берег.

А по мосту к нам со стороны Загривок приближалась… Лиля Гарина! В черном офисном брючном костюме. И что-то было в ее походке для меня неуловимо знакомое. Вот эта чуть приметно извивающаяся по вертикали пластика, напоминающая движение… ну, скажем, очень изящной ящерки или змейки…

Казалось, она не обращала никакого внимания на то, что мы на нее таращимся. Шла себе легким прогулочным шагом, а мы были не значительнее стайки воробьев на ее пути. Но, поравнявшись с нами, она остановилась и стала смотреть. Сначала – на мою сестренку. Потом – на Славку. Потом – снова на мою сестренку. С расстояния в пару метров. Потом уже я осознал, что на меня она совсем не смотрела, будто и не видела вовсе.

Ни улыбки не появилось на ее лице, ни любопытства.

И она вдруг произнесла просто и даже как бы без особого значения:

– Девочка. Постарайся сделать побыстрее то, что ты собираешься сделать.

Сестренка моя тихо ахнула и ткнула меня локтем. А что я мог сказать?

– Не поняла… Чего?.. Чего я должна сделать побыстрее? – растерянно пролепетала Санька.

И только сейчас Лилиана Гарина улыбнулась. Но как-то странно. Так улыбаются, когда на вопрос типа: «Сильно болит?» – отвечают словами: «Ничего. Поболит и пройдет».

И сказала:

– Скоро поймешь. Когда начнешь делать, то поймешь.

И пошла себе дальше. Вот так и пошла – ни здрасьте, ни до свидания!

Как мы ее встречали, так и провожали – с разинутыми ртами и выпученными глазами.

Только вот у меня еще и в голове нехорошо зазвенело, прямо оглушительно.

– Что это было? – наконец прошептала Санька, когда Гарина уже покинула мост и двинулась как ни в чем не бывало дальше.

А что мы со Славкой могли ей ответить? Что предположить?

Тут появилась полицейская «Нива», проехала себе мимо Гариной, въехала на мост… И тормознула около нас.

Внутри к открытому правому окошку потянулся не кто иной, как наш участковый Василий Палыч Бокоплавченко!

– О чем она вас спрашивала? – нахмурив брови, твердым голосом вопросил он нас.

Мы чуток похлопали глазами. Как ему ответить, чтобы не зависнуть в опасно-непонятной ситуации?

– Ну? – надавил, но мягко Василий Палыч.

И тут Санька удивила… Вернее удивились мы, когда участковый уже отстал от нас и отъехал.

– Она про кота Валтасара спрашивала, – звонко соврала моя сестренка. – Хочет про него передачу делать.

– А-а… – даже разочарованно протянул Василий Палыч. – Все-таки Кутузов ей нужен… Так и знал.

Он отвернулся к лобовому стеклу, немного подумал и… ошарашил нас просьбой:

– Если еще пристанет и что-то странное начнет спрашивать, вы это… мне сообщите. Пожалуйста!

– Обязательно! – выпалила Санька.

На наших глазах участковый рванул на берег Загривок, там метров через пятьдесят развернулся и снова поехал через мост. Мы думали, что он еще что-то хочет спросить, и напряглись, но он промчался мимо.

Мы еще немного постояли и помолчали.

– Что-то мне страшненько делается, парни, – прошептала Санька.

– Странно все это, да, – согласился Славка, но никаких версий происшедшего предлагать явно не собирался. – А ты круто Плавунцу ответила. А то бы он от нас не отвязался. А что ты собираешься делать?

Плавунец – вот какое прозвище дали уже давно все загривские Василию Палычу Бокоплавченко! Жук такой озерный есть – наверное, знаете. Шустрый, округлый, плотненький и хищный. Укусить может больно, если захочет. Но все равно забавный такой, интересный. Такой и есть наш Василий Палыч, чья фамилия на этого жука так ясно намекает.

– Вообще полная непонятка, – встрял я тут срочно, почувствовав, что надо встрять срочно. – Почему это ему так интересно, что нам Гарина говорила? И что ему от нее самой нужно?

Из глубины мыслительной вулканической магмы в моем мозгу стала всплывать какая-то жутковатая фантастическая гипотеза, но развить ее не удалось – ни мысленно, про себя, ни вслух.

Потому что Санька вдруг как кинется на Славку! Вдруг как повиснет у него на шее!

И – ЧМОК-ЧМОК-ЧМОК! Вот прямо как дятел такой с мягким клювиком – чмок-чмок-чмок в щеку!

И отскочила!

Славка отшатнулся, и лицо у него разом испариной покрылось и сделалось как железо, раскаленное докрасна.

– Ты чего?! – просипел он. – Веником, что ли…

А Санька снова качнулась к нему и вцепилась в его пиджачок.

– Славочка! Прости меня! – вся звенела моя сестренка. – Я – дура! Я все не так понимала! Прости, пожалуйста!

Все-таки как обещала сестренка убить Славку, так и сделала!

– Да завсегда пожалуйста… – с трудом обрел дар речи наш друг. – Только за что?

– Я плохо о тебе подумала! – призналась Санька и даже всхлипнула от всей души. – Я – дура!

Славка опустил глаза, так что лбом коснулся головы моей сестренки, что-то подумал про себя для нас неизвестно-секретное, а потом поднял взгляд, посмотрел на меня через мою сестренку и… ну, точь-в-точь, как делаю я, ее брат, в таких случаях, тихо погладил Саньку по голове:

– Проехали, Сань…

И тут мне пришла в голову мысль, что под своими словами «делай скорее», Лилиана Гарина имела в виду что-то совсем иное, чем то, что сестренка сделала прямо сейчас… но, если именно это, тогда… тогда очень скоро должно произойти что-то ужасное, ужасно-необыкновенное в духе того, что с нами уже случалось.

Неужели опять началось?!

У писателя Германа Мелвилла в его знаменитой книге про грандиозную и трагическую охоту на огромного и зловещего белого кашалота по прозвищу Моби Дик есть удивительное прозрение. Он писал, что всякие знаки, предостережения, предчувствия не столько предсказывают будущее, сколько подтверждают нечто уже происшедшее в наших душах. Те решения и выборы, которые уже неизбежно приняты как руководство к действию.

Да и нашего участкового Василия Палыча тот день к своему окончанию тоже озадачил еще сильнее. Ему на личный номер позвонила продавщица зоомагазина и сообщила, что необыкновенная жаба бесследно пропала…

Суета вокруг Наты Пак

Порой говорит человек, с которым случилось нечто сокрушительно-грандиозное, такие слова: «Моя жизнь разделилась на «до» и «после». По чести говоря, с прошлого лета до прихода настоящего наша с моей сестренкой жизнь разделялась так дважды. Первый раз – после встречи с нашими метагалактическими двойниками. Второй раз – на другой день после той нашей общей встречи с Лилей Гариной на мосту… вернее после того, как моя сестренка контузила-убила нашего друга Славку своим признанием и своими чмоками.

И у Артурчика жизнь тоже разделилась.

Он вообще на другой день с самого утра вел себя очень странно.

На первой перемене куда-то сразу пропал, едва урок кончился. Мы поискали его в коридоре – нет нашего Тури!

Вернулся в класс последним после звонка на второй урок. Весь какой-то шарахнутый. Мы с сестренкой в четыре глаза на него уставились. А он как будто не чувствовал это и взгляд от нас воротил. К слову сказать, они с моей сестренкой давно договорились за одной партой вместе не сидеть. Ну, вот такие причуды у них были. Чтоб одноклассники лишний раз не пялились на сладкую парочку.

Только второй звонок на перемену прозвенел – и снова Туря, как летчик из неисправного или подбитого истребителя, из класса катапультировался. Сестренка моя от недовольства даже замедлилась – мол, ей до фонаря эти Турины загадочные катапультирования. Мы переглянулись с ней, она изобразила кислое недоумение, и я невольно ускорился.

Вышел из класса и даже остолбенел: Туря в дальнем конце коридора о чем-то живо толковал со жлобами! Чудные дела были! Бросив в мою сторону короткий, опасливый взгляд, он мне махнул рукой так: мол, не заморачивайся, у меня тут свои дела… И снова в класс вернулся так, чтобы у нас не было времени насесть на него с вопросами.

После третьего урока я не поленился тотчас припустить за ним и в дверях прихватить за плечо. А Санька нарочно задержалась в классе.

Туря был какой-то бледноватый.

– Что за дела? – строго вопросил я.

Туря шмыгнул носом, будто подражая моей сестре, когда она над важным выбором или решением задумывается.

И покраснел.

– Аль, прости. Не могу сказать. – И так искренне-преискренне посмотрел мне в глаза. – Потом все расскажу… После того, как все образуется как надо.

Он судорожно глянул через плечо в конец коридора. Чувствовалось, что ему не терпится дернуть.

– Опять к жлобам на терку? – спросил я.

– Не, – закусил Туря губу.

У меня в голове полыхнула страшная догадка:

– К Нате Пак?

Туря кивнул и снова побледнел.

Я отпустил его плечо – и он сначала рванул, но осознал что-то важное, что так уж явно не надо себя ронять, и перешел на быстрый деловой шаг. Наты Пак не было видно. Ее вообще не было видно на тех трех переменах.

Санька подошла ко мне:

– Ну, чего он? Выяснил?

И я все же решил проявить мужскую солидарность, ответить без щекотливых подробностей, чтобы не поднимать цунами раньше времени:

– Сказал, потом все расскажет.

– Может, он все-таки Натку решил предупредить, только дёргается, что мы на него, как на мумрика, смотреть будем, – вполне проницательно предположила моя сестренка.

В общем, да – все тайное было несомненно очевидным.

Я вгляделся в Саньку – и с подспудным радостным удивлением отметил, что ревности в ней не было заметно. И потому позволил себе выразиться красиво… даже рискнул добавить в голос немного армянского акцента:

– Да, дорогая моя сестренка. Это не только возможно, но даже наверно. Он ведь у нас благородный друг. Сама знаешь.

– Пиши поэму, Аль! – хмыкнула Санька. – Ладно. Я сама еще ничего не решила. Будь что будет!

Ох, знали бы мы, что будет!

Нату Пак мы увидели на следующей перемене. Вернее, заметили издали. Независимую. Спокойную. Собранную. Без девчачьих компаний. Она стояла у окна и смотрела в свой смартфон. И кажется, строчила эсэмэски… Но жлобы стояли поодаль, как будто изображая замаскированную под «нам по барабану» охрану. Еще интересного было вот что: к Нате Пак, пока мы за ней наблюдали, никто из девчонок не подходил. Ни из ее класса, ни из нашего. Как будто все о чем-то договорились, а мы с Санькой чего-то важного не знаем. Да, и Туря опять пропал. Вот пропал – и всё! Ну, не пошел я в туалет проверять, там ли он.

Санька, обозрев весь этот расклад на перемене, сказала:

– Чем дальше, тем все чудесатее и чудесатее!

Это было из старой аудиопостановки «Алиса в Стране чудес» – на виниловой пластинке наших Павлинов.

А потом из туалета вышел Славка и подгреб к нам.

– Что происходит, Слав? – успела раньше меня спросить Санька.

– А что должно происходить? – зачем-то прикинулся шлангом Черный.

Чем вызвал явное недовольство моей сестренки, но она, опять же на удивление своему брату, ни словом, ни воинственным жестом свое недовольство не выразила. Только бровки нахмурила и на меня посмотрела.

– Ну ты же в курсе, что девчонки хотят на… Нату наехать? – Я тоже немного прикинулся наивным, едва не сказав «на твою Нату»… и аж похолодел, вовремя осекшись.

Славка бросил взгляд на продолжавшую стоять у окна Нату Пак и сказал нам со спокойной такой мужской улыбкой:

– Ната говорит, что вопрос уже исчерпан… типа перемирие подписано.

Санька испустила какой-то непонятный вздох – на облегчение не похожий.

Я снова пригляделся к Нате Пак. Потому что почувствовал, что во мне поднимается непонятная тревога от ее слегка дистанционного присутствия… И мне вот что показалось: мне показалось, что она просто фантастически красива! И не то чтобы я раньше этого не замечал – нет! Она была миловидной, но она явно похорошела с той нашей встречи на набережной! И даже как будто старше стала… Что за иллюзия?! У меня холодок пробежал по спине.

– Ты чего так к ней приглядываешься, щуришься? – заметила сестренка.

– Какая-то другая она… – неопределенно пробормотал я.

– Ну, напряглась. Подтянулась, – деловито предположила Санька. – Опасность ей теперь дышит в затылок… И не только в затылок, а прямо в нос… и в другие разные места.

Тут она тоже немного прищурилась, разглядывая Нату. И добавила:

– Похоже, что макияж новый. Более тонкий. И дорогой. Да уж, прямо повзрослела девушка. Пора ей в дораму про большую любовь.

И с острым же прищуром на Славку воззрилась.

– Да она как будто и выше стала, – как ни в чем не бывало шарахнул Славка.

Санька заморгала:

– Это как?!

– Ну, у нее глаза были на уровне… это… моего носа, – показал на себе пальцем Славка. – А теперь – на уровне бровей.

У меня сердце екнуло!

– Ты что… – Санька сглотнула и сощурилась еще острее, еще опаснее. – Ты с ней это…

– Да ни разу! – выдохнул Славка, будто новогодней хлопушкой выстрелил.

Видно было, что не врет ни разу.

– Может, кроссовки другие надевает. Подошва толще, – пришло мне в голову нечто вполне правдоподобное.

– Она кроссовок не носит, – напомнил Славка. – Только берцы черные.

– Все особые приметы уже знаешь! – таки съязвила моя сестренка.

Мне не хотелось никаких сверхъественных межгалактических объяснений, хотя таковые с прошлого года сами собой напрашивались.

– Турю видел? – спросила Санька.

Ее уже сильно достал разговор про Нату Пак.

Славка эдак слегка таинственно глянул в сторону туалета и ответил в таком же духе:

– В общем, да.

– Придурочные вы какие-то сегодня все, парни, – выдала диагноз моя сестренка, а меня взяла и приобняла сбоку. – Все-все, кроме моего любимого братика.

От меня уж точно никаких таких непонятных и вредных для сестренки штучек ожидать не приходилось.

Когда уроки закончились, Артурчик, еще не выходя из класса, сразу к нам с сестренкой подвалил.

– Бро, послушайте! – Он нередко обращался так к нам обоим – «бро», – когда собирался сказать что-то важное. – Я сегодня не смогу вас провожать. Типа по семейным обстоятельствам. Форс-мажор дома нарисовался.

Странность была уже в том, что он обращался не к одной Саньке, а к нам обоим по такому поводу.

И чувствовалось, что начал подвирать, – и лучше было бы его остановить, чтобы уши у нашего друга не загорелись и чтобы его потом совесть не мучила…

– Да нет проблем, Турь, – сказал я. – Вообще никаких!

– Мы ж тебе не родаки, чтобы спрашивать, куда да что, – без капли издевки сказала моя сестренка. – И раньше ты так прямо мучительно не отговаривался… Не напрягайся. Давай чеши к своему форс-мажору!

Артурчик весь окаменел на пару секунд. Брови его черные-густые орлиными крыльями сошлись. Крылышками… Санька что-то свое уразумела и приобняла Артурчика:

– Давай-давай! Говорю, не напрягайся! Все в норме. – И ткнула его слегка кулаком под дых. – Пока.

Артурчик обмяк, собрался, повеселел и, попрощавшись окончательно, дунул. В этот момент мы уже одни в классе оставались.

Еще один вопрос с намеком задал про Артурчика Славка, когда мы втроем уже вышли со школьного двора и стало окончательно ясно, что Артурчика с нами не будет.

Мы объяснили Славке про Турин семейный форс-мажор.

И вдруг Санька выдала:

– Слушай, а ты когда-нибудь провожал ее домой после школы? Что-то не помню я такого.

Славка не притормозил, не остановился, но видно было, что слегка напрягся.

– Ну… я предлагал, но она сказала, чтобы я ее не провожал. Типа чтобы лишних сплетен не было. – Он сделал длительную паузу и все же выдал то, по поводу чего колебался, говорить или нет: – Ну, Сань, не забывай, что все это вообще ее инициатива.

– А я и не забываю, – тут же ответила Санька сухим тоном, потом осознала, что ответила сухо, и добавила с ласковой улыбкой: – Забей, Сань. Это у меня женская психология прорывается, ты не виноват.

И тут Славка лишнее брякнул:

– Ты только не ревнуй. Нет повода.

Про «нет повода» было сказано так же, как Артурчиком – про «форс-мажор».

Санька помолчала немного и сказала тихо:

– Ты о чем, Слав? Мы же друзья.

– С этой минуты до завтра – полный запрет на разговоры про Нату Пак, – отдал я жесткий, безоговорочный приказ по нашей армии.

– Мораторий, – кивнул Славка, знавший слова покруче. – Согласен.

– Умора… торий! – хмыкнула без злорадства моя сестренка. – Тогда, брательник, предлагай тему поинтересней.

– Пусть лучше Черный про свою козу расскажет. Как она там, – с кондачка пришло мне в голову.